Крот 3. Сага о криминале Мережко Виктор
– Сейчас поедем, – кивнул Кулиев.
– Правда?
– Можно подумать, я тебе когда-нибудь врал… Соберемся и поедем.
Мальчишка с готовностью сполз с кровати.
– Я уже готов… – Его сильно качнуло. – Голова кружится. – Опустился на постель, с испугом посмотрел на парней. – Я, наверно, заболел?
– Сейчас вылечим, – усмехнулся Кулиев.
– Кулек… – посмотрел на него Грэг. – Не надо. Пацан и так уже в зависимости.
– Заткнись! – Кулиев продолжал смотреть на Никитку. – Будем лечиться?
– Нет… – повертел тот головой.
– Как хочешь, – пожал плечами Кулиев. – Только ты как к мамке поедешь, если на спичках еле держишься?
– Не знаю…
– Я тоже не знаю. – Кулек достал из кармана шприц, ампулу, чуть ли не демонстративно подвернул рукав своей сорочки, ввел иглу в вену.
Никитка, сжавшись от ужаса, наблюдал за происходящим. И повторил, когда Кулиев закончил процедуру:
– Хочу к маме…
– Лечиться будем?
Мальчишка молчал.
– Как хочешь… – Кулиев выбросил пустую ампулу в мусорную корзинку.
– Будем лечиться, – сказал Никитка.
– Не надо, – вмешался Грэг. – Так к мамке поедем, без лечения.
Кулиев коротко и сильно ударил его по лицу ладонью.
– Тебя не спросили. – Достал из кармана еще одну ампулу, одноразовый шприц, направился к мальчишке.
…Двор дачи был пуст, безлюден, чисто подметен.
Грэг, Кулиев и Никитка вышли из дома, спустились с крыльца, направились к машине.
– А где Жора? – спросил пацаненок. – Уехал, что ли?
– Уехал, – бросил Кулиев.
Погрузились в автомобиль, Кулиев занял место за рулем, Грэг, с фингалом под глазом, сел сзади вместе с Никиткой. Выехали со двора.
Вскоре узкая, хорошо заасфальтированная дорога слилась с широкой, оживленной автострадой, и они помчались в сторону виднеющегося белокаменного города.
– Значит, так, малый, – обратился Кулиев к Никитке. – Первое! Если нас тормознут менты, ты кочумаешь… то есть молчишь как рыба. Вякнешь хотя бы одно слово, и, считай, тебя больше нет… – Достал из кармана черный пистолет, продемонстрировал его. – Ты меня понял?
Тот молча кивнул.
– Второе… – продолжал Кулек. – Мамку ты сегодня не увидишь. Побазаришь с ней по телефону, и этого для первого раза хватит.
– А когда увижу?
– Скоро. Скажешь, что у тебя все хорошо, и пусть она с нами не ссорится и не обижает нас. Мы ж тебя не обижаем?
– Не обижаете.
– Так мамке и скажешь. Договорились?
– Договорились.
…У кольцевой дороги проезжая часть шоссе была сильно заужена бетонными «быками», машины двигались медленно и плотно. Милиционеры внимательно высматривали в потоке подозрительный транспорт, некоторых резким свистком останавливали, заставляли съехать на обочину для проверки.
В «Жигулях» все молчали. Нервно сжимал баранку Кулиев. Грэг на заднем сиденье крепко прижимал к себе Никитку, готовый в любой момент закрыть ему рот. Сам же мальчишка испуганно молчал, его пальцы впились в колено Грэга.
Поравнялись с одним из гаишников, и Кульку показалось, что тот как-то по-особому взглянул на него. От волнения он дал перегазовку, машина дернулась и вдруг заглохла. Виновато и растерянно посмотрел на милиционера, попытался даже улыбнуться, крутнул ключ зажигания, и машина покатила дальше, сопровождаемая удивленным взглядом сержанта.
Остановились на каком-то заброшенном пустыре недалеко от завода железобетонных изделий. Завод окружал длинный серо-грязный забор, и к нему были прилеплены две телефонные будки.
Грэг помог Никитке выйти из машины, взял за руку, быстро повел к одной из будок.
Кулиев остался в салоне, внимательно следя за общей обстановкой.
В будке болтался всего лишь шнур – телефонная трубка отсутствовала.
Перебежали в другую будку.
Грэг, намертво вцепившись в ручонку паренька, нашел жетон, набрал номер.
– Але. Госпожа Пантелеева?
– Да, я, – голос Нины напрягся.
– С вами сейчас будет говорить ваш сын.
– Что? – От неожиданности спазм перехватил горло матери. – Кто будет говорить?
– Сын! Никита! Вы готовы к разговору?
– Боже… Конечно, конечно, – выкрикнула Нина. – Где он? Сынок!
– Одну минуту… – Грэг приложил трубку к уху Никитки, кивнул: – Говори.
– Мамочка, здравствуй, – закричал тот. – Это я, Никита!
– Никитушка! Сыночек! Родной! – Нина плакала. – Ты где?
– В телефонной будке!
– Как ты? Что ты? Сыночек! Ты здоров?
– Немного болел, мамочка!
– Чем? Чем болел?
– Голова болела! Но сейчас все хорошо! Меня лечат.
– Кто лечит?
– Парни! Взрослые! Уколы делают!
– Какие парни? Кто они, сынок?
– Их двое! Грэ…
Никитка не успел договорить, Грэг выдернул у него трубку, зажал ему рот ладошкой.
– Сыночек! Почему молчишь, сыночек? – дребезжал в трубке голос Нины. – Ты где, сынок? Никитушка!
Пацаненок вырывался, брыкался, кусался, пытался крикнуть:
– Ммам… ммам…
– Сынок! Никитка!
Кулиев сразу оценил происходящее, выскочил из «Жигулей», заспешил на помощь Грэгу. Схватил Никитку, силой потащил к машине.
Грэг приложил трубку к уху.
– Мадам… – И чтобы Нина услышала его, сам перешел на крик. – Мадам, послушайте! Але! Ваш сын, как вы слышали, жив и здоров. То есть мы свое слово держим. Теперь важно, чтобы слово сдержали вы. Понимаете?
– Понимаю.
– Деньги приготовлены?
– Да.
– Два лимона?
– Да.
– Завтра я вам опять позвоню и скажу, где нужно будет их оставить. Как только я получу бабки, мои друзья выпустят вашего парня. Это гарантированно… Вопросы будут?
– Когда вы позвоните? Время?
– Вам, может, назвать еще и место, откуда я буду звонить? – хмыкнул Грэг. – Завтра! На протяжении дня! Чао! – Он повесил трубку и бегом понесся к машине.
«Жигуленок» рванул с места и, поднимая цементную пыль, помчался прочь.
Они не заметили, что из огромного бетонного кольца, оборудованного под жилище, за происходящим наблюдал пожилой бомж. Вначале он решил подойти к машине, потом увидел, как один из взрослых парней силой потащил упирающегося малыша к машине, затаился, замер и с интересом стал следить за людьми на пустыре.
Оперативники на телефонном перехвате гоняли туда-обратно запись на замедленной скорости, пытаясь понять имя одного из парней, которое не успел произнести Никитка.
– Какие парни? Кто они, сынок? – кричала Нина.
– Их двое! Грэ… – И снова: – Их двое! Грэ…
– Странное имя, – пожал плечами один из оперативников. – То ли это кличка… то ли пацана путают.
– Скорее всего, путают. Не идиоты же они, чтоб называть настоящие свои имена?!
– Тем не менее поработаем и над этим «Грэ»… Криминалисты уже выехали к железобетонке?
– Думаю, да. Прошло более двадцати минут.
Черная милицейская «Волга» стояла на пустыре возле завода железобетонных изделий.
Криминалисты снимали отпечатки с телефонной трубки, со стекол будки. На земле хорошо были видны следы от колес «жигуленка», их заливали специальным затвердителем, складывали слепки в отдельные коробки.
Собака радостно брала след от телефонной будки до того места, где стояла машина, но дальше теряла его. Нервничала, повизгивала, снова неслась к телефонной будке…
Бомж что-то рассказывал оперативнику. Тот записывал его на диктофон.
– Машина у них раздолбанная, старая… – рассказывал старик. – «Жигуль», по-моему.
– Цвет?
– Черный.
– Номера не запомнили?
– Не видно! Они вот где, а я вон где! – показал бомж на свое «жилище». – Тут молодой и то не увидит!
– Как они выглядели?
– Малый… ну, пацаненок… может, лет восьми. Тот, который звонил, высокий, волосатый.
– Что значит волосатый?
– Волосы у него длинные. Как у женщины! Я вначале так и решил, что женщина. Потом пригляделся – нет, вроде мужик.
– Возраст?
– Мой?
– Нет, волосатого.
– Похоже, что молодой, только больно волосатый.
– Их двое было?
– Двое. Второго я разглядел поменьше. Вроде как невысокий, крепкий. Что-то там у них, видать, случилось, так этот второй с такой злостью тащил к машине пацаненка, что чуть все ноги ему не поотрывал.
– Одеты были во что?
– Да как все! Штаны, сорочки! Ничего особенного не заметил.
– Ваша фамилия?
– Зачем? – насторожился бомж.
– Для протокола. Вы проходите как свидетель.
– Фамилию не помню, имя не знаю, – хитро сощурился тот. – И вообще никуда и никак я не прохожу… А может, я вам соврал все, а вы и поверили!
Бомж бесцеремонно и решительно развернулся и заковылял прочь. Остановился, погрозил сухим кулачком:
– Я жить еще хочу, а вы меня с бандитами сталкиваете! Мне что вы, что они – одна шайка!
Нина Пантелеева была пьяна в стельку. Она сидела дома за красивым кухонным столом, перед нею стояла почти пустая бутылка коньяка, рука ее, когда она пыталась дотянуться до сигареты, непослушно плавала из стороны в сторону.
Зазвонил телефон, лежащий здесь же, на диванчике. Нина очнулась, схватила трубку, поднесла к уху:
– Слушаю.
– Здравствуй, – сказал Кузьма.
– Здравствуй, – с пренебрежением ответила она. – Ты хочешь сообщить мне, что никаких новостей?
– Завтра. Я уже тебе говорил – завтра.
– Если завтра, какого хрена ты мне звонишь сегодня? Ты уже перекормил меня своими завтра.
– Ты выпила?
– Идиот… – выругалась она. – Ты – идиот. Кретин… «Ты выпила?» А что я еще должна делать? Сидеть у телефона и тупо ждать звонка или от тебя, или от этих негодяев?
– Ты много выпила.
– Много! Очень много! Но не твое свинячье дело – сколько! Кто ты такой, чтоб делать мне замечания?!
– Нина…
– Что – Нина? Что ты можешь мне сказать кроме «Нина»? Что ты сделал для меня? Чем помог? Обещаниями? Пустой болтовней? Бабками? Так засунь их в задницу! У меня похитили сына! Единственного моего сына! Мое счастье, мой смысл, мою жизнь! А ты говоришь, чтобы я не продавала акции. Настаиваешь, чтоб не продавала! Потому что ты бандит! Ты ничем не отличаешься от тех, кто украл моего Никитушку! Такая же сволочь и подонок! Пошел вон, говнюк!
Она бросила трубку на диванчик, некоторое время сидела неподвижно, глядя в одну точку, затем дотянулась до бутылки, вылила остатки коньяка в фужер. Выпила сразу, залпом.
Поднялась, двинулась в глубину огромной пустой квартиры.
Сидящий в прихожей охранник приподнялся, стал следить за хозяйкой.
Она прошла в гостиную, затем свернула в детскую. Включила свет и стояла некоторое время перед фотографиями Никитки, развешанными на стенах.
Стала плакать отчаянно и горько.
Покинула, не переставая плакать, детскую. Миновала еще несколько комнат. Оказалась перед широко открытым окном. Медленно и решительно влезла на подоконник, расставила руки, и в этот момент ее перехватил охранник.
Она вырывалась, отбивалась, кусалась, царапалась, что-то кричала.
Он не отпускал ее, защищая свое лицо. Сжимал ее хрупкое тело сильными руками до тех пор, пока Нина не затихла, не успокоилась.
Охранник отнес ее в спальню. Положил на кровать и уселся рядом, не сводя с нее глаз.
На дачу Грязнова Герман приехал со своими парнями на двух машинах днем. Припарковались за углом, откуда хорошо просматривались и двор, и сам дом.
Герман и трое помощников, держа пистолеты наготове, остались сидеть в салоне. Из второй машины вышли двое парней, направились к воротам дачи.
На всякий случай нажали на кнопку звонка. Подождали – никто не выходил. Захлебывались в собственной пене и злобе соседские собаки.
Один из парней осторожно нажал на ручку калитки – она поддалась.
Быстро проникли во двор.
Герман и его группа тоже покинули машину, перебежками достигли забора дачи, легко и тренированно перемахнули через него.
Из дома никто не выходил.
Два парня метнулись к входной двери, рванули ее, влетели в дом.
– Не двигаться! Стоять!
Оглядываясь и прижимаясь к стенкам, прошли на кухню, в гостиную, еще в какую-то комнату. Пусто…
В дом через окна и запасные двери бесшумно проникли остальные бойцы, поднялись на второй этаж.
Здесь тоже никого не было. Разбросанные вещи, гитара на полу, невыключенный музыкальный центр, смятые постели.
Герман прошелся по нескольким комнатам, подцепил ногой стоптанные кроссовки, наступил на что-то хрустящее. Поднял – использованная ампула.
На одной из стен висела большая фотография длинноволосого парня с гитарой. Герман содрал ее, свернул вчетверо, сунул в карман. Распорядился:
– Трое остаются здесь, остальные со мной.
Вышли во двор. Собаки по-прежнему хрипло лаяли за забором.
Герман прошелся по двору, внимательно глядя под ноги, будто разыскивая что-то, дошел до того места, где был зарыт Жора, поковырялся в листьях носком ботинка.
Из-под листьев показалась сырая свежая земля, Герман наклонился, взял ее в руку, понюхал.
Повернулся к наблюдающим за ним парням, негромко произнес:
– Здесь труп…
Увидел человека, робко входящего во двор. Это был сосед Грязновых.
Герман направился к нему.
– Здравствуйте, – снял шляпу тот, – я сосед.
– Здравствуйте. Не знаете, где хозяева?
– Уехали. Давно уже. Утром.
– Кто здесь был?
– Сын Петра Петровича… Гриша! И с ним еще один человек. Восточный.
– Больше никого с ними не было?
– Не видел. Старые «Жигули» из ворот выехали, а кто был внутри – не видно.
– Какие «Жигули»? Номер не запомнили?
– Черные. А номер постараюсь сейчас вспомнить. По-моему, Х 357 СМ. По-моему, так.
– Все, что можете сказать?
– Наверно. Разве что вот такая деталь. Прошлую ночь невыносимо лаяли и выли собаки. Как будто по покойнику. Я спросил у Гриши, он успокоил, что все нормально… – Сосед внимательно посмотрел на Германа, поинтересовался: – А вы, простите, кто?
– Из органов, – усмехнулся тот.
– Отец Гриши тоже из органов. В прошлом, правда. Большой был человек.
– Здесь останутся наши люди, так что не беспокойтесь.
– Очень хорошо. А то Гриша как-то странно себя ведет.
Герман отошел в сторонку, набрал по мобильнику номер.
– На даче никого. Задержать их – дело техники. Надо, думаю, нанести визит Грязнову.
Страх
Был теплый, безветренный и чуть ли не по-осеннему печальный вечер. «Жигуль» Грэга и Кулиева мчался к дачному поселку. Никитка крепко спал на заднем сиденье, подельники молчали.
Когда свернули на дорогу, ведущую к самой даче, навстречу им выскочил джип, с визгом затормозил. Из него высунулся браток в перстнях и с цепью на толстенной шее.
– Привет, братан! Что там у тебя за пятнистая шушера ошивается на даче?
– Какая шушера? – побелел Грэг.
– Парни в пятнышках! По-моему, менты!
– Без понятия.
– Если без понятия, разворачивай тачку и жми к пахану. Пусть для разборки пришлет ОМОН.
Браток умчался, Грэг повернул голову к Кулиеву.
– Вот и приехали, – ухмыльнулся тот и стал круто выворачивать баранку. – Теперь жизнь у нас будет заячья. Мы бежим, а следом собаки. Даже в ушах свистит.
«Жигули» помчались прочь от поселка. Никитка спал по-прежнему крепко, спокойно.
…Была уже глубокая ночь – тихая, черная. Грэг продолжал вести свой «жигуль» быстро и бессмысленно – в никуда. Кулиев рядом мрачно молчал, проснувшийся пацан беспрерывно плакал и ныл на заднем сиденье:
– К маме… Хочу к маме… Отпустите меня.
Неожиданно Кулек развернулся и с размаху ударил его по лицу.
– Заткнись, сучонок!
Никитка от боли и испуга заплакал еще громче:
– Мама! Больно!
Кулиев перегнулся через спинку сиденья, схватил его за глотку:
– Выброшу! Как гаденыша выброшу из машины! Заткнись, сказал!
– Зачем ты его? – безразлично спросил Грэг.
– Пошел ты… – огрызнулся Кулиев.
Мальчишку вдруг стало рвать.
– Плохо… Мне плохо… Помогите, плохо.
– Вот уже и ломка у него, – оскалился Кулиев.
– Рановато что-то… – пожал плечами Грэг.