Не отвлекайте меня! Как сохранять высокую концентрацию несмотря ни на что Хэлловэлл Эдвард
«Папа, — запротестовал Джек во время одного из таких разговоров, — я, наоборот, нисколько тебя не стыжусь. Я просто хочу отплатить тебе за заботу».
«Тогда стань хорошим человеком и будь счастлив, — заявил Дэниел. — Это единственное, чего я хочу».
«Ты не считаешь меня хорошим человеком?» — спросил Джек.
«Ты сам сказал это мне», — ответил отец.
Разговор на том и закончился, но загадочная фраза «ты сам сказал это мне» осталась висеть в воздухе.
Дэниел понимал, что взять у сына деньги означало стать соучастником безбожной жизни трудоголика, каковую он не одобрял. Однажды, когда Дэниел отчитал сына, они поругались так сильно, что не разговаривали два месяца.
«Ты уделяешь слишком много внимания своей работе и совсем забросил семью, — сказал тогда Дэниел. — Ты богат, но видит бог, ты живешь неправильно».
«Я зарабатываю деньги, которые не смог заработать ты, — язвительно парировал Джек. — По крайней мере, я получаю достаточно, чтобы обеспечить свою семью».
С тех пор отношения отца и сына стали весьма прохладными.
Лишившись льда хоккейной площадки и спортивной раздевалки — этой бодрящей обстановки, расставшись с приятелями из колледжа, с которыми можно было пить пиво и веселиться, Джек снова стал тем, кем был раньше, — повернутой на работе тревожной личностью. Вместо того чтобы тянуться к Нэн, он начал вести себя так, словно ее вообще не существовало, — чему-то такому его и учил Джозеф. Джек решил, что годы, проведенные в колледже, — это фантазия. В «реальном мире», как говорил сам Джек, человек человеку — волк, и если ты хоть на минуту зазеваешься, тебя немедленно сожрут. Жизнь менеджера хеджевого фонда, похожая на катание на американских горках, наполнила Джека беспокойством. Однако, не отдавая себе отчета, насколько тревожность калечит его, Джек с радостью отдался на ее милость; без нее он чувствовал себя голым и уязвимым. Он поверил в распространенную, хотя и безумную идею, что стоит только избавиться от вечного беспокойства — и судьба, подобно деду Джозефу, свалит его с лестницы. Если же он будет все время начеку, судьба пощадит его.
Когда Нэн или кто-то из друзей пытались напомнить ему о необходимости время от времени делать перерывы и приходить в себя, Джек просто игнорировал эти советы. В его представлении семейный отдых должен был всегда сочетаться с работой. Даже во время велосипедных прогулок он продолжал думать о состоянии фондовых рынков. Когда Джек не работал, он просто не знал, куда себя деть и чем заняться. Он чувствовал, что дела его не так хороши, как кажется, что он что-то упускает из виду и потому близок к падению.
Тревожность
Джек и сам не видел, насколько фундаментально он несчастлив и как много несчастий он причиняет близким ему людям. Он считал, что распоряжается своим миром, но тревожность заставляла его вести себя не вполне адекватно. Он изолировал себя от всех и продолжал отдаляться от Нэн. Убежденный в том, что он служит прежней мечте о создании счастливой семьи, он совершенно потерял из вида настоящую семейную жизнь и утратил к ней всякий интерес. Патологически привязанный к своему болезненному беспокойству, Джек сыграл с собой злую психологическую шутку. Он решил думать о своей тревоге как о чем-то позитивном; он чувствовал себя уютно, только когда испытывал беспокойство того или иного рода. Без этого болезненного комфорта он становился уязвимым. Он сам стремился к большей тревоге, по мере того как она все сильнее охватывала его. Желание Джека достичь успеха было таким сильным, а последствия в случае, если он все-таки потерпит фиаско, настолько пугали его, что он чувствовал себя обязанным целиком отдаваться работе и убеждал себя, что в противном случае все разрушится. Чтобы заглушить болезненное чувство пустоты, наступившей в его жизни, он удвоил свое рвение к работе.
Нэн, которая наблюдала за происходящим со все возраставшим недовольством, а потом и с отчуждением, потеряла наконец способность помогать Джеку и поддерживать его. Он стал слишком напорист, и она не могла больше его удерживать, а он начал искренне считать мир опасным местом, где человека за каждым углом подстерегает наказание. Некоторое время Нэн думала, что сможет вернуть человека, которого когда-то полюбила, но в одно прекрасное утро эта надежда померкла, и тогда Нэн ушла из дома.
Отравляющее жизнь беспокойство — склонность фиксировать внимание исключительно на проблемах, которые, в сущности, не имеют особого значения, — это недуг миллионов современных людей, способных замечать любые опасности жизни, но теряющих из вида позитив. Тревога отвлекает их от жизни. Эта проблема настолько широко распространена, что я посвятил ей отдельную книгу «Тревога: надежда и помощь для общего состояния» (Worry: Hope and Help for a Common Condition), опубликованную в 1998 году. С тех пор из-за особенностей нашей современной жизни проблема стала еще больше, она превратилась в фоновый шум нашей жизни.
Склонность Джека к тревожности имеет генетическую основу, но усугубляется условиями, в которые он поставил себя на работе. За последние двадцать лет ученые обнаружили в нашей ДНК участки, ответственные за все наши настроения и эмоции, включая беспокойство3. Джек родился с этой склонностью. Ученые нашли вариант гена, который отвечает за повышенную чувствительность к стрессам окружающей среды, таким, например, как жестокий розыгрыш Джозефа с лестницей. Есть, кроме того, гены, делающие людей чувствительными к негативным настроениям — Джек не только не пытался сменить их на что-нибудь более позитивное, но, наоборот, всячески их лелеял.
Уже давно доказано, что депрессия и болезненная тревожность могут возникать вследствие генетически обусловленного дефицита в мозге мощного регулятора настроения — нейротрансмиттера серотонина4. Поэтому самыми распространенными лекарствами для лечения депрессии и тревожности являются селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, которые повышают уровень его содержания в головном мозге5.
Но гены никогда не расскажут нам всей истории. Даже такой строго обусловленный наследственностью признак, как рост, может варьироваться под влиянием внешней среды. Например, если человек растет в подвале, не видя солнечного света и плохо питаясь, то он никогда не станет настолько высоким, насколько это запрограммировано в его генах.
Джек приучил себя к беспокойству. Дед проделал с ним и его отцом трюк, который можно было бы расценить как жестокое обращение с детьми. Но сам Джозеф думал, что оказывает сыну и внуку услугу. «Это научит вас! Никогда никому не доверяйте. Даже мне, пусть вы меня и любите».
Психологическая травма, нанесенная выходкой Джозефа, и семейное мировоззрение стали для Дэниела и Джека эмоциональным эквивалентом роста в подвале без доступа к дневному свету. Гены Джека в сочетании с жизненным опытом сделали из него человека, отравленного болезненным беспокойством. К счастью, судьба подарила Джеку положительный опыт, когда молодой человек учился в Бостонском университете. Под влиянием новых друзей, игроков и тренеров хоккейной команды, в результате отъезда из дома, пропитанного темным влиянием отца и деда, Джек научился доверять, радоваться и даже влюбился.
Но потом окружение вмешалось в его жизнь еще раз, когда Джек оказался в пронизанном соперничеством мире Уолл-стрит. Жуткий урок Джозефа снова всплыл в памяти, когда первобытная часть мозга дала власть генетической предрасположенности к тревоге.
Беспокойство и связующая изоляция
У миллионов людей имеет место такая же, как у Джека, генетическая предрасположенность к тревоге. Но не все они на самом деле переживают настолько болезненное состояние. Так как Джек считал, что его беспокойная натура позволяет ему добиваться наилучших успехов, он превратил тревогу в инструмент и даже научился получать от нее какое-то извращенное удовольствие.
Современная жизнь создала условия для явной манифестации тревожности у всех, кто к ней предрасположен генетически. Мало того, самые разнообразные феномены современного мира и нашей психической жизни в соединении могут запрограммировать нас на болезненное беспокойство. Сегодняшние средства цифровой электронной коммуникации очень способствуют проявлению предрасположенности к тревожности, так как буквально пропитывают жизнь пугающими или просто обескураживающими новостями и прогнозами. Хотя мы и не желаем все время слушать о плохом, негативная информация, в силу психологических особенностей человеческого восприятия, первой привлекает наше внимание и осознаётся быстрее, чем позитивная. К тому же плохих новостей всегда намного больше, чем хороших. В жизни всегда будет избыток негатива. Страх продается лучше, чем радость. Рекламодатели платят за внимание аудитории, а ничто так быстро не привлекает внимание, как страх.
Однако самое главное заключается в том, что мы живем в эпоху уникального парадокса, о котором я уже писал во введении. Электроника впервые в человеческой истории связала нас со всем на свете — действительно, коммуникация есть знаковое достижение нашей эпохи, — но в то же самое время наши межличностные связи ослабевают. Мы в буквальном смысле слова теряем друг друга из вида. Люди перестали встречаться и разговаривать лично, как это было принято всего двадцать лет назад. Как документально показали гарвардский социолог Роберт Путнам в своей вышедшей в 2001 году провидческой книге «Боулинг в одиночку: крах и возрождение американского общества» (Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community) и социолог и психолог из Массачусетского технологического института Шерри Теркл в книге «Вместе поодиночке: почему мы больше надеемся на технологии и меньше — друг на друга» (Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other), опубликованной в 2007 году, мы сейчас живем в особом состоянии — я называю его связующей изоляцией.
Таким противоречивым термином я обозначаю распространенный синдром, который мы сегодня наблюдаем повсеместно: люди пресыщаются связями с другими людьми по всему земному шару и в то же время испытывают смутное чувство невыносимого одиночества. Современное состояние связующей изоляции лишает нас самого действенного лекарства от страха: человеческого общения. Мой преподаватель, знаменитый психиатр Томас Гутхейль, говорил нам, студентам: «Это прекрасно — тревожиться, это очень хорошо, но никогда не тревожьтесь в одиночестве». Его слова я запомнил на всю жизнь.
Основная проблема нашего времени заключается в том, что большинство людей, подобно Джеку, предаются своему беспокойству в одиночестве. Любая скрытая склонность к болезненной тревожности может проявиться в мире, в котором нам выпало жить6. В таблице 4.1 показано, как конструктивное беспокойство может стать патологическим. Джек был прав, считая, что современный мир опасен и что людям есть о чем волноваться. Доверять всем подряд рискованно. СМИ ежедневно сообщают о массовых увольнениях, аутсорсинге и громких судебных исках. Экономика слабеет, а соперничество на международных рынках заставляет всех чувствовать себя неуверенно.
Таблица 4.1. Положительные и отрицательные стороны повышенной тревожности
Положительные стороны
Отрицательные стороны
Способность решать проблемы
Зацикленность на проблемах
Ответственность и добросовестность
Избыточная ответственность
Щепетильность, трудолюбие
Неспособность отдыхать и радоваться
Привычка рассчитывать на собственные силы
Недоверие к другим людям, изоляция
Сосредоточенность
Навязчивость и одержимость
Поиск возможностей
Поиск угроз и опасностей
Умение постоять за себя
Появление паранойяльных черт
Склонность к соперничеству, готовность к работе в трудных условиях
Чувство скуки в отсутствие прессинга
Однако Джек тревожился и волновался сильнее, чем большинство людей, к тому же тревожность разрушительно сказывалась на его личности. Сам он был уверен, что это чувство придает его жизни безопасность и надежность, но на деле оно отвлекало его от действительно важных вещей.
Ко мне Джек обратился, когда боль от ухода Нэн и детей стала невыносимой для него. Начав работать с ним, я в первую очередь признал обоснованность его беспокойства, но потом попросил Джека трезво взглянуть на вещи и понять, насколько он преувеличивает свою тревогу и калечит себя привычным, отравляющим существование беспокойством. Так как лучший способ борьбы с болезненной тревожностью — это предаться ей в компании, я присоединился к Джеку, но постарался смягчить угрожающий характер его ощущений.
Кроме того, я спросил Джека, почему он так держится за свои тревоги.
«Почему бы вам не отбросить их?»
«Я не делаю этого по той же причине, почему не гуляю голышом по Пятой авеню».
«То есть вы считаете, что тревога каким-то образом вас защищает».
«Я знаю, что она меня защищает».
«Но она же приносит вам больше вреда, чем пользы!»
«Откуда вы можете это знать?»
«Потому что я могу видеть то, чего не видите вы».
«Вы настолько проницательны?»
«Нет, это вы настолько слепы».
«Вы хотите сказать, что я глуп?»
«Что вы, напротив, на самом деле я вижу, что у вас блестящий ум. Но вы ослеплены тем, что произошло с вами в детстве, и тем, что случилось у вас с вашим дедушкой».
Как ни парадоксально это звучит, но Джек держался за тревогу как за спасительную соломинку, надеясь обрести чувство безопасности. Только живя в обстановке постоянного страха, он мог чувствовать себя надежно. Я же, работая с ним, постарался помочь ему осознать ситуацию, вступить во взрослую жизнь и понять, что это совершенно безопасно — не жить в постоянном страхе. Мне потребовалось некоторое время.
Я предписал Джеку дозу ежедневного общения с людьми и физические упражнения.
Джек потерпел крушение, но не сознавал этого. Мне пришлось говорить ему то, чего он не желал слышать.
«Вы скучаете по Нэн и детям».
«Это вопрос?»
«Нет».
«Ах вы мерзавец!» — сказал он.
«Нет, мерзавец — это вы», — возразил я.
Последовала долгая пауза, потом тяжелый вздох. Снова пауза.
«Вы на самом деле мне не нравитесь», — произнес он наконец.
«Я не виню вас за это. Мне бы тоже не понравился тип, который вздумал бы тыкать меня носом в мои ошибки».
Снова долгая пауза и тяжкий вздох.
«Это начинает надоедать, пожалуй, с меня хватит».
Сказав это, Джек встал и вышел из кабинета. Время излечения еще не настало.
На следующей неделе в назначенное время он снова пришел — и возвращался до тех пор, пока не понял, как измениться к лучшему.
Успешное избавление от СОДВ, вызванного патологической тревожностью, вполне возможно, особенно если пациент, как Джек, не жалеет на это труда.
Так же, как в случаях Лэса, Джин и Эшли, я приложил к ситуации Джека основной план и выделил следующие опасности.
Энергия. Беспокойство и хроническая тревожность высасывают из человека душевные силы и энергию точно так же, как через открытое зимой окно из дома выдувает тепло. Подавление избыточной тревожности тотчас прибавляет душевных сил.
Эмоции. Эмоции — это сильнейшее средство влияния на способность к обучению и на плодотворность труда. Болезненное беспокойство и хроническая тревожность подавляют и то и другое.
Увлеченность. Невозможно по-настоящему увлечься, когда ваш ум чем-то обеспокоен.
Структура. Если вас мучит сильная тревога, то вам становится трудно подчинять свою деятельность какой-то дисциплинирующей структуре. Беспокойство все время рецидивирует.
Контроль. При патологическом беспокойстве вы отдаете тревожности бразды правления вашей жизнью и работой.
Что делать
Десять советов для тех, кто страдает от болезненного беспокойства
Никогда не переживайте беспокойство в одиночестве. Болезненная тревожность всегда берет верх над одинокой жертвой, но отступает, когда людей несколько.
Придерживайтесь фактов. Болезненная тревожность расцветает на недостаточной и/или искаженной информации.
Составьте план. Болезненной тревожности нравятся пассивные жертвы, но она бежит от человека, вооруженного планом.
Если план не работает, пересмотрите его. В этом и состоит вся жизнь — в пересмотре и корректировке неработающих планов.
Призовите на помощь опытных специалистов. Обычно их помощь стоит тех денег, которые вам придется заплатить.
Регулярные физические упражнения способствуют избавлению от болезненной тревожности.
Медитация — еще одно великолепное средство в вашем случае.
Отвлекайтесь, делая что-то, не имеющее никакого отношения к предмету беспокойства.
Смотрите в будущее. Вспомните, как много тревог было у вас в прошлом и сколь малая их часть оказалась обоснованной.
Работайте над тем, что я называю основным уравнением беспокойства: обостренное ощущение уязвимости, неуверенность в своих силах и ослабление контроля в совокупности приводят к болезненной тревожности. Отсюда можно сделать вывод: все, что уменьшает ощущение уязвимости и повышает уверенность в своих силах и усиливает контроль, ослабляет болезненную тревожность.
ГЛАВА 5
ИГРА В ГЕРОЯ
Как перестать решать проблемы всего мира и взяться за собственные
«Моральный климат? Интересно, какой будет моральный климат, если я сейчас всех вас уволю! — заорал Стэн, сжимая кулаки. Лицо его пылало. В конференц-зале наступила мертвая тишина, все с испуганным недоумением уставились на Стэна. — Это роскошь, которую мы не можем сейчас себе позволить! — добавил он. — Так что заканчивайте разговоры и идите работать, пока я действительно не дал кому-нибудь отставку».
Ошеломленные сотрудники встали и начали расходиться по рабочим местам. Люди качали головами и обменивались взглядами, красноречиво говорившими: «Невероятно!»
Стэн продолжал стоять, опершись руками о стол. Лицо его превратилось в неподвижную маску. Мэри, вице-президент корпорации, сидела рядом, не говоря ни слова.
В отличие от прочих сотрудников, Мэри всей душой переживала за Стэна. Она всегда очень хорошо чувствовала его настроение. Несмотря на весь свой ум, он был слишком самонадеян и не настолько психологически проницателен, чтобы понять причину своей неистовой ярости.
Они оба давно работали в компании, которая сейчас переживала реорганизацию. Стэн принял на себя всю тяжесть ответственности СЕО, должность которого он временно занимал, но Мэри сознавала, что он плохо подготовлен к такой роли. Вместо того чтобы принять вызов и справиться с возросшей нагрузкой, Стэн начал срываться на своих подчиненных.
«Нам всем приходится сейчас нелегко, Стэн», — рискнула произнести она.
«Это очевидно», — коротко огрызнулся он, метнув в Мэри недобрый взгляд.
Ей, однако, показалось, что Стэн немного смягчился. Мэри встала и пошла к выходу из зала. Она заметила, что некоторые люди собрались группками у рабочих мест и вполголоса переговариваются между собой. Вернувшись к своему столу, Мэри увидела там дожидавшуюся ее Дженнифер, руководителя одного из отделов.
«Что все это значит? — спросила Дженнифер. — Я только сказала, что моральный климат в компании стал хуже. Все же видят! Почему он так взвился? Неужели он не понимает, что мы все сидим как на иголках, ожидая, что будет делать новый СЕО?»
«Да, повел он себя, конечно, не лучшим образом, — примирительно произнесла Мэри, — но я не могу его за это винить. Он находится под очень сильным прессингом. Он изо всех сил старался делать то, о чем его просили, но сейчас он испытывает давление как снизу, так и сверху и чувствует себя зажатым в тиски. Если ты подумаешь об этом, то поймешь, почему он сорвался».
«Думаешь, ему одному тяжело? — возразила Дженнифер. — Ему следовало бы вести себя, как подобает зрелому управленцу, а не по-детски топать ногами. — Она наклонилась к Мэри и доверительно произнесла: — Компетентных людей увольняют, чтобы очистить место для приятелей руководства. Чем дальше, тем более невыносима обстановка. С меня хватит. — С этими словами Дженнифер вручила Мэри конверт. — Я нашла другую работу. Вот заявление об уходе. Я отработаю еще две недели, как положено по закону, и все».
Люди, страдающие разновидностью СОДВ, описанной в этой главе, скорее всего, согласятся со следующими утверждениями:
«На работе я переживаю проблемы сотрудников как свои собственные».
«Когда я вижу, что человек попал в трудное положение, я чувствую настоятельную потребность помочь ему».
«Я с детства приучен заботиться о других».
«Это неправильно — видеть, как кто-то изо всех сил старается преодолеть трудности, и не помочь ему».
«Я слишком мягкосердечный человек».
«Я слишком легко проникаюсь трудностями других людей».
«Мне часто советуют быть более эгоистичным».
«Я не понимаю, как можно говорить “нет”, если работа должна быть выполнена».
«Я ненавижу поговорку: “Хорошие парни приходят к финишу последними”».
«Чувство вины всегда было моей самой большой проблемой».
Мэри была почти на седьмом небе от счастья, когда в середине 1990-х пришла в эту компанию. Получив в ней работу сразу по окончании бизнес-школы, она быстро набралась опыта. Мэри была настойчива, любознательна и прилежна. Она обладала хорошей деловой хваткой и интуицией. Начав с должности менеджера по маркетингу, она быстро поднялась по служебной лестнице и заняла пост главы отдела по связям. Подчиненный ей коллектив был дружным, спаянным и компетентным, люди уважали друг друга.
Потом, после трагедии 11 сентября, в экономике наметился спад, и дела постепенно стали идти все хуже. Начали закрываться большие розничные сети. Уменьшились годовые премии. К тому же ослабел доллар. Руководство, бухгалтерия и менеджеры по персоналу принялись настаивать на необходимости жесточайшей экономии, то есть на сокращении всех расходов, включая командировочные, оплату работы секретарей и деньги на копирование документов. Мэри вскоре обнаружила, что работать теперь приходится больше, а вознаграждение — моральное и материальное — стало скудным.
Когда появился слух, что компанию купил конкурент, начался процесс тайного слияния. В центральном офисе появились представители крупной консалтинговой компании. Люди стали более скрытными, относились теперь друг к другу с подозрением и настороженностью, откровенно говорили только с глазу на глаз за закрытыми дверями. Начался внутренний раскол коллектива, сотрудники стали сплетничать о действиях и планах руководства. Хэнк, уважаемый всеми СЕО, уволился, и вместо него, по рекомендации консалтинговой компании, руководившей слиянием, был поставлен другой человек.
Пока люди ждали появления нового руководителя, сплетни приобрели характер лесного пожара. Больше всего волновал вопрос, не займется ли новый руководитель чистками. Моральный климат стал ужасным. Сотрудники начали терять интерес к делу и работать спустя рукава, хотя никто не опаздывал и не уходил раньше времени, поскольку все боялись репрессий. Растерянные сотрудники сидели на своих местах и не могли сосредоточиться на работе. Физически они присутствовали в офисе, но мысли их блуждали где-то далеко.
Несколько раз в день люди, желавшие поделиться последней сплетней или пожаловаться Мэри, стучались в стеклянную дверь ее кабинета. Мэри тяжело вздыхала и разрешала войти. У нее никогда не появлялось и мысли о том, чтобы кого-то оттолкнуть. В конце концов все привыкли, что Мэри — заботливая наседка, эту роль она играла в компании уже много лет. Подобно Дженнифер, Мэри тоже начала искать новую работу, но ни в одной компании ей не смогли предложить сопоставимую должность и заработную плату. Просто взять и уволиться в никуда она не имела морального права, потому что ей приходилось содержать семью. Муж Мэри, индивидуальный предприниматель, не зарабатывал и малой доли того, что было необходимо для покрытия всех расходов. Кроме того, их сын страдал астмой, приходилось часто обращаться в скорую помощь, и потому Мэри зависела от страховки, которую на этот случай выплачивала ей компания.
Каждый вечер она возвращалась домой измотанная и расстроенная. Между нею и ее мужем Дагом стали часто возникать споры.
«Послушай, ты сама несчастна и делаешь несчастными и нас, — говорил ей Даг. — Почему ты не хочешь уволиться? Ты всегда найдешь работу в какой-нибудь компании поменьше. Во многих местах требуются специалисты по связям с общественностью. Кстати, ты же когда-то работала официанткой! Любая работа будет лучше, чем эта».
Однако такое падение казалось Мэри просто немыслимым.
«Я всю жизнь занимаюсь менеджментом, и у меня это хорошо получается. Я не хочу увольняться и идти в ресторан мыть посуду. Да как у тебя язык поворачивается мне такое предлагать? Я могла бы с равным успехом посоветовать тебе податься в газонокосильщики».
Альтруизм и проклятие «палочки-выручалочки»
Народная мудрость, традиционная психология и законы экономики убеждают нас, что люди действуют, исходя из собственных интересов. Если содрать с человека тонкий покров притворства и лицемерия, то останется грубое животное, готовое пройти по головам конкурентов. Сторонники такого подхода утверждают, что человек по своей природе существо до мозга костей эгоистичное.
Помимо этого, современное общество действительно подталкивает людей к эгоизму и даже превозносит его. Бал правит нарциссизм, он проникает повсюду. Впервые современную жизнь как царство нарциссов описал Кристофер Лэш в 1979 году, и с тех пор это явление распространилось еще шире1. В духе нашего времени — во всяком случае, отчасти — считать эгоизм добродетелью. «Жадность — это благо!», девиз Гордона Гекко из «Уолл-стрит», звучит сейчас более актуально, нежели в 1987 году, когда этот фильм вышел в прокат. Куда бы вы ни пошли, вы везде найдете талантливых эгоистов, интересующихся исключительно своей персоной: это туповатые, восхваляющие сами себя спортсмены или звезды хип-хопа. Это руководители корпораций, назначающие себе бессовестно громадное содержание, но отказывающие в медицинской страховке своим сотрудникам. Это эстрадные артисты, купающиеся в деньгах, но не желающие помочь больным детям. Это предприниматели, хвастающиеся своей способностью уговорить любого человека купить то, что ему не нужно и на что у него просто нет денег.
Помимо них есть личности, просто неспособные на сочувствие и сострадание — они лишены соответствующих генов. Такие люди совершенно не переживают, когда другие страдают в результате их интриг или предательских ударов в спину. Собственно, люди, не способные к состраданию, этого даже не замечают. В своих коллективах они отравляют атмосферу и делают обстановку невыносимой. Как утверждает журналистка, писательница и общественный деятель Мари Бреннер: «Нарциссизм — полиомиелит нашего времени»2. К сожалению, пока на горизонте нет вакцины от этой болезни.
Некоторые, конечно, возьмутся утверждать, будто эгоистами на деле являются даже самые святые альтруисты, которые, делая что-то для других, в конечном счете заботятся все же о самих себе3. Наука, однако, свидетельствует о противоположном. Некоторые биологические виды обладают заложенной в них природой жертвенностью. Самый яркий пример — муравьи, эти «новые покорители мира», как назвал их гарвардский биолог и натуралист Эрнест Вильсон. Стоит, впрочем, заметить, что численность этих коллективных насекомых многократно превосходит численность людей.
Среди некоторых видов муравьев существуют особи, которые берут на себя функции, приводящие к скорой гибели4. Такая жертвенность запрограммирована в генах, и сопротивляться ей муравей не в состоянии. В этом примитивном альтруизме свобода воли не играет никакой роли. Хотя люди обладают свободой выбора, некоторые исследования позволяют утверждать, что мы иногда действуем вопреки своим эгоистическим устремлениям, то есть имеем что-то общее с муравьями. Многие люди, хотя и обладают способностью выбирать между альтруистическим и эгоистическим поведением, в то же время генетически предрасположены к сосредоточению внимания не на своих, а на чужих проблемах. В проведенном в 2005 году исследовании Рейчел Бахнер-Мелман ее сотрудники воспользовались анкетой для выявления наклонности игнорировать собственные проблемы и угождать чужим потребностям. На основании опроса 354 семей Бахнер-Мелман пришла к выводу о том, что «генетическая архитектура альтруизма у человека отчасти определяется генами, направляющими поведение независимо от родственных отношений с объектом альтруизма»5. Другими словами, жертвенность у некоторых людей встроена в их ДНК.
Для того чтобы успокоить циников, можно сказать, что помощь другим доставляет альтруисту удовольствие. Как и во многих других случаях такого рода, ключевую роль в возникновении приятного чувства играет нейротрансмиттер допамин. Выброс его в головном мозге вызывает ощущение удовольствия. Наркоман является зависимым именно по той причине, что очередная доза вызывает у него такой выброс. Альтруист остается альтруистом ровно по той же причине. Служение другим людям вызывает у него повышение уровня допамина в мозге.
Теперь, когда у нас есть возможность наблюдать активность центров удовольствия в мозге с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), мы можем на клеточном уровне определить, насколько сильное удовольствие ощущает испытуемый. В ходе одного эксперимента Хорхе Молль и его коллеги наблюдали за активностью мозга людей, принимавших решение пожертвовать на благотворительность. Некоторых испытуемых спрашивали, хотят ли они принять деньги для своего личного пользования. Естественно, люди соглашались, и на фМРТ регистрировался всплеск удовольствия. Однако потом тех же испытуемых просили отдать 40% полученной суммы на благотворительность. На томограммах тех, кто соглашался пожертвовать, всплеск удовольствия был еще более интенсивным, чем в момент приема денег на личные нужды6. Здесь мы видим биологическое обоснование знаменитой молитвы святого Франциска Ассизского: «Отдавая, мы получаем»7.
Мэри была запрограммирована на альтруизм. Пользуясь им, она изящно и умело укрощала людей вроде Стэна. Питер Фрост и Сандра Робинсон в 1999 году назвали таких людей, как Мэри, «палочками-выручалочками». Именно они обычно регулируют отношения желчных и капризных (и, как правило, высокопоставленных) персон и остальных людей8. Вот некоторые примеры: антрепренер примадонны, готовый терпеть ее выходки, лишь бы только на публику она не делала ничего, что могло бы нанести непоправимый ущерб ее имиджу; близкий друг спортивной звезды, оправдывающий вольности ее поведения; верный заместитель талантливого, но высокомерного руководителя; послушный внук тиранической почтенной матроны, сглаживающий жестокие слова и поступки бабушки перед лицом семьи; «правая рука» беспощадного босса мафии, человек, в обязанность которого входит представлять смерти как результат самоубийства.
«Палочки-выручалочки», такие как Мэри, очень ценны, так как помогают сохранять коллективы и поддерживать их работоспособность. Эти люди не могут помешать тиранам отравлять атмосферу, но препятствуют тому, чтобы обстановка накалилась до предела. Без вмешательства «палочек-выручалочек» работа группы — что бы ни подразумевалось под группой — оказывается в опасности или портится окончательно.
Откуда берутся такие незаменимые и бесценные люди? У меня есть сильное искушение сказать, что их посылают нам небеса, но при всем их благотворном влиянии они могут причинять сильную боль себе и своим близким.
Хотя «палочки-выручалочки» спасают души, они, кроме того, постоянно вступают в борьбу со своими внутренними проблемами. На психологическом жаргоне таких людей называют созависимыми, или жертвами стокгольмского синдрома. Мне не нравятся эти термины, потому что они являются уничижительными и не учитывают положительных сторон альтруизма, но у таких людей, как Мэри, признаки созависимости и стокгольмского синдрома налицо. Мэри можно определить как человека, страдающего «замещающей созависимостью». Она живет людьми, которых поддерживает. Она получает удовлетворение, находясь в тени, но помогая другим становиться центром внимания. По моим наблюдениям, женщины больше склонны к такому поведению, чем мужчины. По стилю общения часто бывает видно, что такие женщины очень скромны, они стесняются оказываться в центре всеобщего внимания и используют все свои способности, чтобы помогать другим афишировать их имена.
Действительно, это, наверное, чисто мужская добродетель — делать упор на своих достижениях, а не на чужих. Кто может сказать, что лучше — быть звездой или человеком, который сделал ее таковой?
Традиционная психология считает избегание всеобщего внимания слабостью, обусловленной чувством вины, страхом и неврозом (вот еще один давно устаревший термин), а стремление быть в центре — признаком силы, смелости и в целом душевного здоровья. Но такая традиционная психология (я бы вообще назвал ее устаревшей и вредной) приписывает избыточно патологические черты смирению, щедрости, желанию поддерживать и защищать, ставить стремление к единению с другими людьми выше стремления к индивидуальному достижению. Нельзя сказать, какой из этих двух путей лучше. Я считаю, что мы должны признать оба как потенциально здоровыми, так и потенциально патологическими.
Например, скромный и заботливый человек может стать созависимым, а созависимость в своих крайних проявлениях приводит к стокгольмскому синдрому. Последним термином обозначают парадоксальный переход враждебности, которую испытывают захваченные заложники к своим похитителям, в сочувствие к ним. Вместо того чтобы ненавидеть негодяев, жертвы начинают ими восхищаться и не желают расставаться с ними. Синдром получил свое название, после того как банда преступников, ограбив один стокгольмский банк, взяла в заложники нескольких его сотрудников и удерживала их в подвале банка в течение шести суток. К всеобщему удивлению, жертвы настолько сблизились с грабителями, что отказались от помощи в освобождении. Когда все осталось позади, заложники продолжили поддерживать своих бывших обидчиков.
То, что происходило в подвале банка, является на самом деле старым как мир свойством человеческой натуры. Это свойство получило наименование за несколько десятилетий до событий в Стокгольме. В классической книге дочери Зигмунда Фрейда, Анны Фрейд, вышедшей в 1936 году, «Эго и механизмы защиты», автор описала форму психологического самосохранения, с помощью которой отчаявшиеся люди порой подсознательно справляются с травмирующей ситуацией.
Анна Фрейд, занимавшаяся психоанализом детей, предположила, что, идентифицируя себя с агрессором, как она это назвала, ребенок защищается от чувства беспомощности и уязвимости9. Он отождествляет себя с угрожающим ему человеком и стремится остаться с ним. В поразительном, почти парадоксальном превращении, на которое способно лишь подсознательное, враждебность магическим образом становится желанием слиться с врагом.
Вот как определяет это сама Анна Фрейд: «Обезличивая агрессора, присваивая себе его черты или имитируя его агрессию, ребенок превращает себя из объекта агрессии в ее субъект»10. Анна Фрейд писала о своих наблюдениях за развитием супер-эго у детей, но и взрослые могут прибегать к такому защитному механизму, который автор очень метко называет идентификацией с агрессором.
В более общей форме Анна Фрейд, а вслед за ней и другие психоаналитики охарактеризовали этот защитный механизм как формирование реакции. Используя формирование реакции, человек подсознательно защищается от неприемлемых, невыносимых чувств, осознанно сближаясь с противником.
Самый, пожалуй, знаменитый пример подобного в английской литературе — реплика Гертруды в третьем акте «Гамлета»: «Эта женщина слишком щедра на уверения, по-моему». В пьесе внутри пьесы, задуманной Гамлетом, для того чтобы задеть больную совесть короля, актер-королева клянется в случае смерти супруга никогда больше не выходить замуж. Это обещание открывает проницательной Гертруде нечто противоположное, то, что совершила она сама.
Мы видим такие реакции, когда не слишком твердые в религиозной вере люди проклинают неверующих; ненавидящие кого-либо выказывают к нему пылкую любовь; завистники громче всех кричат, что зависть — это смертный грех; стремящиеся к богатству осуждают богачей; люди, подавляющие ярость, ведут себя, насколько это возможно, бесстрастно; жаждущие убийства выставляют себя пацифистами.
Разница между лицемерием и формированием реакции заключается в роли подсознания. Лицемер знает, что лжет. Человек, переживающий формирование реакции, искренне убежден, например, в своем пацифизме, хотя в его подсознании бушует жажда крови.
Предыстория
Вариант СОДВ, которым страдает Мэри, больше всего распространен среди добрейших людей, искренне стремящихся помогать ближним, жертвуя порой своими интересами. Современная жизнь с ее возможностью немедленного доступа к чему угодно облегчает реализацию желания решать самые разнообразные чужие проблемы.
Помимо наследственности на становление Мэри как «палочки-выручалочки» повлияло семейное воспитание. Мать Мэри, Флэннери, была одаренной скрипачкой и набожной католичкой. Она полюбила талантливого дирижера Девона Дэвида, когда училась в Тэнглвуде, летней резиденции Бостонского симфонического оркестра, где они встретились, когда обоим было чуть за двадцать.
Флэннери показалось, что она воспарила к небу, когда Девон обратил на нее внимание. Знатоки и ценители искусства окрестили его «нашим вторым Ленни» в честь всеобщего любимца — композитора, пианиста и дирижера Леонарда Бернстайна. В то лето в Тэнглвуде ярко светила звезда Девона, затмившего всех прочих музыкантов. То, что Девон был не только талантливым дирижером, но и любителем женщин и самовлюбленным нарциссом, нимало не тревожило Флэннери. Она жила ради его взглядов, прикосновений и поцелуев. Девон легко и непринужденно ее соблазнил.
За четыре года их брака Флэннери родила троих детей. Она отказалась от музыкальной карьеры, посвятив себя воспитанию детей и предоставив Девону свободу творческого роста, что требовало постоянных гастролей. Подобно другим нарциссам, Девон впадал в неописуемую ярость, если ему казалось, что к нему проявляют пренебрежение, умаляют его заслуги или отказываются повиноваться. Обычно Девон возвращался домой, уже готовый к нападению. Флейтист не попал в ноту, сын оставил игрушку в коридоре — повод находился всегда. Когда Девон приходил в ярость, за словами очень скоро следовали действия — пощечины и битье посуды. Все заканчивалось скандалом, а иногда и кровью.
Никто не смел ему перечить до тех пор, пока не вмешалась подросшая дочь Мэри — это случилось, когда ей было четыре года. Старшая из троих детей, Мэри стала защищать братьев и маму, научившись читать жесты и мимику отца. Она инстинктивно поняла, какое поведение предвещает вспышку ярости. Отец мог вскинуть бровь, начать нервно протирать очки, откашливаться на высокой ноте. Иногда у него вдруг дергался левый безымянный палец, иногда отец начинал говорить непривычно тихим голосом или вкрадчиво спрашивал: «Что ты сказала? Как прошел день?» Любое из этих малозаметных изменений могло оказаться предвестником извержения, и Мэри стала предвосхищать его.
Научившись распознавать предупреждающие сигналы, Мэри, одаренное дитя, одновременно нашла способ гасить отцовскую ярость в зародыше. Она поняла, что папа очень любит, когда она обнимает его за пояс, но не хватает при этом за руки. Она заметила, что он мгновенно успокаивается, стоит ей сделать «колесо» на ковре в гостиной, но легко выходит из себя, если слышит фальшивую ноту на пианино. Она узнала, что отцу нравится, когда она говорит «Я тебя люблю», и что он немедленно вспыхивает, если ему задать вопрос или попросить что-то сделать. Когда Мэри стала старше, мама научила ее не упоминать вслух о женщинах, с которыми открыто флиртовал Девон.
В пять лет Мэри стала личным барменом Девона. Когда он просил ее принести выпить, девочка доставала из холодильника кубики льда, высыпала их в хрустальный стакан, наливала, сколько нужно, виски и добавляла содовую. В шесть лет Мэри научилась подавать мартини. Не всякий шестилетний ребенок сумеет отрезать тонкий ломтик лимона, протереть им край стакана и выжать в напиток. Но самое удивительное заключалось в том, что Мэри научилась отмерять алкоголь так, чтобы он производил на отца нужный эффект — то есть укладывал его спать прежде, чем случится очередная вспышка ярости.
Если бы вы в то время спросили девочку, как она до такого додумалась, она едва ли смогла бы ответить вам что-то вразумительное, но она делала это каждый день, когда отец был дома. Никто из домочадцев никогда вслух не говорил о ее спасительном таланте. Мать и братья боялись, что отец разгадает хитрые маневры Мэри, это стало бы катастрофой. Все притворялись, что не замечают волшебства Мэри. Флэннери ни на минуту не сомневалась в том, что это бог ниспослал дочери дар усмирять дьявола в Девоне, и каждый вечер в своих молитвах благодарила бога и дочь.
Когда Мэри поступила в колледж и уехала из дома, вся семья в ужасе затаила дыхание, но тут в дело вмешалась судьба. У Девона произошел геморрагический инсульт, парализовавший его и лишивший способности дирижировать и драться.
Цена жестокого обращения
Детские травмы, нанесенные Мэри злобным самовлюбленным отцом, сделали ее невероятно щедрой женщиной, обладавшей способностью исцелять душевные травмы окружающих. Год за годом Мэри оттачивала это благородное мастерство и в конце концов научилась в совершенстве применять его и вне дома. В сравнении с отцом большинство встречавшихся Мэри «злодеев» казались сущими ангелами, и справляться с ними было легко и просто. Одним из примеров торжества ее подхода стало общение со Стэном.
Но за это приходилось платить. Сама того не сознавая, Мэри вкладывала слишком много душевных сил в благополучие Стэна и других несчастных сотрудников. В результате она утратила способность сосредоточиваться на работе, не говоря уже о нуждах своей семьи.
По мере того как росла подавленность и моральная усталость Мэри, ухудшалось и ее физическое самочувствие, несмотря на регулярное посещение спортивного зала. Ее начали мучить постоянные боли в шее и плечах; она перестала спать по ночам. Врач назначил Мэри антидепрессанты и направил ее к психотерапевту. Через несколько недель она ощутила первые эффекты от приема лекарства. Оно приглушило отрицательные эмоции, но одновременно лишило Мэри остатков либидо. Кроме того, она обнаружила, что лекарство подавило умственную работоспособность. К психотерапевту Мэри так и не собралась, но врач настоял на продолжении приема лекарства, уверив в его безвредности и эффективности.
Доктор успокоил пациентку, сказав ей, что это «по крайней мере что-то». Однако, к сожалению, Мэри требовалось нечто большее, чем просто «что-то».
В нашем мире такие люди, как Мэри, часто принимают и нейтрализуют яд, изливаемый в мир самовлюбленными эгоистами. При этом альтруисты зачастую и сами не понимают, какой опасности они подвергают себя и своих близких. Я уже упоминал, что женщины чаще попадают в ловушку, решаясь на самопожертвование, но, естественно, риску получить проблемы подвержены добрые и щедрые люди обоего пола.
В таблице 5.1 приведены положительные и отрицательные стороны характера «палочек-выручалочек».
Таблица 5.1. Положительные и отрицательные стороны характера «палочек-выручалочек»
Положительные стороны
Отрицательные стороны
Завоевывает доверие и благодарность большинства людей, с которыми имеет дело
С большим трудом принимает похвалы, деньги или другое вознаграждение, даже если оно вполне им заслужено
Заботится о других без колебаний, не нуждается для этого в просьбах
Очень неохотно соглашается на чужую помощь
Быстро поднимается вверх по служебной лестнице
Каждое повышение по работе воспринимает с чувством вины, даже если оно более чем заслуженное
Очень чувствителен, часто замечает конфликты, невидимые для большинства окружающих
Легко обижается, часто принимает за тяжкие оскорбления совершенно невинные замечания
Не допускает даже мелких невинных замечаний в чужой адрес, которые могут обидеть человека
Не может быть до конца объективным и откровенным
Стремится разрешать конфликты
Не разрешает конфликты до конца, чтобы не обидеть ни одну из конфликтующих сторон
Всегда может обрисовать любую ситуацию в светлых или хотя бы не в очень мрачных тонах
Иногда напоминает поведением Полианну[9], которая пытается найти повод для оптимизма даже в самом печальном событии
Непредвзят, способен видеть нюансы чужого поведения
Испытывает большие затруднения, когда чьи-то действия надо однозначно осудить
Часто становится главным источником успеха компании, но охотно уступает другим славу
Чувствует смущение, когда его хвалят
Люди, подобно Мэри теряющие способность сосредоточивать внимание из-за альтруизма и врожденной и непреодолимой чувствительности к чужим нуждам, составляют довольно многочисленный пласт общества. Каждый день мы читаем о личностях совершенно противоположного типа — о талантливых самовлюбленных нарциссах, строящих империи, но разрушающих вокруг себя человеческие жизни. О людях, похожих на Мэри, мы всегда узнаём в контексте интересных человеческих историй или из рассказов о патологической стороне такого типа личности — о созависимости и вредной привязанности.
В этой главе я немного расширил рамки, чтобы показать силу, которой обладают люди, похожие на Мэри, и те блага, какими они способны одаривать общество. С другой стороны, они очень часто упускают заслуженные ими преимущества. Именно поэтому важно, чтобы нашлись люди, способные поддержать «палочку-выручалочку». Мэри требовалась помощь психотерапевта для сохранения не только брака, но и физического здоровья и благополучия. Мэри нуждалась в чем-то получше антидепрессанта, почти машинально назначенного ей лечащим врачом. Она должна была осознать положительные и отрицательные стороны своей невероятной способности оценивать состояние окружающих и при необходимости улучшать его.
Парадоксально, но то, что спасало ее в детстве, начало портить ей жизнь, когда она стала взрослой. Мы часто наблюдаем этот парадокс: люди разрушают себя поведением, которое когда-то выручало их. Если мы отвлечемся на минуту от Мэри и вспомним о детях, убегающих в мир своих фантазий, чтобы спастись в нем, о детях, которые учатся мастерски лгать, чтобы избежать гнева садиста-отца, о детях, угождающих другим, чтобы уйти от опасности, — мы поймем, насколько разрушительными становятся эти же стратегии, когда к ним прибегают взрослые люди.
Для того чтобы помочь Мэри сосредоточиться на себе, вместо того чтобы жертвовать всем ради других, мне пришлось обезвредить заложенную в ней с детства мину замедленного действия. С самого раннего возраста Мэри не могла выплеснуть наружу гнев, который постоянно накапливался в ее душе. Ей нельзя было выказывать недовольство отцом, так как она знала, что если даст себе волю — и она сама, и ее братья, и мама неминуемо погибнут. В результате Мэри выработала иной способ поведения — противоположный тому, которого требовали ее сокровенные, истинные чувства.
Работа с Мэри потребовала довольно долгого времени. Для ее проблем не существует быстрых решений. Мы живем в мире, где психиатрия стала чем-то вроде ресторана быстрого питания, и эффекта от нее ждут приблизительно такого же. Современные люди нетерпеливы, их уже не устраивает длительная психотерапия, ее считают неэффективной, нескончаемой и разлагающей. Они чаще полагаются на быстрое психиатрическое вмешательство — назначение лекарств. Таблетка действует практически моментально и безболезненно, кроме того, она удобна, стоит относительно недорого и к тому же часто и в самом деле помогает. Как я уже говорил, я тоже нередко назначаю больным лекарственные препараты. Но я, кроме того, понимаю, что только таблетками оказать больному полноценную помощь невозможно.
Нам предстоит изрядно потрудиться, для того чтобы вернуть заслуженное уважение психотерапии, требующей достаточно длительного времени для изменения вредоносных элементов человеческого поведения, а для этого требуется — если прибегнуть к старомодному выражению — прорабатывать ситуацию. Так как выживание Мэри и ее семьи в свое время зависело от способности девочки держать в узде разгневанное подсознание, мне для начала пришлось придать доверительность нашим отношениям и только потом будить дремлющий гнев. И еще до того как эти отношения завязались, непосредственно в процессе их установления, я учил Мэри, как, заботясь о других, одновременно не забывать о себе и своих нуждах и потребностях. Самое главное — мне удалось убедить ее, что она теперь взрослый человек и может позволить другим самим позаботиться о себе.
Однако все это потребовало довольно долгого времени. Как и другие герои моей книги, Мэри пришла ко мне, когда впала в отчаяние. Когда мы чувствуем, что все потеряно, что нам конец и что мы безнадежно уязвимы, — это моменты, когда при небольшой посторонней помощи мы оказываемся способны достичь того, что было невозможно раньше.
Вот что заметил больше века назад Генри Джеймс: «Большинство людей — физически, интеллектуально и морально — живут в очень ограниченном круге внутри своего потенциального бытия. Они пользуются очень малой частью возможного сознания и своими душевными силами вообще. Это все равно как если бы человек из всех возможных для него телесных движений ограничился бы шевелением одним пальцем. Сильные потрясения и великие бедствия показывают, насколько неисчерпаемыми являются наши возможности, насколько неожиданными и мощными оказываются наши способности к выживанию»11.
Кризис, заставляющий человека заглянуть глубоко внутрь в себя, оборачивается благом. Именно в тяжелый момент мы обретаем способность очнуться, содрогнуться и измениться. Но, естественно, кризис может и окончательно погубить человека. Как он закончится — спасет или погубит, — зависит не просто от того, как человек отнесется к ситуации, но и, что более важно, как он справится с пламенем эмоций, вызванных кризисом. Иными словами, способность противостоять эмоциям, а не бежать от них или нападать на воображаемого врага, определяет мудрость, с какой этот человек может справиться с ситуацией.
Ключевым моментом в способности подавлять эмоции является умение обратиться к помощнику — не тревожиться в одиночку, как говорил мой старый учитель. Тревога в одиночестве, особенно в период кризиса, почти неизбежно ведет к катастрофе. Но если вы переживаете беспокойство вместе с подходящим человеком, то кризис, скорее всего, откроет вам истинную сущность ваших проблем. Сильная эмоция может уничтожить человека, разорвать его на части, но если ею умело распорядиться, то она послужит скальпелем, вскрывающим застарелый душевный гнойник, ибо только эмоция оправдывает и делает возможным такое хирургическое вмешательство.
Восемьдесят лет назад Хосе Ортега-и-Гассет писал:
«Присмотритесь к окружающим вас людям, и вы увидите, что они блуждают по жизни наугад, что они подобны личностям, спящим в счастье и в горе и имеющим самое смутное впечатление о том, что с ними происходит… Жизнь — в самом своем начале — это хаос, в котором так легко заблудиться. Человек подозревает об этом, но боится взглянуть в глаза ужасной реальности и пытается скрыться от нее завесой фантазии, в которой все ясно и понятно. Человека нисколько не беспокоит, что его “идеи” неверны, он использует их как траншеи, в которых он обороняет свое бытие, как пугала, которыми он отгоняет реальность прочь от себя.
Читать бесплатно другие книги:
