Тик-так Кунц Дин

Лента с записью воображаемого разговора с матерью все еще проигрывалась у него в голове, когда Томми слегка притормозил и с осторожностью объехал сломанный ветром сук кораллового дерева, загородивший половину улицы.

В конце концов Томми решил не ехать в Хантингтон-Бич, потому что боялся обнаружить, что дом родителей перестал быть ему родным. Неужели он больше не принадлежит к членам семьи Фан, как принадлежал когда-то? Как ему тогда быть? Ведь он не может вернуться и в собственный коттедж в Ирвине, потому что там по темным комнатам и коридорам бродит голодный призрак с зелеными глазами! Есть ли на земле еще какое-нибудь место, которое Томми мог бы назвать своим домом? Пожалуй, нет. Он стал бездомным в самом полном и точном смысле. Гораздо более бездомным, чем те бродяги, которые вечно скитаются по улицам благополучных поселков, толкая перед собой тележки с никому не нужным мелочным товаром.

Нет, Томми еще не дошел до такого состояния, чтобы смириться с подобной участью. И он не поедет к матери, чтобы убедиться в том, что семья его отвергла. Уж лучше он будет сражаться с жуткой тварью один на один.

Но позвонить матери ему ничто не мешает.

Томми уже протянул руку к сотовому телефону, но сразу отдернул ее, не набрав даже номера.

"Автомобильные телефоны - для больших шишек. Ты теперь большая шишка, Туонг? Вести машину и одновременно разговаривать по телефону слишком опасно. Пистолет в одной руке, бутылка виски в другой... Да как ты вообще держишь этот телефон, Туонг?"

Томми вздохнул и дотронулся правой рукой до пистолета, лежавшего на пассажирском сиденье, но ни удобная форма рукоятки, ни ощущение всепобеждающей силы, отлитой в стали, больше не успокаивали его.

Несколько минут спустя, очнувшись от очередного приступа странной сонливости, которую навевали ритмичные движения щеток, Томми обнаружил, что находится на южной окраине Ньюпорт-Бич, на бульваре Макартура. Движение здесь было совсем слабым, и он довольно быстро ехал на запад.

Часы на приборной доске "Корвета" показывали всего половину одиннадцатого вечера.

Томми понял, что дальше так продолжаться не может. Он не должен петлять по ночным улицам и дорогам до тех пор, пока у него не кончится бензин или не случится что-нибудь еще более страшное. Эта дремота, которая одолевала его все чаще и чаще, это рассеянное внимание могли привести к тому, что он врезался бы в другую машину или перевернулся на мокрой мостовой.

Подумав об этом, Томми все же решился обратиться за помощью к членам своей семьи, но не к матери или к отцу, а к любимому старшему брату Ги Мин Фану.

В конце концов Ги тоже изменил имя; по-вьетнамски его звали Фан Мин Ги, но по приезде в Штаты он решил, что фамилия все-таки должна быть на последнем месте. Некоторое время назад он, как и Томми" тоже подумывал о том, чтобы взять себе американское имя, но в конце концов так и не решился этого сделать, чем снискал особое уважение родителей. Впрочем, своих четырех детей - Этель, Дженифер, Кевина и Уэсли Ги назвал по-американски, однако к этому мать и отец отнеслись совершенно нормально, поскольку все четверо родились уже в Соединенных Штатах.

Тон Тхат - самый старший из братьев Фан, который был на восемь лет старше Томми, - имел уже пятерых детей, и у каждого из них было по два имени: американское и вьетнамское. Первенцем Тона была девочка. Официально ее звали Мэри Ребекка, однако в семье она носила нежное имя Тху-Ха. В гостях у бабушки и дедушки - а также в обществе других консервативно настроенных старших - все дети Тона звали друг друга по-вьетнамски, а американские имена использовались ими в компании сверстников. Что касалось общения с родителями, то тут в зависимости от ситуации в ход шли то вьетнамские, то американские имена, но, насколько Томми было известно, никакой путаницы при этом ни разу не возникало.

В дополнении к своей досадной неспособности определить, кто же он все-таки такой, определить раз и навсегда, как определились в жизни его братья, но так, чтобы решение удовлетворило и его самого, Томми часто переживал, что у него пока нет собственных детей. Для его матери это, без сомнения, было настоящей трагедией. Родители Томми, воспитанные в старых восточных традициях, до сих пор рассматривали детей не как обременительную обязанность, не как заложников обеспеченной старости, а как подлинное богатство и благословение небес. В их представлении чем больше была семья, тем больше у нее было шансов выжить и тем большего успеха она могла добиться. В свои тридцать лет неженатый, бездетный, не имеющий никаких особых перспектив Томми (кроме, естественно, перспективы стать процветающим писакой, выдумывающим глупые истории о пристрастившемся к виски полоумном детективе) представлял собой серьезную угрозу мечте родителей об обширной империи Фанов, благополучие которой в их представлении было напрямую связано с численностью клана.

К моменту бегства семьи из объятого пожаром войны Вьетнама старшему Тону уже исполнилось шестнадцать, и он, успев впитать в себя немало национальных традиций и представлений, до некоторой степени разделял разочарование родителей в младшем сыне. Тон и Томми были близки как братья, но они никогда не были близки как друзья. Ги, хоть и был старше Томми на шесть лет, напротив, был ему не только братом, но и другом, и доверенным лицом в разного рода детских секретах и тайнах, и поэтому Томми не сомневался, что если кто-нибудь в этом мире и способен отнестись к его невероятной истории непредвзято, то это средний брат.

Пересекая шоссе Сан-Хоакин-Хиллз, расположенное всего в одной миле от шоссе Пасифик-Коуст, Томми обдумывал самый простой маршрут к семейной пекарне Фанов в Гарден-Гроув, где Ги как раз руководил ночной сменой рабочих, поэтому он не сразу обратил внимание на странные звуки, доносившиеся из двигателя "Корвета". Когда Томми наконец заметил их, он сразу понял, что на подсознательном уровне слышит этот едва пробивающийся сквозь монотонное повизгивание и стук "дворников" шум вот уже минуты две или около того. В моторе что-то негромко погромыхивало, и металл терся о металл.

Томми выключил обогреватель, чтобы лучше слышать посторонний шум.

Что-то разболталось.., и продолжало разбалтываться все сильнее.

Нахмурившись, Томми склонился над рулем и напряг слух.

Нет, он не ошибся. Подозрительный шум продолжался, и это серьезно его обеспокоило. Томми показалось, что он разобрал в этих звуках что-то угрожающее и.., знакомое.

Странная вибрация прокатилась по днищу. Шум не стал громче, но Томми чувствовал, как подрагивает под ногами металл.

Что за черт?!

Бросив взгляд в зеркало заднего вида и убедившись, что в непосредственной близости за ним не следует ни одна машина, Томми осторожно сбросил газ. Стрелка тахометра поползла по циферблату, скорость упала с пятидесяти пяти до сорока миль в час, но стук в двигателе нисколько не уменьшился, хотя обороты сильно упали.

Томми бросил взгляд на правую обочину. Она была довольно узкой и заканчивалась крутым склоном, за которым чернел не то овраг, не то поле. В любом случае Томми не хотелось останавливаться здесь, поскольку за пеленой дождя водители движущегося по шоссе транспорта могли и не заметить его "Корвет" на обочине. Чуть впереди виднелось здание библиотеки Ньюпорт-Бич, которое выглядело в этот час пустынным и заброшенным, а еще дальше - на взгорке, за серебристым занавесом дождя - горели огни офисных зданий и отелей Фэшн-Айленда. Эта часть бульвара Макартура всегда считалась довольно оживленным районом, но она была совсем не похожа на бульвар. Вдоль ее северной стороны не было ни пешеходных дорожек, ни уличных фонарей, и Томми вовсе не был уверен, что сумеет остановиться на обочине так, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от проезжей части и в то же время не свалиться в кювет.

Шум в двигателе неожиданно прекратился.

Вибрация тоже исчезла.

"Корвет" мчался по шоссе мягко и бесшумно, словно машина-мечта, каковой он, впрочем, и был.

Томми осторожно прибавил скорость, но шум не возобновился. Тогда он откинулся на спинку сиденья и, слегка расслабившись, выдохнул воздух - прислушиваясь к посторонним звукам, он, оказывается, затаил дыхание. И все же тревога не покидала его.

Из-под капота донеслось звонкое "Банг!", как будто, не выдержав напряжения, лопнула какая-то металлическая деталь. Руль в руках Томми задрожал, и "Корвет" с силой потянуло влево.

- О Боже!..

Навстречу ему ехали с холма две легковушки и фургон. На мокрой мостовой они не решались развить высокую скорость, но лобовое столкновение есть лобовое столкновение, а Томми никак не мог отвернуть. Навалившись на рулевое колесо всем своим весом, Томми повернул его вправо. "Корвет" послушался, но как-то неохотно.

Встречные машины стали прижиматься к своей обочине - это водители заметили, что "Корвет" вынесло через разделительную линию на встречную полосу, - но совсем уйти от столкновения они не могли: мешала пешеходная дорожка и бетонная стена, огораживавшая чье-то частное владение.

Мотор "Корвета" отозвался на первое громкое "Банг!" целой какофонией звуков: что-то стучало, побрякивало, терлось, попискивало, скрежетало, и этот грозный шум становился с каждой секундой все громче. Можно было подумать, что двигатель разваливается на ходу!

Томми испытал непреодолимое желание вдавить педаль тормоза до упора, но от резкого торможения "Корвет" бы неминуемо занесло, развернуло поперек шоссе, может быть, даже опрокинуло... Справившись с паникой, Томми начал притормаживать с осторожностью, но вскоре убедился, что с тем же успехом он мог бы встать на педаль обеими ногами, потому что тормоза не работали. Вообще.

Корвет продолжал мчаться вперед с прежней скоростью.

Нет, не с прежней... Акселератор как будто заело, и машина разгонялась все сильней.

- Боже мой, нет!!!

Томми с такой силой налег на руль, что едва не вывихнул себе плечо. "Корвет" слегка занесло, но он все же вернулся на свою сторону шоссе. По мокрой мостовой отчаянно метались отраженные огни фар - водители встречных машин в панике маневрировали по своей полосе, еще не видя, что им больше ничто не мешает.

Потом отказало и рулевое управление "Корвета". Бесполезный руль свободно вращался из стороны в сторону, но машина не слушалась.

К счастью, "Корвет" больше не понесло на встречную полосу. Вместо этого он вылетел на обочину и, выбрасывая из-под колес гравий, понесся куда-то в темноту и пустоту.

Томми выпустил руль из обожженных ладоней и закрыл лицо руками.

"Корвет" снес какой-то дорожный знак, продрался сквозь невысокие, но густые кусты и траву и сорвался с обрыва. Томми почувствовал, что летит.

Двигатель продолжал оглушительно завывать; его задыхающиеся цилиндры требовали новых и новых порций топлива.

На мгновение в голову Томми пришла дикая мысль, что "Корвет" вот-вот взлетит, словно самолет, и что вместо того, чтобы упасть на землю, он начнет набирать высоту и, взмыв над лохматыми верхушками финиковых пальм на углу бульвара Макартура и шоссе Пасифик-Коуст, перевалит через молчаливые здания бизнес-центра и жилые кварталы у побережья, чтобы нестись над темными просторами Тихого океана, держа курс в самый центр бури. Там его подхватит неистовый ветер и поднимет высоко-высоко над непогодой и дождем, в спокойствие и тишину лиловой стратосферы, где выше него будут только звезды, а под ним - только плотные облака, и, может быть, далеко на западе он увидит Японские острова, которые будут приближаться с каждой секундой. Почему бы, собственно, нет, подумал Томми. Если великий врачеватель Тьен Тай сумел облететь Землю на своей летучей горе, у которой не было никакого двигателя, то почему то же самое не может сделать он на своем "Корвете", мотор которого развивал мощность в триста лошадиных сил при пяти тысячах оборотов в минуту? Когда его машина потеряла управление и слетела с мостовой, Томми как раз приближался к концу бульвара Макартура, и насыпь, с которой он в конце концов свалился, была не настолько высокой, как в четверти мили ниже по склону. Тем не менее "Корвет" находился в воздухе достаточно долго, чтобы успеть слегка накрениться на правую сторону. Приземляясь, он ударился о землю правыми колесами, и одна из покрышек лопнула со звуком ружейного выстрела. Ремень безопасности больно врезался в грудь Томми, заставив его с силой выдохнуть воздух. Его рот был открыт, и он громко кричал, но не осознавал этого до тех пор, пока его зубы не клацнули друг об друга с силой, достаточной для того, чтобы разгрызть орех. Как и Томми, мотор машины тоже затих от удара, и, пока "Корвет" несло по инерции вперед, он сумел расслышать пронзительный визг твари. Звук доносился из сопел обогревателя. В голосе чудовища звучали торжествующие ноты. Между тем "Корвет" продолжал нестись по неровной земле с грохотом, который можно было сравнить разве что с восьмибалльным землетрясением на фабрике алюминиевой посуды. Ламинированное ветровое стекло покрылось плотной сетью трещин и рассыпалось в момент, когда, зацепившись за кучу земли, спортивный автомобиль развернулся и опрокинулся. Со звонким щелчком лопнули стекла дверец, с адским скрежетом смялась крышка капота. Она чуть было не откинулась, но "Корвет" перевернулся еще раз, и ее вдавило в двигательный отсек.

Освещая пространство перед собой чудом уцелевшей фарой, "Корвет" наконец остановился. Он лежал на правом боку, совершив, таким образом, два с четвертью оборота. А может быть, и целых три - Томми никак не мог правильно сосчитать. От удара и последовавших акробатических упражнений в голове у него все перепуталось, и он не мог даже сообразить, где верх, а где - низ. Перед глазами все плыло и кружилось, словно он только что прокатился на "американских горках".

Когда Томми настолько пришел в себя, что сумел рассуждать логически, он обнаружил, что водительская дверца находится теперь там, где должен был быть потолок, и что от падения на пассажирскую дверь, которая, видимо для разнообразия, решила побыть полом, его удерживает туго натянутый ремень безопасности.

В относительной тишине, наступившей после катастрофы, Томми слышал свое лихорадочное, неровное дыхание, пощелкивание и потрескивание остывающих деталей мотора, льдистый перезвон падающих куда-то вниз осколков стекла, шипение охлаждающей жидкости, вырывающейся из лопнувшего патрубка, да стук дождевых капель по обломкам.

Как ни странно, тварь молчала.

Томми не обольщался надеждой, что его безжалостный преследователь погиб во время крушения. В любую секунду он мог вышибить решетку обогревателя или пробраться внутрь сквозь несуществующее ветровое стекло, а в ограниченном пространстве искореженного салона Томми не мог двигаться достаточно быстро, чтобы спастись.

Неожиданно он почувствовал резкий запах бензина. Несмотря на отсутствие окон, его пары скапливались в салоне, и Томми едва не задохнулся. Прокашлявшись, он подумал о новеньком аккумуляторе "Корвета": если не лопнул корпус, то заряда в нем хватит еще надолго. Между тем, достаточно будет одной искры, одного замыкания, чтобы...

Он не знал, что хуже: позволить жуткой твари выцарапать себе глаза и перекусить сонную артерию или сгореть в собственной автомашине, о которой так долго мечтал, через какие-нибудь десять часов после того, как он ее купил. Джеймс Дин наслаждался своим "Порше-Спайдером" целых девять дней, прежде чем погиб, сжимая в руках руль.

Голова его все еще немного кружилась, но Томми сумел найти защелку ремня безопасности и, держась одной рукой за руль, чтобы не провалиться вниз, кое-как выпутался из прочных строп. Потом он нащупал ручку водительской дверцы, которая, как ни странно, поворачивалась, но то ли замок заело, то ли саму дверь заклинило - как Томми ни налегал на нее, открыть дверцу ему никак не удавалось.

К счастью, стекло здесь было выбито и в раме не осталось ни единого осколка. Попадавший в дыру холодный дождь заливал Томми лицо и волосы. Вытащив ноги из-под приборной доски, Томми скрючился самым невероятным образом и встал на выступавшую между сиденьями консоль коробки передач. Первым делом он просунул в разбитое окно голову, потом плечи и, убедившись, что не застрянет, подтянулся на руках и выкарабкался из салона. Спрыгнув с борта опрокинутого "Корвета", он угодил прямехонько в глубокую грязную лужу, где смешались спутанная побуревшая трава, глина и дождевая вода.

В воздухе еще сильнее запахло разлитым бензином.

Томми неуверенно покачнулся, но устоял на ногах и медленно огляделся. Он увидел, что "Корвет" вынесло на открытый участок земли на углу бульвара Макартура и шоссе Пасифик-Коуст, который был весьма лакомым кусочком с коммерческой точки зрения и предназначался для строительства крупного торгового центра. Насколько Томми помнил, в прошедшие годы здесь устанавливали то рождественскую елку, то тыквенные головы в День Всех Святых. Ему - и Бог знает какому количеству людей - крупно повезло, что сейчас был не декабрь, а начало ноября, иначе его "Корвет" врезался бы прямо в рождественскую толпу взрослых и детей.

"Корвет" лежал на боку, и Томми стоял возле его днища. Тварь, все еще скрывавшаяся где-то в развороченных механических кишках погибшей машины, издала жуткий вопль ярости. Томми машинально попятился от машины, наступил в другую лужу, поскользнулся и едва не шлепнулся назад.

Пронзительный визг, от которого ныли зубы и ломило кости, перешел сначала в рычание, потом - в натужное покряхтывание. Тварь шевелилась, царапалась, выламывала что-то, и Томми ясно слышал скрежет металла о металл. Он, естественно, ничего не видел, но догадался, что тварь застряла где-то в обломках и теперь прилагала все усилия, чтобы выбраться наружу.

Фиберглассовый корпус "Корвета" был разбит вдребезги.

Его мечта погибла безвозвратно.

Ну и Бог с ней. Ему крупно повезло, что он выбрался из опрокинутой машины без единой царапины. Правда, завтра утром у него будут ныть от напряжения все мускулы, несомненно обнаружат себя и другие источники боли, но это случится лишь в том случае, если он доживет до утра.

"КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ".

"ТИК-ТАК".

Интересно, подумал Томми, во сколько ему обошелся каждый час владения этим механическим чудом? Семь тысяч долларов? Восемь?

Он посмотрел на часы, пытаясь высчитать, сколько прошло времени с тех пор, как он оплатил свою покупку и получил ключи, но потом ему пришло в голову, что все это не имеет значения. Это были всего лишь деньги.

Как ему выжить - вот что было главным. "ТИК-ТАК".

Двигайся!

Продолжай двигаться!

Томми обошел машину спереди, на мгновение попав в луч единственной уцелевшей фары, но так и не смог рассмотреть, что делается в моторе, потому что крышка капота была плотно вмята внутрь. Зато он отчетливо слышал, как зеленоглазая тварь отчаянно бьется о стены своей железной темницы.

- Сдохни, и будь ты проклята! - воззвал Томми.

Издалека до него донесся чей-то крик.

Томми тряхнул головой, приводя в порядок мозги, и, несколько раз моргнув, чтобы стряхнуть с ресниц воду, повернулся к дороге. Сквозь пелену дождя он не без труда разглядел на бульваре две машины, которые остановились невдалеке от того места, где "Корвет" слетел с мостовой. На невысокой дорожной насыпи, ярдах в восьмидесяти от него, стоял какой-то человек с ручным фонариком. Он что-то кричал, но ветер относил слова в сторону, и Томми ничего не разобрал.

Движение в этот час было не сильным, но даже на шоссе Пасифик-Коуст, недалеко от места аварии, все же остановилось несколько машин. Правда, из них пока никто не вышел.

Человек с фонарем начал спускаться по насыпи, спеша на помощь Томми.

Томми изо всех сил замахал руками, призывая доброго самаритянина поторопиться. Ему хотелось, чтобы кто-то еще услышал отчаянный визг застрявшей под капотом твари или увидел ее своими собственными глазами, если ей паче чаяния удастся выбраться из переплетения труб и проводов. Ему нужен был свидетель.

В это время бензин, который, по всей видимости, понемногу скапливался под лежащим на боку "Корветом", наконец-то воспламенился. Оранжево-голубое пламя рванулось высоко вверх с вулканическим ревом, испаряя летящие ему навстречу дождевые капли.

Жаркая волна нагретого воздуха ударила Томми с такой силой, что он попятился назад, закрывая руками опаленное лицо. К счастью, ветер разредил пары бензина, и взрыва не произошло, но жар был так силен, что одежда и волосы Томми вполне могли бы воспламениться, если бы не намокли под дождем.

Из огня донесся неземной визг попавшей в западню твари.

Мужчина, успевший спуститься с насыпи, замешкался, испуганный поднявшимся чуть ли не до небес пламенем.

- Скорее! Скорее! - закричал Томми, хотя и знал, что ветер и дождь не позволят человеку с фонарем расслышать ни его зова, ни отчаянного визга чешуйчатого демона С грохотом и треском, похожим на хруст ломаемых костей, искореженная, объятая пламенем крышка капота сорвалась с петель и прокатилась мимо Томми, чадя и разбрасывая искры. Следом - словно джинн из бутылки - из пылающего ада моторного отсека выскочила тварь. Она ловко приземлилась на широко расставленные ноги прямо в грязную лужу в каких-нибудь десяти футах от Томми, и он вздрогнул. Кожа ее горела: бегущие языки голубого пламени быстро обгладывали остатки хлопчатобумажной ткани, но их жгучее прикосновение, казалось, вовсе не беспокоило чудовище.

С нарастающим ужасом Томми заметил, что тварь больше не визжит от бессмысленной и бездумной ярости. Похоже, вид пламени приводил ее в восторг. Воздев над головой обе лапы - точь-в-точь как человек, поющий осанну своему Богу - и раскачиваясь из стороны в сторону словно в религиозном экстазе, тварь неотрывно глядела не на Томми, а на охваченный огнем "Корвет" и на свои собственные верхние конечности, с которых, как будто светильное масло с какого-то мрачного алтаря, стекал голубой огонь.

- Да она растет!.. - ахнул Томми, не веря своим глазам.

Но зрение его не обмануло. Тварь действительно стала больше. Кукла, которую он нашел на Пороге, была не больше десяти дюймов длиной. Демон, который в экстазе приплясывал перед ним, имел рост около восемнадцати дюймов, то есть почти вдвое больший, чем когда Томми в последний раз видел его на пороге собственной гостиной.

И дело было не только в росте. Передние и задние лапы твари стали значительно толще, а туловище - массивнее.

Из-за охватившего тварь огня Томми не мог рассмотреть более мелких деталей, но ему показалось, что вдоль ее хребта появился остроконечный зубчатый гребень, которого раньше не было, а само существо как будто слегка горбилось. Кроме этого, в строении верхних конечностей чудовища проявилась явная диспропорция: его кисти были слишком длинны по сравнению с предплечьями.

Все это, впрочем, могло ему и показаться, но в одном Томми был совершенно уверен: его враг вырос.

Он ожидал, что тварь погибнет в огне, и зрелище того, как она наслаждается бушующим пожаром, совершенно загипнотизировало Томми. А это было небезопасно.

- Это просто безумие какое-то, - бормотал Томми, но не двигался с места.

Отсветы беснующегося пламени играли в летящих к земле дождевых каплях и в лужах воды на земле, которые сверкали, словно озера расплавленного золота, то вспыхивая, то пригасая, когда на них падала тень пляшущей твари.

Как она могла вырасти так быстро? И не просто вытянуться, но и стать толще, массивнее? Для этого твари необходима была пища - много пищи, чтобы обеспечить такой невиданный рост.

Что же она ела?

Добрый человек снова побежал к Томми, подсвечивая себе прыгающим фонарем, но ему оставалось преодолеть еще около шестидесяти ярдов. Пылающий "Корвет" заслонял от него приплясывающую тварь, и Томми понял, что незнакомый мужчина не увидит ее, пока не встанет рядом с ним.

Что же она ела?

Невероятно, но тварь, похоже, росла прямо на глазах Томми, росла по мере того, как пламя стекало по ее лоснящейся шкуре.

Томми наконец пришел в себя и начал медленно пятиться. Ему очень хотелось броситься наутек, но он боялся повернуться к твари спиной. Любое его резкое движение могло отвлечь тварь от восторженного созерцания огненной стихии и напомнить ей, что жертва находится совсем рядом.

Человек с фонарем был уже в сорока ярдах. Добрый самаритянин оказался крупным мужчиной в развевающемся плаще с капюшоном, который делал его похожим на монаха в сутане. Он тяжело бежал по лужам, то и дело оскальзываясь в грязи, но продолжал приближаться, и Томми вдруг испугался за его жизнь. Поначалу ему очень хотелось иметь свидетеля, но тогда он думал, что тварь погибнет в пламени. Теперь Томми чувствовал, что тварь не потерпит никаких свидетелей.

Он уже готов был крикнуть мужчине, чтобы тот держался подальше, даже рискуя привлечь к себе внимание врага, но тут вмешался случай. В дождливой темноте гулко прозвучал выстрел, за ним еще один и еще.

Мгновенно узнав этот звук, мужчина остановился в самой середине грязной лужи. Между ним и Томми оставалось чуть меньше тридцати ярдов, но опрокинутый "Корвет" все еще не позволял ему увидеть объятого пламенем демона.

Из огня донесся четвертый выстрел, за ним - пятый.

Торопясь как можно скорее выбраться из истекающего бензином "Корвета", Томми напрочь позабыл о пистолете. Да он скорее всего просто не нашел бы его. Когда произошла авария, "хеклер и кох" лежал на правом сиденье, и от удара наверняка завалился куда-нибудь под кресло. И вот теперь от высокой температуры порох в патронах воспламенился.

Осознав, что теперь для защиты от врага у него нет даже пистолета, который, впрочем, оказался неэффективным оружием против неземной твари, Томми перестал пятиться и застыл в нерешительности. Несмотря на дождевую воду, которая, казалось, пропитала его насквозь, во рту у него было сухо, как на песчаном пляже, прокаленном августовским солнцем.

Вместе с водой и холодом в душу его проникла паника. Страх, который испытывал Томми, подобно лихорадке сжигал кожу на его лбу и щеках, давил изнутри на глаза и выламывал суставы.

Томми повернулся и что было сил помчался прочь.

Он не знал, куда бежит; не знал даже, есть ли у него хоть какая-то надежда спастись. Первобытный, всепобеждающий страх за свою жизнь гнал его все дальше и дальше от места аварии. Впрочем, краешком мозга, которым инстинкт самосохранения еще не овладел, Томми понимал, что он, конечно, может обогнать тварь даже на своих двоих, но ему все равно не продержаться те шесть или семь часов, которые остались до рассвета. Рано или поздно - и скорее рано, чем поздно! - тварь все равно выследит его и настигнет.

И потом она росла.

Она становилась больше и сильнее.

И еще опаснее...

"Тик-так".

Мокрая грязь просочилась в кроссовки Томми; пучки спутанной мертвой травы и ползучие стебли лантаны затягивались на его ногах словно силки; отломанный ветром лист пальмы, словно перо гигантской птицы, вылетел из темноты и с силой хлестнул его по глазам. Казалось, сама природа сговорилась с тварью и сражалась теперь на ее стороне.

"Тик-так".

Бросив через плечо затравленный взгляд, Томми заметил, что пламя над "Корветом" хоть и светило достаточно ярко, понемногу теряло силу и ярость. Огонь, охвативший тварь и делавший ее похожей на маленький костер рядом с большим, уже почти совсем погас, но Томми убедился, что его враг еще не очнулся от транса и не преследует его.

"Крайний срок - рассвет".

Но до рассвета оставалась еще целая вечность.

Почти добежав до улицы, Томми рискнул оглянуться еще раз. Сквозь дождь он увидел только небольшие языки пламени, которые все еще облизывали тело твари - должно быть, пропитавший ее бензин уже почти выгорел. Тем не менее этих неярких желтых огоньков было вполне достаточно, чтобы Томми сумел разглядеть: тварь снова двигалась. За ним.

Она бежала не так быстро, как могла бы, - скорее всего потому, что еще не до конца очнулась от своего огненного транса, - но она все равно приближалась.

Томми пересек пустынную автостоянку и выбежал на угол Пасифик-Коуст и улицы Авокадо. Последнюю широкую полосу жидкой грязи он преодолел как конькобежец, скользящий по поверхности замерзшего пруда, а сделав следующий шаг, очутился по самые лодыжки в заливавшей перекресток ледяной воде, с которой не справлялись даже забранные решетками канализационные люки.

Прямо в ухо ему загудел автомобильный гудок. Громко заскрипели тормоза.

Томми не видел приближающейся машины, потому что смотрел сначала назад, а потом - прямо себе под ноги, опасаясь поскользнуться и упасть, и это едва не стоило ему жизни. Резко вскинув голову, он увидел совсем рядом с собой удивительно яркий фордовский фургон, который, сверкая желто-красно-золотисто-черно-зелеными бортами, волшебным образом возник из темноты, словно явился из другого измерения.

Томми бросился к нему. Мягко качнувшись на рессорах, фургон встал как вкопанный за мгновение до того, как толкнуть Томми, но сам Томми не мог остановиться так резко: на полном ходу он врезался в фургон, больно ударился о крыло и, отлетев вперед, упал прямо под колеса.

К счастью, он не потерял сознания. Схватившись за передний бампер, Томми кое-как поднялся на ноги.

Как оказалось, экстравагантная раскраска фургона не имела ничего общего с бредом сумасшедшего. Напротив, кто-то пытался оформить машину под музыкальный автомат в стиле арт-деко[5]. Летящие газели среди стилизованных пальмовых листьев, сверкающие серебряные пузырьки, вкрапленные в лоснящиеся черные ленты и еще более яркие золотые шары в лентах сочного алого цвета производили очень приятное впечатление. Когда водительская дверь отворилась, Томми услышал классическую композицию Бенни Гудмена "Прыжок в час ночи".

Пока Томми вставал, рядом с ним очутился водитель. Это была молодая женщина в белых туфлях, в белом брючном костюме, напоминающем униформу сиделки, и в черной кожаной куртке.

Эй, мистер, с вами все в порядке? - спросила она.

- Все о'кей, - просипел Томми.

- В самом деле о'кей?

- Да, конечно. Оставьте меня... Прищурившись, Томми поглядел на пустынную стоянку.

Тварь больше не горела, а мигающие огни аварийной остановки на корме фургона почти не пробивались сквозь дождливую тьму. Томми не видел своего преследователя, но чувствовал, как расстояние между ними сокращается. Возможно, тварь пока не торопилась, но она и не отказалась от своих намерений, это как пить дать.

- Поезжайте! - сказал он девушке и махнул рукой.

- Но вы, наверное... - настаивала она.

- Поезжайте, быстро!

- ..Ранены? Я не могу...

- Убирайтесь отсюда! - в отчаянии выкрикнул Томми, не желая, чтобы эта девушка оказалась между ним и демонической тварью. Он шагнул вперед, намереваясь как можно быстрее пересечь все шесть полос шоссе, на котором не было видно ни одной машины, кроме яркого фордовского фургона и нескольких легковушек на расстоянии полквартала к югу. Их водители сгрудились на обочине, глазея на догорающий "Корвет".

Девушка крепко схватила его за локоть.

- Это ваша машина так славно горит, мистер?

- Господи, леди, она приближается!

- Кто?

- Она'.

- Как-как?

- Она приближается! Томми попытался вырваться.

- Это ваш новый "Корвет"? - спросила девушка неожиданно.

Томми только сейчас узнал ее. Это была та самая блондинка, которая подавала ему чизбургеры и жареный лук несколько часов назад. Теперь он припомнил, что и кафе находилось где-то на этом шоссе.

Но теперь оно закрылось на ночь. Официантка возвращалась домой.

И снова Томми посетило ощущение, что он мчится на санях рока по глубокому ледяному желобу, мчится навстречу своей судьбе, которую он даже не начал постигать.

- Тебе нужно обратиться к врачу, приятель, - сказала девушка.

Томми понял, что так просто ему от нее не отделаться.

Но когда тварь увидит ее, она обязательно попробует избавиться от нежелательного свидетеля. И избавится.

Когда Томми видел тварь в последний раз, в ней было уже восемнадцать дюймов, и она продолжала расти. На ее спине появился зубчатый гребень, зубы твари стали больше, а когти - длиннее. Увидев девушку, она бросится на нее, растерзает зубами горло, исполосует когтями лицо.

Ее нежное горло.

Ее милое лицо.

Времени на споры больше не оставалось.

- О'кей, поехали к доктору, - согласился он, в волнении переходя на "ты", как сделала и она, узнав его. - Только увези меня отсюда.

Держа его под локоть, словно старика, девушка повела Томми к пассажирской дверце, обращенной к пустынной и темной стоянке.

- Да поехали же, черт! - выкрикнул Томми, вырываясь. Одним прыжком он добрался до двери и распахнул ее, но девушка, растерянная и удивленная его резкостью, осталась стоять перед своим раскрашенным фургоном.

- Быстрее! Или мы умрем оба! - снова закричал Томми, не скрывая своего отчаяния.

Одновременно он оглянулся через плечо, ожидая, что тварь вот-вот прыгнет на него из дождливой ночной темноты, но ее еще не было видно, и он забрался в "Форд".

Девушка скользнула на водительское место с поразительной быстротой и захлопнула дверь со своей стороны через секунду после того, как Томми захлопнул свою.

Выключив музыку, она спросила:

- Что же все-таки случилось? Ты как сумасшедший выскочил из темноты и едва не попал под колеса. Я едва успела...

- Ты глухая или просто дура?! - заорал Томми срывающимся от напряжения голосом. - Нам нужно убираться отсюда! Живо!

- Ты не должен так со мной разговаривать, - спокойно ответила она, но в ее голубых глазах промелькнул гнев.

Разочарование и безнадежность лишили Томми дара речи, и он в сердцах сплюнул.

- Даже если ты ранен или напуган, это не дает тебе права грубить. Это невежливо.

Сквозь боковое окно Томми бросил взгляд на стоянку.

- Я не люблю грубости, - сказала девушка.

- Мне очень жаль, - отозвался Томми, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

- Сдается мне, не очень-то ты раскаиваешься.

- Я раскаиваюсь.

- По твоему голосу этого не скажешь. Томми подумал, что еще немного, и он убьет ее сам, не дожидаясь, пока это сделает тварь.

- Мне, честное слово, очень жаль, - сквозь зубы процедил он.

- Правда?

- Честное-пречестное...

- Вот это звучит уже получше.

- Не могла бы ты отвезти меня в больницу? - спросил Томми голосом умирающего. Ему очень хотелось, чтобы девушка наконец-то тронула с места свою раскрашенную колымагу.

- Конечно, могла бы.

- Спасибо.

- Пристегнись.

- Что?

- Пристегни ремень безопасности. Это правило дорожного движения.

Ее влажные от дождя волосы цвета светлого меда прилипли ко лбу, на плечах блестели капли воды, и Томми напомнил себе, что из-за него девушка тоже может попасть в беду.

Разматывая длинную шуршащую ленту ремня и застегивая замок, Томми сказал со всем терпением, на какое он был способен:

- Прошу вас, мисс, пожалуйста, поезжайте! Вы не представляете, что здесь происходит!

- Тогда объясни. Я не дура, и с ушами у меня все в порядке.

На мгновение Томми заколебался - его история была слишком невероятной, чтобы он решился рассказать ее первому встречному, - но выхода у него не было, и он разразился длинной тирадой, прозвучавшей сбивчиво и слегка истерично:

- Эта штука.., эта кукла, которую они подложили ко мне на ступеньки!.. Когда стежки лопнули, у нее оказались настоящие живые глаза и хвост, как у ящерицы. И она напала на меня - бросилась мне на голову с карниза.., ну, где занавески. Она там пряталась. Когда я стал стрелять, то оказалось, что она может глотать пули просто на завтрак! Это само по себе плохо, но она еще и умна, дьявольски умна! И она растет...

- Кто растет? Кукла?

Разочарование Томми было таким глубоким, что он едва не сорвался.

- Тварь, которая вылезла из куклы! - воскликнул он. - Тварь с глазами змеи, маленькая и быстрая, как крыса! Она растет.

- Быстрое, как крыса, маленькое чудовище со змеиными глазами? - повторила девушка подозрительно глядя на Томми.

- Да! - в отчаянии выдохнул он.

С мокрым чавкающим звуком тварь ударилась в стекло пассажирской дверцы в нескольких дюймах от головы Томми, и ночь огласилась ее пронзительным визгом.

Томми тоже закричал.

- Вот дерьмо! - сказала девушка.

Тварь действительно выросла - тут Томми не ошибся, - но она еще и изменила форму. Теперь она напоминала человека гораздо меньше, чем тогда, когда она только вылупилась из чрева куклы. Ее голова стала непропорционально большой и отвратительно не правильной, а выпученные зеленые глаза злобно сверкали из глубоких глазниц под низким костистым лбом.

Официантка отпустила ручной тормоз.

- Сбей ее со стекла, - приказала она решительно.

- Не могу!

- Сбей!

- Как? Ради всего святого - как?

Пятипалые верхние конечности твари все еще походили на руки, но ее пальцы оставались пальцами лишь наполовину. Вся их нижняя поверхность была покрыта круглыми присосками, как щупальца спрута или осьминога. И с помощью этих бледных присосок, которые были у нее не только на руках, но и на ногах, тварь крепко держалась за стекло.

Томми отнюдь не собирался опускать стекло, чтобы столкнуть тварь. Ни за что.

Блондинка переключила передачу и так резко выжала газ, что они могли бы оказаться на противоположном конце галактики не больше чем за восемнадцать секунд. Стрелки на приборах дружно прыгнули вправо, двигатель взвыл так, что заглушил даже визг твари, но бешено вращающиеся покрышки только скользили по мокрой мостовой, и фургон - вместо того, чтобы достичь другого конца галактики или хотя бы следующего квартала, - остался на месте, выбрасывая фонтаны грязной воды из-под всех четырех колес.