Брак под короной Бестужева-Лада Светлана

Глава четвертая. О пользе некоторых страхов

Произошло это вот как. Поохав и поахав насчет моей роскошной прически, одна из дам обратилась ко мне с совершенно неожиданным текстом:

– Милочка, а не можете ли вы оказать мне небольшую услугу?

Я, грешным делом, решила, что речь идет о сопровождении ее в магазин в качестве личного переводчика. Хотя, вот провалиться мне на этом месте, не помню, чтобы афишировала перед кем-нибудь из дам свое знание языка, да и времени вместе с группой я проводила не так уж и много.

Кроме всего прочего, мне никогда не нравилось обращение «милочка». Так обычно окликают прислугу. Впрочем, возможно, дама просто об этом и не догадывалась, а использовала для общения со мной самое нежное слово, которое знала.

В общем, сама виновата: в том эйфорическом состоянии, в котором я пребывала последние дни, вполне могла утратить бдительность и расслабиться. А может быть, дама умнее, чем выглядит, и сообразила, что без знания языка ни один человек в одиночку бегать по незнакомому городу не будет. Так что на всякий случай насторожилась:

– А чем, собственно, я могу быть вам полезна… милочка?

Прозвучало отнюдь не любезно, несмотря на некоторую изысканность формулировки, но дама, похоже, не обратила на это внимания. Мой же сарказм вообще оказался выше ее планки интеллекта.

– Понимаете, завтра мы с подругой идем в варьете. Уже сдали деньги – по пятьсот евро – и вдруг я сообразила, что с такой прической, как у меня сейчас, не то что в кабаре – в универмаг идти стыдно…

– Вы хотите, чтобы я дала вам адрес парикмахерской? Пожалуйста.

– Ах, нет, милочка, что вы! Я не могу платить за пустяки такие бешеные деньги! Я просто хотела попросить вас одолжить мне на завтра ваш роскошный парик. Вам он теперь явно не нужен, а я и так блондинка…

Ну, если бы я вылила себе на голову полный флакон перекиси водорода, тоже была бы блондинкой. Не понимаю женщин, которые красят волосы и напрочь забывают о том, что они имеют неприятную особенность: отрастая, возвращаться у корней к естественному цвету.

А вообще логика восхитительная: выбросить пятьсот евро, чтобы посмотреть на раздетых девочек в варьете и выпить бокал скверного шампанского, и пожалеть сто евро на прическу. Ну, у богатых свои причуды.

Так или иначе я собиралась вежливенько ей отказать, но пока придумывала пристойный предлог, момент был упущен. Дама вцепилась в меня, как клещ в собачий хвост, а я, поняв, что роль переводчика мне не грозит, проявила полное отсутствие воли, немножко вяло поотбивалась и, в конце концов, совершенно неожиданно для себя согласилась. Чего хочет женщина – того хочет бог, считают французы, а мне сейчас гневить бога было как-то не с руки.

В конце концов мне этот самый парик предстояло надеть еще только один раз – на обратном пути в Москву, а портить отношения с товаркой по группе было глупо. Впрочем, я бы пошла и на это, если бы не находилась в восхитительно-добродушном настроении: пусть пользуется, черт с ней… милочка.

По-видимому, дама почувствовала, что ей просто повезло, иначе пришлось бы за красоту выкладывать свои кровные. Так или иначе она ухватила парик, который я ей протянула, точно утопающий – спасательный круг, и молниеносным движением напялила его себе на голову.

Ничего более кошмарного в жизни не видела – точь-в-точь баба-яга из детского спектакля. Интересно, я в этом парике так же смотрелась?

– Прелестно! – воскликнула эта безумная, созерцая себя в карманном зеркальце. – Вы ангел, милочка, спасибо вам большое! Я только причешусь поаккуратнее…

И исчезла в направлении дамской комнаты. Вернулась, надо сказать, в почти пристойном виде, но до совершенства ей было еще ой как далеко.

– Я завтра подкрашусь как следует и другое платье надену, – утешила она меня. – Это же просто мой естественный цвет!

Никогда не была особенной почитательницей женского ума, но всякий раз, сталкиваясь с подобным феноменом, теряю дар речи. Не родилось еще женщины, у которой был бы такой свой собственный цвет волос. Даже Аська, натуральная блондинка, что-то такое делает со своими патлами, чтобы они смотрелись поэффектнее. И парик заказала под цвет краски, а не родной шевелюры.

А у этой – свои такие же, извольте радоваться. Впрочем, что я взъелась на нее – и так Богом обижена. Сама слышала, как она жаловалась, что настоящие мужчины перевелись лет двадцать тому назад. Посему она одинока, а ей, по ее собственным словам, тридцать два года. С двенадцати лет разочароваться в мужчинах – это что-то особенное.

Вечерняя прогулка после ужина на сей раз никого не прельстила: накрапывал дождь, который вот-вот должен был перейти в приличный ливень. Я бы, правда, с удовольствием посидела бы в каком-нибудь кафе на террасе, ибо в девять часов вечера в Париже все самое интересное как раз только и начинается.

Но одной было немного боязно – сказывалась московская выучка: после наступления темноты из дома лучше не выходить, а «коварный зарубеж» всегда может сделать какую-нибудь подлянку честной туристке. Совковые корни, если вдуматься, страшная вещь. Дай Бог, чтобы наши дети не получили их в качестве генетического наследства!

К тому же я здраво рассудила, что перед завтрашним свиданием было бы неплохо выспаться. Ну и, разумеется, поберечь то хрупкое сооружение, которое красовалось на моей голове. Малейшая оплошность – и вновь стану похожа на оплешивевшую белку.

На следующее утро за завтраком мне пришлось долго и нудно объяснять нашему гиду, почему я не поеду вместе со всеми на Эйфелеву башню. На ее памяти подобного не случалось: все туристы, независимо от возраста, национальности и страны проживания, лезли на самый верх этой башни, чтобы увидеть город с высоты птичьего полета.

– Я боюсь высоты, – сказала я чистую правду. – Если влезть на табуретку, еще куда ни шло. А если, скажем, на стремянку, то уже плохо. Голова закружится, вполне могу упасть.

– А вы не подходите близко к ограде. И вообще там все предусмотрено: парапеты высокие, специальные ограждения. Захотите – не вывалитесь.

– Я и не хочу вываливаться, – продолжала я с ангельским терпением гнуть свою линию, – но, согласитесь, глупо лезть на башню, чтобы стоять там с закрытыми глазами. А если я их открою, у меня закружится голова. И не хочу я ничего рассматривать с птичьего полета: я не воробей и не голубь, летать не умею.

– Но вы все-таки подумайте, – не унималась наш гид. – Второй такой возможности вам может и не представиться.

– Какой возможности? Умереть от страха перед высотой? Для этого мне вполне достаточно в Москве взобраться на Останкинскую башню.

– Кстати, вы можете посмотреть на Париж с еще большей высоты в супербезопасных условиях. Недавно на Монпарнасе построили башню в три раза выше Эйфелевой, так там застеклена даже обзорная площадка.

Я чуть не застонала от отчаяния и воззрилась на нее в состоянии полной прострации: она предлагает мне забраться еще выше, чтобы как следует все рассмотреть. Нет, это, ребята, без меня, я предпочитаю знакомиться с городом, прочно стоя на земле, а не паря в каких-то запредельных высотах. Я не ангел и даже не суперагент, который может спуститься на землю из реактивного самолета без какого-либо парашюта.

– Спасибо, – мило улыбнулась я, – но туда я точно не пойду. А экскурсии на речном трамвайчике у вас в меню предусмотрены?

– Да, конечно, если хотите. Но это выйдет подороже Эйфелевой башни.

– И значительно комфортнее и интереснее для меня, – подвела я итог дискуссии.

В общем, диалог у нас вышел замечательный и закончился он дружеской ничьей. Гидша решила, что я просто-напросто пожалела денег на входной билет. А дамы из нашей группы, все еще переживавшие мой поход в парикмахерскую, решили, что я чокнутая. По совокупности, так сказать, поступков.

Я не спорила. Скупая, так скупая, чокнутая, так чокнутая. Они отправились на свою экскурсию, а я – на свидание.

Ах, если бы я могла прожить в Париже хотя бы месяц! Даже за истекшие сутки мой французский существенно улучшился, тем более, что я переборола свое почтение к грамматике и просто-напросто наплевала на нее.

Так дело пошло веселее: набор существительных, прилагательных и глаголов у меня был достаточно обширным, предлоги я расставляла, как Бог на душу положит, а все остальное пустила на самотек.

Самое интересное – Анри понимал меня лучше, чем накануне. Еще интереснее было то, что и я его понимала почти дословно, а не с пятого на десятое. Он заехал за мной минута в минуту и показался мне еще более привлекательным, нежели накануне. Я молча лелеяла надежду, что мой поход за красотой все-таки не был выброшенными на ветер деньгами, и что уровень моей привлекательности в его глазах тоже увеличился, причем довольно значительно.

У подъезда Анри ждала новенькая элегантная машина, каких мне еще видеть не доводилось. Оказалось – «Пежо» последней модели, то есть очень и очень престижно. Н-да, вот уж не думала, что в моей парижской эпопее будет столько впечатляющих сюрпризов, да еще с налетом роскоши!

Так ведь и привыкнуть можно, а потом, в Москве, что делать? Вздыхать о так быстро пролетевших упоительных моментах? Ладно, неприятности будем переживать по мере их поступления, а пока следует благодарить судьбу и не раздражать ее скептическими рассуждениями.

– Куда мадам желает поехать? – спросил меня Анри после первых приветствий и полутора десятков комплиментов моей внешности.

– В Булонский лес! – брякнула я, несчастная жертва всех прочитанных мною великосветских французских романов.

Там любая уважающая себя дама, надо не надо, отправлялась именно в Булонский лес, как только ей удавалось обзавестись приличным кавалером. И все романтические истории, которые я читала, так или иначе были связаны именно с этим местом. Почему?

А бог его знает, наверное, просто остались воспоминания о прошлом, когда лес был действительно лесом, и в нем что-то могло произойти. Теперь же это – что-то вроде гибрида нашего Измайловского парка с парком культуры и отдыха имени Горького – очень ухоженный лес с многочисленными аттракционами и ресторанчиками.

– Разумно, – неожиданно согласился Анри и даже посмотрел на меня с некоторым удивлением.

Впрочем, это мне могло и показаться, ибо в последнее время я решительно перестала объективно оценивать как собственную внешность, так и реакцию на нее со стороны окружающих. К хорошему, как известно, быстро привыкаешь. В том числе, и к хорошему отношению к тебе, маленькой.

Но пожелание мое, как выяснилось, было действительно разумным. Пока, припарковав машину, мы прогуливались по вылизанным до неправдоподобной чистоты аллеям, Анри популярно объяснил мне, что со стороны Аси было в высшей степени неосмотрительно впутывать в такое дело, ну, скажем…

– Идиотку, – с радостью подсказала я ему.

Мой спутник чуть поморщился.

– Нет, дилетанта. Вы там, в Москве, считаете, что, как только пересекли границу и оказались в другом государстве, ваша безопасность как бы сама собой разумеется. А ведь те люди, которых Ася опасалась в Москве, прекрасно могли прилететь в Париж тем же самолетом, что и вы, мадам. Причем они вас знают, а вы их – нет. И если Ася знает правила и играет по ним, то вы-то оказываетесь полностью во власти профессионалов.

– Но я здесь уже четвертый день и никто меня пальцем не тронул! – возмутилась я.

Но внутри ощутила какое-то омерзительно-липкое чувство. Страх, наверное.

– Это может означать две вещи, – все так же обстоятельно продолжил Анри. – Либо вам с Асей все-таки не удалось сбить их с толку и они по-прежнему следят за вашей подругой в Москве, либо… Я вовсе не хочу вас пугать, мадам, поймите меня правильно, но во втором варианте получается, что им нужно не то, что Ася послала мне, а то, что я должен передать ей. То есть то, что я уже передал вам. И если до сих пор ничего не произошло, то самым разумным было бы немедленно вернуться в Москву.

– Если бы хотели отобрать ваши сувениры, то давно бы это сделали – отпарировала я. – Например прямо вчера, возле музея, когда я сидела в кафе. Достаточно было подойти ко мне, пшикнуть в нос из баллончика и отобрать сумку…

– Вариант, конечно, возможный, но не для кафе. Я ведь и пригласил вас на свидание для того, чтобы спокойно все обсудить.

Наверное, лицо у меня все-таки слегка вытянулось, потому что Анри усмехнулся.

– Не обижайтесь, милая Эллен, вы мне нравитесь, именно потому я и хочу уберечь вас от неприятностей. Вам нужно остерегаться прогулок в одиночестве по безлюдным местам. Равно как и посещения таких мест, где толпится масса народа. Например, на скачках или на той же Эйфелевой башне люди переходят с места на место, толкают друг друга. Там сумку можно просто вырвать и раствориться в толпе. Причем это еще «щадящий» вариант развития событий. Куда вы, кстати, отправились вчера после нашей встречи?

Я молча разглядывала свои туфли. Ни за что не скажу, что ради него разорилась на парикмахерскую! Свидание, называется, а еще француз. Устроил мне лекцию по технике безопасности. Ох, и выдам же я Аське, когда до нее доберусь!

– Впрочем, догадываюсь, – проигнорировал мое молчание Анри. – И, поверьте, высоко оценил это с первого же момента: это так изысканно, так по-французски! Ну а из парикмахерской вы куда направились?

– В ресторан, на ужин, – не без раздражения отозвалась я. – Опаздывала, взяла такси. Если об этом узнает кто-нибудь из моих товарищей по путешествию, меня запрут в сумасшедший дом.

– Почему? – искренне изумился Анри.

Я вкратце изложила ему кредо наших туристов за рубежом. Надо сказать, информацию он усваивал и оценивал молниеносно. Уж не с их ли КГБ свела меня судьба руками ближайшей подруги? Как это у них называется – Сюртэ Женераль? РээСТэ?

– А вы знаете, Эллен, – неторопливо сказал он, – вы ведь в данном случае действовали вполне профессионально. Насколько я понял, ни на минуту не оставались в одиночестве вне гостиничного номера. И ничего подозрительного не заметили?

– Ничего, – отрапортовала я.

Не могла же я рассказать ему про наглую бабу, которая пялилась на пудреницу. Еще решит, что я вымогаю очередной сувенир. Хотя… На несчастного Этьена напали именно через несколько часов после встречи со мной. Возможно, это простое совпадение, но…

– Впрочем, есть один момент, – неуверенно продолжила я, потому что мне не очень-то хотелось рассказывать Анри о каком-то поклоннике. – Но, возможно, это просто игра воображения…

– Что именно? – довольно требовательно поинтересовался Анри.

– Ну… во-первых вчера рядом со мной в кафе сидела тетка, которая отиралась и в музее, когда мы с вами познакомились, но мне кажется, что я ее еще где-то видела, причем не в Москве.

– А во-вторых?

– А во-вторых накануне встречи с вами я случайно познакомилась с одним человеком, который предложил мне показать Париж. То-есть поездить с ним на машине. Все было изумительно, потом мы выпили по рюмочке мартини и разошлись, обменявшись визитными карточками. А на следующий день я увидела в той газете, которую специально купила для встречи с вами, фотографию этого человека и заметку о том, что его избили и ограбили.

– Что-то я об этом слышал или читал, – сказал Анри, заметно нахмурившись. – Я попробую узнать, что там произошло на самом деле. Причин нападения никто не мог понять, но теперь мне почему-то кажется, что бедняга пострадал из-за встречи с вами.

– Хорошо, что хоть не убили, – вздохнула я.

– Бич Парижа – это карманники, а не бандиты, Эллен. Хорошо, что не тронули вас, меня это во всяком случае радует. Но вам тем более, вам нужно соблюдать предельную осторожность. Это все?

– Все, – честно отозвалась я. – Хотя есть и нечто забавное: похоже, аськин парик зажил своею собственной жизнью.

– В каком смысле? – приподнял бровь Анри.

– А в том, что вчера за ужином одна из наших дам выпросила у меня парик – сходить сегодня вечером в варьете. Мне даже показалось, что она его прямо с утра нацепила, но точно утверждать не берусь: я разбиралась с нашим гидом, мне было не до нее. Забавно будет, если теперь следить будут за ней, а не за мной.

– Кстати, за вами действительно не следят… сейчас, – заметил Анри. – Я несколько удивился, но теперь понял – почему. Боюсь только, что они очень скоро поймут, что ошиблись.

– Ну и что? – легкомысленно пожала я плечами. – Я ведь никому не докладывала о нашем свидании, так что найти меня будет проблематично.

– До сегодняшнего вечера, – подтвердил Анри. – Потом наверняка начнут все сначала, причем прямо от дверей вашего номера. Но не будем о грустном: я и сам допустил ошибку: пригласил красивую даму на свидание и развлекаю ее весьма специфическими разговорами. Но вы поняли, хоть немножко, что происходит?

– Более или менее, – осторожно сказала я. – Некоторым образом. Каким-то боком.

– Ну и прекрасно. А теперь давайте пообедаем, тут посредине озера на острове есть замечательный ресторанчик, а потом я покажу вам некоторые очаровательные уголки Парижа…

Да, был ресторанчик на острове, куда ходил специальный паром, стилизованный под колесный пароход прошлого века, и официанты, обмотанные чуть ли не простынями, вместо традиционных передников, и неведомые мне экзотические блюда. Про напитки – молчу, для меня это вообще было нечто из иной цивилизации.

– Я ведь с Асей лично знаком только шапочно, – ошарашил меня Анри где-то в середине нашего застолья. – Была одна очень короткая встреча, то есть я ее видел, а она меня – нет. Потом переговоры шли в основном по электронной почте. Так что я вполне мог и не заметить подмены. Точнее, я не должен был ее заметить по замыслу мадам. Так что ваша подруга неплохо умеет просчитывать на несколько шагов вперед. Вроде бы это она, а вроде бы и нет. Арестуют – разберутся и выпустят, хотя нервы помотают изрядно. Случится что-нибудь более серьезное – опять же не с ней самой. И прокол допустила один-единственный: знание языка. Если бы вы ответили по-английски, то…

Анри вдруг замолчал, точно наткнулся на какое-то невидимое препятствие. Я даже вникать особенно не стала, что бы произошло, заговори я по-английски. Думаю, все то же самое, если этому милому человеку масть дамы совершенно безразлична.

– Вообще-то она вполне могла получить все сведения по электронке, – снова заговорил Анри, – странно, что она так не поступила. Привезти конверт – да, его нужно было передать из рук в руки, другие способы тут не проходят. Но вы-то почему согласились на эту авантюру? Она вам заплатила? Или это просто дружеская услуга с вашей стороны?

Интересно. Оказывается, все это было просто запланировано, а не внезапно возникло от безысходности ситуации. Просто так Ася ничего и никогда не делает, все должно иметь абсолютно рациональные корни. Интересно, какую выгоду она хотела извлечь из такого эксперимента, если, по ее же словам, годился кто угодно, лишь бы благополучно слетал в оба конца.

– Я узнала о предстоящей поездке за трое суток до вылета, – сухо проинформировала я Анри. – Причем не располагаю совершенно никакой информацией об Асиных делах и просто выполняю ее указания по пунктам. Правда, она мне не разрешала снимать парик вообще, то есть все время моего пребывания в Париже, но ваше вчерашнее пожелание полностью совпало с моей жаждой комфорта. Это произведение парикмахерского искусства мне порядком надоело, к тому же в нем очень жарко.

Анри, начавший хмуриться еще в начале моего монолога, стал просто мрачным.

– То есть как это: ничего не знаете об Асиных делах? – медленно спросил он. – Она вам не сказала, что ее…

Он опять осекся и замолчал. По-видимому, чуть было не выдал чужую тайну. И не в первый раз.

– Что она мне не сказала?

– Неважно. Во всяком случае, я очень рад, что вы сняли этот парик. Теперь я за вас буду значительно спокойнее.

Интонация, с которой он произнес эту фразу, была очень далека от мажорной.

– Ася не говорила мне, что незнакома с вами, – сказала я. – То есть просто ничего о вас не говорила, только дала номер телефона, пароль, который я должна произнести, отзыв и, конечно, ваше имя и фамилию. Больше я ничего не знаю вообще.

– Кое-что я, наверное, могу вам рассказать, – усмехнулся Анри, поскольку об этом знают очень многие. В том числе, и Интерпол, который просто жаждет личной встречи с этой дамой. Правда, не в Париже, а в Швейцарии, где мадам Жанна Волкова в основном и действовала.

– А кто это, Жанна Волкова? – наивно спросила я.

– Вы ее знаете. И как Анастасию Соколову, и как Анастасию Яблонскую…

Я испытала нечто вроде шока, причем довольно сильного.

– Третий паспорт? – только и могла я сказать.

– И думаю, не последний. Тем более, что Жанна Волкова сумела выйти замуж, наверняка фиктивно, за какого-то гражданина Швейцарии. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Она же замужем!

– Замужем ваша подруга по другим документам. А по паспорту швейцарской гражданки зарегистрировала в Швейцарии несколько офшорных компаний, что дало возможность ее партнерам обойти российский антимонопольный закон и провести миллионы долларов, чтобы не платить налоги. Постепенно офшорные компании под именем русской швейцарки росли по всему миру – на Багамах, Сейшелах, Кипре и в других странах «налогового рая». Через эти фирмы (а их было около трех десятков) ежегодно перекачивалось 300 миллионов долларов.

– Сколько? – переспросила я, не веря своим ушам.

Анри с видимым удовольствием повторил цифру и продолжил:

– Конечно, это были не ее деньги, она лишь получала определенный процент за посредничество, хотя и рисковала больше всех остальных своих компаньонов. С ее помощью открывались офшорные счета, обналичивались переводы, создавались подставные фирмы, разорялись зарубежные акционеры… А потом что-то у ее партнеров пошло не так и они просто открестились от знакомства со своей посредницей. Тут-то с ней нужные люди и встретились: она хотела получить от них кое-какую информацию. Не безвозмездно, естественно.

– Какую?

– Это не моя тайна, Эллен. Если вы с Асей самые близкие подруги, как вы утверждаете, то уместнее спросить у нее. Или – не спрашивать. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь, не так ли?

– У меня – не так, – сердито заявила я. – Чем меньше я знаю, тем хуже сплю. И наоборот: если картина понятна мне во всех деталях, то сон бывает глубок и сладостен.

Анри рассмеялся:

– Редкий тип характера, должен сказать. А как к этому относится ваш супруг?

– В каком смысле? – не поняла я.

– Вы о нем тоже абсолютно все знаете?

– Естественно! – с огромным апломбом отозвалась я и… осеклась.

Я ведь по сей день ничегошеньки не знаю о том, из какого источника поступают деньги, которые Сергей «подрабатывает». Равно как понятия не имею о том, что эти «подработки» из себя представляют. Вот только что выяснилось, что у ближайшей подруги огромный пласт жизни и деятельности для меня до сих пор как бы и не существовал. А если мой супруг тоже занимается чем-нибудь эдаким? Посредничеством каким-нибудь?

– Значит, не все, – сделал вывод Анри, внимательно следившей за моим лицом. – И, судя по всему, не особенно стремитесь узнать. Почему?

– Потому что он все равно мне ничего не скажет, – довольно сердито отозвалась я. – Правда, я тоже ему далеко не все рассказываю. Например, большинство наших встреч с Асей происходят, я бы сказала, конспиративно. Потому что она и мой супруг друг друга не переносят органически.

– Ладно, мы опять по моей вине говорим о делах и грустных вещах, – подвел черту Анри. – Думаю, что теперь, когда вы в своем, так сказать, естественном виде, опасность для вас сводится к минимуму. В качестве блондинки вы были слишком уж… эффектны. Какой десерт вы предпочитаете, дорогая? Мороженое, сладкое или просто кофе?

– Просто кофе, – отозвалась я. – Обед был невероятно роскошным, я наелась на неделю вперед.

– Надеюсь, что нет, но мне приятно, что вам понравилось.

Понравилось! Не то слово. От невероятно вкусного салата «по-ливански» до нежнейшего и сочного бифштекса все было просто изумительно. Единственный недостаток, с моей точки зрения, заключался в том, что порции были колоссальными, у нас бы из одной такой сделали минимум три.

В общем, свидание прошло на высоте, хотя и было, оказывается, сугубо деловым. Анри наговорил мне кучу комплиментов, был очень внимателен и вообще… Иногда я даже забывала, почему и зачем мы с ним встретились, и тогда чувствовала себя совершенно замечательно. Но и в остальное время было неплохо.

Расстались мы уже к вечеру, причем Анри привез меня почти к дверям того ресторана, где наша группа ужинала.

– Мы обязательно должны еще раз увидеться с вами, Эллен, – сказал он мне на прощание, удерживая мою руку. – У меня возникла одна неплохая идея, связанная с вами, и хотелось бы обсудить кое-какие детали, прежде, чем приступать к действиям.

– С удовольствием, – искренне ответила я. – И спасибо за прекрасный день, никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

– Все еще только начинается, – таинственно и многозначительно сказал Анри, склоняясь над моей рукой. – И не забывайте, мадам, что вы невероятно привлекательная женщина, и проводить время с вами мне вдвойне приятно.

– Но вы-то хотели встретиться с Асей, – не удержалась я от легкой шпильки. – С Асей, которая в курсе дела, профессионал и даже говорит по-английски.

– В данном случае, я чрезвычайно рад, что состоялась подобная замена. В общем-то мне повезло, она действительно могла послать кого-то более компетентного, но менее привлекательного и обворожительного. На делах это никак не сказалось бы, но я был бы не так доволен. А уж если бы она пожаловала сюда лично…

– То что?

– То такого приятного времяпрепровождения у меня бы уж точно не было. Не люблю деловых женщин, они на меня какой-то страх нагоняют. А вы – просто прелестное, наивное существо, невероятно женственны и очень красивы.

Я зарделась. Приятно ведь, черт побери! Под такие комплименты можно все, что угодно воспринять.

– До скорого свидания, Эллен, – сказал Анри.

Он сел в свою роскошную тачку и умчался, а я поплелась в ресторан, обуреваемая сложными чувствами. Только теперь до меня крайне медленно начало доходить, что Анри что-то уж слишком много знает об Асиных выкрутасах. Слишком много для парфюмера, естественно. А если он не тот, за кого выдает себя? А если настоящего Анри Берри тоже подменили с какой-то целью? Господи, голову можно сломать от этих загадок.

Делать в ресторане мне было нечего, есть совершенно не хотелось – естественно, после такого обеда! – но успокоить гида и товарищей по общей трапезе было необходимо. Не выдавая, однако, тайны своего романтико-мечтательного состояния и вообще – довольства жизнью. Тем более что группа сидела за столом прямо-таки с похоронными лицами.

– Что-нибудь случилось? – вежливо поинтересовалась я.

Вникать в чужие проблемы мне решительно не хотелось. Спросила исключительно из приличия.

– У Анны Михайловны украли сумку! – трагическим голосом сообщила мне гидша. – Прямо на смотровой площадке: прыснули чем-то в лицо – и украли. Весь день лежит у себя в номере, бедняжка, переживает и мучается головной болью. И поход в кабаре пропал, и деньги за билет…

Да, досадно, – согласилась я. – Она ведь так готовилась к этому вечеру, даже парик у меня одолжила…

– Она прямо в нем на экскурсию и поехала, – поддержала меня гидша. – А еще темные очки надела, чтобы солнце в глаза не било…

Я опустила вилку, не донеся ее до рта. Парик, очки, ограбление… Неужели Анри был прав? Все совпадало. Даже место преступления – Эйфелева башня, которую он считал действительно опасным местом.

Значит, за мной действительно следят? То-есть следили? То есть не за мной, а за Асей? Н-да… Только этого мне в жизни и не хватало для полного счастья. Но моя-то сумка им зачем? По логике вещей, они должны были бы взяться за Анри… Впрочем, возможно взялись и за него, просто действуют не так примитивно, как в моем случае.

А если не примитивно, то значит… Значит, теперь в поле их зрения может попасть и Анри, я ведь с ним провела почти целый день. Оставалось только надеяться, что в шатенке никто не опознает вчерашнюю блондинку. Может быть, и не опознали бы, если бы я сообразила одеться по-другому. А теперь они просто увидят, как я выгляжу на самом деле, сложат два и два и получат нужный им результат. Легко!

Вернувшись в отель, я первым делом навестила пострадавшую. Выглядела она скверно и ничего путного мне сообщить не могла. Вроде бы какой-то тип терся возле нее в кабине подъемника, но потом отстал и она про него забыла.

На верхней площадке она отошла чуть-чуть в сторону от остальной группы: хотела сделать несколько фотоснимков панорамы города с пресловутой «высоты птичьего полета». Зачем – загадка, открытки с этими панорамами продаются тут на каждом шагу, сама видела.

Почувствовала, что кто-то дышит ей в затылок, обернулась – и получила прямо в лицо залп какого-то газа. Когда очнулась, обнаружила, что сумка исчезла. Никто ничего не видел, полиция только руками развела: «Несчастный случай».

Мол, ежели мадам не запомнила хоть какие-то приметы, то как же мы будем искать вора? Он же не станет носить с собой украденную сумку.

– На сумку плевать, – слабым голосом объясняла Анна Михайловна. – Дрянь, а не сумка, турецкая поделка, одно достоинство, что вместительная. Но там мой паспорт, часть денег, духи, которые я вчера в музее купила.

Действительно поместительная сумка! Для российского колорита туда бы еще сунуть батон хлеба и пакет молока. Тогда бы вор вообще ошалел на всю оставшуюся жизнь.

– И в кабаре не попала… – тем же голосом умирающего лебедя продолжила Анна Михайловна. – Билеты тоже в сумке были. Больше я в этот Париж – ни ногой. Хуже, чем в Москве.

Ну, это она, конечно, преувеличивает под влиянием стресса, но если не хочется больше в Париж, то и не надо. Вряд ли она сейчас найдет на Земле такой город, где было бы тихо и совершенно безопасно. Нет таких городов. Закончились.

– Возьмите ваш парик, милочка, спасибо большое, – вздохнула жертва погони за красотой.

– Не за что, – совершенно искренне ответила я, запихивая злополучное пастижорное изделие в сумку.

Совпадение это или несчастную Анну Михайловну действительно приняли за другую? За меня? Если таинственные негодяи действительно охотились за содержимым моей сумки, то веселенькие денечки ожидают меня здесь. Дай Бог в Москву вернуться целой и невредимой.

И тут меня прошиб холодный пот. А кто, спрашивается, даст теперь гарантию, что это возвращение состоится? Ведь и Анри меня предупреждал и Ася проговорилась… И если бы не моя боязнь высоты и не предвкушение романтического свидания, поперлась бы я на эту самую башню. Как миленькая бы поперлась – со всеми вытекающими – для меня! – последствиями.

Всю ночь я ворочалась с боку на бок и размышляла о том, как с честью выйти из этого положения. Ничего путного мне, естественно, в голову не пришло, даже экспресс-анализ нескольких сотен прочитанных за мою жизнь детективов не помог. Да, собственно, чем они могли мне помочь?

Там у каждого уважающего себя сыщика или благородного героя (героини), противника бандитов-гангстеров-мафиози, есть пистолет, а в неожиданном для всех месте припрятано еще две-три единицы стрелкового или холодного оружия. В крайнем случае, они мгновенно организуют какую-нибудь случайность и оставляют негодяев с носом.

Положительные герои детективов всегда собранны, элегантны, отлично владеют приемами рукопашного боя, по запаху различают триста тридцать три вида различных ядов. Они отлично водят машину, на ходу запрыгивают в вагон поезда, путешествуют верхом на крыле самолета. А я?

Я и стрелять-то толком не умею, хотя в бытность мою студенткой меня в числе прочих и пытались научить не только палить из пистолета Макарова, но еще и разбирать его, чистить и снова собирать. Первые две фазы еще как-то мною были освоены, но вообще-то…

Вообще-то и со стрельбой получалась напряженка. В тире из пневматической винтовки у меня выходило совсем недурно, особенно если я предварительно зажмуривалась. Но когда нас всех скопом повезли на полигон, выдали по револьверу и предложили «поразить неподвижные мишени», то я несколько минут добросовестно пыталась нажать на курок. Безрезультатно – сил явно не хватало. Тогда я повернулась к начальнику военной кафедры, стоявшему как раз позади меня, и довольно-таки кокетливо пожаловалась:

– Товарищ полковник, не стреляет.

Моментально передо мной не оказалось ни полковника, ни сопровождавших его офицеров. В жизни не видела, чтобы люди так стремительно принимали горизонтальное положение. И, лежа на животе в осенней грязи, несчастный полковник прохрипел, явно имея в виду меня:

– Дура, положи пистолет на землю и отойди от него подальше!

…Зачет по военной подготовке мне все-таки поставили. Наверное, побоялись предоставить вторую попытку.

Так что, будь даже у меня пистолет, положения бы это не улучшило. Оставалось надеяться, что злоумышленников мне как-то удастся перехитрить с помощью интеллекта. Ну и с помощью Анри, конечно. Хоть какой-нибудь помощью… Эта мысль мне понравилась больше всего. Позвонить ему с утра, назначить свидание, обрисовать обстановку…

С этим решением я, наконец, уснула. А утром, еще до завтрака, предприняла кое-какие меры. Подаренную ручку просто-напросто сунула в нагрудный карман жакета, паспорт отнесла вниз и устроила в сейф к портье. Деньги… Ну, мало ли куда может женщина спрятать деньги, помимо сумочки. Флакончик с духами переложила в чемодан и туда же не без сожаления отправила пудреницу. Уж очень она мне нравилась, так бы и любовалась. Но безопасность – прежде всего.

За завтраком в группе царило сдержанное ликование: злополучную сумку вернули. Полиция обнаружила ее на одной из станций метро. Деньги, разумеется, исчезли, зато документы были целы, что привело Анну Михайловну в неописуемый восторг:

– Надо же, какие приличные люди! Взяли только деньги и флакончик духов. А документы, косметичку, записную книжку не тронули. И наши, российские деньги целы!

Хотела бы я посмотреть на человека, которому во Франции могут понадобиться «деревянные»! Кстати, об одном подобном случае мне кто-то рассказывал. Действительно, карманники в Париже – это отдельная сказка. Они не разрезают сумки, они их открывают – сколько бы «молний» и замочков ни было. Бумажник могут вытянуть даже из плотно облегающих джинсов.