Султан и его гарем Борн Георг
– Кто там? Это ты, Реция? – продолжал тот же голос.
– Это я, Саладин!
– Ты свободна? Так освободи и меня!
– Дверь твоя заперта!
– Она только на задвижке, я это видел, Реция, попробуй только отодвинуть задвижки снаружи!
В этой части коридора было совершенно темно. Вдали еще стояли Гассан, Юсуф, Шейх-уль-Ислам и дервиши; через какую-нибудь минуту они могли заметить ее бегство, хотя Гассан и старался продлить разговор, чтобы дать ей время убежать.
Несмотря на это, она должна была освободить Саладина.
Дверь действительно заперта была на две задвижки. Реция тихонько отодвинула их, дверь отворилась, и Саладин выбежал в коридор.
– Тише! – шепнула Реция, указывая вдаль. – Уйдем скорее, милый мой мальчик, только скорее, иначе мы оба погибли!
Саладин чуть было не закричал от радости, снова встретившись с горячо любимой Рецией, но, вспомнив о ее предостережении, он боязливо молчал.
Торопливо схватила она его руку и повлекла с собой по мрачному коридору.
Далее они спустились по узкой лестнице и через несколько минут были уже во дворе.
В эту самую минуту сверху раздались голоса их преследователей. Дервиши, заметив бегство Реции, поспешили за ней, чтобы догнать и отвести назад.
Ужас охватил обоих беглецов. Увлекая за собой Саладина, Реция спешила по двору в длинный мрачный коридор, выходивший на улицу. Гонимая непреодолимым страхом, она бежала с мальчиком. Колени ее дрожали, и маленькие ножки отказывались служить ей, но она превозмогала усталость.
Саладин, ее любимец, сознавая опасность, напрягал все свои силы, чтобы успевать за ней.
В коридоре было так темно, что Реция должна была ощупывать дорогу левой рукой, чтобы не наткнуться на стену, правой же тащила за собой мальчика.
Они уже почти выбрались на улицу, свежий ночной воздух дул им в лицо, Реция свободно вздохнула, как вдруг Саладин в страхе обернулся назад.
– Они идут, они идут сюда! – воскликнули его дрожащие губки.
Реция также взглянула назад в коридор – там показались преследовавшие ее дервиши с факелами. Они быстро приближались к беглецам, и Реция поняла, что им опасно бежать по дороге – они непременно попали бы в руки своих преследователей, которые в скором времени должны были увидеть и догнать их.
Саладин плакал от страха. Тогда Реция потащила его к стенам развалин. Там она завернула в примыкавший к ним лесок, чтобы укрыться в его чаще.
Саладин тотчас же понял намерение Реции. Горе и опасности рано развили в нем рассудок. Теперь он и сам тащил дальше свою спасительницу, беспрестанно оглядываясь назад.
Дервиши с факелами не дошли еще до выхода из развалин, когда Реция с мальчиком были уже в кустах, скрывавших их от взоров преследователей. Все дальше и дальше спешила она, тернии рвали ей одежду и до крови царапали ноги, но она не чувствовала боли: любой ценой надо было спасти себя и мальчика.
Они уже отошли на большое расстояние от стен и скрывались под сенью деревьев, как вдруг Саладин, боязливо прижимаясь к Реции, шепнул ей, что видит на дороге факелы.
Реция увлекала его все глубже и глубже в чащу леса.
Пробежав значительное расстояние по дороге, некоторые из дервишей поняли, что здесь не найти им беглецов, что, вероятно, они спрятались где-нибудь в кустах.
Двое продолжали бежать, а двое с факелами принялись обыскивать примыкавшие к развалинам кустарники.
Саладин и Реция заметили, что дервиши повернули в кусты.
Мальчик не мог идти дальше. Его маленькие ножки были изранены тернием.
– Так останемся здесь, – решила Реция, – войдем в этот большой густой куст.
– А если они найдут нас здесь, Реция?
– Тогда мы должны будем вернуться в нашу тюрьму.
– Спрячемся хорошенько.
Реция и Саладин раздвинули ветви высокого кустарника и забрались в самую середину его, со всех сторон окруженные густым лесом листьев и игл.
Здесь они надеялись укрыться от преследователей.
Было так темно и кустарники так густы, что они не могли видеть, что происходило вокруг.
Только по приближавшимся голосам и слабому свету они догадались, что дервиши близко.
Несчастные дрожали от страха в своем убежище, еще минута, и все должно было решиться. Что, если преследователи найдут их?
Саладин крепко прижался к Реции, и та прислушивалась, затаив дыхание, она слышала уже шаги дервишей, ясно могла разобрать их слова. Она услышала, что и остальные два дервиша поблизости обыскивали кусты, убедившись, что на дороге Реции не было.
Все ближе и ближе подходили они к тому месту, где укрывались наши беглецы, обыскивая чуть ли не каждый кустик.
Вот они уже у самого их убежища, стоит им раздвинуть ветви – и бедняги погибли.
Вдруг они повернули в сторону.
Реция свободно вздохнула и в радостном волнении обняла Саладина, теперь они снова стали надеяться.
Но уже через минуту один из дервишей вернулся назад, как раз к тому кусту, где сидели, прижавшись, Реция и Саладин. Теперь они совсем отодвинулись в другую сторону.
Дервиш раздвинул ветки и факелом своим осветил густо заросший кустарник. Густо сплетшиеся между собой сучья скрыли беглецов. Дервиш не заметил их и опустил ветви.
Теперь только Реция и Саладин были спасены.
Оба преследователя отправились дальше.
– Здесь их нет, – заметил один из них, – ведь не можем же мы обыскать весь лес!
– Может быть, их нашли другие!
– Вернемся, что терять понапрасну время!
Вслед за тем оба дервиша вернулись в развалины.
Раздвинув немного ветви, Реция следила за красноватым светом удалявшихся факелов.
Вдали она увидела остальных дервишей, также безуспешно возвращавшихся назад, и скоро, подобно блуждающим огонькам, мерцающий свет факелов совершенно исчез в стенах развалин.
Тут только поднялась Реция, за ней вскочил и Саладин.
– Ах, моя милая, дорогая Реция! – вскричал он. – Не оставляй меня! Возьми меня с собой!
– Куда? – невольно вполголоса вырвалось у Реции. – Куда нам теперь деваться?
В это самое время Шейх-уль-Ислам вполне вознаградил себя за утрату дочери Альманзора, последней отрасли дома Абассидов, захватив в свои руки ненавистного ему принца Юсуфа и его адъютанта.
– Теперь я узнаю ваше высочество, – сказал он, – тем не менее я должен просить вас пробыть здесь до утра, мне нужно известить его величество султана о неожиданном событии! И бей останется также при вашем высочестве, пусть его величество сам произнесет приговор!
– Я должен уйти! – вскричал принц Юсуф, увидев, что Реция уже убежала, тогда как непреодолимая сила влекла его к ней. – Зачем оставаться мне здесь, с какой стати?
– Ваше высочество, вероятно увлекшись соблазнительными речами, проникли в эти места, – отвечал Мансур-эфенди, – и теперь не выйдете отсюда до тех пор, пока его величеству султану не будет известно все!
– Донести обо всем его величеству султану ваша светлость может в любое время, – обратился Гассан к Шейх-уль-Исламу, – но ничто не дает вашей светлости права держать здесь под арестом императорского принца и меня! Подобное насилие не останется без последствий!
– Побереги для других свои угрозы и увещевания, – отвечал Мансур-эфенди со всем высокомерием, на какое был только способен, – я остаюсь при своем решении.
– Я не могу оставаться здесь! – воскликнул Юсуф, делая несколько шагов в том направлении, куда бежала Реция. – Я должен уйти!
– Запереть ворота! – приказал Шейх-уль-Ислам.
– Ваша светлость не думает о последствиях подобного приказа? – спросил, дрожа от гнева, Гассан, между тем как окружавшие Мансура дервиши бросились исполнять его приказание.
– Я ни за что не останусь, если бы даже осмелились употребить силу! – закричал Юсуф.
– Будь рассудителен, принц! – шепнул Гассан.
– Если вашему императорскому высочеству угодно расположиться поудобнее, здесь к вашим услугам есть комната.
– Мы заключенные? Так это правда? – в негодовании спросил принц.
– Это неслыханное насилие! – воскликнул Гассан.
– Кто виноват в насилии, пусть решит его императорское величество! – с ледяным равнодушием отвечал Шейх-уль-Ислам.
– Так останемся же здесь. Пусть решится, имеет ли этот человек право поступать с нами, как с заключенными! – запальчиво вскричал принц, видя невозможность следовать за девушкой, красота которой произвела на него такое впечатление.
– От вашего высочества зависит выбор места, – ответил Мансур-эфенди, пожимая плечами. – Если вам угодно остаться здесь, я против этого ничего не имею! За мной! – обратился он затем к своим спутникам.
Дверь с шумом захлопнулась за ними.
Принц Юсуф и Гассан остались одни, в крайнем негодовании на ненавистного им Мансура.
Фонарь слабо освещал страшный коридор Чертогов смерти.
– Что скажешь ты на это приказание, Гассан? – обратился крайне взбешенный всем этим принц к своему наставнику.
– Скажу, что мы должны пока уступить, чтобы остаться правыми!
– Я согласен с тобой! Одно только тревожит меня!
– Что же это такое, принц?
– Что я не могу последовать за освобожденной узницей! Утешимся же той мыслью, что, по крайней мере, мы исполнили свое намерение и освободили Рецию!
– Ваше высочество хотели бы следовать за ней? – спросил сильно удивленный Гассан.
– Ах, да, Гассан, мне хотелось бы еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с ней! О, как хороша она!
– Кажется, ваше высочество очарованы ее красотой?
– Мне так хотелось бы следовать за ней, и вдруг мы принуждены остаться здесь, – печально сказал Юсуф. – Пойдем в тот покой, где так долго томилось прелестнейшее существо на свете!
С этими словами принц вошел в бывшую темницу Реции. Лицо его сияло радостью, точно он переступил порог святилища.
– Вот здесь она жила, здесь она плакала! – продолжал он. – Там она отдыхала, в то окно смотрела! Останемся в этой комнате, Гассан?
Гассан молча смотрел на очарованного первой чистой любовью принца.
– Теперь я благодарен Шейх-уль-Исламу за то, что он не отпустил нас. Я могу теперь быть в том покое, где еще час тому назад томилась Реция! Здесь ступали ее ножки, там на постели отдыхала она – останемся здесь, Гассан! – сказал Юсуф, обнимая своего любимца. – Понимаешь ли ты, что наполняет и волнует мою душу!
– Я с удивлением слышу и вижу это, принц!
– Чему ты удивляешься? Оттого, что я не обращаю внимания на приставленных ко мне в услужение рабынь и одалисок, не заключил ли ты, что я не могу любить ни одной женщины? Или тебя удивляет, что так внезапно все во мне потянулось к ней? – спрашивал Юсуф. – Разве я сам знаю, как это случилось? Та непостижимая сила, что непреодолимо влекла меня принять участие в ее освобождении, была уже предчувствием любви! Мне казалось, что иначе не могло и не должно быть, точно нужно было освободить часть меня самого! Теперь я разгадал эту загадку!
– Реция уже не свободна, принц! Боюсь, что любовь эта будет несчастной!
– Это вопросы, до которых мне нет никакого дела, Гассан. Я должен увидеть Рецию – одна эта мысль занимает меня! Мне приятно быть в той комнате, где она так долго жила. Видеть прелестную девушку, не спускать своих очарованных глаз с ее прекрасного лица, слушать ее чудный голос – вот что мне нужно! Все остальное нисколько меня не касается.
– Тем пламеннее еще эта любовь, принц! Я боюсь той минуты, когда ты из ее уст услышишь, что она принадлежит другому, что она любит другого!
Принц подумал с минуту.
– Ты боишься этого? – сказал он. – Я же нет, Гассан! Ты думаешь, ее любит другой – а я думаю, что все должны любить Рецию.
– Ваше высочество…
– Не зови меня так, Гассан, в этот прекрасный час, прошу тебя, зови меня своим другом, зови меня Юсуфом, не иначе.
– А свита, принц?
– Когда мы одни, зови меня Юсуфом.
– Какое счастье! – сказал Гассан, заключая принца в свои объятия. – Это новое доказательство твоей благосклонности – большая честь для меня, Юсуф.
– А для меня – это еще никогда не испытанное мной блаженство! Но что ты хотел сказать?
– Ты неверно понял меня, Юсуф. Я сказал, что Реция любит другого.
– Это нисколько меня не тревожит, Гассан. Оставь мне мою прекрасную мечту, зачем стараешься ты разрушить ее?
– Чтобы впоследствии не пришлось тебе, Юсуф, испытать горькое чувство разочарования.
– Не делай этого, дай мне помечтать, оставь мне мою любовь. Знаешь ли, Гассан, все твои слова бессильны против этой любви. Она владеет моим сердцем, она наполняет мое существо, все остальное исчезает перед ней. Не думай также, что, любя Рецию, я должен непременно обладать ею. Мне хотелось бы только следовать за ней, хотелось бы еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с ней – что будет дальше, не знаю. Ты беспокоишься о будущем, о чем-то таком, что мне и в голову не приходит! Я ее люблю, Гассан, вот все, что я знаю.
Так прошла ночь. Утром принцу тяжело было расставаться с тем покоем, где каждый уголок напоминал ему о Реции.
Крытая дворцовая карета была по приказанию султана послана в развалины. Юсуф и не подозревал бури, вызванной на его голову Шейх-уль-Исламом, но Гассан предвидел ее и вооружился твердостью.
Карета отвезла принца с его адъютантом во дворец Беглербег.
Упоенный любовью Юсуф был занят своими мечтами. А султан в сильном волнении ходил взад и вперед по кабинету. Он был в страшном гневе на принца из-за доноса и ловкого подстрекательства Мансура.
Он немедленно велел позвать к себе принца.
Юсуф, как ни в чем не виноватый, спокойно вошел в покои своего державного отца. Он хотел уже подойти к нему, чтобы по обыкновению поцеловать у него руку, но султан гневным движением отстранил своего сына.
– Что ты наделал ночью? – сердито закричал Абдул-Азис. – О каком неслыханном насилии докладывают мне? Разве достойно принца идти против законов? Неужели должны еще поступать ко мне жалобы на моего сына?
– Мой милостивый владыка и отец изволит на меня гневаться? – спросил Юсуф.
Его удивленный тон, казалось, еще более взбесил султана.
– Что еще за притворство? – закричал он. – Ты не знаешь разве, что наделал? Принц неслыханным никогда насилием довел себя до того, что провел ночь в заключении, как какой-нибудь пьяный софт! Прочь с глаз моих! У меня нет более сына Юсуфа! Прочь с глаз моих!
В такие минуты султан не мог владеть собой. Он был в гневе.
– Пощади, державный отец и государь, – сказал Юсуф.
– Нет тебе пощады! Прокурор передаст тебе мой приговор! – вскричал султан.
– Прокурор? Отчего милостивый мой отец и повелитель не скажет мне сам, какое наказание заслужил я?
– Нельзя ли без вопросов! Не смей выходить из дворца, если не хочешь быть задержанным часовыми, – прибавил султан.
– Так я и здесь заключенный? – пробормотал Юсуф. Приказ этот, казалось, более всего печалил его: теперь он не мог отыскать Рецию.
– Ступай в свои комнаты! – приказал султан, повелительным жестом указывая на дверь.
Юсуф попытался еще раз пасть к ногам отца, но тот отвернулся от него. Казалось, что принц разом потерял любовь отца. Задумчивый вернулся он к Гассану и рассказал ему о немилостивом приеме.
– Я опасался этого, Юсуф. Будем надеяться, однако, что его величество не даст склонить себя к насильственным мерам, но с той самой минуты, как ты упомянул мне о прокуроре, я предчувствую беду, – с мрачным видом отвечал Гассан.
– Я не смею выходить из дворца, не могу еще раз увидеть Рецию, вот что самое скверное, – заключил сумасбродный принц.
Вечером принцу доложили о прокуроре.
Юсуф приказал ввести его. При этом свидании присутствовал Гассан.
Прокурор передал принцу его смертный приговор!..
Юсуф был поражен, несколько минут он не мог прийти в себя, потом упал в объятия Гассана…
XV
Смерть мушира
Во всяком случае, очень странным казалось то обстоятельство, что мушир Изет захворал от кушанья из риса, которое был принужден съесть за столом принца Мурада.
Была ли схватившая мушира колика случайностью, или же следствием дозы мышьяка, случайно попавшей в кушанье?
Мушир принадлежит к знатнейшим государственным чиновникам при турецком дворе, в гражданском ведомстве он считается даже высшим чином и значит почти то же, что маршал в военном.
Мушир носит титул «девисти» (счастливец) и, по обыкновению, в европейском экипаже ездит на службу. Он может возвышаться даже до звания великого визиря.
Другое дело мушир военного ведомства: здесь состав их многочисленнее, а содержание меньше. Несмотря на то, они всегда занимают высокое положение, и мушир Изет носил титул «девисти». Тем более имел он на то право с тех пор, как был командирован на дежурство в сераль и долгое время втайне занимал должность шпиона за принцами.
За муширами непосредственно следуют «рютбе-и-бама» (высокий чин), распадающиеся на два класса. Титул их «утуфетли» (милостивый). Затем идут «рютбе-и-ули» с титулом «зеадетлин» (счастливый), опять-таки составляя два класса; далее «мутемайнц», в звании столоначальников с титулом «эфенди».
Затем следуют ранги других чиновников: рютбе-и-сализе (третий класс) с титулом рифатлу (возвышенный) и рютбе-и-раблие (четвертый класс) с титулом ритуфетли (великодушный). Мелкие чиновники носят титул гамьетли (ревностный).
Из служителей церкви, непосредственно за Шейх-уль-Исламом следуют судри и пять пайесов Стамбула и священных городов: Билады, Арбы, Гумилии и Анатолии.
Положение военных в бюрократическом мире выражается преимущественно в чине офицеров. Низшие чины уже названы раньше, упомянем теперь о высших. В турецкой армии есть муширы в чине приблизительно наших полковников, затем пашей в чине дивизионных и бригадных генералов. Все они по чину стоят ниже другого – эфенди гражданского ведомства.
Говоря о паше, заметим еще, что титул этот жалуется как гражданским чиновникам, так и военным; у первых он дается только муширам и мутссарифам (губернаторам второго разряда) провинций, хотя бы они были только в чине мутемайнцов, у военных же он может быть пожалован каждому офицеру в чине полковника и выше.
За пашой следует титул «бей» у военных и «эфенди» (господин) у статских, за ним идет титул «ага». Под «эфенди» подразумевается в общепринятом понятии ученый, в бюрократическом мире – часто весьма высоко поставленное лицо, даже сами принцы крови прибавляют к своему имени только титул «эфенди».
Министры называются «эркиат-девлет» (столпами правительства), на. них лежат все заботы о государственном правлении, и стоящий во главе каждого министерства носит титул «визирь» (бремяносец). Из числа их избирается великий визирь. Наравне с Шейх-уль-Исламом, занимает он высший сан, но не имеет, подобно ему, права на титул «светлости», хотя при всяком официальном выезде его и сопровождают два офицера из армии, двое конных кавасов, двое слуг и чибукчи верхом на лошадях, в то время как Шейх-уль-Ислам только в торжественных случаях имеет свиту, но зато его свита больше и богаче.
Как мы теперь видим, муширы принадлежат к высшему классу чиновников, их часто назначают визирями, которым они, собственно, служат советниками, советник же великого визиря называется «мустемар».
По приказанию принца Мурада внезапно заболевший мушир Изет был помещен в одной из комнат дворца и окружен строгим присмотром. К вечеру состояние больного стало настолько опасно, что позвали докторов. Те были в большом затруднении. Помочь они не могли, а объявить об этом не смели и ограничились пропиской нескольких безвредных лекарств.
Принц Мурад спал в это время в своей уборной на софе и, проснувшись, уже забыл о мушире. Затем он отправился к брату своему Абдул-Гамиду с тем, чтобы позавтракать у него, и только тут вспомнил о больном мушире. Тогда он рассказал брату о приключении.
Возвратясь домой, он позвонил, чтобы послать слугу своего Хешама справиться о мушире. Каково же было удивление Мурада, когда вместо ожидаемого слуги явился новый, до сих пор служивший только внизу, в комнате чиновников.
– Где Хешам? – спросил принц.
– Хешама во дворце нет, ваше высочество.
– Нет во дворце? Так где же он?
– Час тому назад его увез Магомет-бей.
Мурад знал теперь, где был Хешам. Враги нашли нужным удалить от него верного слугу.
– Как тебя зовут? – спросил он нового слугу.
– Махмед, ваше высочество.
– Ну что, как больной мушир?
– Он, ваше высочество, сейчас скончался.
– Умер! Так Изет умер?
– Он лежит холодный и бездыханный.
– Сделан ли уже доклад о его смерти в сераль?
– Час тому назад мушир Изет через Магомет-бея послал за имамом и передал ему свою предсмертную волю, – отвечал новый слуга Махмед.
– А остальная прислуга еще во дворце?
– Только самое небольшое число, все остальные отпущены и заменены новыми.
В эту самую минуту в коридорах раздались шаги и голоса. Казалось, словно кто плачет. По временам ясно слышалось слово «Аллах» в связи с одним из девяносто девяти прозвищ его, сопровождаемых вздохами и стонами.
– Что там такое? – спросил принц.
Махмед вышел из комнаты и сейчас же вернулся назад.
– Слуги имама уносят мертвого мушира, – доложил он.
– Скоро же все это делается! Впрочем, мне это очень приятно! – сказал Мурад. – Кто ведет их?
– Имам.
– Как может имам отважиться на это?
– Он с провожатым.
– С каким провожатым? – сердито спросил разгоряченный вином Мурад.
– С новым муширом, ваше высочество, который займет место умершего.
– Как его зовут?
– Девлет Чиосси, ваше высочество!
– Мне помнится, мушир этот служит в серале? Позови его ко мне!
Махмед поспешно вышел, а Мурад в ожидании мушира уселся на диван. За тем на пороге комнаты показался новый шпион принца. Изет умер, но в лице этого Чиосси нашелся еще более ревностный и внимательный наблюдатель за каждым шагом принца.
Мушир Чиосси был уже немолод. Он был одет в блестящий мундир. Физиономия его выражала скрытость и лукавство. Он вошел в комнату и с низким, почтительным поклоном остановился перед принцем.
– Ты послан ко мне во дворец? – спросил Мурад.
– Если ваше императорское высочество согласны, – отвечал мушир с особенным язвительным ударением, – я займу место так скоропостижно умершего мушира Изета!
– Кто прислал тебя сюда?
– Я явился сюда по приказу, который только что передал мне Магомет-бей!
– Здешняя служба, мушир, очень опасна, наперед говорю тебе это! Кто не может переносить подаваемых мне кушаний, пусть лучше отказывается от нее заранее, – сказал Мурад с явной насмешкой. – Мушир Изет служит примером тому, как быстро схватывает колика даже здорового человека и только после одного кушанья!
– Я уверен, ваше высочество, что мушир Изет был болен еще до получения приказания откушать блюдо, которое, быть может, было ему противно.
– Тогда я советую тебе в случае, если ты также не совсем здоров, лучше не брать этого места, – продолжал принц. – Знай, что и ты всегда будешь обедать со мной и прежде меня отведывать все подаваемые мне блюда!
Чиосси поклонился со злобной улыбкой.
– Вашему императорскому высочеству остается только приказать, – отвечал он. – Я чувствую себя вполне здоровым и высоко ценю честь обедать за одним столом с вашим высочеством!
– Знает ли султанша Валиде об этом неожиданном происшествии?
– К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, ваше высочество! Я сейчас только узнал о скоропостижной смерти мушира Изета и получил приказ поспешить сюда, чтобы велеть вынести покойника и занять место мушира.
– Тебе известно, почему сменили мою прислугу?
– Вероятно, ее в чем-нибудь подозревают.
– Сменили и камердинера моего Хешама!
– Должно быть, это произошло из-за сегодняшнего несчастья, ваше императорское высочество, другой причины я не знаю!
– Мне вовсе не нравится эта перемена!
– Часто доверяют слуге, который вовсе не заслуживает доверия, а, напротив, только злоупотребляет им!
– Я желаю снова взять Хешама!
Новый мушир зловеще пожал плечами.
– Очень жаль, что не могу исполнить желания вашего императорского высочества, – отвечал он, – насколько я слышал, слуги Хешама нет уже больше в живых.
– Так его убили потому, что он нравился мне? – сказал принц Мурад.
– Если ваше высочество недовольны новым камердинером Махмедом, то вашему высочеству стоит только всемилостивейше уведомить меня, и он будет сменен.
– Так бедного Хешама действительно заставили поплатиться своей жизнью за смерть мушира, в которой он совершенно невинен, – продолжал Мурад, не обращая внимания на слова Чиосси. – Мне теперь все равно, кто бы мне ни служил, каков бы ни был следующий камердинер, я не могу удостоить его своим доверием, не подвергая его жизнь опасности. Я очень хорошо понимаю это теперь.
Читать бесплатно другие книги:
