Мы – воины Иванович Юрий
И вот князь в одиночку, без слуг поскакал к Покровской церкви, расположенной на живописном берегу Нерли в полутора верстах от замка. Он подъехал к окончанию службы, как и было условлено. Немногочисленные в этот день прихожане уже начали расходиться. Завидев правителя, они уступали ему дорогу, кланялись и спешили исчезнуть. Видимо, чувствовали или по крайней мере догадывались, что молодой князь не в духе. Это было на руку Андрею. Чем меньше людей останется в церкви, тем лучше. Значит, им с никто не помешает.
У входа князя встретил сам дьякон.
— Ступай за мной, Ярославич, — произнёс он и направился в левый придел церкви, освещённый хуже остального пространства и совершенно безлюдный. Здесь провожатый покинул князя.
Андрей потоптался на месте, пробежал глазами по расписанным фресками стенам, отыскал изображение своего святого, который грустно взирал на смущённого князя. В том месте у стены стоял золочёный светильник, а немного правее висела икона святителя Александра в богатом окладе. Перед иконой едва теплилась крохотная лампадка. С умилением вспомнив покойного брата, Андрей пошарил на карнизе, нашёл свечу, зажёг её от лампадки, поставил на светильник. В тот же миг огонёк лампадки качнулся и с громким треском погас. Князь вздрогнул.
— Это знак, — пробормотал он, суеверно крестясь. — Я обязан продолжить дело брата, погибшего безвременной смертью…
— …к тому же от руки подлого убийцы, — раздалось у него за спиной. Андрей обернулся.
Если судить по одежде, к нему подходил обыкновеннейший монах. Необычным было то, что монах не носил бороды, но был гладко выбрит и изъяснялся на греческом. Далеко не каждый рядовой представитель «чёрного» духовенства знал этот язык. Для повседневного служения им хватало церковного, а для общения с мирянами — обыкновенного русского языка.
— Это ты послан святейшим отцом… — начал Андрей, но был тотчас остановлен «монахом»:
— Одумайся, князь! Не ты ли опасался быть услышанным?! Что же теперь так неосторожен?
Спохватившись, Андрей моментально умолк и даже зажал рот рукой. «Монах» укоризненно покачал головой и посоветовал:
— Мой тебе совет, князь: переходи-ка и ты на греческий. Кроме тебя и меня вряд ли кто-то поймёт наш разговор, даже если попытается подслушать, хотя дьякон и позаботился о том, чтобы удалить отсюда посторонних. Пока для нас главное — осмотрительность.
— Так ты в самом деле послан святейшим отцом? — спросил Андрей Ярославович уже по-гречески. «Монах» с важным видом кивнул и учтиво предложил:
— Давай-ка присядем в сторонке и поговорим, потому что нам есть, что обсудить, не правда ли?
Никакой это не монах! Даже у себя на родине он вряд ли имел непосредственное отношение к церкви, ибо в каждом жесте, в каждом слове римского посланника проглядывал светский опыт. Если бы не царивший в приделе полумрак, ненатуральность поведения «монаха», вероятно, бросалась бы в глаза. Молодчина Калистрат, удачное место выбрал! Да ещё назначил для встречи удалённую от Боголюбова церковь Покрова, а не тамошний храм Рождества Богородицы. Умён протоиерей, очень умён!
Но почему святейший отец послал на Русь светского вельможу, а не духовное лицо…
Они прошли в башенку, где был вход на хоры, и присели на нижнюю ступеньку лестницы. Отсюда был отлично виден весь позолоченный резной иконостас. Это очень понравилось молодому князю, потому что таким образом он как бы оставался под бдительным оком Иисуса Христа и всех святых!
— Бог за меня, — пробормотал Андрей, выражая вертевшуюся в голове мысль.
— Да, Бог воистину за нас, — подтвердил «монах». — И Он поможет нам искоренить ересь, которая пышным цветом расцвела в Киеве и готова распространиться на иные земли. Даже более того, ядовитое растение лжи и обмана уже пустило побеги за пределами Русского королевства и начало прорастать там.
— Что ты имеешь в виду? — моментально насторожился князь.
Почему-то он сразу подумал о строптивых новгородцах, вздумавших бунтовать против освящённого традицией порядка вещей и отвергших его притязания на престол. А вдруг именно противоестественный уклад жизни новгородцев, выбиравших князя на вече, вызвал Божий гнев и как следствие — гибель возлюбленного брата Александра от рук колдуна, этого посланца сатаны?!
Пожалуй, ещё немного, и Андрей пришёл бы к мысли, что его брата сгубили сами нечестивые новгородцы. Однако тут заговорил «монах»:
— Я хотел сказать о втором колдуне, о Дриве, который после мнимого принятия веры Христовой скрылся под именем Андрея. Прости, князь, за то, что я вынужден напомнить…
— Пустое, — отмахнулся Андрей Ярославович. — Я понимаю, что из простого совпадения имён ещё ничего не следует. Так что не стесняйся, называй всех своими именами. И этого поганца-лекаря тоже.
— Разумеется, — поспешно согласился «монах». — Дрив как был богомерзким язычником, так им и остался. Кстати, до нас дошли слухи, что он имеет какое-то отношение к христопродавцам-иудеям. Не исключено, что это относится также и к Хорсадару.
Говоря это, «монах» прищурился и очень внимательно посмотрел на собеседника, проверяя, как отнесётся князь к его словам.
— Поганцы, иудеяне… Какая разница! — Андрей только рукой махнул. — Главное, что оба они, и Дрив, и Хорсадар, нечестивые колдуны.
— В самом деле, какая разница, — несколько разочарованно подхватил «монах», который втайне надеялся на более живую реакцию. — Колдовство противно Богу, от кого бы оно ни исходило. Потому мы и боремся с ним. Это священная война, князь.
В последних словах посланца с особой отчётливостью проступила ещё одна странность, которую не худо было бы разъяснить, и Андрей спросил напрямую:
— Послушай, достопочтенный. Перестань увиливать и скажи, кого ты представляешь? А то от тебя только и слышно: «мы боремся», «до нас дошли слухи»… Кто же вы такие? Пожалуй, с этого и следовало начать, хотя я был уверен, что ты послан святейшим отцом Целестием.
«Монах» усмехнулся.
— Что ж, князь, в некотором смысле ты прав. Я действительно не совсем духовное лицо и говорю не только от имени святейшего отца Целестия. Помимо него, я представляю также орден воинов Христовых и его гроссмейстера, высокочтимого Гартмана фон Гёте. А если тебе угодно знать, кто перед тобой, то я — благородный Густав фон Хюрт, один из его приближённых.
Услыхав такой ответ, Андрей недовольно поджал губы. «Монах», ошибочно истолковавший перемену в лице собеседника, поспешил заверить его:
— Не сомневайся, князь, я наделён всеми необходимыми полномочиями с обеих сторон. Да я воин; но наш орден не только рыцарский, но и духовный. И мне поручено договориться с тобой как о делах веры, так и о вопросах борьбы с нашими общими врагами.
Но вовсе не это смущало князя Андрея. Оказывается, перед ним рыцарь, помощник гроссмейстера одного из орденов, как назывались в западных землях громадные армии, которые вели нескончаемые захватнические войны, прикрываясь светлым именем Христовым!
Впрочем, чего ещё можно было ожидать… Раз речь зашла о мести киевскому выскочке, который только и ждёт подходящего случая, чтобы нарушить непрочное перемирие, без войны не обойтись. Значит, рано или поздно пришлось бы иметь дело с кем-нибудь из тамошних командоров, хотя бы с этим Гартманом фон Гёте, ежели ему доверяет сам святейший отец. Просто Андрей не ожидал, что это произойдёт так быстро, вот и всё. С другой стороны, иметь дело с рыцарями после гибели Александра как-то не хотелось.
— Я боюсь, — заявил Андрей, — что должны на этом расстаться.
— Почему? — откровенно удивился «монах».
— Поверь, дело не во мне. Если бы всё зависело от меня одного… Однако совсем недавно ливонцы пытались захватить Новгород, и только благодаря полководческому таланту моего покойного брата этого не произошло. Ты также не обижайся на меня, Густав, что напоминаю тебе о поражении твоих собратьев…
— О, какие пустяки! — воскликнул «монах».
Андрей не поверил своим ушам.
— Как пустяки?! Ваше поражение на Чудском озере ты называешь пустяками?
— Я не то имел в виду, — вздохнул посланник. — Твои сомнения, князь, сплошь надуманы и довольно легко разрешимы. Если бы ты поразмыслил хорошенько, то сам отыскал бы достойные возражения против своих же собственных слов.
Андрей не нашёлся с ответом, а потому молча воззрился на «монаха».
— Во-первых, когда миру угрожают ненавистные язычники-колдуны, можно позабыть на время о взаимных обидах. По крайней мере, так должны поступить истинные христиане.
— Вместе или порознь, нам не одолеть колдовство! — с горечью воскликнул Андрей.
— Ты так считаешь? — быстро спросил «монах».
Молодой князь с безнадёжным видом развёл руками.
— Так знай же, что колдун Дрив, отправившийся на запад по поручению короля Данилы, схвачен нашими людьми и в настоящее время находится под стражей. Как видишь, никакое колдовство его не спасло.
Андрей рванулся к посланнику, схватил его за плечи и горячо зашептал:
— А ну… повтори, что ты сейчас сказал?! Повтори!..
— Да чего ты так волнуешься, — спокойно сказал Густав фон Хюрт, стряхивая руки князя. — Говорю же, наши люди пленили Дрива после того, как клетка с ханом Бату была брошена в море.
— И его колдовство оказалось бессильным? — на всякий случай переспросил Андрей.
— Я мог бы даже предъявить тебе доказательства, — благодушно улыбаясь, подтвердил «монах». — Однако ты не был близко знаком с Дривом, поэтому не сможешь опознать некоторые принадлежавшие ему вещи. Так что придётся тебе поверить мне на слово: Дрив уже в плену, и ему не сносить головы. Теперь очередь за Хорсадаром, проклятым убийцей твоего храбрейшего брата.
— Ну… а каково второе соображение? — еле выдавил из себя Андрей. Своевременное напоминание о главном колдуне заставило его вернуться к прежней теме.
— А во-вторых, князь, я уполномочен предложить тебе простой обмен, — охотно откликнулся Густав фон Хюрт.
— О каком обмене речь?
— Услуга за услугу. Поделим по-христиански… по-братски, если хочешь, владения. Нам достанется Новгород, тебе — Киев. И никто ни на кого не в обиде.
— Что-о?!
Вновь Андрей отказывался верить услышанному.
— А ты сам посуди, — принялся втолковывать «монах». — Не спорю, один из наших орденов предпринял недавно попытку захватить Новгород. Не буду отрицать, что мы крайне заинтересованы в присоединении этой земли к своим владениям. Нам это очень важно. Однако разве король Андрей не поделится с единоверцами?
— Я пока что не король, — попытался возразить молодой князь. — И ещё не ваш единоверец.
— Значит, ты станешь и тем, и другим, причём очень скоро! — воскликнул «монах».
Андрей вздрогнул и оглянулся. Ему почудилось, что возглас прозвучал под сводами церкви слишком громко. Однако никого из прихожан давно уже не было в храме, даже служители куда-то запропастились.
— Не бойся, князь, мы одни, — успокоил его посланник. — И я могу повторить то, что сказал перед этим: ты станешь нашим единоверцем дней через восемь. А затем и королём.
— Целых восемь дней? Но почему так долго? Надо побыстрее покарать колдунов, а не то…
— Священнослужитель, который вправе произвести крещение по католическому обряду, прибудет сюда, лишь заручившись твоим твёрдым согласием, — сказал «монах», который с интересом следил за сгоравшим от нетерпения князем. Пробормотав затем что-то насчёт «Dominica in albis», он продолжал:
— А за эти дни, которые в православной традиции почитаются особо священными, ты умрёшь и воскреснешь к новой жизни, как Христос. Кроме того, тебе как великому правителю есть над чем подумать. Полагаю, ты отдаёшь себе отчёт в том, что в уплату за королевский титул и оказание помощи с нашей стороны святейший отец требует от тебя непременного перехода в западную веру всех подвластных тебе земель.
— Я прекрасно понимаю святейшего отца, но зачем непременно сейчас… — залепетал Андрей, в душе которого мгновенно возродились сомнения и неуверенность.
— Подобная проницательность достойна государственного мужа, — перебил князя «монах». — Но оцени милость святого отца: всего-то одно условие в обмен на заступничество и огромное благодеяние с его стороны. Ну, а орден воинов Христовых в свою очередь предлагает тебе отказаться от претензий на новгородский престол и не мешать нам завладеть этой землёй. Мы же берём на себя устранение короля Данилы и его сына, великого князя Льва, расчищая для тебя киевский престол. Можешь вернуться в древнюю столицу и утвердиться в городе твоих предков… Кстати, перед Данилой там правил твой отец, я не ошибаюсь?
Андрей рассеянно кивнул, обдумывая столь заманчивое предложение.
— Вот и станешь королём вместо Данилы! — бодро воскликнул «монах». — Только корону ты получишь от его святейшества Целестия, а не от выжившего из ума старого болвана, который для пущей важности именует себя вселенским патриархом.
— Я сделаю всё возможное для обращения Руси в западную веру, — Андрей не мог не вернуться к волновавшей его теме. — С моей стороны препятствий не будет, я уже говорил. Но народ… — и он растерянно умолк.
— Ты должен подать пример людям, и они последуют за тобой, — просто сказал Густав фон Хюрт.
— Да, я понимаю, но всё же…
Молодой князь нерешительно остановился. Очень не хотелось говорить ему это… но и смолчать нельзя! А как иначе…
— Что тебе неясно? Я жду, — с мягкой настойчивостью подбодрил его посланник.
Андрей понял, что говорить всё же придётся, вздохнул и спросил:
— А ежели кто не захочет принимать вашу веру?
«Монах» отвернулся и издал странный звук, средний между печальным вздохом и едва сдерживаемым смехом. Затем вновь повернулся к князю и резко отчеканил:
— Когда святейший отец и высокочтимый гроссмейстер отправляли меня к тебе, они считали, что имеют дело с серьёзным человеком и властным правителем, а не с нерешительной особой.
Ну конечно, не следовало так говорить! Вот угораздило… Андрей потупился и покраснел, как варёный рак. Хорошо ещё, что в темноте церковного придела его смущение не так заметно.
— Пойми, князь, я вовсе не хочу обидеть тебя, — по тону чувствовалось, что Густав фон Хюрт смягчился. — Просто тебе не пристало задавать подобные вопросы. Что делать с людьми, которые не захотят последовать твоему примеру? А что сделал твой великий предок князь Володимир, когда ему надо было окрестить свою державу?! Да просто сказал: «Кто не последует за мной, тот нелюб мне будет». Вот образец христианской мудрости. Ибо, с одной стороны, в Евангелии от Луки сказано: «Кто не против вас, тот за вас». В то же время Иисус любил повторять: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною». Значит, главное, чтобы народ молчал: кто не станет возражать, тот тебе не враг. Враг лишь тот, кто противится открыто. Но на то тебе дана сила и власть, чтобы победить непокорных! Вспомни также, как Иисус в нагорной проповеди велел поступать с негодными побегами. И вспомни наконец, как поступил с врагами веры Христовой князь Володимир, твой славный предок. А вспомнив, отринь последние сомнения, если таковые у тебя ещё остались.
— Хорошо, хорошо, я согласен с тобой, — молодой князь даже руками замахал, лишь бы прекратить неприятный разговор. — Но я не понимаю другого: каким образом вы устраните Данилу и его сынка? По-моему, это довольно трудно.
— Устранение обоих королей орден берёт на себя, и тебе, князь, абсолютно незачем ломать над такими вещами голову, — заметил «монах». Однако взгляд Андрея был настолько красноречив, что он смягчился и пояснил:
— В общем, сделаем так. Мы нападаем на Новгород. Новгородцы начинают срочно искать князя, рассылая окрест гонцов. Твои владения граничат с новгородской землёй с востока, так что ты можешь не только не пропускать гонцов через свои земли, но и следить, чтобы никто из них не пробрался к здешним удельным князьям, к примеру, в Вятку или Муром. А если пробьётся, то пусть не вернётся назад.
Тогда у новгородцев останется единственный шанс: призвать на княжение самого короля Данилу. Не думаю, чтобы он отказался от возможности распространить свою власть на север. Вот как раз в тот момент, когда Данила отправится в Новгород, а Лев останется в Киеве, можно будет уничтожить порознь и отца, и сына. Данила погибнет, так и не достигнув цели своего путешествия. Он наверняка поедет с небольшой дружиной, на них нападут… В общем, не мне рассказывать, не тебе слушать, какие неприятности происходят в дороге. (Андрей вздрогнул.) Что же до Льва, то без подсказок отца он вряд ли разгадает хитрую ловушку, которую мы ему готовим. Никто из них не успеет вмешаться в дела другого — и говорю тебе, их души в самом скором времени встретятся в аду, где самое место таким закоренелым грешникам!
«Монах» с довольным видом потёр руки, словно высказанная мысль принесла ему физическое наслаждение.
— Ну, а после этого наши войска блестящим броском захватывают Новгород, который так и останется без князя, а тебе будет открыта дорога на Киев. Приходи и владей Русью, будущий король Андрей! Поскольку же мы станем единоверцами, то из уважения друг к другу воздержимся в дальнейшем от нарушения границ и будем жить тихо-мирно, как и подобает добрым соседям. Что ты на это скажешь?
Андрей Ярославович медлил с ответом. Пока ясно одно: «благодетели» явно считают его этаким наивненьким дурачком. Ну да, так он им и поверил! «Будем жить по соседству тихо-мирно». Как же, как же… Вроде он не понимает, что между ними не может быть никакого мира, ни прочного, ни шаткого!
Но и отвергать предложенную помощь глупо. Ясное дело, в одиночку киевского выскочку не одолеть! А вот с рыцарским войском… Пожалуй, это шанс. Вдобавок можно сыграть на том, что гроссмейстер Гартман фон Гёте недооценивает талант правителя, дарованный Андрею свыше. И этим просто грех не воспользоваться!
Ничего, пусть самозванные благодетели считают Андрея дурачком. Так даже лучше. Он-то на деле испытал, что значит тупое упрямство новгородцев. Справиться с купчишками не так легко, как кажется. Вот пусть Гартман фон Гёте и помучается с ними.
Во всяком случае, в любой войне ослабевают обе сражающиеся стороны. Значит, чьей бы победой ни завершилась схватка новгородцев с рыцарями, к окончанию войны Андрей окажется сильнее и тех, и других. Киев захватить легко, ибо если Дрив не ускользнул от Гартмана фон Гёте, он и Хорсадара в бараний рог скрутит. Тут и выскочке Даниле конец! Лишившись обоих своих правителей, южане непременно пожелают поставить над собой нового короля, а первым в осиротевшую столицу Руси явится он, великий князь Андрей Ярославович. Вот тогда за ним будет сила, тогда все будут трепетать, едва заслышав его имя!
И уж при этих-то условиях Андрей сумеет вышвырнуть рыцарей с новгородской земли. Вот тогда строптивые купчишки ему обрадуются, вспомнят, что молодой князь однажды правил ими! В результате он сколотит такую могучую державу, какая даже выскочке не снилась…
У будущего короля всея Руси аж дух захватило от предвкушения таких блестящих перспектив. Однако вежливое покашливание «монаха» заставило его спуститься с небес на грешную землю. Андрей вынужден был вспомнить, что пока он всего лишь великий князь Владимирский и Суздальский, а не король Русский, что для достижения заветной цели ему предстоит ещё изрядно потрудиться. На душе сделалось тоскливо, и оттого Андрей задал посланнику «неудобный» вопрос:
— А что будет с поганым Хорсадаром? Смогу ли я наказать убийцу моего брата?
— И за главного колдуна не переживай, — ответил Густав фон Хюрт. — Хорсадар должен погибнуть в ближайшее время, значит, так тому и быть.
— Но как же я отомщу!.. — воскликнул Андрей, вскакивая со ступеньки.
— Умерь свою гордыню, князь, — Густав фон Хюрт оставался спокойным, как святой на иконе. — Писание утверждает, что Бог сказал: «Мне отмщение, и Аз воздам». Разве не так? Отмщение — это дело Божье, а не человеческое. Предоставь же нам заниматься Хорсадаром, а сам выполни наши требования.
— Ясное дело, вы ничего не решили, — буркнул Андрей.
— Наоборот, — возразил посланник. — Птичка уже попалась в силок.
— А ты не ошибаешься? — Андрей всё ещё сомневался.
— Не ошибаюсь. Если Хорсадару суждено уцелеть (что, впрочем, весьма сомнительно), без чародейства он не опасен, и его можно взять голыми руками. Но даже если предположить невероятное, если лишившийся силы колдун не пожелает сдаться нам на милость, можно прибегнуть к крайнему средству. В Киеве у Хорсадара есть жена и маленький сын. В любой момент можно захватить его семью, тогда колдун сделает всё, что мы ему прикажем. Мы используем Хорсадара по своему усмотрению, а потом сожжём на костре, как богомерзкого еретика, продавшего душу дьяволу.
Андрей потупился. Что ни спросишь у посланца, на всё-то у него готов ответ. Видать, этот Гартман фон Гёте взялся за дело всерьёз. Правда, несмотря на всю прозорливость, Андрея он всё же недооценил… Что ж, тем хуже для западных рыцарей!
— Ладно. Раз даже заботу о Хорсадаре вы берёте на себя, я согласен пойти на ваши условия, — сказал князь. Посланник довольно улыбнулся.
Улыбнулся и Андрей. Теперь, когда Густав фон Хюрт ловко введен в заблуждение, можно вздохнуть спокойно. Остаётся выждать, чтобы люди гроссмейстера нейтрализовали Хорсадара и уничтожили Данилу. Вот тогда Андрей покажет себя! Узнают Христовы воины, с кем имеют дело! Да жаль, изменить что-либо себе на пользу уже не смогут…
Глава XIII
СНОВА НА СВОБОДЕ
Дни проходили за днями, но Готлиб больше не наведывался в домик посреди прелестного сада, превращённый в тюрьму. Джулио и прочие сторожа по-прежнему были крайне вежливы и обходительны с пленником и по-прежнему не спускали с него глаз на прогулках. В общем, всё шло своим чередом, как и до визита Готлиба.
Постепенно Читрадрива вновь с головой ушёл в работу над переводом. Правда, в первое время слова Готлиба не давали Читрадриве покоя, и за день он с трудом просматривал одну-две страницы. Больше всего настораживали угрозы по адресу Карсидара. Над его другом нависла смертельная опасность, а Читрадрива сидит себе в миленьком домике посреди цветущего садика, копается в старинных рукописях и не в силах предпринять ничего, дабы отвести беду от них обоих! Именно от обоих, потому что вряд ли Готлиб, такой предусмотрительный в вопросах дележа власти, бескорыстно заботится о благе пленника.
Вдобавок ко всему, у Читрадривы возникло смутное ощущение, что он уже слышал об этом человеке прежде. В самом деле, странствуя по западным землям, он насмотрелся на «могучих воинов», как называл рыцарей Карсидар, и наслушался рассказов о всё возрастающем влиянии их предводителей. Даже германский император был чуть ли не безвольной игрушкой в руках одного из них, только вот как его звали…
Несмотря на все усилия, Читрадрива так и не вспомнил имени легендарного гроссмейстера. Он был уверен в одном: имя это было каким-то многосложным и состояло из трёх, возможно даже из четырёх слов… Нет, скорее из трёх, и не исключено, что одним из этих слов было «Готлиб». А подробнее не вспомнить.
Но постепенно пленник успокоился, здраво рассудив, что этот человек вполне мог обмануть его. Сейчас имя Карсидара на слуху у всех русичей, собрать о нём самые подробные сведения ничего не стоит. Вот Готлиб и сделал это, а теперь плетёт интригу, пользуясь тем, что Читрадрива ничего не может проверить. Много ли проку в пустопорожнем обещании подстроить ловушку, из которой Карсидар, видите ли, не выберется!
Стоило Читрадриве успокоился, как и обработка перевода пошла на лад, и задуманный побег перестал казаться таким уж неосуществимым. После недолгих колебаний пленник решил бежать из прилегающего к дому садика, а не непосредственно из дома. Ведь он ничего не знал о том, как охраняется ведущий к выходу коридор, а действовать наугад было слишком рискованно. Можно напасть на вошедшего в комнату слугу. Можно спровоцировать пожар, подпалив балдахин над кроватью, а далее воспользоваться возникшей суматохой. Но что ждёт пленника за пределами комнаты? Сумеет ли он справиться со стражами, находясь в доме?
О садике Читрадрива знал гораздо больше. Дом обнесён скорее всего двойной стеной, а не несколькими стенами, и на прогулке его сопровождает только один страж. Правда, Читрадриве не было известно, в каких местах сада скрываются сторожа и главное — как охраняются стены. Но во всяком случае, если он окажется в саду, у него на пути не будет коридора. И то хорошо!
К тому же сторожа допустили явную ошибку, оставив пленнику перстень. Это означало, что избавившись от пояса, отнимавшего «колдовскую» силу, Читрадрива легко может победить сторожей. Ого, если вспомнить, что он натворил в горах, когда был ранен Пеменхат, олухов с Джулио во главе оставалось только пожалеть! Добыть бы меч, а сосредоточенное в камне могущество позволит одолеть любого противника.
Оставалось придумать, как избавиться от пояса. Ножа пленнику не давали ни во время еды, ни для того, чтобы соскоблить написанное на пергаменте или очинить перо. После детального осмотра комнаты Читрадрива не нашёл подходящей металлической полосы, которую можно было бы оторвать, заточить и использовать вместо ножа. Значит, пояс нельзя быстро разрезать, остаётся только расстегнуть его. Не приходилось рассчитывать и на то, чтобы нанести внезапный удар стражнику и уже тогда избавиться от пояса, ибо для этого Читрадрива был недостаточно ловок.
А чтобы расстегнуть пояс, снять и для верности отбросить подальше, необходимо на несколько секунд отвлечь внимание сопровождающего. Дальше проще, дальше с помощью хайен-эрец можно парализовать стража, отнять у него меч — а там пусть-ка попробует кто к нему сунуться! Но загвоздка в том, что этих секунд у Читрадривы не было. Во время прогулок Джулио зорко следил за пленником, не дозволял ступать за пределы песчаных дорожек, даже не разрешал останавливаться, чтобы послушать чудесное пение птиц и требовал такой же бдительности от подчинённых.
Читрадрива принялся измышлять способы, с помощью которых можно отвлечь сопровождающего. Например, если бы во время прогулки где-то что-то зашумело или стукнуло, страж отвернулся бы… Да, мысль неплохая, и Читрадрива мог попытаться внушить стражу, что в сторонке раздаётся подозрительный шум, но как проделать это с отнимающим «волшебство» поясом?
Можно было «взять на испуг» того из сторожей, кто выглядит менее сообразительным. Скажем, цирюльника Луиджи или Николо. Например, внезапно отшатнуться, вытянуть руку вперёд, страшным голосом выкрикнуть: «Там!.. Там!..» — и пока стражник будет таращиться в указанном направлении, освободиться от пояса. Хотя Читрадрива не знал наверняка, не «угостят» ли его в этом случае стрелой из-за ближайших кустов, где вполне могли прятаться верные слуги Готлиба.
Была и ещё одна возможность: расстегнуть пояс прямо на глазах у сопровождающего, сымитировав желудочную колику. Читрадрива живо представлял, как вздрагивает, перегибается пополам, хватается за живот, падает наземь и катаясь и охая, избавляется от пояса. Ну а дальше всё будет зависеть от его быстроты и ловкости. Пожалуй, с помощью перстня можно попробовать поставить «заслон» от стрел, так что в этом случае ему не страшны даже притаившиеся в засаде лучники.
Такой план показался Читрадриве наилучшим, он и был выбран для осуществления. Перебирая в памяти блюда, которые ему подавали, пленник остановился на рагу с грибами, поскольку отравление легче всего списать на грибы. Причём рагу должно быть подано непременно к обеду, а не к завтраку. Поскольку скрыться легче вечером, чем среди бела дня, «отравление» должно произойти во время обеда, а «результаты» сказаться на вечерней прогулке.
Уяснив общие моменты, Читрадрива едва не совершил ошибку, ибо решил потребовать грибное рагу к обеду на следующий же день. Однако кроме того, что подобная настойчивость могла возбудить подозрительность Джулио (прежде пленник не обращал особого внимания на еду), оставалось неясным, как быть с переводом священных книг. Этот труд был слишком драгоценен для Читрадривы, чтобы вот так запросто бросить его в «тюрьме». Но не станет же он специально забегать за фолиантами в дом, где «колдовская сила» исчезает и есть все шансы попасть в руки врага! Следовательно, Читрадриве нужно сделать вид, что он предельно увлечён работой и брать если не все книги, то по крайней мере, самые ценные пергаментные свитки на прогулки. Вечером здесь довольно светло, под открытым небом можно читать. И вот предельно увлечённый работой пленник однажды отравится грибами… Ну, а дальше в силу вступит план.
Итак, торопиться ни в коем случае не следовало. В самом деле, к чему спешить, раз сам Готлиб не выказывает интереса к Читрадриве? Возможно, он находится в отъезде либо занят другими делами. Лучше уж терпеливо поджидать подходящего момента, тщательно готовить побег, зато действовать наверняка.
И Читрадрива стал ждать. Он расшил фолианты по страницам, брал их с собой на прогулки и теперь читал даже в садике, отбирая самые важные места из перевода, чтобы затем выписать их на отдельный пергамент, который он собирался прихватить в дорогу. Постепенно пленник стал входить в роль гурмана, заказывая с вечера то одно блюдо, то другое. А неизменно предупредительный Джулио исполнял все его требования. Между ним и Читрадривой даже установилось какое-то подобие симпатии, что было довольно странно, ибо в случае необходимости каждый из них ни за что не отказался бы от возможности убить другого. Да, странная вещь — человеческие отношения!
Впрочем, Читрадриве так и не довелось проверить, осуществим ли его замечательный план. Всё решилось совершенно неожиданно.
Пленник пробудился однажды ночью словно бы от сильного удара. Едва первые покровы сна рассеялись, как Читрадрива почувствовал, что на душе у него так же легко и весело, как после побега, который устроил ему когда-то мастер Ромгурф. Что за наваждение?! Он не на свободе, а по-прежнему в плену! Может, ему приснился сон о скором освобождении? Нет, Читрадрива не помнил сна. Не в этом дело…
И тут до его слуха донеслись выкрики и характерный звон железа, который невозможно спутать ни с чем. Без сомнения, в садике дрались на мечах, а отчаянные крики свидетельствовали о том, что бой идёт не на жизнь, а на смерть.
Это что ещё за новости?! Да ведь Готлиб головы всем поснимает, когда узнает, что стражники затеяли поединок!
Но почему обязательно поединок? Это предположение справедливо лишь в том случае, если в саду находятся одни стражники. А если там кто-то ещё… Если допустить, что на «тюрьму» напали…
Чёрт возьми, это было бы весьма кстати! Да только кому здесь может быть известно, что в крошечном домишке, утопающем в зелени и цветах, томится посланник государя всея Руси Данилы Романовича, захваченный в Барселоне шайкой великана Готлиба?!
Читрадрива терялся в догадках. Он на скорую руку оделся, однако для экономии времени счёл возможным не обуваться, подтащил столик к окошку, взобрался на него и, встав на носки, держась за края ниши, попробовал выглянуть наружу. Но к сожалению ничего, кроме древесных крон, видно не было: оконная ниша располагалась слишком высоко, стена была довольно толстой. Разве что звон железа слышался лучше, вот и весь результат…
А это что такое?! Теперь уже стук мечей, перемежаемый проклятиями, долетал из коридора. И Читрадрива отчётливо осознал: на «тюрьму» действительно совершено нападение. Его хотят освободить!!! А может…
Читрадрива поспешил прислушаться к своим ощущениям. Нет, способность проникать в чужие мысли вроде бы не вернулась, да и голубого камня он не чувствовал так, как прежде, хотя… Это трудно выразить словами, но всё же что-то в нём изменилось. И пусть изменения были почти неуловимы, тем не менее, они были! Неужели кто-то и вправду озабочен судьбой пленника…
Читрадрива спрыгнул на пол, вмиг оказавшись около кровати, оторвал неширокую, но длинную полосу ткани от вызывавшего вечное раздражение балдахина и скрутил её жгутом. Полоса ткани должна была в случае необходимости стать оружием: сейчас в комнату мог ворваться не только один из освободителей, но и человек Готлиба, намеренный убить пленника, чтобы тот не ушёл из домика живым. Великан вряд ли будет доволен, если Читрадрива ускользнёт. Может, удастся задушить врага, неожиданно набросившись на него…
За дверью раздался душераздирающий вопль. Всё! Один из сражающихся погиб. Хотелось бы знать, друг это или недруг, но без полного возвращения сверхъестественных способностей определить это было невозможно.
В коридоре затопали. Судя по шагам, люди спешили к дверям комнаты пленника, и было их двое или трое. Проклятье! Если это сторожа, вооружённый жгутом ткани Читрадрива не справится сразу со всеми! Пленник бросил бесполезную материю на пол, метнулся к стулу, опрокинул его, схватился за задние ножки и со всего маху ударил сидением об пол. Читрадрива надеялся, что после этого у него в руках окажутся две отломанные ножки, которыми можно будет орудовать, как двумя увесистыми палками. К сожалению, спинка стула выдержала сокрушительный удар, и вместо удобных палок в руках пленника осталось подобие резной доски с захватами. Надо было доломать спинку, но время… время!!!
Читрадрива замахнулся вторично, когда на дверь обрушились мощные удары, затрещал косяк, посыпалась пыль. Держа спинку с ножками наготове, пленник побежал к двери, готовый обрушить импровизированное оружие на головы входящих.
Дверь раскололась пополам, в щели блеснуло лезвие меча: клинком действовали как рычагом, доламывая преграду. Читрадрива отскочил в сторону, чтобы ломившиеся не сразу заметили его. Грохнул последний удар, половинки двери обрушились на пол, в комнату ввалились трое с факелами в руках и…
— Сеньор Андреас! Вот вы где! — воскликнул один из них по-кастильски. — Наконец-то!
— Сеньор Лоренцо?!
Пальцы разжались, спинка стула выпала из рук Читрадривы. Уж кого-кого, а неаполитанца он не ожидал увидеть.
— Но откуда вы взялись? — растеряно бормотал Читрадрива, в то время как расчувствовавшийся молодой человек порывисто обнимал его. — Разве вас не убили в гостинице?
— Потом, потом, дорогой сеньор Андреас, после расскажу, — затараторил Гаэтани, отпрянул, окинул Читрадриву быстрым взглядом и заметил:
— Однако, друг мой, вы едва одеты, а мешкать не следует.
— Пустяки, одежда не главное, да и ночи здесь тёплые, — говоря это, Читрадрива уже обувал сапоги на босу ногу. Потом подобрал свалившиеся на пол расшитые листы, побросал их на кровать, собрал вместе и связал концы одеяла, перебросил узел через плечо и бодро воскликнул:
— Ну, я готов!
— Вот что значит учёный человек! Вы всё не можете расстаться со своим драгоценным трудом, — Гаэтани улыбнулся, но тотчас посерьёзнел:
— Хотя я не теряю надежды избавить вас от греховных заблуждений, в которые впали ортодоксы. Надеюсь, у нас будет вдоволь времени, чтобы поговорить… А теперь прочь отсюда!
Все четверо выскочили в коридор. Около поворота лежал Джулио с раскинутыми в стороны руками и неестественно вывернутой головой. Его кираса была разрублена до половины, из-под брони широкой тёмной струёй вытекала кровь. Тут же валялся сломанный меч стража.
— Это всё он, — Гаэтани мотнул головой в сторону одного из сопровождавших его воинов. — Неплохой удар.
Читрадрива вспомнил, что на корабле Джулио так же точно расхваливал силу и умение своих людей. Кажется, тогда речь шла о Николо, который оглушил Читрадриву в барселонской гостинице. Однако он ничего не сказал Лоренцо.
У выхода их поджидало ещё с полдюжины солдат. На земле там и сям застыли мёртвые стражники, их неподвижные лица казались в холодном лунном свете восковыми. На верёвке, спускавшейся с толстой ветки миндаля, сплошь укрытого благоуханными цветами, покачивался мертвец, в котором Читрадрива узнал цирюльника Луиджи. А немного впереди, прямо на аккуратной песчаной дорожке валялась отрубленная голова Николо. Надо же, он только что думал об этом силаче…
— Как видите, мой друг, сегодня наши люди превзошли наёмников этого ублюдка Гартмана фон Гёте, — прокомментировал открывшуюся картину молодой барон, широко поведя рукой.
— Вы хотели сказать: Готлиба? — на всякий случай решил уточнить Читрадрива.
Гаэтани внимательно посмотрел на него.
— Так этот негодяй даже не назвался своим подлинным именем? Что ж, подобная скрытность, если не сказать иначе, вполне в его духе, — процедил он сквозь зубы. — Между тем этого ублюдка зовут Гартманом, клянусь пробитыми ладонями Иисуса Христа!
Когда Читрадрива услыхал это имя, неясное воспоминание шевельнулось у него в голове. Читрадрива даже замедлил шаг, однако синьор Лоренцо нетерпеливо дёрнул его за руку и позвал: «Поторапливайтесь, друг мой!»
Внутренние ворота были снесены изготовленным по всем правилам осадного искусства тараном, ворота во внешней стене были просто открыты, а небольшой подъёмный мостик через ров с водой опущен. За рвом также лежал сад, только не такой ухоженный, как внутри ограды, а дикий и более обширный. На горизонте угадывалось поселение — издали в бледном лунном свете невозможно было разобрать, то ли это огромная крепость, то ли целый город.
На краю внешнего сада их уже поджидали крытые повозки. В одну солдаты усаживали серьёзно раненых и складывали тела погибших в стычке товарищей, другая предназначалась для раненых легко и здоровых. Гаэтани с Читрадривой забрались в третью, самую маленькую. Когда солдаты закончили свои дела, молодой человек велел кучеру трогать, и вытянувшись друг за другом, повозки помчались по гладко вымощенной дороге, постепенно набирая скорость.
— Куда мы едем? — спросил Читрадрива, выглядывая в окошко, прорезанное в стене повозки, и добавил:
— Да ещё так скоро, словно за нами гонится сам…
Он едва не сказал «огнедышащий дракон», что в корне противоречило бы местной традиции, да вовремя сдержался. Однако Лоренцо Гаэтани истолковал недосказанность в том смысле, что «богобоязненный сеньор Андреас» не хочет поминать искусителя рода человеческого и одобрительно хмыкнув, пояснил:
— Нам бы только от Рима подальше отъехать, а там даже сам дьявол не догонит нас. А едем мы, конечно же, в Неаполь.
— Как, вы везёте меня прямиком в столицу?
— А куда прикажете вас везти, если именно во дворце вас ждут, — молодой человек пожал плечами.
— Любезный сеньор Лоренцо, неужели вы всерьёз рассчитываете пристроить меня при дворе, — насмешливо сказал Читрадрива. О, если бы эти люди знали, что он на самом деле не русич, а всего лишь гандзак, и что в его жилах течёт не только кровь князя Люжтенского, но и кровь каких-то кочевников, родственных то ли иудеянам, то ли каким-то там хиндианцам!..
— Вас давно ждут при дворе его величества, мой друг, — и молодой человек похлопал Читрадриву по плечу, напустив на себя вид всесильного покровителя.
— Но откуда меня там знают? — удивился Читрадрива. Молодой человек лишь загадочно улыбнулся, но промолчал. Неужели Гаэтани решил использовать свои придворные связи, чтобы устроить его судьбу… Бедный барон! Нет в этом мире ничего тайного, что не стало бы явным. Рано или поздно происхождение Читрадривы выплывет наружу, и тогда репутация молодого человека, приведшего к неаполитанскому монарху жалкую дворняжку вместо чистокровного пса, погибнет навсегда.
А впрочем, это личное дело Лоренцо Гаэтани. Читрадрива с удовольствием посетит двор короля Федериго Второго, под покровительством которого находится Йерушалайм, прежде чем отправляться в Землю Обета. Визит в Неаполь вполне вписывается в его планы, зачем же противиться намерениям барона?
— Хорошо, мой друг, в Неаполь, так в Неаполь, — согласился Читрадрива.
Лоренцо благосклонно кивнул и продолжал хранить молчание. Тогда Читрадрива решил проверить, полностью ли восстановилась его способность читать чужие мысли. Вроде бы никакой пояс и никакие стены дома не должны препятствовать этому… и тем не менее между ним и Гаэтани находилась какая-то невидимая, непреодолимая стена. Чёрт возьми, откуда барон научился колдовать?! И когда это успел забрать у освобождённого пленника его силу…
Читрадрива на всякий случай предпринял ещё несколько попыток проломить разделявшую их стену. И тут обнаружил, что стена эта — на самом деле не стена вовсе. На теле барона словно была некая точка, которая, образно выражаясь, оттягивала на себя и подобно губке впитывала все усилия Читрадривы по преодолению незримой преграды. А сам молодой человек хоть и молчал с загадочным видом, но вёл себя так, словно и не подозревал о существовании волшебной точки. Он не проводил в том месте рукой, не скользил там взглядом… Как прикажете это понимать?!
Наконец Читрадрива решил действовать наверняка и ткнув пальцем в грудь Гаэтани, спросил:
— Любезный сеньор Лоренцо, а что там у вас такое?
Молодой человек вздрогнул, с явным интересом посмотрел на спутника, цокнул языком и сказал с плохо скрываемой завистью:
— Однако же, мой друг, вы чрезвычайно наблюдательны!
Затем распахнул складки одежды, и взору Читрадривы открылась то ли брошь, то ли ещё какое-то украшение. Странным казались два обстоятельства. Во-первых, вещица эта явно принадлежала женщине, а не мужчине. А во-вторых, стоило Читрадриве обратить внимание Лоренцо на безделушку, как она «потянула» старания Читрадривы вдвое сильнее прежнего.
— Заметить блеск камней в полумраке… Да уж, сеньор Андреас, у вас очень острый глаз, — продолжал молодой человек. — Так вот, раз вы её заметили, знайте, что эта безделушка поможет нам проехать все заставы, когда мы окажемся в Неаполитанском королевстве. А до тех пор о ней можно не думать… Но это не означает, что брошь можно не беречь, скорее наоборот. И что я сейчас же сделаю, так это… вот.
Лоренцо отколол украшение и сунул в карман. Таким образом, к великой досаде Читрадривы, брошь продолжала оттягивать все его усилия. Правда, кое-что теперь выяснилось: молодой барон не причастен к имевшей место каверзе.
Читрадриве оставалось задавать наводящие вопросы относительно странного украшения, рассчитывая выведать кое-что о его владелице. Но то ли поднаторевший в искусстве интриги Гаэтани легко просчитывал ход любых, даже самых ненавязчивых расспросов наперёд, то ли Читрадрива не сумел скрыть свой интерес, только Лоренцо моментально раскусил намерения спутника.
Впрочем, он и не стремился ничего утаивать. Прервав Читрадриву на полуслове, молодой человек поднял вверх палец, призывая ко вниманию, и заговорил тихо и вкрадчиво. Теперь у Лоренцо было вдоволь времени, чтобы поведать и о владелице броши, и обо всём происшедшем после ночного налёта на барселонскую гостиницу, так как путь предстоял неблизкий.
Капитан корабля, с которым они договорились о проезде в Неаполь, и вправду оказался порядочным малым, человеком слова. По крайней мере, он не забыл послать в портовую гостиницу матроса, и лишь его появление спасло Гаэтани от гибели. Один из головорезов проткнул молодому человеку бок. Рана была не смертельной, но появись матрос немного позже, Лоренцо попросту истёк бы кровью. А так пришедший поднял тревогу, и хозяин гостиницы взял заботы о раненом на себя.
Сделал он это с большим удовольствием, поскольку похитив Читрадриву, нападавшие не тронули вещи Гаэтани. Поэтому все деньги барона были в целости и сохранности, и хозяин гостиницы не ставил под сомнение платежеспособность раненого. Молодой человек деньгами не сорил, но и не жадничал, развязывая кошелёк, и хозяин гостиницы выполнял малейшие просьбы раненого. В частности, отправленный им в порт слуга выяснил, что в ночь нападения небольшое двухмачтовое судно под прикрытием темноты покинуло гавань и устремилось прямо на восток, не отклоняясь ни к северу, как если бы оно шло вдоль береговой линии во Францию, ни к югу, к Балеарским островам и к Африке.
Поначалу Лоренцо недоумевал: кому и зачем могло понадобиться похищать путешествующего русича и везти его в сторону Апеннин, когда сеньор Андреас и без того направлялся на восток? Вывод напрашивался сам собой: либо похитители решили спрятать сеньора Андреаса на каком-нибудь острове, либо повезли его в Италию, но за пределы Неаполитанского королевства. Судя по всему, эти люди прокладывали путь строго к заветной цели, не особенно стесняясь применённых для её достижения средств.
Едва барон поправился настолько, что смог ходить без посторонней помощи, хотя всё ещё был сильно бледен после значительной потери крови, он щедро вознаградил хозяина гостиницы за оказанные услуги, распрощался с Барселоной и отправился на розыски попутчика.
В ходе поисков похищенного, Гаэтани непрерывно получал подтверждения того, что идёт по верному следу. Для начала он отправился на Мальорку, но там о быстроходной бригантине и слыхом не слыхивали. Зато рыбаки с северного побережья соседней Менорки несколько дней тому видели на горизонте корабль, который на всех парусах шёл на восток.
Гаэтани вернулся на Мальорку, разыскал судно, идущее к берегам Сардинии, а оттуда в рыбачьей лодке перебрался на Корсику. Здесь ему вновь повезло: бригантина подлых похитителей действительно проходила пролив Бонифачо и даже пополнила во время короткой стоянки в одноимённом корсиканском порту запасы пресной воды (кстати, всё это было проделано ночью, несмотря на опасность маневрирования под покровом тьмы!).
Но на этом его везение кончилось, потому что никто не мог точно сказать, куда направились похитители после Бонифачо. Если бы нашёлся прозорливец, который мог узреть скрытые за горизонтом земли, и если бы этот прозорливец поднялся, к примеру, на самую высокую точку любого островка из группы, рассыпавшейся между Корсикой и Сардинией, его взору открылось бы всё западное побережье Апеннинского полуострова. Совершенно невозможно было угадать, куда уплыла проклятая бригантина! Под покровом ночи она могла с одинаковым успехом взять курс и на Сицилию, лежащую на юге, и на север, чтобы пристать к берегам Тосканы или Лигурии. Конечно, можно было порыскать по Корсике и Сардинии в надежде обнаружить ещё одну стоянку этого корабля, но интуиция подсказывала Гаэтани, что похитители придерживались прежнего направления, значит, бригантина на всех парусах пошла прямиком к устью Тибра.
Дело в том, что в сети, умело раскинутой неаполитанским монархом по Италии, зияла крупная дыра. Все княжества полуострова давно оказались под сенью королевской власти, кроме Папской области вокруг Рима, которой управлял святейший отец, живой наместник самого Господа Бога на этой грешной земле. И как ни старался неаполитанец, залатать эту дырку ему не удавалось. В самом деле, куда жалкому земному правителю тягаться с Повелителем Небесным… и даже с Его здешним наместником!
Таким образом, если и было надёжное место на полуострове, где можно спрятать похищенного русича при том условии, что он ни за что не должен попасть в Неаполь, так местом этим был Рим и его окрестности. Если даже власть неаполитанского короля кончалась у стен Вечного Города, то у Лоренцо Гаэтани руки и подавно были коротки, чтобы дотянуться туда без риска потерять голову.
Опечаленный своей догадкой, молодой барон покинул Корсику и прибыл наконец ко двору. Там он быстро стал центром всеобщего внимания как особа, присутствовавшая при казни дикарского вождя Бату. Ему пришлось многократно описывать эту процедуру во всех подробностях, в том числе на аудиенции у принцессы Катарины…
— Друг мой, но почему не у короля? — мягко спросил Читрадрива, мгновенно насторожившийся, едва речь зашла о женщине.
— Его величество сейчас в отъезде, — вскользь заметил Гаэтани. — Но не перебивайте меня, сеньор Андреас, я как раз подхожу к истории вашего освобождения из лап этого мерзавца Гартмана фон Гёте. Итак, на аудиенции у её высочества…
Принцесса Катарина, сестра ныне царствующего Федериго Второго, приняла молодого барона и с интересом выслушала историю об утоплении татарского хана. А когда Гаэтани вышел из парадного зала, к нему приблизился слуга и передал, что её высочество желает видеть синьора Гаэтани после ужина, чтобы наедине поговорить с ним об одном важном деле. Сказав это, слуга исчез.
Лоренцо терялся в догадках. Он никак не мог понять, зачем её высочеству понадобилось беседовать с ним с глазу на глаз. Вообще, в словах молодого человека чувствовалась какая-то недосказанность, он отчаянно покраснел, что было заметно даже в предрассветных сумерках. Ну а Читрадрива, который по-прежнему не имел возможности читать его мысли, деликатно промолчал.
В общем, принцесса Катарина приняла Лоренцо без свидетелей в небольшой комнатке. Она попросила барона присесть в кресло, поставленное напротив её кресла, и для начала заставила повторить слышанный днём рассказ. (Читрадрива отметил про себя вставленный мимоходом оборот «для начала», но вновь промолчал.) После чего сказала: «Барон, вы выглядите не совсем здоровым. Что с вами случилось? Может, вы больны?» Пришлось поведать также о ночном нападении в портовой гостинице и вообще о возвращении домой со всеми подробностями. И тут словно кто-то толкнул Гаэтани изнутри. Он ясно осознал, что надеяться больше не на кого, что уж если принцесса или её венценосный брат не придумают чего-нибудь, даже сам дьявол не вытащит похищенного русича из Рима. Тем более, если не упоминать о спутнике, в его рассказе оставалось слишком много неясных мест и недомолвок. Пришлось поведать также и о сеньоре Андреасе.
Её высочество приняла услышанное неожиданно близко к сердцу, особенно узнав, что сеньор Андреас непосредственно участвовал в обороне Киева и был приставлен самим королём Данилой к опасному пленнику. Она так расчувствовалась, что наконец воскликнула: «Ах, синьор Лоренцо! Судьба этого чужеземца тронула меня до глубины души, и я постараюсь помочь ему в меру возможностей». Это было именно то, на что втайне надеялся Гаэтани, а потому молодой барон поспешил выразить свою искреннюю благодарность и удалился, окрылённый надеждой.
Результат превзошёл все ожидания. Спустя неделю с небольшим через того же слугу принцесса назначила новую тайную встречу. Согласно собранным сведениям, похищенный русич действительно содержался в загородном доме в окрестностях Рима. В распоряжение Лоренцо Гаэтани её высочество намерена была предоставить пару десятков отчаянных рубак, три повозки и несколько смен лошадей, лишь бы узник был освобождён. Она также дала барону брошь, служившую своеобразным пропуском на территории королевства. Но в то же время сочла необходимым честно предупредить Лоренцо, что его случайного попутчика похитил сам Гартман фон Гёте.
— Да кто он такой, этот ваш… — начал Читрадрива, но тут же прикусил язык.
Гартман фон Гёте! Тройное имя!.. Так и есть, как раз о деяниях его рыцарей он столько слышал, путешествуя Европе, а в Германии это имя вообще боялись произнести вслух, потому что даже тамошний император был жалкой букашкой по сравнению с могущественным гроссмейстером.
Читать бесплатно другие книги:
