Будьте здоровы и держите себя в руках Бильжо Андрей

27. Язык и код

Это был даже не зал – просто небольшая, прямоугольной формы комната на “Мосфильме”. Шесть рядов кресел. Нет, простых, с металлическими ножками стульев. В каждом ряду – четыре стула. Все они были заняты.

Моя мама сидела в первом ряду, у стены слева – если лицом к экрану. Мне места не хватило, и меня посадили перед мамой на круглые большие металлические коробки с кинопленкой. Я оказался на расстоянии двух метров от экрана размером чуть больше сегодняшней плазмы. Односпальная простыня. Это 1966 год. Мне было 13 лет. Я попал на закрытый, даже секретный, просмотр фильма “Андрей Рублев”. Мама тогда работала в школе – преподавала физику и была завучем. Отец одного из ее учеников сделал ей пропуск на “Мосфильм”. По блату. Мама взяла меня с собой.

Во время просмотра мама скармливала мне, голодному, ошарашенному и загипнотизированному фильмом, купленные бутерброды с языком (звучит странно: разве у бутерброда есть язык?). Других в мосфильмовском буфете не было.

В обычной жизни от такой еды я категорически отказывался. Не мог представить себе, как можно есть язык. Ужас! Мясо – абстрактно. Сердце, мозги, печень, язык – конкретно.

Язык и фильм соединились в моем сознании. Андрей Рублев дал обет молчания. Язык колокола. Монаху, которого блестяще играл Юрий Никулин, в рот заливали расплавленный свинец…

Да, много всего связано в фильме с языком. Не буду здесь расшифровывать. Нет, лучше использовать другой глагол – “разжевывать”.

Фильм “Зеркало” шел только в одном кинотеатре Москвы. Билеты я достал с большим трудом уже сам – без помощи мамы. И бутербродов с языком во время фильма не ел. Но впечатления от фильма были не меньшими.

Довольно долго потом я жил, открывая для себя и расшифровывая отражения “Зеркала”.

Любовь к Брейгелю оттуда. Я увидел на книжной полке дома у своего приятеля, сына дипломата, альбом, суперобложка которого была почему-то мне знакома. “Кто это?” – “Это Брейгель”. – “Так это же из фильма «Зеркало»!”

Из “Зеркала” музыка Баха и стихи Арсения Тарковского – а через него и любовь к поэзии Серебряного века.

Для заставки программы “Намедни”, которая (заставка) скажу сразу, не увидела света, меня снимал Георгий Иванович Рерберг…

Впрочем, об этом подробно написано в моей книге “Заметки авиапассажира”.

Мог ли я в 13 лет, сидя на металлических коробках с кинопленкой, представить себе, что прикоснусь к Мастеру через рукопожатие другого Мастера?

Как говорит мой школьный друг…

Тарковский был одним из кодов, по которому определяли, близок тебе человек или нет, – наряду с Кафкой, Булгаковым, Малевичем… Продолжите этот ряд сами. Потом, с падением “железного занавеса”, кодов образовалось больше и ориентироваться стало сложнее.

Потом коды исчезли вовсе.

А сейчас вроде они опять появляются – коды, по которым можно определить, близок тебе человек или нет. К сожалению, это другие коды. Кажется, что это не к добру.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

28. Жизнь мечтателя

Когда Он был очень маленьким, Он мечтал быстрее стать взрослым, чтобы никто ему не мог ничего запрещать. Чтобы не слышать: “Этого нельзя, того нельзя”… Чтобы все было можно. Чтобы у него был настоящий пистолет, как у соседа-милиционера дяди Володи.

Он мечтал быть или милиционером, или военным – “Вы арестованы!”, “Падай, ты убит!”.

Пистолета у него не было в жизни никогда. Ни милиционером, ни военным он не стал. У него обнаружили дальтонизм. Зеленый и красный цвета для него были одинаковыми – фиолетовыми.

Когда Он был маленьким, но не очень, Он мечтал быстрее вырасти, чтобы стать космонавтом, или летчиком, или пожарным, или врачом… Мечтал помогать людям и открывать новые миры.

Он стал завхозом. На базе, где хранились всякие медицинские принадлежности: резиновые клизмы, резиновые грелки, пипетки. Так что этого добра у него дома было много. Но потом это добро с базы куда-то исчезло, как будто люди перестали страдать запором. И на базе стало появляться то, что ему не было нужно совсем, а людям, наверное, это стало нужно. А его стали называть сначала “менеджером по продажам”, потом – “менеджером по закупкам”.

С этой базы Он и ушел на пенсию.

Когда Он пошел в школу, Он мечтал быстрее стать взрослым, чтобы свободно курить, как дядя Саша. Так же красиво прикуривать и гасить спичку одним резким движением руки. А потом красиво класть эту обгоревшую спичку обратно в коробок, но под низ маленького синенького ящичка.

Он мечтал выпивать так же красиво, как дядя Коля, – резко опрокидывая в широко открытый рот рюмку водки. Казалось, что саму рюмку дядя Коля тоже глотал.

Он мечтал учиться сплевывать между зубов так, как Сережка из 10-го класса. И еще он мечтал стать очень сильным, чтобы когда-нибудь дать по роже Сопелкину, который его все время подкалывал, и делал ему “саечки”, и был в два раза шире его.

Он курил всю жизнь. Сначала по две пачки в день, потом одну, потом врачи запретили… Он стал курить только тогда, когда выпивал так же красиво, как дядя Коля.

Сопелкину по роже Он ни разу не дал. И они дружили всю жизнь.

Когда Он стал юношей, Он мечтал, что у него будет много длинноногих, большегрудых девушек разных мастей. И он будет их менять каждый день. И даже будет устраивать групповой секс. Такой, какой он видел однажды в немецком порнографическом журнале. Но первой он трахнул прыщавую Верку-продавщицу, которая жила в соседнем подъезде. Произошло это в подвале их же дома на каком-то рваном, зассанном матрасе и так быстро, что ни он, ни Верка не поняли, зачем они вообще сюда пришли.

Когда ему исполнилось двадцать лет, он мечтал, что влюбится в стройную блондинку и она родит ему семерых мальчиков. Он женился на коренастой, курносой блондинке Любе, и она родила ему чудесную девочку. Леночка очень любила папу, а папа очень любил Леночку. Да и с женой Любой они любили друг друга всю жизнь.

Потом Он мечтал получить квартиру, но ему повезло, так как умер дядя Саша, который красиво курил, – от рака легких. И завещал ему “двушку” в Бибиреве.

Дядя Саша был родным дядей и совсем одиноким человеком.

Он мечтал купить холодильник. Купил. Менял холодильники довольно часто.

Он мечтал купить стиральную машину. Купил. Он менял стиральные машины довольно часто.

Он мечтал купить телевизор. Купил. Он менял их довольно часто.

Он даже мечтал купить дачу. И ему дали на его работе 6 соток, и он построил маленький щитовой домик, о котором даже не мечтал.

Он мечтал купить машину, и Он купил и права, и машину. Права купить помог Сопелкин.

Он знал, что красный цвет на светофоре вверху, а зеленый внизу, – для дальтоника этого было достаточно. Машину он водил хорошо. У него не было ни одной аварии, и его ни разу не останавливал гаишник.

Даже когда Он умер за рулем, Он успел припарковаться.

Он мечтал, чтобы его Леночка вышла замуж за капитана дальнего плавания и родила внучку Анечку. За капитана дальнего плавания – для того чтобы чаще видеть своих девочек. Чтобы Он был единственным мужчиной. Об этом Он мечтал.

И Леночка вышла замуж за капитана речного буксира Сергея Леонидовича. Сергей Леонидович часто уходил в плавание по реке, а также был бабником и пьяницей.

Поэтому Он часто виделся с Леночкой и Анечкой.

Он мечтал, что когда Он умрет, то на поминках про него будут говорить только хорошее, как на дне рождения, и за столом будет очень много народа. На поминках было много народа – правда, в основном это были друзья Леночки. И про него говорили очень хорошо. И вспоминали даже, что Он писал стихи на всякие юбилеи, и кто-то даже на память прочитал:

Его кто-то даже назвал “человеком-пароходом”. А Леночкин муж Сергей Леонидович напился и все время пел. “Как провожают пароходы, совсем не так как поезда…”

Жена Люба плакала.

Анечка плакала.

Леночка плакала.

А Сопелкин пил.

А потом все развеселились – мол, давно не виделись, мол, чаще надо встречаться, но по другому поводу.

Его бывший сослуживец Сидоров пошел провожать его бывшую сослуживицу Козлову. Сидоров всю жизнь мечтал трахнуть Козлову. И сейчас вроде даже решился. Но вдруг понял, что время ушло и что вряд ли у него что-нибудь получится, да и Козлова уже не та.

Не все мечты сбываются.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

29. Веселяга

Это было накануне Международного женского дня 8 марта. Самое начало 90-х. Снег в Москве убирали плохо. Так же плохо, как в Санкт-Петербурге во времена “сосуль” имени В. И. Матвиенко.

Солнце, хотя и деликатно, но уже брало свое и несколько часов в день грело спины и обнаженные макушки москвичей и гостей столицы, несущих свои головные уборы в руках и подставляющих теплым лучам свои бледные лица. Весна. Настроение у всех приподнятое.

Солнце подтапливало грязные сугробы, образуя лужи. В некоторых местах лужи были огромных размеров. Не лужи – пруды.

Моя жена родилась в городе Каргополе Архангельской губернии. Лужи в этих местах называли “ляги” – на местном русско-северном диалекте. Так вот, в городе Каргополе времен детства моей жены была лужа, которая никогда не высыхала. Не успевала. Она была огромной – больше других ляг. И называлась эта лужа “веселяга”.

Вот такая огромная лужа-пруд, или веселяга, образовалась аккурат рядом с цветочным киоском. Таких киосков тогда в Москве было мало. Да и ассортимент цветов в них был довольно скудным. Мимоза, шарики которой были, как просо, – а не пушистые, размером с вишню, как я потом увидел в Италии. Умирающие тюльпаны и дистрофичные нарциссы. Дефицитные цветы.

По этой-то причине, причине дефицита, огибая лужищу, к киоску тянулась длинная очередь мрачных, без намека на радость, мужчин. Они стояли в серых и черных пальто, некоторые были в появившихся только что пуховиках, похожих на ватники, с торчащим пухом из швов и в неизменных мохеровых шарфах. Мужчины стояли молча. Курили. В эту очередь встал и я. На скользкий ледяной берег лужи.

Хохот разорвал обычный городской фоновый шум. Мрачная мужская очередь как по команде повернулась в ту сторону, откуда он доносился.

К противоположному берегу лужи приближалась хохочущая пара без определенного места жительства – он и она. Они были пьяны, отечны, но беспечны, безмятежны, веселы. И, что важно, сентиментальны. Радость их не знала границ.

Кстати, наблюдая за подобными лицами, которых стало уже очень много в крупных городах, я ловлю себя на мысли, что именно этой категории людей свойственна беспечность и радость жизни – даже когда они трезвы. Что бывает, впрочем, довольно редко.

И вот эта пара подошла к скользкому противоположному ледяному берегу лужи, которую невозможно было обойти. Их хохот на несколько секунд прервался. Это был короткий период работы неповоротливой и скрипучей мысли. Надо было делать выбор.

Выбор – это всегда непросто. Для многих. Вспомнился довольно старый известный еврейский анекдот.

Еврейская мама подарила сыну на его день рождения два галстука. Прошло время, и он пришел на день рождения своей мамы. “А что, тот, второй галстук, тебе таки не понравился?”

Но вернемся к нашей паре. Мы оставили ее только на время раздумья.

Yes! Он сделал свой выбор! Он принял решение! Смелое и единственно верное!

Резким движением он взял на руки свою беззубую, отечную, с фингалом под глазом, любимую и в ботинках медленно стал входить в лужу.

Никто не догадывался из наблюдавших эту трогательную картину, что лужа так глубока. Сначала исчезла часть его стоптанных ботинок, потом сами ботинки, а потом уровень воды поднялся выше щиколоток. Хохот вновь возник сразу, как только любовники вошли в лужу, а уж когда они достигли ее середины, казалось, хохот накрыл всю столицу нашей необъятной, еще не потерявшей своих кусков, родины.

Мужская очередь с любопытством и, думаю, не без зависти наблюдала за этой парой.

Именно на середине лужи кавалер стал терять равновесие. Причин тому было несколько: ледяное скользкое дно лужи, нетрезвость нашего героя и, конечно же, совместный хохот, от которого их тела вибрировали, но, к сожалению, не в такт друг другу.

“Супермен” вдруг стал выделывать какие-то невероятные па, пытаясь удержаться на ногах. Он вел себя как истинный джентльмен, не выпуская до последнего своей дамы, которая держалась за его шею, продолжая безудержно хохотать.

Но… Законы физики сильнее простого человеческого желания и человеческой воли.

В лужу они оба рухнули одновременно, окатив брызгами не успевших отпрянуть в сторону, завороженных зрелищем и остолбеневших наблюдателей.

А дальше… Дальше, продолжая хохотать, Ромео и Джульетта стали в этой луже плескаться. Они наслаждались первыми лучами весеннего солнца, игравшими в брызгах грязной воды, этой водой и друг другом, не обращая внимания на окружающих, загруженных своими проблемами. Они брызгали друг в друга водой, как это делают дети, купающиеся в море, и продолжали хохотать.

И лужа им казалась морем. А может быть, океаном.

Вот такая получилась веселяга.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

30. «…Страстью сгорая»

Она любила его страстно. Она не могла без него жить. На работе она думала только о нем. Только о нем. Она ждала, когда рабочий день закончится. И они встретятся. И вся ночь будет их.

Ночью она была под ним. И только в выходные днем – сверху.

Она знала все его складочки, все его дырочки, все его швы. Гладить его и ласкать его ей доставляло невероятное удовольствие.

Об этой ее страсти знакомые ничего не ведали. Да и знакомых у нее не было – так, сослуживцы.

А вот родственники – родственники стали замечать, что с ней происходит что-то неладное. Особенно когда она перестала ходить на работу, боясь расстаться с ним. Боясь оставить его в одиночестве лежать на большом раздвижном диване.

Она сидела в кабинете напротив меня раздавленная горем – в состоянии депрессии, со слезами на глазах. Голос ее был тихим. Говорила она медленно, делая большие паузы.

“Мысли о том, чтобы покончить с собой? Да, были. В первый момент… Когда я, придя с работы, увидела, что его дома нет… Представляете мое состояние? Я металась по квартире и не могла найти себе места. Потом позвонила мама… Оказалось, что мама с братом выбросили его… На помойку… Я бросилась туда искать… Но… Но было уже поздно”.

В моей психиатрической практике такой случай единственный. Да и его, этого случая, могло не быть. Если бы у пациентки не случилась депрессия.

Эта женщина испытывала любовную страсть к… красному одеялу. Старому, стеганому, ватному, красному одеялу, под которым спала с детства.

Страсть – это, конечно, влюбленность, с которой, я надеюсь, знакомо большинство человечества. С этой яркой, ослепительной вспышкой. Когда ничего не видишь и ничего не понимаешь. Когда ни о чем не можешь думать. И никого не хочешь слышать. Только она в голове. Только он.

Однако известны случаи, когда эта ослепительная вспышка может оказаться длиною в жизнь. Такова история Адели Гюго – дочери великого французского писателя. Она прожила 85 лет и безответно любила одного английского офицера. Вся ее жизнь была заполнена только им – а закончилась в психиатрической больнице. Франсуа Трюффо снял про нее фильм “История Адели Г.”. Ее имя носит и симптом в психиатрии, когда речь идет о такой страстной, неразделенной, всепоглощающей любви.

Впрочем, страсть – это не только влюбленность. Хобби, в частности коллекционирование, невозможно без страсти.

Один подающий надежды молодой ученый собирал марки – он был страстным филателистом. После работы, приходя домой, первое, что он делал, – раскрывал кляссер и разглядывал с лупой в руках свои последние приобретения.

Как-то его дочь-первоклассница Таня заболела и не пошла в школу. Она была вполне самостоятельной девочкой, и дома ее оставили одну. Сделав домашнее задание – нарисовав в тетради для чистописания аккуратные прямые палочки, – Таня взялась разглядывать папины марки. Девочке показалось, что зубчики у марок очень неаккуратные. А палочки должны быть ровными и одинаковыми – так учила Марина Владимировна. А Марина Владимировна всегда говорит правильно – ведь она учительница.

Надо сказать, что в то время у Тани появилась страсть ко всему ровному, прямому и параллельному.

Девочка взяла ножницы и аккуратно стала срезать у каждой марки зубчики. Трудилась Таня увлеченно весь папин рабочий день. Потом она выбросила обрезанные зубчики в мусоропровод и поставила альбомы с уже бывшими марками обратно на полку. Таня была довольна своей работой.

Первое, что сделал папа Тани, когда пришел домой, – достал, как обычно, последний кляссер и открыл его, чтобы вставить за прозрачную ленточку новую марку.

Вопль молодого ученого, казалось, пронесся над столицей, заглушив шум города, проникнув в концертные залы и кинотеатры, сбив музыкантов с ритма, а актеров с роли.

Девочка, как ни странно, осталась жива. Эту историю уже взрослой рассказала мне она. Папа, хотя и был страстным коллекционером, но любил свою дочь все-таки больше, чем марки.

Страсть бывает очень разной – к разным объектам и по-разному проявляется.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

31. Мои олимпийские победы. Сочи навеял

Вот уж с чем не сложилось у меня, так это со спортом. Никак.

Хотя я и боксом занимался, и борьбой самбо. Даже одна схватка у меня была.

Я вышел на ковер, забыл все приемы, которым меня учил тренер, схватил соперника за обе ноги и резко дернул. Чистая победа! Но дальше к соревнованиям тренер меня не допустил.

Еще я бегал на лыжах за сборную школы. В своей команде я приходил исключительно последним. Но именно по мне считалось командное время. Последний, а ответственный!

Через козла перепрыгивать не мог совсем. Просто садился на козла, и все.

Ну, в общем, не сложилось со спортом.

Впрочем, со спортом-то нет – а вот с олимпийским движением, как раз сложилось.

Я, между прочим, участвовал в строительстве Олимпийского дворца спорта, что на проспекте Мира. Это меня и еще группу младших научных сотрудников направили на прорыв. Строители не укладывались в сроки, и на помощь им была брошена “наука”.

Я представлял НИИ гигиены Водного транспорта.

В общем, я работал тогда в НИИ ГВТ – звучало это именно так, как вы услышали, – НИИ ГаВнаТэ. Впрочем, я не раз об этом писал.

Но вернемся на олимпийский объект. Была дождливая осень. Мы приходили рано утром, переодевались в вагончике, надевали резиновые сапоги и каски и шли что-то таскать либо снаружи, либо внутри уже построенного Олимпийского дворца спорта.

И вот однажды нам дали очень серьезное задание – я сказал бы, государственной важности. Дело в том, что в одной из комнат в полуподвальном помещении обнаружилась неизвестно как попавшая туда и кем-то забытая гигантская, неподъемная труба. Как она там оказалась, понять никто не мог – даже из научных сотрудников. В диаметре труба была больше метра. В длину – метров пять. На пол этой комнаты надо класть ковролин, а тут лежит полуржавая труба. Вынести ее было никак невозможно, и тогда прораб принял единственно правильное, мужественное решение: долбить дырку в стене. Заметьте, в уже готовой и облицованной плиткой с двух сторон стене. “Долбите!..” – сказал прораб, добавив еще несколько слов, никак не меняющих приказа.

И мы стали долбить. Дыра в стене должна была быть больше диаметра трубы. Мы долбили каждый день. Нас так и называли “бригада долбоебов”.

Долбили тем, что нам дали, – кувалдами.

И вот она – долгожданная, рваная, как пробоина в борту корабля, – дыра.

Трактор снаружи подцепил обвязанную проволокой злосчастную трубу, и она нехотя, медленно, со скрежетом поползла из комнаты прочь.

Объект к Олимпиаде-80 был готов!

Что там сейчас, в этой комнате, я не знаю. Но, что там нет трубы, я знаю точно, и в этом есть и моя заслуга тоже.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

32. Парадокс

Мой второй водитель был улыбчивым, кудрявым и добрым человеком.

Он был большим философом. И очень уверенным в себе гражданином: “Мне хоть с генералом спорить, хоть с академиком. Все равно. У меня всегда есть своя точка зрения”.

О том, что нужны еще и знания, он не подозревал.

– В кризис пробок не будет, потому как многих уволят (не его самого, конечно). И в офисы на машинах будет ездить некому. А москвичи, Андрей Георгиевич, не пропадут (это он про себя) – они квартиры сдадут и в деревню уедут.

– А кому они квартиры сдадут? – спросил я.

– Как кому? Гастарбайтерам, конечно, – бодро ответил он.

– А откуда у них, у гастарбайтеров, в кризис будут деньги?

– А вот об этом я, Андрей Георгиевич, еще не подумал. Парадокс!

Он всегда удивлялся и говорил это слово “парадокс”, при этом разводя руками и бросая руль. Этого момента я всегда боялся.

– Вот я смотрю, Андрей Георгиевич, в Москве все дома разные. Интересно, это один архитектор строил или разные, – как-то задумчиво спросил он.

Услышав этот вопрос, я опешил. Даже не знал, что ответить.

– Не поверите, Сергей, это строили не только разные архитекторы, но и в разное время.

– Парадокс… – и опять он развел руками и бросил руль.

– Вот жара какая стоит. Землю поливаешь, поливаешь… поливаешь, поливаешь… копнешь – а она сухая! Парадокс!

Он всегда удивлял меня какими-то совсем неожиданными вопросами и утверждениями.

– Вы смотрели вчера хоккей, Андрей Георгиевич? Видели, как наши у канадцев выиграли? А знаете, в чем дело?

– Нет, Сергей, не знаю. Что, здесь есть какая-то загадка? – спросил настороженно я.

– Да какая загадка… Просто наши хорошо заплатили канадцам, – уверенно сказал он.

– А с чего вы это взяли, Сергей, что наши заплатили канадцам?

– Так там же Третьяк на трибуне сидел. Он канадцам, наверное, и платил… Парадокс.

Спустя какое-то время:

– Смотрели, Андрей Георгиевич, вчера футбол? Видели, как наши проиграли?

– Да, – отвечаю я. – А что, здесь какая-то загадка есть?

– Да какая загадка, Андрей Георгиевич. Просто нашим те хорошо заплатили, чтобы они гол пропустили. Парадокс.

Хорошо, когда любому явлению человек находит простое и понятное объяснение. Легко жить.

Парадокс…

Будьте здоровы и держите себя в руках.

33. Отдача от дачи

Я пишу этот текст, сидя в очень скоростном поезде “Москва – Санкт-Петербург” ранним дождливым утром. Сейчас этот поезд промчится мимо моей старой дачи, которая всего на три года младше меня. Вместе с поездом у меня в голове пролетят всевозможные дачные воспоминания и дачные мысли, которыми я и хочу поделиться.

Моя соседка в поезде воткнула в уши наушники и заснула крепким, богатырским сном. Ее телефон звонит беспрестанно, издавая отвратительную мелодию и не давая мне сосредоточиться. А разбудить ее я не решаюсь. Мне кажется, на эту интимность – будить незнакомую молодую девушку – я не имею права. Во всяком случае пока.

Но вернемся на дачу, куда столько лет летом мы возвращались и возвращаемся.

Дача – это место, которое помогает нам окунуться в прошлое.

Дача – это не свалка, а ссылка старых вещей, они там доживают свою жизнь.

Дача – это дом престарелых вещей. (Я уже раньше использовал эту понравившуюся мне формулировку.) Старые вещи радуются, когда мы их навещаем. Если бы у них были хвосты, то они ими виляли бы при встрече с нами.

“Не помнишь, когда я купил эту венгерскую куртку?” – “Не ты, а я тебе купила. Наташка – помнишь ее? – очередь заняла во время обеденного перерыва. Я у Галки – помнишь ее? – денег одолжила. Ты еще недоволен был. Тебе не нравился этот благородный горчичный цвет”. – “Это не горчичный цвет, а цвет…” – “Ладно, ладно. Я это уже не раз слышала. А проносил ты ее, между прочим, лет восемь, не снимая”.

Или утром, уже за завтраком: “Помнишь? Этот кофейный сервиз нам на свадьбу подарили Кузьмины”. – “Да-да. И точно такой же подарили Гринберги. Жаль, что мы его сразу передарили на свадьбу Клепиковым. Помнишь, тогда свадьба за свадьбой шли? Сейчас сервиз был бы полным. А так от него всего две чашки остались и сахарница без крышки”.

А телефон у девушки-соседки звонит без перерыва. Это тот блондин со стрижкой под первоклассника, который ее провожал. Наверное, волнуется. Посадил в поезд любимую, и она тю-тю.

Мы ездили на дачу в битком набитой электричке с полными сумками продуктов. Обратно – в битком набитой электричке с полными сумками дачных даров.

На полках в вагоне лежали букеты цветов – георгины, пионы, люпинусы…

Потом гладиолусы – это уже ближе к концу лета и началу сентября. Цветочный поезд.

Гладиолусы – это цветы 1 сентября. С ними школьники шли в школу и дарили гладиолусы учителям. У нас дома в этот день их бывало очень много – дарили маме.

Я перевез с дачи в отрывающих руки сумках, наверное, тонну яблок. Сначала пер их до электрички, а потом через всю Москву. Яблоки ели свежими, их пекли, морозили на балконе. Из них делали бесконечную, длиною в жизнь, шарлотку, которой все угощали друг друга в ординаторской во время обеденного чая.

Как-то в электричке мы с приятелем пили водку, наливая ее в импровизированные рюмки, сделанные из антоновки. Разрезал крупное яблоко пополам, вырезал сердцевину – и получалась рюмка. Очень вкусно, доложу вам.

А телефон соседки все звонит, буквально не переставая.

Вокруг на старых дачах живет уже четвертое поколение. Приезжаешь туда летом, узнаешь, что кого-то из соседей не стало.

Умер дядя Гриша.

Умерла Верочка от рака – еще прошлым летом угощала нас своей клубникой.

Дроздовы развелись.

А Вольская родила четвертого, опять мальчика.

Аксенов все время ругается со своим братом и строит, когда трезвый, отдельный дом. Дом по понятным причинам, строится медленно.

А телефон девушки все звонит…

А девушка спит с наушниками в ушах…

А блондин волнуется…

В дачном сарае стоят на полке журналы 60–80-х годов. “Юность” с маленькими фотографиями авторов. Молодой Окуджава, молодой Евтушенко, молодая Ахмадулина, молодой Вознесенский… А вот журнал “Наука и жизнь” с загадками, головоломками и инспектором Варнике. Ну и конечно, “Новый мир”, “Знамя”, “Иностранная литература”.

Я дачу любил, потом разлюбил, потом опять полюбил… В разном возрасте по-разному к ней относился и разное на ней делал. Жил с бабушками и ловил головастиков. Учился рисовать и дружить. Потом учился играть на гитаре (маленькая звездочка, большая звездочка, ступенька…). И учился курить. Ходил в кино в деревенский клуб. На фильме “Три мушкетера” лежал на полу буквально под экраном, задрав голову, и было полное ощущение, что я участник всем известных событий.

Встречался, стесняясь, с девочками, был не раз бит деревенскими, жил там в отпуске с маленьким сыном, стирая в холодной воде обкаканные им разноцветные колготки.

Дача – это хранилище памяти.

А телефон девушки звонит, звонит, звонит…

В начале 90-х эта дача сгорела до фундамента. Когда доехали пожарные, на этом фундаменте стоял один неразорвавшийся газовый баллон с гигантским флюсом – его-то они и обезвредили. Тушить было уже нечего.

Папу с инфарктом отправили в ближайшую больницу. А мы всей семьей – включая перепуганную таксу – в одежде соседей (ранним утром выскочили из дома в чем были) на переполненной электричке поехали домой.

На месте старой дачи я быстро построил практически такую же. Новая старая дача быстро обросла новыми старыми вещами. И этот ожог зарубцевался. Теперь я на этой даче бываю очень редко. Я ее не продал, а предал. Купил другую, поближе к Москве.

А девушку я все-таки разбудил. Не выдержал. И знаете, что она сделала? Она не ответила блондину, а просто отключила телефон и продолжила смотреть свой сладкий сон… Про блондина ли?

Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.

34. Рискнуть отдохнуть

Отпуск – это короткое слово, но сколько в нем, в этом коротком слове, свободы и надежд!

Как и с кем провести этот короткий и долгожданный отрезок времени?

Есть вот такие разные варианты.

Так отдыхают чаще всего молодые и зеленые супруги. А также супруги – “тертые калачи”. Ну или супруги, работающие и живущие в разных селах, городах и странах.

Был такой случай… Супруги Ивановы, прожившие вместе двадцать лет, но в разных городах, решили провести отпуск вместе. Весь отпуск Ивановы перечитывали, казалось бы, уже “прочитанные книги” и узнавали из них много нового.