Уши в трубочку Никитин Юрий
– Понимаешь, иначе нельзя. Либо вот так, как ты… либо как я. Середины не бывает. Мы ж с тобой герои, верно?.. Это какой-нибудь коп еще может пойти с помповым ружьем… кстати, надо тебе добавить и это помповое, погоди… давай повешу на шею, а заодно и сумку с патронами к нему, да побольше-побольше… Мы можем только так. Либо с головы до ног, либо с одним пистолетиком. Встретимся в главном зале у центрального пульта!
Она прошептала, красиво округлив глаза:
– Не понимаю…
– Что? Где пульт?
– Да где пульт, все знают, а вот почему пистолет… даже пистолетик?
– Увы, – согласился я, – это сложно и вне логики, но именно пистолет помогает спасти мир, планету, а порой даже и Галактику. Уступает разве что кулакам и десантному ножу, но… но до них очередь еще дойдет. Вообще-то, пистолет на дистанции до километра… да-да!.. превосходит по мощи любую базуку, крупнокалиберный пулемет и гранатомет с ракетами теплового наведения. Непонятно? Мне тоже, однако это так. Дорогая, вся наша жизнь вне логики, даже вопреки! И это – прекрасно, ибо нелепо, как сказал Фома Неверующий… или Аквинский, не помню. У нас мудрецов много, умных мало. Ну, успеха тебе. Или, как говорят дураки и лодыри, удачи!
В полной темноте, пользуясь только очками ночного видения, причем в которых тоже ни хрена не видно, мы крадучись подбирались как можно ближе, наконец я прижал ее к земле, понуждая залечь, не лечь, а именно залечь, это совсем другое дело, вернее – позиция, указал на хорошо освещенные прожектором главные ворота:
– Видишь будочку справа? Туда набилось с десяток караульных. Хрен знает чем занимаются… Общечеловеки, у них все можно. Камасутровцы! Постарайся туда всадить первую же ракету. На ворота не траться, сами распахнут. Как только выметнутся на джипах, а то и на бронетранспортере – сразу же всади противотанковую. Вот она, не перепутай с тюбиком губной помады. Дальше поливай все из пулемета, но гранатометы держи рядом…
Я отползал, когда она жалобно спросила из темноты:
– А как я узнаю, когда начинать?
– Сигнал к атаке, – ответил я шепотом, – три зеленых свистка. Ладно, у вас стохастическое зрение, так что просто отсчитай ровно две минуты – и действуй. Как только потараканят к воротам, я простелфлю к центральному пульту и вырублю свет. А с ним и все электричество.
Ждать мне пришлось совсем недолго: с той стороны, где оставил торкессу, раздался могучий взрыв. Вспыхнуло зарево, успел увидеть на проводах и верхушках столбов клочья одежды и оторванные конечности. Тут же разгремелась беспорядочная стрельба, перешла в непрерывную канонаду. Теперь там горит, взрывается, бухает, то и дело к небу вздымаются столбы оранжевого огня, будто вспыхивает пожар на нефтевышках. Из главного здания непрерывным потоком выбежали и мчатся крепкие мужики с автоматами в руках, с винтовками, пулеметами, гранатометами, а из бесчисленных гаражей вырывались джипы с открытым верхом, над кабиной крупнокалиберный пулемет, за рукояти держится крутой громила и непрерывно палит, а в кузове не меньше десятка головорезов.
Я продвигался с тыла, меткими выстрелами из пистолета снимая часовых на вышках, стражей на заборе, на воротах, в саду, на дорожках, а затем на подходе к главному сооружению.
На входе в парадные двери столкнулся с двумя в форме морских пехотинцев. Один белый, а второй, ессно, чернейший негр афро-американского происхождения. Белому я всадил пулю в лоб, он только успел вытаращить глаза и прохрипеть:
– Ты все олрайт?..
– Иногда и левой, – ответил я. – А то на правой уже мозоли.
Негр, не успевая схватиться за автомат, что болтается поперек пуза, замахнулся десантным ножом. Я сломал ему руку, это все фигня насчет необычной крепости негров, у них просто ума не хватает заниматься наукой, вот и прут в спорт, потом перехватил вторую и тоже сломал в локте, как сухую былинку.
– Итс фантастиш, – промычал негр тупо.
Я размозжил ему голову, брызнуло, тыква у него прогнила, как и вся их афро-американская Америка. Я пробежал торопливо в здание, выстроенное в колониальном стиле южных плантаторов. Это для поднятия духа их солдат, чтобы чувствовали, что в покоренной России должны вести себя, как их предки двести лет назад в самой Юсовии. Хотя да, это ж еще не юсовцы, а пока что мелкая прелюдия – инопланетяне…
В коридоре еще трое один за другим, я их смял на бегу, это в их кинах они такие крутые, а наяву всерьез уверены, что при одном их виде все будут падать. Мы и падаем, но от хохота.
Зачистив первый этаж, я занял удобную позицию и отстреливал через окно идиотов, что продолжали ломиться к раскуроченным воротам. Вернее, к той дыре, что осталась на месте ворот. Оттуда все еще доносятся торопливые очереди узи, это значит, что вся тяжелая артиллерия у торкессы закончилась, женщины в любом случае будут палить из гранатометов, даже если увидят муху. К счастью, у этих плантаторов тоже закончились бронетранспортеры, танки и джипы, а самим под пули лезть страшновато, самое бы время просить поддержки с воздуха, вакуумными бомбами или чем-то еще, но я уже успел разбить главную рацию рукоятью пистолета.
Я стрелял им в спины, демократы уверяют, что это вполне прилично, в духе свободы от условностей, ну так и получите эти самые свободы от условностей, пленных брать не буду, где-то у ворот торкесса палит в морды, затем я увидел ее быструю фигурку в одной моей рубашке, что как поземка несется мимо горящих бронетранспортеров, танков, перевернутых джипов, перепрыгивает через безобразно раскинутые трупы, только один лежит в красивой позе, лицо умиротворенное, благородное, явно один из тех, кого послали сюда насильно, а втайне нам сочувствовал, но ничего сделать не мог, политкорректность обязывает говорить и даже думать одинаково, шаг вправо и шаг влево – попытка бегства от демократии, пуля в затылок и газовая печь, потом некролог с прочувственной надписью, что погиб за демократию от руки звероватых русских.
Запыхавшись, выпалила на бегу:
– Ты как?
– Все окей, – ответил я. – То есть олрайт. Ты все истратила? Хотя бы десантный нож себе оставила?.. Нам осталось только прорваться в нижний зал, там сердце всей этой трахомудии.
– Трахо? – переспросила она с подозрением. – Я полагала, что трихо…
– Язык меняется, – нашелся я, нельзя, чтобы женщина брала верх, – как и нравы. У тебя гранаты еще остались?
– Только одна.
– Хватит, – решил я. – Прячься за моей широкой, как у тоталитариста, спиной…
– У тебя скорее, – сказала она язвительно, – как у демократа, широкая задница.
– Каждый выбирает свое, – ответил я. – Только не изотри ее поцелуями, пока тут чеку… Зачем засадила так глубоко?
Она что-то шипела за спиной, но я широко размахнулся, гранату же выпустил из ладони мягким толчком по направлению к массивной металлической двери. Мы притаились за столом, раздался страшный взрыв. Комнату ослепило огнем и пламенем, полетели длинные шипящие искры, в воздухе запахло озоновой дырой. Я вжимал голову в плечи, рядом с грохотом и лязгом рушатся стальные конструкции, горящие рваные листы металла, воздух обжигает дыхание.
ГЛАВА 9
За спиной закашлялось, я оглянулся, торкесса смотрит ненавидяще. Я похлопал по спине, в руке рукоять пистолета, а мой револьвер быстр, кувырком влетел в дымящийся провал в стене, зубья металла блестят красиво и угрожающе, острые, как бритвы. В дыму полыхнули красные искорки выстрелов, пули просвистели над головой. Я тремя выстрелами поразил троих, кувырком прошел вдоль стены, отыскивая четвертого, но почему-то не нашел.
Сзади метнулась тень, я едва не спустил курок, ствол уперся в раскрытый в испуге рот торкессы.
– Какого хрена? – спросил я зло. Сердце колотится, как горох в погремушке. – Это такой овощ, покажу картинки.
– Зачем?
– Не знаю. Чтоб не думала, что это ругательство. Где этот чертов суперкомпьютер?
Она указала пальчиком:
– Вон там виднеется. Но ты перепутал дверь. Нужно было идти оттуда, перебить внутреннюю охрану, а потом захватить штат. А ты перебил персонал, как мы теперь справимся с компом? Зато…
Треск раскрываемой двери оборвал ее слова. Сквозь редеющий дым видно, как широко распахиваются двери. В зал вбежали рослые люди в черных облегающих комбинезонах, в масках и с самурайскими мечами за спиной.
Торкесса испуганно вскрикнула:
– Их не меньше сотни! Это самые лучшие бойцы в Галактике!
– Ерунда, – ответил я сдержанно.
Она взглянула с недоумением и страхом:
– Ты сумасшедший?
– Это они сумасшедшие, – ответил я, с бьющимся сердцем стараясь, чтобы это звучало как можно невозмутимее. Кивнул на разбросанные по всей территории стонущие трупы: – Лежат бойцы, не справились с атакой… Лягут и остальные.
Сердце колотится, как будто пытается выскочить и спрятаться где-нибудь под шкафом, я вышел на середину, настороженно осматриваясь. Они все рассредоточились под стенами этого круглого помещения, гибкие и одновременно чудовищно мускулистые, разом выхватили из-за спин блестящие полосы стали. Туман почти рассеялся, металл блестел тускло, зловеще, а от багровой надписи «Danger» на мечах заиграли красные сполохи.
Один ринулся на меня, размахивая во все стороны своей катаканой, я услышал сзади тревожный крик:
– Лови!
Не глядя, я выставил руку с растопыренной пятерней. В ладонь шлепнуло холодным и твердым, пальцы сомкнулись на рифленой поверхности. Это оказалась прекрасная старинная хирагана, я взмахнул ею, пытаясь определить балансировку, но самурай уже мелькнул близко, мечи сшиблись с металлическим лязгом. Некоторое время я отбивал удары, краем глаза следил за остальными, испуганное сердце перестало ломиться из грудной клетки, успокоилось и принялось за вязание: другие сто или сколько их там, красиво рассредоточились вдоль стен, все стоят через равные промежутки, синхронно двигают руками и ногами, прекрасная хореография, периодически кто-нибудь делает в нашу сторону угрожающее движение, вот щас брошусь, держите меня впятером, да держите же крепче, идиоты…
Мой оппонент дрался красиво и страшно, я едва успевал парировать молниеносные движения, потом он вдруг замер, уставившись в меня вытаращенными глазами. Я без труда ткнул кончиком меча, в этих случаях достаточно обозначить прикосновение, раздался всхлип, самурай рухнул на спину с перерубленным горлом. Крови, однако, потекло мало, как из женщины, что и понятно, здесь же сражаться многим, все перемажемся, как свиньи, нехорошо, некрасиво, я быстро развернулся, по правилам хореографии следующий должен метнуться со спины, так и случилось, некоторое время в тишине слышался только звон, лязг и стук металла. Наши стальные полосы высекали тусклые короткие искры, наконец противник застыл в ожидающей позе, я красиво взмахнул лезвием… и хотя, по-моему, кончик меча даже не достал противника, тот отлетел в сторону с разрубленным лицом и упал на спину, раскинув руки.
– Слева! – вскрикнула моя красотка, тоже мне новость, конечно же, слева, а следующий бросится справа, нужна красивая очередность, не могут же выстроиться гуськом, неэстетично, а так в хореографическим кольце будут совершать танцевально-угрожающие телодвижения и бросаться, как пластичные греки из Японии.
Я рубанул влево, красиво повернулся на правой задней ноге и ткнул вправо. Там послышался вскрик, или, говоря попросту, вскрикнуло, даже вопнуло, а я, не глядя, развернулся и сделал ровный, как по линейке, надрез на груди массивного быковатого, как минотавр, спецназовца в зеленом берете и с ластами на обеих задних ногах. Видимо, морской котик, а то и вовсе пингвин, но острое лезвие хираганы вскрыло котика, как торт из взбитых сливок.
Краем глаза видел зачарованные глаза торкессы. Она раскрыла хорошенький ротик в немом изумлении, брови взлетели на середину лба, непроизвольно выдвигается, дура, из убежища, стараясь не пропустить ни одного движения. Передние лапки дергаются, на микропроцессорном уровне повторяя мои движения, даже опережая и показывая мне, дураку, как надо лучше, чище, красивше, как будто эти дуры понимают, что такое красивше, в любом исполнении должна присутствовать небрежная элегантность, и чтоб еще либо ширинка расстегнута, либо рукав в говне.
Их оставалась еще треть, но руки мои устали, я хрипел и шатался. Соленый пот заливал лоб и выедал глаза, я кое-как размахивал хираганой, а иногда и просто выставлял ее острием вперед, чувствовал толчок, это очередной напарывался горлом, тогда я делал шажок назад и с усилием выдергивал самурайское орудие лишения жизни.
Некоторые идиоты натыкались грудью, приходилось дергать изо всех сил, высвобождая острую сталь. У одного вообще заклинило между костями, мне пришлось упереться ногой и выдергивать с такими усилиями, будто Святогор все еще пытается поднять сумочку Микулы Селяниновича. К счастью, остальные красиво танцуют вокруг, кувыркаются, размахивают мечами, никто не напал – наверное, все-таки не демократы.
Я смахнул пригоршней градины пота. Идиоты, что у них за ай-кью, ведь уже перебил на их глазах штук девяносто, ну почему бы остальным десяти не разбежаться с жалобными криками о спасении? Ну пусть даже не с жалобными. Пусть вообще молча, я ни на что не претендую, я же гуманист. Что это из них прет: самурайство или функциональность? В смысле, все мы функции…
Последний замахнулся мечом, я подставил хирагану, держа ее обеими руками, нещщасный накололся, как жук на булавку, прохрипел:
– Человек-невредимка!..
– Он самый, – ответил я сипло. – Никого и пальцем не трону.
Торкесса первой бросилась к запертым дверям, сбила выстрелом замок и распахнула двери. Оттуда хлынули плачущие женщины, толстые бизнесмены, невинные дети с сосками во рту, перепачканные сладостями, длинноногие красотки… торкесса едва снова не захлопнула дверь, но красотки уже кончились, пошли дети сенаторов, полицейских, жены президентов, магнатов, олигархов, ведущих ток-шоу. Торкесса торопливо выталкивала их за двери, они ломились обратно и орали, что там темно, пусть за ними пришлют вертолет и еще два – с телеоператорами, они теперь – герои, им нужны награды и компенсации от правительства, льготные путевки, лечение и телеканал для собственного шоу.
– Вон еще дверь! – крикнул я сиплым голосом.
Торкесса двумя выстрелами красиво отстрелила висячий замок. Он упал с грохотом, торкесса отпрыгнула, как от брошенной под ноги гранаты, пистолет задрожал в ее тонких руках.
– Не трусь, – сказал я обнадеживающе, – дальше будет еще хуже.
Длинный коридор больше напоминал стальную трубу диаметром с Московское метро, иногда попадались двери. Из-за одной доносились раздраженные голоса. Я остановился, осторожно постучал.
После паузы недовольный голос ответил:
– Кто там?
– Бюро добрых услуг, – ответил я. – Оббиваю двери кожей заказчика. Могу напечатать на туалетной бумаге портрет вашего шефа. Или вашей тещи…
За дверью огрызнулись:
– Что за идиот, у нас тут компьютер накрылся, а он…
– Играйте на запасном, – посоветовал я. – Или в онлайне, там можно вообще без компьютера.
Дверь распахнулась, едва не разбив стальной обшивкой мне лоб. На пороге возник крепкий мужик в белом халате, на кармане пластиковая карточка с надписью: Dr. Alien. Он вытаращил глаза при виде нацеленного ему в лицо пистолета, явно за этими бронированными дверьми не слышали канонады.
– Кто… вы?
– Чем занимаетесь? – спросил я.
– П-п-п-повышением над-д-д-д-дежности…
Торкесса понимающе кивнула, я сказал тоже с пониманием:
– Любая система, зависящая от человеческой надежности, ненадежна. Много вас?
– Т-т-т-трое…
– И все такие яйцеголовые?
– Еще… яйцеголовее…
– Тогда играйте дальше, – разрешил я. – Сейчас новая байма выходит, «Князь Кий» называется…
– В нее и режемся, – буркнул он. – Прямо из Седьмого Волка украли, но третий левел пройти не можем.
Я взглянул на часы.
– На обратном пути, если успею, заскочу, покажу, как там можно пройти фуксом. Торкесса, поторопитесь, нас ждут великие дела!
Длинный коридор закончился массивной металлической дверью, похожей на банковскую. Холодный страх начал заползать в душу, я спешно задавил его и затоптал ногами, торкесса должна видеть героя, иначе не выживу, да и дверь неумехе и трусу не откроется. В этом мире как себя поставишь, так и воспримут. Потому имиджмейкеры сейчас важнее президентов, учат, чтобы принимали по одежке и наглой морде.
Я выпятил грудь, взгляд стал прищуренным и острым.
– Кодовый замок?.. Так-так… на голос или на отпечатки пальцев?.. На сетчатку глаза?..
Торкесса прошептала в страхе:
– Не сумеем?
– А это как себя поставим, – ответил я. – Вообще-то, разгадывать надо бы тебе…
– Почему?
Я помялся, прежде чем ответить с полной откровенностью:
– Настоящая женщина может ничего не иметь в голове и за душой – но за пазухой обязательно что-то должно быть!
Она тут же посмотрела на свою высокую грудь, перевела непонимающий взор на меня. В глазах быстро росла обида.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, набор отмычек, – сказал я торопливо, – или хотя бы камень, которым можно разбить этот замок…
Она сказала с торжеством:
– А вот и ошибся! У меня как раз для него есть в голове!
Она вскинула руки красивым танцевальным жестом, даже плечики поставила так, как Кармен в последнем акте, порылась в прическе. На свет появилась длинная шпилька.
– На конкурсе женской логики, – сказал я обалдело, – победил генератор случайных чисел… Это электронная отмычка?
– Нет, – ответила она удивленно, – простая шпилька… Нам запрещено пользоваться продуктами высокой технологии, забыл?
– Ну а как я…
Она смотрела с непониманием, я захлопнул рот, постарался внушить себе, что я и есть тот самый крутой умелец, что любой замок с любой секретностью откроет простой шпилькой, взял шпильку и начал ковыряться кончиком в отверстии, там на случай изменения отпечатков пальцев, болезни Альцгеймера или простой поломки предусмотрено и более простое решение… Однако замок открываться не желал, я наконец сообразил, что нужно внушить не мне, а ему, меня хрен обманешь, я цену собственной крутости знаю, а вот замок, возможно, дурак…
Щелкнуло, язычок уполз на один щелчок. Я возликовал, всегда приятно найти кого-то дурнее себя, говорят же, что нет ничего хуже, чем обманывать женщину, но нет ничего приятнее, когда это получается. Так и сейчас, обманул же, если честно, но вслух это звучит, что я победил, одолел, сумел, добился…
Дверь отворилась, распахнулся яркий свет, почти солнечный, все сверкает и блестит хромированным деталями, огромные экраны, на вычурных столах, вот уж дурацкий вкус у этих инопланетян, крупные компьютеры, но только за тремя трудятся ничем не приметные люди, будто это не мы с окраины Галактики, а они…
– Хенде хох, – сказал я громко. – Гитлер капут, а Наполеон и вовсе на Святой Елене… это такой остров. Не двигайтесь, останетесь жить.
Они смотрели ошалелыми глазами. Один начал подниматься, я показал ему пистолет, он рухнул обратно.
– Во что играете? – поинтересовался я. – О, и здесь «Князь Кий»… Кто расскажет, как пройти третий левел, убью последним. Кстати, где ваш суперкомпьютер?
Инженер дрожащим пальцем указал на дверь, на которой зловещими красными буквами надпись: «Только для персонала!»
– Это для нас, – объяснил я торкессе. – Персонал – это от «персона», «персонаж», сокращенно – перс.
Она кивнула, все трое по ее знаку легли лицом вниз. Я думал, собирается связывать, однако хладнокровно прошлась по их спинам, каждого била рукоятью пистолета по затылку. Я слышал сухой треск, подумал уважительно, что торкесса вообще-то не совсем размазня, надо перед нею пыжиться еще больше, иначе окажусь в роли Санчи Пансы или Ватсона…
– Это их уберет из этого мира, – объяснила она, – не меньше чем на час. Не переживай. Они очнутся даже без головной боли.
– А-а-а, – сказал я, сразу воспрянув духом, я вообще-то круче и немилосерднее, – ну, если без головной боли, тогда да…
Дверь под грозной надписью оказалась даже не заперта. Я переступил порог, застыл. Суперкомпьютер, как и положено королю или даже императору, возвышается на особом помосте из блестящего черного дерева, размером с мартеновскую печь, а выглядит как домашний кинотеатр «все в одном». По всей панели в десятки рядов штырьки, разъемы, выходы, многочисленные экраны переливаются разноцветными огоньками. Только одно кресло перед клавиатурой, весьма продавленное, спинка вытерта.
– Я люблю тебя, жизнь, – сказал я ошарашенно, – что само по себе уже нонсенс!.. Его кто делал, Тьюринг?
Торкесса сказала почтительно:
– Я не знаю, кто этот мудрец, но этот компьютер… гм.. ну, словом…
Она замялась, я сказал наставительно:
– Неумение врать – еще не повод говорить правду. Ладно, это неважно. Давай-ка сейчас…
Дверь распахнулась, я инстинктивно отскочил, бросился плашмя, над моей головой просвистели пули. Трое, которых торкесса оглушила, как видимо недостаточно, с порога, прижимая к животам автоматы, поливали длинными очередями зал. Один прыгнул, ухватил торкессу и, быстро развернув ее, пытался поймать меня в прицел, но торкесса дергалась, лягалась, визжала.
Я наконец выхватил пистолет, дважды выстрелил. Двое тут же выронили автоматы, их отбросило, словно каждому в грудь ударило из катапульты. Третий, что закрывался торкессой, выпустил очередь, я ушел в кувырке.
– Эй, – прокричал я, – ты чего мебель портишь?.. Это же все ваше!..
Он следил за каждым моим движением, личина скромного инженера слетела, на меня смотрит опытный спецназовец, десантник, которому вся эта мебель и непонятные компьютеры до керосинки, пусть ломается, взрывается, горит синим пламенем.
– Что предлагаешь?
– Тебе нужен я, – выкрикнул я. – Так вот он я!.. Оставь женщину.
Он захохотал:
– Ты меня за дурака держишь?
– А как же, – ответил я честно. – Неужели не хочешь сойтись со мной грудь в грудь, ощутить на своем десантном ноже вкус моей человечьей крови?
Торкесса перестала дергаться, лицо стало синим, как у колхозной курицы. Инженер-десантник проговорил в задумчивости:
– Вообще-то, почему и нет…
– Так давай же, – сказал я. – Смотри, я бросаю пистолет…
Я в самом деле отбросил в сторону, патроны кончились, а беспатронный он угроза больше мне, чем от меня другим. Десантник поколебался, затем сильным рывком отшвырнул в одну сторону торкессу, в другую автомат. Широкая ладонь выдернула из-за пояса жутковатого вида десантный нож, искривленный на конце, с канавкой для стока крови, зловещими зазубринами.
Торкесса упала в угол и застыла, глядя расширенными от ужаса глазами. Я подмигнул ей, держись, мол, а десантник проревел в ее сторону:
– Смотри, как я убью сперва его, потом тебя!
Он сделал шаг в мою сторону, торкесса вскрикнула:
– Это нельзя!.. Это запрещено!
Десантник с каждым шагом становился все громаднее, лицо вытягивалось, превращаясь в нечто среднее между мордой крокодила и рылом бультерьера. Он ухмыльнулся, голос проскрежетал, превращаясь в нечто вовсе нечеловеческое:
– Никто… не… узнает…
Я отступал, пока пятка не уперлась в стену.
– Я милого узнаю по колготкам, – пробормотал я. – А говорили, что зомби здесь тихие… Простите, а кем вы были до семнадцатого августа?
Десантник стал выше вдвое, голова как холодильник, а руки размером с книжные полки. Десантный нож тоже удлинился, теперь не нож, а турецкий ятаган… Ну, меч или ятаган для меня вещь знакомая, часто приходилось помахивать заточенной полосой стали, вот только с таким мордоворотом еще не схлестывался…
Он остановился, несколько озадаченный:
– До семнадцатого?.. До семнадцатого года – помню, до семнадцатого века – тоже, а до семнадцатого августа… Что было в августе?
– Я так и знал, – вздохнул я. – Ладно, проходи, ложись, здравствуй… И улыбайся, я люблю идиотов. Ведь кто к нам с мечом придет, тот в орало и получит.
Он жутко ухмыльнулся:
– Что-то не то говоришь, земляной червячок. Страшно? Не ожидал?
– Не ожидал, – признался я. – Думал, ты такой дурак, что будешь соблюдать все эти дурацкие правила. Как будто жизнь не самое дорогое!.. Да за-ради жизни пойдешь на любую подлянку, на любые нарушения клятв, верно? Вообще-то, вкус и цвет – хороший повод для драки! Но с другой стороны: будешь тише – дольше будешь.
Он присвистнул озабоченно:
– Что-то не то говоришь…
– Не свисти, – сказал я строго, – девок не будет. Любимая, таких, как ты, не было, нет и не надо…
– Почему? – спросил он тупо.
– Потому что нельзя, – ответил я, – потому что нельзя быть на свете массивной такой…
Я сделал выпад с ножом в руке, проверяя его реакцию, ведь чем бегемот массивнее и крупнее, тем замедленнее двигается, но едва успел увернуться от огромной, как дверь, пятерни.
– Молодец, – похвалил я. – В гаремах нет плохих танцоров, правда? Ничего, цыплят по осени стреляют… Чем медленнее ты двигаешься – тем меньше ошибок делаешь! А еще ты знаешь, что чем страшнее у женщины морда, тем прозрачнее ее одежды?..
Он задумался, в то же время стараясь не двигаться, чтобы не наделать ошибок, я танцевал вокруг сперва бессистемно, потом лезгинку, затем перешел в гопака, так можно подкрасться и подрезать сухожилия на пятках.
Вообще-то, тех, кто к нам с мечом пришел, лучше бы застрелить безо всякого меча, но пистолет у меня хоть и быстр, как у Спиллейна с Хаммером, но пуст, надо что-то придумать похитрее…
– Видишь, – крикнул я, – я как Вахтанг Комикадзе вокруг тебя, а ты бы спел, как Тамара Ркацители!
Он хищно захохотал:
– Хочешь жить вечно, человечек?
– Хочу, – согласился я. – Пока получается.
– Уже нет, – ответил он, я едва успел метнуться в сторону, как он ринулся на меня, растопырив руки и раскрыв чудовищную пасть. Пальцы цапнули меня за подошву, я бешено рванул ногу, выдернул, оставив ботинок. При падении я перекатился через голову, больно ушиб локоть, колено, шею, голову и копчик. Ладонь упала на приклад автомата. Великан развернулся, снова распахнул пасть с двумя сотнями зубов.
– Жизнь, – сообщил я ему, – сложная штука. Сделать ее простой может только вот это…
Палец с силой вдавил спусковую скобу. Отдача едва не размазала меня по стене, автомат грохотал, в груди великана появились дыры, оттуда хлынула черная, как нефть, густая пенистая жидкость. Он покачнулся, прохрипел:
– Ты… обманул?
– В этом мире лжи и лицемерия уже так трудно кого-нибудь обмануть… – ответил я с грустью, – что это даже не обман, а так, фигня, военная хитрость. А что разрешенное, сам знаешь, неинтересно.
Он покачнулся, упал на колени. Кровь хлещет тугими струями, торкесса вскочила на стул, я начал оглядываться, попятился к компьютеру, пол заливает, как при прорвавшейся канализации.
– Ты… кто? – прошептал десантник.
– Человек, ожлобленный жизнью, – ответил я искренне. – Хотя, если верить французским гуманистам, я родился добрым. Но Фрейд говорит, что все мы рождаемся бесстрашными, доверчивыми и тупыми. И большинство из нас остается тупыми. Ты не стой на коленях, я тебя уже простил… только автомат, прости, не выпущу.
Он прошептал уже едва слышно:
– Жизнь – как злая соседка. Прошла мимо и даже не поздоровалась…
– Если бы жизнь была интересна, – возразил я, – никто не играл бы в карты.
Торкесса взвизгнула с высоты стула:
– О чем вы там говорите? Нашли о чем говорить!
Он указал мне на нее глазами:
– Послушай совета женщины и сделай все наоборот, чтобы потом от нее услышать, что она так и хотела сделать, в то время как ты херню какую-то порол.
Глаза закатились под лоб, качнулся и с грохотом повалился на бок. Я держал его на прицеле, торкесса вскрикнула:
– Чего ты ждешь? Надо включить компьютер!
– Погоди, – сказал я негромко. – Щас…
Тело десантника лежало недвижимо, я уже хотел было подняться и убрать автомат, как вдруг его колени начали быстро подгибаться, руки подбросили от пола, он вскочил, весь залитый кровью, и прыжком оказался на том месте… где я только что стоял.
Упершись спиной в стену, я выпустил остаток диска ему в левый бок. Он вздрогнул, повернул голову, в глазах блеснули оранжевые огни. Он прохрипел, падая в лужу своей же крови:
– Скажешь, погиб обер-гендальт Кен Жутер из особого десантного…
Кровь взлетела во все стороны, как при взрыве. Торкесса завизжала, ее тонкие лапки принялась поспешно стряхивать брызги. Тело десантника некоторое время лежало неподвижно, затем по груди и животу пробежали голубые змейки электрических разрядов, послышалось шипение. Я потряс головой, но все в помещении на местах, только тело стремительно съеживается, уменьшается, превратилось в крохотный ком и растворилось. Пол снова блещет стерильной чистотой.
– Вот что значит высокая цивилизация, – сказал я с великим почтением. – Какое уважение к экологии! Никакого мусора…
Торкесса спросила потрясенно:
– Ты… знал?
– Конечно, – ответил я.
– Но… откуда? Как?
– Это Земля, лапочка, – ответил я снисходительно. – Недаром же здесь извечную мудрость ищут!
– Но даже я не знала… что они вот так!
– А у нас каждый ребенок знает, – успокоил я, тем самым вогнав ее в черную депрессию. – Мы живем в психозойскую эру, если ты понимаешь, что это значит.
Все еще тяжело дыша, я прислонился в запоздалом изнеможении к стене. Голову откинул, прижимаясь затылком к холодному металлу, так я выгляжу эффектнее, видно, как бурно вздымается грудь, и хоть было бы красивше, будь на моем месте женщина, это сиськи вверх – сиськи вниз, сиськи вверх – сиськи вниз, сиськи вверх… словом, приятное зрелище, просто красота, но ладно, пусть посмотрит, какой ширины бывает у меня грудь, как раз ее голова поместится…
Послышался дрожащий голосок:
– Ты все о’кей?
– Да, – ответил я, – конечно, еще бы!.. Врубай комп, пусть проц разгоняется, проверяется, вирусы ловит, фаеволы щупает, а я как раз доберусь до кресла, надо спешить.
Она торопливо метнулась к пульту. Я дотащился, вздрагивая и потряхивая дланями. Почему-то хотелось остановиться, вскинуть кверху передние конечности и заорать по-тарзаньи навстречу бьющим с потолка ветвистым молниям под музыку Фредди Меркури. Торкесса торопливо ткнула в power on, глаза ее продолжали растерянно бегать по клаве, ищут кнопку any key.
ГЛАВА 10
Я тяжело, с достоинством, опустился в кресло. Оно угодливо приняло форму моей задницы, что значит за галактическим океаном делано, качество не моей родной мануфактуры, в моем кресле не заснешь, а здесь релаксируй себе, в таком кресле всегда по онлайну будешь битым в кваке.
Торкесса потрясла за рукав.
– Не спи! Если надо расслабиться, я сейчас помогу тебе с твоими проблемами, я выполню все твои фантазии…
Читать бесплатно другие книги:
