Холодный огонь Кунц Дин
— Та-та-та-та-та-та.
Скорее прочь от мертвой старушки и девочки с половиной лица.
Ладони скользят по теплой картошке, натыкаются на горячий рыбный бутерброд, шлепают по липкой горчице. Холли на четвереньках ползет под столами, пробирается между перевернутыми стульями. Ее рука попадает в ледяную лужицу разлитой на полу кока-колы, и на стенке бумажного стаканчика Холли видит надпись:
«Утенок Дикси». Значит, она в кафе «Дворец Утенка Дикси». Это одно из ее любимых мест. Наверное, они поняли, что кафе не место для криков. Но кто-то всхлипывает и стонет, кто-то жалобно молит о помощи. Холли выбирается из-под стола и в нескольких шагах от себя замечает странно одетого человека. Человек стоит к ней боком и Холли не видит его лица. Он похож на ряженого во время веселого празднования Хэллоуина. Но это не праздник. Однако на мужчине маскарадный костюм: армейские ботинки и брюки, черная майка и берет вроде тех, что носят «зеленые береты», только черного цвета. Военная форма — явная бутафория: не бывает солдат с такими толстыми животами и недельной щетиной. Солдаты обязаны бриться. Странный человек просто вырядился под десантника. Перед ним на коленях молоденькая официантка. Холли запомнила ее рыжие волосы и улыбку, когда девушка подмигнула ей, принимая заказ. Она склонилась перед человеком в военной форме, опустила голову, словно в молитве. Холли явственно слышит ее умоляющий голос:
— Не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, пожалуйста…
Мужчина что-то выкрикивает о ЦРУ и шпионах, засевших в подвале кафе. Затем он умолкает и, уставившись на рыжеволосую девушку, приказывает:
— Посмотри мне в глаза.
— Пожалуйста, не надо, — молит та о пощаде.
— Посмотри мне в глаза, — снова требует он. Девушка испуганно поднимает голову, и человек в военной форме спрашивает:
— Ты думаешь, я идиот?
Официантка исступленно мотает головой.
— Пожалуйста, не надо, я ничего не знаю.
— Знаешь, сука! — яростно рычит убийца и целится девушке в лицо. Ствол автомата опускается и застывает в нескольких дюймах от ее щеки. Она невнятно всхлипывает:
— А-а-а-а…
— Цэрэушница! — орет «черный берет». Холли кажется: еще миг — и он расхохочется и отбросит в сторону автомат, все актеры, которые играют мертвых, встанут и тоже засмеются, на сцену выйдет хозяин кафе и раскланяется, как после окончания маскарадного представления. Но это не Хэллоуин. Человек в военной форме давит на курок.
— Та-та-та-та.
Рыжеволосая девушка исчезает. Холли угрем бросается назад и ползет прочь от страшного места. Только бы не попасться ему на глаза. Человек в военной форме — сумасшедший, самый настоящий сумасшедший. Вся измазанная в еде, падая на мокром полу и скользя в луже липкой крови, Холли пробирается мимо девочки в розовом платье.
Только бы он не услышал.
— Та-та-та-та-та.
Должно быть, сумасшедший стреляет в другую сторону. Ни одна пуля не ударяется рядом с ней, и Холли протискивается между стулом и телом мужчины с выпущенными кишками, продолжая двигаться к выходу. На улице завывают полицейские сирены, сейчас подоспеют копы и… Позади нее с грохотом переворачивается стол. Холли с ужасом оглядывается. Убийца заметил ее и бросился в погоню. Он идет по залу и неумолимо приближается, отодвигая столы, пиная подвернувшиеся под ногу стулья. Холли перебирается через ноги мертвой женщины, оказывается в углу и натыкается еще на один труп. Она в углу, зажатая мертвецами, и ей не выбраться отсюда. Сумасшедший настигает ее. Холли не хочет видеть его страшный оскал, не хочет смотреть на дуло автомата, как смотрела рыжеволосая девушка. Она отворачивается.
Такого пробуждения Холли еще не знала. Она проснулась не от крика или беззвучного стона, а от того, что стала задыхаться. Свернувшись клубком, Холли корчилась от спазмов в пустом желудке и захлебывалась несуществующей рвотой, которая, точно омерзительный кляп, забила ей горло.
Джим лежал на боку. Его слегка согнутые ноги вызвали у нее в памяти образ зародыша в материнской утробе. Он спал спокойно и дышал ровно.
Холли с трудом отдышалась и села. Ее не просто трясло, казалось, гремят все ее кости, с грохотом ударяясь друг о друга.
Она порадовалась, что с прошлого вечера не ела ничего, кроме пирожных. Иначе бы ее одежда приобрела дополнительные украшения.
Холли наклонилась вперед и некоторое время сидела, сгорбившись, закрыв лицо руками. Мало-помалу она успокоилась: лопатки перестали ходить ходуном, и только внезапная дрожь пробегала по коже.
Когда она наконец подняла голову, то первое, что бросилось в глаза, был свет, пробивавшийся в комнату сквозь узкие окна. Тусклый, грязно-розовый, слабый отсвет будущего ярко-синего неба — и все-таки это был солнечный свет. Неизвестно, удастся ли ей дожить до следующего дня.
Холли посмотрела на часы: десять минут седьмого. Рассвет только что наступил. Она проспала не больше двух — двух с половиной часов. Лучше бы совсем не спать. Она чувствовала себя совершенно разбитой.
Холли заподозрила, что Друг, используя свои телепатические возможности, насильно заставил ее заснуть. Необычайная достоверность ночного кошмара убедила Холли, что пришелец нарочно прокрутил у нее в мозгу ролик с отвратительным фильмом.
Но зачем?
Джим что-то пробормотал во сне, заворочался и снова затих. Его дыхание было глубоким, но ровным. Если ему и снится сон, то явно не тот, что видела она. Иначе бы он корчился и стонал, как мученик на дыбе.
Холли в который раз перебирала в голове детали ночного кошмара, спрашивая себя, не узнала ли она свою судьбу. Возможно, Друг хотел предупредить, что ей суждено умереть от пули безумного маньяка на заляпанном грязью и кровью полу «Дворца Утенка Дикси». Но Холли никогда не слышала о кафе с таким названием и даже представить не могла более нелепого места для смерти.
Она живет в обществе, где улицы переполнены жертвами наркобизнеса. У любого наркомана может «поехать крыша», и, схватив автомат, он бросится в ближайшую закусочную, чтобы отстреливать цэрэушников, плетущих свои шпионские сети. Она достаточно долго проработала в газете и видела не менее ужасные и трагические случаи.
Еще пятнадцать минут таких размышлений, и Холли совершенно расхотелось вспоминать о пережитом кошмаре. Она попыталась все разложить по полочкам, но потерпела неудачу и, чем дольше думала, тем сильнее запутывалась. Однако кровавая сцена убийства не стерлась из памяти, как забываются обычные сны, а стала ярче и отчетливей. Холли собрала всю свою волю, чтобы отвлечься от страшных воспоминаний.
Джим продолжал спать. Она было хотела разбудить его, но потом решила, что ему, как и ей, нужен отдых. Не похоже, чтобы Враг пытался использовать сон Джима в качестве двери. Известняковые стены и дубовые доски пола выглядели вполне обычно, и Холли не стала тревожить спящего.
Когда она осматривала комнату, ей на глаза попался желтый блокнот, лежавший на полу возле дальнего окна. Она швырнула его вчера вечером, когда Друг, вместо того чтобы заговорить, попытался письменно ответить сразу на все вопросы. Она не успела спросить и половины из того, что хотела, и теперь ей пришло в голову просмотреть блокнот с ответами Друга.
Холли тихонько отодвинулась от Джима, встала и прошлась по комнате, осторожно пробуя каждую половицу, чтобы убедиться, что они не заскрипят под тяжестью ее шагов.
Она нагнулась за блокнотом и услышала звук, от которого ее ноги словно вросли в пол, — глухие ритмичные удары, похожие на биение сердца.
Она посмотрела на стены, подняла глаза на сводчатый потолок. Яркое сияние лампы и льющийся из окон дневной свет не оставляли сомнений: известняк — это всего лишь известняк, а дерево — дерево.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Звук был глухой, негромкий. Он рождался вне стен мельницы, шел откуда-то издалека. Казалось, кто-то, прячущийся за вершинами коричневых гор, ритмично постукивает по коже барабана:
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Холли знала, что барабан здесь ни при чем. Так бьется сердце Врага, и тройной звук всегда возвещает появление жуткого монстра. Точно так же, как колокольчики сообщали о приходе Друга.
Она прислушалась — звук почему-то исчез.
Холли вся обратилась в слух.
Тишина.
Она с облегчением взяла блокнот и трясущимися руками стала перелистывать мятые страницы, которые гремели при малейшем прикосновении.
Джим мерно посапывал, и звук его дыхания отдавался в пустой комнате негромким эхом.
Холли прочла первую страницу, затем вторую. Если не считать вопросов, которые возникли у нее по ходу беседы, письменные ответы Друга ничем не отличались от того, что он сказал. Она быстро пролистнула третью и четвертую страницы, узнавая имена спасенных Джимом людей: Кармен Диас, Аманда Каттер, Стивен Эймс, Лора Ленаскиан… За длинным списком следовали описания великих деяний, которые им суждено совершить в будущем.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Холли встрепенулась и резко подняла голову. Звук доносился издалека, но был громче, чем в прошлый раз. Джим застонал во сне. Холли отступила от окна, намереваясь его разбудить, но страшный звук снова пропал. Очевидно, Враг где-то поблизости, но ему не удается проникнуть в сон Джима. Решив, что Джиму нужно во что бы то ни стало отдохнуть, Холли вернулась на прежнее место.
Пристроившись у окна, она продолжала проглядывать блокнот. Перевернула пятую страницу — и почувствовала, как спина покрылась гусиной кожей.
Осторожно, стараясь не шуметь, перелистнула шестую, седьмую страницы. Исписанные неровным почерком Друга, они были похожи как две капли воды. Вместо ответов на свои вопросы Холли увидела две фразы, повторяющиеся на каждой странице по три раза без всяких знаков препинания:
«Он любит тебя Холли
он убьет тебя Холли
он любит тебя Холли
он убьет тебя Холли
он любит тебя Холли
он убьет тебя Холли».
Она с первого взгляда поняла, что «он» может относиться только к Джиму, и сосредоточилась на второй фразе, пытаясь разгадать ее страшный смысл.
Внезапно ее осенило: Друг предупреждает, что ей грозит опасность: Возможно, пришелец возненавидел Холли За, то, что она привезла Джима на мельницу, подталкивает к поиску ответов и тем самым отвлекает от выполнения великой миссии. Если Друг — разумная половина внеземного сознания — проникает в мозг Джима и велит ему спасать людей, разве не может Враг — вторая половина — войти в его мозг и приказать убить? Вместо того чтобы материализовываться в виде монстра, гораздо проще подчинить своему влиянию Джима и превратить его в машину смерти. Сумасшедший ребенок, скрывающийся в личности инопланетянина, придет в восторг от подобной идеи.
Холли встряхнула головой, точно отгоняя назойливую муху. Нет. В это невозможно поверить. Джиму приходится убивать, чтобы спасти людей. Но он не способен на убийство невинных. Никакие инопланетные силы не сумеют заставить Джима изменить самому себе. У него доброе сердце, и даже самые могущественные пришельцы бессильны перед их любовью.
Но откуда у нее такая уверенность? Зачем выдавать желаемое за действительность? Телепатические способности Врага настолько чудовищны, что прикажи он ей сейчас броситься в пруд — и она, не раздумывая, прыгнет в воду.
Холли вспомнила Нормана Ринка. Хозяйственный магазин в Атланте. Джим буквально изрешетил Ринка и не мог остановиться, пока не всадил в окровавленный труп все восемь зарядов.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Все еще издалека.
Джим тихонько застонал.
Холли отпрянула от окна и уже было окликнула его, чтобы разбудить, но вдруг остановилась как вкопанная — возможно. Враг уже достиг своей цели. «Сны — двери». Она тогда не поняла, что хотел сказать Друг, и подумала: эти слова для пущего эффекта — нечто вроде театрального звона колокольчиков. Но, похоже, предупреждение Друга означало, что Враг способен проникнуть в мозг спящего. Может быть, на этот раз он не станет прятаться в стене, а, словно желая поглумиться, явится ей в облике Джима, превратив его в орудие убийства.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Звук приближается, становится громче…
Холли почувствовала, что сходит с ума. Ей грозит самая настоящая шизофрения. Еще немного — и она будет ничем не лучше Друга и его второй половины. Отчаянные попытки разобраться в поступках внеземного разума наталкивались на бесконечное число вариантов и каждый раз заходили в тупик.
От Вселенной, где все неопределенно, жди любой неожиданности. Что удивительного, если ночной кошмар легко обретает черты реальности. В зыбкой Вселенной реальность — тот же сон, а размышления о подобных вещах в ситуации, когда речь идет о жизни и смерти, могут довести до умоисступления.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Холли ждала, не в силах даже пошевелиться.
Глухие удары постепенно затихли.
Судорожно глотая воздух, Холли отступила и прижалась спиной к стене. Известняка она сейчас боялась меньше, чем Джима.
Не лучше ли разбудить его, пока не слышно страшного стука? Может быть, Враг вторгается в спящее сознание только тогда, когда раздаются глухие удары сердца чудовища?
Холли застыла в полнейшей растерянности. Взгляд невольно наткнулся на блокнот, который она держала в руке. Несколько страниц перелистнулось, и вместо страшной литании:
«ОН ЛЮБИТ ТЕБЯ ХОЛЛИ. ОН УБЬЕТ ТЕБЯ ХОЛЛИ» ей на глаза попался список спасенных Джимом людей с красочными доказательствами их гениальности и исключительности.
Холли увидела фамилию Стивена Эймса и сообразила: он единственный, о чьей судьбе отказался поведать Друг. Эймс запомнился ей, потому что оказался самым старым в списке — пятьдесят семь лет. Она прочла идущий ниже текст и ощутила, как в позвоночник вонзается ледяной стержень страха.
Стивена Эймса спасли не потому, что ему суждено стать отцом будущего великого дипломата, художника или целителя, не потому, что его последующая жизнь должна послужить процветанию человечества. Причина спасения раскрывалась в двенадцати коротких словах, и более страшных слов ей читать не приходилось:
«ПОТОМУ ЧТО ОН ПОХОЖ НА МОЕГО ОТЦА, КОТОРОГО Я НЕ СУМЕЛ СПАСТИ». Не «похож на отца Джима», как сказал бы Друг. Не «которого он не сумел спасти», как должен был бы сказать пришелец. А «МОЕГО ОТЦА.
Я НЕ СУМЕЛ. Я».
Под ногами у Холли разверзлась страшная бездна. Зыбкая Вселенная дарит ей совершенно новый и невероятный вариант.
Можно навсегда забыть о звездолете на дне пруда, об астронавтах, прячущихся на ферме десять тысяч лет. Их не существует и никогда не существовало. Но Друг и Враг — реальность, только они не половины, а трети личности, которая, обладая непостижимыми способностями божества, подобно Холли, заключена в земную оболочку. И злое и светлое начало живет в одном человеке — Джиме Айренхарте. Это он в десятилетнем возрасте столкнулся со страшной бедой, и он — ценой огромных усилий, окрыленный мечтою о звездных богах, — сумел вернуть себя к жизни. Он — смертельно опасный сумасшедший, желающий ее смерти, и одновременно добрый, умный человек, который ее любит.
Не ясно только, откуда взялись удивительные возможности Джима и почему он не знает, что таинственная сила — в нем самом, а не в мифическом пришельце. Открытие того, что в Джиме Айренхарте заключены все концы и начала, не только не упростило дело, а, наоборот, вызвало новый поток вопросов. Холли не могла разгадать природу поразительного явления, хотя и не сомневалась, что наконец докопалась до истины. У нее еще будет время над этим подумать, если, конечно, она останется в живых.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ… Доносятся издалека глухие удары. Холли, затаив дыхание, слушала, как звук приближается и становится громче.
— Лаб-даб-ДАБ, лаб-даб-ДАБ…
Джим зашевелился во сне и причмокнул губами, совсем как ребенок, которому снится сон.
Но его сознание раздроблено на три части, две из которых наделены огромной силой, и одна из них смертельно опасна. И с каждой секундой опасность растет.
— Лаб-даб-ДАБ…
Холли прижалась к каменной стене. Сердце так сильно прыгало в груди, что, казалось, застревало в гортани, и она все глотала и не могла проглотить застрявший в горле ком.
Удары затихли.
Наступила тишина.
Холли мелкими-мелкими шажками двинулась вдоль стены, направляясь к тяжелой, окованной железом двери. По пути она осторожно протянула руку и, нащупав ремешок от своей сумки, потащила ее к себе.
Расстояние до цели сокращалось. Но с каждым шагом в ней крепла уверенность, что уйти не удастся. Она представила, как дверь с треском захлопывается у нее перед носом, Джим просыпается, садится на полу и озирается по сторонам. Взгляд красивых синих глаз обжигает холодом и яростью.
Холли крадучись достигла порога и, продолжая наблюдать за Джимом, бесшумно выскользнула за дверь. Она боялась повернуться к нему спиной, но угроза скатиться по крутым узким ступенькам заставила ее оторвать взгляд от лица спящего и опрометью броситься вниз по лестнице.
Несмотря на серый утренний свет, наметивший контуры окон, первый этаж встретил ее глухой предательской темнотой. Она не взяла фонарь и пробиралась на ощупь, чувствуя, как вся исходит адреналином. Боясь наткнуться на что-то и с грохотом обрушить гору какого-нибудь хлама, Холли прижалась к стене спиной и боком медленно двинулась туда, где, по ее мнению, должен находиться выход. Оглянувшись назад, она с трудом различила нижние ступеньки лестницы, по которой она только что спустилась.
Вытянув вперед правую руку, Холли нащупала угол, сделала еще несколько шагов в потемках и оказалась в маленькой пристройке.
Вчера вечером в узком тесном коридорчике была темнота, хоть глаз выколи, но сейчас сквозь приоткрытую дверь внутрь просачивался бледно-серый отсвет.
Утро было хмурым, не по-августовски прохладным.
Ровная поверхность пруда выглядела серой и будничной.
Еле слышно звенели насекомые, их писк напоминал слабые радиопомехи в приемнике, включенном на самую малую громкость.
Холли подбежала к «Форду» и быстро открыла дверь.
Мысль о ключах заставила ее помертветь от ужаса. Она лихорадочно зашарила по карманам, и, на счастье, они оказались в джинсах, куда она их сунула после вчерашнего похода в уборную. Четыре ключа на медной цепочке: от фермы, от дома в Лагуна-Нигель и два от машины.
Швырнув сумку и блокнот на заднее сиденье, Холли поспешно села за руль, но не решалась захлопнуть дверь из опасения разбудить Джима. Она представила, как он выскочит из двери мельницы и, подчиняясь приказу Врага, в два счета вытащит ее из машины. Трясущимися руками Холли выбрала из связки нужный ключ. После нескольких попыток вставила его в замок зажигания. Повернула. Выжала педаль акселератора и облегченно вздохнула, услышав, как заработал двигатель.
Она захлопнула дверь и задним ходом поехала по узкой дорожке, идущей вокруг пруда. Колеса с ревом прокручивались, щебенка летела во все стороны и с грохотом барабанила по капоту.
Добравшись до участка между домом и сараем, где можно было развернуться, Холли, вместо того чтобы выехать на шоссе, нажала на тормоза и стала смотреть на мельницу, которая осталась на другом берегу пруда.
Бежать некуда. Где бы она ни спряталась, он все равно ее отыщет. Он может видеть будущее, хотя и не так хорошо, как хотелось бы Другу. Может превратить стену в живого монстра, сделать известняк прозрачным и светящимся, может послать за ней дьявольское чудовище. Ему ничего не стоит выследить ее и схватить. Он вовлек Холли в свои безумные помыслы и не позволит оставить предназначенную сценарием роль. Друг и Джим могут разрешить ей уйти, но Враг жаждет крови.
Может быть, ей повезет, и добрые силы остановят смертельный удар, укроют ее и спасут. Вряд ли. К тому же нельзя всю оставшуюся жизнь шарахаться от стен, опасаясь, что одна из них вдруг вздуется и откусит тебе руку.
И есть еще одна причина, почему она не может его бросить.
Ему нужна ее помощь.
Часть третья
Враг
Эдгар Аллан По«Одиночество»
- С детства был я отличен
- От соседских ребят.
- Мир во странном обличье
- Видел странный мой взгляд.
«Книга Печалей»
- Из биения меди
- Лютой мглы ледяной
- Разгорается в сердце
- Холодный огонь.
- Мыслей черная ярость,
- Стали замерший стон,
- Приближение к смерти —
- Холодный огонь.
- От безжалостной жизни
- Неприступный заслон,
- Путь спасенья от смерти —
- Холодный огонь.
29 августа
Глава 1
Сидя в машине, Холли со смешанным чувством страха и радостного возбуждения рассматривала старую мельницу. Она сама поражалась произошедшей в ней перемене настроения. Наверное, душевный подъем вызван тем, что впервые в жизни Холли ощутила ответственность за судьбу другого человека. И это не мимолетный каприз.
Она знала, что посвятит свою жизнь исцелению Джима и сделает все возможное и невозможное, чтобы они всегда были вместе.
Скажи сейчас Джим, что она свободна и вольна поступать, как ей вздумается, и пусть даже у нее не будет сомнения в искренности его слов, — она все равно останется, потому что в нем — ее спасение, а в ней — его.
Мельница, словно часовой, застыла тенью на пепельно-сером небе. Джим так и не вышел. Наверное, еще спит.
В его жизни осталось немало тайн, но многое уже открылось Холли в истинном свете. Иногда, как в случае с отцом Сузи Явольски, ему не удавалось спасти людей, потому что помогали Джиму не могущественные божества или пришельцы, наделенные даром предвидения, а собственные феноменальные, но все-таки несовершенные способности. Джим — не Бог, а даже лучшие из людей сталкиваются с пределом возможного.
Посчитав, что гибель родителей лежит на его совести, Джим решил оправдать себя в собственных глазах, спасая других людей: «ОН ПОХОЖ НА МОЕГО ОТЦА, КОТОРОГО Я НЕ СУМЕЛ СПАСТИ».
Теперь понятно, почему Враг выжидает, когда Джим заснет: Джима самого пугает кипящая в нем ярость, и, пока он бодрствует, ему удается подавлять в себе темные слепые силы. В Лагуна-Нигель монстр возник, когда он спал, а когда проснулся, чудовище пробило в потолке дыру и испарилось, точно сон. «Сны — двери», — предупреждал Друг, а вернее, сам Джим. Сны — действительно двери, но не для страшных и инопланетных паразитов мозга, а двери, открывающиеся в глубины подсознания, которые скрывают человеческие слабости и страдания.
У нее в руках и другие части головоломки. Вот только непонятно, как соединить их в единое целое.
Холли злилась на себя за то, что с самого начала выбрала не правильную тактику. Джим сказал, что он только орудие в руках могущественных сил, и она, вместо того чтобы копнуть поглубже, приняла его слова на веру. Еще обвиняла Джима в неумении брать интервью, а сама оказалась ничуть не лучше.
Холли всегда возмущала его готовность слепо верить всему, что скажет Друг. Теперь она поняла: появление Друга вызвано обычной причиной, порождающей у людей раздвоение личности: желанием уйти от бед и тревог окружающей действительности. Одинокий испуганный ребенок, которому едва исполнилось десять лет, попытался найти убежище в мире собственных фантазий, создав себе Друга — волшебное воплощение детских надежд. Стоило ей надавить на Друга, как Джим сразу воспротивился натиску: логика грозила разрушить мечту, в которой он отчаянно нуждался.
По той же причине — из боязни разрушить мечту — Холли не решалась задать вопросы, подвергающие сомнению самое существование высших сил, управляющих поступками Джима. Он вошел в ее жизнь, как герой из девичьих грез. Сцена удивительного спасения Билли Дженкинса никогда не изгладится у нее из памяти. До встречи с Джимом Холли и представить не могла, как сильно она в нем нуждается. Поэтому и не стала задавать вопросы, как сделал бы на ее месте любой настоящий репортер, а оставила Джима в покое, боясь оттолкнуть его своей настойчивостью.
Теперь вся надежда на правду. Джима исцелить нельзя, если не разобраться, откуда взялись эти странные фантазии и каким образом ему удалось развить в себе такие сверхъестественные способности.
Пальцы непроизвольно стиснули руль. Нужно действовать, но как — она не знала. И ни-1 кого вокруг, к кому можно обратиться за помощью. Ответы на ее вопросы лежат в прошлом или в подсознании Джима. И то и другое сейчас равно недостижимо.
Но затем Холли осенило: Джим уже дал ей ключ к разгадке оставшейся тайны. В Нью-Свенборге он предложил покатать ее по городу. Тогда она расценила его действия как попытку отсрочить поездку на ферму, но сейчас ситуация выглядит в ином свете: экскурсия по городу, где прошли детские годы Джима, принесла бы Холли ряд важнейших открытий. Ностальгические воспоминания о прошлом позволят проникнуть в тайны, без разгадки которых нельзя помочь Джиму.
Джиму необходима ее помощь. Часть его существа понимает, что он в плену у шизофрении, и хочет избавления от болезненных фантазий. Единственная надежда, что ему удастся выдержать натиск Врага до тех пор, пока они не узнают, что нужно делать. Злое начало в Джиме сделает все, чтобы ей помешать. Понимая, что успех Холли будет означать его смерть. Враг не упустит случая с ней расправиться.
Если им с Джимом суждено выжить и прожить жизнь вместе, их будущее заключено в прошлом, а прошлое надо искать в Нью-Свенборге.
Холли круто повернула руль вправо, собираясь выехать на шоссе, но внезапно остановилась и снова взглянула на мельницу.
Джим должен сам принять участие в своем исцелении. Бесполезно доискиваться до истины, если он потом ей не поверит. Нужно, чтобы он все увидел своими глазами.
Она любит его.
Она боится его.
Она любит и ничего не может с собой поделать. Любовь к Джиму стала ее плотью и кровью. А страхи развеются, стоит только устранить их причину.
Удивляясь собственной смелости, Холли поехала вдоль берега пруда и остановила «форд» у двери мельницы. Она три раза нажала на гудок и снова посигналила.
В дверном проеме появился Джим, щурясь от серого утреннего света.
Холли открыла дверь и вышла из машины.
— Ты проснулся?
— А что, разве я похож на лунатика? — спросил он, приближаясь. — Что случилось?
— Хочу убедиться, что ты проснулся, полностью проснулся.
Джим остановился в нескольких шагах от нее.
— Давай я для верности засуну голову в выхлопную трубу, а ты пару минут погазуешь. Что случилось, Холли?
— Нам есть о чем поговорить. Садись.
Нахмурившийся Джим забрался в машину и устроился рядом с ней на сиденье.
— Похоже, речь пойдет о не слишком приятных вещах.
— Угадал, приятного мало.
Крылья мельницы вздрогнули и, роняя гнилые щепки, с треском и скрежетом начали вращаться.
— Прекрати, — крикнула она Джиму в испуге, что пробуждение старой мельницы — только прелюдия к появлению Врага.
— Я знаю, тебе не понравится то, что я скажу, но, ради Бога, не пытайся меня остановить.
Джим не ответил. Он зачарованно следил за полетом деревянных крыльев и, казалось, ничего не слышал.
Мельница крутилась все быстрее.
— Не надо, Джим!
Он наконец услышал и повернулся к Холли, искренне недоумевая, почему она так волнуется.
— Что ты сказала?
Раз, раз, раз. Все быстрее и быстрее. Словно огромное колесо дьявольской колесницы.
— Черт! — Вне себя от страха Холли завела машину, и та рванулась прочь от мельницы.
— Куда мы едем? — встревожился Джим.
— Не бойся, это рядом.
Для Джима мельница — источник наваждений. Холли решила продолжить разговор в более удобном месте, откуда каменная башня будет не видна. Развернувшись перед домом, она выехала на шоссе и остановилась.
Холли опустила боковое стекло. Он последовал ее примеру. Она заглушила двигатель и повернулась к Джиму. Несмотря на все, что она о нем знала, Холли с трудом удерживалась, чтобы не коснуться его щеки, приласкать, провести ладонью по волнистым каштановым прядям.
Позапрошлой ночью он подарил ей мир ни с чем не сравнимых эротических переживаний, а сегодня его вид вызвал у нее прилив материнских чувств, но общение с ним может довести до самоубийства. «Боже мой, Торн, ведь он сказал, что убьет тебя!» — подумала Холли.
Но он также сказал, что любит ее.
— Почему все так сложно?
— Перед тем как начать… Я хочу, чтобы ты знал: я тебя люблю, Джим.
Более глупой фразы невозможно и представить. Звучит совершенно неискренне. Слова бессильны передать то, что она чувствует, потому что в ее смятенном сердце удивительно смешались любовь, тревога и надежда. Однако она повторила:
— Я действительно очень люблю тебя, Джим.
Он погладил ее по руке и улыбнулся довольной улыбкой:
— Ты замечательная, Холли.
Он не сказал: «Я тоже тебя люблю, Холли», но она и не тешила себя романтическими иллюзиями. Все не так просто. Любить Джима Айренхарта — все равно что одновременно любить мятущегося Супермена и Джека Николсона во всех его ролях. Все не так просто. Но по крайней мере не соскучишься.
— Когда вчера утром в мотеле я подошла к клерку, чтобы оплатить счет, ты сидел в машине и смотрел на меня. Я вдруг подумала: ты не сказал, что любишь меня. Я собиралась ехать с тобой на край света, оказывалась в твоей власти — а ты промолчал. Но потом мне пришло в голову, что я сама не произносила этих слов, боялась стать уязвимой, я хотела себя защитить. Теперь с этим покончено. Я, словно канатоходец, ступаю на тонкий трос, и внизу никакой страховки. Все это потому, что ночью ты сказал, что любишь меня. Смотри, Джим, такими словами не бросаются.
На его лице появилось удивленное выражение.
— Я знаю, ты не помнишь этого, но поверь, я говорю правду. Тебе нелегко дается слово, которое начинается на букву «л». В детстве ты потерял родителей и не хочешь сближаться с людьми, потому что боишься, что не перенесешь еще одной потери. Как тебе мой мгновенный психоанализ? До Фрейда мне, конечно, далеко. Что-то еще хотела тебе сказать… Словом, ты признался, что любишь меня, и немного попозже я тебе это докажу. Но сейчас я хочу, чтобы ты знал: я и представить не могла, что когда-нибудь почувствую к мужчине то, что я чувствую по отношению к тебе. Поэтому, если мои дальнейшие слова станут для тебя ударом, покажутся невероятными, пойми, что они идут от чистого сердца и во мне говорит только любовь к тебе.
— Да, Холли, но это… — растерянно произнес Джим.
— Давай по очереди: сначала я, а потом ты. — Холли наклонилась к нему, поцеловала и снова выпрямилась на сиденье. — Пожалуйста, помолчи и послушай, что я скажу.
Она поведала Джиму обо всех догадках, рассказала о своем побеге с мельницы и последующем возвращении. Он слушал с растущим недоверием и время от времени пытался ей возразить, но Холли жестом или легким поцелуем всякий раз заставляла его умолкнуть. Блокнот с ответами, который она достала с заднего сиденья, лишил Джима дара речи.
«ПОТОМУ ЧТО ОН ПОХОЖ НА МОЕГО ОТЦА, КОТОРОГО Я НЕ СУМЕЛ СПАСТИ».
Словно не веря собственным глазам, он трясущимися руками взял протянутый Холли блокнот. Перевернул страницу, другую — всюду две фразы: «ОН ЛЮБИТ ТЕБЯ ХОЛЛИ. ОН УБЬЕТ ТЕБЯ ХОЛЛИ». Блокнот в его руках заходил ходуном.
— Я никогда бы не сделал тебе ничего плохого, — сказал он дрожащим голосом, не сводя глаз с черных букв на желтом листке. — Никогда.
— Я знаю, тебе бы и в голову это не пришло. Доктору Джекиллу и в голову бы не пришло превратиться в кровавого убийцу мистера Хайда.
— Думаешь, это я, а не Друг?
— Уверена, что ты, Джим.
— Значит, если в блокноте писал Друг, а Друг — часть меня, ты думаешь, эти слова на самом деле можно прочесть: «Я люблю тебя, Холли»?
— Да, — тихо ответила она.
Он поднял голову, и их взгляды встретились.
— Если ты веришь в «я люблю», то почему не веришь в «я убью»?
— В этом-то все и дело. Я верю, что некая злая сила в тебе желает моей смерти.
Джим отшатнулся, будто она его ударила.
— Враг хочет, чтобы я умерла, очень хочет. Потому что я стала копаться в твоем прошлом, привезла тебя на мельницу и теперь заставляю бороться с источником твоих фантазий.
Он отрицательно затряс головой, но Холли продолжала:
— Для этого тебе и была нужна я. Именно поэтому ты меня позвал.
— Нет!
— Да, Джим. — Холли сознавала опасность, которой она подвергается, подталкивая его навстречу истине, но другого выхода нет.
— Миг, когда ты поверишь в существование Друга и Врага в себе самом, станет началом их конца.
— Враг так просто не уйдет, — покачал головой Джим и заморгал от удивления, заметив в своих словах потаенный смысл.
— Черт, — сказала Холли, чувствуя, как внутри растет радостное возбуждение. Слова Джима вольно или невольно подтверждают ее теорию и, самое главное, показывают, что он хочет вырваться из мира фантазий, в который сам себя загнал.
Джим побледнел и напоминал больного раком, только что узнавшего диагноз. По сути дела, он действительно поражен болезнью, только душевной, а не физической.
Свежий ветерок, залетевший в открытое окно машины, вдохнул в Холли новую надежду.
Однако радость оказалась недолгой. На странице блокнота, который держал Джим, неожиданно появились слова:
Читать бесплатно другие книги:
