Зов Атлантиды Риддл А. Дж.
Именно этот вопрос и хотел услышать Финт. Он был в восторге от хода презентации.
– Позволь ответить тебе вопросом на вопрос, дабы заставить твой мозг работать, ибо я верю, что ты не просто тупой гоблин. Ты понимаешь, зачем я устроил столкновение космического зонда с тюремным шаттлом?
Кол, сосредоточившись, сморщил змеиную морду и рассеянно облизал глазные яблоки.
– Я думаю, ты устроил это, чтобы лепы решили, будто мы погибли.
– Правильно, мастер Чугга. Я организовал эту страшную катастрофу для того, чтобы все поверили в нашу гибель. – Финт пожал плечами. – Нисколько не жалею об этом. Мы находимся в состоянии войны с лепами, как ты их назвал. Следующая катастрофа, может, и вызовет у меня толику сожалений. Питаю, знаете ли, несколько трепетные чувства к больницам: ведь в одной из них я родился.
Гном поднял тот же самый палец.
– Э… капитан, ты пошутил?
Крут обаятельно улыбнулся.
– Конечно пошутил, мастер Лохби.
Бобб Лохби начал гоготать.
Атлантическая впадина, настоящее время
Артемис Фаул почувствовал, как щупальца гигантского кальмара стискивают его. Сферические присоски размером с блюдце, покрывая слизью поверхность, облепили скафандр. Расположенные кольцами внутри каждой присоски бритвенно острые хитиновые зубы отчаянно пытались вгрызться в защищенные скафандром конечности и туловище Артемиса.
«Два щупальца и восемь рук, насколько я помню, – подумал Артемис. – То есть две четверки. Умри! Умри!»
Артемис едва не захихикал – даже находясь в смертельных объятиях самого большого кальмара из всех когда-либо виденных людьми, он не мог избавиться от импульсивного поведения.
«Очень скоро я снова начну считать слова».
Когда острые присоски не смогли добраться до нежной плоти внутри скафандра, кальмар убрал от Артемиса огромную мантию.
Затем чудище принялось бить добычу одним из двух щупалец подлиннее, размахивая им, как булавой. На Артемиса обрушился сокрушительный удар, но скафандр выдержал.
– Раз, два, три, четыре, пять! – вызывающе закричал Артемис. – Надевай скафандр, будешь жив опять!
«Стихи с числительными. Возвращаемся на исходную позицию».
Щупальце еще три раза хлестнуло по скафандру, потом обвило корпус Артемиса толстыми кольцами и засунуло его шлем глубоко в лязгающий клюв кальмара. Фаулу всегда представлялось, что именно такой звук возникнет, если гигантский кальмар попытается раскусить шлем скафандра.
«Если выберусь отсюда, начну думать о девушках – как нормальный пятнадцатилетний подросток».
Через несколько минут, в течение которых у Артемиса несколько раз замирало сердце, кальмару, очевидно, надоело это занятие, и он отшвырнул Артемиса на кучу костей и прочего мусора, скопившегося на выступе подводной скалы.
Артемис, лежа на спине, наблюдал, как чудовище расправило мантийную полость, вобрав в себя сотни галлонов морской воды, затем сократило мантию и мгновенно скрылось в черной как смоль бездне поблизости.
Юноша почувствовал, что в сложившихся обстоятельствах вполне оправданно прибегнуть к вульгаризму.
– Вау! – выдохнул он. – Эта тварь, пожалуй, самая страшная из всего того, что когда-либо пыталось меня убить.
Немного погодя частота пульса у Артемиса упала почти до нормы, мигающий индикатор датчика работы сердца на скафандре погас, и Фаул вновь обрел способность передвигаться, не рискуя подвергнуться приступу тошноты.
– Я сменил дислокацию, – произнес он на случай, если телефон Жеребкинса, прикрепленный к шлему над щитком, пережил объятия кальмара. – Попробую взять какие-нибудь ориентиры, чтобы вы получили возможность спасти меня.
– Сменил дислокацию? – переспросил Жеребкинс, чей голос передавался еле заметной вибрацией шлема и поэтому, казалось, звучал со всех сторон. – Мягко сказано. Попробуем тебя догнать.
– Постарайся найти какие-нибудь ориентиры, – раздался другой голос, принадлежавший Дворецки. – Мы используем их для триангуляции с сигналом телефона Жеребкинса и точно определим твое местоположение.
План был, мягко говоря, отчаянный, но Артемис понимал: лучше заниматься хоть чем-нибудь, нежели просто сидеть и ждать, когда кончится воздух.
– Кстати, сколько у меня воздуха?
На этот технический вопрос ответил, конечно, Жеребкинс.
– Скафандр оборудован жабрами, они извлекают кислород прямо из океана. Ты десять раз помереть успеешь, а он дышать не перестанет. Впрочем, смерть тебе не грозит.
Юноша перевернулся и встал на четвереньки. Тело не вполне слушалось, поскольку еще не отошло от шока, вызванного нападением головоногого, скафандр же работал идеально (впоследствии он получит отраслевую награду именно за то, как функционировал в данных обстоятельствах).
«Сделай пять шагов, – приказал себе Артемис. – Именно пять. Ни в коем случае не останавливайся… за шаг до пяти».
Артемис сделал пять неуверенных шагов, каждый раз проверяя поверхность выступа, перед тем как поставить ногу, и стараясь не свалиться в пропасть. Скорее всего, падение он переживет, но ни малейшего желания карабкаться по скале обратно на полку он не испытывал.
– Я нахожусь на длинном плоском козырьке, на краю пропасти, – произнес он негромко, опасаясь потревожить каких-нибудь чувствительных к вибрации морских обитателей, например акул.
Судя по всему, кальмар сбросил его в некое подобие логова. Спать здесь чудовище не спало, но явно питалось и собирало приглянувшиеся вещи. Артемис разглядел несколько скелетов, включая гигантские ребра кашалота, принятые им сначала за шпангоуты потерпевшего крушение корабля. В куче попадались небольшие лодки, огромные бронзовые винты, сверкающие глыбы кварца, блестящие камни, ящики разных размеров и даже помятый оранжевый батискаф с оскалившимися скелетами внутри.
Артемис торопливо отошел от несчастного аппарата, хотя разум подсказывал, что скелеты не могут причинить ему вреда.
«Прошу прощения, но на данном этапе я не очень доверяю своему рассудку».
Фаула удивило отсутствие среди этого хлама предметов, изготовленных волшебным народцем, хотя Атлантида находилась буквально за перевалом. Но чуть погодя он убедился в обратном. Буквально в десяти метрах от него над поверхностью выступа плавал небольшой зализанный кубик компьютера с легко узнаваемой маркировкой.
«Нет, погоди, не плавает. Висит внутри геля».
Артемис осторожно дотронулся до вещества, никакой реакции не последовало, только искорка проскочила с легким шипением. Тогда он смело сунул руку до плеча внутрь и схватил кубик за угол. Благодаря мощи сервомоторов он легко извлек компьютер из геля.
«Наверное, обломки зонда», – подумал он и громко произнес:
– Кое-что нашел. Возможно, относится к делу. Жеребкинс, ты видишь?
Ответа не последовало.
«Надо вернуться на корабль или спуститься в воронку, оставшуюся после столкновения. Все равно куда, лишь бы подальше от гигантского кальмара, жаждущего содрать с меня мясо и высосать костный мозг».
Артемис тут же пожалел о словах «высосать костный мозг» – воображение нарисовало слишком натуралистичную картинку, и его едва не вырвало.
«Я даже не знаю, куда идти, – подумал юноша. – Вся эта операция противоречит здравому смыслу. Велик ли шанс отыскать улику на дне океана?»
Как впоследствии оказалось, ключевую улику он по иронии судьбы в этот момент держал в руках.
Фаул повертел головой в надежде выхватить из темноты лучом встроенного в шлем прожектора нечто способное навести на нужную мысль. Однако кроме почти прозрачной рыбы, толкавшей вперед свое раздутое тело кургузыми плавниками и фильтрующей планктон через круглые ноздри, ничего не попадалось.
«Хоть бы что-нибудь произошло!» – подумал Артемис с легким привкусом отчаяния. Он вдруг осознал, что стоит на дне океана на глубине шесть миль и не представляет дальнейшего порядка действий, и это его отнюдь не обнадежило. Фаул-младший всегда прекрасно справлялся с давлением, но давление это обычно имело интеллектуальную природу (такое, например, испытывает шахматист в конце утомительного матча), а не физическую и не грозило раздробить кости и выдавить из легких весь воздух, до последнего пузырька. Реальное давление воды.
Однако кое-что уже происходило: кальмар вернулся и тащил в своих щупальцах нечто похожее на носовой конус космического зонда.
«Интересно, зачем он ему понадобился? – подумал Артемис. – Работает почти как инструментом».
Но для чего? Какой орех решил расколоть морской гигант?
– Меня! – выпалил Артемис вслух. – Орех – это я!
Юноша мог поклясться, что кальмар подмигнул ему, прежде чем опустить пятитонный обломок космического корабля на кусочек мяса в голубой скорлупе.
– Я – орех! – снова крикнул Артемис, надо сказать, с оттенком истерики в голосе.
Он попятился по выступу. Двигатели скафандра лишь самую малость добавляли ему скорости. Но этих метров в секунду оказалось достаточно, чтобы почувствовать ударную волну, но не сам удар. Нос зонда вонзился в скалу, как тесак в мягкое мясо, выбив клинообразный провал, трещина от которого побежала у Артемиса прямо между подошвами.
«Вот и проку от той гениальности, – с горечью подумал Артемис. – Один широкий жест, и ты превращаешься в корм для рыб».
Кальмар выдернул орудие из скалы и высоко поднял его, накачивая мантийную полость водой для следующего удара. Юноша оказался в буквальном смысле приперт к стене. Деваться было некуда, и он представлял собой легкую мишень.
– Дворецки! – крикнул Артемис чисто по привычке.
Он, конечно, не рассчитывал, что его телохранитель вдруг материализуется рядом с ним, но даже сумей гигант добраться сюда, его ждала бы только гибель.
Кальмар прикрыл один огромный глаз, тщательно прицеливаясь.
«А эти твари куда разумнее, чем полагают ученые, – подумал Артемис. – Жаль, не удастся написать об этом статью».
Носовой конус начал опускаться, сжимая воду и расталкивая ее в стороны. Металл закрыл поле зрения Артемиса, и юноша вдруг осознал, что именно этот нос уже два раза едва не раздавил его: сначала на льду, теперь под водой.
«А на третий раз он меня все-таки раздавит».
Но вышло снова «почти». На внутреннем экране шлема запульсировал оранжевый круг, означавший, как надеялся Артемис, восстановление электромагнитной связи между ним и кораблем.
Так и оказалось. Фаул почувствовал легкое подергивание, а затем мощный рывок оторвал его от выступа и поволок вверх к нависшему над скалой кораблю наемников. Луч фонаря его шлема высветил магнитную пластину на брюхе корабля. Внизу гигантский кальмар отшвырнул импровизированный молоток и бросился в погоню.
«Вероятно, ближе к пластине моя скорость снизится», – с надеждой подумал Артемис.
Скорость не снизилась, но столкновение с кораблем всяко вышло менее болезненным, чем потенциальный удар вооруженного гигантского кальмара.
Обычно водолаза мгновенно втягивали внутрь, но на сей раз Элфи сочла более рациональным оставить Артемиса снаружи и попытаться увеличить расстояние между ними и гигантским спрутом. Впоследствии Артемис признал правильность данного решения, но в тот момент не удержался от крика.
Он обернулся и увидел массивную голову устремившегося в погоню кальмара с вращающимися, будто скакалки, щупальцами, только эти скакалки, усеянные присосками с острыми как бритва зубами, вполне могли раздавить бронетранспортер, не говоря уже об их способности манипулировать инструментами.
– Элфи! – закричал Артемис. – Если ты слышишь меня… Быстрее!
Она явно его услышала.
Элфи опустила корабль почти на самое дно оставшейся после крушения воронки и, только убедившись по приборам в отсутствии кальмара, перевернула магнитную пластину, переместив Артемиса, все еще прижимавшего к груди волшебную коробочку, в воздушный шлюз.
– Эй, посмотрите! – воскликнул Мульч, когда из переходной камеры слилась вода. – Это орех! – Он, завывая, забегал кругами по отсеку. – Я орех, я орех! – Гном остановился и хохотнул. – Я чуть не лопнул от смеха.
Дворецки поспешил к Артемису.
– Рытвинг, не приставай. Он только что сражался с гигантским кальмаром.
Но это не произвело на Мульча ни малейшего впечатления.
– Помню, как-то раз я закусил одним из них. Причем крупным, а не мелочью вроде нашего.
Дворецки помог Артемису снять шлем.
– Переломы есть? Можешь пошевелить пальцами на руках и ногах? Назови столицу Пакистана.
Артемис откашлялся и вытянул шею.
– Переломов нет. Пальцы шевелятся, а столица Пакистана – Исламабад, примечательный самим фактом строительства именно в качестве столицы.
– Хорошо, Артемис, – сказал Дворецки. – С тобой все в порядке. Не стану просить сосчитать до пяти.
– Я предпочел бы считать пятерками, если ты не против. Жеребкинс, поздравляю. Ты создал чрезвычайно прочный телефон с превосходной программой слежения.
Элфи выдвинула водяные закрылки, дабы понизить скорость корабля.
– Что-нибудь нашел?
Артемис протянул ей системный блок.
– Обломки после крушения зонда. Эту штуку покрывал какой-то гель. Интересная структура, напичканная кристаллами. Твоя работа, Жеребкинс?
Кентавр, цокая копытами, подошел к нему и взял металлическую коробку.
– Перед вами сердце аморфобота, – с гордостью сказал он. – Эти малыши идеальные фуражиры. Способны поглощать все, что угодно, включая друг друга.
– Может, они и Финта с его ребятами поглотили? – наполовину в шутку предположила Джульетта.
Артемис уже собирался объяснить привычным снисходительным тоном невозможность подобного исхода, когда вдруг до него дошла не только возможность, но и вероятность данного развития событий.
– Они не запрограммированы на спасательные операции, – заявил Жеребкинс.
Элфи нахмурилась.
– Если ты еще раз скажешь, мол, эти аморфоботы не запрограммированы на то-то и то-то, я лично побрею тебе круп, пока ты спишь.
Артемис подполз к стальной скамейке.
– То есть вы, господа, всю дорогу знали о существовании этих аморфоботов?
– Конечно знали. Они напали на нас в Исландии. Помнишь?
– Нет, я лежал без сознания.
– Верно. Кажется, лет сто прошло с тех пор.
– Значит, я зря сражался с кальмаром?
– Вовсе не зря. Я бы установил соединение только через несколько минут, и то не факт. – Жеребкинс набрал на телефоне код для отключения от скафандра. – А теперь проверим его мозги.
Кентавр подключил телефон к мозгу аморфобота и при виде засветившегося экрана пришел в восторг. Выполнив несколько тестов, он без труда обнаружил скрытую программу.
– Есть над чем подумать. Боту задали новые параметры миссии, причем через блок управления орбитой. И в данный момент он довольно трогательно приказывает гелю убить нас. Вот почему мы не обнаружили никакого внешнего вмешательства. Его просто не было. Имелась простая шпионская программа – несколько строк кода. Ее легко уничтожить.
Что он и проделал нажатием нескольких клавиш.
– А где находится этот блок управления? – поинтересовался Артемис.
– В моей лаборатории, в Гавани.
– В нем могли покопаться?
Жеребкинсу не пришлось долго думать, прежде чем ответить.
– Это невозможно, и, поверьте, я не пытаюсь, как обычно, снять ответственность с моего оборудования. Я проверяю его почти каждый день. Буквально вчера выполнил системную проверку и не увидел ничего необычного в статистических данных управления орбитой. Тому, кто это устроил, пришлось загружать инструкции в зонд несколько недель, если не месяцев.
Артемис закрыл глаза, лишь бы не видеть призрачные сверкающие четверки, которые вернулись и принялись со злобным шипением кружить по салону шаттла.
«Я ухитрился пережить нападение гигантского кальмара, а теперь боюсь шипящих четверок. Грандиозно».
– Мне нужно, чтобы все сели на противоположную скамейку в ряд по росту.
– Это говорит синдром Атлантиды, вершок, – заметила Элфи. – Сопротивляйся.
Артемис закрыл ладонями глаза.
– Прошу тебя, Элфи. Ради меня.
Мульча явно забавляла новая игра.
– Мы должны взяться за руки? Или петь хором? Как насчет: «Пять – я жив опять, четыре – я в сортире»?
– Стихи с числительными? – скептически уточнил Артемис. – Смешно. Прошу вас, сядьте так, как я попросил.
Неохотно и с ворчанием друзья подчинились. Жеребкинс и Мульч затеяли препираться, кто из них двоих меньше. В том же, кто самый высокий, никаких сомнений не возникло. Дворецки сгорбился на краю скамейки, едва не касаясь подбородком коленей. Рядом с ним села Джульетта, за ней – Жеребкинс, потом – Мульч и, наконец, Элфи, успевшая поставить передачу на нейтраль.
«Пятеро, – подумал Артемис. – Пятеро друзей, которые сохранят мне жизнь».
Не снимая скафандра, он уселся напротив, собираясь с силами и с мыслями.
– Жеребкинс, – сказал он наконец. – Должен существовать второй блок управления.
Жеребкинс кивнул.
– Так и есть. Мы всегда изготавливаем резервный. В данном случае использовали клон, поскольку оригинал вышел из строя. Незначительный, честно говоря, сбой, но рисковать, когда дело касается полета в космосе, не стоило. Первый блок отправили на сожжение.
– Куда?
– В Атлантиду. Контракт принадлежал «Лабораториям Кобой». Естественно, это произошло прежде, чем мы поняли, насколько Опал ненормальная.
– Таким образом, если допустить, что Финт Крут получил второй блок управления зондом, отремонтированный Дубцом или кем-нибудь иным из его сообщников, корабль подчинился бы командам, передаваемым этим вторым блоком?
– Конечно. Без вопросов. Их можно было посылать с любого компьютера, оборудованного спутниковой связью.
Дворецки поднял палец.
– Можно, я скажу?
– Конечно, старый друг.
– Жеребкинс. Твоя система безопасности никуда не годится. Когда вы хоть чему-нибудь научитесь? Несколько лет назад гоблины сами построили шаттл, а теперь заключенные умудрились получить доступ к управлению твоей космической программой.
Жеребкинс топнул копытом.
– Эй, дружище, воздержись от субъективных оценок. О нашем существовании много тысяч лет никто не подозревал. Вот насколько надежна наша система безопасности.
– Пять, десять, пятнадцать, двадцать! – закричал Артемис. – Прошу вас. Надо действовать быстро.
– А можно, я тебя потом подразню? – спросил Мульч. – У меня накопилось столько материала.
– После, – отрезал Артемис. – Сейчас нужно понять, куда направляется Финт и с какой целью.
Возражений не последовало, и он продолжил:
– Допустим, Финт использовал исходный блок для управления зондом и задействовал аморфоботов в организации побега. Мы можем отслеживать перемещение этих аморфоботов?
Жеребкинс то ли кивнул, то ли мотнул головой.
– Возможно. Но не слишком долго.
Артемис все понял.
– Гель растворяется в морской воде.
– Именно. Трение между водой и ботами вызывает износ геля, но как только он отделяется от мозга, так сразу начинает растворяться. Никаких зарядов, никаких молекулярных связей. При пузыре размером с дыню процесс занимает несколько часов.
– Несколько часов мы уже потеряли. У нас еще есть время?
– Может оказаться уже слишком поздно. Более точный ответ смогу дать, если мне разрешат выйти из-за парты.
– Конечно, пожалуйста.
Жеребкинс, вытянув вперед руки, встал из неудобного для него сидячего положения и, цокая копытами, прошел в кабину, где быстро ввел химический состав геля в примитивный компьютер автожира и опустил фильтры перед каждым иллюминатором.
– Нам повезло, наемники не тронули сканеры. Пусть каждый выберет себе иллюминатор. Я запустил программу сканирования для обнаружения особого излучения, и след геля должен отображаться зеленым свечением. Кричите, если заметите что-нибудь необычное.
Все расположились рядом с иллюминаторами, за исключением Элфи, занявшей кресло пилота, чтобы немедленно сорваться с места в направлении следа.
– Вижу! – заорал Мульч. – Нет, погодите… Это разъяренный кальмар в поисках своего орешка. Прошу прощения. Понимаю, момент не самый удачный, но я проголодался.
– Есть! – крикнула Джульетта. – Что-то вижу по левому борту.
Артемис бросился к ее иллюминатору. Из глубины воронки поднималась извилистая струйка пузырьков, таявшая прямо на глазах, пузырьки в нижней ее части разделялись на более мелкие, а дальше след и вовсе исчезал.
– Быстро, Элфи! – воскликнул Артемис. – За этими пузырьками!
Элфи врубила двигатели на полную мощность.
– Кто бы мне сказал, что мне придется услышать от тебя такое…
Автожир наемников шел по следу пузырьков, хотя Жеребкинс настаивал на том, что, строго говоря, это были не пузырьки, а капли, и в результате получил удар в плечо от Джульетты.
– Эй, не надо меня бить! – взвизгнул кентавр.
– Строго говоря, это был не удар, а так, похлопывание, – поправила его Джульетта. – А вот это – удар…
След таял прямо на глазах, и Элфи быстро ввела программу отслеживания курса на случай, если «капли» изменят направление или просто исчезнут с экрана.
Артемис сидел в кресле второго пилота, закрыв глаз одной ладонью, а вторую держа перед лицом.
– Большой палец обычно тоже считается пальцем, – сообщил он Элфи. – В этом случае нам ничего не грозит, поскольку всего получается пять пальцев. Но некоторые специалисты утверждают, будто большой палец представляет собой нечто иное, отличающее нас от животных, и в этом случае у нас на каждой руке всего по четыре пальца. Это очень плохо.
«Болезнь прогрессирует», – с беспокойством подумала Элфи.
Дворецки оказался в тупике. Если Артемису кто-то угрожает, порядок действий очевиден: «Поразить противника и отобрать оружие». Но в данном случае Артемиса атаковал его же собственный разум, настраивавший юношу против всех, включая Дворецки.
«Разве я могу доверять любому отданному Артемисом приказу? – маялся телохранитель. – Он может являться обычной уловкой с целью убрать меня с дороги. Как тогда, когда он отослал меня в Мексику».
Он присел рядом с подопечным.
– Артемис, сейчас ты мне доверяешь?
Фаул-младший попытался взглянуть ему прямо в глаза, но не смог.
– Стараюсь, старый друг. Очень хочу, но силы вот-вот оставят меня. Мне понадобится помощь, причем очень скоро.
Они оба знали то, чего Артемис недоговорил: «Мне нужна помощь, пока я окончательно не сошел с ума».
Они проплыли за пузырьками на восток через Атлантику, миновали Гибралтар и вошли в Средиземное море. Незадолго до полудня след внезапно исчез. Последний зеленый пузырек лопнул, когда они находились на глубине пятнадцати метров в двух милях от Венецианского залива, и приборы отображали на экране только яхты и гондолы.
– Это, надо понимать, Венеция. – Элфи всплыла на перископную глубину, пользуясь возможностью пополнить резервуары воздуха и выровнять корабль. – Она прямо перед нами.
– Венеция – большой город, – заметил Дворецки. – И не самое удобное место для поисков. Как мы найдем здесь этих ребят?
Мозг аморфобота в руках Жеребкинса вдруг запищал, установив связь с аналогичным прибором.
– Похоже, это проблемой не станет. Они близко. Очень близко. Очень, очень близко.
Артемису явно не понравилось это эмоциональное заявление.
– Очень, очень близко? Серьезно, Жеребкинс? Ты же ученый. Насколько именно близко?
Жеребкинс показал на люк автожира.
– Настолько.
Следующая пара минут отличалась бешеной активностью, будто все события дня спрессовались в несколько секунд. Для Артемиса и Жеребкинса все вокруг превратилось во вспышки цвета и смазанные движения. Дворецки, Элфи и Джульетта, будучи опытными солдатами, увидели больше. Великан даже успел подняться со скамейки, но это никак не облегчило его участь.
Люк суденышка крякнул, словно гигантская пластиковая бутылка, раздавленная гигантской же ногой, после чего просто исчез. Вернее, создалось впечатление, будто он исчез. На самом деле его сорвали и с неимоверной силой запустили в небо. В итоге крышка люка воткнулась в колонну колокольни на площади Святого Марка, едва не вызвав панику в городе. Особенно испугался маляр, чей трос от люльки перерезал вращавшийся с дикой скоростью металлический диск. Пролетев тридцать метров, рабочий упал на спину родному брату. Братья и без того часто ссорились, и этот инцидент отнюдь не улучшил их отношения.
Вода немедленно хлынула в салон автожира, но большую часть свободного пространства заполнили шесть вращающихся аморфоботов, с чириканьем выбирающих себе цели. Все кончилось меньше чем за секунду. Боты бросились на свои жертвы, обволокли их душным гелем и унесли в лазурные глубины Средиземного моря.
Каждый пленник, несомый к мрачному силуэту подводного корабля, думал о своем и по-своему оценивал случившееся.
Артемис поражался, насколько это его нынешнее положение напоминает то время, когда он был пленником собственного разума.
Элфи прикидывала, работает ли ее оружие в этом липком дерьме или снова превратилось в бесполезный хлам.
Жеребкинс не мог удержаться от некоторых теплых чувств к пленившему его аморфоботу – в конце концов, кентавр лично вырастил его в лабораторной пробирке.
Джульетта старалась не выпускать из виду Дворецки. Она чувствовала себя в относительной безопасности, пока видела брата.
Дворецки поначалу сопротивлялся, но быстро осознал тщетность своих попыток и принял позу эмбриона, сберегая силы для одного взрывного движения.
Мульч тоже подумал о взрывном движении. Сбежать не сбежишь, но заставить бесформенную тварь пожалеть о выборе пленника он вполне мог. Гном медленно подтянул колени к груди, чтобы газ в кишечнике собрался в удлиненные пузыри. Скоро он накопит достаточно энергии и вырвется на волю – или он останется плавать внутри самой большой в мире гелевой лампы.
Финт Крут недурно проводил время. Он проводил бы время совсем чудесно, если бы его возлюбленная Леонора не пребывала в таком ужасном состоянии и если бы его не мучил страх потерять ее. Ведь после телесного воскрешения супруга быстро разберется, что он вовсе не принципиальный революционер, каким всегда притворялся, и разлюбит его. Леонору отличало сильное чувство справедливости, и ее, несомненно, возмутила бы самая мысль о том, что ценой ее вечной молодости стало пленение демона-колдуна. Финт посмотрел на начертанную кровью руну на большом пальце. Замысловатая вязь спиралей и символов удерживала Леонору на крючке, но власть руны ослабевала с каждой минутой. Покинула бы его жена, если бы чары перестали действовать? Возможно. Вероятно.
Финт мог считаться главным специалистом по рунам в мире. Они вполне удовлетворяли его потребности, поскольку для их активации требовалась лишь крохотная искорка магии, после чего они работали исключительно на собственной энергии символов. Люди реагировали на влияние рун по-разному. Некоторые подчинялись десятилетиями, другие мгновенно отторгали черную магию и лишались рассудка. Леонора оказалась идеальным рабом, поскольку большая часть ее существа сама хотела верить рассказам Финта.
А модифицированный лазер позволит Финту поработить кого угодно и на сколь угодно долгое время, вне зависимости от отношения, причем для этого даже волшебную искорку тратить не потребуется.
Взять, например, этих новых пленников – настоящий сундук с сокровищами. Кто знает, когда пригодится гениальный юноша или подкованный в техническом плане кентавр, особенно учитывая доверие к ним обоим со стороны маленького демона. Получив власть над этими двоими и колдуном, Финт мог при желании основать собственное княжество.
«Да, я недурно провожу время, – подумал Финт. – Но скоро стану проводить его просто превосходно. Осталось убить еще одну группу знакомых. Или две».
Аморфоботы вошли в санитарный транспорт через воздушный шлюз и слились в единственной камере. Правда, бот с Мульчем внутри отделился, поскольку другие боты не смогли определить химический состав находившихся в теле гнома газов, кроме того, им не понравилась внешность Рытвинга. Таким образом, бот, несмотря на отчаянные попытки слиться с товарищами, подвергся остракизму и уныло застыл в углу.
Финт Крут, буквально лучась самодовольством, спустился по винтовой лестнице с мостика и зашел в камеру, чтобы поглумиться над пленниками.