В поисках Колина Фёрта Марч Миа
«Не срывайся на нее. Просто сверни разговор. Не увеличивай количество проблем».
– Это семейное дело. Мы все живем здесь, в Доббс-Ферри. А теперь, когда ты в положении, вы трое тоже должны жить здесь. Подумай о ребенке, если тебя не волнует собственный муж.
– Мне нужно идти, Мона, – сказала Джемма, просто кипя от злости. – До свидания.
Да как она смеет! «Подумай о ребенке, если тебя не волнует собственный муж».
Она должна получить интервью у Колина Фёрта. Должна.
Без толку потратив час на звонки, чтобы выяснить, когда же Колин Фёрт приезжает в город – даже парень, с которым встречалась Беа, второй помощник режиссера, не знал толком, по словам девушки, из-за накладок с расписанием, – Джемма засела за работу над статьей о «Доме надежды». Она не могла выбросить из головы Лиззи Доннер, пятнадцатилетнюю беременную, подопечную «Дома», настаивавшую, чтобы ее ребенка усыновила богатая семья из Бутбей-Харбора, где сама она воспитывалась в нужде. С болью в сердце Джемма вспоминала историю этой девочки. Лиззи думала, что нашла идеальных приемных родителей – очень богатых, католиков, как и она сама, живших в Бутбей-Харборе в особняке у воды, но каждый раз, встречаясь с этой парой, понимала, что ей не нравится жена. «Я хочу, чтобы у моего ребенка было все, о чем он только может мечтать, – сказала Лиззи. – Я думала, что это самое важное. Но жена такая притворщица, такая фальшивая – как она сможет стать хорошей матерью для моего ребенка?» Последнюю фразу Джемма опустила. Она пообещала написать только о сути того, что важно для Лиззи, не унижая ничье достоинство, к тому же девушка еще не сбросила эту пару со счетов. Джемма подумала о собственной матери – не притворщица, а просто холодная. Ее родители были отнюдь не бедными людьми, но деньги, поездки и дорогие летние лагеря уж точно никого не сделали счастливым.
Джемма перешла к абзацу о Линдси Тейт, женщине из Нью-Гемпшира, усыновившей ребенка, биологическая мать которого находилась в «Доме надежды» тридцать лет назад. Она просматривала свои заметки о Линдси, когда в животе возникла непонятная боль, похожая на спазмы при менструации. Джемма приложила к животу ладонь и встала, думая, что чересчур согнулась над ноутбуком. Но боль усилилась. Джемма прошлась по комнате, насколько позволяло ограниченное пространство, и боль сделалась столь нестерпимой, что она согнулась пополам. Что это такое?
Она теряет ребенка?
Джемма открыла дверь и схватилась за косяк, боль все росла.
– Изабел? – позвала она, пораженная отчаянием в своем голосе. «Пожалуйста, окажись на месте!»
– Джемма? – позвала сверху Беа. – С тобой все хорошо?
– У меня жуткие боли в животе, – с трудом выговорила женщина.
Беа сбежала вниз и через минуту вернулась с Изабел.
– Я беременна, – сказала Джемма. – Всего девять недель. Боль очень сильная.
У Изабел округлились глаза.
– Я везу тебя в больницу. Беа, подменишь меня в гостинице?
– Конечно. Не беспокойся.
Джемма едва держалась, пока Изабел помогала ей спуститься вниз. Что происходит? Согнувшись от боли, она доковыляла до машины Изабел, спазмы не отпускали.
– Милая, послушай. Я не хочу, чтобы ты волновалась, – сказала Изабел, подавая задним ходом с подъездной дорожки. – На раннем сроке беременности у меня тоже были жестокие боли в животе, а оказалось – ничего страшного. В отделении «Скорой помощи» тебе наверняка сделают ультразвук и все проверят. Не переживай.
Но Джемма переживала. У нее никогда не было таких болезненных спазмов.
– Я теряю ребенка?
Изабел прибавила скорости, сжав руль так, что побелели костяшки пальцев. Джемма, согнувшись, раскачивалась взад-вперед.
– Приехали.
Изабел остановилась у входа в отделение «Скорой помощи» и крикнула:
– У моей подруги девять недель беременности и сильные боли в животе!
Через несколько секунд сидевшую в кресле-каталке Джемму ввозили через автоматические двери в отделение «Скорой помощи». Не успела она оглянуться, как уже лежала на койке, а две медсестры хлопотали над ней, беря кровь на анализ и вводя внутривенно какую-то жидкость. «Дыши», – велела себе Джемма. Боль начала отступать. Подошел врач и, представившись дежурным акушером, объяснил, что для ультразвукового исследования намажет ей живот холодным гелем.
– Так, сердцебиение есть, – сказал он, и Джемма посмотрела на экран, прижав ко рту ладонь. – Я не понимаю, что вызвало боль, но она, похоже, уменьшилась, и ребенок чувствует себя прекрасно.
Джемма не могла оторвать взгляда от пульсации сердцебиения, от плода прямо перед ней – на экране. Ее частичка, частичка Александра. Впевые она почувствовала себя соединенной с растущей внутри нее жизнью. У нее действительно будет ребенок.
Ребенок, потеря которого опустошила бы ее, ведь она не получила бы возможности что-то почувствовать – и речь не о шевелении. Она имела в виду связь. Узы любви.
Медсестра помогла ей стереть с живота гель и предложила отдохнуть полчаса, прежде чем они ее отпустят. Джемма смотрела в потолок, переполняемая ощущением чуда, смешанного с холодным страхом.
Джемме посоветовали не переутомляться этим вечером, но прогулка не казалась такой уж нагрузкой. Ее потянуло к детской площадке на Главной улице, всегда полной ребятишек, которые лазали по фигурам персонажей сказок и качались на качелях. Она надеялась, что после пережитого страха ее взгляд на проблему изменится, возникнут все эти теплые и нежные чувства, в ней, в ее крови вдруг проявится неуловимый материнский инстинкт, и она станет совсем другим человеком.
Но, наблюдая за двумя только научившимися ходить малышами, нагружавшими песком ведерки в песочнице, она… вообще ничего не почувствовала. Никакого восторга, типа – о, какая прелесть, хочу такого же.
Только все тот же страх: что она не справится с этой задачей, провалит роль матери и домохозяйки, даже если целый день будет практиковать новый образ жизни.
Сама не зная почему, Джемма достала телефон и набрала номер матери.
– Джемма, приятно тебя слышать.
Как формально.
– Мам, я хотела задать тебе один вопрос. Ты планировала родить Анну или это получилось случайно?
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне просто любопытно. Я знаю, что твоя карьера очень важна для тебя, поэтому мне интересно, планировала ты забеременеть или нет.
– Планировала. И пять лет спустя была готова для следующего ребенка – для тебя. А в чем все-таки дело?
Джемма этого не ожидала. Она всегда считала, что обе беременности были неожиданностью. Но ее мать запланировала «перерывы» в своей жизни и карьере.
– Я беременна. Срок в январе. Наверное, я просто думаю о том, как со всем справлюсь.
– Не надо драматизировать ситуацию, Джемма. Ты наймешь хорошую няню и будешь делать, что тебе нужно. Хотя эта новость меня удивила. Я полагала, ты захочешь сосредоточиться на карьере еще в течение нескольких лет. Тебе нет и тридцати. Анну я родила в тридцать четыре, тебя – в тридцать девять.
Боже, неужели она, Джемма, кажется такой же Александру? Вероятно. Где поздравления? Где «Я буду бабушкой»? «А чего ты ожидала? – напомнила себе Джемма. – Что твоя мать вдруг переменится, хотя ты остаешься прежней?»
Но Джемма теперь переменилась… пусть даже совсем немного.
– Ну а я вот забеременела.
– Да, действительно! – В голосе матери наконец-то прорезалась радостная нотка. – И – поздравляю. Если ты уже размышляешь об именах, подумай насчет Фредерика, в честь моего отца.
– Вообще-то, Алексу нравится Александр-младший или Джемма-младшая.
Молчание.
– Ты шутишь? Никогда не пойму, когда ты шутишь.
– Не знаю, – улыбнулась Джемма и изумилась: сладкое воспоминание, как Александр вел пальцем по ее щеке, предлагая назвать дочку Джемма-младшая, и сказал, что она красивая и обладает хлестким умом, перекрыло ровную, холодную манеру матери. – В общем, я просто хотела сообщить тебе эту новость. Мне, пожалуй, пора.
Когда она отключилась, в сердце не осталось обычной пустоты, она не сожалела, что ее мать не изменилась, хотя, да, это было бы неплохо. Мать такая, какая есть. Джемма такая, какая есть. Александр такой, какой есть. Она только чувствовала, что прежний вакуум заполнился, и не только в животе. Дело в беременности? Не желать ее, потом едва не потерять ребенка и осознать, что она действительно что-то испытывает к маленькому существу под сердцем? Может, во всем виноваты эти последние недели работы над историей о женщинах, семье, беременности, препятствиях, надежде, об отчаянье, о мечтах – историей, захватившей ее саму, ее сердце, душу и разум.
Глава 19
Беа
– Я могу понять, что ты чувствуешь, – сказал Патрик, садясь напротив Беа за маленький круглый столик на балконе в своем отеле.
Даже вид на залитую светом гавань, необыкновенный ужин, который Патрик заказал через обслуживание номеров, и сам привлекательный сотрапезник не могли отвлечь Беа от того, что рассказала и показала ей Вероника.
Она глотнула вина, потеряв аппетит к жаренной на гриле семге.
– Но разве мои слова не были жестокими? Что я не знаю, как должна ее воспринимать?
Она пребывала в полной растерянности. Накануне вечером, когда она позвонила Веронике ради координат Тимоти, та отвечала как-то натянуто. Но этим утром Беа нашла адресованный ей конверт, подсунутый под дверь. Внутри были фотография и записка. Ее биологический отец. «Я подумала, возможно, ты захочешь это иметь. Тимоти Макинтош, март 1991 года».
Беа долго разглядывала снимок. Она очень походила на подростка, запечатленного там в кожаной куртке. Но сколько бы ни смотрела, никакой связи с этим человеком не ощущала. Вероятно, из-за услышанного от Вероники. Тимоти Макинтош никогда не чувствовал себя связанным с ней. А вот Вероника чувствовала.
Беа не воспользовалась полученными сведениями. Клочок бумаги, на котором она записала имя, адрес и телефон, лежал под одной из морских раковин на комоде в ее гостиничном номере. Прошлым вечером, закончив разговор с Вероникой, она взяла раковину и задала не дающий покоя вопрос: позвонить ли Тимоти Макинтошу?
Обычный шум, и ничего больше. Ни да. Ни нет. Просто… ничего. Она подождет пару дней, даст эмоциям улечься – ведь его адрес и телефон у нее есть, она может связаться с ним, когда будет готова.
– Эти отношения новы для вас обеих, – сказал Патрик, отправляя в рот последний кусок меч-рыбы. – Очень хорошо немного выждать. Разобраться, что ты чувствуешь, как тебе спокойнее.
Беа кивнула. Это разумно. Спешить некуда, а ощутить что-либо на пустом месте она не может. Надо осмыслить свои отношения с Вероникой. Так же как и Веронике требуется сделать то же самое по отношению к ней.
Патрик поднялся и встал позади Беа, его теплые руки принялись массировать ей плечи.
– Спасибо, что помогаешь мне в такой момент, – сказала она. – И спасибо за ужин. Великолепная еда. И весь вечер был великолепен.
– Всегда пожалуйста. И я тоже прекрасно провел время. – Он сел, подвинув стул поближе к Беа. – Завтра на площадке ожидается сущее безумие, и еще мы будем готовить к съемкам одну городскую закусочную, на несколько дней, но может, ты зайдешь повидаться часов в пять? Обидно ни разу не увидеть тебя за целый день.
– Я бы с удовольствием, но в пять у меня урок. С Мэдди, сестрой Тайлера.
– Тайлера Иколса, АВ? – спросил он. Как ей показалось, озабоченно.
Беа кивнула.
– Он платит мне пятьдесять долларов за час. Они мне определенно пригодятся.
– Наверное, мне не следовало бы ничего говорить, – начал Патрик, – но, учитывая твою ситуацию с биологической матерью…
Беа уставилась на него.
– О чем это ты?
Патрик как будто колебался.
– Послушай, я не знаю Тайлера так уж хорошо, и может, неправильно его понял, но не думаю. Примерно месяц назад, когда мы работали в Нью-Йорке, я случайно услышал его разговор с другим АВ о документальном фильме, который он снял в качестве дипломной работы, об усыновлении. Во всяком случае, Тайлер говорил тому парню, что его сестра – приемный ребенок и он разыскал для девочки родную мать… и вытряс из нее сколько-то денег. Он только что закончил колледж, был на нулях и прикинул, что она почувствует себя виноватой и даст ему все, что он пожелает, за встречу с дочерью. Надо отдать ему должное, он, кажется, искренне хотел помочь сестре, но, похоже, одним выстрелом убил двух зайцев, понимаешь? Установил контакт – и набил карманы.
– Боже, – проговорила Беа. – Какая низость.
– Если бы он не знал так хорошо свое дело, я бы его уволил. Впрочем… может, он просто трепался. Но я решил сказать тебе – вдруг он не захочет заплатить за обучение сестры?
Она будет начеку.
– Спасибо. Очень своевременное предупреждение. Так он получил деньги с биологической матери?
Она вспомнила слова Тайлера, что данный опыт принес разочарование, так что, по-видимому, нет. И неудивительно, что Тайлер просил не затрагивать этот вопрос при общении с его сестрой. Может, они оба мошенники. А может, сестра не подозревала, что затевал Тайлер.
– Не знаю, – ответил Патрик. – Просто убедись, что он честно с тобой рассчитается.
– Хорошо.
Ей нравилось, что кто-то за нее переживает: ей не хватало заботы.
Она проведет с Мэдди одно занятие и посмотрит. Если девочка покажется ей подозрительной, Беа не станет продолжать. Но и предвзято не отнесется, только потому, что ее брат негодяй.
– Мне очень нравится этот вид, – сказал Патрик, и на сей раз его лицо, огни и корабли оказали свое магическое действие.
Беа и Патрик выпили немного вина, потом он забрал у нее бокал, поставил его и поцеловал девушку.
Все мысли о родных матерях, отцах и подозрительных ассистентах видеоинженера вылетели у нее из головы – она думала только о губах Патрика, о восхитительных ощущениях, пробегавших по ее телу. Как давно она не целовалась? Почти год. Слишком долго.
Рука Патрика подобралась к застежке на джинсах Беа. Она задержала его руку.
– Ты действительно нравишься мне, Патрик. Но давай будем двигаться немного помедленнее, ладно? Мне правда пора. Но спасибо тебе за этот вечер.
– Ты уверена, что я не смогу убедить тебя остаться? – спросил он, поглаживая ее по спине.
– Мне нужно идти, – сказала Беа. – До скорого?
– Жду не дождусь, – ответил он и поцеловал ее на прощанье.
Мэдди Иколс опаздывала на их первое занятие. Беа даст ей двадцать минут, потом уйдет. Она села за квадратный стол в тихой комнате бутбейской библиотеки, стараясь не думать о том, что узнала о Тайлере… и возможно, о Мэдди. Вы вымогали деньги у биологической матери Мэдди? Может ли это быть правдой? Тайлер вроде бы заботится о сестре, но, с другой стороны, ведет он себя как хам, которому наплевать на элементарную вежливость.
Минуту спустя в дверь заглянула Мэдди, и Беа поняла, девочку ее присутствие не обрадовало.
– Надеялась, что я не приду, да? – спросила она.
Мэдди улыбнулась.
– Ну, вроде того.
– Что ж, мне нужны деньги. А тебе нужно сдать экзамен. Поэтому садись и поговорим о книге «Убить пересмешника».
Мэдди шумно вздохнула, бросила рюкзак на стол и уселась.
– Тебе надо написать эссе?
Девочка кивнула.
– Я должна взять из книги одну из четырех цитат, предположительно что-то для меня значащую, и на пяти машинописных страницах раскрыть ее смысл, используя дополнительные цитаты, не меньше пяти.
Она принялась писать на руке свое имя.
Беа отобрала ручку.
– Давай-ка посмотрим четыре цитаты.
– Вообще-то, я уже выбрала. Это легкая часть.
– Отлично. Прочти ее мне.
Если она выбрала цитату, Беа предстоит не такая трудная работа, как она боялась. Часто студенты, с которыми она занималась в Письменном центре, даже не читали задания, пока она их не заставляла.
Мэдди вытащила листок из скоросшивателя.
– Это слова Аттикуса Финча. Кажется, он отец той девочки, от лица которой ведется повествование? Ну, ладно, вот. «Я хотел, чтобы ты поняла, что такое подлинное мужество, а не представляла его себе в виде человека с пистолетом в руке. Мужество это когда ты еще до начала знаешь, что побеждена, но все равно начинаешь и, ни на что не взирая, заканчиваешь». Это самая длинная цитата из четырех, и я полностью ее поняла.
Беа воодушевилась.
– Объясни мне, что она для тебя значит, поскольку выбрать значимую для тебя цитату – часть задания.
– Ну, когда я сначала прочла их все, мне стало, короче, скучно, скучно, скучно. Но потом я дошла до этой, и она напомнила мне одно событие, случившееся в прошлом году.
– Можешь мне о нем рассказать?
Прикусив губу, Мэдди отвела взгляд, но то и дело поглядывала на Беа.
– Я приемный ребенок, и мой брат – Тайлер – помог мне найти мою настоящую мать, но она написала, что не хочет меня видеть, это ее право и, пожалуйста, больше не пишите. Но я все равно написала ей письмо, что просто хотела хотя бы разок ее увидеть, чтобы узнать, похожа на нее или нет. – Глаза Мэдди начали наполняться слезами. – Поэтому, когда прочитала цитату, вот об этом и подумала. Я потерпела полное поражение еще до начала, но все равно снова написала ей, потому что была должна.
Беа потребовалась вся выдержка, чтобы не обнять девочку.
– Она ответила мне, извинилась, но сказала, что не хочет со мной видеться, и точка. Но вложила свою фотографию. Хотите посмотреть?
– Конечно, – ответила Беа, представляя себя – в пятнадцать лет, не меньше – получившей подобный ответ от Вероники. Каким, наверное, разочарованием – крушением надежд – это стало для Мэдди.
Девочка протянула ей снимок. Лицо женщины показалась Беа жестким.
– Я тоже приемный ребенок, – призналась она. – И главная причина моего пребывания в Бутбей-Харборе – встреча с биологической матерью.
Мэдди раскрыла рот от изумления.
– Серьезно? Что же случилось?
– Ну, она, похоже, чудесный человек, но я просто не знаю, каково ее место в моей жизни. Мы встречались дважды, она ответила на самые важные для меня вопросы… и на все другие… а теперь я даже не представляю, как дальше развивать наши отношения. Думаю, я отступилась от нее.
– А я совсем не могу наладить отношения. Не представляю, как можно не желать присутствия в своей жизни родной матери, особенно если она милая. Тебе так повезло.
Беа сжала руку Мэдди.
– Но раз вы все еще в городе, – проговорила Мэдди, – может, эта цитата подходит и вам.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вы же потерпели своего рода поражение от себя… в смысле, из-за своей неуверенности. Но вы все еще здесь. Вы же не вернулись домой.
Беа улыбнулась.
– Пожалуй, ты в чем-то права. Ставлю тебе пять с плюсом, – добавила она, и Мэдди расцвела. – Ты читала дальше? Что данная цитата, которую ты очень хорошо поняла, означает в книге, по-настоящему интересно. Печально, но интересно.
– Я одолела только две страницы. Насчет подробностей о том городке? Такая нудятина.
– Ну, эти подробности помогают понять, какой была жизнь во времена описываемых в книге событий. Вот так же ты могла бы обрисовать сегодняшнюю жизнь в Мэне человеку через сто лет.
– И какой же она была тогда?
Беа коротко дала Мэдди представление о тридцатых годах двадцатого века, о депрессии, о расовых отношениях на Юге.
– Затем появляется Аттикус Финч, очень честный, благородный адвокат, вдовец с двумя маленькими детьми, который берется защищать афроамериканца, обвиняемого в изнасиловании белой женщины. Прежде всего, никто не считает, что чернокожий мужчина вообще заслуживает суда. Они просто уверены, что он виновен и его следует повесить. Аттикус понимает, что присяжные не поверят его слову против слова той женщины.
– Так… вот что означает эта цитата – адвокат знает, что проиграет, но все равно защищает того парня?
Беа кивнула.
– И выступает против гнездящегося в городе многочисленного зла. В конце концов благодаря ему у многих людей открываются глаза. Но главное, он учит своих детей чему-то очень, очень важному.
– Чему?
– Я хочу, чтобы ты сама это выяснила, – сказала Беа. – Знаешь, поскольку мы здесь с тобой одни, я закрою дверь и прочту тебе первую главу. Когда придешь сегодня вечером домой, прочти следующие две. Затем еще две завтра вечером. Продолжай так, по две главы в день, и на следующем занятии обсудим то, что ты успеешь прочитать.
– Хорошо, – согласилась Мэдди, и Беа поняла, что увлекла девочку. Заставила ее услышать.
Тайлер приехал за Мэдди ровно через час. Без планшетки и карточки с именем на шее он выглядел по-другому. Не таким… сволочным.
– Я запросто сдам этот экзамен, – сказала она брату, надела наушники и с книгой в руках плюхнулась в огромное кожаное кресло в главной комнате библиотеки.
– Вижу, занятие прошло хорошо, – сказал Тайлер. – Я удивлен. – Он достал две бумажки по двадцать долларов и одну десятку и протянул их Беа. – Спасибо.
Что ж, во всяком случае, он не пытался уклониться от уплаты, как предостерегал ее Патрик.
– Мы едем ужинать в «Рай в гавани», любимый ресторан Мэдди. Поедемте с нами, если свободны. Вы ей, похоже, понравились.
Вообще-то, Беа циником не была, но невольно подумала, что Тайлер пригласил ее только для того, чтобы перевести разговор на «Убить пересмешника» и дать Мэдди лишний бесплатный час занятий.
– У меня свидание с Патриком, но спасибо.
Тайлер традиционно закатил глаза.
– Надеюсь, вы не связываете с ним никаких надежд. Говорю вам, он отъявленный бабник.
– Мне он кажется славным.
– Верно. Он, видимо, пообещал вашей родной матери роль со словами, так?
– Он даже не в курсе, кто из статисток моя биологическая мать.
– И знаете почему? Потому что ему наплевать. Вы для него просто красивая молодая девушка. Будьте осторожны. Больше я ничего не скажу.
Теперь уже Беа закатила глаза. Патрик столько времени внимательно ее слушал, тем самым доказав, что переживает за нее.
– Спасибо за непрошеный совет.
Она подошла к Мэдди и постучала ее по плечу. Девочка освободила одно ухо от наушника.
– Запомни, читай по две главы каждый вечер на этой неделе. Мы снова встретимся в следующую среду. Обещаешь?
– Обещаю, обещаю. Фонтан Треви ждет меня.
Мэдди Иколс понравилась своей наставнице, и Беа ни в коем случае не даст ей провалить экзамен. Она очень надеялась, что подкуп в виде Италии и фонтана Треви не был пустой болтовней со стороны Тайлера и он действительно отвезет туда сестру.
Вернувшись к себе в гостиницу, Беа достала из-под морской раковины бумажку с координатами Тимоти Макинтоша и уставилась на нее.
Она вспомнила слова Мэдди: «Не представляю, как можно не желать присутствия в своей жизни родной матери, особенно если она милая. Тебе так повезло».
А вот насколько ей повезло с родным отцом, Беа не знала. Двадцать два года назад он отрицал свое отцовство. Окончательно и бесповоротно бросил Веронику. За время пребывания в «Доме надежды» она не получила от него ни одной весточки.
Может, он и правда верил тому, что сказал Веронике. Он не отец и не может им быть. А на самом деле совсем неплохой человек.
Беа приложила раковину к уху.
– Позвонить ему? Прямо сейчас?
Шум ничего ей не подсказал. Это как в игре в вопросы и ответы: спроси еще раз позже.
Она могла бы немедленно снять трубку и набрать номер, как сделала в случае с Вероникой. Но та хотела связаться со своей дочерью, а Тимоти Макинтош был совершенно чужим человеком. А принимая во внимание, как он бросил Веронику, маловероятно, что вообще обрадуется появлению Беа.
Она посмотрела в окно – на звезды, на вершины деревьев. Но это надо сделать, закончить.
Она взяла лист бумаги с эмблемой «Трех капитанов» и написала:
Уважаемый мистер Макинтош!
Надеюсь, Вы не посчитаете мое письмо чрезмерно назойливым. Меня зовут Беа Крейн, и я – биологическая дочь Вероники Руссо, которая назвала вас моим биологическим отцом. Я родилась 12 октября 1991 года в Бутбей-Харборе. Со слов Вероники я поняла, что вы отрицали отцовство ее ребенка, и, как понимаю, можете не быть моим биологическим отцом. Я пишу, потому что нахожусь в Бутбей-Харборе и недавно впервые встретилась с Вероникой, узнав, тоже совсем недавно, что меня удочерили. Мне интересно встретиться с Вами, если Вы не против, и я согласна на проведение анализа ДНК, если Вы этого пожелаете. Мне бы очень хотелось узнать о семье моего биологического отца. Кстати, уверяю Вас, только это меня и интересует.
Спасибо,
Беа Крейн.
Она надписала конверт и, дойдя до почтового ящика на углу Главной улицы, проводила взглядом исчезнувшее в его недрах письмо.
Глава 20
Вероника
Субботу Вероника провела на кухне, в окружении муки, сливочного масла, сахара и корзин с фруктами. Она пекла двенадцатый клиентский пирог за день, этот последний был лаймовым – «Уверенность» для ее соседки Фриды, нервничавшей в связи с подачей заявления на программу подготовки медсестер – в качестве второй профессии. Натирая цедру в миску, поверх сгущенного молока, яичного желтка и сока лайма, она пыталась и сама собраться с духом – чтобы позвонить Беа. Позвонить Нику. С вечера понедельника от него не было никаких вестей. Ни слова с тех пор, как они с Ли покинули ее дом после занятия. Она была уверена, что он заедет или позвонит – как-то проявится, – но ничего подобного. Возможно, она увидела больше в их расцветающей… дружбе, чем там было. Или же посещение занятий имело какие-то последствия из-за ополчившихся на ее пироги дедушки и бабушки Ли. Тем не менее она не могла не думать о нем, благодаря чему ее пироги «Любовь» и «Надежда» исключительно удавались в последние несколько дней.
Зазвонил телефон, и, вытерев руки, Вероника схватила трубку, скрестив пальцы, чтобы это оказалась Беа. Дочь тоже не давала о себе знать с вечера понедельника, когда позвонила ради сведений о Тимоти. Пять дней. Связалась она с Тимоти или нет? Отказался ли он от своего отцовства? Или сейчас они сидят друг против друга в ресторане?
– Алло, Вероника слушает.
Секундное молчание. А потом:
– Вероника, это Тимоти. Макинтош.
Она выронила трубку и подхватила ее. Господи Иисусе! Сердце колотилось, во рту пересохло.
– Вероника? Ты меня слышишь?
Она глубоко вдохнула.
– Слышу.
Она не удивилась, что он ее нашел: номер телефона и адрес значились в телефонном справочнике.
– Вчера я получил письмо от некой Беа Крейн. Это правда? Я – отец? В смысле, без тени сомнения?
Вероника села к столу, пытаясь оправиться от шока при звуке его голоса.
– Я была девственницей, когда начала с тобой встречаться, Тимоти. Ты был единственным парнем, с которым я спала до девятнадцати лет.
Она услышала его судорожный вздох.
– Ты уверена? Абсолютно уверена?
– Уверена. Сейчас, как и тогда.
Несколько мгновений он молчал.
– Она написала мне письмо. Сказала, что готова сделать анализ ДНК, если я этого пожелаю. Полагаю, мне стоит на это пойти, просто ради юридической стороны вопроса.
Вероника услышала тревогу в его голосе, страх. Тот же самый голос, что и в шестнадцать лет, разве что немного ниже.
– Ей двадцать два года, и при рождении она была официально удочерена. У тебя нет никаких законных обязательств перед ней, Тимоти, если тебя это заботит.
– Просто я так ошеломлен, это слишком неожиданно. Она говорит, что хочет со мной встретиться, чтобы узнать о семье своего биологического отца.
– Она очаровательная девушка, Тимоти. Могу тебя в этом заверить.
Читать бесплатно другие книги:
