Заговор Кассандры Ладлэм Роберт
Как только офицеры разошлись, Ричардсон направился к Прайсу, который в эту самую секунду думал, до какой степени генерал напоминает ему хорохорящегося петуха.
— Обожаю этих парней! Находясь рядом с ними, буквально ощущаешь запах сражения!
— А мой нюх подсказывает, что ты едва не проболтался, Фрэнк, — сухо произнес Прайс. — Если бы мне не удалось привлечь твое внимание, ты бы выложил им всю подноготную.
Ричардсон бросил на него испепеляющий взгляд.
— Уж позволь мне самому решать, о чем говорить. — Он распахнул дверь. — Идем. Мы опаздываем.
Они вышли на улицу и, оказавшись под синим безоблачным небом, торопливо зашагали по гаревой дорожке, огибавшей здание.
— Рано или поздно политики осознают, что руководить этой страной через опросы общественного мнения — самоубийство, — хмуро произнес Ричардсон. — Стоит признаться в том, что вы собираетесь хранить “Эболу” или культуру чумы, и ваш рейтинг круто пойдет вниз. Это безумие!
— Твои аргументы стары как мир, — отозвался Прайс. — Позволь напомнить, что наша главная трудность — контроль за биологическим оружием. Мы и русские договорились открыть свои хранилища для инспекций международных наблюдателей. Наши лаборатории, научные и производственные центры, системы доставки — все должно быть рассекречено. Поэтому политикам ничего не надо “осознавать”. Для них биологическое оружие — пройденный и забытый этап.
— Особенно когда оно вновь вынырнет из небытия и ухватит их за задницу, — язвительно произнес Ричардсон. — И тогда политики поднимут вой: “А где же наши запасы?”
— И ты принесешь их на блюдечке, — заметил Прайс. — С помощью доброго доктора Бауэра.
— Хвала всевышнему, что такие люди существуют, — процедил генерал сквозь стиснутые зубы.
Позади здания располагалась маленькая круглая посадочная площадка. На ней стоял вертолет “джет рейнджер” с гражданскими опознавательными знаками. Его лопасти лениво вращались. Увидев пассажиров, пилот принялся разогревать турбины.
Прайс уже хотел забраться в пассажирский салон, когда Ричардсон остановил его.
— Та операция в Венеции... — заговорил он, перекрывая голосом нарастающий вой двигателей. — Надеюсь, она завершилась благополучно?
Прайс покачал головой.
— Удар был нанесен в полном соответствии с планом, — ответил он. — Однако возникли неожиданные последствия. Необходимые меры будут предприняты в самое ближайшее время.
Ричардсон хмыкнул и, поднявшись вслед за Прайсом в кабину, пристегнулся к креслу. При всем его уважении к Прайсу и Бауэру они были всего-навсего гражданскими. Только солдат знает, что без неожиданностей не обходится ни одно дело.
Вид на остров Биг-Айленд с высоты трех километров неизменно завораживал Ричардсона. На роскошном побережье Кона-Кост будто громадные океанские лайнеры возвышались здания фешенебельных отелей. Чуть дальше в глубь суши чернели поля затвердевшей лавы, зловещие, словно поверхность Луны. И лишь в центре мертвой пустыни кипела жизнь: в кратере вулкана Килауэа алела магма, изливающаяся из глубин земной коры. Сейчас вулкан был спокоен, но Ричардсону довелось видеть его во время извержений. Процесс создания новых участков суши на планете — это зрелище он никогда не мог забыть.
Вертолет помчался вдоль края лавового поля, и внизу появился бывший Форт-Говард. На его территории, занимавшей несколько гектаров между лавой и берегом океана, некогда располагался военный медицинский центр, специализировавшийся на лечении тропических заболеваний, в том числе проказы. Несколько лет назад Ричардсон, воспользовавшись своими связями, добился перемещения центра в другое место. Он лично отыскал продажного сенатора от штата Гавайи и с помощью закулисных махинаций провел через Конгресс проект строительства за государственный счет новенькой клиники на острове Оаху. В благодарность за это сенатор, член комиссии по наблюдению за имуществом вооруженных сил США, дал Ричардсону “добро” на консервацию Форт-Говарда и продажу его частной компании.
У Ричардсона уже был покупатель — биохимическая фирма “Бауэр-Церматт AG” со штаб-квартирой в Цюрихе. После того как в личный сейф сенатора перекочевали ее акции на сумму в двести тысяч долларов, он обязался проследить за тем, чтобы его комитет более не проявлял интереса к новому предприятию.
— Пройдитесь над комплексом, — велел пилоту генерал.
Вертолет накренился, открывая перед Ричардсоном панораму территории, раскинувшейся внизу. Даже с высоты он видел, что предприятие окружено новым надежным ограждением — трехметровым забором “циклон” с колючей проволокой. На четырех вышках дежурили люди в военной форме. Бронированные джипы “хамви”, стоявшие у каждой из вышек, придавали им еще более внушительный вид.
Однако сама территория казалась вымершей. Под палящими лучами тропического солнца стояли складские помещения, ангары и здания лабораторий, но вокруг не было ни души. Только старый, заново перекрашенный командный пункт, рядом с которым было припарковано несколько джипов, выглядел жилым. В общем и целом комплекс производил впечатление законсервированного военного объекта, по-прежнему закрытого для всех, кроме нескольких местных жителей, обслуживающих остатки персонала.
Но это впечатление было обманчивым. То, что некогда было Форт-Говардом, теперь находилось под землей на глубине трех этажей.
— Разрешение на посадку получено, генерал, — доложил пилот.
Ричардсон в последний раз выглянул в иллюминатор и увидел похожую на игрушку фигурку, следившую за вертолетом.
— Приземляйтесь, — распорядился он.
Это был невысокий плотный мужчина лет шестидесяти с зачесанными назад седыми волосами и аккуратно подстриженной эспаньолкой. Он стоял, расставив ноги, выпрямившись в струну и заложив руки за спину, — солдат минувших сражений.
Доктор Бауэр следил за тем, как вертолет снизился и, зависнув над травянистой посадочной площадкой, наконец опустился на землю. Он знал, что гости явились с неприятными расспросами. Пока замедлялось вращение винтов, он еще раз тщательно обдумал, что им сказать. Герр доктор не привык оправдываться и объясняться.
Компания, учрежденная прадедом Бауэра, уже более сотни лет занимала ведущие позиции в области химических и биологических технологий. “Бауэр-Церматт AG” являлась держателем огромного количества патентов, доныне приносивших солидные барыши. Инженеры и исследователи компании разрабатывали и производили таблетки и микстуры, которые можно встретить в любом доме; одновременно они поставляли на рынок редкие медикаменты, принесшие фирме множество международных гуманитарных наград.
Однако, помимо производства лекарств и вакцин, сбываемых в страны “третьего мира”, деятельность “Бауэр-Церматт AG” имела и темные стороны, о которых предпочитали умалчивать высокооплачиваемые специалисты-рекламщики и глянцевитые брошюры. В годы первой мировой войны фирма разработала особо токсичную разновидность горчичного газа, который принес медленную смерть тысячам солдат Антанты. Четверть века спустя компания снабжала германские фирмы некими химикатами, которые, будучи смешаны в нужных пропорциях, образовывали вещество, использовавшееся в газовых камерах смерти в Восточной Европе. Также компания курировала бесчеловечные эксперименты доктора Йозефа Менгеле и других нацистских медиков. После войны многие преступники и их пособники были выявлены и повешены, но “Бауэр-Церматт”, прикрывшись анонимностью швейцарских законов, втайне продолжала исследования гитлеровцев. Владельцы и руководители фирмы отрицали всяческую свою причастность к судьбе собственной продукции, как только та покидала пределы Альп.
Во второй половине XX столетия доктор Карл Бауэр не только удержал семейное предприятие на передовых рубежах производства легальных препаратов, но и расширил тайные программы разработки биохимического оружия. Словно прожорливая саранча, Бауэр набрасывался на самые благодатные нивы: Ливию Муамара Каддафи, хусейновский Ирак, племенные диктатуры Африки, семейственные режимы Юго-Восточной Азии. Он привозил с собой лучших специалистов, самое современное оборудование; в благодарность его осыпали богатствами, которые перемещались на цюрихские счета набором одной компьютерной строки.
В то же самое время Бауэр поддерживал и укреплял связи с военными кругами как в США, так и в СССР. Великолепный знаток глобальной политики, он предвидел распад Советского Союза и неизбежное поражение обновленной России в борьбе за демократию. Там, где сливались потоки упадка России и крепнущего мирового господства Штатов, доктор Бауэр ловил рыбку в мутной воде.
Бауэр шагнул вперед, приветствуя посетителей:
— Джентльмены...
Обменявшись рукопожатиями, трое мужчин двинулись к крыльцу двухэтажного командного здания, выстроенного в колониальном стиле. По обе стороны роскошного, отделанного деревянными панелями вестибюля располагались кабинеты сотрудников, выбранных лично Бауэром. Эти люди исполняли в комплексе административные обязанности. Дальше по коридору находились тесные клетушки, в которых корпели ассистенты, скармливая компьютерам результаты лабораторных экспериментов. В самом конце коридора были два лифта. Один из них прятался за дверью, открывающейся только магнитной карточкой. Этот скоростной аппарат производства “Хитачи” соединял подземные лаборатории с командным пунктом. Второй лифт напоминал своим видом изящную бронзовую клетку для птиц. Трое мужчин вошли внутрь и несколько секунд спустя оказались в личном кабинете Бауэра, целиком занимавшем второй этаж.
Этот кабинет мог принадлежать колониальному губернатору XIX века. Полированные паркетные полы были устелены старинными восточными коврами; на стенах висели книжные полки красного дерева и предметы искусства южно-тихоокеанского региона. Массивный стол Бауэра стоял у высокого, от пола до потолка окна, из которого открывался вид на территорию комплекса, прибрежные скалы и далекие черные лавовые поля.
— С тех пор, когда я был здесь в последний раз, роскоши изрядно прибавилось, — сухо заметил Ричардсон.
— Чуть позже я покажу вам производственные и жилые помещения, а также комнаты для отдыха, — отозвался Бауэр. — Жизнь в комплексе — не сахар. Мои люди имеют лишь один отпуск в месяц и только на три дня. Затраты на благоустройство вполне оправдывают себя.
— Ох уж эти отпуска... — пробормотал Ричардсон. — Вы предоставляете своих людей самим себе?
Бауэр негромко рассмеялся.
— Ни в коем случае. Мы отправляем их на роскошный курорт. За ними следят, но они об этом даже не догадываются.
— Из одной золоченой клетки в другую, — подал голос Прайс.
Бауэр пожал плечами:
— До сих пор никто не жаловался.
— Это неудивительно, если учесть, сколько им платят, — сказал Прайс.
Бауэр подошел к тележке, заставленной изысканными напитками.
— Не желаете ли что-нибудь выпить?
Ричардсон и Прайс попросили свежий ананасовый сок со льдом и нарезанными фруктами. Бауэр по своему обыкновению ограничился минеральной водой.
Наконец гости уселись, и доктор занял место за своим столом.
— Джентльмены, позвольте мне подвести краткие итоги. Проект, которому каждый из нас отдал пять лет жизни, почти готов принести первые плоды. Насколько вам известно, в период правления администрации Клинтона оспа, которая должна была исчезнуть в 1999 году, получила отсрочку. В настоящее время ее культура имеется в двух местах: в ЦЗЗ — Центре заразных заболеваний в Атланте, а также в России, в “Биоаппарате”. Весь наш замысел полностью зависит от возможности получить образец вируса оспы. Попытки добыть его в ЦЗЗ провалились: там слишком бдительная охрана. Однако в “Биоаппарате” обстановка иная. Воспользовавшись острой нуждой русских в твердой валюте, я сумел достичь определенных результатов и рад сообщить вам, что в ближайшие дни курьер с образцом оспы вылетает из России.
— Ваши русские партнеры гарантируют доставку вируса? — спросил Ричардсон.
— Разумеется. Если случится невероятное и курьер не сможет войти в контакт с нашими людьми, вторая половина денег не будет выплачена. — Бауэр помолчал, облизывая острые мелкие зубы. — В таком случае русских ждут и иные, более серьезные последствия, и они прекрасно об этом знают.
— И тем не менее определенные затруднения все же возникли, — отрывисто бросил Ричардсон. — Я имею в виду происшествие в Венеции.
Вместо ответа Бауэр вложил диск в DVD-проигрыватель. Ровная синева экрана уступила место мелькающим изображениям, потом на нем отчетливо возникла площадь Св. Марка.
— Эти кадры сняты итальянским журналистом, который отдыхал на площади с семьей, — пояснил Бауэр.
— Имеется ли эта запись у кого-нибудь еще? — тут же спросил Прайс.
— Нет. Мои люди немедленно перехватили итальянца. Теперь ему не только не придется тратиться на образование детей — он может уйти на покой. Что он, в сущности, и сделал. — Бауэр указал на экран. — Человек справа — Юрий Данко, высокопоставленный офицер медицинского отдела российской службы безопасности.
— А тот, что слева, — Джон Смит, — добавил Прайс. Он посмотрел на Ричардсона. — Мы с Фрэнком знаем Смита с тех пор, когда он участвовал в ликвидации проекта Хейдса. До того он служил в ИИЗА США. Прошел слух, что у него есть связи в секретных медицинских подразделениях России. АНБ хотело ими воспользоваться, но Смит отказался предоставить свой источник. Сказал, что такого источника у него нет.
— И теперь вы его видите. Это Юрий Данко, — продолжал Бауэр. — Месяц назад ко мне начали поступать доклады о том, что Данко перевели в “Биоаппарат” и он проявляет излишнее любопытство. Едва мы приступили к подготовке курьера, Данко скрылся из страны. Однако он слишком торопился и совершил много промахов. Русские узнали о том, что он в бегах, и сообщили мне об этом.
— И вы напустили на него наемных убийц, — сказал Ричардсон. — Вам следовало выбрать кого-нибудь получше.
— Исполнители имели высочайшую квалификацию, — ледяным тоном отозвался Бауэр. — Я и прежде пользовался их услугами и всегда оставался доволен результатом.
— Но только не в этот раз.
— Было бы лучше настичь Данко еще в Восточной Европе, — признал Бауэр. — Однако это не удалось. Он быстро перемещался, умело заметая следы. Самым удобным для нас местом оказалась Венеция. Как только мои люди доложили о встрече Данко с другим человеком, я сразу понял, что его тоже необходимо ликвидировать.
— Но это не было сделано, — заметил Прайс.
— Промах, который будет исправлен, — сказал Бауэр. — В то время мы даже не догадывались, с кем Данко войдет в контакт. Главное — он мертв. То, что он знал, умерло вместе с ним.
— Если только он не успел передать сведения Смиту, — вклинился Ричардсон.
— Изучите запись, — предложил Бауэр. — Проверьте хронометраж.
Он вновь включил диск на воспроизведение. Ричардсон и Прайс внимательно смотрели на экран. Бойня на площади Св. Марка длилась лишь несколько секунд.
— Прокрутите опять, — велел Прайс.
В этот раз гости сосредоточили свое внимание на встрече Данко и Смита. Ричардсон включил таймер, отсчитывая секунды разговора и следя за руками Данко. Он ничего не передал Смиту.
— Вы правы, — сказал наконец Прайс. — Данко появился, сел за столик, заказал кофе, они со Смитом перебросились словцом...
Бауэр вынул две копии расшифровки беседы и протянул гостям.
— Эту запись приготовил специалист, чтец по губам. Обычная болтовня и ничего более.
Ричардсон просмотрел запись.
— Похоже, вы не ошиблись: у Данко не было возможности что-либо сказать. Но Смит на этом не остановится. Он будет копать упорно и глубоко. — Генерал выдержал паузу. — Как знать, быть может, у него есть и другие источники в военных кругах России.
— Я понимаю это, — отозвался Бауэр. — Поверьте, я не склонен недооценивать доктора Смита. Я пригласил вас сюда именно для того, чтобы решить, что с ним делать.
Прайс, перелистывавший кадры при помощи дистанционного пульта, вывел на экран неподвижную картинку.
— Этот добрый самаритянин кажется мне знакомым, — сказал он.
— По моим сведениям, он назвался итальянским врачом.
— Полиция допросила его?
— Нет. Он скрылся в толпе.
— О ком ты, Тони? — спросил Ричардсон. Зазвонил мобильный телефон Прайса. Он раскрыл его, представился, потом поднял палец, переводя взгляд с Ричардсона на Бауэра и обратно.
— Здравствуйте, инспектор Дионетти. Рад, что вы позвонили. У меня к вам несколько вопросов о втором человеке, который был на месте перестрелки...
Дионетти сидел в своем роскошном, полном книг кабинете, любуясь этрусской вазой.
— Вы просили сообщить, если кто-нибудь станет расспрашивать меня о братьях Рокко, — сказал он.
— И что же?
— Мой старый друг Питер Хауэлл, бывший сотрудник САС...
— Я знаю, кто он, — перебил Прайс. — Чего он хотел?
Дионетти пересказал Прайсу свой разговор с англичанином и напоследок добавил:
— Сожалею, что не смог вытянуть из него больше. Но задавать слишком много вопросов было бы...
— Что вы ему сказали?
Дионетти облизнул губы.
— Хауэлл спросил, удалось ли нам опознать трупы. Я ответил, что это братья Рокко. У меня не было другого выхода. У Хауэлла много связей в Венеции. Если бы не сказал я, сказал бы кто-нибудь еще.
— Это все? — осведомился Прайс.
— Он видел последствия взрыва...
— И вы выболтали, что мина была снаряжена С-12.
— А что еще мне оставалось делать? Прайс служил в армии, он отлично разбирается в подобных вещах. Послушайте, Антонио. Хауэлл вылетел в Палермо, откуда приехали Рокко. Он путешествует в одиночку, его нетрудно застать врасплох.
Прайс обдумал слова итальянца.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Но если Хауэлл позвонит вам из Палермо, немедленно сообщите мне об этом.
Он дал отбой и посмотрел на экран.
— Это Питер Хауэлл, — сообщил он остальным, после чего вкратце передал содержание своей беседы с Дионетти и перечислил этапы карьеры Хауэлла.
— Что у такого человека может быть общего со Смитом? — спросил Бауэр.
— Он его прикрывал, — мрачно произнес Ричардсон. — Смит не дурак. Он и не думал встречаться с Данко наедине. — Генерал повернулся к Прайсу. — У этого мерзавца Дионетти длинный язык. Можно ли ему доверять?
— Можно, покуда мы его кормим, — ответил Прайс. — Без нас он окажется на грани банкротства. И тогда пятисотлетняя история знатного рода... — он щелкнул пальцами, — пойдет прахом! Такие дела. Но Дионетти прав: Хауэлл так или иначе узнал бы о братьях Рокко и о взрывчатке.
— Похоже, нам угрожает не только Смит, — заметил Бауэр.
— Верно. Однако Палермо — опасное место. Даже для такого человека, как Хауэлл.
Глава 7
Прибыв из Хьюстона на базу Эндрюс, Смит сразу отправился домой в Бетезду. Там он принял душ, собрал вещи на неделю и заказал такси до аэропорта Даллес.
Он уже включал охранную сигнализацию, когда зазвонил телефон.
— Это Клейн. Ты все приготовил?
— Я забронировал билет на “Дельту” до Москвы, сэр. Вылет через три часа.
— Отлично. Я говорил с президентом. Он разрешил нам действовать по собственному усмотрению — но действовать быстро.
— Понял, сэр.
— Вот сведения, которые тебе пригодятся... — Растолковав Смиту подробности, Клейн добавил: — Я знаю о том, что произошло между тобой и Рэнди Рассел, Джон. Не позволяй личным отношениям помешать делу.
Смита охватил приступ раздражения, но он взял себя в руки. Клейн явно не страдал чрезмерной тактичностью.
— Буду докладывать каждые два часа, сэр.
— Желаю удачи. Надеюсь, русские сумеют справиться с затруднениями, в чем бы они ни заключались.
Пока самолет L-1011 компании “Дельта” поднимался в ночное небо, Смит уютно устроился в комфортабельном кресле салона бизнес-класса. После легкого ужина он проспал всю дорогу до Лондона. Дозаправившись, лайнер продолжал свой путь на восток и ранним утром приземлился в Шереметьево. Смит путешествовал по военным документам, и у него не возникло никаких трудностей ни с таможней, ни с пограничной службой. После сорокаминутной поездки в такси он прибыл в новую гостиницу “Шератон”, неподалеку от Красной площади.
Повесив на дверь табличку “Не беспокоить”, Смит смыл с себя дорожную пыль и проспал еще четыре часа. Как любой другой солдат, он уже давно овладел искусством отдыхать при первой возможности.
Чуть позже полудня он вышел под хмурое весеннее небо Москвы и прошагал шесть кварталов до крытой галереи напротив здания XIX века. Здесь располагались роскошные магазины, торгующие всем подряд: от мехов и косметики до бесценных икон и сибирских “голубых” бриллиантов. Пробираясь сквозь толпу состоятельных на вид покупателей, Смит гадал, кто из них принадлежит к деловой элите, а за кем стоит явный криминал. В России различие между теми и другими было весьма условным.
И только добравшись почти до конца галереи, он увидел вывеску, о которой ему говорил Клейн. На ней красовались позолоченные русские и английские буквы “Корпорация “Бей Диджитал”.
Сквозь витринное стекло Смит увидел конторку менеджера, встречавшего посетителей, а за ней — ряд компьютерных станций, столь же современных, как те, что встречаются на Уолл-стрит. Элегантно одетые люди деловито и сноровисто исполняли свои обязанности, но внимание Смита привлекла высокая стройная женщина лет тридцати пяти с коротко подстриженными светлыми волосами. У нее был такой же прямой нос и твердый подбородок, как у другой его знакомой, темные глаза... точь-в-точь как у Софии.
Смит глубоко втянул в себя воздух и вошел внутрь. Он уже хотел представиться менеджеру, когда блондинка подняла лицо. На мгновение у Смита перехватило дыхание. Казалось, его София внезапно вернулась к жизни.
— Джон?
Рэнди Рассел не сумела скрыть своего изумления, и ее восклицание вызвало любопытные взгляды коллег. Она торопливо подошла к конторке.
— Пройдем в мой кабинет, — сказала она, стараясь говорить деловым тоном.
Смит вслед за ней вошел в небольшую, но со вкусом отделанную комнату. На стенах висели акварели с изображением побережья Санта-Барбары. Рэнди Рассел закрыла дверь и смерила гостя взглядом.
— Не верю своим глазам, — сказала она, качая головой. — Когда? Как?..
— Рад вновь встретиться с тобой, Рэнди, — негромко произнес Смит. — Очень жаль, что не смог заранее известить тебя о своем приезде. Это решилось буквально в последнюю минуту.
Рэнди прищурила глаза.
— Ты никогда ничего не делаешь без серьезных на то причин, Джон. Как ты узнал, где меня можно найти?
Смит знал, что после трагедии Хейдса Рэнди была назначена агентом ЦРУ в Москве. Однако Клейну стоило немалого труда выяснить, под каким прикрытием она действует и где ее искать.
Смит обвел взглядом комнату:
— Здесь можно говорить, ничего не опасаясь? Рэнди указала на прибор, похожий на DVD-проигрыватель.
— Самое современное устройство для обнаружения “жучков”. К тому же наши чистильщики каждый вечер прочесывают все помещения.
Смит кивнул.
— Прекрасно. Во-первых, я знал, что ты в Москве, но даже не догадывался, где именно. Мне помогли тебя найти. Во-вторых, мне нужна твоя помощь, потому что погиб один хороший человек и я хочу выяснить подоплеку этого.
Рэнди задумалась над его словами. Она умела распознавать обман, даже в устах людей, профессия которых была немыслима без лжи. Инстинкт подсказывал ей, что Смит говорит правду — впрочем, вероятно, не всю.
— Слушаю тебя, Джон.
Смит вкратце объяснил, кем был Данко, потом в мельчайших деталях рассказал о своей встрече с русским, не утаив даже самых отталкивающих подробностей кровопролития на площади Св. Марка. Убийства и насилие нимало не смущали Рэнди Рассел.
— Ты уверен, что наемники не охотились и за тобой тоже? — спросила она.
— Окажись я главным их объектом, уже был бы мертв, — мрачно отозвался Смит. — Но они нацелились на Данко и, только убедившись, что с ним покончено, принялись за меня.
Рэнди покачала головой.
— Рояль-спаситель. Бог мой! Подумать только — ты бросился за ними невооруженный. Тебе повезло, что кто-то другой добрался до них первым. — Она глубоко вздохнула. — Чего же ты хочешь, Джон, — отомстить за Данко или проникнуть в “Биоаппарат”?
— Юрий рисковал своей жизнью, чтобы передать мне некий секрет, — сказал Смит. — Если я его раскрою, то узнаю, кто убил Данко. Но я не сомневаюсь, что кем бы ни был этот человек или эти люди, они связаны с “Биоаппаратом”.
— Что тебе нужно от меня?
— Твои лучшие агенты в России, люди из властных структур, которым ты можешь доверять.
Рэнди повернулась к акварелям.
— Олег Киров, генерал-майор Федеральной службы безопасности. О нем можно сказать теми же словами, которыми ты описал Данко: реалист и патриот, правдив и надежен. Его ближайший помощник — Лариса Телегина. Острый ум, политическое чутье, великолепные навыки работы в поле.
— Я встречался с Кировым, когда работал в ИИЗА США, — сказал Смит. — Однако не настолько хорошо знаю его, чтобы свалиться ему как снег на голову. Ты можешь свести меня с ним?
— Разумеется. Но Киров захочет узнать, действуешь ли ты как официальное лицо. И я, кстати, тоже.
— Я не работаю ни на ИИЗА, ни на другие разведывательные службы. Это истинная правда.
Рэнди бросила на него иронический взгляд.
— Что ж, поверим. — Она подняла руку, предупреждая его возражения. — Послушай, я отлично знаю, как делаются такие дела. И Киров тоже знает.
— Это очень важно для меня, Рэнди... — заговорил Смит, но женщина отмахнулась от его благодарностей, и в комнате воцарилась напряженная тишина. — Я должен сказать тебе кое-что еще, — произнес наконец Смит. — Кое-что личное. — Он поведал Рэнди о своей поездке к могиле Софии, о том, что наконец сумел справиться с горем, вызванным ее смертью. — После похорон я почувствовал, что нам многое нужно сказать друг другу, но мы так и не поговорили. Мы попросту перестали встречаться.
Рэнди в упор смотрела на него.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но в ту пору какая-то часть моего сознания продолжала винить тебя в том, что случилось с Софией. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы преодолеть свою неприязнь.
— Ты по-прежнему винишь меня?
— Нет. Ты ничем не мог ей помочь. Ты не знал ни о Тремонте и его наемниках, ни о том, что София представляет для них угрозу.
— Я должен был услышать это от тебя собственными ушами, — сказал Смит.
Рэнди посмотрела на снимок в рамке, стоявший на ее столе. Они с Софией сфотографировались в Санта-Барбаре незадолго до трагедии. Прошло больше года, но Рэнди до сих пор не могла отделаться от чувства вины за то, что ее не было рядом с сестрой, когда София более всего нуждалась в ее поддержке. Пока София умирала на больничной койке, Рэнди находилась в тысячах миль от нее, в условиях глубокой конспирации помогая иракскому Сопротивлению, пытавшемуся свергнуть режим Хусейна. Об убийстве Софии она узнала лишь через несколько недель после ее смерти, когда Смит материализовался в Багдаде, словно зловещий джинн.
Потрясенная страшной вестью, Рэнди тем не менее сумела совладать с собой, однако ее отношение к Смиту стало двойственным. Она была благодарна ему за то, что он оставался с Софией до ее последних минут, что сестра не умерла в одиночестве. Однако по мере того, как Рэнди все глубже увязала в трясине, которой обернулся проект Хейдса, она начинала невольно задумываться, действительно ли Смит был бессилен предотвратить гибель ее сестры. Неопределенность буквально сводила ее с ума. Она понимала, что Смит искренне любил Софию и ни в коем случае сознательно не оставил бы ее наедине с опасностью. С другой стороны, стоя у могилы сестры, она не могла отделаться от мысли о том, что Смит мог что-нибудь предпринять, чтобы спасти Софию.
Отогнав мрачные думы, Рэнди повернулась к Смиту.
— Чтобы устроить тебе встречу с Кировым, потребуется некоторое время. Быть может, увидимся позже и выпьем?
— С удовольствием.
Они встретились в ресторане “Шератона” после того, как Рэнди закрыла свою контору.
— Что такое “Бей Диджитал”? — спросил Смит. — И чем конкретно ты здесь занимаешься?
— Неужели люди, которые тебя сюда послали, даже не упомянули об этом? — Рэнди улыбнулась. — Джон, я до сих пор не могу прийти в себя от изумления. Меня назначили руководителем московского отделения преуспевающей фирмы, которая вкладывает инвестиции в перспективные российские разработки в области высоких технологий.
— И которая получает средства не от частных лиц и даже не путем отмывания денег, — заметил Смит.
— Может быть, и так, но в России перед человеком с деньгами открыты все двери. Мои связи протягиваются до Кремля, у меня есть знакомые среди военных и даже в русской мафии.
— Я всегда говорил, что ты выбираешь друзей из самых низов. А что, в России действительно существуют высокие технологии?
— Уж поверь. У русских нет нашего оборудования, но дай им подходящие инструменты — и они сотворят чудо. — Рэнди прикоснулась к рукаву Смита. — Мне действительно было очень приятно встретиться с тобой, Джон. Быть может, тебе что-нибудь нужно прямо сейчас?
Смит рассказал ей о вдове и ребенке Данко.
— Скажи, с чем в России обычно приходят к женщине, которая недавно потеряла мужа, но еще не знает об этом? — спросил он.
Глава 8
В 7.36 утра по хьюстонскому времени Адам Трелор поднялся на борт лайнера компании “Бритиш Эйруэйз”, выполнявшего беспосадочный перелет через Северный полюс в лондонский аэропорт Хитроу. После приземления его проводили в транзитный зал. На правах пассажира первого класса Трелор воспользовался услугами массажистки, наскоро принял душ и надел свежевыглаженный костюм, который ему принес служащий аэровокзала, потом прошел к выходу номер 69 и занял место в первом салоне другого самолета той же компании до Москвы. Спустя двадцать восемь часов после начала путешествия Трелор благополучно миновал пункты таможенного и пограничного контроля.
Трелор неукоснительно придерживался расписания, которое они составили вместе с Ридом. После того как таксист высадил его у отеля “Никко”, по ту сторону Москва-реки от Кремля, он зарегистрировался и, дав носильщику щедрые чаевые, велел доставить вещи в свой номер. Потом он вышел из отеля, сел в другое такси и поехал на кладбище на проспекте Михальчука. Пожилая женщина, торговавшая цветами у ворот, была донельзя изумлена, получив за увядший букетик двадцать американских долларов. Трелор направился к рядам относительно свежих могил, протянувшимся под березами. Он положил цветы у подножия православного креста, под которым покоилась его мать, Хелен Трелор, в девичестве Елена Станиславовна Бунина.
Когда Адам подавал заявление на должность главного врача отряда астронавтов, работники ФБР выяснили, что его мать родилась в России. Однако это обстоятельство никого не встревожило. В условиях жесткой борьбы за кадры с частными корпорациями и клиниками, НАСА было лишь счастливо заполучить такого специалиста, как Трелор, который пришел в Агентство после пятнадцати лет работы в “Бауэр-Церматте”. Никому и в голову не пришло поинтересоваться, почему Трелор оставил свой пост в столь престижной фирме, вдобавок потеряв в жалованье почти двадцать процентов. Изучив блестящие рекомендации и послужной список Трелора, руководство НАСА велело службе безопасности завершить проверку как можно быстрее.
По окончании “холодной войны” границы России открылись нараспашку. Тысячи американцев отправились туда навестить своих родственников, которых зачастую знали лишь по фотографиям. Трелор тоже поехал в гости к матери, которая после развода вернулась в свою родную Москву. Следующие три года каждой весной он ездил к матери на неделю.
Два года назад Трелор сообщил своим руководителям в НАСА, что его мать смертельно больна раком. Начальство отнеслось к нему сочувственно и разрешило брать отпуск, как только потребуется. Верный и любящий сын, Трелор участил свои визиты в Москву до трех раз в год. Минувшей осенью Елена Бунина скончалась, и Трелор провел в России целый месяц, улаживая ее дела.
Трелор понимал, что ФБР не оставляет без внимания его поездки в Москву. Знал он и то, что, как всякая бюрократическая организация, федералы не поднимут тревогу, пока события не выходят за рамки установившейся и неизменной схемы. За годы поездок в Россию Трелор выработал именно такой распорядок и нарушал его только по веским причинам, которые не могли вызвать подозрений. Сегодня исполнилось шесть месяцев со дня смерти его матери, и было бы странно, если бы он не навестил ее могилу.
Возвращаясь на такси в отель, Трелор еще раз припомнил все свои действия. Такси из аэропорта, носильщик в отеле, женщина с цветами, другие таксисты — все они должны были запомнить его щедрость. Если Трелора будут проверять, его поведение представится ясным и логичным. С его стороны было вполне естественно перед возвращением в Штаты задержаться в Москве на несколько дней. Вот только, кроме осмотра достопримечательностей, у него имелись и иные планы.
Трелор вернулся в номер и проспал несколько часов. К тому времени, когда он проснулся, на город уже опустилась темнота. Он принял душ, побрился, надел свежий костюм и, закутавшись в теплое пальто, вышел на улицу.
Он шагал, отдавшись вольному течению мыслей. Сколь бы мучительными они ни были, Трелор не мог от них отделаться и ждал, пока они иссякнут сами собой.
Он чувствовал себя человеком, отмеченным каиновой печатью. Его одолевали низменные страсти, которыми он не мог управлять и которым был бессилен противиться. Именно они вынудили его пожертвовать карьерой в “Бауэр-Церматте”.
В своей предыдущей жизни Трелор был восходящей звездой отдела вирусологии фирмы. Он гордился уважением равных и наслаждался низкопоклонством нижестоящих — в особенности одного из них, черноглазого агнца, перед красотой которого он не сумел устоять. Однако агнец оказался козлищем. Он перешел к конкурентам “Бауэр-Церматта”, намереваясь скомпрометировать своего поклонника и подчинить воле новых хозяев.
Трелор не догадывался о расставленной для него ловушке; он не видел ничего, кроме прекрасных глаз своего любимца. Но ему довелось увидеть кое-что другое, когда представители соперничающей организации явились к нему в квартиру и показали порнографические видеофильмы, в которых он играл главную роль. Перед ним поставили жесткое условие: разоблачение либо сотрудничество. Поскольку исследования в “Бауэр-Церматте” велись на частной основе, каждый служащий подписывал четко сформулированный контракт, в котором содержались статьи о соблюдении норм морали и нравственности. Мучители Трелора несколько раз напомнили ему об этом, пока прокручивали кассеты. Они подвели Адама к мысли о том, что его выбор невелик: передавать сведения о разработках компании либо подвергнуться позорному увольнению. И, разумеется, разоблачением дело не кончалось. Вслед за скандалом в фирме его похождения должны были стать достоянием широкой публики. После общественного осмеяния — административные и, возможно, уголовные обвинения, которые навсегда лишат его возможности найти какую-либо работу по специальности.
Трелору дали на раздумья сорок восемь часов. Он отдал им первые сутки. Потом, ясно представив себе будущее, не сулившее ничего хорошего, он понял, что шантажисты переборщили. Они поставили его в положение, когда ему оставалось лишь бороться, поскольку все равно было нечего терять.
Занимая высокое положение в фирме, Трелор без труда добился личной встречи с самим Бауэром. Сидя в элегантном цюрихском офисе доктора, он повинился в своем грехе, объяснил, каким образом его шантажируют, и пообещал приложить все силы, чтобы избавиться от порока.
К его изумлению, Бауэра ничуть не смутили испытания, выпавшие на долю заблудшего работника фирмы. Он молча выслушал и велел прийти следующим утром.
Трелор и поныне не знал, какие шаги предпринял Бауэр. Утром он явился в кабинет шефа, и тот сказал ему, что он больше не услышит о шантажистах, что свидетельства его грехов упрятаны в надежное место и его похождения не будут иметь никаких последствий.
Однако свою вину следует искупить. Чтобы сохранить положение в медицинском сообществе, Трелору придется в скором времени расстаться с фирмой. НАСА обратится к нему с предложением новой работы, и он его примет. Коллегам Трелора скажут, что он ухватился за возможность взяться за исследования, которые не смог бы проводить, оставаясь в “Бауэр-Церматте”. Обосновавшись в НАСА, Трелор должен был перейти под начало доктора Дилана Рида. Рид станет его руководителем и наставником, и Трелор будет подчиняться ему, не задавая никаких вопросов.
Трелор помнил холодные взвешенные слова, которыми Бауэр возвестил свой приговор. Он помнил вспышку гнева, сменившуюся изумлением в глазах Бауэра, когда он смиренно спросил, какие именно исследования будет проводить в НАСА.
“Ваша будущая работа — дело второстепенное, — сказал Бауэр. — Больше всего меня интересует ваша связь с матерью и Россией. Вы будете наведываться туда часто и регулярно”.
Сворачивая с ярко освещенной Тверской на темные улицы района Садового кольца, Трелор поежился от холодного ветра. Бары и кафе здесь выглядели убогими и обветшавшими, пьяницы и бездомные — более агрессивными. Но это был не первый поход Трелора на Садовую, и он не боялся.
В половине квартала впереди он увидел знакомую неоновую вывеску: “Крокодил”. Мгновение спустя он постучал в массивную дверь и дождался, пока откроется смотровое отверстие. Темные недоверчивые глаза оглядели его, потом заскрипел открываемый засов, и дверь наконец распахнулась. Входя внутрь, Трелор сунул гиганту монголу двадцатидолларовую купюру в качестве платы “за куверт”.
Сбросив с плеч пальто, Трелор почувствовал, как под напором яркого света ламп и визжащей музыки отступают его мрачные мысли. К нему поворачивались лица, в их глазах угадывалось восхищение его заграничным костюмом. Извивающиеся тела то и дело натыкались на него — скорее по умыслу, чем по случайности. Распорядитель, худощавый, похожий на хорька человечек, торопливо подбежал к своему валютному клиенту. Секунду спустя в руке Трелора оказался стакан водки и его повели вдоль танцплощадки к отдельному помещению с бархатными кушетками и мягкими диванчиками.
Раскинувшись на подушках, Трелор расслабленно вздохнул. Водка согрела его, в кончиках пальцев закололи иголочки.
— Хотите взглянуть? — прошептал хорек.