Мрачный Жнец Пратчетт Терри

– Хорошо, хорошо, – махнула рукой госпожа Торт.

Она достала из ящика спички, рассеянно чиркнула одной об ноготь и бросила в стакан с виски. Вспыхнуло голубое пламя, и двойная порция чистого виски переместилась в мир духов.

Когда Ветром Сдумс выходил из дома, ему показалось, что вслед ему летит какая-то песня, исполняемая призрачным голосом.

Тележка остановилась и стала покачиваться из стороны в сторону, словно рассматривая волшебников. Потом вдруг повернулась и быстро покатила прочь.

– Взять! – взревел аркканцлер.

Он направил на тележку посох, и огненный шар превратил небольшой участок каменных плит во что-то желтое и булькающее. Улепетывающая тележка угрожающе накренилась, но сумела сохранить равновесие и помчалась дальше, поскрипывая одним колесом.

– Она из Подземельных Измерений! – воскликнул декан. – Громи корзинку!

– Не глупи, – аркканцлер остановил его, положив руку на плечо. – У Подземельных Тварей куда больше щупальцев и всяких отвратительных штук. Кроме того, по ним никак не скажешь, что они созданы искусственно.

Их внимание отвлекла вторая тележка, которая беззаботно катилась по боковой дорожке. Увидев или каким-то другим образом почувствовав присутствие волшебников, она остановилась и крайне убедительно прикинулась тележкой, которую кто-то забыл.

Казначей незаметно подкрался к ней.

– Ты нас не обманешь, – сказал он. – Мы знаем, что ты умеешь передвигаться.

– Мы тебя видели, – добавил декан. Тележка по-прежнему делала вид, что говорят о ком-то другом.

– С чего мы взяли, что она разумна? – заметил профессор современного руносложения. – Где, скажите на милость, у нее мозг?

– А кто говорит, что она разумна? – спросил аркканцлер. – Она просто ездит. Для этого мозгов не требуется. Креветки тоже двигаются.

Он провел рукой по раме.

– На самом деле креветки очень умные создания… – начал было главный философ.

– Заткнись, – велел Чудакулли. – Гм-м. А она точно кем-то сделана, а?

– Ну, она ведь из проволоки, – сказал главный философ. – А проволоку надо изготовить. Кроме того, под ней мы можем наблюдать колеса. Науке неизвестен факт существования живых существ, у которых бы имелись колеса.

– Просто, если к ней присмотреться, то кажется, будто она…

– …Единое целое, – закончил мысль профессор современного руносложения. Он с кряхтением присел, чтобы получше рассмотреть тележку. – А и правда, стыков нигде не видно. Как будто она такой выросла, но это же просто смешно.

– Возможно. Но разве в Овцепикских горах не живет кукушка, которая делает часы, чтобы потом устроить там гнездо?

– Но это часть птичьего ритуала ухаживания, – возразил профессор современного руносложения. – Кроме того, такие часы всегда врут.

Тележка стрелой метнулась в брешь, появившуюся было в обороне волшебников, и ей почти удалось удрать, но на ее пути встал казначей, который, отважно заорав, свалился прямо в корзинку. Однако тележка не остановилась, а с грохотом покатилась дальше к воротам.

Декан поднял посох. Аркканцлер остановил его:

– Мы можем попасть в казначея.

– Ну хотя бы одну шаровую молнию! Совсем маленькую!

– Очень заманчиво, но нет. Вперед, за ней!

– Йо!

– Как тебе будет угодно.

Волшебники ринулись в погоню. Позади, никем не замеченная, с громким жужжанием летела целая стая ругательств аркканцлера. А Ветром Сдумс тем временем уже подходил к библиотеке.

Библиотекарь Незримого Университета поспешил на всех четырех лапах к содрогающейся от громоподобных ударов двери.

– Я знаю, что ты здесь, – раздался голос Ветром Сдумса. – Ты должен впустить нас. Это жизненно необходимо.

– У-ук.

– Ах, не откроешь?

– У-ук!

– Что ж, у меня нет другого выхода… Древние камни медленно сдвинулись в сторону. Посыпалась штукатурка. Часть стены обрушилась, и в дыре, напоминающей по форме Ветром Сдумса, появился Ветром Сдумс собственной персоной, задыхаясь и кашляя от пыли.

– Лично я был против таких мер, – сказал он. – Никак не могу отделаться от чувства, что угождаю общепринятым суевериям.

Библиотекарь взлетел в воздух и приземлился ему на плечи. К вящему удивлению орангутана, это не возымело никакого действия. Обычно трехсотфунтовый орангутан существенно замедляет ваше продвижение вперед, но Ветром Сдумс нес его на себе, словно какой-то меховой воротник.

– Скорее всего, нам потребуется древняя история, – предположил Сдумс. – Слушай, тебе не сложно будет перестать откручивать мне голову?

Библиотекарь в отчаянии огляделся. Откручивание головы действовало всегда.

Вдруг его ноздри раздулись.

Библиотекарь не всегда был обезьяной. Волшебная библиотека считалась крайне опасным местом для работы, и он превратился в орангутана в результате непреднамеренного выброса магии. Раньше он был вполне безобидным человечком, однако люди вскоре привыкли к его новому виду и уже не помнили его другим. Впрочем, изменился не только внешний вид, одновременно с тем произошли радикальные изменения чувств и воспоминаний. Наиболее глубокие, фундаментальные, врожденные воспоминания относились к формам. Они уходили в глубь веков, к эпохе зарождения человека мыслящего. Существ с вытянутыми мордами, большими зубищами и на четырех лапах развивающийся обезьяний мозг хранил в разделе «Плохие новости».

В пролом вошел очень крупный волк. За ним – крайне привлекательная девушка. Мозг библиотекаря и без того коротил, а вид девушки только добавил помех.

– К тому же, – сказал Ветром Сдумс, – вполне возможно, мне удастся завязать твои лапы у тебя же за спиной.

– И-ик!

– Он не обычный волк, можешь мне поверить.

– У-ук?

– А она с формальной точки зрения не совсем женщина, – добавил Сдумс значительно тише.

Библиотекарь посмотрел на Людмиллу, его ноздри снова раздулись, лоб наморщился.

– У-ук?

– Хорошо, возможно, я неловко выразился. А теперь будь хорошим мальчиком, отпусти меня.

Библиотекарь осторожно разжал свои объятия и спрыгнул на пол, стараясь держаться так, чтобы между ним и Волкоффым все время оставался Сдумс.

Сдумс очистил куски штукатурки с остатков своей мантии.

– Нам крайне необходимо узнать о жизни городов, – пояснил он. – А особенно меня интересует…

Раздалось едва слышное позвякивание.

Из-за ближайшей книжной полки беззаботно выкатилась проволочная корзинка. Она была наполнена книгами. Поняв, что обнаружена, тележка застыла на месте, сделав вид, будто никогда и не двигалась с места.

– Подвижная стадия, – прошептал Ветром Сдумс.

Проволочная корзина попыталась незаметно откатиться. Волкофф зарычал.

– Это то самое, о чем говорил Один-Человек-Ведро? – спросила Людмилла.

Тележка исчезла. Библиотекарь хрюкнул и бросился за ней.

– О да. Это, должно быть, что-то, способное быть полезным! – воскликнул Сдумс, вдруг испытав приступ почти маниакальной радости. – Так вот как все работает! Сначала появляется нечто такое, что тебе хочется сберечь, убрать куда-нибудь. Тысячи яиц гибнут из-за неблагоприятных условий, но это не имеет никакого значения, потому что тысячи и выживают. А на следующей стадии появляется нечто полезное, способное самостоятельно перемещаться, тогда как никому и в голову не может прийти, что эта штука оказалась здесь самостоятельно…

– Но разве город может быть живым? – удивилась Людмилла. – Он ведь состоит из мертвых частей!

– Как и люди. Взять, к примеру, меня. Уж я-то испытал все на собственной шкуре. Но отчасти ты права. Такого не должно происходить. Все это из-за избытка жизненной силы. Она… она нарушает равновесие. Превращает то, что нереально, в реальность. И это происходит слишком быстро…

Раздался вопль библиотекаря… Из-за длинного ряда книжных полок вылетела тележка и, бешено вращая колесами, помчалась к пролому в стене. За ней, вцепившись одной лапой в раму, летел, словно очень толстый флаг, орангутан.

Волкофф прыгнул.

– Волкофф! – закричал Сдумс.

Но тщетно. Сильный условный рефлекс гоняться за всем, что движется, тем более на колесах, представители семейства собачьих обрели еще в древние времена – в тот самый миг, когда первый пещерный житель скатил с холма свое первое бревно. Отчаянно щелкая зубами, Волкофф кинулся вслед за тележкой.

Его челюсти сомкнулись на колесе. Раздался вой, потом – визг библиотекаря, и орангутан, волк и тележка воткнулись в стену.

– Бедненький! Тебе больно, да?

Людмилла подбежала к поверженному волку и упала рядом с ним на колени.

– Она проехала прямо ему по лапам!

– А еще он, наверное, потерял пару зубов, – сказал Сдумс и помог библиотекарю подняться на ноги.

Глаза орангутана горели кровавым блеском. Тележка пыталась украсть его книги. Вероятно, это было лучшим доказательством того, что мозгов у тележек совсем нет.

Библиотекарь наклонился и оторвал у тележки колеса.

– Опа! – воскликнул Сдумс.

– У-ук?

– Это просто восклицание. И я согласен, здесь мне не цирк, – успокоил Сдумс.

Голова Волкоффа лежала на коленях Людмиллы. Он потерял один зуб и серьезно попортил шкуру. Открыв желтый глаз, волк заговорщически посмотрел на Сдумса. Людмилла чесала Волкоффа за ухом. «Наслаждается своим счастьем, – подумал Сдумс. – Еще чуть-чуть, он поднимет лапку и примется жалобно скулить».

– М-да, – неопределенно выразился Сдумс. – Так… А теперь, библиотекарь, нам понадобится твоя помощь.

– Бедный храбрый песик, – сказала Людмилла.

Волкофф поднял лапу и жалобно заскулил.

Тяжеленная туша казначея мешала второй тележке набрать скорость и догнать уже скрывшегося вдали товарища. К тому же одно ее колесо беспомощно волочилось по земле. Раскачиваясь из стороны в сторону, тележка едва не опрокинулась, выезжая за ворота.

– Я ее хорошо вижу! Просто отлично! – завопил декан.

– Нельзя! Попадешь в казначея! – заорал Чудакулли. – Испортишь имущество Университета!

Но декан ничего не слышал, непривычный рев разбушевавшегося тестостерона заглушал все окружающие звуки. Зеленая шаровая молния ударила в накренившуюся тележку. В воздух взлетели колеса.

Чудакулли глубоко вздохнул.

– Ты, придурок!… – заорал он.

Следующее произнесенное им слово было незнакомо волшебникам, которые не могли похвастаться грубым деревенским воспитанием, а потому ничего не знали о некоторых особенностях разведения скота. Но воплощение этого слова возникло всего в нескольких дюймах от лица аркканцлера, оно было толстым, круглым и блестящим, с ужасными бровями. Создание породило какой-то непристойный звук и взлетело повыше, дабы присоединиться к стайке прочих ругательств.

– Черт побери, а это еще что такое?

Возле его уха материализовалась еще одна тварь, несколько меньше предыдущей. Чудакулли схватился за шляпу.

– Проклятье! – Стайка увеличилась еще на одну особь. – Какая-то сволочуга укусила меня!

Эскадрон только что вылупившихся проклятий предпринял героическую попытку обрести свободу. Чудакулли безуспешно пытался их прихлопнуть.

– Убирайтесь, вы, проклятые…

– Нет, стоп! – крикнул главный философ. – Заткнись же!

Еще никто и никогда не приказывал аркканцлеру заткнуться. Затыкались обычно все остальные. Но от удивления аркканцлер все-таки заткнулся.

– Я имею в виду, что каждый раз, когда ты ругаешься, ругательства оживают, – поспешил объяснить главный философ. – Эти страшные крылатые твари появляются из ничего, на пустом месте.

– Паршивые гадины! – заорал аркканцлер. Хлоп. Хлоп.

Из обломков тележки выбрался ошеломленный казначей. Он нашел свою остроконечную шляпу, отряхнул ее, попытался надеть, потом нахмурился и вытащил из шляпы колесо. Коллеги, казалось, не обращали на него ни малейшего внимания.

– Но я всегда так разговаривал! – услышал он голос аркканцлера. – Нет ничего плохого в хорошем ругательстве. Заставляет кровь бежать по жилам. Осторожней, декан, одна из этих подлюк…

– А по-другому ты выражаться не можешь? – воскликнул главный философ, пытаясь перекричать жужжание и писк летающих тварей.

– Например, как?

– Ну, есть много хороших слов. Ерундовина, например.

– Ерундовина?

– Да, или, к примеру, я слышал такое выражение, как «сплошное расстройство».

– Сплошное расстройство? И ты хочешь, чтобы я так ругался?

Казначей доковылял до группы волшебников. Спор о незначительных деталях во время масштабного кризиса был характерной чертой всех волшебников.

– Наша домоправительница госпожа Герпес всегда говорит «Сахар!», если что-нибудь уронит, – подключился к разговору казначей.

Аркканцлер повернулся к нему:

– Она может говорить «сахар», но имеет в виду «дерь…»

Волшебники пригнулись, однако Чудакулли нашел в себе силы вовремя остановиться.

– Вот ерундовина… – бессильно сказал он. Ругательства мирно вились вокруг его шляпы.

– Ты им нравишься, – заметил декан.

– Ты им как отец родной, – добавил профессор современного руносложения.

Чудакулли нахмурился:

– Вы, че… может, вы прекратите смеяться над своим аркканцлером и, дья… выясните, что происходит?

Волшебники покрутили головами. Ничего не появилось.

– А у тебя неплохо получается, – сказал профессор современного руносложения. – Продолжай в том же духе.

– Ерундовина, разъерундовая ерундовина. Сахар, сахар, сахар. Сплошное расстройство… – Он покачал головой. – Плохо. Настроение совсем не улучшается.

– Зато воздух становится чище, – подметил казначей.

Волшебники наконец заметили его присутствие. Потом посмотрели на останки тележки.

– Жужжание слышите? – спросил Чудакулли. – Все вокруг оживает.

Тут их внимание привлек уже знакомый дребезжащий звук. Мимо университетских ворот проехали две тележки. Одна была полна фруктами, во второй лежали те же фрукты и кричащий ребенок.

Волшебники смотрели на тележки, широко раскрыв рты. За тележками промчалась толпа людей. Чуть впереди, энергично работая локтями, бежала полная решимости женщина.

Аркканцлер остановил тучного мужчину, ковылявшего по улице позади всей толпы.

– Что случилось?

– Тележка удрала с моими персиками!

– А ребенок откуда взялся?

– Понятия не имею. У этой женщины тоже была корзинка на колесиках, и она купила у меня несколько персиков, я начал перекладывать их из тележки в тележку, а потом…

Они обернулись на звук. Из переулка показалась тележка. Увидев их, она лихо повернула и покатилась через площадь.

– Неужели весь город уже пользуется этими штуками? – недоверчиво спросил Чудакулли.

– А что, по-моему, очень удобно, – пожал плечами торговец персиками. – Ладно, мне пора бежать. Вы же знаете, как легко мнутся эти персики…

– Кстати, все тележки двигаются в одном направлении, – сказал профессор современного руносложения. – Вы это заметили?

– За ними! В погоню! – завопил декан. Другие волшебники, слишком сбитые с толку, чтобы возражать, послушно потрусили следом за ним.

– Нет! – попытался было остановить их Чудакулли, но быстро понял тщетность своих попыток.

Похоже, он начинал терять инициативу. Аркканцлер сосредоточился и тщательно сформулировал наиболее благовоспитанный боевой клич за всю историю цензуры.

– Бей ерундовин, иначе сплошное расстройство нам всем! – завопил он и последовал за деканом.

Целый день Билл Двер работал впереди во главе вязальщиков и укладчиков.

А потом раздался чей-то крик, и все дружно устремились к забору.

Большое поле Яго Пидберри находилось как раз по соседству. В ворота, ведущие на его поле, вползала Комбинированно-Уборочная Машина.

Билл присоединился к работникам. Вдалеке виднелась фигура Кекса, отдававшего последние распоряжения. В оглобли была запряжена испуганная лошадь. Кузнец уселся на небольшое металлическое сиденье в центре машины и взялся за вожжи.

Лошадь тронулась с места. Заходили рычаги, завращались брезентовые ремни, возможно, даже бороздчатый шнек завращался, но это не имело значения, потому что тут же что-то лязгнуло и машина остановилась.

Из толпы, стоявшей у забора, раздались радостные крики: «Теперь можно слезать и доить!», «У нас тоже была такая, только с места мы ее так и не сдвинули!», «Смотри-ка, как быстро ездит!» – и другие соответствующие моменту остроты.

Кекс слез, перекинулся парой фраз с Пидберри и его людьми, после чего нырнул в недра машины.

– Ни за что не полетит!

– Завтра конина подешевеет!

На сей раз Комбинированно-Уборочная Машина проехала несколько футов, а потом сломалась и сложилась пополам одна из ее каких-то там пластин.

К этому моменту некоторые мужчины уже помирали со смеху.

– Тащи сюда этот хлам, мы тебе дадим за него шесть пенсов!

– Другую машину давай, эта сломалась! Кекс снова спустился на землю. Крики и свист наверняка доносились до него, но он предпочел их игнорировать, хладнокровно меняя сломавшуюся пластину на новую.

Не спуская глаз с противоположного края поля, Билл Двер достал точильный камень и медленными, точными движениями стал точить косу.

Кроме далекого позвякивания инструментов кузнеца только скрежет точильного камня нарушал тишину, повисшую в тяжелом воздухе.

Кекс забрался обратно на машину и кивнул управлявшему лошадью человеку.

– Надо же, опять началось! – Тебе не надоело?

– Слезай и сам толкай!

И вдруг крики стихли.

С полдюжины пар глаз проводили Комбинированно-Уборочную Машину до конца поля, где она развернулась и направилась обратно.

Машина, покачиваясь и вибрируя, со стрекотом прокатила мимо.

На краю поля она опять аккуратно развернулась.

И снова прострекотала мимо.

Спустя какое-то время чей-то мрачный голос произнес:

– Людям она не понравится, помяните мои слова.

– Верно, – кивнул кто-то. – Разве нормальный человек залезет в такую хреновину?

– Только и может, что ездить взад-вперед по полю…

– …Но быстро-то как…

– …Смотрите, режет пшеницу и отделяет колосья…

– Прошел уже три ряда.

– Вот шельмец!

– В нем все так крутится, даже не разглядишь толком! Что скажешь, Билл? Билл?…

Они обернулись.

Он уже прошел половину второго ряда. Коса в его руках так и мелькала. И он постоянно наращивал скорость.

В щелку высунулся нос госпожи Флитворт.

– Да? – подозрительно осведомилась она.

– Это Билл Двер, госпожа Флитворт. Мы принесли его домой.

Она открыла дверь чуть шире:

– Что с ним случилось?

Двое мужчин неловко ввалились в дом, волоча на своих плечах долговязое темное тело. Тело подняло голову и наградило госпожу Флитворт туманным взглядом.

– Понятия не имею, что на него нашло, – признался Герцог Задник.

– Просто сам не свой до работы. Свои денежки отрабатывает до последнего пенса.

– Да уж, такое в наших краях впервые, – мрачно произнесла она.

– Носился взад-вперед по полю как сумасшедший, старался перегнать эту чертову машину Неда Кекса. Мы вчетвером не успевали за ним снопы вязать. Кстати, машину он почти перегнал.

– Положите его на диван.

– А мы предупреждали его, не стоит, говорим, так работать на солнцепеке… – Герцог вытянул шею, заглядывая в кухню. Уж не там ли хранятся те самые сундуки с золотыми монетами?

Госпожа Флитворт мужественно закрыла собой дверной проем.

– Спасибо за беспокойство. А теперь, я полагаю, вас давно уже заждались дома.

– Если чем нужно помочь…

– Я знаю, где вы живете. Кстати, вы не платите за проживание вот уже пять лет как. До свидания, господин Шпинат.

Она выставила их из дома и захлопнула дверь. Потом госпожа Флитворт повернулась к своему работнику.

– И что это тебе взбрело на ум, господин Так Называемый Билл Двер?

– Я УСТАЛ, И УСТАЛОСТЬ НЕ ПРОХОДИТ. Билл Двер схватился за голову.

– К ТОМУ ЖЕ ШПИНАТ ДАЛ МНЕ КАКОЙ-ТО ЗАБАВНЫЙ НАПИТОК ИЗ ЯБЛОЧНОГО СОКА, ПОТОМУ ЧТО БЫЛО ОЧЕНЬ ЖАРКО, А ТЕПЕРЬ Я ОТВРАТИТЕЛЬНО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ.

– Не удивлена. Он гонит эту отраву в лесу. Сока там не так уж и много.

– Я НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ БОЛЬНЫМ ИЛИ УСТАЛЫМ.

– С живыми людьми это частенько случается.

– КАК ЖЕ ВЫ ЭТО ВЫНОСИТЕ?

– Ну, твой «забавный» яблочный сок иногда помогает.

Билл Двер мрачно уставился в пол.

– НО УБОРКУ ПОЛЯ МЫ ЗАКОНЧИЛИ, – сказал он, и в голосе его проскользнули торжествующие нотки. – ВСЕ ЗАСНОПИЛИ В УВЯЗЫ. ИЛИ НАОБОРОТ. КАК ПРАВИЛЬНО?

Он снова схватился за голову.

– А-А-А-Х.

Госпожа Флитворт скрылась в буфетной, и скоро оттуда донесся скрип насоса. Вернулась она с влажным полотенцем и стаканом воды.