Султан и его гарем Борн Георг
– Ты должна идти! Или ты не хочешь еще раз увидеть своего Сади? В эту ночь решится твоя участь, ты освободишься от своих страданий, когда увидишь все!
– Пусть будет так! – воскликнула Реция решительно. – Я иду с тобой!
– Встань на колени, чтобы я мог завязать тебе глаза!
– Я готова видеть все, что бы ни было!
– Ты должна увидеть все только на месте, куда я поведу тебя! Там я сниму повязку с твоих глаз, а теперь закрой покрывалом свое лицо!
Реция исполнила требование Лаццаро; она была в его власти, и к тому же внутренний голос побуждал ее следовать за ним! Если бы она в самом деле увидела Сади, один возглас, быстрое слово могли вызвать его к ней! Она предалась надежде освободиться, наконец, от власти ужасного грека! Покрывало, опущенное на ее лицо, закрывало и глаза. Грек, осмотрев, взял ее за руку.
Он вывел ее из комнаты, оставив ключ в дверях.
Печально последовала за ним Реция через коридор, вниз по лестнице и далее к выходу.
Лаццаро крепко держал руку Реции. Он довел ее до кареты, посадил в нее, и сел рядом с ней. Реция не видела, куда он ее вез.
Через какое-то время карета остановилась. Грек открыл дверцы и, соскочив на землю, помог Реции выйти из экипажа.
Глаза Реции были так плотно закрыты, что она не видела, как ярко освещены были окна дворца принцессы. Казалось, там праздновали блестящий пир.
Вошедшие во дворец Лаццаро и Реция услыхали обольстительные звуки музыки, доносившиеся к ним из отделенной залы.
Сади-бей, следуя приглашению принцессы, только что явился во дворец, чтобы перед своим внезапным отъездом в ссылку проститься с Рошаной. Она желала, прежде чем он отправится в далекую страну, на битву с арабским племенем, еще раз поговорить с ним и передать некоторые рекомендации к губернаторам Мекки и Медины, которые могли быть полезны ему.
Когда Сади получил приказ о ссылке, мысль о Реции сильно беспокоила его, но теперь он отправлялся на поле битвы, и Гассан, оставшийся в Константинополе, обещал ему в его отсутствие употребить все усилия, чтобы отыскать Рецию и защитить ее.
В эту ночь он должен был вместе с Зора-беем оставить столицу и отправиться в далекую Аравию, где близ берегов Черного моря, между Меккой и Мединой, лежит Бедр – цель их путешествия. Они должны были вместе с отрядом солдат сесть на военный корабль и ехать до Дамиетты на берегу Египта. Отсюда начинался дальний поход в Медину – мимо Суэца, через пустыню Эт-Гней, мимо Акабы.
Смертный приговор был отменен, но эта ссылка на отдаленную войну была не что иное, как отправление на гибель. Конечно, это изменение приговора было почетно, но опасности, поджидавшие обоих офицеров в далекой земле мятежников, едва оставляли в них надежду когда-нибудь снова увидеть столицу на берегу Босфора! Кто был пощажен пулями лукавых и многочисленных врагов, тот становился жертвой чумы, часто свирепствующей в тех местах. Ни один полководец, ни один офицер из тех, которых до сих пор посылали, чтобы положить конец кровопролитным нападениям и грабежам арабского племени, не вернулся обратно, все нашли там смерть.
Теперь Сади и Зора должны были предводительствовать войсками султана, число которых значительно уменьшилось, а приверженцев Кровавой Невесты с каждым днем становилось больше. Военный министр приказал переправить туда несколько сотен башибузуков и четыре пушки, чтобы они под начальством двоих офицеров двинулись на неприятеля и подкрепили находящийся в той далекой стране уже упавший духом гарнизон.
Задача, выпавшая на долю двух молодых офицеров, несмотря на все опасности, имела в себе много заманчивого! Не только странность этой экспедиции, где им предоставлялся случай выказать мужество и находчивость, но и борьба с опасностями имели большую притягательную силу.
Сади уже мечтал о геройских подвигах и победах, Зора-бей, точно так же полный надежд, спешил навстречу битвам, хотя и для него, как и для Сади, удаление из Константинополя было не очень приятно.
Мисс Сара Страдфорд еще находилась в турецкой столице, и так как она предпочла Зору всем другим, то между ней и молодым офицером установились скоро дружеские отношения. Она не только принимала преданность Зоры, но и давала понять, что она была для нее приятна. Когда он перед отъездом пришел проститься с ней, мисс Страдфорд была в высшей степени изумлена этим внезапным событием.
– Вы уезжаете так далеко? Вы отправляетесь на поле битвы и к тому же в далекую опасную страну? – спросила она. – Это печалит меня!
Зора сообщил ей, что он вместе с Сади-беем отправляется туда по приказанию султана.
– Нам предстоит отличиться, мисс Страдфорд.
– А может быть, и не вернуться! Мы, люди, склонны верить тому, чего желаем, но большей частью случается иначе, – отвечала прекрасная англичанка. – И я от души жалею о разлуке с вами! Знаете ли вы, какую надежду питала я относительно вас?
– Пожалуйста, доверьте ее мне!
– Отчего не быть мне откровенной! Я надеюсь, что рано или поздно вы вступите в дипломатический корпус, – говорила мисс Страдфорд, – не думаю, чтобы вы серьезно рассчитывали остаться военным, по-моему убеждению, вы, при ваших возможностях, вашем отличном образовании и светском поведении, рождены скорее для общения с политиками и женщинами, чем с пушками и эскадронами! Я надеюсь, почему, не знаю сама, скоро увидеть вас в салонах дипломатов!
– Эта жизнь и это общество были бы для меня довольно заманчивы, мисс Страдфорд, тем более, что там я имел бы случай постоянно видеться с вами, – отвечал Зора-бей. – Благодарю вас за это доказательство вашего участия, я возьму его как сладкое воспоминание с собой в дорогу, и если мне удастся победоносно вернуться сюда, я надеюсь тогда снова увидеть вас!
– Здесь, в Константинополе, это не удастся, – сказала мисс Страдфорд с улыбкой, – но в Англии, быть может, мы когда-нибудь и встретимся.
Зора обещался вновь увидеть ее, и с этим они расстались.
Сади прибыл по приглашению принцессы, которая приняла его в дорогом бархатном платье персикового цвета. Прекрасная фигура Рошаны и округлость ее форм выделялись более чем когда-либо в этой роскошной, истинно царской одежде. Лицо ее, по обыкновению, до самых глаз было закрыто затканным золотом покрывалом. Но широкие рукава, плотно облегавший ее стан корсаж с роскошным кружевным бордюром, вырезной лиф платья – все выказывало ее изящную шею, округлые плечи и прекрасные руки.
Весь костюм принцесса выписала из Парижа вместе с горничной, которая учила ее умению носить европейские платья.
Принцесса Рошана приняла Сади в летнем салоне своего дворца. Это был тенистый, прохладный салон, подобно беседке или павильону с трех сторон окруженный вековыми деревьями.
Устроен он был с чрезвычайной роскошью. Зеркальные стены отражали тысячи огоньков маленькой прелестной люстры, ковры, покрывавшие пол, были дорогой работы; стулья и подушки, гардины и портьеры были дороги и изящны. Мраморные колонны у входа поддерживали большие вазы с цветущими вьющимися растениями, а на столах стояли разные дорогие безделушки.
В отдаленном покое помещался хор музыкантов, цыган и греков, разнообразные инструменты которых производили чудное сочетание звуков. Рошана любила мечтать, лежа на подушке, волнуемая этими нежными звуками.
– Ты отправляешься на битву, – говорила она Сади, восхищенному видом салона и его обладательницею. – Высшее желание твое исполнено – ты имеешь, наконец, случай отличиться! Но береги свою жизнь, Сади, чтобы получить награды при твоем возвращении.
– Я иду победить или умереть, принцесса!
– Знаешь ли ты твоих врагов и их могущество? Знаешь ли ты союзников, которых дала им природа? Знаешь ли ты самум пустыни, черную смерть и опасности Бедра? Ты идешь навстречу всем ужасам, Сади, и я трепещу за твою жизнь, но да поможет тебе твое мужество! Ты имеешь могущественную противницу в далекой стране. Знаешь ли ты Кровавую Невесту? Слышал ли ты что-нибудь о ней?
– Я слышал только то, что она дочь эмира бени-кавасов, светлейшая принцесса!
– Кровавой Невесте едва только шестнадцать лет, но берегись ее, Сади! Она смертельно ненавидит каждого турка, каждого солдата падишаха и до тех пор не успокоится, пока не увидит его плавающим в собственной крови, – продолжала принцесса, а Сади жадно прислушивался к ее словам.
– Солия увлечена неутолимой жаждой мести! Она была обещана в жены одному юноше из бедуинского племени Эц-Цайядин, известному редкой храбростью и умом. Не довольствуясь кровавыми лаврами, приобретенными на охоте за тиграми и пантерами, он вздумал получить их и на поле битвы, как раз перед торжественными проводами обещанной ему невесты. Поэтому он напал с горстью своих приверженцев и друзей на небольшой отряд турецких солдат, бывших в разъездах по стране в Бедре.
В одной из этих битв бедуин был ранен, попал в руки солдат и был казнен по приказанию губернатора Медины. Все просьбы за него были тщетны. Хитростью только удалось невесте достать отрубленную голову своего жениха. У головы этой поклялась она страшно отомстить солдатам султана за преждевременную смерть своего возлюбленного. По приказу отца ее, тронутого слезами дочери и воспламененного ее клятвой мести, восстало все племя бени-кавосов против владычества падишаха.
Подобно Орлеанской деве идет теперь эта княжна на битву. Целое племя доверило ей свои знамена, и рассказывают, будто она со знаменем впереди всех бросается на неприятельские отряды и мужественно сражается рядом с отцом и братьями, чтобы отомстить за смерть своего жениха. Вот какова Кровавая Невеста, Сади! – заключила свой рассказ принцесса. – Ты идешь против нее и ее храбрых войск, которые имеют перед тобой большое преимущество: они знают свою гористую страну и везде имеют убежища, откуда могут нападать и стрелять по тебе и твоим солдатам!
– Стоит ли идти против девушки! – сказал Сади с презрительной улыбкой. – Мне было бы приятней, если бы во главе моих врагов, мятежников в такой далекой стране стоял паша, полководец!
– За ней стоит сила, которую ты так же мало должен презирать, как и ее, Сади! Не из одного только племени князя, ее отца, состоит ее войско, мне докладывают, что и родственные племена, ободренные успехами Кровавой Невесты, соединились с ним, и общие силы их объединяют много тысяч воинов! Это значительная сила, Сади, много ли солдат намерен ты им противопоставить?
– Это решено будет только на поле сражения, но не думай, о принцесса, что я боюсь с несколькими сотнями башибузуков выступить против арабов! Чем больше опасность, тем славнее победа!
– Это твои слова! Я знаю твое мужество и потому говорю: если только возможно кому-нибудь победить и усмирить дальнее племя, это сделаешь ты! Я буду сопровождать тебя в твоем походе, Сади! Мои мысли и желания будут следовать за тобой всюду: при переезде через море, в походе через пустыню и на поле битвы! И да защитит тебя Аллах! Если ты вернешься победителем, в триумфе недостатка не будет! Изгнанником уезжаешь ты – славным вернешься назад! Я сама тогда подам тебе венец героя и прикажу повесить на твою голову бунчук паши, и пусть толпа, исполненная восторга и удивления, любуется вернувшимся победителем!
– Какие божественно прекрасные образы рисуешь ты перед моими глазами, принцесса!
– Да, до паши ты должен возвыситься! Я еще впредь говорила тебе, что славная будущность манит тебя!
– Чудесны, возвышенны и прекрасны твои слова, принцесса! Да, я должен достигнуть этой цели или умереть!
– Ты будешь жив, ты победишь, Сади! Пусть мои слова и желания провожают тебя. Ты прав, божественна самим добытая слава, – говорила принцесса, между тем как исполненный смелых надежд и восторга Сади, как бы в блаженном сновидении, преклонил колена и простер к ней руки.
– Так и быть, уезжай и вернись победителем.
– Благодарю тебя за твои слова, о принцесса, ты возвысила мою душу! – воскликнул Сади, упоенный восторгом, – Ты не увидишь меня иначе, как окруженного славой, я решился победить или умереть.
Ты вручила мне рекомендательные письма к губернаторам, ты дала мне доказательства твоей благосклонности и милости, но прекраснейшее, что ты даешь мне в дорогу, – это божественный образ, которым ты очаровала мои взоры! Благословляю тебя за это! Благодарю тебя и беру с собой твои слова как могущественный талисман.
Сади порывисто прижал к своим пламенным устам протянутую ему руку принцессы, склонившейся к нему; казалось, он хотел сжать ее в своих объятиях и в страстном порыве простер руки к той, которая указала ему заманчивые горизонты, сияющие славой и почестями будущности.
В эту минуту упоенному восторгом Сади показалось, будто позади него прозвучал тихий крик: он узнал голос, и голос этот заставил его вздрогнуть.
– Сади! – раздалось у его уха, и этот скорбный возглас глубоко потряс его душу.
Это был голос Реции, или чувства обманывали его?
– Сади! – слышалось ему, и этот крик звучал как безнадежный крик разбитого сердца.
Он вскочил, взгляд его блуждал по салону и смежной оранжерее, но Реции нигде не было. Волнуемый разными чувствами, спешил он из дворца принцессы.
Реция упала в обморок при виде зрелища, на которое указал ей грек, заставив ее бросить взгляд на Сади и Рошану.
Это была ужасная ночь для несчастной; невольно вырвался из ее трепетных уст крик, который услышал Сади.
Затем она лишилась чувств.
Часть вторая
I
Кровавая невеста
В одной котловине, окруженной небольшими возвышенностями и несколькими крутыми горами, между городами Мединой и Бедром в Аравии находился лагерь, состоящий из больших палаток. Вокруг лагеря, который, по-видимому, принадлежал дикому племени, бродили лошади и верблюды, обгладывая последние скудные стебли травы на каменистой бесплодной почве.
Это не был лагерь мирного кочевого племени, что доказывало не только военное убранство верхушек палаток, увенчанных различными предметами добычи, отнятой у побежденных турецких солдат, но и расставленная по окрестным вершинам стража; всадники, похожие на конные статуи, резко выделялись на ясном небе. Лошадь и человек, казалось, так срослись между собою, что оба, сознавая важность их положения и назначения, не двигались с места. Стоя на вершине и беззаботно опустив поводья лошади, всадник пристально устремлял взгляд в пространство, которое он должен был охранять. Дальше, внизу, между выступами гор и в трещинах, вглядевшись попристальнее, можно было заметить такие же неподвижные фигуры. Белый плащ, закрывавший все тело с головы до ног, обличал в них арабов. Вблизи каждого свободно паслась лошадь, она стояла или бродила вокруг, следуя малейшему знаку своего хозяина.
Солнце уже спускалось за горизонт, покрывая все заревом вечерней зари, тени принимали исполинские формы, и вдали небо и холмы соединялись морем фиолетового цвета. На палатках, на склонах гор и на уродливых пальмах лежало то чудное, то лучезарное освещение, которое придает всему Востоку и Индии их своеобразный колорит.
Палатки были покрыты сшитыми кусками войлока из козьей шерсти, защищающими от дождя и солнца. Со всех сторон эти палатки были плотно закрыты и имели почти все около двадцати футов длины и десяти футов ширины; только одна из них была значительно больше; по лучшей материи и всему устройству ее было видно, что она принадлежала шейху или эмиру племени.
Перед этой палаткой сидел на верблюжьей шкуре вождь с длинной белой бородой. Сверх грубой бумажной рубашки на нем надет был кафтан и затканный золотом плащ, на ногах – красные башмаки. Голова его была обвита дорогой дамасской шалью. Задумчиво, почти мрачно смотрел он вдаль. Вдруг сидевший увидел бедуина, приближавшегося к палаткам. Пригнувшись к шее лошади, мчался он через ущелья гор. В одной руке держал он повод лошади, в другой – ружье. Казалось, будто длинный, укутанный в белый плащ предмет был привязан к лошади, так абсолютно закрывал плащ фигуру всадника.
Приблизившись к большой палатке эмира, он соскочил с лошади и подошел к князю племени бени-кавасов, который вел около двух тысяч ружей[13] против султанских солдат, из которых более четверти уже пало в битвах.
Молодой бедуин, преклонясь перед ним, положил правую руку на грудь.
– Я принес тебе важное извести, мудрый Гарун, тебе и твоей храброй дочери Солии! – сказал молодой воин. – Где теперь Кровавая Невеста?
Эмир Гарун откинул занавес палатки, внутренность которой была разделена ковром на две половины. В одной половине жил эмир с сыновьями Абу-Фарези и Абу-Барди, другую половину занимала его дочь Солия.
Эмир закричал сыновьям явиться к нему вместе с Солией. Явился только один.
– Абу-Фарези и Солия уехали, – сказал он, – посмотри туда, мне кажется, это они возвращаются!
– Да, это они, сестра твоя и брат, – отвечал старый эмир. – Эль-Омар, обожди с докладом!
Молодой араб, так же как и старый эмир и его сын, взглянул навстречу обоим всадникам, мчавшимся с быстротой ветра. Кто этого не знал, тот ни за что бы не заметил, что один из двух всадников была девушка, вооруженная по-мужски. Рядом с братом, Абу-Фарези, в белом полосатом плаще и в зеленой головной повязке, сидела она на своем стройном коне, одетая, подобно мужчинам, в шелковый кафтан под развевающимся плащом, на ногах у ней были желтые сапоги, а голова была обвита пестрой шалью. В руке держала она ружье, а за поясом, перехватывавшим ее шелковый кафтан, можно было заметить, когда она спрыгнула у палатки с лошади, воинское украшение, которое страшным образом оправдывало прозвище «Кровавая Невеста». Кроме пистолета и двух роскошных кинжалов, на поясе висела голова турецкого солдата на веревке, которая была продета через голову из одного уха в другое при помощи кинжала.
Вид этого победного трофея был ужасен! Черная, запекшаяся кровь прилипла к шее, к лицу и волосам головы и страшно выделялась на мертвенно-бледном лице. Кровью была забрызгана одежда Солии и запятнан дорогой шелковый кафтан – она, по-видимому, гордилась этими пятнами и этим трофеем. Вглядевшись вблизи в Солию, внимательный наблюдатель сразу бы узнал в ней девушку или же принял ее за безбородого юношу. У нее были правильные, но суровые черты лица, большие темные глаза и сильно развитый стан. Она презирала одежды и украшения женщин! Ни цветного покрывала на лице, ни серебряных колец в носу и ушах, ни серебряных обручей на шее и руках не носила она, ее украшениями были оружие и неприятельские головы, одну из которых она теперь положила к ногам отца, причем не дрогнул ни один мускул ее как бы высеченного из мрамора лица.
Эль-Омар, молодой араб, почтительно преклонился перед нею – она не обратила на это никакого внимания.
Эмир глядел на окровавленную голову.
– Мы встретили неприятельского караульного, – сказала Кровавая Невеста, – вот я принесла тебе его голову, отец!
– Солия выстрелила в него с лошади, это был новоприезжий башибузук, – прибавил Абу-Фарези, один из братьев Кровавой Невесты, в то время как другой приподнял привязанную к веревке голову и рассматривал ее. – Лошадь бросилась в сторону и потащила за собой полумертвого врага, и мы последовали за ним, наконец Солии удалось саблей отделить голову от туловища, и голову она взяла себе, а туловище принесет лошадь в неприятельский лагерь!
– Выслушайте известие Эль-Омара, который только что прибыл сюда в лагерь! – обратился эмир к Кровавой Невесте и двум ее братьям. Теперь только обратилась Солия с вопросом к молодому арабу:
– Разве брат мой Абу-Варди не прислал тебе сегодня утром сотни всадников, чтобы занять большую караванную дорогу?
– Да, храбрая и благородная дочь Гаруна, звезда нашего племени, наш смелый знаменосец, – отвечал молодой араб, – Эль-Омар принес важные известия тебе, мудрому эмиру и твоим мужественным братьям; я помчался сегодня утром с сотней всадников по той дороге. К полудню достигли мы горы Кора. Я бросился вперед. Едва достиг я вершины, чтобы произвести дальнейший осмотр, как в незначительном расстоянии от меня на большой караванной дороге заметил длинный отряд войска. Это были турецкие солдаты башибузуки.
– Значит, в числе их был и тот, которого мы встретили, пусть труп его объявит приближающимся нашу борьбу не на жизнь, а на смерть, – сказала Кровавая Невеста. – Продолжай же!
– Я вернулся к своим всадникам в хорошо скрытое место, так как враги тотчас же послали несколько пуль нам навстречу, и оттуда был нам виден весь отряд!
– Как велик он?
– Мы насчитали до пятисот солдат с предводителями! В середине длинного отряда лошади и верблюды тащили с трудом две пушки!
– Они везут с собой две пушки, – сказал старый эмир. – Это бесполезный труд, должны же они знать горные ущелья!
– Когда я со своими всадниками достаточно разглядел все и убедился, что это были новые войска, – продолжал молодой араб, – мы помчались назад! Там, за ложным лагерем, оставил я в засаде своих всадников, а сам поспешил сюда, донести тебе обо всем! Прикажи мне заманить сегодня ночью башибузуков с их пушками в лагерь, и ты можешь с главными силами твоего войска напасть на них и истребить прежде, чем они успеют начать битву, можешь отобрать их пушки и употребить их для укрепления и обороны твоего лагеря!
– Не все главные силы возьмем мы для истребления этих новых войск! – воскликнула Кровавая Невеста. – Дай мне еще сто человек, – обратилась она к отцу, – я и братья с этой горстью воинов нападем на врагов и победим их!
– Я встретил по ту сторону горы Джарль двух человек из племени алезов, – сообщил Эль-Омар, – они уже знали, что приближаются новые военные силы, и рассказали мне, что придет еще арьергард тоже с двумя пушками! Как велик последний, они не знали! Они узнали только, что каждый из этих отрядов имеет предводителем молодого бея, что оба предводителя в столице падишаха были приговорены к смерти, но потом смертный приговор был заменен ссылкой! Это они идут на нас, они дали священную клятву убить Кровавую Невесту и победить наше племя или пасть на поле битвы!
– Они поклялись в моей смерти? – спросила Солия мрачно. – Я отплачу им тем же! Посмотрим, кто останется победителем!
– Они хотят истребить нас и думают, что, захватив в плен Кровавую Невесту, будут уже у цели, – продолжал молодой араб, – твою же голову падишах оценил в двадцать тысяч пиастров.
– Мою голову? Дорого, однако ж, ценит меня султан, – сказала Солия с холодной язвительной улыбкой, – оба новых предводителя хотят, значит, приобрести эту награду! Я захвачу их в плен, и тогда увидим, какая цена будет выдана мне за их головы, когда я их пошлю султану! Я горю нетерпением начать бой с новым неприятелем! Даешь ли ты нам сотню воинов, отец?
Старый эмир утвердительно кивнул головой.
– Возьми больше, – сказал он.
– Сотню Эль-Омар оставил в засаде, у ложного лагеря, чтобы заманить башибузуков в долину, сотню возьмем мы теперь с собой, больше нам не надо, отец! Скорей, братья, наступил вечер, созовите сотню воинов и выступим!
– Осмелюсь ли я остаться с тобой, храбрая Солия? – спросил молодой воин Кровавую Невесту.
Она бросила на него почти сострадательный взгляд – она давно уже заметила, что Эль-Омар любит ее, – она же нисколько не чувствовала к нему взаимности, она служила высшим целям! Она должна была себя и свою жизнь принести в жертву кровавой мести, о возможности почувствовать любовь еще раз после смерти жениха она и не думала!
– Нет, – отвечала она, – лучше, если ты вернешься к своим воинам, Эль-Омар! Замани солдат падишаха в засаду лагеря, но не вступай с ними в битву до тех пор, пока братья и я не будем близко, тогда только можешь начинать битву, иначе они переколотят сначала всех вас, а потом и нас! Поспеши!
– Ты приказываешь – Эль-Омар повинуется! – ответил молодой араб, поклонился эмиру и Кровавой Невесте и кликнул лошадь. Вскочив на стройное животное, он умчался в сумерках быстро наступившего вечера.
Между тем оба сына эмира созвали уже сотню воинов. Все они на лошадях собрались на другом конце походного лагеря. За плечами у них были ружья, а в руках копья – любимое оружие сыновей пустыни.
И Солия, дочь князя, также надела ружье и приказала прислуживавшей ей молодой аравитянке подать копье. Теперь она была вооружена так же, как и мужчины.
Оба брата пришли и донесли старому эмиру, что сотня воинов уже готова к выступлению. Престарелый князь простился с детьми и пожелал им воинского счастья. Солия и братья вскочили на лошадей. Их ждал отряд, представлявший странное, даже, можно сказать, страшное зрелище в сумерках вечера. Выстроившись в длинные ряды, стояли в гробовом молчании всадники.
В белых бедуинских плащах, с капюшонами на головах и с высоко торчащими в воздухе копьями, на черных лошадях они казались привидениями.
Как облако пыли, исчез отряд, предводимый Солией и братьями, в долине и бросился в ущелье, соединявшее его с большой караванной дорогой. Под охраной сумерек направились они в ту сторону, где наполовину скрытый между возвышениями был разбит маленький лагерь, сооруженный, чтобы заманить неприятеля в засаду.
Через несколько часов Эль-Омар достиг высот этого лагеря. Тут он застал своих воинов в сильном волнении. Стражи видели, что предводитель баши-бузуков отослал половину войска с двумя пушками по дороге, уходящей в сторону от главной караванной.
Арабским форпостам удалось захватить в плен одного из отставших султанских солдат, и от него они узнали, что предводитель этого отряда, по имени Сади-бей, послал солдат с пушками, чтобы они примкнули к Зора-бею, который по другой дороге шел сюда с тремястами человек и двумя пушками.
Все неприятельские силы состояли, таким образом, из восемьсот солдат и четырех пушек. Сади же стоял во главе отряда только из двухсот шестидесяти человек, и арабы горели нетерпением заманить его в этот лагерь и истребить. Он только что прошел мимо по той стороне большой караванной дороги почти вблизи их. Эль-Омар приказал своим воинам дождаться полночи, когда прибудет Кровавая Невеста во главе еще одной сотни воинов.
Воины сидели на конях, готовые к исполнению приказаний. В безопасных убежищах стояли стражи, чтобы видеть все вокруг. Мнимый лагерь лежал в долине и совершенно походил на настоящий походный арабский лагерь, так что при взгляде на него неприятель не заподозрил бы никакого обмана. Около палаток было много верблюдов и лошадей. А между тем лагерь быт пуст. Ежедневно приезжали туда воины, приносившие корм и воду лошадям и верблюдам.
Между тем наступила ночь. Бледный свет луны падал на гористую, местами непроходимую местность, где обитало племя бени-кавасов, воевавшее теперь с войсками султана. В то время как арабы знали каждое ущелье, каждое убежище, каждое хранилище воды и каждое селение, солдаты султана должны были пользоваться только караванной дорогой, где за ними все время наблюдали хитрые враги. Преследуя племена арабов, они постоянно подвергались опасности: их увлекали в засаду, в опасные скалистые места, старались обмануть и разобщить. Солдатам попадались такие опасные скалистые места, где они не в состоянии были угнаться за арабами, в то время как те на своих привыкших к горным дорогам конях поспевали всюду. К тому же малочисленность турецких войск…
Так, Зора и Сади с трудом собрали всего восемьсот солдат, часть которых к тому же порядочно упала духом, а другие были сильно изнурены тяжелым и долгим походом через пустыни и горы.
Но оба молодых офицера ничуть не падали духом. Напротив, препятствия и трудности еще более укрепили в них решимость наказать и победить мятежников.
Сади все время был настороже, идя с отрядом ночью по караванной дороге. На следующий день они должны были соединиться с Зора-беем, шедшим туда же по другой дороге, более опасной. Объединившись, они могли бы подумать и о серьезном сражении с арабами.
Сади уже горел нетерпением начать битву, но два события, случившиеся в тот день, когда он отправил половину своего отряда на соединение с Зорой, находившимся, по его мнению, в большей опасности, сделали его осторожнее.
Прежде всего, лошадь одного из его разведчиков примчалась обратно к колонне, таща изуродованного всадника без головы.
Когда те солдаты, которых он взял из Медины и которые уже ранее участвовали в походе против арабов, увидели страшно изуродованный труп, они побледнели:
– Это сделала Кровавая Невеста! Это она отрубила голову и взяла ее себе вместо трофея! – воскликнули они. – Кровавая Невеста близко!
– Тем лучше, – отвечал Сади-бей, когда ему донесли об этом. – Нам представляется случай помериться силами с ней и с ее воинами!
– Она превосходит нас силами, – пронеслось между солдат.
Едва Сади заметил, что малодушие и страх могут овладеть воинами, он бросился к ним и пригрозил собственноручно застрелить каждого, кто только осмелится сеять панику в отряде.
– Или вы боитесь девушки, трусы? – кричал он. – Его величество султан, наш император и повелитель, назначил двадцать тысяч пиастров за ее голову! Я прибавляю к этому еще и мое жалованье и дарю его тому, кто первый отважится подступить к Кровавой Невесте. Следуйте за мной! Я поведу вас! И если вы останетесь верны, мы победим!
Эти слова Сади воодушевили воинов, пришедших вместе с ним из Константинополя. Все они с радостью присоединились к своему предводителю, дав клятву победить или умереть вместе с ним. Остальные же солдаты роптали на Сади, зачем он послал к Зоре половину отряда с пушками: они боялись, чтобы ночью не случилось с ними какого-нибудь несчастья. Страх этот поздно вечером еще более увеличился: второй всадник из разведки исчез. Вероятно, арабы захватили его в плен.
Получив это донесение, Сади понял, что враги караулили его; но он не робел, при нем все еще было двести пятьдесят солдат, из которых, впрочем, он мог положиться только на половину, остальные уже упали духом, так как, служа в этой стране, испытывали только одни лишения.
Боязливо озирались они по сторонам, опасаясь неприятельского нападения.
Сади ехал впереди всех. Наступила ночь. При нем находились фельдфебель и капралы, которым он приказал безжалостно убивать каждого солдата, сделавшего попытку к бегству. Только так надеялся он удержать ненадежных.
К счастью наших воинов, луна рано взошла на небо. Бледный, серебристый свет ее падал на песчаную, лежащую между холмами караванную дорогу, на которой кое-где на песке валялись побелевшие от солнца кости лошадей и верблюдов.
Между холмами пролегала бесплодная степь, через которую также пролегла дорога. Кругом не было ни одного дерева.
Но вот один из всадников-разведчиков подскочил к Сади и донес, что при ясном свете луны он хорошо различил вдали нескольких всадников на том месте возвышенности, где, казалось, было ущелье или вход в долину, и когда ему удалось незамеченным взобраться на высоту, он заметил в той долине палатки лагеря.
Сади слушал доклад спокойно и задумчиво.
– В твоем известии тревожит меня то обстоятельство, – сказал он строго, – что ты видел неприятельских всадников, а тебя они не заметили!
– Я был осторожен, если бы они заметили меня, они выстрелили бы по мне! – отвечал солдат.
– У араба острое зрение! Что они в тебя не выстрелили, это еще не доказывает того, что они тебя не видели. Мне кажется, они хотят заманить нас в западню, они готовятся к нападению и пощадили тебя только для того, чтобы разом захватить всех нас! – пояснил Сади. – Скачи немедленно по дороге, по которой отправились наши солдаты, к храброму Зора-бею, сообщи ему обо всем случившемся. И если ему не грозит опасность, пусть придет сюда, так как нам, по всей вероятности, придется столкнуться с неприятелем. Скачи скорее!
Сади послал туда еще двух курьеров на случай, если первый попадется в руки арабов, затем он разделил своих солдат на два отряда, первый под его личным командованием продвигался вперед низом, другой же, под предводительством Тшаума, должен был следовать за ним поверху. Полночь уже миновала, как вдруг несколько пуль просвистело с возвышенности из засады – и двое из солдат Сади уже плавали в крови.
Немедленно велел он бить наступление и бросился со всем своим отрядом на возвышение.
Тут увидел он целый неприятельский отряд, который при его приближении скрылся в ущелье.
Сади остановился. Положение его в этой неприятельской стране показалось ему чрезвычайно опасным. Тут к нему подъехал один из шедшего поверху отряда и сообщил, что внизу, в долине, за возвышенностью находится походный лагерь, а сверху, с другой стороны гор, неприятели устроили засаду.
Опасения Сади сбылись! Скрывшиеся от него внизу арабы были там только для того, чтобы заманить его в котловину, а остальные с гор хотели открыть по нему смертельный огонь.
Нужно было принять быстрое решение, и он скомандовал начать бой. Сади не позволил заманить себя в ущелье и в ложный лагерь.
Когда арабы увидели это, сильное бешенство овладело ими! План их не удался! Предводитель солдат раскусил его.
Внезапно, чтобы истребить его маленький отряд, из засады выскочила сотня арабов. Подобно вихрю, с копьями бросились враги на Сади и его солдат, которые немедленно составили каре и дали залп по неприятелям. Видно было, как повалилось несколько арабов вместе с лошадьми, остальные же с новой силой устремились на врага.
Новый залп встретил их – снова пали многие, но это не устрашило остальных: с поднятыми копьями бросились они на турецких солдат. Начался рукопашный бой, и Сади, бившийся в самой гуще, заметил, к большой своей радости, что воины его бились храбро, хотя многие из них были тяжело ранены неприятельскими копьями. Тут, как бы на погибель его, примчалась Кровавая Невеста с братьями и воинами – как белое облако, налетел ее отряд с возвышенности на сражающихся.
Между тем и Тшаум привел своих солдат на помощь товарищам, и вскоре у подошвы гор разгорелась отчаянная схватка. Число сражающихся с обеих сторон было почти одинаково. Кровавая Невеста билась в середине своих, возле нее сражались братья; пестрые бедуинские плащи выдавали их.
Завязался страшный рукопашный бой, в котором арабы имели преимущество благодаря своим копьям, хотя и башибузуки, в свою очередь, не только ловко владели ружьями, но употребляли в дело и ружейные приклады.
Но вот Сади увидел, что часть его войска ослабела и поколебалась! Не теряя ни минуты, бросился он в их сторону.
Кровавая Невеста, тоже заметившая, что враги слабеют, поспешила туда же, и с обеих сторон воины с новым напором бросились друг на друга.
Произошла страшная схватка: солдаты Сади стали одерживать верх, и Кровавая Невеста, пылая гневом, увидела, что ее воины один за другим валились с лошадей. Но она не хотела отступать! Она билась, как львица, и, казалось, была неуязвима.
Однако ж и ее геройский пример не мог удержать разбежавшиеся отряды ее и Эль-Омара. С громким победным криком бросились солдаты Сади по следам отступавших, и от двухсот неприятельских воинов едва осталась половина.
Вдруг один из братьев Кровавой Невесты громко и пронзительно крикнул, и возглас этот, казалось, прозвучал известным сигналом для всех арабов.
Отступавшие и Кровавая Невеста, размахивая копьями, снова помчались вперед на солдат.
Арабы получили подкрепление. Через минуту он понял, что старый эмир с большим войском мчался во весь опор на помощь дочери и сыновьям. Он боялся, что им недостаточно будет двухсот воинов, и вел теперь большой отряд им на помощь. Эти свежие силы с дикой яростью бросились на башибузуков, и началась страшная резня. Через несколько минут бой был решен. Сади воодушевлял своих воинов к сопротивлению, он все время был впереди всех, но все его геройские усилия были тщетны – солдаты его валились один за другим.
В эту минуту крайней опасности для теснимых башибузуков Сади был ранен ударом копья и без чувств упал с лошади: арабы с диким криком торжества бросились на оставшихся без предводителя турецких солдат, отступавших врассыпную.
Как хищные звери, бросились всадники Кровавой Невесты на бегущих воинов и без пощады рубили их.
Арабы одержали блистательную победу. Сади, упав с лошади, которая с громким ржанием умчалась прочь, лежал на земле без чувств, плавая в крови.
Солия, предоставив преследование братьям, сама бросилась к побежденному неприятельскому предводителю.
Эль-Омар был около Кровавой Невесты в то время, когда она приблизилась к Сади.
– Привяжи его на твою лошадь! – приказала она ему, указывая на безжизненного Сади. – Я хочу взять его с собой в наш лагерь и там воткнуть его голову на верхушку моего шатра.
Молодой араб соскочил с лошади и подошел к Сади.
– Он только без чувств, он еще жив, не отрубить ли мне ему голову?
– Не смей его трогать! – сказала Кровавая Невеста. – И делай, что тебе приказано! Он мой!
Эль-Омар поднял бесчувственного Сади на свою лошадь и привязал его к седлу. Затем он поймал другую лошадь, потерявшую всадника, и вскочил на нее.
– Ступай! – закричала ему Кровавая Невеста и вслед за тем, сделав знак своему отцу и братьям, со своим новым трофеем помчалась назад в дальний лагерь. Эль-Омар с лошадью, на которой лежал Сади, следовал за ней во весь опор.
Через несколько часов они достигли временного лагеря, где остальные воины, уже готовые к бою, с диким криком торжества приняли и приветствовали их.
Кровавая Невеста была предметом их обожания: они бросились перед ней на землю, целовали ее плащ и прославляли как героиню.
Она с триумфом провезла Сади через их ряды до своего шатра. Эль-Омар отвязал с лошади раненого, все еще не пришедшего в сознание. Затем она подошла поглядеть на того, кто находился в ее власти.
Яркий свет луны освещал хотя бледное и безжизненное, но благородное, прекрасное лицо Сади.
Вид этого молодого бея, по-видимому, произвел на нее необычайное впечатление. Она глядела на него и не поднимала руки, которая должна была убить его.
Эль-Омар стоял в некотором отдалении и с удивлением глядел на Солию: почему медлила она нанести смертельный удар пленному врагу?
Внезапно она обратилась к молодому воину:
– Эль-Омар, – сказала она глухим голосом, – снеси раненого туда, в пустой шатер, я хочу подождать отца и братьев, пусть они будут свидетелями его смерти.
Молодой воин исполнил приказание Кровавой Невесты. Он снес Сади в пустой шатер возле шатра эмира и положил его там. Затем он вернулся и стал на карауле у входа.
– Вернись в твой шатер, – приказала ему Солия, – я сама буду караулить.
Эль-Омар пошел, но пошел он недовольный. Внутренний голос говорил ему, что его любви грозит опасность. Почему рука Солии выпустила эфес сабли, после того как она посмотрела на раненого бея? Этого никогда еще не случалось.
Он вернулся в свой шатер, чтобы дождаться возвращения остальных воинов, но в душе его было неспокойно.
Как только ушел Эль-Омар, Солия вошла в шатер. Она далеко откинула занавес, закрывавший вход. Яркий свет луны падал на безжизненного врага, находившегося в ее плену.
Какую удивительную власть имел над ней ее враг? Что за чувство, какого она еще никогда не ощущала, прокралось в ее душу? Она встала на колени перед Сади и долго смотрела на него неподвижно; прекрасный бледный юноша, чело которого было как бы увенчано его геройским подвигом, возбудил в ее душе не сострадание, не радость, нет, он возбудил любовь, какой не ощущала прежде она даже к своему убитому жениху.
Так стояла она на коленях возле бесчувственного, покрытого кровью врага, как вдруг в лагере раздался лошадиный топот и громкие голоса, и этот шум дал ей знать, что отец и братья вернулись. Тогда она вскочила, как бы пробудившись от тяжкого сна, и оставила шатер.
В лагере царила радость победы – почти весь отряд турецких войск был уничтожен, немногим удалось спастись и донести известия о случившемся Зора-бею.
Эмир с сыновьями вошел в шатер, перед которым ждала их Солия. Лицо ее было строго и мрачно. Она молчала. Ничего не сказала она о пленном, которого привезла с собой.
Старый эмир и сыновья его пошли спать, после того как была расставлена новая смена часовых.
Кровавая Невеста все стояла на прежнем месте.
Теперь она сознавала, что чувство, которое испытывала она к молодому бею, было любовью. Она не понимала этого чувства, до сих пор ей еще неизвестного, потому-то оно и имело такое неодолимое на нее действие.
Луна скрылась за дальними горами при бледном полусвете наступающего утра.
Солия пристально смотрела вдаль – не волшебство ли было то чувство, которое вызвал в ней этот враг? Любовь, которую ощущала она, была преступлением! Мысль эта заставила ее содрогнуться! Она вспомнила о своей клятве мести. Не изменяла ли она ей теперь, щадя своего врага?
Внезапное решение, казалось, овладело ею – глаза ее снова сверкнули, и, по-видимому, внутренняя борьба окончилась.
Она быстрыми шагами пошла к маленькой площадке, находившейся посреди теперь безмолвного лагеря. Здесь стоял маленький, завешанный зеленой материей шатер. У входа находилось свернутое знамя, которое она в большие сражения возила с собой. Она вошла в шатер. В нем на возвышении лежала набальзамированная голова ее казненного неприятелями жениха.
Она встала перед ней на колени и пристально смотрела в страшно искаженные, неподвижные черты.
– Я поклялась тебе в мести, – говорила Солия дрожащим голосом, – прости мне, что сегодня я в первый раз замедлила исполнение своей клятвы! Рука моя медлила умертвить пленного врага, но ты не скажешь, что Солия нарушила свою клятву! И этот враг также должен принять смерть от моей руки! Пусть никто не упрекнет дочь Гаруна в слабости! Я иду!
Она поднялась – еще один взгляд бросила она на окруженную сероватыми сумерками голову казненного жениха, которую она с опасностью для жизни похитила у врагов, ужас охватил ее, ей показалось, будто глаза мертвеца пристально и гневно взглянули на нее, и она не могла отвести глаз.
Быстро пошла она к выходу, но глаза ее все еще были прикованы к глазам мертвеца.
Солия вышла из шатра. Решение ее было принято. Сади, пленный враг, должен был умереть. Она хотела собственноручно отрубить ему голову саблей, как это сделали враги с ее женихом.
Святость клятвы и кровавая месть победили в ней то странное чувство, которое проникло в ее сердце при виде молодого бея. Сабля висела еще у нее на поясе.
Она направилась мимо отцовского шатра к той палатке, где лежал Сади.
Но только успела она проскользнуть мимо отцовского шатра, как при бледном утреннем свете увидела перед собой Эль-Омара, который или только хотел войти в шатер раненого, или же вышел оттуда.
Солия содрогнулась, и ее глаза вспыхнули гневом; ведь этот молодой воин мог заметить ее слабость. Она побледнела.
Эль-Омар увидел Кровавую Невесту и хотел подойти к ней, чтобы сказать ей что-то.
Заметив это, она сделала повелительный жест рукой.
Читать бесплатно другие книги:
