Фестиваль Власов Сергей
– Пойдем подойдем. Вождь нас заприметил, видишь, кивает в нашу сторону.
– Привет, друзья! Пламенный привет вам! – Казимир Карлович пожал руки компаньонам. – Как дела?
– Да вот товарища в Берлин провожали.
– В Берлин – это хорошо, но я лечу в Страсбург. Страсбург – лучше.
– А как же заседание Госдумы по поводу вотума о недоверии Правительству? Насколько мне известно, оно должно пройти не далее как завтра… – Писатель состроил испуганное лицо.
– Меня это не волнует! – завопил Карлович. – Вотум недоверия Правительству сейчас – совершенно бессмысленная акция! Это своего рода политический онанизм. Если онанизм – имитация полового акта, то недоверие Правительству – имитация бурной политической деятельности. От онанизма получает удовольствие один, партнера нет. Так и здесь. Получат удовольствие руководители фракций ККФФ и «Яблоко». Между прочим, ККФФ – правящая партия, ибо у власти бывшие коммунистические руководители. Что же касается власти на местах, то половина губернаторов – от ККФФ. Лидер «Яблока» Григорий Павлинский тоже был в Правительстве… Выгнали. Он ни с кем не уживается. Обманывает. Обман во всем. Даже само название «Яблоко» (Павлинский, Болдырев, Лукин) – лживое. Там не должно быть буквы «Б», поскольку Болдырев давно вышел из рядов этой организации. Склонность к мистификациям у Павлинского давно. Еще с тех пор, как он уклонился от призыва в армию под тем предлогом, что якобы два года пробыл в больнице, лечась от психического заболевания. На самом деле нигде он не лечился. Соврал, прикрылся липовой справкой, чтобы не служить в армии.
– А вы надолго туда, в Страсбург?
– Пока не знаю. Если понравится – совсем останусь. Чего мне здесь с этими придурками в Думе делать? Они восполняют отсутствие политического веса обычным нахальством. Позавчера господин Павлинский заявил, что по вопросу вотума недоверия они будут голосовать не только против Правительства, но и против ККФФ. Ничего себе союзничек у коммунистов! Голосуете-то вы, господин хороший, вместе с ними. Почему же вы против? Для звонкой и пустой фразы?
Махрюткин с Финаковым быстро огляделись по сторонам, но никого похожего на Григория Алексеевича рядом не обнаружили.
– Расслабься, Михалыч. Это шеф образно излагает, – догадался Финаков.
– Никому не отвлекаться! Всем внимательно меня слушать! – Казимир Карлович сурово посмотрел на своих помощников. – Внимание! Так вот… На чем я остановился? А-а-а… Впрочем, может быть, причина не только эта. Господин Павлинский проговорился. Добавляя недостающие голоса, он провоцирует верхи на разгон парламента – и кстати, на запрещение ККФФ. Действительно, двойной удар. Даже больше. Удар-то придется по русскому народу. Все знают, что верхи способны наворотить без хоть слабого, но реального надзора Думы. Давно известно, что частенько указы Президента бредут врозь, словно пьяные, и каждый четвертый или даже третий противоречит предыдущим. На этот бардак толкает страну господин Павлинский? Один раз толкнули своими «пятьюстами дней». Даже Силаев понял тогда это – и вытолкнул вас из Правительства. Осторожность! Павлинский снова советует.
– Сергей Сергеевич, полетели с нами! – Финаков подобострастно выставил перед собой пачку сигарет, показывая всем видом, что просто мечтает угостить ими писателя-сатирика.
– Куда, в Страсбург?
– Да какой Страсбург… – Махрюткин даже зажмурился в предвкушении развенчания лжи Златопольского. – Это шеф у нас так шутит. В Питер мы летим. В Питер.
Здесь в разговор встрял Ваня Райлян:
– Ребята, по-моему, это вы гоните. В Санкт-Петербург самолеты летают из Шереметьево-1, а не из Шереметьево-2.
– Правильно, – подхватил Финаков, – а кто сказал, что мы летим из Ш-2?
– Секундочку. А где мы сейчас находимся?
Здесь патрон встречает из Вены доктора Фрая, после чего весь кортеж отправляется в Ш-1 и оттуда уже в Питер. Билеты забронированы. Если у вас есть с собой паспорта, никаких проблем не будет.
– А что… – завелся Флюсов. – Иван Григорьевич, давай составим компанию славной делегации МППР.
– А я? – грустно пропищала стоящая поодаль девушка Лена. – У меня с собой нет никаких документов.
– А тебе там, к слову сказать, и делать в общем-то нечего. Сейчас мы посадим тебя на автомобиль, который сюда нас привез, и ты отправишься домой. Для того, чтобы…
– …ожидать приезда своего милого? – наигранно вскрикнула девушка.
– Именно!
– А больше ничего не хочешь?!
– Больше ничего.
– Не звони мне в таком случае ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Между нами все кончено.
– Иван Григорьевич, поскольку, как мне только что сообщили, где-то что-то окончательно закончилось – я толком, правда, не понял, где и что, – отправляй-ка чудный автомобиль с фонарями в отведенный для него спецгараж, наша знакомая отправится в Москву на автобусе. – Сергей Сергеевич наконец закурил и, выпустив через нос две струйки ароматного дыма, от удовольствия даже зажмурился. – Ну что, Валентин Николаевич, пара мест в вашем кортеже для нас найдется?
Финаков быстренько сбегал на улицу и, разбудив Палыча – бессменного водилу Златопольского, точно все выяснил – места есть.
– А кто к нам добавится? – подозрительно спросил Палыч.
Он так же, как и Махрюткин, раньше служил в «девятке», возил чуть ли не самого Брежнева, имел звание майора и считался в КГБ одним из лучших водителей. Потом то ли сам ушел, то ли его выперли, но вспоминать прежние годы службы в органах он не любил. Коренастый, молчаливый Палыч имел дурацкую привычку молча смотреть в лицо собеседника не мигая, отчего последнему уже через некоторое время становилось не по себе. За лысину, круглые глаза, небольшой рост и золотые зубы он имел кличку «гном» и репутацию философа. Основным жизненным принципом, усвоенным в комитете в ряду нескольких прописных истин, был принцип, который гласил: «В сомнительных ситуациях лучше действовать неправильно, чем совсем не действовать».
– Шеф в курсе? – наконец спросил Палыч Финакова.
– Конечно, конечно…
В самолете компаньоны разместились в первом салоне сразу за рядом кресел, предназначенных для руководства делегации. Командир воздушного судна, поприветствовав пассажиров, сообщил, что на борту находится известный политический деятель, бессменный кандидат в президенты и руководитель крупнейшей партии в стране – Казимир Карлович Златопольский. Народ с радостью зааплодировал.
Сидевший по правую руку от вождя Махрюткин, повернувшись к приятелям, протянул им плоскую бутылку «Смирновской» водки:
– Желаете, господа?
– Ваня совсем не пьет, а мне что-то пока не хочется.
– Что значит – не хочется? – удивился Владимир Михайлович. – Есть такое слово «надо».
– Кому надо?
– Мне надо! – внезапно выкрикнул вождь. – Ты за чей счет летишь с Санкт-Петербург?
Флюсов опешил:
– За свой.
– Тогда хотя бы выпей за мой счет, – сказал Златопольский и чему-то обрадовался. – А за это в городе на Неве организуешь мне встречу с творческой интеллигенцией.
– Ну, ребята, – Сергей Сергеевич сделал вид, что собирается покинуть самолет, – мы так не договаривались.
– Договаривались, не договаривались… Что ты испугался? – Казимир Карлович привстал на кресле, ища по его бокам концы ремня безопасности. – Ладно. Не переживай. Михалыч нальет тебе бесплатно.
Махрюткин выудил из бокового кармана несколько пластмассовых стаканчиков и стал разливать, а вождь, защелкнув на пузе никелированный замок и окончательно успокоившись, привел нажатием кнопки кресло в лежачее положение и понес:
– И все-таки, алкоголь – благо или зло? Спор между пьющими людьми и трезвенниками по этому вопросу вечен. И обе стороны приводят весьма и весьма убедительные аргументы. С одной стороны, неумеренное потребление алкоголя ухудшает память, вызывает целый ряд болезней – таких, как холецистит, затем и цирроз печени, а в конце концов, и пресловутую белую горячку. Люди, перебравшие со спиртным, плохо контролируют свое поведение, часто становятся агрессивными, деградируют во многих отношениях. С другой стороны, с древности алкоголь известен как одно из самых лучших средств расслабления, релаксации, снятия стрессов. Потребление алкоголя в умеренных дозах приносит положительный эффект для организма. Кто не лечился от простуды стаканом водки с размешанным в ней черным перцем!.. А пятьдесят грамм коньяка по утрам хорошо сказываются на сердечно-сосудистой системе! Многие талантливые и известные в истории личности отнюдь не пренебрегали хмельным. Известно высказывание О. Генри о том, как он творит свои произведения: «Когда я сажусь писать, передо мной стоит бутылка виски и стопка чистых листов. Когда я просыпаюсь, я ничего не помню, но бутылка пустая, а листы исписаны». Таким образом истина, как это принято, лежит посередине. Ничего страшонго в том, чтобы иногда расслабиться в обществе друзей, выпив бутылку-другую, нет. Вопрос в том, чтобы употребление алкоголя не становилось системой и не вызывало физической зависимости. Известна старинная русская пословица:
- Счет похмельным чарам:
- Первую пить – здоровому быть.
- Вторую пить – ум веселить.
- Утроить – ум устроить.
- Четвертую пить – неискусну быть.
- Пятую пить – неразумну быть.
- Чара шестая – пойдет мысль иная.
- Седьмую пить – безумну быть.
- За восьмую приняться –
- с места не подняться.
- К девятой приплести – рук не отвести.
- А выпьешь штук с десять –
- тут тебя и взбесит.
Сегодня широко распространено юмористическое переложение популярной эстрадной песни:
- Он уехал прочь на газонокосилке,
- Перед эти выпив четыре бутылки.
Сложно сказать, когда человек научился изготовлять из перебродивших фруктов вино; известно только то, что вино было неотъемлемой частью культуры всех древних цивилизаций. Причем спиртные напитки известны в культурах всех без исключения цивилизаций, даже не общавшихся между собой. Да, именно между собой.
Повторив последнее словосочетание зачем-то два раза, вождь умолк – в последнее время утомление настигало его внезапно, как бы из-за угла. Никто из присутствующих при исполнении тирады об алкоголе не посмел хотя бы в чем-то малом оспаривать или обсуждать услышанное – все лишь молча чокнулись и, выпив, предались размышлениям и воспоминаниям, ожидая окончания эмоционального всплеска мысли такого непосредственного лидера МППР.
Закрыв глаза, Карлович размышлял: «Бедная моя жена… Помощнички наверняка наводнят гостиничный номер очередными девками – это уже стало некоей традицией».
В сущности, Златопольский никогда не был идейным развратником, а если и совершал иногда в молодости вылазки или набеги – никогда ими не хвастал, а даже, наоборот, вспоминая потом откровенные эротические сцены, краснел и смущался.
В мозгу всплыла сцена знакомства с женой почти тридцатилетней давности, всплыла настолько четко и явственно, что Казимир Карлович слегка поморщился. Тогда он возвращался с отдыха, из пансионата «Белый черкес». Из аэропорта дорога тянулась через смешанный, запудренный изморозью лес, ненавязчиво кружа и извиваясь волнами и неся на себе таксистскую «Волгу» с сидящими в ней водителем, Златопольским и одной миловидной попутчицей, попросившей подбросить ее до Москвы. Переговаривались вполголоса, шофер пятнадцатого автопарка Гурген Мартиросович Карапетян курил.
– Знаете, а я ведь не случайно попросилась в вашу машину, – неожиданно сказала Казимиру девушка. – Хотела познакомиться. Мы же с вами в одном пансионате «Имени Кочубея» отдыхали и в самолете вместе летели. Я дочь Махмуда Николаевича.
Златопольский остолбенело икнул:
– Кого?
– Ну, Махмуда. Лысый такой… Помните?
– Еще бы. – Казимир попросил у таксиста сигарету.
– Ну, так вот… – продолжила незнакомка. – Этот Махмуд, то есть мой папа, сказал о вас: «Вика, ты должна познакомиться с этим человеком. Это, – сказал он, – скала. Это матерый человечище!»
– Значит, вас Викой зовут?
– Да. А вас Казимиром. Я знаю.
Карапетян перебил:
– Матерый человечище. Это уже говорили о Толстом. Значит, вы тоже матерый. А с виду совсем не толстый.
Все рассмеялись.
Немазаной скрижалью скрипнули тормоза, и Казимир, рассчитавшись, начал процесс вылезания из машины. Вырвавшись на свободу, он отдышался и, подхватив оба чемодана – свой и попутчицы, пошел к знакомому подъезду. Пока поднимались по лестнице, Вика крутилась под ногами, щебеча разную дребедень о талантах Златопольского, своих творческих планах и какой-то старой дубленке.
– И все-таки, я вас не очень этим затрудню, что оставлю до завтра у вас свои вещи?
– Да нет, конечно, не очень.
«Что она хочет? – размышлял на ходу Казимир. – Может, новую дубленку? Ладно, посмотрим».
Квартира под номером сто тринадцать встретила хозяина с гостьей унынием и грустью.
– Что значит месяц отсутствовать. – Златик поставил на пол поклажу и со слезами на глазах пошел обходить слегка забытые владения. Вика сразу поспешила в туалет. – Да… – Хозяин высморкался. – Теперь год никуда не поеду! И целую неделю буду сидеть дома! Один буду сидеть! – Он улыбнулся, опускаясь на стул.
«Стоп. Как же один? А эта девушка? Что-то она, по-моему, не очень торопится покинуть мое гостеприимное жилище…»
– Вика!
В коридоре хлопнула входная дверь. Казимир нехотя поднялся и пошел в прихожую, где на полу обнаружил мятый кусочек туалетной бумаги, оказавшийся запиской: «Буду к вечеру. Целую. Твоя» – гласили начертанные зеленой пастой каракули.
– …С тех пор вот и мучаемся на пару, – резюмировал вслух воспоминания вождь. – Михалыч, во сколько прибываем в град Петров?
Глава сорок пятая
Наутро члены делегации МППР, наскоро умывшись и позатракав, во главе со своим лидером отправились по заводам, фабрикам, школам, вузам и прочим общественным многочисленным организациям для внедрения в скудные умы населения Петербурга передовых мануально-партократических идей.
Сергей Сергеевич, все же пообещав пригласить вечером на встречу в гостиницу «Октябрьская» представителей творческой интеллигенции, уселся в своем номере за телефон и принялся обзванивать знакомых и не очень питерских артистов с писателями.
– И на хрена мы подписались сюда лететь? – Иван Григорьевич отхлебнул из горлышка лимонаду. – Это все твой порыв.
– Ничего страшного, – спокойно отреагировал Сергей. – Да… Алле, алле…Здравствуйте, будьте любезны, позовите, пожалуйста, к телефону главного редактора. Что? Его нет на месте? Ну, тем лучше.
– Ты правда решил нагнать сюда так называемую интеллигенцию?
– А что в этом плохого?
– Да нет. Это я так. Просто я подумал о последствиях.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, не все же знают о твоих тесных контактах с Карловичем. А после подобной встречи…
– Да плевать мне на них на всех. Златопольский уже вошел в силу. Это года четыре назад находиться рядом с ним было по меньшей мере небезо пасно в смысле репутации, а сейчас…
– Ну, смотри. Я тебя предупредил.
– Ладно, ладно. Я оценил.
– Ну, хорошо. На все звонки тебе двадцать минут. Я жду тебя в ресторане.
Минуты ожидания своего приятеля крайне отрицательно подействовали на суперагента. Когда писатель вошел в питейное заведение, лицо Райляна не только не выражало оптимизма, а даже наоборот, имело все оттенки настроения грозовой тучи.
– В чем дело, товарищ? Оглянитесь вокруг – действительность прекрасна и по-прежнему завораживающа! Обратите внимание на эти одухотворенные интеллигентные лица. – Флюсов указал рукой на ближайший столик, за которым сидели три опухшие пропитые рожи, похмеляясь несвежим пивом.
– Я все-таки никак не могу взять в толк, как я согласился на эту безумную авантюру… – продолжил нудить Райлян.
– Вы, уважаемый, имеете в виду наши экспромтное путешествие?
Вместо ответа Иван демонстративно повернулся в противоположную от писателя сторону и громко закричал:
– Эй, официантка, иди-ка сюда!
Флюсов мерзко захихикал:
– Зачем же так грубо, товарищ? Эта прелестная синьора наверняка является прямой наследницей по мужской линии королевы Великобритании. Я это сразу определил, когда вошел, по ее благородному изгибу спины и призывно смотрящему вдаль немигающему тупорылому взгляду.
Девушка в переднике наконец подошла, быстро записала в несвежем блокноте пожелания посетителей и, зачем-то пожелав приятного аппетита, отвалила.
– По-моему, она с похмелья, иначе зачем нам желать приятного аппетита, когда еще нечего есть?
– Да она просто дура… – Иван Григорьевич схватил со стола массивную вилку и согнул ее посередине, под углом девяносто градусов. – Ну как, дозвонился кому-нибудь? Будет сегодня на улице МППР светлый праздник?
– Ты знаешь, вряд ли. Народ не то чтобы категорически отказывается, все просто прямо на ходу выдумывают тысячи причин, чтобы вечером сюда не приезжать. У кого спектакли, у кого репетиции, у кого еще что-то. Но ничего, как-нибудь выкрутимся. В крайнем случае плюнем на все и уедем домой. Какой с нас спрос?
– Вон, смотри, к нам направляется реальное воплощение очередной твоей флюктуации. У окружения Карловича просто какой-то особый нюх на твои мысли.
– Ба! Да это же никто иной, как Валенитин Николаевич Финаков! – Сергей поднялся со стула и громко заверещал: – Сюда, сюда! Мы тута! Тута мы…
Помощник Златопольского был, как всегда, деловит и краток:
– Здравствуйте, друзья!.. Сергей Сергеевич, у меня к тебе дело.
– Слушаю вас внимательно!
Финаков собрался с мыслями:
– Вечером у нас, как известно, намечена встреча с творческой интеллигенцией. Нельзя ли сделать так, чтобы лучшая ее часть – я имею в виду женщин или девушек из числа актрис или певиц – после нее поучаствовала в некоем спецпроекте?
– Имеется в виду застолье, переходящее в эротику?
– Вот именно.
– Валентин Николаевич, тебе скажу честно, как родному: пока у меня нет твердой уверенности, что встреча вообще состоится. А уж насчет эротики…
– А в чем дело?
– Понимаешь, какое дело… Отказывается творческий народец общаться с Казимиром Карловичем. Почему – не знаю. Может, это происки городских властей…
– А может, и не городских, а федеральных, – поддакнул Иван Григорьевич.
– Вот сволочи, – беззлобно произнес Финаков и попросил: Друзья, закажите мне двести грамм простой обычной водки, а то у меня командировочные закончились.
Через пятнадцать минут Финаков, опохмелившись, попросил еще двести грамм водки, потом еще сто пятьдесят.
– Серега, а ты Карловичу обещал встречу с разными там писателями?
– Обещал.
– А хочешь, я вместо них выступлю? Расскажу что-нибудь или прочитаю.
– А почему бы и нет?
– Ты думаешь, я с поэзией не знаком? – Валентин Николаевич, блеснув глазами, поправил на шее ярко-красный галстук. – Пожалуйста:
- Я голубой на звероферме серой,
- но цветом обреченный на убой,
- за непрогрызной проволочной сеткой
- не утешаюсь тем, что голубой.
- И я бросаюсь в линьку, я лютую,
- себя сдирая яростно с себя,
- со голубое, брызжа и ликуя,
- сквозь шкуру прет, предательски слепя.
- И вою я, ознобно, тонко вою
- трубой косматой Страшного суда,
- прося у звезд или навеки волю,
- или хотя бы линьку навсегда.
- Заезжий мистер на магнитофоне
- Запечатлелел мой вой. Какой простак!
- Он просто сам не выл, а мог бы тоже
- завыть, сюда попав, – еще не так…
…Суета бессонной ночи сказалась – дочитав последнее четверостишие, Валентин Николаевич Финаков уснул прямо за столом.
– Слушай, а что это он нам про голубых вдруг читать стал? – с подозрением спросил Иван Григорьевич.
– Может, у них произошла в партии массовая переориентация актива по указке вождя?
– Надо будет с этой публикой быть поаккуратнее.
Обладая образцово-показательной нервной системой, обычно снов Валентин Николаевич не видел, но сейчас – вероятнее всего, в силу физической утомленности организма – с одной стороны, а с другой – нервного перенапряжения, – его внутреннему взору предстала красочная картина огромного цветущего бескрайнего колхозного поля. Почему-то в подсознании натужно звучала всепоглощающая мысль, что это поле совсем недавно было футбольным. Невдалеке возились какие-то люди в оранжевых спецовках, обсуждающие будущее расположение на нем железнодорожных путей.
«Так ведь это они, наверное, БАМ строят…» – догадался во сне Валентин Николаевич.
Здесь к нему неожиданно подошел Златопольский в маршальской форме германского образца и, по-товарищески потрепав по голове, загадочно произнес: «Здесь будет город-сад. А ты, Валентин, поедешь дальше, в Сибирь и будешь там трудиться до скончания века на благо нашей родной мануально-партократической партии России. Будь готов!» – «Всегда готов!» – Финаков в восторге взметнул вверх руку в пионерском приветствии.
– Слушай, Иван Григорьевич, поедем-ка, дорогуша, в аэропорт.
– Ты предлагаешь на этом считать наш неудачный экспромт оконченным?
Сергей слегка смутился, он не любил лести, тем более в собственном исполнении:
– Я всегда говорил, что ты умен не по годам.
Расплатившись по счету и предупредив официантку о том, что при пробуждении Финакова его необходимо будет в очередной раз похмелить, приятели встали из-за стола с твердым намерением покинуть гостепреимную гостиницу вместе с городом в ближайшее же время.
Хорошее настроение пришло к обоим только в самолете при подлете к столице, а когда друзья вышли из здания аэропорта к стоянке частников, обоими овладело радостное чувство возвращения домой после какой-то дурацкой, абсолютно никому не нужной отлучки.
– У меня такое чувство, как будто мы только что выпутались из какой-то странной и нехорошей истории.
– Ты знаешь, у меня – тоже…
Иван Григорьевич завез писателя домой на Преображенку, а сам, героически забыв об отдыхе, решил отправиться на Лубянку писать очередной отчет.
Обмениваясь прощальным рукопожатием на углу флюсовского дома, компаньоны одновременно обратили внимание на странную колонну одетых в черное людей, показавшихся из-за поворота со стороны Малой Черкизовской улицы.
Раздалась барабанная дробь, и люди в черном перешли на строевой шаг.
– Блин, а это еще что такое? – Райлян вытянул вперед и без того длинную шею и насторожился.
– Слушай, они все в сапогах и с портупеями.
Ваня опешил:
– Откуда у вас здесь марширующая полувоенная организация?
– Окуда мне знать… – начал было Сергей и тут вспомнил о Третьякове. – Слушай, не может быть… Ну не может быть, чтобы за такой короткий срок ему удалось создать подобное.
– Кого ты имеешь в виду?
– Да соседа своего, Леонида Владимировича Третьякова, бывшего преподавателя то ли политэкономии, то ли марксистко-ленинской философии…
– Ты можешь объяснить более конкретно?
Сергей смачно харкнул на свежеположенный асфальт:
– Не могу! Если я расскажу тебе все, как было, ты скажешь, что так не бывает. И я бы сказал, что так не бывает, если бы мне кто-нибудь рассказал подобную историю.
– Ну, попробуй – я понятливый.
– Все началось с того, что я выбросил несколько собраний сочинений революционных классиков, а именно Сталина, Троцкого и Мао Цзэдуна.
– Ну и что?
– Мой сосед Третьяков подобрал и начитался. И вот результат.
Колонна марширующих тем временем поравнялась с приятелями, и Сергей узнал в некоторых из них людей из ближайшего окружения Леонида Владимировича.
– Ладно, старик, созвонимся… – стал прощаться Иван Григорьевич. – А об этих придурках я сегодня же сообщу куда следует.
– Ну, давай, ну, пока… – медленно, нараспев протянул писатель и, опасливо оглядываясь, быстро-быстро посеменил к родному подъезду.
– Ну, вот я и дома! – сказал вслух Сергей Сергеевич, заходя в родную однокомнатную квартиру.
Сергей так соскучился по Москве и своим знакомым, хотя и отсутствовал в родном городе меньше суток, что первому, кто позвонит, решил объявить устную благодарность с последующим вручением бутылки полусладкого шампанского.
Первой оказалась Ирина Львовна:
– Привет, писатель. Ну где ты бродишь? Сорвался, понимаешь, с моей свадьбы и исчез. Я переполнена новостями, как доисторический сосуд нектаром, а ты где-то шляешься.
– Слушаю с огромным вниманием, Ирина Львовна. Надеюсь, у вас по-прежнему все в порядке.
– Как сказать…
– Что, неужели жених… извините, муж сбежал?
– Ты почти угадал. Этот придурок Чингизов под конец вечера все же решил жениться на Инне Чачава, и самое интересное, что она согласилась.
– А как же деньги?
– Аванс по справедливости решили все-таки оставить мне. В качестве неустойки за моральное издевательство.
А как же официальная регистрация?
– Да плевать мне на нее. Азамат обещал на днях договориться – оформим развод.
– А мои приятели-литераторы – Егор Данилович Бесхребетный и Евгений Александрович Файбышенко – они как?
– Нажрались твои приятели. Нажрались, а потом стали уговаривать свою подружку Чачава выйти замуж за Азамата.
– Не может быть!
– Может, может. Не за Чингизова – он им не понравился своей назойливостью, – а за Азамата. Но она все равно предпочла Сашу Чингизова. Не поймешь их, бедуинов с аксакалами. Зато я договорилась с Клаусом Гастарбайтером о будущей совместной деятельности. Вот вкратце все новости, но звоню я тебе по другому поводу.
– Слушаю внимательно.
– В следующий вторник мы с Галей Замковец улетаем в Турцию, меня нужно будет отвезти в аэропорт.
– Сделаем.
– А через десять дней – встретить.
– Нет вопросов.
– Заранее признательна. Тогда все. – Было слышно, как Львовна, удовлетворенная беседой, швырнула телефонную трубку на законное место.
«Пожалуй, Ловнеровская перебьется без шампанского, – грустно подумал Сергей. – Ну что, в самом деле, не успел зайти – опять начались просьбы, поручения… Когда же они перестанут с утра до вечера у меня что-нибудь клянчить? Сейчас ведь наверняка какая-нибудь гнида с очередным требованием уже накручивает диск».
Писатель не ошибся – пятисекундную квартирную тишину вновь нарушил резкий телефонный звонок.
– У аппарата…
– Здорово, классик. Это Бизневский.
– Здорово.
– Слушай, у меня к тебе срочное дельце. У меня есть один знакомый – министр туризма одной африканской страны, а у него дочь учится у нас в Университете Патриса Лумумбы. Нельзя ли ее сделать какой-нибудь суперизвестной творческой единицей? Писательницей там или поэтессой…
– Зачем?
– Что значит – за чем? За деньги.
– Это я понимаю… Тебе-то это зачем надо?
– Понимаешь, меня с детства волновала проблема вооружения стран африканского континента отечественным оружием.
– Ты переживаешь по поводу недобора валютных средств оборонными организациями? А при чем здесь твой министр туризма?
– Да это он так называется, а на самом деле основным его занятием является именно торговля оружием.
– Нет, дорогой, здесь я – пас. Насколько мне известно, оружейными бизнесменами вплотную занимается Интерпол.
– Подумай, старичок, подумай. Мы могли бы замутить по этой теме серьезный бизнес. Ваню бы твоего подключили. Кстати, где он сейчас?
– Понятия не имею.
– Знаешь, знаешь. Только говорить не хочешь. Опять же, кстати, тебе привет от старшего Гастарбайтера.
– Спасибо, ему тоже. Как он, доволен результатом фестиваля?
Бизневский на другом конце провода оживился:
– Очень доволен, каждый день звонит – благодарит и, что самое странное, начал выполнять все свои обещания.
– Ну вот, видишь, а ты боялся. Доверять надо людям, Саша, доверять. Одну секунду, уважаемый, кажется, мне звонят, и на этот раз – уже в дверь. Вероятно кто-то следующий, подхватив эстафету, постучит уже с пролетающего вертолета прямо в окно. Хорошо, я тебе сам перезвоню попозже.
Вошедший Михаил Жигульский был краток:
– Какие новости?
– Никаких!
Читать бесплатно другие книги:
