Сонька. Конец легенды Мережко Виктор

— Как вам это удастся и насколько быстро?

— Вас торопят?

— Есть такое.

— Через своих агентов, ваше высокородие, мы соберем сведения, систематизируем их, после чего начнем вести тщательную слежку за наиболее вероятными личностями.

— А почему увечья именно надбровной части лица?

— Дама, возглавлявшая налеты, прикрывала черной повязкой как раз этот лицевой сегмент. Не думаю, что ею руководило желание эпатажа. Скорее всего, некое увечье. А это уже серьезная зацепка.

— Но возможны и другие варианты наличия той же кисеи или повязки на глазу. Например, желание максимально скрыть лицо.

— Зачем?

— Понятно зачем. Повести полицию по ложному следу, сбить с толку, максимально запутать историю.

— Нет, ваше высокородие. Преступники в своей массе много глупее, чем мы себе представляем. Составлять хитроумные схемы, чтобы самим же в них запутаться, — это не для наглого и бесцеремонного налета. Поверьте моему опыту, все значительно проще и натуральнее.

— Хорошо, — поднял ладони Икрамов. — Вы много опытнее меня в вашем ремесле, поэтому я доверяю вам. Просьба… Если у вас появится некая ясность в ведении дела, обязательно проинформируйте в первую очередь меня.

— Можете в этом не сомневаться, ваше высокородие. — Гришин пожал протянутую руку Икрамова и покинул кабинет.

…Был ранний вечер. Варвара Антошкина уже покинула кабак на Конюшенном, где провела не один час в бесполезном глазении на полупьяных и пьяных мужиков, стала ловить случайного извозчика. И вдруг от неожиданности даже застыла.

В кабак направлялись два господина, и один из них был азиат.

Антошкина отмахнулась от подкатившего лихача, поискала глазами возможного городового и увидела его на другой улице в каких-то ста шагах.

Заспешила к нему.

— Чего тебе? — недовольно спросил тот, видя спешащую к нему деваху.

— Слушай сюда, — торопливо заговорила та. — Зови еще пару фараонов, возможно, будем крутить одного господина.

— Совсем сбрендила, манька? — возмутился городовой. — Гляди, как бы саму сейчас не скрутил в участок.

Антошкина достала из кармана нижней кофточки филерскую бляху, сунула ему чуть ли не под нос.

— Понял? Зови подмогу и топчитесь возле того кабака.

— Долго топтаться?

— Пока не появлюсь. А как свистну, сразу его и хватайте. Косенький такой, азиат!

Городовой с недоверием посмотрел ей вслед, затем поспешил в сторону двух полицейских, прогуливавшихся на углу Невского и Екатерининского канала.

В кабаке половина столов была свободна. Варвара бегло оглядела помещение, наметанным глазом вмиг поймала азиата и его приятеля в дальнем углу — это были Жак и Китаец, — направилась к соседнему с ними столику.

Громко отодвинула тяжелый стул, рухнула на него грузно, со вздохом.

— Половой!

Половой подошел сразу, поинтересовался:

— Решили вернуться?

— Не твое поганое дело!.. Вина бутылку!

— Французского или подешевле?

— Пьем только французское!

— Слушаюсь, госпожа.

Половой ушел выполнять заказ. Антошкина обвела неуверенным взглядом зал, остановилась на соседях. Они о чем-то почти неслышно спорили, и состояние у них было довольно нервное.

— Кавалеры! Ку-ку! — позвала Варвара. — Не желаете разделить одиночество прелестной дамочки?

— В следующий раз, — отмахнулся Китаец и снова углубился в разговор с Жаком.

Половой принес бутылку вина, при клиентке откупорил ее, дал попробовать девице. Она одобрительно кивнула:

— Наполни.

Тот исполнил распоряжение и удалился.

Варвара подняла бокал, кокетливо позвала:

— Мужчинки!.. Ваше драгоценное! — Выпила, посидела какое-то время, снова налила вина. — Господа! — Поднялась, направилась к соседям. — Умоляю, развлеките женщину. У нее сегодня препоганое состояние! — Опустилась на свободный стул рядом с Китайцем, попыталась положить ему руку на плечо. — Как тебя кличут, милый?

Он довольно грубо сбросил руку, так же грубо ответил:

— Ишаком! Который не только возит, но и брыкается!

— Так вы Ишачок?.. Очень дивное животное. Обожаю ишаков.

— Пошла отсюда!

— Нехорошо… Очень нехорошо так с девушкой разговаривать. И потом такие резкие жесты!.. Не только ишак, но и быдло!

— Мадемуазель, — вмешался Жак, — мы закончим беседу и непременно уделим вам внимание. Будьте любезны, посидите пять минут за своим столиком.

— Но он хамит!

— У него сегодня тоже дурное состояние.

— А мне плевать!.. Сегодня я ушла от мужа, и мне необходимо с кем-то побеседовать. Иначе подохну!

— Потом… Чуть погодя, сударыня. Мы к вам скоро подсядем.

— А вы, мой косенький ишачок, тоже обещаете?

Антошкина попыталась погладить Китайца по голове, но он с такой силой оттолкнул ее, что дама свалилась со стула и грохнулась на пол, пролив вино.

— Бьют! — заорала. — Убивают!.. Половой, зови городового!

Тот бросился ее поднимать, но она продолжала кричать:

— Городового зови, сказала!.. Покалечили!.. Избили!

Жак быстро бросил на стол рублевую купюру и вместе с Китайцем заторопился к выходу.

— Держи их! — вопила Антошкина, поднимаясь и настигая мужчин. — Где полиция!.. В участок паразитов! Половой!

Обслуга кабака, привлеченная скандалом, столпилась на входе в поварскую, половой метнулся звать городового. Варвара тем временем догнала Китайца, вцепилась в пиджак.

— Что ж, изувер, натворил?.. За что изуродовал невинную и несчастную?.. В острог тебя, в острог!

Жак отшвырнул девицу, подтолкнул товарища к входной двери, и они вывалились на улицу.

Антошкина не отставала. Увидела городового и двух полицейских, метнулась к ним.

— Полиция!.. Городовой!.. Держите их! Особенно косоглазого! Ишака чертова!.. Избил женщину, покалечил!

Городовой умудрился перехватить убегающего Китайца, прижал к стене:

— Стоять!.. Не двигаться! Немедля в участок! — и принялся дуть в свисток.

Жак метнулся прочь, полицейские бросились было за ним, однако он нырнул в ближайшую подворотню, запетлял во дворах, затерялся, слыша за спиной свистки полицейских.

Мирон Яковлевич в раздумье ходил по следственной комнате. На сидящего на табуретке Китайца не смотрел, собирался с мыслями.

— Значит, еще раз… Фамилия, имя и по батюшке.

— Петров Иван Михайлович, — ответил Китаец, трогая ссадину на лице.

— Все, значит, русское, а мордоварня не русская. Так получается?

— Я крещен, ваше благородие, — ответил Китаец. — Можете проверить по церковным книгам.

— Проверим. Непременно проверим. — Миронов остановился напротив допрашиваемого. — За что набросились на девицу?

— Не набросился. Толкнул… Потому как приставала.

— К вам?

— И ко мне, и к приятелю.

— Приятель где?

— Не знаю. Сбежал, видать.

— Сбежал?

— Сбежал. Испугался. Полиция засвистела, вот и дристанул.

Мирон Яковлевич опустился на стул напротив.

— Будем, Иван Михайлович, по-честному?.. Или маленько поиграем в говорильню?

— А я только по-честному, ваше благородие.

Тот протянул руку назад к столу, взял папку с бумагами, полистал ее, достал карандашный рисунок с физиономией Китайца, протянул задержанному.

— Вы?

Тот посмотрел на портрет, покрутил головой.

— Похож, но не я. Мы, китайцы, все на одно лицо.

— Что верно, то верно, — согласился сыщик. — Вы для нас на одно лицо, мы для вас. — Достал портрет Таббы и Беловольского. — Из этих лиц кого-нибудь знаете?

— Нет… Никого, — покрутил Китаец головой, заметно сглотнув сухость в глотке.

— Определенно не знаете?

— Как перед матерью клянусь. А они кто? — кивнул допрашиваемый на рисунки.

— Кто?.. Бандиты. Налетчики! Банки потрошат.

— И госпожа тоже?

— И госпожа тоже. Знаете ее?

— Ответил же, нет. Первый раз вижу.

Миронов положил папку снова на стол и, подперев подбородок кулаками, уставился на допрашиваемого.

— Иван Михайлович… Господин, который попадает сюда по подозрению, крайне редко выходит на свободу невиновным. Мы просто так, случайно, никого не задерживаем. Девица, которую вы обидели, агент. Наш агент. Она спровоцировала, вы поддались. И теперь беседа у нас с вами будет длинной и трудной.

— Она была выпивши и подсела случайно.

— Значит, хорошо справилась с заданием. Ей выпишут за это хорошее жалованье, а с вами придется работать.

Китаец снова сглотнул сухость в горле, вдруг севшим голосом произнес:

— Мне нужен адвокат.

— Разумеется. Вы назовете нам имя подельника, который сбежал, и он приведет вам адвоката.

— Я не знаю, где его искать.

— Скажите имя и фамилию, мы найдем.

— Не помню. Не знаю.

Миронов улыбнулся.

— Из собственного опыта скажу, Иван Михайлович. Когда задержанный на все вопросы отвечает «не знаю, не помню», значит, его надо чуть ли не сразу отправлять в острог. Это проверено и подтверждено. — Глубоко и едва ли не печально выдохнул, повторил вопрос: — Так кто сия дама под вуалью?

— Не знаю, клянусь.

— Вы в банде недавно?

— Почти год уже… Но даму мне не представили. Называла себя Виолеттой Мишиц.

— Возраст?

— Молодая.

— Что у нее с лицом?

— Не знаю, повязка.

— Под повязкой?

— Мне неизвестно. Вроде как глаз перевязан.

Миронов взял портрет Беловольского.

— Это кто?

— Подельник.

— Один из главных?

— Мадемуазель, похоже, главнее.

— Имя, фамилия?

Лицо Китайца вспотело.

— Тоже не знаю.

— Как же так? — ухмыльнулся Мирон Яковлевич. — В банде действуешь, а подельников не знаешь.

— У них конспирация. Особая. Тасуют как карты.

Чтоб не успели перезнакомиться. Никогда на дело одной и той же командой не посылают. Мы даже адресов друг дружки не знаем. Перед делом вот этот господин… — он потянулся к папке, нашел портрет Беловольского, — он объезжает всех и назначает место и время встречи.

— Оружие где берете?

— Оружие тоже он выдает. Перед самим налетом.

Потом забирает. Там у них все четко.

— Организация как называется?

— Политические. Кажись, эсеры… Они главным образом по бомбистам и налетам.

Миронов удовлетворенно крякнул, потер сухие ладони.

— И все же, Иван Михайлович… Давайте без крутежки… Сбежавший господин… вы ведь с ним сидели в кабаке, беседовали, даже выпивали. И не знаете даже имени?

— Имя знаю. Жак. Но, думаю, это погоняло.

— Дальше?

— После налета на банк мы больше не виделись. А встретил я его случайно. Возле Апраксина Двора… Нам не заплатили за работу. Ну, за налет. Точнее, заплатили, но мало.

— Сколько?

— По тридцать рублей.

— Не густо. А в банке взяли сколько?

— Газеты писали — полтора миллиона.

— А вам всего по тридцать?

— Поэтому в кабаке и горевали. Пока эта лярва не подсела. — Китаец помялся, неожиданно спросил: — А по какой статье я пойду?

— Естественно, по политической.

— Как — по политической?.. Я же вор! Какая у меня политика? Круглое таскать, плоское катать! А этих политических сук я терпеть не могу!.. Они, ваше благородие, страшнее даже убийц! Те хоть за дело убивают, а эти за идею. А идея — это что такое? Это вроде запаха от человека!.. Вот, к примеру, не понравился мне ваш запах, я вам немедля в лоб пулю!

Мирон Яковлевич с довольным видом потер ладони, прошелся из угла в угол комнаты.

— Очень хорошо, Иван Михайлович… Будем договариваться.

— О чем? — спросил тот настороженно.

— О сотрудничестве. Вы поможете нам, мы — вам.

— А в чем я могу помочь?.. Я ведь даже не знаю, где кого искать.

— Подумаем вместе, прикинем. Тут главное, без горячки. Не спеша, толково, с расстановкой. А там, глядишь, и вырулим на кого-нибудь из ваших корешей. Правильно я рассуждаю?

Китаец пожал плечами, неуверенно ответил:

— Наверно.

Глава четвертая

Сговор

Жак спал в своей съемной комнатушке крепко, не чувствуя ни жесткого матраца, ни панцирной сетки. Очнулся от того, что в дверь кто-то резко и длинно позвонил.

Вскочил, сбросил ноги на пол и некоторое время не мог сообразить, где он и кто звонит.

За окном было темно.

В дверь комнатушки тут же постучали, и квартирная хозяйка по-вороньи прокаркала:

— Господин Жак!.. Вы дома? К вам пришли!

Жак пятерней разгреб волосы, вытер рукавом ссохшиеся губы, вышел из комнаты. Спросил хозяйку, сморщенную как годовалый соленый огурец:

— Кто спрашивает, мадам Ульяна?

— Мужчина. Стоит на площадке, ждет.

— Одет как?

— По-вашему, я его разглядывала? По-людски одет.

— Не в мундире?

— Вы, господин Жак, или с перепою задаете такие вопросы, или со сна. Открывайте дверь и сами все увидите.

На площадке стоял собственной персоной господин Беловольский.

— Спите, что ли, господин хороший? — недовольно поинтересовался гость и переступил порог.

Выглянувшая из своей комнаты хозяйка изобразила что-то похожее на поклон и исчезла.

Беловольский увидел открытую дверь, направился туда. Жак шел за ним.

— В темноте, что ли, живете? — все тем же недовольным тоном спросил визитер и включил свет.

Оба поморщились от яркости. Беловольский сел на продавленный стул.

Жак опустился на кровать, предварительно затянув ее серым одеялом.

Гость неторопливо достал из внутреннего кармана пиджака плотное портмоне, вынул оттуда две сотенные бумажки, положил на стол.

— Вот развожу дополнительное вознаграждение за проведенную операцию в банке. Чтобы не было нареканий и неудовольствий. Руководство благодарит вас, все было четко и даже отчаянно смело.

Жак взял деньги, сунул их под матрац.

— Благодарю… А мы, грешным делом, даже гневались, что мало заплатили.

— Мы — это кто?

— Мы с Китайцем.

Беловольский удивленно вскинул брови.

— Вы с ним встречаетесь?

— Случайно. Возле Апраксина Двора. Затем даже в кабачишко заглянули.

— То-то днем спите. — Гость поднялся, исподлобья взглянул на Жака. — Рекомендую больше ни с кем не встречаться. С Китайцем в том числе. Мы это пресекаем в корне. Вы меня поняли?

— Так ведь случайно!

— Не приведи господь, чтоб случайность перешла в закономерность. — Беловольский руки подавать не стал, шагнул к двери. На пороге остановился. — Вскоре будет новое дело, вас за день предупредят. — И покинул комнату.

Проводив гостя, Жак вернулся в комнату, остановился напротив иконы Спасителя и Божьей Матери и принялся истово молиться:

— Господи Иисусе Христе… Матерь Божья, Царица Небесная… Защитите меня и спасите от гнева Господня, от руки, зло приносящей, от помысла, в грех вводящего… Грешен, Господи, сильно грешен, за что, недостойный, каюсь и бью челом к ногам Твоим, Господь мой милосердный и справедливый…

В оперетте давали «Веселую вдову».

Народу при входе в театр толпилось предостаточно. Традиционно на ступеньках играл духовой оркестр — в этот раз он радовал публику модными аргентинскими танго, кареты и пролетки сменялись автомобилями, дамы благоухали, мужчины были галантны и предупредительны.

Табба прибыла к театру в пролетке, и узнать ее было практически невозможно. Голову ее украшал роскошный каштановый парик, который вполне походил на естественные отлично уложенные волосы, на переносицу были надеты очки в тончайшей серебряной оправе, платье могло поразить даже самых искушенных модниц.

Расплатившись с кучером, госпожа Бессмертная поднялась наверх по ступенькам в поисках своего партнера.

Барон Красинский, одетый в отлично скроенный вечерний костюм, был уже на месте.

Табба приблизилась к нему, сделала маленький изящный книксен.

— Добрый вечер, барон.

Он не сразу узнал ее, от неожиданности вскрикнул:

— Боже, это вы?

— Я вас предупреждала, — бывшая актриса улыбалась. — Вы могли остаться без дамы, не узнав меня.

— Господи, вы прелестны! — барон все еще не мог прийти в себя. — Вы так прелестны!.. Табба, милая…

— Тс-с-с… — приложила она палец к губам и тихо предупредила: — Здесь нет Таббы, а есть, скажем, мадемуазель Бэрримор.

— А имя?.. Имя какое у нас?

Страницы: «« « ... 7891011121314 » ... »»