Возвращение в Прованс Макинтош Фиона

Глава 18

На последней ступеньке трапа Дженни повернулась и помахала зданию сиднейского аэропорта, хотя знала, что их с отцом никто не провожает. С Нелл и Томом они попрощались в Девонпорте. Нелл расплакалась, не понимая, почему Люк решил увезти дочь в Европу, но Том догадался о причине и, судя по всему, одобрял решение приятеля.

Друзья обменялись рукопожатием чуть поодаль от Нелл с Дженни, утиравших слезы.

– Молодец, приятель! – воскликнул Том. – Правильно придумал, потом вернетесь, сильнее станете.

– Я тоже так считаю, – кивнул Люк.

– И Дженни будет полезно развеяться, хотя нам будет ее не хватать.

– Да, пожалуй, давно пора было свозить ее ко мне домой, – согласился Люк.

– Домой? – удивился Том. – Твой дом здесь, в Тасмании, не забывай. К Рождеству возвращайтесь.

– Постараемся, – с улыбкой ответил Люк.

– О ферме не беспокойся. Работники у тебя надежные, да и я пригляжу, если вдруг что.

– Не волнуйся, с лавандой ничего не сделается, – заметил Люк. Том оставался управлять фермой – это было выгодно обоим приятелям.

Нелл обняла Люка и прошептала:

– Берегите себя. Без вас нам будет очень тоскливо.

– Нелл, присмотри за могилами, – попросил он.

– Конечно, – кивнула она.

Друзья обменялись последними словами прощания, и паром отправился в Австралию. Плавание заняло целую ночь, но прошло с большим комфортом, чем переправа через Басов пролив десять лет назад. Отец с дочерью провели в Мельбурне целый день. Девочка наслаждалась первым в жизни пребыванием в роскошной гостинице: Люк расщедрился, и они поселились в отеле «Виндзор». Дженни во все глаза рассматривала швейцаров в мундирах с золочеными галунами и услужливых портье. Любезный консьерж предложил им пройти в ресторан на аепитие. Девочка устроилась в глубоком кожаном кресле, напротив громадных окон, выходящих на Спринг-стрит, и со знанием дела выбирала с серебряного подноса пирожные и крошечные канапе с огурцами. В свое время Лизетта обучила дочь светским манерам и правилам этикета, и теперь Дженни с восторгом применяла полученные знания на практике. Люк украдкой вздохнул и, чуть заметно улыбаясь, наблюдал, как дочь чопорно держится за столом, говорит вполголоса, откусывает маленькие кусочки пирожного, аккуратно промокает губы салфеткой и не болтает с набитым ртом.

На следующее утро самолет местной авиалинии доставил их в Сидней, откуда они вылетали в Лондон. Люк с удовольствием отметил, что теперь перелет занимает не двое суток с четырьмя посадками, а всего двадцать семь часов с остановками в Сингапуре и Бахрейне. Поначалу он хотел задержаться в Юго-Восточной Азии или на Ближнем Востоке, о которых много читал, но боялся, что Дженни к этому была не готова. Обсудив это с Нелл, он решил отложить экзотическую поездку на будущее.

– Ой, папочка, я так волнуюсь! – выдохнула Дженни, глядя на летное поле.

Двигатели взревели, авиалайнер готовился к взлету.

– Боишься? – спросил Люк.

– А ты?

Люк выразительно пожал плечами.

– Ну да, конечно, тебя же на войне ранили, тебе ничего не страшно, – шутливо заметила Дженни.

К счастью, девочка не догадывалась, как страшила Люка жизнь без любимых жены и сына. Изо дня в день он вспоминал Лизетту, заставляя себя жить ради дочери. Вдобавок, возможность расправы с нацистским мерзавцем фон Шлейгелем внушала надежду на будущее.

«Боинг-707» приземлился в лондонском аэропорту Хитроу. Люк с наслаждением разминал ноги после долгого перелета, а Дженни, охваченная радостным возбуждением, заявила, что станет стюардессой.

– Бросишь отца на произвол судьбы? – шутливо осведомился Люк.

– Нет, папочка, я буду часто тебя навещать, – ответила девочка.

Поначалу Люк считал дочь ветреной и непоследовательной, позже пришел к выводу, что Дженни способна добиться всего, что пожелает. Она не унаследовала от матери ласкового нрава, зато от обоих родителей ей достались упорство, целеустремленность и любовь к независимости – те качества, которые помогли Лизетте и Люку выжить в тяжелые военные времена. В Дженни уже сейчас проглядывала скрытая сила и деловая хватка. Если она вырастет красавицей, как мать, то все дороги будут перед ней открыты. Люк прежде мечтал передать дела Гарри, однако мальчика привлекала наука, а не перспективы роста и коммерческий успех фермы. Дженни, напротив, интересовало практическое применение лаванды, а больше всего девочка увлекалась всевозможными направлениями в моде и дизайне – не только одежды, но и тканей, и мебели, и даже запахов. Люк и Лизетта не следили за модой, а вот дочь замечала любые изменения стилей и цветовых гамм. Лизетта первой обратила внимание на эту черту характера Дженни и заставила Люка изменить мнение – и о дочери, и о планах на будущее. Мечты Люка никогда не шли дальше поставок лавандового экстракта, но случайный разговор с женой открыл перед ним новые перспективы.

– Знаешь, Дженни считает, что скоро появится мода на запахи, которая будет меняться так же часто, как и мода на наряды, – заметила однажды Лизетта. – И речь идет не о старомодной лавандовой воде. Мне кажется, дочь права.

– Как это? – удивленно спросил Люк.

– Видишь ли, ты сейчас озабочен тем, чтобы найти покупателя на свой экстракт, и не замечаешь новых возможностей.

– Каких еще возможностей?

– Производство духов и парфюмерной продукции, – ответила Лизетта. – По-моему, Дженни предлагает очень интересное дело.

Люк расхохотался.

– Не смейся. Мы с Гарри недавно обсуждали такую возможность. Ты же сам сказал, что экстракт лаванды является основным компонентом духов, а высококачественного продукта в Европе нет, поэтому цены на лавандовое масло выросли.

– Разумеется, это объективный экономический закон: спрос и предложение, – улыбнулся Люк.

– Правильно, – согласилась Лизетта. – С другой стороны, сегодня в мире существует десяток производителей парфюмерной продукции, а со временем их количество возрастет, удвоится или утроится… в соответствии с тем же объективным экономическим законом спроса и предложения.

– Ты говоришь совсем как Гарри, – отшутился Люк.

– Так вот, новые производители парфюмерии появятся в Америке и в Европе, будут завоевывать рыночные ниши, – настойчиво продолжила Лизетта. – Наш лавандовый экстракт всегда будет пользоваться спросом, но, по сравнению с парфюмером, фермер получает гроши за свои труды. Подумай, может быть, тебе сменить профессию? – Она хитро подмигнула мужу.

Люк прекрасно помнил ее слова. К счастью, Том и Нелл не знали, зачем на самом деле Люк поехал во Францию, иначе они никогда бы не отпустили Дженни с ним. Люк опасался за судьбу дочери, но теперь у него в союзниках был сын Килиана. Люк решил, что согласится на обмен информацией только в том случае, если Макс Фогель обеспечит безопасность Дженни.

Мрачные размышления Люка прервал звонкий голос дочери:

– Пап, наше такси!

– Доброе утро, сэр, – произнес пожилой таксист с лондонским выговором. – Зябко сегодня.

– Да-да, – рассеянно кивнул Люк.

– Добро пожаловать в Лондон, – заявил таксист. – У вас четыре чемодана? Вы усаживайте дочку, а я пока багажник загружу.

Люк с Дженни уселись в просторный салон черного лондонского такси. Девочка недовольно сморщила нос:

– Пап, Лондон странно пахнет.

– Правда? Ну-ка, расскажи, что ты унюхала и чем этот запах отличается от Австралии, – попросил Люк, беря дочку за руку.

Дженни объяснила, что морозный октябрьский воздух Лондона пах табаком и угольным дымом, в отличие от запаха лаванды и земли, выжженной жарким австралийским солнцем. Зимой Австралия пахла зеленью полей и родниковой водой. Люк сообразил, что Дженни не привыкла к вони выхлопных газов, бензина и машинного масла. Дочь восторженно делилась с отцом непривычными впечатлениями, и Люк с волнением представил, каким странным покажется ей Париж.

Таксист сел за руль и спросил:

– Куда едем, сэр?

Люк проверил свою записную книжку.

– Гостиница «Чаринг-Кросс» на…

– Ага, знаю, это в конце Стрэнда, рядом с железнодорожным вокзалом, – кивнул водитель, подмигивая Люку. – Вы здесь впервые?

– Да, – встряла в разговор Дженни.

– Я когда-то жил в Истбурне, – добавил Люк.

– А, так для вас места знакомые, – понимающе протянул таксист. – Сами-то откуда будете?

– Из Австралии, – поспешно ответила дочка и, ничуть не смутившись, добавила: – Меня Дженни зовут.

– Из самой Австралии? – переспросил водитель. – Ну надо же! Там у вас и кенгуру водятся, и змеи всякие, и пауки размером с кулак?

Дженни хихикнула и сказала:

– Еще у нас есть коалы и много другой живности.

– А как называется такой смешной зверек, на ондатру похожий, но с утиным клювом?

– Утконос! – радостно воскликнула Дженни. – Вас как зовут?

– Рэй, – представился водитель. – Приятно познакомиться, Дженни из Австралии.

– А папу зовут Люк. Это французское имя, и сам он тоже из Франции, был бойцом Сопротивления, воевал с нацистами. Мама у меня была английская разведчица, но она недавно умерла, утонула в тягуне. И брат утонул вместе с ней…

Люк вздрогнул от неожиданности, но не удивился откровенности дочери. Рэй сочувственно посмотрел на него в зеркало заднего вида.

– Примите мои соболезнования, мисс Дженни, – церемонно отозвался водитель.

– Мы отправились в путешествие, чтобы примириться с нашей утратой, – продолжила Дженни.

Люк смущенно отвел глаза и уставился в окно.

– Знаете что, – внезапно предложил водитель, – Лондон пока еще не проснулся, но тумана нет, только птицы чирикают да метельщики улицы убирают…

– И таксисты пассажиров развозят, – добавила Дженни.

Рэй ухмыльнулся.

– В гостиницу вас в такую рань не заселят… Давайте я пока вам город покажу? – Он поглядел в зеркальце на пассажиров. Люк кивнул. – За мой счет, мисс Дженни. Прокатимся к Биг-Бену, к зданию парламента, к Тауэру.

– Ой, как здорово! – завизжала Дженни. – Пап, давай, а?

– Конечно, – улыбнулся Люк. – Только мы заплатим, ладно?

– И думать не смейте, – возразил водитель. – У меня у самого три сына, хотели дочку, да не сложилось… А у вас вон какая красавица и умница растет, аж завидно!

Дженни, не привыкшая быть в центре внимания, смущенно взглянула на отца. Люди всегда тянулись к Гарри, она привыкла находиться в тени старшего брата, уходила в себя и замыкалась, но теперь стала вести себя с большей уверенностью и дружелюбием.

В предрассветных сумерках Вестминстер выглядел городом-призраком. Знаменитые часы на башне пробили семь. Такси медленно проехало по набережной.

– Немцы Биг-Бен бомбами хотели забросать, однако часы не подвели лондонцев, всю войну ни на минуту не запоздали, – гордо пояснил водитель.

Дженни кивнула, хотя и не могла представить себе все ужасы бомбардировки Лондона.

– Ага, мама говорила, что у нее лучшая подруга погибла при бомбежке, где-то рядом с вокзалом Виктория, – сказала девочка, уткнувшись носом в холодное стекло, которое сразу же запотело от ее теплого дыхания.

Люк поразился цепкой памяти дочери.

– Да, мы все теряли близких, – печально произнес Рэй.

Дженни восторженно переговаривалась со своим новым знакомым, а Люк откинулся на спинку удобного кожаного сиденья, вспоминая весну 1951 года, когда они с Лизеттой отправились в Лондон на Фестиваль Британии. Они стояли на том же мосту, разглядывали Биг-Бен и целовались, исполненные радости и надежды.

А потом Люк получил письмо из Международной службы розыска, в котором говорилось, что его сестры погибли в Аушвице. Через десять лет круг замкнулся. Если информация Макса Фогеля верна, то эти сведения помогут Люку выполнить обещанное. Он машинально коснулся шелкового мешочка, висящего под рубашкой: на этот раз в мешочке были не семена лаванды, а кое-что другое.

Неделя в Лондоне пролетела незаметно. Люк с дочерью гуляли по городу, сверяясь с картой, пока Дженни не начала жаловаться на усталость и натертые мозоли. По ночам на улицах загорались сумрачно-желтые натриевые фонари, но девочку больше всего привлекала Пикадилли, залитая ярким неоновым светом рекламы. Дженни с огромным интересом впитывала новые впечатления, будь то Риджент-стрит, украшенная рождественскими гирляндами, или жареные каштаны, купленные у лоточника. Метро ей не понравилось, зато красные двухэтажные автобусы привели ее в восторг: она сидела на втором этаже, оживленно болтала с кондукторами, перебирала незнакомые монетки и разглядывала в окно нарядные магазины, толпы людей и поток машин, запрудивших улицы.

Карнаби-стрит стала для Дженни любимым местом прогулок. Однажды Люк ошарашенно загляделся на девушку в ярко-лиловых колготках и желто-черной юбке с геометрическим орнаментом, но, перехватив укоризненный взгляд дочки, расхохотался в голос.

– Миссис Муррей говорит, что порядочные женщины не носят юбки выше колен, – рассудительно заметила Дженни, с интересом посмотрев вслед незнакомке. – Мама наверняка осудила бы.

Как-то незаметно отец с дочерью открыли в себе способность беседовать о погибших, хотя долгое время после несчастного случая не могли даже произносить имена Лизетты и Гарри.

– Просто невероятно, какое здесь буйство цветов, – заметил Люк. – Все в Лондоне словно с ума посходили. После войны носили серый или черный, а по весне мама предпочитала бледно-голубой, он ей шел. А сейчас… до лета далеко…

Мимо прошла длинноногая девушка в ярком свитерке, облегавшем высокую грудь, и Люк со вздохом проводил ее взглядом.

Дженни мурлыкала себе под нос популярные мелодии, услышанные по радио, и пыталась рассказать недоумевающему отцу о знаменитых рок-группах.

– Пап, ну это же «Кинкс», – говорила она, блестя глазами.

Люк отчаялся разобраться в новомодных веяниях, охвативших Лондон. Город избавился от консервативного облика и с безудержной энергией устремился в будущее. О наступлении новой эпохи говорило все: мода, искусство и музыка. Стали нормой галлюциногенные наркотики и яркие, психоделические цвета. Лондон искрился оптимизмом и надеждой. Повсюду говорили о полетах в космос и на Луну.

Однажды Дженни и Люк гуляли по Найтсбриджу, где дочь уговорила его зайти в бутик «Базар». Девочка вела себя совсем по-взрослому, прекрасно разбиралась в направлениях моды и каждый вечер внимательно изучала толстую стопку популярных журналов для женщин, но больше всего ей хотелось обзавестись двумя вещами: мини-юбкой от Мэри Куант – черной, в белых горошинах и поясом в полоску, – и духами от Шанель, о которых восторженно отзывалась Лизетта. К сожалению, аромат «Шанель № 5» напоминал Люку о полковнике Килиане. «Ни за что на свете не позволю Дженни пользоваться этими духами…» – решил Люк, прекрасно сознавая, что это низко с его стороны. Впрочем, оправданием служило еще и то, что для создания этих духов лаванда не использовалась. Однако же сам аромат – стойкий, величественный, чувственный – прельщал своей красотой. Люк подумал, что если они когда-нибудь и займутся изготовлением парфюмерной продукции, то назовут духи «Боне».

– Тебе еще рано духи носить, – ответил он дочери. – А о юбке поговорим.

Они сходили в театр на мюзикл «Оливер!», и теперь Дженни постоянно распевала понравившиеся ей задорные мелодии. Погода испортилась, наступили туманные дни и морозные ночи. Дженни умолила отца сводить ее на ночной показ фильма «Завтрак у Тиффани», с Одри Хепберн и Джорджем Пеппардом в главных ролях, хотя Люк считал, что лучше бы ей посмотреть диснеевский мультфильм «101 далматинец». Дочь не сводила глаз с героини Одри Хепберн, пристально разглядывала ее наряд, нитку жемчуга на шее, громадные солнечные очки, присматривалась к эксцентричным манерам. Судя по всему, у Дженни появился новый образец для подражания – Холли Голайтли.

– Понимаешь, это платье от Живанши, – мечтательно вздохнула девочка.

Люк улыбнулся, догадываясь, что ни Лонсестон, ни тем более Набоула не сравнятся с соблазнами больших городов.

За день до отъезда во Францию Люк повез Дженни в Гемпшир, куда они с женой часто приезжали в сороковые годы навещать дедушку и бабушку Лизетты. Люку очень не хотелось встречаться с Колином, потому что это служило очередным мучительным напоминанием о Лизетте, но для Дженни важно было познакомиться со своим прадедушкой.

Девяностолетний Колин Моррис передвигался с трудом. За ним присматривали медсестра и экономка. Судя по всему, за стариком хорошо ухаживали, и он отказывался переезжать в приют для престарелых.

– Из родного дома меня в гробу вынесут, – бесцеремонно заявил он, словно не желая признавать, что совсем недавно в могилы опустили его любимую внучку и правнука.

Встреча была исполнена глубокой боли. Люку внезапно захотелось, чтобы старику поскорее отшибло память и он забыл о горькой утрате трех любимых женщин. Поначалу мужчины не находили слов и вели себя скованно, но присутствие Дженни разрядило атмосферу. Девочку интересовало все: и фотографии прабабушки, и возможность приезда Колина в Австралию.

Люк заметил на каминной полке снимок Мэри с фокстерьером Малышом и горько улыбнулся: песик давно издох.

– Дом и мебель я завещал Дженни, – пробормотал старик, сидя в саду на солнышке.

Дженни с любопытством разглядывала золотых рыбок в садовом прудике. Люк с Колином сидели на веранде, где летом цвели пахучие голубые гортензии – любовь и гордость Мэри, бабушки Лизетты.

– Ей еще рано об этом знать, – вздохнул Люк, понимая, что не прав.

– Ничего страшного, вырастет и решит, что делать с наследством. Может, переедет сюда жить или продаст дом. Во всяком случае, главное, что у моей правнучки будет жилье в Англии. Я хочу, чтобы она не забывала о своих корнях.

– Она уже влюблена в Лондон, – кивнул Люк.

– А в Истбурн ты ее повезешь?

– Нет, не хочу расстраивать.

– Люк, пойми, это важно. Девочка должна представлять, где жила ее мать, где родился ее брат. Чем больше она узнает о вашей жизни, тем лучше. Не хочу, чтобы она выросла неприкаянной, как Лизетта.

Люк с упреком взглянул на старика, однако тот невозмутимо продолжил, попыхивая трубкой:

– Видишь ли, я хорошо знал свою внучку. Не спорю, ты ее тоже знал, но по-другому. Лизетта всегда жила без оглядки, как ее мать, словно бросала вызов смерти… – Он запнулся и перевел дух. – Смотри, чтобы Дженни не стала такой же. – Старик попытался встать, но без сил опустился в кресло и недовольно поморщился. – Черт, ноги не держат. Чувствую, смерть близко. Не хочу жить беспомощным. – Он перехватил укоризненный взгляд Люка и хмыкнул. – Не волнуйся, я прямо сейчас не умру. Хорошо, что вы приехали. Жаль, Мэри не довелось с Дженни повстречаться, они бы друг другу понравились. Девочка очень на Лизетту похожа.

– Да, – печально вздохнул Люк. – Иногда я не могу смотреть на нее без слез.

– Прекрати эти глупости, надо себя пересилить. Ты ей сейчас очень нужен.

Люк осторожно обнял старика и с усилием удержался от бессмысленной фразы «До встречи» – оба прекрасно понимали, что больше не увидятся.

Колин хитро подмигнул ему.

– Ты стал прекрасно говорить по-английски, осталось только научиться играть в крикет.

– Теперь и в Австралии крикет популярен, – улыбнулся Люк. – Мы недавно у англичан турнир «Эшес» выиграли.

– Ох, ваш Ричи Бено отличился!

После неловкого прощания Люк и Дженни вернулись в такси на вокзал, доехали до Чаринг-Кросса, забрали багаж из гостиницы и сели в поезд, увозивший их в Дувр, откуда уходил паром в Кале. Через несколько часов они уже стояли на палубе.

Дул сильный холодный ветер. Сиреневые английские сумерки сменила чернильная темнота Ла-Манша, пролива между Суссексом и побережьем Нормандии. Черные волны гулко бились о борт парома. Дженни спустилась в каюту, но Люка мутило от вони машинного масла и горючего, смешанных с запахами мясного экстракта «Боврил» и солодового молока «Хорликс». Он остался на палубе, под мелким колючим дождем, вдыхая свежий, йодистый аромат морской воды и водорослей. Тошнота не проходила, напоминая о давних поездках на маяк и о путешествии в Австралию. Люк всегда страдал морской болезнью, и Лизетта часто подшучивала над мужем, утверждая, что горцы с морем не дружат. Люк и в самом деле больше доверял надежным, неколебимым горам, чем непредсказуемым бездонным океанам: море похищало жизни без разбору. Дженни с опаской отнеслась к паромной переправе и согласилась пересечь пролив лишь потому, что сгорала от желания побыстрее попасть в Париж.

В Кале паром прибыл ранним утром. Французский портовый город мало чем отличался от Дувра, однако воздух, пропитанный едким дымом сигарет «Голуаз», сразу же напомнил Люку о родине.

– Приехали! – возбужденно выдохнула Дженни, крепко сжимая ладонь отца.

Люк кивнул, не находя слов. Горло сдавило: они с Лизеттой мечтали однажды вернуться во Францию, прогуляться по парижским улицам, не обезображенным нацистскими свастиками. Люк всегда хотел показать Лизетте Прованс, Сеньон и знаменитые лавандовые поля; сейчас придется сделать это для дочери. Он всеми силами старался утаить печальные воспоминания, но от проницательной девочки ничего не укрылось.

– Пап, я знаю, вы с мамой хотели сюда вернуться. Ты, наверное, о ней думаешь, – грустно произнесла Дженни и вздохнула. – Я тоже…

Люк виновато отвел глаза и погладил дочь по голове.

– Мама всегда с нами, – промолвил он, приложив руку к сердцу. – И с тобой, и со мной. А еще ты очень на нее похожа, только красивее.

Дженни пристально посмотрела на него, словно подозревая, что он над ней подшучивает.

– Правда-правда. Хотя ты напоминаешь маму внешне, характер у тебя особенный. Мне очень интересно, кем ты станешь, когда вырастешь. Я тобой очень горжусь и счастлив, что мы вдвоем приехали сюда. Конечно, жаль, что мамы и Гарри нет с нами, но тут уж ничего не поделаешь.

Дженни прижалась к отцу.

– Папочка, я тебя очень люблю! Гарри вам с мамой всегда об этом говорил, вот только я не умею, как он, хотя стараюсь научиться. А еще ты меня иногда пугаешь, уходишь в свои мысли, наверное, тоскуешь по маме.

Люк крепко обнял дочь.

– Да, мне мамы очень не хватает, и Гарри тоже. Но, поверь мне, я справляюсь с этими чувствами, просто у меня есть еще заботы.

– Ты о сертификации? Так все же хорошо прошло…

– Нет, я не о ферме волнуюсь.

– Страшно возвращаться на родину после стольких лет?

– Да, – с улыбкой признался Люк.

– Ой, а я так хочу погулять с тобой по Парижу, а еще – съездить в Прованс, посмотреть на лаванду.