Теория притягательности Дэвис Джим

Название: Опустошение

1. Опуститесь на четвереньки.

2. Опустите голову.

3. Медленно поднимайте и опускайте туловище.

Идея в том, что выполнение этих движений позволяет почувствовать (и тем, кто выполняет, и тем, кто смотрит), каково это – чувствовать себя опустошенным. Более того, определенные движения тела ассоциируются с определенными эмоциями, например сгибание руки – с приятием и радостью, а разгибание – с отвержением.

Хотя хореография классического танца тоже включает в себя план того, какие движения выполнять, прототипом проприоцептивного искусства я бы это не назвал, потому что роль зрителей в данном случае – просто наблюдать. А в проприоцептивном искусстве зрители сами должны быть исполнителями. Разумеется, я допускаю, что, когда вы танцуете перед зрителями, это вызывает приятные чувства. Пытаясь пробудить эмоции у окружающих, вы пробуждаете их и в себе.

Группа Improv Everywhere выполняет интереснейшие публичные перформансы, причем во многих случаях окружающие не осознают, по крайней мере поначалу, что исполняют роль зрителей. Одна из акций группы состояла в том, что множество людей одновременно слушало на своих плеерах одну и ту же запись, которая содержала разного рода инструкции (например, «Теперь подпрыгните»). Люди отлично повеселились, слушая эту запись и выполняя команды.

Здесь мы видим целый комплекс похожих на искусство вещей на нескольких уровнях. Хореография танца – это произведение искусства. Это как сценарий пьесы: его нужно выполнить, чтобы по достоинству оценить. На следующем уровне – проприоцептивное искусство, состоящее из переживаний исполнителя танца. Наконец, само выступление, которое видится как произведение искусства. Эти три уровня имеют аналогию с театром, где есть искусство драматурга, актерское искусство и спектакль в целом.

Почему же движения тела несут в себе такой эмоциональный заряд?

За последние два десятка лет когнитологи обнаружили немалое количество абстрактных концепций высокого уровня, связанных с более примитивными физическими концепциями. Эти связи пристально изучались такими специалистами, как лингвист Джордж Лейкофф и философ Марк Джонсон, разработавшими теорию концептуальных метафор. Имеется в виду постижение абстрактных концепций посредством рассуждений на уровне простых физических переживаний, таких как восприятие или действие. Например, мы постигаем время через пространство. В английском языке мы концептуализируем будущее как то, что находится перед нами (мы идем вперед и предполагаем, что время тоже идет вперед), а прошлое – как то, что находится позади нас.

Однако есть языки, где именно прошлое понимается как находящееся впереди, а будущее – как находящееся позади (может быть, потому, что мы можем смотреть в прошлое, но не в будущее). Это находит отражение и в жестикуляции носителей соответствующих языков. Удивительно, но, хотя в разных культурах направление будущего видится по-разному, все мы считаем, что оно имеет определенное направление, а это, если вдуматься, является чистой воды метафорическим пониманием, поскольку в реальности время лишено пространственных измерений.

Все это возможно благодаря невероятной способности человеческого разума строить ассоциации. Психолог Саша Тополински в своих экспериментах обнаружил, что у людей вызывают более позитивные ассоциации телефонные номера, которые при преобразовании цифрового кода в буквенный образуют «хорошие» слова (например, код 5683 означает «love», то есть «любовь»), чем номера, преобразующиеся в «плохие» слова, причем даже если буквы на клавиатуре не обозначены!

Эта теория дала толчок множеству эмпирических исследований, пытающихся отыскать факты в ее поддержку, и публикациям, касающимся обнаружения метафорических ассоциаций. Вот лишь один пример: одиночество ощущается как холод. Это означает, что людям, ощущающим свое одиночество, кажется, что в помещении холоднее, чем другим людям, находящимся в таком же помещении при такой же температуре. (Вместо того чтобы анализировать здесь все эти исследования, я лишь упоминаю о них как о необходимых для объяснения наблюдаемых феноменов.) Мы знаем, что эти ассоциации характерны не просто для какого-то определенного языка, поскольку одни и те же термины используются по отношению к одним и тем же вещам в самых разных языках (например, накаленные эмоциональные состояния называют «жаркими» во всех языках).

Мы считаем направление вверх хорошим, а направление вниз плохим. Почему? Эволюционное объяснение может быть следующим: когда человек стоит ровно, то есть занимает вертикальную позу, это чаще всего означает, что он бодрствует, что он здоров, а главное, жив. Когда же он наклоняется к земле или лежит, это означает, что он спит, болен или умер. Вполне может статься, что такое вот примитивное понимание оказывает влияние на все наши ценностные понятия.

Можно проиллюстрировать, какое применение эта идея находит в театре и хореографии. Ссутультесь – и при прочих равных условиях будете выглядеть более подавленным, чем выпрямив спину. Именно это обстоятельство вдохновило меня на создание проприоцептивного упражнения, описанного выше. В каждой позе, в каждом танцевальном движении угадываются определенные эмоции. Проприоцептивная оценка поз и движений эффективна благодаря тому, что на них метафорически базируются концепции более высокого уровня.

Эти метафоры влияют и на религиозные убеждения. Многие мировые религии имеют какого-то рода концепцию рая. Ад в той или иной форме фигурирует в меньшем числе религий. Очень часто рай или хорошая жизнь после смерти ассоциируются с небесами. Ассоциация направления вверх с божественным добром, а направления вниз со злом устойчиво сохраняется у разных народов и в разные времена – даже у людей, далеких от религии. Все это кажется очевидным, но последствия подобных ассоциаций совсем не очевидны. Некоторые из них очень даже странные и необычные. Психолог Лоренс Санна, например, экспериментальным образом выяснил, что люди охотнее жертвуют деньги на благотворительность после того, как проедут на эскалаторе вверх, чем после того, как проедут вниз.

Для этого есть известные причины. Во-первых, как уже говорилось выше, верх прочно ассоциируется с добром. Такую ассоциацию подсказывает не только обыденная жизнедеятельность (когда мы спим или болеем, то лежим, то есть находимся внизу); исследователь Джон Толас указывает еще и на то обстоятельство, что в детстве на родителей, которые служат для нас источником любви и прочих ресурсов, мы смотрим снизу вверх.

Во-вторых, верхняя часть поля зрения ассоциируется, как правило, с абстрактным мышлением, религиозным мышлением, галлюцинациями и расстоянием (поскольку удаленные предметы обычно находятся в нашем поле зрения выше, а ближние предметы – ниже). Галлюцинации чаще имеют место в верхней части поля зрения, и глаза при галлюцинациях обращены вверх. Закатывают вверх глаза и люди, впадающие в транс. Чувство стыда и смущения ассоциируется с опущенным взглядом, тогда как чувство успеха и гордость характеризуются высоко поднятой головой – и это транскультурный феномен.

Если смотреть на вещи шире, есть социально-когнитивная цепочка бытия, в которой боги размещаются на самом верху, люди – посредине, а животные – внизу. Мораль тоже ассоциируется с этой метафорической вертикальной цепочкой в нашем сознании: люди и прочие существа могут перемещаться по этой цепочке вверх или вниз в зависимости от степени своей добродетельности. Мы очеловечиваем животных, когда находим их достойными сострадания, а людей, которые кажутся нам отвратительными с моральной точки зрения, мы ассоциируем с животными (своего рода антропоморфизм наоборот). Обратный эффект мы получаем, когда возводим людей в ранг святых, как это делается в католической церкви. Психологи Курт Грей и Дэниел Вегнер обнаружили, что, если боги по характеру своего мышления в большей степени уподобляются людям, верующие считают их менее добродетельными в моральном смысле.

Следствием такой ассоциации является то, что люди находят объяснительные структуры (такие как системы религиозных взглядов) более притягательными, если они согласуются с метафорой верха и низа. Религия, в которой добрый бог ассоциировался бы с тем, что находится внизу, долго бы не продержалась. Это можно считать законом религий: добрые боги должны быть над нами.

* * *

Чувство обоняния в искусстве зачастую игнорируется, и это понятно. Во-первых, у человека оно развито довольно слабо. В повседневной жизни он получает за счет обоняния не так уж много информации – во всяком случае, если сравнивать со зрением и слухом. Более того, совершенно очевидно, что если человек потеряет зрение или слух, то обстоятельства его жизни резко изменятся. Если же он потеряет обоняние, это едва ли существенно отразится на его жизни. Еще одна причина отсутствия обонятельного искусства заключается в том, что запахи воспроизводятся с большим трудом и от них трудно избавиться, когда они уже есть. Представьте себе фильм в кинотеатре, где кадры сопровождаются не только звуками, но и запахами. «Дорожка» запахов должна быть заряжена соответствующими химическими веществами, которые в нужный момент выделяют требуемые запахи. Но должна быть возможность тут же эти запахи удалять, чтобы они не смешивались с запахами следующих кадров. Впрочем, такие попытки предпринимались. В свое время была опробована система Smell-O-Vision. Запахи подавались по трубкам непосредственно к каждому креслу в кинозале и включались согласно программе, заложенной в звуковой дорожке. Была также система Odorama: зрителям выдавались карточки, которые в нужные моменты нужно было поскрести и понюхать в соответствующих пронумерованных местах. Если зрительная и слуховая информация передается с помощью единого носителя (световых волн и звуковых колебаний соответственно), то запахи передаются с помощью множества различных химических веществ, которые нужно еще подобрать и изготовить. Музыкальный файл изготовить легко. А вот Smell-O-Vision – система чрезвычайно сложная, настоящее техническое испытание.

Разумеется, существуют целые отрасли экономики, пытающиеся соблазнять клиентов запахами. Духи и одеколоны – очевидный пример, но, когда мы говорим о вкусе, в большинстве случаев речь на самом деле идет об аромате. Вкусовые почки на языке различают лишь пять разновидностей вкуса: сладкий, соленый, горький, кислый и умами (приятный). В пищевой промышленности работают специальные дегустаторы, помогающие придавать продуктам питания притягательный запах. Зачастую мы не знаем, почему люди так или иначе реагируют на разные запахи, но некоторые ароматы оказывают реальное, хоть и необъяснимое воздействие. Например, исследователь потребительского рынка Кьюнми Ли обнаружил, что запах ванили оказывает успокаивающее воздействие.

Повара – это мастера кулинарного искусства. Принято считать, что они пытаются придать блюду определенный вкус, но на самом деле кулинария – искусство мультисенсорное, ориентирующееся на разные органы чувств. Важны не только вкус и запах блюда, но также текстура и внешний вид (людям едва ли понравится есть мясо или овощи, покрашенные в синий цвет с помощью искусственных красителей).

Таким образом, обоняние на самом деле используется в различных формах искусства, включая парфюмерное, кулинарное и даже иногда кино (в системе Smell-O-Vision).

Благодаря технологиям будущего обонятельные формы искусства могут получить дальнейшее развитие. Например, если нам удастся оказывать непосредственное стимулирующее воздействие на мозг или обонятельные нервы, мы научимся посылать запахи как нервные сигналы, вместо того чтобы использовать ароматизаторы. Если это звучит слишком сложно, рекомендую почитать книгу Рэя Курцвейла «Сингулярность уже близка» («The Singularity Is Near»). Там подробно раскрывается идея непосредственной стимуляции мозга для получения сенсорных переживаний.

Однако вполне возможно, что никакие достижения науки и техники не позволят нам создать шедевры обонятельного искусства, сравнимые с шедеврами живописи и литературы. Возможно, это связано с тем, что трудно соединить разные запахи между собой каким-то осмысленным образом, как соединяются разные краски в картине, слова в стихотворении, ноты в мелодии или события в истории. Можно представить хоть полсотни запахов в каком-то определенном порядке, но отыскать в такой комбинации какой-то смысл будет очень трудно. Даже в парфюмерных магазинах держат чашки с кофейными зернами, чтобы перебивать запах, знакомясь с разными образцами духов, потому что обонятельные рецепторы перевозбуждаются и их нужно успокаивать, возвращать в исходное состояние.

* * *

Зрение – главное из сенсорных чувств. За ним следует слух. Возможности слуха ограничены строением наших ушей. Например, структура барабанной перепонки устанавливает нижний предел громкости звука, доступной для нашего восприятия. В связи с этим музыканты вынуждены ограничивать свой репертуар только теми звуками, которые мы можем услышать, и использовать только те ноты, которые мы способны различить. Человек способен различать звуки, отделенные друг от друга не менее чем на одну двенадцатую октавы (октава – это музыкальный интервал между двумя одноименными нотами). Лучшим звуковым разрешением обладают только летучие мыши. Макаки, к примеру, способны различать лишь те ноты, которые отделены одна от другой на половину октавы!

Фонемы – это базовые единицы звука в речи. Хотя сами по себе они кажутся бессмысленными, есть данные, указывающие на то, что фонемы несут в себе определенный смысл – почти как слова. Этому вопросу посвящена теория символизма звуков, или фоносимволизма (еще ее называют фоносемантикой). Маргарет Магус обнаружила, к примеру, что звукосочетание [gl] ([гл]) отнюдь не случайно оказывается в начале слов, значение которых в английском языке так или иначе связано с отражением света (например, glare, glint, glimmer, glow, glance, glisten, glitter[1]). Фонемы несут в себе еще и эмоциональный заряд, а также обозначение формы. Например, звук [м] ассоциируется с плавными формами, тогда как взрывные звуки типа [к] – с угловатыми формами. В одном эксперименте, организованном неврологами В. С. Рамачандраном и Э. М. Хаббардом, участникам было предложено сопоставить две фигуры с двумя разными наборами звуков («кики» и «буба»). Участники эксперимента стабильно ассоциировали угловатую фигуру с первым набором звуков, а округлую, бесформенную фигуру – со вторым. Сходство смысловых нагрузок у подобных звуков наблюдается в разных языках. Участникам одного эксперимента удавалось угадывать значения пар антонимов (например, быстрый – медленный) на неизвестных им языках чаще, чем это можно было бы объяснить случайностью. Хотя у нас некоторые предположения о причинах этих закономерностей (например, слова, начинающиеся на [sn] ([сн]), ассоциируются с носом, потому что этот звук мы издаем при помощи носа, все-таки нужно провести еще немало исследований, прежде чем мы основательно разберемся в этих вопросах.

* * *

Схожее открытие заключается в том, что в дизайне вещей мы отдаем предпочтение округлым формам, а не угловатым. Возможно, это связано с тем, что угловатые предметы в реальном мире способны нас поранить. Более того, исследование, проведенное Моше Баром и Майтал Нета, показало, что при разглядывании остроконечных фигур активизируются нейроны в миндалине, которая является мозговым центром страха. Даже не знакомые с грамотой и не страдающие синестезией младенцы ассоциируют буквы «x» и «z» с черным цветом, а «о» и «i» – с белым. Поскольку никакой речи о корреляции со звучанием этих букв быть не могло, по-видимому, угловатые, зигзагообразные формы ассоциируются с черным цветом, а плавные, округлые – с белым. Возможно, это связано с тем, что острые предметы опасны, а черный цвет прочно ассоциируется с опасностью.

Какой бы ни была причина наблюдаемых феноменов, согласно теории притягательности, вновь придумываемые слова люди находят более интересными в том случае, если их звучание ассоциируется со свойствами описываемой вещи. Это имеет важное значение для производителей новой продукции, для которой надо придумывать названия. От того, как вы назовете лекарство, будет зависеть, станут ли его покупать. Названия лекарств для химиотерапии, например, содержат в себе больше звуков, которые ассоциируются с легкостью и быстротой.

Еще одно следствие – существование предмета или явления, для которого нет соответствующего слова в языке. Например, есть слово «сирота», обозначающее ребенка, у которого умерли родители, но нет слова, которое бы обозначало родителя, у которого умер ребенок. Хотя все мы понимаем, о чем идет речь, налицо лексическая брешь. Если возникнет такая необходимость, ее заполнят, и как будет звучать новое слово, будет зависеть от уже существующих фонетических ассоциаций.

Важную роль играет также модуляция речи. Например, особый «мамин язык», которым мать общается со своим малышом, подчеркивает ее внимание к нему. Для «маминого языка» характерны высокий тон голоса, широкий тональный диапазон, паузы и медленный темп. Нисходящий тон успокаивает плачущего ребенка. Одобрение передается резким повышением и снижением тона, а неодобрение передается тихим отрывистым голосом. И этот феномен не зависит от принадлежности ребенка и матери к какой-то определенной культурной среде. Как показало исследование американских и японских детей, младенцы прекрасно понимают одобрительные и запрещающие фразы на чуждых им языках. Эта универсальность интерпретации интонаций тесным образом связана с интерпретацией музыки.

* * *

Качество звуковоспроизводящей аппаратуры постоянно совершенствуется, и нынешний уровень звукового дизайна уже достаточно высок. В кинематографическом звуковом дизайне есть устоявшийся шаблон, называемый «крик Вильгельма». Впервые использованный в 1951 году в фильме «Далекие барабаны», этот звуковой шаблон с тех пор снова и снова применялся в разных фильмах, и вы даже никогда не подумаете, что на самом деле это один и тот же звук, если вам на это не указать. Просто к звуковым стимулам мы не так чувствительны, как к визуальным.

Однако человек способен различать лишь небольшой участок электромагнитного спектра, иллюстрируемый радугой. У нас в глазах имеются три разновидности светочувствительных клеток, называемых колбочками. Восприятие цвета сводится, по существу, к трем параметрам, зависящим от степени активизации длинноволновых, средневолновых и коротковолновых колбочек. Все, что выходит за рамки зон чувствительности трех типов колбочек, остается невидимым для нас. Существует великое множество цветов, недоступных нашему восприятию. Иными словами, некоторую часть зрительной информации, поступающей из окружающего мира, мы не способны воспринимать непосредственным образом.

Пытаться отображать те части спектра, которых мы не видим, например рентгеновские лучи, так же трудно, как пытаться изобразить четвертое пространственное измерение. Точнее сказать, это невозможно. Мы можем понимать концепцию ультрафиолетового света, но не можем представить себе его зрительно.

Вообразите, что у вас красно-зеленая цветовая слепота (работают только два из трех типов колбочек), и вдруг вы исцеляетесь от нее. Это как озарение. Вы начинаете видеть мир по-другому. Ведь добавление нового типа колбочек добавляет вашему видимому спектру не один цвет, а великое множество новых цветов. У большинства птиц, а также у некоторых рыб и паукообразных четыре вида колбочек. Тем же могут похвастаться и некоторые люди – только женщины, – называемые тетрахроматами. Один из негативных аспектов данного явления – то, что существующие визуальные приборы, такие как фотоаппараты, телевизоры, компьютерные дисплеи, не оптимизированы для тетрахроматов, из-за чего картинка, которую он видит на экране, может выглядеть в его глазах совершенно нереалистичной. У ротоногих ракообразных одиннадцать видов колбочек. Сложно представить все богатство красок, открывающееся глазам этих созданий.

Обычно мы воспринимаем световые сигналы, поступающие из окружающего мира, но иногда зрительные ощущения возникают, даже когда света нет. Такой эффект может вызываться употреблением некоторых наркотических препаратов или нажатием на веки. В таких случаях в глазах появляются геометрические фигуры – фосфены, имеющие нейрофизиологические основы. В некоторых культурах этим фигурам придают мистическое значение.

Подобно тому как мы не способны слышать музыку за рамками определенного слухового диапазона, мы не можем визуально оценить вещи слишком большие или слишком маленькие для восприятия. Как указывает искусствовед Деннис Даттон, без микроскопа мы даже не можем как следует разглядеть блоху, чтобы судить о ее строении.

* * *

В отличие от литературы и других словесных форм искусства, изобразительное искусство не знает языковых границ. Даже представители культур, лишенных изобразительного искусства, способны понять, что нарисовано на картине. В этом смысле многие визуальные аспекты кино и театра доступны каждому, независимо от культурной принадлежности. Средний американец едва ли сможет по достоинству оценить самый лучший китайский роман, если он не переведен на английский, но вот в китайском фильме он наверняка поймет многое даже без перевода.

Это объясняется тем, что многие движения человека и мимика имеют транскультурный характер. Видя, как люди дерутся, бегут, спорят и т. д., мы понимаем, что они делают, без лишних слов. Точно так же и мимическое отображение шести базовых эмоций (страха, радости, удивления, отвращения, гнева и печали), как выяснятся, понятно людям независимо от их национальной и культурной принадлежности. Благодаря этим фактам визуальные медиа, такие как кино, театр, изобразительное искусство, фотография, имеют универсальную притягательность, когда отображают людей, особенно их лица.

Это не означает, что все эмоции можно прочитать по лицу. Не все выражения универсальны, поскольку представители разных народов и культур понимают их по-разному. Например, японцы выражают растерянность, кивая и хихикая. А гнев на японских картинах изображается сведением глаз.

* * *

Если вы считаете, что оценить музыку способны только люди, то заблуждаетесь. Психолог Адена Шахнер обнаружила, что животные, умеющие имитировать голоса (попугаи, например), двигаются в такт музыке, и делает из этого вывод, что ритмические способности людей порождаются речевыми способностями. Еще Чарлз Дарвин высказывал предположение, что речь человека выросла из того, что он называл «рудиментарным пением».

Когнитолог Том Фриц познакомил представителей камерунской народности мафа, которые никогда не слышали западную музыку, с образцами классической фортепианной музыки, и они совершенно правильно определяли, какие отрывки радостные, а какие – печальные. Это указывает на то, что наша реакция на музыку не зависит ни от национальной, ни от культурной принадлежности. Музыковед Роберто Брезин провел исследование, где экспертам и обычным людям предлагалось двигать ползунки эквалайзера, регулируя тональность и темп музыки, чтобы она звучала максимально печально, максимально весело и т. д. И все оказались согласны в том, какой темп какому настроению оптимальным образом соответствует.

В некоторой степени музыка имитирует наши голоса. Невролог Дэниел Боулинг обнаружил, что, когда люди (англо– и тамилоязычные) говорят о печальных вещах, их голос становится более монотонным. Аналогичным образом в западной классической музыке и в индийской раге наблюдается общая закономерность: в печальной музыке интервалы (расстояния между отдельными нотами) более короткие, а в веселой интервалы шире.

В конечном счете любая музыка трактуется метафорически: музыкальные элементы исподволь напоминают нам о неких важных для нас фундаментальных вещах. Дирижеры знают об этом и мимикой воздействуют на музыкантов. Журналист Джастин Дэвидсон писал, что дирижер Лорин Маазель добивался сочного, медового звучания со стороны струнной секции, морща лоб, и лиричного, светлого звучания – поднимая брови. С эволюционной точки зрения нетрудно представить себе, что движение вверх ассоциируется с легкостью, а движение вниз – с тяжестью. Тяжелые предметы трудно оторвать от земли. Интересно уже то, что порой мы используем по отношению к музыке эпитет «тяжелая». Понижение голоса в конце фразы ассоциируется с окончательностью, а повышение – с незавершенностью. Такие речевые ассоциации имеют четкие параллели в музыке.

В физическом смысле звук представляет собой интерпретацию давления звуковых волн на барабанные перепонки, и ни о какой тяжести здесь и речи нет. Почему же высокий тон интерпретируется именно как высокий? Ведь ничего высокого в нем нет. Да, высокий тон отличается от низкого частотой волновых колебаний, но ведь мы не ощущаем эту частоту непосредственным образом, да и, опять же, ничего высокого в более частых колебаниях нет. Почему, кстати, мы говорим, что десять выше восьми? Да, числа упорядочены, но никакого пространственного направления в самой их природе нет. Мы воспринимаем более высокие тона как более радостные, а более низкие – как более печальные, демонстрируя ту концептуальную метафору, что количество ассоциируется с высотой, а высота – с благом.

* * *

То, что мы видим, тесно связано с тем, как мы двигаемся, чем отчасти и объясняется, почему мы любим следить за спортивными состязаниями. Одна из причин, побуждающая людей и других млекопитающих играть, заключается в том, что в играх отрабатывается поведение в опасных ситуациях. А спорт является неким продолжением этих игр. Он взывает к нашему чувству физического соперничества; мы смотрим спортивные соревнования по тем же причинам, по каким дрались в детстве.

* * *

Представлять себя баскетболистом, загоняющим мяч в кольцо, – это все очень хорошо, но как насчет религиозных переживаний? Ученые обнаружили, что в мозге есть несколько участков, которые в большей или меньшей степени активизируются, когда речь идет о различных религиозных переживаниях.

Три процента американцев имели, как они утверждают, опыт околосмертных переживаний. Типичные симптомы включают в себя приближение яркого света, видение душ умерших, ощущение, что душа покинула тело, и перемещение в другую реальность, полную любви и блаженства (или, иногда, ужаса). Эти симптомы имеют много общего с теологическими традициями всего мира и обусловлены определенными физиологическими причинами. Например, многие из этих переживаний описываются людьми, которые не были при смерти, а переживали сонный паралич, сильный стресс или кислородное голодание, вызывающее всплеск дофамина. У одного диабетика были классические симптомы околосмертного опыта, когда понижался уровень сахара в крови. Некоторые из этих симптомов, по-видимому, вызываются неспособностью должным образом интегрировать информацию, поступающую через разные органы чувств, в результате чего нарушается целостность самовосприятия.

Есть интересные теории насчет восприятия света в конце туннеля. Летчики при сильных перегрузках переживают сужение поля зрения, которое часто интерпретируется как туннель. Этот же эффект может вызываться глаукомой. Недостаток крови и кислорода в сетчатке могут вызывать ощущение яркого света, а также страх.

Видения чудовищ, фей и умерших могут вызываться разными причинами, включая болезнь Альцгеймера, болезнь Паркинсона и опухоль мозга. Стимулирование одной части мозга (угловой извилины) вызывает ощущение чьего-то присутствия. Дегенерация глаз, как при синдроме Шарля Бонне, может вызывать видения призраков или сказочных персонажей. Согласно одной из теорий, галлюцинации являются результатом интерпретации одной частью мозга шума из другой, поврежденной части мозга.

Ощущение присутствия другого человека (в то время как он отсутствует) зачастую стимулируется безжизненным пейзажем, монотонностью, темнотой, холодом, одиночеством, обезвоживанием, страхом, усталостью и недосыпанием. Разумеется, сверхъестественные видения могут иметь место и в отсутствие этих обстоятельств. Согласно данным антрополога Скотта Атрана, не было случая, чтобы два человека в одно и то же время имели одинаковые сверхъестественные видения. А это указывает на то, что подобные видения вызываются внутренними умственными процессами, а не каким-то внешним воздействием. Иначе сверхъестественных существ могли бы видеть одновременно все присутствующие.

Некоторые из этих переживаний сопровождаются ощущением блаженства, что может вызываться приливом дофамина и других опиоидов в условиях сильного стресса. Ясно, что причины околосмертных переживаний не имеют простых объяснений.

В начале этой главы я сосредоточился преимущественно на характеристиках здорового мозга, но определенные психические расстройства тоже оказывают влияние на то, что вызывает у нас интерес. В главе 3 я говорил о том, как религиозные убеждения возникают и поддерживаются у шизофреников. Схожий эффект наблюдается и при обсессивно-компульсивных расстройствах.

Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) характеризуется навязчивыми идеями и непреодолимым желанием совершать возведенные в ритуал действия для снижения уровня тревожности. В частности, навязчивые идеи зачастую связаны с сексуальными или агрессивными импульсами, неприятием определенных чисел или, наоборот, тягой к определенным числам, а также с верой в то, что неодушевленные предметы обладают душой. Навязчивые действия, которые могут продолжаться несколько часов, часто связаны с поддержанием чистоты (например, с мытьем рук или стен), накопительством (например, больной ни за что не выбросит даже ненужный кусочек бумажки), многократной перепроверкой (например, уходя из дома, он по нескольку раз возвращается проверить, выключил ли плиту). Прежде чем войти в дом, некоторые пациенты обязательно досчитают до определенного числа. Часто пациенты умом сами понимают, что их поведение иррационально, но не могут остановиться. Невозможность выполнить ритуальные действия приводит к нарастанию чувства страха и тоски. По своей распространенности это четвертое из всех психических расстройств. Им страдают 2 процента американцев.

Подобно многим психическим заболеваниям, ОКР, вероятно, вызывается гиперактивностью психических процессов, которые в определенной степени для нас полезны. Ведь быть всегда чистыми – это хорошо. И порой нам случается что-то забывать, так разве не стоит проверить, выключен ли газ? И иногда мы действительно нуждаемся в определенных ритуалах, призванных предотвратить непредсказуемую опасность, даже когда нам не известна истинная связь между ритуальными действиями и их воздействием на реальный мир.

Вполне возможно, притягательность религиозных обрядов объясняется тем, что они активизируют те же самые части мозга, которые, выходя за рамки разумного, приводят к ОКР. И действительно, гиперрелигиозность является важным симптомом ОКР. Кстати, и отношение окружающих к людям, страдающим ОКР, зачастую приобретает религиозную окраску. На Западе издавна принято считать людей с навязчивыми богохульными или сексуальными идеями одержимыми дьяволом.

Дополнительное подтверждение связи религиозных ритуалов с ОКР можно усмотреть в том факте, что они очень часто имеют ту же тематику и то же содержание, что и ритуалы, присущие ОКР. Ортодоксальным религиям свойственны обряды очищения пищи и тела, повторение мантр, нумерология и правила, определяющие, как входить в определенные места и как выходить из них. В индуизме, например, ортодоксальный брамин может посвящать ритуалам очищения до шести часов в день. У браминов есть ритуалы относительно всего: с какой ноги вставать утром, куда нельзя смотреть при дефекации, как входить в храм и выходить из него, сколько раз мыть каждую руку, как есть, в каком порядке называть магические числа… Они посвящают ритуалам несколько часов времени еще до завтрака. У ортодоксальных иудеев существует впечатляющее количество правил и законов, касающихся приготовления и употребления пищи, ритуального очищения, посещения святых мест, особых чисел, количества дней в году. В исламе тоже детализируется, что нужно есть, как входить в мечеть и выходить из нее, как полоскать рот и в какой очередности мыть руки. Если во время купания мусульманин дотрагивается до пениса, надо все начинать сначала. Это требование – если ритуал выполнен неправильно, его нужно совершить еще раз с самого начала – обнаруживает поразительное сходство с симптомами ОКР. Пациенты с ОКР на повторение ритуалов тратят несколько часов в день.

Притягательность культурных и религиозных ритуалов зачастую объясняется тем, что их невыполнение грозит кажущейся опасностью. Как и у пациентов с ОКР, невозможность выполнить ритуал вызывает у верующих смутное ощущение опасности, даже если они не вполне представляют себе механику его связи с будущими событиями. Поскольку видимой связи между ритуалами и событиями нет, это способствует широкому распространению обрядных действий, которые выглядят бессмысленными и произвольными.

Пациенты с ОКР часто ударяются в религию. Исследования психолога Крейга Гонсальвеса наводят на мысль, что у католиков обсессивно-компульсивные симптомы выражены в большей мере, чем у протестантов и атеистов, что отражает ритуалистическую природу католицизма. У ортодоксальных христиан немало напоминающих ОКР характеристик: подсчет молитв, адресованных Деве Марии, детали обряда крещения (по сути, очищения), магические числа, связанные с культом Троицы, и т. д. Это лишь несколько примеров сходства между религиозной практикой и поведением, присущим ОКР. В современном западном мире люди имеют определенную свободу в выборе религии. Если у человека есть склонность к ритуалам, он потянется к той церкви, которая их предлагает.

Иногда человек становится одержим религиозными ритуалами, это не остается незамеченным. Пять веков назад Игнатий де Лойола описывал состояние, в котором педантичность доведена до абсурда, а человек одержим желанием доводить все до совершенства, и даже объяснял, как священнослужителям обращаться с такими людьми.

Гигиенические симптомы ОКР служат примером того, как то, что хорошо в меру, становится проблемой, если доводится до крайности. Все люди стараются поддерживать чистоту, но пациенты с ОКР заходят в этом слишком далеко. Что вообще побуждает людей поддерживать чистоту? Вероятно, в эволюционном плане важную роль играет страх заразиться. Люди предпочитают не находиться рядом с теми, кто болен, и не прикасаться к тому, к чему прикасался больной. Люди не желают носить даже выстиранную одежду, которую носили умершие или те, кто потерял руку либо ногу в результате несчастного случая. Многочисленные эксперименты Кэрол Немерофф показывают, что из-за этой веры в «магическое заражение» люди не желают, чтобы больные СПИДом занимали их койку в больнице после их выписки. В этом проявляется вера в очень странную причинно-следственную связь, обращенную не в будущее, а в прошлое. Один из участников эксперимента отнесся к идее прикоснуться к свитеру, принадлежавшему человеку, больному гепатитом, следующим образом: «Мне кажется, этот свитер заразный; не то чтобы я боюсь заразиться – я не думаю, что гепатит так передается, – но он все равно нечистый». Это откровение указывает на существование коренящегося глубоко в древней части мозга чувства, которое идет вразрез со всем тем, что мы понимаем умом. Если сомневаетесь в существовании такого эффекта, попробуйте провести эксперимент: представьте, что надели на себя свежевыстиранную ночную рубашку, в которой спал Адольф Гитлер. Если эта мысль пугает вас сильнее, чем мысль надеть свежевыстиранную рубашку, которую до вас носил неизвестно кто, значит, вы понимаете, о каком эффекте я говорю.

Возможно, именно поэтому многие из нас верят в то, что неодушевленные объекты могут сохранять качества своих владельцев и их удачу. Люди платят огромные деньги за те вещи, которые принадлежали знаменитостям. Если бы вера в заразность хорошего была так же сильна, как вера в заразность плохого, мы бы наблюдали между ними какую-то симметрию. Однако этого нет. Плохое пристает к хорошему быстрее и легче, чем хорошее к плохому. Если брамин прикоснется к неприкасаемому, брамину это навредит, а неприкасаемому лучше не станет. Этот дисбаланс интересен тем, что зеркально отражает ситуацию с инфекционными болезнями. Если больной вступит в контакт со здоровым, здоровый сильно рискует заболеть, но больного этот контакт едва ли вылечит. Исключение составляет миф, согласно которому половой контакт с девственницей способен излечить мужчину от некоторых венерических заболеваний, таких как СПИД или сифилис. Разумеется, этот миф не имеет ничего общего с действительностью и совсем не безобиден: на его счет можно записать немало случаев изнасилования молодых девушек и даже детей.

В отличие от многих других опасностей, микробы невидимы, но от них вполне можно заболеть и умереть. Эволюция научила нас избегать этой угрозы заражения, используя иные коррелирующие с инфекцией индикаторы опасности, такие как пятна на коже, кашель, грязный вид и т. д. Проблема в том, что совершенно не очевидно, насколько опасны те или иные признаки. Если вы разбираетесь в физиологии болезней, то можете обнаружить определенные причинно-следственные связи, но такими знаниями эволюция нас не наделила, и мы до сих пор больше полагаемся на древние инстинкты. Эти инстинкты, велящие нам держаться подальше от людей, которые выглядят больными, в значительной степени не зависят от рассудочных теорий природы болезней.

Когда в масштабе общества принято считать, что какая-то его часть является переносчиком некой инфекции, постепенно доминирующей становится идея, что даже мысль прикоснуться к человеку, принадлежащему к этой группе, отвратительна. Антрополог Паскаль Буайе упоминает о народности, где по этой самой причине люди не садятся обедать с кузнецом.

Когда мы интуитивно реагируем на то, чего не понимаем, религия зачастую оказывается тут как тут, предлагая свое объяснение. В результате возникает ситуация, когда определенные вещи оказываются под запретом уже по религиозным мотивам. Инцест – превосходный пример ошибочно понятых интуитивных представлений, превратившихся в религиозные запреты: религии всего мира утверждают, что акты инцеста способны вызывать стихийные бедствия.

Хотя в религиозных ритуалах есть определенные закономерности в том смысле, что тематически они зачастую напоминают ритуалы ОКР, в них присутствует еще и ярко выраженный элемент произвола. И хотя религиозные схоласты горазды придумывать объяснения для любых элементов ритуала, большинству людей эти объяснения безразличны. В индуистской церемонии колокола и инцест ничего не символизируют, но люди вполне обходятся и без этого. Интересно отметить, что ритуалы есть и у других общественных животных и они тоже могут казаться произвольными. Например, есть птицы манакины, у которых самки исполняют «лунную походку», чтобы произвести впечатление на потенциального партнера. Суеверия тоже кажутся произвольными, и это лишний раз демонстрирует, что отсутствие смысла в ритуале людей никоим образом не беспокоит.

Еще одна причина притягательности религии состоит в том, что некоторые ее догматы хорошо согласуются с теми психологическими переживаниями, которые мы можем испытывать под действием галлюциногенных грибов. Псилоцибин, активный ингредиент, обнаруживаемый в некоторых грибах, вызывает чувство умиротворения, счастья и единства всего сущего. Человеческий разум может переживать феномены, которые религия способна интерпретировать весьма заманчивым образом. Ученые нашли способы имитации религиозных переживаний путем непосредственного стимулирования мозга. Так называемый «шлем бога», при всей его сомнительности с научной точки зрения, как утверждается, способен вызывать у некоторых людей приятное ощущение какого-то благотворного присутствия. Некоторые считают, что таким образом чувствуют бога. Такого рода странные переживания интерпретируются согласно уже сложившейся системе верований. Интерпретация запоминается, и в дальнейшем мы думаем о ней не как об интерпретации, а как о прямом восприятии. Таким образом эти переживания запоминаются как дальнейшее подтверждение той самой системы убеждений, которая их и породила. Иными словами, система верований становится самоподтверждающейся.

* * *

Еще одна разновидность религиозных переживаний – ощущение, что вы не управляете своим телом. Часто оно интерпретируется как то, что вашим телом завладевает иная сущность, и такая интерпретация распространена во многих религиозных традициях. Однако конкретика одержимости в каждой культурной традиции своя, и это поддерживает идею, что одержимость представляет собой фантазии человека, пребывающего в трансе и объясняющего свои ощущения. Объяснения базируются на идеях, знакомых ему из своей культуры, будь то духи, призраки, боги или демоны. Но если не сверхъестественными силами, тогда чем вызываются эти переживания?

Людям, страдающим шизофренией, иногда кажется, что они не управляют своим поведением. Во время эпилептических припадков человек теряет чувство собственного «я», что сходно с ощущениями людей, «одержимых духами». Страдающим соматопарафренией кажется, что они утрачивают обладание своим сознанием (что-то вроде одержимости) или собственным телом («эта прикрепленная ко мне нога не моя»). Когда речь заходит об одержимости, называются четыре возможные категории сущности, способные подчинить себе человека: 1) другое «я»; 2) инопланетяне; 3) неправильно работающая машина; 4) инженер. Этот эффект может быть достигнут путем гипнотического внушения и наблюдаться при помощи инструментов нейровизуализации. Подобные примеры психических расстройств показывают: в разуме есть нечто способное вызывать ощущение частичной утраты контроля. Возможно, аналогичные явления происходят в мозге и при некоторых религиозных переживаниях. Диссоциативное расстройство личности (называемое также раздвоением личности), сопровождающееся ощущением, что в одном теле существует сразу несколько личностей, может быть тесно связано со случаями так называемой одержимости. Эта связь остается предметом споров, как и само существование раздвоения личности.

Еще одна возможность заключается в том, что в некоторых ситуациях женщины, рассказывая о случаях одержимости, на самом деле имеют в виду совершенное по отношению к ним сексуальное насилие. На это указывает: 1) то, что речь почти всегда идет о гетеросексуальной связи между духом мужского пола и жертвой женского пола; 2) вагинальное или ректальное вхождение духа в тело жертвы (или выход из тела в результате экзорцизма); 3) то, что многие описания очень напоминают сценарии изнасилования. В тех культурах, где признаться в том, что ты была изнасилована, – значит подвергнуть себя позору, жертвы могут иносказательно описывать свою драму на языке сверхъестественных переживаний.

* * *

Откровение – это когда человек получает подтверждение своей веры, как ему кажется, из нетрадиционного источника, например от самого бога. Есть несколько типов откровения, в частности гадание (например, с помощью карт таро), галлюцинации (видения, сновидения и т. д.), вдохновение (внушение вам мудрых идей) и воплощение (когда вы встречаете человека, который оказывается воплотившейся в человеческий облик божественной сущностью).

Некоторые религии придерживаются принципа, что одной из наших главных целей должно быть достижение просветления. Что конкретно происходит при достижении этого состояния, разные религиозные традиции трактуют по-разному. Однако есть одна константа: достигая просветления, мы, как нам кажется, избавляемся от дискомфорта, присущего непросветленному существованию. В некоторых сектах считается, что просветление влечет за собой истинное понимание мироздания. Просветленный человек вдруг осознает, что он составляет одно целое со Вселенной, что разница между ним и окружающим миром иллюзорна.

Есть основания думать, что это трансцендентальное чувство является результатом успокоения левого полушария мозга. Нейробиолог Джилл Болти Тейлор в своей книге «Мой инсульт был мне наукой» рассказывает о том, как у нее вследствие перенесенного инсульта отказало левое полушарие. Ей казалось, что она стала одним целым со Вселенной. Вполне может статься, что долгие часы особой медитации, которая требуется для достижения духовного просветления, на уровне мозга призваны заглушить несмолкающую болтовню левого полушария.

Одно из различий между двумя полушариями заключается в том, что правое старается воспринимать действительность более или менее точно, не приукрашивая и не интерпретируя ее, а левое постоянно теоретизирует и выискивает паттерны. Опыты показывают, что левое полушарие является более важным для сновидений и галлюцинаций. Весьма любопытные эффекты этого можно наблюдать у пациентов с расщепленным мозгом.

Левое и правое полушария сообщаются между собой посредством особой структуры, называемой мозолистым телом. Эпилептикам, страдающим от сильных припадков, мозолистое тело иногда рассекают, чтобы исключить переход нейронных разрядов из одного полушария в другое. Самое интересное, что после этого пациенты продолжают вести такую же жизнь, как и прежде. Они не чувствуют никакой разницы, и перенесенная операция не отражается на выполнении ими большинства действий.

Однако в силу того, что разные полушария управляют разными половинами тела (правое полушарие управляет левой половиной, а левое полушарие – правой), ученые ставят эксперименты, в которых одно полушарие противопоставляется другому. В одном эксперименте людям с расщепленным мозгом показывали картинки, а потом просили выбрать из множества предметов те, которые в наибольшей степени соответствуют картинке. Оказалось, что выбор левого полушария отличается от выбора правого полушария. Это стало возможно отследить благодаря тому, что правое полушарие обрабатывает зрительную информацию, поступающую из левой половины поля зрения, и наоборот. Например, в ходе одного эксперимента испытуемому с расщепленным мозгом одновременно показывали две картинки. Одна из них (куриная лапа) демонстрировалась таким образом, что вся информация поступала в левое полушарие, а другая (снежный пейзаж) – в правое. Затем из ряда картинок, расположенных в центре поля зрения, испытуемого просили выбрать ту, которая, по его мнению, больше всего ассоциируется с продемонстрированными ранее куриной лапой и пейзажем. В числе картинок было две, которые должны были ассоциироваться с предложенными стимулами: курица (куриная лапа) и лопата (снежный пейзаж). Испытуемый выбрал изображение лопаты левой рукой и курицы – правой, объяснив свои действия тем, что лапа принадлежит курице, а лопата нужна для того, чтобы убирать за ней. Как видим, выбор лопаты никак не связан со снежным пейзажем. Почему? Потому, что речью ведает преимущественно левое полушарие. Правое полушарие безголосое. Левое полушарие просто выдумало причину. Но оно выдумало ее так, чтобы оправдать сделанный им выбор, и человек, судя по всему, в это поверил. Вообще, есть мнение, что наше представление о самих себе – это история, придуманная левым полушарием.

Другой эксперимент, в котором участвовали люди с расщепленным мозгом, был призван ответить на вопрос об отношении разных полушарий к случайности. В эксперименте, проведенном нейробиологом Майклом Газзаниги, перед испытуемыми было две кнопки – левая и правая. Нажатие одной из них (скажем, левой) обеспечивает вознаграждение в 70 процентах случаев, а другой – в 30 процентах случаев. Участникам об этих процентах никто не сообщал, но методом проб и ошибок они получили некоторое представление об этом соотношении. В такой ситуации наиболее разумным решением было бы все время нажимать левую кнопку, поскольку она обеспечивает большую отдачу. Крысы в аналогичной ситуации так и поступают (когда разберутся, что к чему). Однако люди нажимают кнопку только в 70 процентах случаев. Какая-то часть их мозга думает, что может перехитрить систему и правильно угадать, в каких случаях сработает левая кнопка, а в каких – правая. Разумеется, это заблуждение, приводящее к тому, что человек постоянно получает меньшую отдачу, чем мог бы. Какая сторона мозга за это ответственна?

Если вы предположили, что левое, вы правы. Изолированное в результате рассечения мозолистого тела правое полушарие во всех случаях весьма разумно выбирает левую кнопку, а левое полушарие думает, что может перехитрить систему. В большинстве ситуаций, когда используются оба полушария, левое, как правило, доминирует. Если вы не понимаете, почему выгоднее всегда нажимать левую кнопку, спросите у своего правого полушария. Или у крысы.

Можно сказать, что у вас есть два представления о самих себе. Левое полушарие говорит, что вы индивидуальная личность, отделенная от окружающей среды. Правое полушарие четкой границы между вами и средой не видит, но говорить оно не способно, и его точку зрения вы можете узнать только тогда, когда находитесь под наркотическим кайфом, или в том случае, если на протяжении тридцати лет занимаетесь медитацией.

Это возвращает наш разговор к религии. Когда вы замечаете за собой необычные переживания, например что вы едины со Вселенной, это может быть следствием активности правого полушария. Однако религиозные интерпретации подобных переживаний исходят, вероятно, от левого полушария. Понятно, что религию нельзя ассоциировать с каким-то одним полушарием, и корреляции религиозного поведения с доминированием того или иного полушария не наблюдается.

Буддисты утверждают, что после многих лет медитации человек может достичь состояния, которое интерпретируется как просветление. Одни понимают медитацию как расслабление, а другие, и автор в их числе, уподобляют ее тяжелым тренировкам в спортивном зале. Это действительно тяжелый труд. Далай-лама призвал нейробиологов найти способ достичь того же эффекта при помощи прямой стимуляции мозга. Видимо, даже он находит четыре часа медитации в день перебором.

Буддисты интерпретируют просветление как момент прозрения, когда вы вдруг постигаете всю природу существования. Конкретнее, они начинают понимать, что отдельно существующее «я» – иллюзия, что «я» и весь мир суть неразрывное целое.

Оказывается, медитация снижает активность теменной доли коры головного мозга, которая помогает нам отличать себя от окружающего мира, и левого полушария мозга в целом, которое ассоциируется с более нарративным и менее холистичным образом мышления. Кроме того, люди, которые в меньшей степени владеют своим телом (что измеряется способностью подражать позам манекенов), с большей вероятностью переживают отделение души от тела. Весьма вероятно, что длительная практика определенных видов медитации позволяет целенаправленно снижать активность теменной доли или левого полушария. По мне, делать вывод, что вы образуете одно целое со Вселенной, целенаправленно заглушая ту часть мозга, которая помогает вам отличаться от окружающего мира, – это то же самое, что делать вывод, что света не существует, приучив себя держать глаза закрытыми.

Почему мистики считают взгляд правого полушария на мироздание более справедливым? Во-первых, трудно заглушить голос левого полушария на достаточно долгое время, чтобы образ мышления, присущий правому полушарию, успел стать доминантным. Возможно, мистики потому и ценят точку зрения правого полушария выше, что ее труднее узнать, – как и предсказывает теория оправдания интеллектуальных усилий. Во-вторых, достижение просветления – это, судя по всему, очень приятное чувство. Джилл Болти Тейлор во время одного из выступлений упомянула о том, что избавление от постоянной болтовни левого полушария после перенесенного инсульта ощущалось как освобождение. Правое полушарие видит мир спокойным и счастливым. Поскольку людям хочется верить, что их надежды сбудутся, это еще одна причина отдавать предпочтение правополушарной точке зрения как более правильной.

* * *

В тревожные периоды жизни со многими людьми случаются слабовыраженные формы обсессивно-компульсивного расстройства. Заметим, что распространенные суеверия – типа не наступать на трещины на асфальте и бросать соль через плечо – совершенно произвольные действия, призванные уберечь нас от неприятностей.

Выше я говорил о том, как происходит суеверное научение у животных, когда среда оказывается непредсказуемой. У людей, похоже, суеверия тоже сильнее проявляются в тех случаях, когда ситуация непредсказуема. Будучи не в состоянии контролировать ситуацию, люди находят утешение в том, что контролируют свое поведение. Когда события воспринимаются как неожиданные или непредсказуемые, разум отчаянно ищет объяснение происходящего.

Например, антрополог Бронислав Малиновский обнаружил, что рыбаки на островах Тробриан проявляют большую суеверность, когда выходят в открытое море, где лов менее предсказуем, чем когда рыбачат в лагуне, которую знают как свои пять пальцев. Ритуалы беттеров в бейсболе могут быть необычайно сложными. Интересно отметить, что наибольшая их часть посвящена самым непредсказуемым элементам игры, каковыми являются подача и отбивание мяча. Что же касается полевых игроков, то они меньше полагаются на удачу, а больше – на сноровку, поэтому у них ритуалов меньше всего.

Хаос пугает, а когда люди напуганы, они с большей вероятностью видят паттерны, которых нет. В эксперименте, проведенном Джейсоном Брейтуэйтом, участникам предлагали обнаружить в случайном шуме какой-либо паттерн. Те из них, кому вскоре предстояло прыгать с парашютом, обнаруживали несуществующие закономерности чаще остальных. Обнаружение паттернов не сводится только к уровню дофамина – похоже, это специализация правого полушария мозга. Правое полушарие выявляет в шуме больше паттернов, чем левое, и у тех, кто верит в паранормальные явления, правое полушарие, как правило, более активно, чем у скептиков, у которых, как правило, доминирует левое полушарие.

Религии, особенно с догматами, напоминающими суеверия, должны быть более распространены в хаотичной и непредсказуемой среде.

* * *

В западной культуре вера в призраков распространена на удивление широко. Согласно опросу, проведенному в 2005 году организацией Gallup, в призраков верит примерно каждый третий. Офтальмолог Уильям Уилмер обследовал пациентов, которые утверждали, что в их доме водятся привидения. Они слышали звон колокольчиков и шаги по ночам, испытывали физические ощущения и видели таинственные фигуры, страдали от головной боли и усталости. У предыдущих владельцев опыт был такой же. Оказалось, что печь в их старом доме имела плохую тягу, и угарный газ проникал в жилые комнаты. Газ этот не имеет запаха, но может вызывать видения, чувство страха и галлюцинации. Когда печь отремонтировали, все проблемы исчезли.

Это объяснение может показаться притянутым за уши. Нельзя ведь, ссылаясь на единичные случаи, объяснять действием одного химического вещества весь фольклор, посвященный привидениям! Тем не менее сбрасывать данное объяснение со счетов не стоит, поскольку это отнюдь не частный случай. Вместе с тем следует отметить, что истории о привидениях получили широкое распространение во второй половине XIX века, когда дома в массовом порядке начали оборудовать газовыми печами. Данная причинно-следственная связь еще более усложняется несколькими дополнительными факторами. Например, в те же самые времена люди очень увлекались и другими духовными феноменами, включая месмеризм.

* * *

Эволюция приучала нас выживать и размножаться в определенной среде. Есть вещи, которые надо уметь видеть, слышать, чувствовать (например, слышать треск хвороста, сигнализирующий о приближении другого живого существа), и есть вещи, которые нам не нужны (например, ультрафиолетовый свет). Если бы эволюция пошла другим путем, то у нас и органы чувств были бы другие.

Даже небольшие генетические различия могут влиять на восприятие нами окружающего мира. Например, некоторые люди, в силу каких-то генетических особенностей, находят вкус кориандра подобным вкусу мыла. В результате блюда, приправленные кориандром, они воспринимают совсем не так, как другие.

Эволюция приучила нас бояться инфекции и защищаться от нее, а также выработала в нас определенные склонности, влияющие на наше отношение к искусству и религии. Теперь мы отойдем от биологических и эволюционных причин притягательности определенных вещей и поговорим о том, какую роль играют в этом наши пристрастия, предубеждения и различные психологические искажения.

6. Предубеждения

Мы эволюционировали, чтобы жить и процветать именно в том мире, который нас окружает. Кроме того, каждый из нас на протяжении всей своей жизни чему-то учится. Природа, воспитание и сложные комбинации этих двух факторов приводят к тому, что в разуме каждого человека формируются определенные установки, облегчающие ему жизнь.

Некоторые люди относятся к этим установкам в целом критично и называют их предубеждениями или когнитивными искажениями. Те, кто относится к ним более благодушно, предпочитают термин «эвристика». Этот термин грубо можно перевести как правило, которому обычно нужно следовать. Каждый может согласиться с тем, что эти установки лучше всего работают в среде, которая максимально соответствует нашей эволюционной истории. А вот когда установки, эволюционировавшие в одной среде, применяются в другой, например при выборе страхового плана, могут возникать проблемы.

Хороши или плохи эти самые предубеждения/эвристики, художники и маркетологи активно пользуются ими, чтобы завладеть нашим вниманием. В данной главе я опишу некоторые из когнитивных искажений и их эффекты.

* * *

Как узнать, насколько вероятно наступление того или иного события? Или насколько оно распространено? Когда у нас еще не было статистики и систематического учета, мы ориентировались лишь на то, что видели вокруг. Мы и сейчас так поступаем. Видя, что какое-то явление повторяется снова и снова, мы начинаем считать его распространенным и вероятным. Распространенность этого явления мы оцениваем по тому, насколько часто оно приходит на ум. На языке когнитивной психологии это называется доступностью. В этом и заключается суть так называемой эвристики доступности. Наши представления о степени вероятности и распространенности события базируются на том, насколько легко они вспоминаются, приходят на ум. Если бы получаемая нами информация ограничивалась тем, что мы переживаем непосредственно, что сами видим, слышим и т. д., вопросов бы не возникало. Проблемы появляются тогда, когда информация поступает из третьих рук – когда мы рассуждаем о том, о чем читаем, о чем нам рассказывают другие люди, что видим в кино.

Вспоминаться может не только то, что видели мы сами, но и пересказы того, что видели другие люди, – или их пересказы чужих пересказов. Как уже говорилось в предыдущих главах, с точки зрения эволюционного развития у нас есть все причины доверять людям. Сегодняшние средства коммуникаций вышли на глобальный уровень, позволяя нам слышать обо всем, что происходит в мире. И мы не только читаем о происходящем в газетах и книгах, но и видим это собственными глазами на экране телевизора или компьютера. Хотя эволюция снабдила нас некоторыми фильтрами для обнаружения лжи, видеосъемка появилась относительно недавно, чтобы у нас успел выработаться врожденный фильтр на этот случай. Поэтому мы – или, если угодно, значительная часть нашего разума – верим тому, что видим, и даже думаем, что это происходит на наших глазах, – даже если смотрим видеозапись в интернете. Эффект сочетания эвристики доступности с развитием средств коммуникации весьма глубок: из новостных сообщений мы получаем искаженное представление о том, что происходит в мире.

Например, женщины в возрасте старше сорока лет значительно переоценивают вероятность развития рака груди, причем степень переоценки коррелирует с лавиной сообщений, касающихся рака груди, в средствах массовой информации. Эта ситуация – наглядный пример эвристики доступности. Исследование, проведенное социологами Лизой Корт Батлер и Келли Ситнер Хартшорн, обнаружило, что люди, следящие за криминальной хроникой по телевизору, более склонны думать, что уровень преступности растет. Информацию о преступности, загрязнении окружающей среды и других мировых проблемах мы получаем преимущественно из выпусков новостей. Проблема в том, что организации, предоставляющие нам информацию, ожесточенно конкурируют между собой. Это побуждает их делать свои выпуски все более завлекательными. В нашем обществе к этому относятся как к чему-то само собой разумеющемуся, но негативные последствия данного явления недооцениваются. Если мы склонны считать более притягательными истории, вселяющие надежду или вызывающие страх, отличающиеся новизной и описывающие драматические ситуации, тогда СМИ такими новостями нас и снабжают, предпочитая их более объективной, но менее притягательной информации.

Проблема усугубляется тем, что новостные выпуски конкурируют не только с другими новостными выпусками, но и с развлекательными передачами и с другими формами проведения досуга. Например, вместо того чтобы читать новости, вы можете почитать книгу. Вместо того чтобы смотреть новости, вы можете посмотреть кино или поиграть в компьютерную игру. Если же вы делаете новости и хотите отвлечь потенциальных зрителей или читателей от их занятий и побудить смотреть или читать ваши новости, тогда информацию нужно представить как можно в более увлекательной форме, иначе вы рискуете потерять рейтинг или тираж, и ваша организация понесет убытки.

Одна из главных проблем новостей заключена в самом их названии – «новости». Это значит, что они должны доносить информацию о том, что произошло совсем недавно. Для этого есть хорошее психологическое обоснование: постепенно мы привыкаем ко всему и теряем интерес к паттернам, в которых, как нам кажется, мы уже разобрались. В 1980-е годы новостные СМИ немало потрудились, чтобы донести до населения, как опасно садиться за руль в пьяном виде. Но к 1990-м годам людям это уже приелось. Пытаясь найти новый угол зрения на проблему смертности на дорогах, новостные медиа переключились на тему агрессивного поведения участников дорожного движения, которая, не будучи явлением таким уж распространенным, тем не менее обладала всеми необходимыми качествами, чтобы привлечь внимание аудитории: тут и новизна тематики, и игра на наших страхах. О пьяных водителях перестали говорить совсем. Это уже не новость. Не то чтобы проблема пьяного вождения была решена – совсем нет. Просто новостным медиа потребовалась свежая тема, чтобы пощекотать нервы аудитории. Проблемы, которые являются рутинными и постоянными, переходят на задний план, и наше внимание притягивается к чему-то новому и необычному. Понимание типичного положения вещей – это ключ к постижению мира. Но новости рассказывают нам о том, что нетипично, и мы начинаем относиться к нетипичному как к чему-то распространенному и вероятному.

Наша память имеет особенность, из-за которой нас очень легко напугать: легче вспоминаются вещи, которые несут в себе сильный эмоциональный заряд. Поэтому нам на ум быстрее приходят такие новости, которые связаны с насилием и внушают страх, а это приводит к тому, что именно такие явления начинают казаться распространенными и вероятными.

Истории с сексом и насилием всегда хорошо продаются, будь то новости, художественный вымысел или что-то среднее. Эвристика доступности заставляет нас считать эти явления распространенными, а значит, важными, что пробуждает у нас желание узнать побольше, а это, в свою очередь, подстегивает СМИ, образуя порочный круг. Круговорот этих идей (каскад доступности) приводит к тому, что они во все большей мере кажутся нам нормой и мы принимаем на веру те объяснения, о которых узнаем из новостей. Когда же происходит привыкание и люди перестают реагировать на эти новости, СМИ выбирают для нас новый жупел, и все начинается сначала.

* * *

В главе 4 мы говорили о теории метафор, и складывается впечатление, что разные цвета имеют для нас особый смысл. Хотя существует мнение, что ассоциации с цветами заложены в нас уже эволюцией, некоторые исследователи утверждают, что наша эмоциональная реакция на цвета основывается на ассоциациях этих цветов с различными вещами из окружающего мира, которые нам нравятся или не нравятся. Но поскольку нас всех окружает один и тот же мир (ночь у всех темна и т. д.), цветовые ассоциации у представителей разных народов и культур схожие.

Умение чувствовать разницу между светлым и темным – наиболее фундаментальный аспект цветовой чувствительности. Пионеры в этой области исследований, антропологи Брент Берлин и лингвист Пол Кэй, обнаружили, что у всех народов есть различия в том, какие цвета спектра имеют собственные названия. В одних культурах есть только два слова для обозначения цветов, в других культурах таких слов больше. Но слова для обозначения светлого и темного имеются в каждой культурной среде. У тех народов, которые имеют только два слова для обозначения цветов, одно слово используется для обозначения всех светлых цветов, а другое – для всех темных. Почему же понятия «светлое» и «темное» имеют такое универсальное значение? Дело в том, что в большинстве реальных ситуаций первостепенное значение имеют не цвета как таковые, а контраст оттенков.

Темнота пугает, потому что в темноте наш главный орган, зрение, оказывается бесполезен в борьбе с хищниками и соперниками. Темнота повсеместно ассоциируется со страхом и злом. Вот откуда идет выражение «черные мысли» и вот почему разбойники в художественной литературе и кино обычно изображаются в черном. Эта идея подкрепляется экспериментами психолога Брайана Майера. Более светлые таблетки ассоциируются у людей со спокойствием. Таблетки средней светлоты – с любовью и возбуждением, а темные – с несчастьями и болезнями. И это, как показывают результаты исследования, проведенного Анатом Лехтером, верно по отношению к представителям разных стран и народов. Как правило, люди предпочитают более светлые оттенки, о каком бы цвете ни шла речь. Есть, разумеется, и исключения. В пекинской опере черное лицо олицетворяет добро, а белое – хитрость и мошенничество. Но эти исключения редки.

Более того, позитивные ассоциации вызывает не только белый цвет, но и светлые оттенки любого цвета. А еще одна причина ассоциировать черный цвет со злом заключается в том, что преступления совершают чаще всего в темноте. Исследования психолога Чень-Бо Жуна показали, что даже ношение солнцезащитных очков повышает вероятность антиобщественного поведения. Причина? В темных очках нам кажется, что нас не заметят.

Черный цвет, по-видимому, напоминает нам о грехе и о древнем страхе перед инфекцией и загрязнением. В эксперименте, проведенном психологами Гэри Шерманом и Джеральдом Клором, участникам показывали слова, написанные черными и белыми буквами, которые они должны были произносить вслух. Некоторые слова выражали негативные с точки зрения морали понятия, такие как жадность, а некоторые – позитивные, такие как честность. Люди быстрее произносили негативные слова, написанные черными буквами, и позитивные слова, написанные белыми буквами. И все это происходило слишком быстро, чтобы можно было заподозрить в этом какой-то умысел. Упомянутый эффект был сильнее выражен у людей, которые особенно любят чистоту, и у людей, питающих слабость к предметам личной гигиены, таким как мыло и зубная паста.

Данная теория прекрасно укладывается в рамки общего закона контаминации, о котором я упоминал в главе 5, согласно которому предметы и люди, вступающие в контакт друг с другом, частично передают друг другу свои свойства. При этом принято считать, что плохое передается гораздо быстрее, чем хорошее, что имеет весьма неприятные культурные последствия. Если почитать американские законы Джима Кроу или официальные тексты системы апартеида в Южной Африке, там можно найти немало ссылок на озабоченность тем, что контакты с другими расами грозят белой расе опасностью контаминации.

Как это ни прискорбно, наша тенденция ассоциировать тьму с аморальностью и грязью немало поспособствовала широкому распространению нетерпимости белых по отношению к другим расам. Возможно, осознание существования этой тенденции станет шагом на пути к искоренению расизма.

Я не встречал свидетельств, которые позволили бы связать зимнюю депрессию (сезонное аффективное расстройство) с теми ассоциациями, которые вызывают у нас черный цвет и темнота. Более того, есть данные, указывающие на ошибочность распространенного представления о том, что погода может влиять на уровень счастья. При этом интересно отметить, что зима, по-видимому вследствие присущего ей относительного дефицита солнечного света, как будто действительно вызывает депрессию у некоторых людей (сезонное аффективное расстройство даже лечат светом). Даже если это не так, устойчивая ассоциативная связь между темнотой и депрессией побуждает нас в это верить. Казалось бы, несуществующие явления не нуждаются в объяснениях, но широко распространенную веру в несуществующие явления объяснить все-таки нужно. Говоря об ассоциировании темноты с депрессией, стоит еще обратить внимание на то обстоятельство, что погруженный в депрессию человек воспринимает окружающий мир как более серый. Психиатр Леджер Тебарц ван Эльст обнаружил, что людям, страдающим от депрессии, сложнее различать градации оттенков между черным и белым. Краски мира видятся им менее яркими и насыщенными. Вполне возможно, что не серость пейзажа вгоняет их в депрессию, а, наоборот, из-за депрессии мир кажется серым.

Берлин и Кей утверждают, что самым распространенным, после черного и белого, по числу упоминаний в разных языках является красный цвет. Имеется в виду, что если в языке только три слова, обозначающих цвета, то это будут белый, черный и красный (последний термин обычно включает коричневые и оранжевые оттенки). Интересно отметить, что младенцы в ходе развития сначала учатся различать темные оттенки, затем красный цвет, а потом уже остальные цвета. Даже младенцы предпочитают фокальные цвета, такие как красный, периферийным цветам, таким как пурпурный. Люди, теряющие цветовое зрение вследствие заболеваний мозга, способность различать красный цвет утрачивают в последнюю очередь, а восстанавливают – в первую. Из всех цветов красный цвет вызывает наиболее сильные эмоциональные реакции. Из всего этого можно сделать вывод, что черный, белый и красный цвета являются самыми экспрессивными в искусстве.

Если черный цвет обозначает страх и зло, а белый – добро, то что символизирует красный? Во-первых, он, по-видимому, несет в себе коннотацию насилия, опасности, власти и агрессии. Это естественно, ведь кровь красная. Красный цвет ассоциируется с господством и агрессией у многих животных (включая людей), причем этот эффект, по-видимому, врожденный. У самцов мандрилов красный цвет носа, зада и гениталий служит статусным символом, сообщающим о его готовности дать бой каждому. Физиологически эта краснота связана с высоким уровнем тестостерона и уровнем агрессии. Когда два самца сталкиваются нос к носу, то имеющий более бледную окраску (не такую красную) обычно ретируется. В эксперименте с участием людей добровольцам показывали круги разных цветов и просили указать, какой из них «скорее всего выиграет в физическом состязании» и какой «выглядит наиболее доминантным». Красный круг выиграл в обоих случаях. Футбольные голкиперы в большей мере опасаются игроков в красных футболках, считая их более опасными соперниками, но это, возможно, связано с тем, что команды, регулярно играющие в красной форме, действительно чаще выигрывают. Схожий эффект цвет формы имеет и в единоборствах. Это может объясняться тем, что красный цвет побуждает вас сражаться лучше, или тем, что соперники, когда вы в красной форме, сражаются хуже. Более того, выясняется, что и судьи спортсменам в красной форме норовят засчитать больше очков.

Во-вторых, красный цвет несет в себе значение сексуальности и страсти. Мужчины находят женщин, одетых в красное, более привлекательными, стараются сидеть поближе к ним, задают им более интимные вопросы. Женщины тоже находят одетых в красное мужчин более привлекательными, но не то чтобы более милыми и приятными – этому мешает их кажущееся высокомерие. Красный цвет ассоциируется с возбуждением и жаром (более длинные волны воспринимаются как теплые, а более короткие – как холодные), что вполне укладывается в категорию секса и насилия.

Красный цвет может оказывать влияние на наши умственные способности. В одном эксперименте, проведенном психологом Маркусом Майером, добровольцев попросили выполнить пятиминутный тест на IQ. Каждому участнику был присвоен фальшивый номер, указанный красными или черными чернилами в углу листа. Добровольцы, чей номер был написан красными чернилами, устойчиво показывали худшие результаты. В другом эксперименте студентам выдали папки разных цветов и попросили выбрать предпочитаемый уровень сложности для теста на IQ. Студенты, выбравшие красные папки, как правило, получали тесты полегче. В ходе еще одного эксперимента красная вспышка помешала участникам в решении анаграмм, тогда как вспышки других цветов не оказали никакого воздействия. Решая интеллектуальные задачи в помещении, освещаемом красным светом, вы допускаете больше ошибок, чем в помещении, освещаемом синим светом. Однако влияние красного цвета не всегда негативное. Он способствует выполнению задач, требующих внимания к деталям, тогда как синий – выполнению творческих заданий. Возможно, дело в том, что связь красного цвета с насилием усиливает сосредоточенность, что подходит для выполнения кропотливой, методичной работы, но губительно для творчества.

В искусстве красный цвет обозначает гнев, страсть и насилие, а в Библии сказано: «Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как волну убелю» (Исаия, 1:18).

Если в языке есть четыре слова для обозначения цветов, то это будут черный, белый, красный и либо зеленый, либо желтый. Если слов пять, то зеленый и желтый присутствуют оба, а если шесть, добавляется еще и голубой.

Исследования не обнаружили таких же надежных транскультурных эмоциональных ассоциаций для зеленого, желтого и голубого цветов, какие есть для черного, белого и красного. Возможно, дело в том, что в каждой культурной среде свои ассоциации. Однако, если учесть, что большинство исследований проводились в США и при этом надежных результатов получено не было, напрашивается вывод, что в американской культуре устойчивых, не зависящих от контекста ассоциаций с этими цветами попросту нет. С другой стороны, есть данные, что зеленый цвет как будто бы способствует раскрепощению творческих способностей, а присутствие растительности (которая преимущество зеленого цвета) способствует творчеству и снижает уровень преступности.

У нас принято ассоциировать розовый цвет с девочками, а голубой – с мальчиками. Так было не всегда. Голубой цвет ассоциируется у нас с покоем и умиротворением. Раньше он считался женским цветом. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на наряды диснеевских принцесс (Золушки, Алисы, Белоснежки). Со временем ассоциации изменились, и розовый цвет стали связывать с девочками, а голубой – с мальчиками. Есть, однако, свидетельства, что девочки (китайские и американские, то есть независимо от культурной принадлежности) предпочитают цвета из красной части спектра, а мальчики – из синей. Эти тесты проводились с очень маленькими детьми, которые, как полагают исследователи, еще не могли подвергнуться влиянию культуры.

Хотя есть данные, что некоторые оттенки розового цвета успокаивают заключенных, окончательно установленным фактом признать это пока нельзя.

Стена, покрашенная свежим слоем голубой краски, может выглядеть очень красиво, но мало что в этом мире притягивает взор так, как красивые люди. Обычно мы сосредоточиваем внимание на тех деталях, которые отличают нас от других (к примеру, ей нравится борода, ему – рыжие волосы), поэтому легко забыть, что основы привлекательности имеют транскультурную природу и, вероятно, эволюционную подоплеку.

Воспроизводство и выживание – два мощнейших двигателя эволюции, какую бы нишу ни занимал организм в экосистеме. Значит, каждое живое существо обладает встроенными, генетически закодированными качествами, которые содействуют воспроизводству и выживанию. Эти могучие силы влияют на то, что мы считаем притягательным.

У людей воспроизводство осуществляется преимущественно половым путем. По этой причине нас всегда ужасно интересует секс. Исследования, проведенные психологом Дженсом Ферстером, показали, что мысли о сексе или напоминания о нем негативно сказываются на творческих способностях, но позитивно – на решении аналитических задач (вспомним, что тот же эффект оказывает красный цвет, ассоциируемый с сексом). Мысли о любви вызывают прямо противоположный эффект. Объясняют это тем, что любовь предполагает более глобальное мышление, а при мыслях о сексе фокус внимания сужен.

Существует множество факторов, влияющих на сексуальную привлекательность, но чаще всего в этой связи упоминается физическая красота. Хотя у всех народов свои представления о физической привлекательности, существуют интересные транскультурные тренды, предсказываемые эволюционно-психологическими идеями. Во многих случаях наши предпочтения в плане физической привлекательности имеют эволюционное происхождение и влияют на то, что нам нравится в других людях – будь то в реальной жизни, в кино или на картинах. Красота притягивает. Даже новорожденные, еще не приобщившиеся к культуре, отдают предпочтение лицам, которые мы находим привлекательными, о чем свидетельствуют результаты исследования, проведенного психологом Джудит Ланглуа. Мы можем оценить привлекательность человеческого лица, если задержим на нем взгляд всего на 13 миллисекунд. За такое короткое мгновение образ не успевает даже запечатлеться в сознании. Но когда людям показывают лица в таком темпе, а потом просят определить, насколько они привлекательны, их ответы оказываются на удивление точными. Это тем более поразительно, что участники эксперимента даже не помнят, что они что-то видели! Эволюционная теория утверждает, что привлекательными мы находим тех людей, черты которых обеспечивают им максимальный репродуктивный успех (репродуктивный успех заключается в том, чтобы иметь детей, у которых есть дети, и т. д.). Это успешная передача генов будущим поколениям.

Популярная концепция привлекательности заключается в том, что мужчин привлекает физическая красота женщин, а женщин влечет социальный статус мужчин. Широко распространена идея, что мужчины и женщины ищут в партнере неодинаковые качества, и связано это с различием биологических ролей, которые представители разного пола играют в рождении и воспитании детей: женщине нужен мужчина, способный обеспечить семью, а мужчине нужна женщина, способная родить здоровых детей. Но отнюдь не только мужчины говорят, что ценят женщин за красоту; женщины тоже. Женщины утверждают, что ценят других женщин за красоту и что мужчины ценят других мужчин за их статус. На это указывают результаты психологических исследований, согласно которым мужчины и женщины обращают больше внимания на мужчин, достигших успеха в обществе, и на женщин, обладающих физической привлекательностью.

Это кажется остаточно очевидным, если сравнить порнографию, ориентированную преимущество на мужчин, с чикфликами, любовно-романтическими фильмами, ориентированными преимущественно на женщин. В порнографии практически нет сюжета, истории отношений, романтики, зато полно картин секса. Женщинам, как правило, интереснее фильмы и книги, где в центре внимания любовь, а не секс.

Но, может быть, такая ситуация свойственна только нашей культурной среде? Нет. Не только в нашей культуре мужчины говорят, что их интересует физическая красота женщин, а женщины говорят, что для них важен социальный статус мужчины; согласно масштабным исследованиям, проведенным психологом Тоддом Шеклфордом, это свойственно по меньшей мере четырем десяткам культур.

Но древний мозг всегда знает, чего он хочет, даже если новый мозг при этом находится в растерянности. Хотя эволюционная теория, объясняющая различия между мужчинами и женщинами в критериях выбора партнера, имеет смысл, из представленных результатов исследований можно делать вывод о предпочтениях мужчин и женщин лишь по их словам. Когда психологи Пол Иствик и Эли Финкель решили экспериментальным путем выяснить, что же на самом деле влечет мужчин и женщин, эти различия вдруг куда-то испарились. Эксперимент в режиме «быстрых свиданий» не обнаружил никаких различий в том, в какой мере мужчины и женщины учитывают физическую привлекательность, черты характера и потенциал материального благополучия людей, с которыми им хотелось бы встречаться. В том же исследовании не было выявлено сколько-нибудь значительной корреляции между тем, к чему людей влечет по их словам, и тем, к чему их влекло на самом деле. Люди убедительно, как им кажется, прогнозируют, какие качества покажутся им привлекательными, но их прогнозы попадают в «молоко». Как обычно, новый мозг строит догадки – зачастую ошибочные – о предпочтениях древнего мозга.

Интерпретировать эти данные можно было следующим образом: мужчины и женщины в равной мере придают значение внешности потенциального спутника жизни, их предпочтения имеют биологическую природу, но под влиянием культуры они по-разному говорят о своих предпочтениях. Но у такой трактовки есть две проблемы. Во-первых, различия, о которых идет речь, имеют транскультурный характер. Почему мы наблюдаем различия в том, что мужчины и женщины говорят о своих предпочтениях, в тринадцати разных культурных средах? Большинство культур патриархальны, но с какой стати патриархальной культуре поддерживать идею о том, что привлекательность женщины – в ее красоте, а привлекательность мужчины – в его богатстве? Такая идея несправедлива по отношению к мужчинам, тем более что в любой культурной среде существует гораздо больше внешне красивых, но бедных мужчин, чем богатых и могущественных, и для этого большинства было бы намного выгоднее, если бы принято было считать, что женщины любят красавцев. Во-вторых, указанная трактовка предполагает, что культурная среда в большей степени влияет на наше сознательное, рассудочное мышление, чем на интуитивные представления. Но столь глубоко укоренившиеся в культуре представления обязательно должны были бы повлиять на наши интуитивные представления о том, что нас привлекает. Таким образом, насколько я могу судить, расхождения между тем, что нас привлекает, и тем, что мы говорим о том, что нас привлекает, по-прежнему остаются без объяснений.

Что же все-таки привлекает людей? В этом разделе я сосредоточусь на физической привлекательности, потому что именно ей посвящена основная масса исследований, и попытаюсь кратко обобщить выявленные факты. (Говоря о мужчинах и женщинах, я буду подразумевать гетеросексуальных мужчин и женщин. К сожалению, о гомосексуалистах научных данных мало, а о лесбиянках и бисексуалах – и того меньше. Надеюсь, в будущем ситуация изменится.)

Какой бы интересной ни была беседа с друзьями в кафетерии, но, если туда входит красивая женщина, я не могу не оборвать разговор на полуслове, устремив на нее взгляд. Да, я знаю, так нельзя, но это сильнее меня. Моему новому мозгу разговор очень важен и интересен. Он знает, что я недавно – и счастливо – женился. Но мой древний мозг эти соображения не волнуют: смотри, какая красотка! Что же происходит? Вспомните о различиях между древним и новым мозгом. Чем бы мужчина (гетеросексуал) ни занимался, но, если рядом оказывается красивая женщина, его древний мозг думает только о том, как бы произвести на нее впечатление, и отвлекается от всего остального.

Сексуальное желание – мощный мотиватор, и от похотливых мыслей мозг начинает закипать. Исследования психолога Йогана Карреманса показали, что от общения с женщинами мужчины (в среднем) глупеют – о чем свидетельствуют результаты прохождения интеллектуальных тестов, – особенно если женщина мужчине действительно нравится. При этом не имеет значения, состоит ли он в отношениях с этой женщиной. Чем больше мужчина старается произвести благоприятное впечатление, тем глупее он становится, потому что попытки заинтересовать женщину поглощают много интеллектуальных ресурсов.

Так что же делает человека привлекательным? Есть предварительные данные, указывающие на то, что стандартная внешность более привлекательна, чем нестандартная. Обосновывается это тем, что близость к стандарту в большей мере гарантирует генетическую пригодность. Возможно, люди стандартной внешности воспринимаются как более здоровые, хотя в реальности корреляция между стандартной внешностью и здоровьем довольно слабая.

Выяснилось также, что люди предпочитают симметричные лица, хотя достаточно быстро судят о красоте в тех случаях, если видят только половину лица. Соотношение объема талии и бедер у женщины является, по-видимому, предсказателем ее плодовитости и, возможно, здоровья, но вот у мужчин, согласно результатам исследования, проведенного Джейсоном Уиденом и Джоном Сабини, никакой связи между состоянием здоровья и привлекательностью не наблюдается. Возможно, именно тем, что привлекательность мужчины фактически ничего не сообщает о нем самом, объясняется то обстоятельство, что оценки красоты мужчин, сделанные разными женщинами, варьируются гораздо сильнее, чем оценки красоты женщин, сделанные мужчинами. Насколько я могу судить, мы просто не знаем, почему женщин привлекает внешность некоторых мужчин.

Высокий уровень тестостерона придает лицу мужчины более мужественный вид, что коррелирует с воспринимаемым и реальным социальным доминированием; кроме того, он ассоциируется с разводами, супружеской неверностью и насилием. Женщины находят мужественные лица более сексуальными. Почему же среди мужчин не наблюдается тестостероновой гонки вооружений? Почему мы не наблюдаем непрерывного роста уровня тестостерона в истории эволюции? Оказывается, тестостерон препятствует нормальной работе иммунной системы, а значит, избыток этого гормона обходится человеку очень дорого. Следовательно, если у мужчины высокий уровень тестостерона, а значит, ослабленная иммунная система, он должен иметь какие-то другие ресурсы для выживания. Иными словами, проявляющийся в мужественной внешности высокий уровень тестостерона является индикатором хороших генов.

Женщин интересуют не только хорошие гены. Для них также важно, чтобы мужчина был хорошим отцом. К счастью, одно не всегда сочетается с другим. Эксперименты психолога Дэниела Крюгера показали, что женщины, оценивая представителей сильного пола по фотографиям, признавали обладателей более мужественной внешности потенциально агрессивными мужьями и плохими родителями, а обладателей более женственной внешности – прилежными семьянинами и хорошими отцами. В результате женщины выбирают смешанную стратегию, предпочитая для кратковременных отношений и отношений на стороне обладателей более мужественной внешности и доминантного характера, а для долгосрочных отношений – обладателей более женственной внешности, сигнализирующей о том, что они потенциально хорошие родители. От трех до четырех процентов детей рождаются от связей женщин на стороне. Это означает, что около 3 процентов отцов воспитывают не своих детей. Учитывая результаты других исследований, касающихся предпочтений женщин в выборе долгосрочных и краткосрочных партнеров, можно предположить, что некоторые женщины хотят забеременеть от мачо, но чтобы детей при этом воспитывал мужчина более женственной природы. Но вот интересное опровержение: согласно этой теории, при выборе доноров спермы женщины, решившиеся на искусственное оплодотворение, должны были бы отдавать предпочтение мужчинам с более мужественной внешностью, ведь донорам их детей не воспитывать. Однако этого почему-то не происходит.

Высокий рост также интерпретируется – и женщинами, и мужчинами – как важный сигнал социального доминирования. Вероятно, то же самое можно сказать и про других животных. В сообществах с иерархией власти (например, среди кур и собак) особи с низким статусом ведут себя соответственно, то есть стараются выглядеть маленькими и незаметными. Эксперимент, поставленный психологами Брайаном Майером и Сарой Дион, привел к удивительному открытию: поскольку верхнее поле зрения ассоциируется с социальным лидерством, женщины находят более привлекательными фотографии мужчин, расположенные в верхней части компьютерного экрана. То же самое исследование показало, что они находят более привлекательными женщин, чьи портреты находятся в нижней части экрана. Из этого следует, что представителей сильного пола привлекают женщины с невысоким социальным статусом, то есть обладающие меньшей властью.

Кроме того, они, как показывают исследования, предпочитают, чтобы их подруги ездили в командировки и турпоездки в компании обладателей менее мужественной внешности. Представители обоих полов предпочитают, чтобы их дочери встречались с молодыми людьми, имеющими менее мужественную внешность, поскольку желают своим дочерям поддерживать как можно более длительные отношения. Никто не изучал вопрос, каких мужчин родители выбрали бы своим дочерям на одну ночь. Могу себе представить, какой ответ со стороны родителей услышал бы исследователь, решившийся провести такой опрос.

Это не значит, что никаких индивидуальных различий в предпочтениях нет, даже в рамках одной культурной среды. Сформулированная биологом Уильямом Гамильтоном теория эгоистичного гена подкрепляется тем фактом, что людей, как правило, тянет к тем, с кем их объединяют физические характеристики, даже если они не имеют никакого отношения к выживанию или размножению. Есть некоторая корреляция (на уровне 20 процентов) схожих физических черт у супругов, таких как ширина носа, длина мочки уха, окружность запястья, расстояние между глазами и объем легких. Удивительно высока корреляция длины среднего пальца у супругов – 61 процент. Физическое сходство в целом даже называют надежным предсказателем успешности брака.

Все это указывает на то, что, выбирая партнера, мы подсознательно пытаемся найти человека с генами, как можно более похожими на наши. Однако здесь есть свои пределы, поскольку в случае слишком сильного сходства, как это имеет место у близких родственников, высока вероятность рождения детей с врожденными дефектами. Эффект Вестермарка – это отсутствие полового влечения между людьми, которые воспитывались вместе с рождения до шестилетнего возраста. Таким образом природа помогает братьям и сестрам избежать инцеста. Этим же эффектом объясняется тот любопытный факт, что люди, с ранних лет воспитывающиеся вместе в детских домах или коммунах, как правило, не женятся между собой. Если дети постоянно живут вместе, в их подсознании укореняется представление, что они родственники, и сексуального влечения между ними не возникает.

Исследование психолога Девендры Сингха показало, что мужчин в женщинах больше всего привлекает вполне определенное отношение объема талии к объему бедер (0,7), то есть узкая талия и широкие бедра. Средняя величина этого отношения у женщин – 0,83. Почему же предпочтительная цифра именно 0,7? Такое соотношение предсказывает плодовитость женщины, высокий уровень интеллектуального развития и социального интеллекта. Как правило, у таких женщин рождаются более умные дети.

В общем и целом, предпочтение узкой талии представляется транскультурной константой, и абдоминальное ожирение, характеризующееся увеличением талии, ассоциируется с уменьшением уровня эстрогена, снижением плодовитости и иммунитета. Мы обнаруживаем свидетельства этого в индийской и китайской литературе, а также в описании женщин-красавиц в английской литературе XVI века. При том что предпочтения в области соотношения талии и бедер имеют транскультурный характер, предпочтения в отношении абсолютной массы женщины в каждой культурной среде свои. Бедные мужчины отдают предпочтение женщинам крупным, а мужчины, живущие в достатке, – более стройным. Кроме того, психологи Лейф Нельсон и Эван Моррисон выяснили, что голодные мужчины отдают предпочтение более крупным женщинам!

По внешнему виду женщин не определишь, когда у них овуляция, что для мужчин, разумеется, было бы большим преимуществом. Кстати, иногда они такие дни чувствуют. По идее, в период овуляции мужчины должны находить женщин еще более привлекательными и прикладывать еще больше стараний, чтобы их соблазнить. Исследование психолога Джеффри Миллера показало, что стриптизерши в дни пиковой фертильности зарабатывают в среднем 70 долларов чаевых в час, тогда как в дни менструации – только 35 долларов, а в остальные дни – 50 долларов. Почему так происходит? Возможно, имеют место тонкие отличия в запахе, выражении лица, соотношении талии и бедер или движениях. В фертильные дни голос женщины становится более высоким, грудные железы более симметричными, соотношение талии и бедер акцентируется.

Противозачаточные таблетки предупреждают беременность, обманом заставляя организм поверить, что она уже наступила, и мужчины это как будто бы чувствуют. Стриптизерши, выполняющие танец на коленях, получают в среднем 37 долларов в час, если принимают противозачаточные таблетки, и 53 доллара в противном случае.

Естественный запах тела тоже является фактором привлекательности, и, возможно, на наш запах влияет природа нашей иммунной системы. Поскольку мы подсознательно ищем в партнере иммунную систему, которая дополняла бы нашу, дети, рожденные в таком браке, имеют крепкий иммунитет. Некоторые ученые говорят, что комбинирование разных генетических кодов формирует более эффективную иммунную систему, чем смешение схожих кодов. Когда супруги имеют похожие иммунные системы, выше вероятность того, что они будут изменять друг другу. Кроме того, в этом случае случаются чаще выкидыши. Есть предположение, что таким образом природа избавляет нас от потомства, которому все равно не суждено выжить. В ходе знаменитого исследования, проведенного Клаусом Ведекиндом, женщины нюхали футболки, которые перед тем в течение нескольких дней носили мужчины, и оценивали, насколько им нравится запах (мужчины были им совершенно незнакомы). Оказалось, что женщинам больше нравятся запахи мужчин, имеющих иммунную систему другого типа. Когда мужчины нюхали футболки женщин, им больше нравился запах тех из них, у кого в этот период происходила овуляция. Будем надеяться, что это интереснейшее исследование послужит толчком для новых научных открытий.

Когда женщины принимают противозачаточные таблетки, их предпочтения в отношении запахов меняются, и им начинают нравиться мужчины со сходной иммунной системой. Это плохая новость для женщин, которые влюбляются в то время, когда принимают таблетки. Желая забеременеть, они прекращают прием таблеток, и их уже меньше влечет к мужьям. Предположительно это объясняется тем, что беременная женщина хочет, чтобы ее окружали люди, имеющие схожую иммунную систему.

Наши представления о красоте имеют серьезные последствия для реальной жизни. Экономисты Дэниел Хамермеш и Джефф Бидл выяснили, что некрасивые мужчины и женщины зарабатывают в среднем на 9 процентов меньше. Красивым людям мы больше симпатизируем. Но красота имеет и обратную сторону. Врачи склонны переоценивать здоровье красивых людей, что приводит к ошибкам в диагностике и лечении. Красивым женщинам, как выясняется, не следует вставлять свое фото в резюме и публиковать его на веб-сайтах, посвященных поиску работы. Оказывается, что на работодателей-мужчин это никак не влияет, но, если решение принимает женщина, наличие фотографии лишь вредит претендентке. Возможно, дело здесь в ревности.

Красивых людей мы склонны считать более умными. Однако это впечатление резко меняется, стоит им открыть рот. Поведение, особенно вербальные способности, является более важным ключом к оценке интеллекта.

* * *

В данной книге много внимания уделено вопросу о том, в чем мы все похожи. К какой бы культурной среде ни принадлежал человек, в отношении определенных видов искусства, продуктов и идей имеются практически универсальные предпочтения. Однако думать, что этими общими для всех вещами список того, что находит отклик в наших сердцах, исчерпывается, было бы сильным преувеличением. Культура – великая сила, и то разнообразие, которое мы наблюдаем и в убеждениях людей, и в искусстве, во многом является следствием ее влияния.

У искусствоведа Алана Ломакса есть интересная теория о влиянии культуры на старинные народные танцы индейцев. Он утверждает, что в комплексе движений, присущих этим танцам, отражены типичные жесты, которыми люди пользуются в повседневной жизни. Например, в тех культурных средах, где металл был неизвестен и приходилось лущить древесину деревянными инструментами, в танцах доминировали одномерные движения конечностей и туловища, например повторяющиеся движения вверх-вниз. У народов, знакомых с металлами, в танцах наблюдаются уже размашистые двумерные движения. У Ломакса, впрочем, есть немало критиков, называющих его хореометрику псевдонаукой, высасывающей доказательства из пальца.

Однако эта и подобные ей теории фольклора находят некоторую поддержку с неожиданной стороны: их подкрепляют результаты работ, вообще никак не связанных с искусством. Как показало фундаментальное исследование, проведенное психологом Дэниелом Ричардсоном, глаголы ассоциируются с определенным направлением движения. В одном эксперименте людям задавали вопрос, с каким направлением (вверх, вниз, влево, вправо) у них ассоциируется действие того или иного глагола, и их ответы отличались удивительным единообразием. «Уважать» – вверх, «клеветать» – вниз. Это вполне согласуется с уже упоминавшейся выше метафорой «хорошее вверху, плохое внизу».

В книгах по сценографии обязательно найдется совет, что наилучшее движение на сцене – слева направо. Это правило мы наблюдаем и в кино. В «Волшебнике страны Оз» Дороти двигается по экрану почти всегда слева направо. В «Матрице» и ее продолжениях главный герой, Нео, вступая в бой, каждый раз движется слева, тогда как его противник – справа. В спорте это тоже имеет значение. Психолог Анна Маас обнаружила, что спортивные комментаторы находят голы, забитые в поле зрения слева направо, более мощными, быстрыми и красивыми. Судьи в футболе назначают больше штрафных, когда игроки двигаются слева направо, чем когда они движутся справа налево. Оказывается, этот эффект связан с нашей манерой письма. В английском языке субъект ставится перед объектом и на бумаге располагается левее. Если человека, принадлежащего к западной культуре, попросить нарисовать круг, примыкающий к квадрату, он нарисует круг слева от квадрата. Араб, пишущий справа налево, сделает наоборот.

Наблюдая за спортивными состязаниями, многие болельщики верят в тенденции, то есть в то, что, если спортсмен в ударе, он и дальше будет показывать отличные результаты. Иногда такие ожидания оправдываются, но в большинстве случаев они иллюзорны, утверждает психолог Амос Тверски. То, что мы принимаем за непрерывную череду успехов, есть иллюзия кластеризации. Психолог Герд Гигерензер задается вопросом, как эта иллюзия кластеризации уживается в головах людей с ошибкой игрока, которая, по существу, предполагает нечто прямо противоположное: что если при бросании монеты выпадает несколько орлов подряд, то вероятность выпадения решки при следующем броске повышается. Людям кажется, что решка каким-то образом обязана выпасть или что шарик на рулетке обязательно должен попасть на черное после того, как несколько раз подряд попал на красное.

Причина этого видится в том, что мы ожидаем, что живые существа будут вести себя систематично и предсказуемо, а от случайных событий ждем соответствия нашим представлениям о законах случая. Глядя на баскетболиста, бросающего мяч в кольцо, мы впадаем в иллюзию кластеризации, веря в его успех, но когда бросают монетку, наши ожидания прямо противоположные. Это утверждение насчет проявления иллюзии кластеризации и ошибки игрока можно проверить экспериментально. Достаточно попросить кого-нибудь предсказать результаты случайных процессов. Интересно отметить, что в отношении слот-машин, хоть они и относятся к категории азартных игр, проявляется иллюзия кластеризации, а не ошибка игрока. Думаю, дело здесь в том, что игроки видят в машине некую силу, способную делать выбор, а не просто неодушевленный предмет типа костей или колоды карт.

* * *

Я говорил о том, что сходство предпочтений людей обусловлено общностью их эволюционного развития, а различия между разными группами людей – влиянием разной культурной среды. Различия могут иметь место также на уровне индивидов, что обусловлено особенностями не только биографии, но и характера.

Наши стереотипы восприятия музыки, как правило, оказываются достаточно верными. Вероятно, это связано с тем, что люди предпочитают искусство, характер которого соответствует их характеру. Те, кто любит рок, как правило, артистичны, нервозны, не очень осторожны и не очень дружелюбны. Любители классической музыки дружелюбны, эмоционально устойчивы и совестливы. Проводя исследования с участием людей в возрасте от 17 до 40 лет, психологи Питер Рентфроу и Сэмюэл Гослинг выяснили, что они довольно точно угадывают черты характера человека, если знают, какую музыку он предпочитает.

Экстраверты, как правило, любят фильмы ужасов, яркие цвета, активные действия. Они ищут сильных ощущений и ярких переживаний, и в искусстве им интересны такие элементы, как чудеса и война. Их тянет ко всему новому, даже если это новое сопровождается не слишком приятными ощущениями. Еще их тянет к людям, и потому инструментальной музыке они предпочитают музыку вокальную.

Психологи Томас Чаморро-Премузик и Адриан Фурнем обнаружили, что люди, имеющие высокий коэффициент интеллекта и открытый разум, оценивают музыку с рациональной точки зрения, анализируя ее. Невротики и интроверты относятся к музыке с эмоциональных позиций, надеясь, к примеру, на то, что она взбодрит их после трудного дня.

* * *

Люди, знающие толк в искусстве, как правило, обращают внимание на его более формальные аспекты, такие как пространственная композиция, что и определяет их предпочтения. Новичкам же больше импонирует реалистичность картин.

В главе 1 я отмечал, что на большинстве картин и фотографий присутствуют люди, а в этой главе я показал, почему мы предпочитаем смотреть на привлекательных людей. Нам нравится смотреть на изображения людей, которых мы находим привлекательными, потому что часть нашего мозга думает, будто эти люди реально находятся перед нами и у нас есть шанс максимально реализовать свою репродуктивную функцию. Конечно, грустно думать, что древний мозг подростка реагирует на плакат с манекенщицей в купальнике так, словно это дает ему шанс иметь с ней общих детей, но, думаю, именно так и происходит.

Из этой идеи следуют интересные и порой конфликтующие между собой предсказания. Как это всегда имеет место в психологии, никакие обобщения ни в коем случае не следует считать справедливыми в отношении каждого индивида. У каждого человека всегда есть выбор, какими изображениями себя окружать: мужчин или женщин, красивых или не очень, с высоким, средним или низким социальным статусом. И что же люди чаще всего выбирают?

Мы можем сделать прогноз, отталкиваясь от уже упоминавшейся выше гипотезы об относительном социальном статусе. С одной стороны, нам может быть приятно видеть вокруг себя людей, чей социальный статус ниже нашего. Это напоминает нам о своем относительно высоком социальном статусе. С другой стороны, если только речь не идет о наших близких знакомых или родне, то с людьми, имеющими значительно более низкий социальный статус, у нас нет общих интересов, а значит, нет и особого желания видеть их рядом изо дня в день. Куда больший интерес вызывают у нас люди, социальный статус которых немного ниже нашего. Однако чувство соперничества может порождать тревогу, поэтому мы не станем окружать себя изображениями таких людей – по той же самой причине, по которой не украшаем свои дома страшными картинами, даже если обожаем фильмы ужасов. Я знаю нескольких любителей ужастиков, но ни у кого из них не видел в доме картин с изображением монстров, откусывающих людям головы. Если говорить о тех, чье социальное положение примерно равно нашему, то из гипотезы об относительном социальном статусе следует, что мы будем окружать себя только изображениями друзей. Портреты соперников висеть у нас на стенах не будут, поскольку они являются постоянным источником тревоги. Из гипотезы вытекает также, что мы не хотим окружать себя портретами тех, кто чуть выше нас по своему социальному статусу, поскольку их лицезрение вызывает у нас агрессию. Если говорить о тех, чей статус намного выше нашего, то из гипотезы следует, что мы воспринимаем их как героев, образец для подражания, источник вдохновения. Многие девушки украшают стены своих комнат только плакатами с манекенщицами и другими женщинами. Я полагаю, что в этом они уподобляются юношам, которые вешают на стенах портреты звезд спорта: это для них вдохновляющие ролевые модели.

Это теория. А что же говорят факты? На самом деле фактов в строго научном смысле, насколько я знаю, нет. Мы вынуждены полагаться лишь на случайные наблюдения. Когда мы украшаем стены комнат изображениями людей (если речь идет не об объектах сексуального влечения), то это в первую очередь фотографии и портреты незнакомцев, родственников или знаменитостей. Я понимаю, что эти три категории покрывают собой едва ли не все человечество, поэтому мне надо объяснить каждый пункт.

Уверен, что никто не вешает на стены портреты никому не известных людей, если только речь не идет о тех из них, кого мы находим сексуально привлекательными или которые услаждают наше эстетическое чувство. В этом они отличаются от портретов близких нам людей, к которым эстетические требования не предъявляются. Примером портрета неизвестного человека может быть черно-белая фотография обнаженной модели или просто картина, на которой изображен никому не известный человек, стоящий на берегу океана. Изображениями неизвестных людей, не имеющими художественной или эротической ценности, никто стены не украшает.

Своих родных и близких мы очень любим и, видя их фотографии, испытываем радость. Говоря конкретнее, мы окружаем себя изображениями тех членов своей семьи, которых действительно любим. Кто-то из них ниже нас по своему социальному статусу (например, дети), кто-то – выше (родители, правда, до определенного момента, после чего их статус снижается – по крайней мере, в западной культурной среде).

Хотя для взрослых людей не так типично развешивать на стенах портреты и фотографии знаменитостей, подростки делают это очень часто. Такие изображения могут быть сексуально привлекательными, иметь эстетическую ценность либо служить источником вдохновения – когда изображенные люди, например знаменитые спортсмены, актрисы и т. д., воспринимаются как ролевые модели.

В конечном счете мы выбираем то, изображения каких людей должны нас окружать, на том же самом основании, на каком отдаем предпочтение картинам вообще: мы выбираем то, что радует душу. Глядя на них, мы наполняемся любовью (фотографии внуков), возбуждаемся (фотографии обнаженных моделей), воодушевляемся (фотографии звезд спорта или высокой моды) и получаем эстетическое удовольствие (репродукция «Моны Лизы»).

* * *

Тягу к красоте отчасти можно объяснить с помощью принципов восприятия. Но чтобы разобраться в происхождении разного рода нелепых верований и объяснить нашу тягу к ним, надо понять, каким образом наш мозг допускает ошибки и заблуждения. Например, среди ночи человека могут посещать странные видения. Во многих случаях их можно объяснить сонным параличом – разновидностью парасомнии, когда человек, в ужасе проснувшись, четко сознает окружающую обстановку, но при этом не может пошевелиться. Сонный паралич часто сопровождается яркими слуховыми и зрительными галлюцинациями, ощущением давления на грудь или удушения. Подверженность людей сонному параличу не зависит от их национальной или культурной принадлежности. Однако интерпретация этих ощущений в каждой культуре может быть своя. Я упомяну лишь о некоторых из них. В Китае виновником называют некоего призрака, японцы полагают, что это дьявол (канасибари) наступает человеку на грудь, а в Северной Америке причину этого зла видят в старой ведьме. В Вест-Индии считается, что призрак-ребенок вскакивает спящему на плечи и пытается его задушить. Схожие представления существуют в венгерском и индонезийском фольклоре. У хмонгов суеверный страх перед сонным параличом столь велик, что многие от этого умирают. В европейской истории была популярна легенда о демонах, которые нападали на спящих с целью совокупления.

В состоянии сонного паралича бодрствующий мозг интерпретирует чувство ужаса в соответствии с теми идеями, которые привиты ему культурной средой. Это объяснение согласуется с одной из теорий происхождения религии, согласно которой многие верования являются интерпретацией естественных психологических переживаний. Если вы когда-нибудь слышали о канасибари, немудрено, что он вспомнится вам, когда вас охватит сонный паралич.

В современной западной культуре жертвы сонного паралича склонны ассоциировать его с инопланетянами. Очень часто в рассказах об абдукции упоминается, что, когда пришельцы входят в спальню, жертва лежит неподвижно, будучи не в силах пошевелиться. Большинство людей, утверждающих, что видели инопланетян, признаются, что находились в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием. Ставший классическим образ серых впервые появился в телевизионном фильме «Инцидент с НЛО», снятом в 1975 году, и по каким-то причинам приобрел популярность. Это привело к тому, что сонный паралич на Западе часто ассоциируется с инопланетянами, похищающими людей для опытов. Это типичный пример проявления когнитивного искажения, именуемого каскадом доступности: некая идея кажется все более достоверной от того, что постоянно муссируется в средствах массовой информации. Люди видят рисунки пришельцев, смотрят фильмы о них, слышат рассказы тех, кто якобы был ими похищен. И когда у них самих случается сонный паралич, в мозге тут же прокручивается сценарий, который они уже столько раз слышали.

Итак, то, почему жертвы сонного паралича видят пришельцев, в некоторой степени понятно, но как объяснить то, что инопланетяне заняли в сознании людей достаточно важное место? Не думаю, что это произошло случайно. Скорее всего, это связано с нашим восприятием понятия интеллекта. Во многих смыслах серые представляют собой карикатуру на высший разум, так же как Джессика Рэббит является карикатурой на женскую сексапильность.

У пришельцев якобы большие глаза, большая голова, маленький рот, носа нет, тонкие пальцы и полное отсутствие волос. Эти характеристики могут показаться произвольными, но давайте представим себе гипотетического пришельца с противоположными качествами: маленькие глазки, маленькая голова, огромный рот, большой нос, толстые пальцы и волосатое тело. Кто поверит, что существо с такой внешностью может обладать высокоразвитым интеллектом (который связывается с высокими технологиями)? Да это просто курам на смех!

Мы с моей студенткой Маген Макманус провели исследование, в рамках которого показывали людям сделанные на компьютере изображения инопланетян и спрашивали, насколько разумными они выглядят. Опрос показал, что высокорослые пришельцы воспринимаются как более разумные по сравнению с низкорослыми. Существа с более крупными носами воспринимаются как менее разумные по сравнению с теми, кто наделен маленьким носом. Вопреки нашим прогнозам, от размера глаз восприятие разумности пришельцев никак не зависит. Но в общем инопланетян высокого роста с большими глазами и маленьким носом люди оценивали как более разумных.

Таким образом, наше представление о том, как должны выглядеть пришельцы с высокоразвитым интеллектом, соответствует тому, как должно выглядеть разумное существо вообще. Здесь мы снова наблюдаем эффект сдвига пикового уровня, который проявляется, когда имеет место преувеличенная реакция на усиление стимула. Какими конкретно чертами характеризуется разумное существо?

Мой ответ заключается в том, что греи выглядят как очень юные люди. Чтобы этот ответ имел смысл, нужно разобраться в явлении, называемом ювенилизацией.

У приматов уровень интеллекта обратно пропорционален степени изменения внешности между детьми и взрослыми. Например, биолог Мехмет Сомель выяснил, что у людей (а это самые разумные из приматов) дети внешне отличаются от взрослых в наименьшей степени. Мало того, детеныши многих видов приматов гораздо больше похожи на человеческих детей, нежели взрослые особи похожи на взрослых людей. Когда взрослые особи во многом сохраняют внешность детенышей, ученые называют такое явление ювенилизацией. Главное преимущество молодых – способность учиться и впитывать информацию. Возможно, именно постепенное усиление неотении в процессе эволюции человека способствовало развитию его интеллекта. Как я уже упоминал в главе 4, люди, которые развиваются быстрее нормы, как правило, имеют сниженные умственные способности, а индивиды с замедленным развитием впоследствии становятся более умными. Из этого следует, что те приматы, у которых неотения выражена больше, должны быть более разумными.

Возможно, неотения, по крайней мере у млекопитающих, является результатом замедленного развития. Замедленное развитие сказывается на организме во многих аспектах. Прекрасным примером такого рода является длительный эксперимент по выведению чернобурок в Сибири. Эксперимент заключался в селекции лис, которых легко приручить. Однако удивительным побочным эффектом стало то, что прирученные лисы приобрели черты, которые предметом селекции не были: вислые уши, более короткие ноги, закрученный хвост, более короткая и ювенильная морда и меньших размеров череп. Они стали больше походить на собак.

Какое отношение это имеет к людям? Биолог Мехмет Сомель предложил теорию самоодомашнивания. По мере того как общество становится все более цивилизованным, ему и люди требуются более цивилизованные, менее склонные к насилию. Отбор происходит по нескольким направлениям. Самые агрессивные погибают потому, что ввязываются в разного рода кровопролитные побоища, а также потому, что другие члены общества казнят их в качестве наказания. В современных обществах охотников-собирателей по этим причинам гибнет около 10 процентов мужского населения. Нетрудно представить, насколько быстро общество избавится от насилия, если в каждом поколении гибнут самые агрессивные 10 процентов населения. Может иметь место также и сексуальный отбор, при котором женщины предпочитают менее агрессивных мужчин. Желающих выйти замуж за убийцу в цивилизованном обществе все меньше. Результатом этого отбора может стать, как и в случае с черно-бурыми лисами, замедление развития детей. Из этой теории следует, что замедлением развития объясняется как снижение уровня насилия в обществе (по сравнению с нашими предками), так и наш внешний вид (современные взрослые, в отличие от наших предков, больше похожи на своих детей) и повышение интеллектуального уровня.

Так как же неотения объясняет тот факт, что серые выглядят такими разумными? Они похожи на наших детей даже больше, чем взрослые земляне! Инопланетяне как младенцы: маленькие, безволосые (кстати, лысые мужчины выглядят более интеллигентными, чем мужчины с волосами), с большими глазами и большой головой (относительно размеров туловища). Предполагаю, что эта детская внешность пришельцев является одним из аспектов привлекательности самой их идеи. Ранее я уже упоминал о том, что греи выглядят так, какими младенцы видят своих матерей, и этот таящийся в глубинах сознания образ тоже вносит свой вклад, разжигая в нас увлеченность инопланетянами. А еще то, что они похожи на человеческих младенцев, может укреплять нашу веру в их разумность.

* * *

Значительная часть этой книги посвящена вопросу о том, как происходит, что люди верят во всякую антинаучную ересь, не имея на то никаких оснований. Как бы то ни было, в странах Запада преобладает все-таки научное мировоззрение. В частности, за механическими объяснениями наблюдаемых явлений люди признают определенный авторитет, которого недостает абстрактным объяснениям.

Когнитивный нейробиолог Дина Школьник-Вайсберг показала, например, что презентация нейробиологической информации, сопровождающая объяснения психологических явлений, приводит к тому, что люди охотнее верят этим объяснениям, даже если информация не имеет к ним непосредственного отношения. Изображение мозга в разрезе и подобные ему материалы сразу повышают доверие к научной информации. К сожалению, такая тактика может использоваться и в судебных заседаниях. Людям свойственно мистическое представление о том, как устроен разум, и мозг человека воспринимается – осознанно или бессознательно – как нечто живущее своей жизнью. Поэтому, если защитник показывает присяжным изображение мозга, те, сами того не замечая, смягчают свое отношение к подсудимому: «Это ведь не он сделал, а его мозг». Создается впечатление, что если проблема в мозге, то человек уже просто не может ничего с собой сделать. А решить, способен ли он собой управлять, значительно труднее, чем указать на тот участок мозга, который так подвел бедолагу.

* * *

Судя по всему, нам свойственно думать, что масштабные, важные события обязательно вызываются столь же масштабными, важными причинами. Эту тенденцию пристально изучал психолог Рой Спайна. Данная особенность мышления разжигает веру в теорию заговора в тех случаях, если общепринятая причина каких-то явлений кажется слишком мелкой, чтобы в нее можно было поверить. Например, медики утверждают, что ВИЧ (вирус, вызывающий СПИД), эпидемия которого стала настоящим бедствием для многих стран мира, передался людям от обезьян. Затем он распространился среди людей и унес огромное количество жизней. И люди невольно задаются вопросом: в чем причина? Почему так произошло? Некоторые пытаются объяснить происшедшее промыслом божьим – дескать, так бог решил наказать гомосексуалистов и наркоманов.

Точно так же далеко не все готовы верить, что нападение на Всемирный торговый центр в 2001 году было организовано и осуществлено небольшой группой террористов или что Ли Харви Освальд действовал в одиночку, когда убил Джона Кеннеди. Эти события, оставившие глубокий след в душе всех американцев, побуждают людей искать более масштабные и серьезные причины случившегося. Теория заговора как раз и призвана заполнить эту пустоту. Я не утверждаю, что каждая конкретная теория заговора лжива и нелепа, но факт остается фактом: у всех нас есть когнитивные искажения, и мы должны с осторожностью относиться к тому, во что верим, оценивать это критическим взором.

* * *

Жители западного мира предпочитают вещи натуральные, особенно когда дело касается питания и медицины. В ходе одного исследования утверждалось, что 58 процентов опрошенных отдали предпочтение лекарству, в описании которого подчеркивалась его натуральность, а когда участникам уточнили, что по своему химическому составу натуральный препарат идентичен ненатуральному, свое мнение поменяли только 18 процентов опрошенных. Когда продукты питания или лекарства вызывают негативные последствия, люди в меньшей степени терзаются сожалениями или злятся, если речь идет о натуральных продуктах, чем когда речь идет о синтетических продуктах. Люди также считают, что натуральные препараты эффективнее, даже если объективные измерения показывают одинаковый положительный результат. Как это ни парадоксально, но в ходе одного исследования обнаружилось, что эффективность лекарства оказывается вторичным по важности фактором по сравнению с его натуральностью.

Отчего так происходит? Одна из причин может заключаться в том, что в новостях нам часто рассказывают о нежелательных побочных эффектах искусственных продуктов и лекарств и такая информация оказывается более запоминающейся. СМИ настолько развивают небольшую предрасположенность к натуральности, что она полностью выходит из-под контроля, и в игру вступает раскручивающийся по спирали эффект подтверждения.

Вопрос заключается в том, почему мы все-таки отдаем предпочтение натуральным продуктам, несмотря на множество натуральных ядовитых веществ. Ведь змеиный яд, ядовитые ягоды, болиголов – это все тоже продукты совершено натуральные. Единственный приходящий на ум фактор, который объяснял бы происходящее, – это то, что искусственные продукты новее.

Судя по всему, у нас существует предубеждение, что чем дольше существует какая-то вещь, тем выше ее ценность. Согласно данным исследований, это касается как произведений искусства, так и философских систем. В ходе одного эксперимента психолог Скотт Эйдельман обнаружил, что взгляды людей на акупунктуру тем более благоприятные, чем более древней они считают эту систему знаний. Возможно, подобное отношение базируется на том допущении, что никакая вещь или идея не продержалась бы так долго, не будь она хорошей. Это плохая новость для научной медицины, срок существования которой по историческим меркам невелик.

Есть мнение, что подлинники нам нравятся больше, чем копии, потому, что они обладают, как нам кажется, какой-то особой сущностью. Хотя с точки зрения восприятия копия или репродукция «Моны Лизы» ни в чем не уступает оригиналу, есть что-то особое в знании того факта, что мы смотрим именно на оригинал. Благодаря этому наши переживания оказываются более аутентичными, а люди ценят аутентичность. Возможно, отчасти это связано с эффектом контаминации. Ведь Леонардо да Винчи прикасался к настоящей «Моне Лизе», а не к ее репродукциям, которые продаются на каждом углу. У меня есть знакомый, который не ходит в музеи и картинные галереи, потому что не может устоять перед соблазном потрогать картину. Камень, привезенный с Луны, практически ничем не отличается от обычных камней, валяющихся на земле. Но даже если по своему химическому составу они неразличимы, разве вы не предпочтете лунный камень земному? Вот насколько важна для нас аутентичность. Психологи Брюс Худ и Пол Блум обнаружили, что даже маленькие дети отдают предпочтение вещице, которая принадлежала королеве, а не простолюдинке.

Подлинность произведений искусства важна еще и потому, что люди ценят искусство больше, когда видят, сколько труда художник вложил в работу. Этим отчасти объясняется то, что люди предпочитают оригиналы репродукциям и копиям. Ведь копирование требует куда меньших усилий.

* * *

Еще одна интересная психологическая установка – вера в справедливость, побуждающая нас винить людей в их собственных бедах, ссылаясь на то, что они получили по заслугам. Объяснение (большей частью бессознательное) здесь такое: мир справедлив, а значит, если с кем-то случается беда, то, какой бы невинной жертвой он не выглядел, наверняка он чем-то ее заслужил. Вера в справедливое мироустройство побуждает нас искать причину в самой жертве. Например, про жертву изнасилования могут сказать: «Сама напросилась». Исследование психолога Лорана Бега показало, что люди, которые не подают милостыню нищим, сильнее верят в справедливое мироустройство, чем те, кто подает, видимо, полагая, что нищие заслужили свое положение. В художественной литературе и кино часто изображается справедливый мир, и исследования показывают, что чем больше люди смотрят телевизор, тем сильнее в них вера в справедливый мир.

Одна из привлекательных черт многих религий – это то, что они пропагандируют веру в справедливый мир. Слишком уж очевидно, что в нашем мире с хорошими людьми зачастую случаются ужасные вещи, тогда как ужасные люди процветают. Это нас беспокоит. Поэтому система верований, сводящаяся к тому, что каждый получает по заслугам, приносит облегчение и утешение, а следовательно, кажется чрезвычайно притягательной. Религии помогают нам легче уживаться с видимой несправедливостью. Верующие люди уже не так озабочены справедливым распределением богатств, поскольку считают, что бедные заслуживают того, чтобы быть бедными. Христианская мифология сообщает нам о загробной жизни, где все добро, сотворенное в земной жизни, будет вознаграждено, а зло наказано. В индуизме и некоторых сектах буддизма добро и зло, совершаемые при этой жизни, влекут за собой лучшую или худшую реинкарнацию в жизни следующей.

Несмотря на полное отсутствие подтверждающих научных фактов, вера в загробную жизнь и в бессмертие души распространена чрезвычайно широко. Почему? Одна из причин заключается в том, что человек не в состоянии представить, каково это – быть мертвым. Насколько может судить наука, это что-то вроде сна без сновидений, во время которого человек ничего не сознает и ничего не чувствует. Быть мертвым не похоже ни на что. Как говорит когнитолог Джесси Беринг, когда мы умрем, мы даже не узнаем об этом.

Беринг провел исследование, в ходе которого спрашивал людей о психологическом состоянии умерших. Большинство респондентов ответили, что верят в загробную жизнь и что в психологическом смысле умершие продолжают жить как жили. Но самое интересное, что из ответов 23 процентов тех, кто заявил, что не верит в загробную жизнь, явствовало, что они все-таки верят в то, что у мертвых есть эмоции, а еще 35 процентов допускали, что у умерших сохраняются знания, убеждения и память.

Особенно верят в загробную жизнь дети, и, поскольку с возрастом эта вера несколько ослабевает, есть основания думать, что данное качество врожденное, а не привитое культурой. (Если бы эти убеждения прививались культурой и религией, то с годами они должны были бы усиливаться, а не ослабевать.) Правда, культурное влияние тоже имеет место, потому что у детей-католиков эта вера сохраняется дольше. Приобщение к научному мировоззрению понемногу избавляет людей от этой веры, по крайней мере так они говорят.

Постоянство личности – концепция, полезная для повседневной жизни, но эволюция не наделила нас способностью мгновенно забывать людей, которые недавно умерли. Хотя мы прекрасно понимаем, что тело человека мертво, с эволюционной точки зрения ничто не заставляет нас думать, что мертв также и его разум. Поэтому люди и продолжают верить в вечное существование души.

Но если столь многие люди верят в бессмертие души, то почему мы так горюем, когда умирают наши близкие? Одна из причин может заключаться в том, что при всей нашей вере в жизнь после смерти общение с умершими становится в лучшем случае проблематичным. Да, мы можем думать, что получаем от них знаки, замаскированные под естественные события, но это не то же самое, что вместе проводить время, разговаривать, смеяться. Поэтому, даже если мы думаем, что они продолжают где-то существовать, нам их очень недостает.

* * *

Нам хочется думать, что предпочтения в искусстве и религиозные взгляды обусловлены нашим характером. Но сам характер во многом является результатом наших психологических установок, выработавшихся в процессе эволюции, и культурного влияния. Окружающий мир во многом предопределяет наши взгляды, в том числе на искусство, философию и религию. Мы любим сосредоточивать внимание на различиях между культурами, включая их искусство и религию, но оказывается, что в силу универсальных психологических принципов пространство для проявления таких различий весьма ограничено.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Учебно-методическое пособие раскрывает основные вопросы формирования специальных физических качеств ...
Не поддающиеся сегодня никакому учету множество спортивных единоборств и боевых искусств, претендующ...
В пособии отражены современные взгляды на этиологию, патогенез, классификации основных заболеваний о...
На основе эффективных силовых технологий была разработана система многофункционального тренинга (МФТ...
Учебник по экологии составлен в соответствии с учебными программами по биологии и экологии для студе...
Освещаются проблемы адвокатской деятельности и адвокатуры в России, их историческое развитие, принци...