Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник) Честертон Гилберт

Сам Томми никогда не продавал «липу», всегда, когда речь заходила о фальшивых деньгах или драгоценностях, возникал этот «друг».

Итак, Рас поселился в отдельной квартире с обслуживанием в доме, принадлежащем мистеру Феналоу, который был действительно очень богатым человеком.

Прошло несколько недель, и в один прекрасный день Томми, перебежав Сент-Джеймс-стрит, настиг своего старого врага.

– Доброе утро, мистер Ридер.

Мистер Дж. Г. Ридер остановился и обернулся.

– Доброе утро, мистер Феналоу, – произнес он с тем благожелательным участием, которое так хорошо сочетается с сюртуком и квадратноносыми ботинками. – Рад видеть вас снова на свободе. Надеюсь, на этот раз вы найдете более… э-э-э… законопослушное применение своим бесспорным талантам.

Томми от злости побагровел.

– Вам не удалось меня упрятать, и вы это прекрасно знаете, Ридер! Хотя вы очень старались! Только, чтоб меня поймать, одного ума мало, тут вам удача понадобится… Не то чтобы я в чем-то таком был виноват, за что меня ловить нужно было бы. Я ведь в жизни и мухи не обидел, вы же знаете.

Он до того разозлился, что все заготовленные заранее шуточки вылетели у него из головы.

Позже Томми встретился с Расом Лалом, и этот разговор с ним удовлетворил его полностью.

Той ночью мистер Рас Лал явился в условленное, хоть и не самое подходящее для дружеских встреч место, но новый друг уже ждал его.

– Ридер никогда в жизни не додумается здесь искать, – убежденно произнес Томми. – А если бы и додумался, все равно ничего не нашел бы. Прежде чем он успеет попасть в здание, мы всегда успеем товар припрятать.

– Это помещение замечательно удобное, – сказал Рас Лал.

– Оно твое, парень, – с важным видом произнес Томми. – Я держу это место на всякий случай, как перевалочный пункт. Товар никогда не задерживается здесь дольше чем на час, а все остальное время склад пустует. Я же говорил: этому старому волку Ридеру мало быть просто умным, ему должно еще очень повезти!

Расставаясь, он вручил своему клиенту ключ, заботливо снабдив его необходимыми наставлениями и предостережениями.

– Приходи сюда только ночью. Полицейский патруль проходит в конце улицы в десять, в час и в четыре. Ты когда уезжаешь в Индию?

– Двадцать третьего, – ответил Рас. – И к тому времени я уже обязательно поговорю по душам с этой обезьяной Ридером!

– Не хотел бы я оказаться на его месте, – сказал Томми, который мог позволить себе немного лести, потому что в кармане у него уже лежало двести настоящих фунтов, которые Рас уплатил авансом за партию фальшивых денег.

Через несколько дней после этого разговора Рас Лал отправился в театр «Орфеум», и не было случайным совпадением, что в тот же самый вечер мистер Ридер вызвался сопроводить в это же культурное заведение одну прелестную особу.

Когда мистер Дж. Г. Ридер ходил в театр (что случалось лишь тогда, когда ему давали контрамарку), он неизменно выбирал мелодраму, причем отдавал предпочтение мелодраме в духе Друри-лейн[20], когда захватывающие диалоги актеров оживлялись терпящими крушение поездами, жуткими морскими катастрофами или напряженнейшими скачками, в которых фаворит опережал ближайшего соперника всего на голову. Подобные вещи (особенно столь драматические победы фаворитов) иной пресыщенный театральный критик может счесть неправдоподобными, но мистер Ридер во всех таких представлениях видел жизненную правду.

Как-то раз его соблазнили посмотреть уморительный фарс, и он был единственным человеком во всем зрительном зале, кто не смеялся. Более того, за игрой актеров он следил с такой унылой физиономией, что в антракте прима передала администратору убедительную просьбу вернуть деньги «престарелому мужчине с несчастным лицом в середине первого ряда» и попросить его покинуть театр, что поставило управляющего в очень затруднительное положение, поскольку мистер Ридер пришел по пригласительному билету.

Обычно мистер Ридер приходил в театр один, ибо друзей у него не было, и за пятьдесят два года он так и не успел познать романтики или нежной страсти, порождаемой мечтами. Но ему все же удалось познакомиться с некой девушкой, не похожей ни на одну из тех, с которыми ему приходилось встречаться раньше. Звали ее Белмэн, Маргарет Белмэн, и однажды он спас ей жизнь. Хотя это вспоминалось ему не так часто, как тот факт, что он же и поставил эту жизнь под угрозу, прежде чем спасти ее. К тому же у него был и другой повод чувствовать себя виноватым.

Однажды он задумался о ней всерьез – мистер Дж. Г. Ридер всю жизнь думал о разных людях, хотя большинство из них заслуживали намного меньше уважения, чем мисс Маргарет Белмэн. Он представлял себе, как она выйдет замуж за одного очень красивого молодого человека, который каждое утро встречал ее трамвай на углу набережной Виктории и каждый вечер провожал ее до Луишем-хай-роуд. Свадьба у них будет прекрасной: со взятыми напрокат автомобилями, с приходским священником, ведущим церемонию, с праздничным обедом, во время которого молодожены сфотографируются на лужайке перед домом в окружении радостных, но не утративших трезвость суждений родственников. А затем на специально приготовленном по такому поводу автомобиле они уедут в курортный Истборн, где проведут роскошный медовый месяц. А после этого их будут ждать однообразие и мелкие неурядицы повседневной жизни, собственный маленький автомобиль и игра в теннис по субботам.

Мистер Ридер глубоко вздохнул. Насколько проще была жизнь на сцене, где все сложности возникают в первом акте и улаживаются, ко всеобщему удовлетворению, в последнем. Он рассеянно крутил в пальцах два зеленых бумажных прямоугольничка, которые попали к нему тем утром. Ряд «А», места 17 и 18. Контрамарки прислал ему управляющий, которому он в свое время оказал кое-какую помощь. Театр назывался «Орфеум» (если так можно сказать, место рождения дешевой мелодрамы), давали «Огни мщения». Вечер обещал быть приятным.

Он достал из ящика стола конверт, написал на нем адрес театральной кассы и начал писать письмо, в котором объяснял, почему не может использовать присланные ему билеты, когда у него возникла неожиданная мысль. Он был кое в чем виноват перед мисс Маргарет Белмэн, и это тяготило его и не давало покоя. Однажды он исключительно в прагматических целях назвал ее своей женой. Да, это нелепейшее утверждение понадобилось для того, чтобы успокоить одну сумасшедшую, это верно, и все же оно было произнесено. Сейчас мисс Белмэн устроилась на хорошую работу – секретарем в штабе одной из политических партий, за что ей следовало благодарить мистера Дж. Г. Ридера. (Если бы она знала, что без его участия здесь не обошлось!)

Он придвинул к себе телефонный аппарат и вызвал ее номер. После обычного ожидания в трубке раздался знакомый голос.

– Э-э-э… Мисс Белмэн? – мистер Ридер, покашляв, прочистил горло. – У меня тут… э-э-э… есть пара билетов в театр на сегодня. Не хотели бы вы пойти?

Последовало изумленное молчание, а потом:

– Спасибо за приглашение, мистер Ридер. Я с удовольствием пойду с вами.

Мистер Дж. Г. Ридер побледнел.

– Я хотел сказать, что я эти билеты… Я просто думал, что ваш… Э-э-э… Что кто-нибудь другой захотел бы пойти… То есть я…

На другом конце провода раздался тихий смех.

– То есть вы не хотите идти со мной, – предположила она.

И тут мистер Ридер совершил грубую ошибку, непростительную для человека с его опытом:

– Где-то через час я зайду за вами! – поспешно воскликнул он, испугавшись, что сейчас она обидится на него. – Только я вообще-то думал…

– Давайте встретимся в театре… В какой театр мы пойдем? «Орфеум»? Чудесно! Тогда в восемь.

Мистер Ридер положил трубку, обливаясь потом и чувствуя себя совершенно обессилившим. По правде говоря, до сих пор он ни разу не водил женщин ни на какие светские развлечения, и теперь, начиная осознавать, что его ожидает, стал стремительно терять спокойствие, даже начал задыхаться. Убийца, проснувшийся в камере смертников после сна о хмельной пирушке, не испытывает столь мучительных переживаний, какие выпали на долю мистера Ридера, которого из спокойного, хоть и коварно изменчивого течения привычной жизни вырвал и стал неумолимо притягивать к себе водоворот неизведанности.

– Господи помилуй! – прошептал мистер Ридер, использовав выражение, которое срывалось с его уст исключительно в переломные для его внутреннего мира минуты.

Под началом мистера Ридера работала одна молодая женщина, которая соединяла в себе щепетильную до дотошности аккуратность в складывании документов с полным отсутствием тех женских качеств, которые превращают мужчин в богов и в былые времена бросали армии Менелая на стены Трои. Мистер Ридер обращался к ней не иначе, как «мисс», хотя и подозревал, что фамилия ее была Оливер. В действительности, хоть он об этом и не догадывался, она давно уже вышла замуж и обзавелась двумя детьми.

Мистер Ридер направился на верхний этаж здания на Риджент-стрит за советом и инструкциями.

– Понимаете, я… э-э-э… нечасто… м-м-м… вожу женщин в театр и не совсем представляю, что меня ожидает, тем более что девушка, с которой я иду… гм… мне незнакома.

Его холодноликая помощница про себя усмехнулась. У мужчин в возрасте мистера Ридера, если подобные естественные навыки еще не отмерли полностью, то им давно бы уже следовало окаменеть.

Он записал в блокнот ее совет.

– Шоколад? А где можно раздобыть… Ах да, припоминаю, капельдинеры его продают. Огромное вам спасибо, мисс… э-э-э…

И когда он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, она усмехнулась в открытую.

– И этот туда же. Седина в бороду, бес в ребро… – осуждающе пробормотала она.

Входя в пышное фойе «Орфеума», Маргарет не знала, чего ждать. Как должен пройти вечер в обществе мужчины в фетровой шляпе с плоской тульей и в наглухо застегнутом сюртуке доисторического покроя, который он носил в повседневной жизни? Она бы прошла мимо элегантно одетого джентльмена в пикейном жилете и с идеально завязанным галстуком-бабочкой, если бы он не позвал ее.

– Мистер Ридер! – изумленно воскликнула она.

Действительно, это был мистер Ридер, одетый по самой последней моде, в идеальном до запонки костюме, в начищенных до блеска остроносых туфлях. Дело в том, что мистер Ридер, подобно многим мужчинам, в рабочие часы полагаясь на свой собственный вкус, в случаях торжественных слепо подчинялся указаниям портного. Если об обязанностях своих Дж. Г. Ридер не забывал ни на секунду, то о своей одежде он не задумывался никогда.

Он помог девушке снять плащ (ему несколько мешали купленные заранее программа и большая коробка шоколадных конфет, которую он держал за атласную ленточку). До начала представления оставалось еще четверть часа, и Маргарет почувствовала, что обязана объясниться.

– Вы говорили о «ком-то другом». Вы имели в виду Роя, того молодого человека, который иногда встречает меня у Вестминстера?

Да, мистер Ридер говорил об этом юноше.

– Мы с ним были просто хорошими друзьями, – сказала она. – Не более того… Теперь уже даже не хорошие…

Она не договорила почему, хотя объяснить все могла одним предложением, если бы сказала, что мать Роя придерживалась самого восторженного мнения о качествах своего единственного сына, как физических, так и умственных, и что Рой полностью разделял суждение матери, чего нельзя было сказать о самой Маргарет.

– Понимаю, – с несчастным выражением произнес Ридер.

Вскоре вступивший оркестр сделал невозможным продолжение разговора, поскольку сидели они в первом ряду рядом с самыми шумными медными инструментами и недалеко от самых пронзительных деревянных инструментов духовой секции. Во время первого акта Маргарет несколько раз украдкой бросала взгляды на своего спутника. Она ожидала увидеть, что этого мужчину если не рассмешит, то хотя бы удивит неприкрытая театральность броского сценического действа, не имеющего ничего общего с настоящей жизнью, которую он так хорошо знал. Но всякий раз, когда она смотрела на него, мистер Ридер затаив дыхание наблюдал за происходящим на сцене. Маргарет почти физически почувствовала, как его бросило в дрожь, когда главного персонажа привязали к бревну и швырнули в бурный горный поток, а когда сценического Юпитера под самый занавес спасли, она буквально остолбенела, услышав, как мистер Ридер облегченно вздохнул и передернул плечами.

– Но, мистер Ридер, вам ведь все это должно казаться ужасно скучным, верно? – не доверяя своим глазам, спросила она, когда в зале зажгли свет.

– Это? Вы имеете в виду пьесу? Что вы, конечно же, нет! По-моему, отличная пьеса…

– Но ведь в жизни так не бывает. Сюжет совершенно невероятный, а отдельные эпизоды так вообще… Нет-нет, пьеса мне, разумеется, тоже очень нравится, прошу вас, не беспокойтесь! Я просто подумала, вы ведь столько знаете о криминологии (я правильно это называю?), и такой сюжет должен был только позабавить вас.

Мистер Ридер смотрел на нее с величайшей тревогой.

– Боюсь, что это оказалась не та пьеса…

– Ну что вы! Я люблю мелодрамы. Но разве вам не показалось, что сюжет немного… натянут? Ну вот, например, когда того человека приковали к бревну, или когда мать решила убить сына?

Мистер Ридер в задумчивости потер нос.

– Люди из банды Бермондси как-то раз приковали Гарри Солтера к доске и бросили в Темзу прямо перед Биллингзгейтским рынком. Я присутствовал на казни Тода Роуи, и он на виселице признался в содеянном. А в Теддингтоне мать отравила Ли Персона, чтобы получить за него страховку, когда ей нужны были деньги на новую свадьбу. Я был на суде. Услышав приговор, она рассмеялась… Так, что там еще в пьесе было… Ах да, хозяин лесопилки пытался заставить девушку выйти за него, угрожая засадить ее отца в тюрьму. Право, такое бывало сотни раз… только в еще худшем виде. Поверьте, в мелодраме нет ровным счетом ничего необычного, разве что цены на билеты, но я как правило хожу по пригласительным!

Она слушала его сначала ошеломленно, а потом, едва сдерживая смех.

– Как странно… и… откровенно. Я с такой мелодрамой в жизни лишь раз сталкивалась и все равно не верю, что такое бывает. А что будет во втором акте?

Мистер Ридер заглянул в программу.

– Похоже, молодую женщину в белом платье выкрадут и отправят в гарем восточного владыки, – прочитал он, и на этот раз девушка не удержалась и захохотала.

– А на такое у вас пример из жизни тоже найдется?! – торжествующе воскликнула она, и мистер Ридер вынужден был признать, что с подобным не сталкивался, но…

– Какое удивительное совпадение, – негромко произнес он. – Очень странно!

Маргарет заглянула в свою программу проверить, что такого удивительного она пропустила.

– Сейчас с бельэтажа за мной следит мужчина… Прошу вас, не поворачивайте головы. Это хоть и не владыка, но явно прибыл сюда с востока. Вообще-то там двое смуглых джентльменов, но только одного из них можно назвать важным.

– Но почему они за вами следят? – удивилась она.

– Может быть, потому, – с серьезным видом ответил мистер Ридер, – что мне очень идет вечерний костюм.

В этот самый миг один из смуглых джентльменов повернулся к своему соседу.

– Это та женщина, с которой он ездит каждый день. Они живут на одной улице. Наверняка дороже ее у него никого нет, Рам. Посмотри, как она смеется, посмотри, как этот старикашка смотрит на нее! Когда мужчины достигают его возраста, они начинают терять голову от женщин. То, что мы задумали, нужно сделать сегодня же вечером. Я скорее умру, чем вернусь в Бомбей, не поквитавшись с этим проклятым шакалом!

Рам, личный водитель и помощник Раса Лала, с которым они вместе сидели в тюрьме, был слеплен из другого теста и, кроме того, не питал личной неприязни к сыщику, поэтому поспешил предложить подумать лишний раз.

– Я продумал все версии до логического конца, – сказал Рас Лал по-английски.

– Но, хозяин! – беспокойно воскликнул его компаньон. – Разве не разумнее было бы покинуть эту страну и заработать состояние на новых деньгах, которые толстый маленький человек продает нам?

– Я буду мстить! – снова по-английски сказал Рас Лал.

Он высидел до конца следующий акт, в котором, как и говорил мистер Ридер, невинную девушку обманом заманили в грязные объятия турецкого паши, и по мере развития сюжета претерпевал изменение и его собственный план. Он не остался, чтобы узнать, что произошло в третьем и четвертом актах, ибо теперь ему предстояло произвести кое-какие приготовления.

– И все же, я думаю, хоть история оказалась действительно захватывающей, все это в настоящей жизни совершенно невозможно, – заявила Маргарет, когда они шли по переполненному людьми вестибюлю. – В настоящей жизни в цивилизованных странах люди в масках не появляются из ниоткуда и не кричат: «Руки вверх!» Ну, скажите, я ведь права, мистер Ридер? – продолжала настаивать она.

Мистер Ридер неохотно согласился.

– Но пьеса мне правда ужасно понравилась! – восторженно воскликнула она, и, глядя на ее порозовевшее лицо, мистер Ридер ощутил необычное чувство: не то чтобы удовольствие и не совсем боль.

– Я очень рад, – промолвил он.

К этому времени зрители, сидевшие в бельэтаже и в партере, уже вышли в фойе, и мистер Ридер внимательно озирался по сторонам, разыскивая лицо, которое увидел в начале спектакля. Однако ни Раса Лала, ни его товарища по несчастью видно не было. Выйдя на улицу, они увидели, что небо затянуто мрачными тучами и идет дождь. Мистеру Ридеру пришлось побегать, чтобы найти свободный кеб.

– Все удовольствия в один день, – улыбнулась Маргарет, когда он плюхнулся на сиденье рядом с ней. – Если хотите, можете курить.

Мистер Ридер достал из кармана жилета бумажную пачку, вынул мятую сигарету и закурил.

– Не бывает пьес, в точности повторяющих жизнь, моя дорогая юная леди, – сказал он, аккуратно выбросив спичку в узкую щель над не до конца поднятым стеклом. – Мне мелодрамы нравятся в первую очередь своим идеализмом.

– Идеализмом? – недоверчиво переспросила она.

Он кивнул.

– Вы никогда не замечали, что в мелодрамах не бывает грязи? Однажды я смотрел классическую трагедию «Эдип-царь», и мне стало плохо. В мелодраме даже негодяи ведут себя, как герои, и в конце зрителю неизменно преподносится мораль: «Попранная истина все равно восторжествует»[21]. Разве это не идеализм? К тому же мелодрамы поднимают дух. В них нет места непониманию полов, в них неприятные вещи никогда не преподносятся в выгодном свете… Посмотрев мелодраму, выходишь из театра в приподнятом настроении.

– Если ты достаточно молод, – улыбнулась она.

– Лишь молодость может радоваться торжеству добродетели, – рассудительно заметил мистер Ридер.

Они пересекли Вестминстерский мост и свернули направо на Нью-кент-роуд. Через заливаемые дождем стекла Дж. Г. Ридер увидел знакомые места и принялся как экскурсовод рассказывать о том, что проплывало за окнами. До сих пор Маргарет и не представляла, что история Англии на самом деле творилась в южной части Лондона.

– Здесь когда-то стояла виселица… Этот уродливый склад, когда в Лондоне только появилась железная дорога, был конечной станцией поездов… Отсюда выехала королева Александра, когда прибыла в Лондон на свадьбу… Видите улицу с правой стороны у моста Кэнэл? У нее интересное название: Берд-ин-буш-роуд…[22]

С кебом поравнялась длинная машина, водитель которой что-то крикнул кебмену. Даже подозрительный мистер Ридер не заподозрил в этом чего-то большего, нежели обычный дорожный обмен бранью, пока кеб неожиданно не свернул на улицу, о которой он только что говорил. Машина отстала, но через какое-то время снова догнала их.

– Наверное, на главной дороге затор, – сказал Ридер, и в этот самый миг кеб замедлил ход и остановился.

Он потянулся к ручке, но тут дверь кеба сама резко распахнулась, и в призрачном свете Ридер увидел на дороге широкоплечую фигуру.

– Высаживайтесь! Быстро!

В руке человек сжимал длинный черный кольт, а лицо его было от подбородка до лба закрыто черной маской.

– Быстро… И держать руки прямыми!

Мистер Ридер вышел под дождь и хотел закрыть за собой дверь, но услышал:

– Пусть женщина тоже высадится… Выходите, мисс!

– Эй, там! В чем дело-то? Вы мне сказали, Нью-кросс-роуд перекрыта, – подал голос кебмен.

– Вот пятерка… Держите рот на замке.

Человек в маске швырнул кебмену бумажку.

– Мне ваши деньги не нужны.

– Возможно, вы желаете получить мою пулю себе в живот, мой добрый друг? – язвительно поинтересовался Рас Лал.

К этому времени Маргарет уже вышла из кеба. Длинный автомобиль стоял сзади, и, чувствуя на спине ствол пистолета, мистер Ридер подошел к открытой двери и забрался внутрь. Девушка последовала за ним, потом в машину запрыгнул маскированный, и тут же салон наполнился светом.

– Это значительный сюрприз для мудрого и смышленого полицейского детектива?

Человек, захвативший их, сидел на противоположном сиденье, положив пистолет на колени. Через прорези в маске злобно поблескивали темные глаза, однако мистера Ридера в ту минуту больше интересовала девушка. Потрясенная неожиданным поворотом дел, Маргарет побледнела, но, внимательно посмотрев на спутницу, сыщик облегченно вздохнул, увидев, что она находилась не во власти страха. Безмерное удивление заставило ее оцепенеть и лишило дара речи.

Автомобиль тем временем развернулся и поехал в обратном направлении по той же дороге. Он почувствовал, что они заехали на мост Кэнэл, потом машина резко повернула направо и начала крутой спуск вниз по холму. Они ехали в сторону Ротерхайта. Мистер Ридер прекрасно разбирался в топографии Лондона.

Поездка оказалась короткой. Ярдов сто автомобиль ехал по неровной булыжной мостовой (пассажиров неприятно трясло), а потом с резким скрипом тормозов неожиданно остановился. Они оказались на какой-то узкой грязной улочке. С одной стороны высился арками железнодорожный мост, с другой – темнел окруженный высоким забором пустырь. Водитель явно не довез их до места назначения, потому что им пришлось еще ярдов пятьдесят хлюпать по грязи до узкой двери в заборе. Дальше они прошли по шлаковой дорожке к квадратному зданию, в котором, как догадался мистер Ридер, находилась какая-то небольшая фабрика. Их проводник подсвечивал дорогу фонарем, и когда свет его скользнул по двери, сыщик заметил старую, облупившуюся надпись: «Кожевенная компания Сторна-Филтона».

– Итак! – включив свет, сказал человек в маске, когда они вошли в здание. – Итак, мой клятвопреступный и продажный полицейский чиновник, настало время произвести вам расчет.

Они стояли в пыльном коридоре, с трех сторон заключенном в фанерные перегородки.

– Вы хотели сказать «свести со мной счеты», Рас Лал, – пробормотал мистер Ридер.

Мужчина оторопел, но потом сдернул с лица маску.

– Да, я Рас Лал! И вы еще пожалеете об этом! Потому что для вас и вашей молодой мисс настала жестокая ночь ужаса!

Слушая своеобразную речь иностранца, мистер Ридер не улыбался. Нацеленный на него пистолет изъяснялся без ошибок на всех языках и мог нести смерть как в руках разговаривающего со смешным акцентом иностранца, так и в руках самого непримиримого борца за чистоту языка.

К тому же он беспокоился о девушке: она не произнесла ни слова с той минуты, когда их кеб остановили. Щеки ее снова порозовели, и это был хороший знак. К тому же глаза ее горели, как определил Ридер, явно не от страха.

Рас Лал, сняв с гвоздя, торчавшего из деревянной стенки, моток веревки, на секунду призадумался.

– Это не необходимо, – сказал он, демонстративно пожав плечами. – Помещение достаточно проверено. Там вы будете безобидными.

Он открыл дверь, за которой находилась лестница наверх, и жестом велел им подниматься. Наверху они увидели большую стальную дверь, вделанную в глухую кирпичную стену.

Лязгнув железной задвижкой, он толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. Перед ними предстало просторное помещение, которое явно использовалось для хранения чего-то огнеопасного: стены и пол были покрыты бетоном, а над запыленным столом прямо на стене было написано краской: «Опасно! На складе не курить!» Во всем помещении было лишь одно крошечное, восемнадцать квадратных дюймов, окно под самым потолком. В одном углу валялась куча старых газет, на столе стояла дюжина небольших деревянных ящиков, приоткрытая крышка одного из них скалилась остриями гвоздей.

– У вас полчаса, может быть, сорок минут. Довольствуйтесь, – сказал стоявший в дверях Рас Лал, поигрывая длинным револьвером. – Через указанное время я вернусь за вашей женщиной, и завтра она будет со мной плыть на корабле в… Кто знает куда!

– Будете уходить, закройте за собой дверь, – сказал мистер Ридер. – Здесь сквозит.

В два часа ночи, осторожно обходя лужи грязи на узкой дорожке, мистер Томми Феналоу неожиданно остановился и замер: луч его электрического фонаря выхватил из тьмы следы автомобильных колес. Колени его задрожали, к горлу подкатил комок. Какое-то время он пытался понять, что теперь делать: то ли бежать со всех ног, то ли уходить спокойно, не подавая виду. Идти дальше он не собирался. Но тут Томми услышал голос. Это был голос помощника Раса Лала. Томми едва не закричал от счастья. Бросившись вперед он, чуть не сбил с ног дрожащего мужчину.

– Что, этот осел, твой господин, сюда машину пригнал? – страшным шепотом спросил он.

– Да… Мистер Рас Лал, – пролепетал Рам. Английский язык давался ему с трудом.

– В таком случае, он действительно осел! – прорычал Томми. – Черт, ну и нагнал он на меня страху!

Не став дожидаться, пока Рам подберет нужные английские слова, чтобы объяснить, что случилось, Томми вошел в здание. В коридоре он увидел своего клиента, тот сидел с черной сигарой в зубах и довольно улыбался.

– Добро пожаловать! – сказал смуглый мужчина, когда Томми закрыл дверь. – Мы поймали хорька.

– Забудь ты о хорьке! – нетерпеливо воскликнул мистер Феналоу. – Ты нашел рупии?

Рас Лал покачал головой.

– Но я же оставил их на складе… Десять тысяч. Я думал, ты их уже нашел и отправил, – с тревогой в голосе сказал англичанин.

– Теперь на складе хранится кое-что поважнее… Пойдем со мной, мой друг. Я покажу.

Он отвел озадаченного Томми наверх, включил на лестничной площадке свет и распахнул дверь.

– Узрите… – начал было он, но вдруг осекся.

– Ба, мистер Феналоу! – воскликнул мистер Дж. Г. Ридер.

В одной руке он держал пачку рупий, почти неотличимых от настоящих, а что касается второй…

– Тупой черный бабуин, – прошипел Томми. – Не мог догадаться, что у него есть пистолет? Оставить его в комнате с товаром… и с телефоном!!!

Их везли в полицейский участок. Фальшивомонетчики были прикованы друг к другу стальными наручниками.

– Это была простая шутка. Проказа. Я так и скажу утром судье, – беззаботно произнес Рас.

Что на это ответил Томми Феналоу, лучше не повторять.

Часы на церкви Святого Иоанна пробили три, когда мистер Ридер привел задыхающуюся от восторга девушку к двери дома, где она снимала квартиру.

– Я не могу вам передать, какое… какое огромное удовольствие я получила сегодня!

Мистер Ридер бросил беспокойный взгляд на темный фасад дома.

– Я надеюсь… гм… ваши друзья не найдут ничего предосудительного в том, что вы вернулись так поздно…

Несмотря на ее заверения, он отправился домой с нехорошим чувством, что ее имя все же каким-то образом скомпрометировано. А в мелодрамах, если имя героини скомпрометировано, кто-нибудь обязательно должен на ней жениться.

Эта беспокойная мысль не давала мистеру Ридеру заснуть всю ночь.

Любопытство погубило больше многообещающих карьер, чем выпивка, азартные игры или женские улыбки. Говоря в общем, проторенные дороги жизни самые безопасные, и мало кто из отважившихся отправиться в неизведанные края в поисках легкой наживы не считает возвращение на старый, наезженный путь, с которого они когда-то свернули, своим величайшим достижением.

Мо Лиски в своем мире крепко стоял на ногах. Его положение было результатом усердной, даже жестокой борьбы, ради которой ему пришлось собрать в кулак все свои силы. И он вполне мог бы наслаждаться достигнутым до конца своих дней, да только случилось ему поддаться на некое соблазнительное предложение и, даже более того, нажить личного врага. Впрочем, начало этой истории никак не связано ни с ним, ни с его обычными делами.

Некий араб-мошенник по имени Эль Рабут был довольно частым гостем в Англии, потому что иногда плавал на перевозящих бананы судах, следующих круговым маршрутом Лондон – Фуншал – Лас-Пальмас – Танжер – Порту. Это был самый обыкновенный араб: невысокий, смуглый, лицо в оспинах, к тому же он довольно сносно говорил по-английски, так как в детстве попал в руки одного преисполненного благих намерений американского миссионера. Так вот, для Мо этот Рабут оказался полезным человеком. Дело в том, что много немецких наркотиков доставляется в Левант через Триест, и через лондонский порт прошло множество ящиков апельсинов, в оранжевых глубинах которых скрывались маленькие металлические цилиндры с контрабандным сахарином, героином, кокаином, хлоргидратом и прочими разнообразными вредоносными веществами.

Рабут время от времени доставлял подобный товар, получал за это причитающиеся деньги и был вполне счастлив. И вот в один прекрасный день в пабе «Четыре веселых моряка» он рассказал Мо о великой краже. Совершила ее шайка анжерских воров, работающих в Фесе, и добычей их стали ни много ни мало изумруды Сулеймана, самое почитаемое сокровище Марокко. Даже Абд-аль-Азиз, когда казна страны опустела, не осмелился вынести их из мечети Омара. Анжерцы, не ведавшие ничего святого, ворвались в священное место, убили двоих охранников и скрылись с девятью зелеными камнями великого правителя. Поднялся такой шум, что было слышно от грязных улочек Марракеша до калькуттских базаров. Но анжерцам глас народа был нипочем, и они принялись искать покупателя. Эль Рабут, человек с очень плохой репутацией, тоже ввязался в это дело, о чем и поведал Мо Лиски в пабе «Четыре веселых моряка» одним туманным октябрьским вечером.

– Тут попахивает миллионом песет барыша вам и мне, мистер Добрый Человек, – сказал Рабут (любого европейца, который платил наличными, он называл «мистер Добрый Человек»). Но если это дело выплывет наружу, мне смерть.

Мо слушал, поглаживая подбородок пальцами, которые ослепительно сверкали и искрились перстнями – украшения являлись его слабостью. Все это несколько уклонялось от его профиля, но в газетах уже упомянули баснословную стоимость украденных камней, и кровь его закипела от мысли о возможности столь легко заработать полмиллиона. То, что Скотленд-Ярд и каждое полицейское управление в мире разыскивали девять камней Сулеймана, мало беспокоило его. Ему был известен тайный ход, через который можно переправить граненые камни. И даже если бы случилось худшее, тому, кто найдет камни, обещано вознаграждение – пять тысяч фунтов.

– Я подумаю. Где товар?

– Здесь, – ответил араб, чем несказанно удивил Мо. – Минут десять-двадцать, и я смогу вложить их вам в руку, мистер Добрый Человек.

Похоже, намечался серьезный деловой разговор, поэтому было вдвойне неприятно, что именно в это время ему приходилось заниматься совершенно другим делом, не сулившим никакой прибыли, – выяснением отношений с Мэрилу Плесси, женщиной, к которой он питал самые нежные чувства.

Скверные женщины обычно скверны во всем, и Мэрилу Плесси была удивительно злобной особой. Высокая и красивая, с прямыми черными волосами, стриженными «под фокстрот», с густой челкой, немного скрывающей выпуклый лоб.

Мистер Ридер однажды видел ее. Это было, когда в Центральном уголовном суде он давал показания против Варфоломея Ксавье Плесси, изобретательного француза, который открыл новый способ делать старые деньги. Его подделки были высочайшего качества, обычный человек не мог отличить их от настоящих, но мистер Ридер не был обычным человеком. Он не только отличил их, но еще и сумел найти мастера, их печатавшего, из-за чего Варфоломей Ксавье Плесси и предстал перед бесстрастным судьей, который тихим, спокойным голосом объяснил ему, почему нельзя подрывать устойчивость национальной валюты, рассказал, что это рубит под корень сами институты торговли и индустрии. Впрочем, вежливого господина на скамье подсудимых его речи мало тронули. Ему все это и так было известно. А вот короткое предложение, произнесенное судьей в самом конце, заставило его вздрогнуть:

– …Приговаривается к двадцати годам каторжных работ.

Любила ли Мэрилу этого человека, точно не известно. Скорее всего, нет, но мистера Ридера она ненавидела. И возненавидела она его не за то, что благодаря ему ее муж получил по заслугам, а за то, что, давая показания на суде, он использовал выражение «женщина, с которой обвиняемый состоял в связи». Мистер Дж. Г. Ридер, если бы захотел, мог сделать так, чтобы она сидела рядом с мужем на скамье подсудимых, она это знала, и милосердие его было ей всего противнее.

Миссис Плесси жила в большой квартире на Портленд-стрит в доме, которым владела совместно с мужем. Их незаконная деятельность, поставленная на широкую ногу, давала неплохие доходы (месье Плесси даже владел скаковыми лошадьми, прежде чем обзавелся собственным номером в Паркхерстской каторжной тюрьме). В этом роскошном уютном гнездышке и проживала Мэрилу, не зная забот.

Спустя несколько месяцев после того, как ее муж сел в тюрьму, она обедала tte--tte[23] с Мо Лиски, главарем самой крупной преступной организации, некоронованным королем лондонского дна. Этот невысокого роста опрятный мужчина в пенсне больше походил на ученого, но именно ему подчинялись банды Страфа, Салливана и Берклоу, и слово его было законом на дюжине ипподромов, в десятке-другом игровых клубов и в неисчислимом множестве других заведений, интересующих полицию в меньшей степени. Тех, кто противостоял ему, очень быстро «успокаивали» при помощи тяжелых, налитых свинцом дубинок. Главари противоборствующих банд на рожон не лезли и предпочитали оставаться в стороне от его дел. Он обложил данью букмекеров и после двух неудачных попыток призвать его к ответу до сих пор оставался неуязвимым для полиции.

Однако даже в самой черной душе есть хоть одно светлое пятно, и Мо не был исключением. Его «светлое пятно» приобрело форму уверенности в том, что Мэрилу Плесси – идеальная женщина. Отрадно, когда у преступника есть идеалы, какими бы недостойным они ни были.

Мо внимательно выслушал Мэрилу, еребирая пальцами тонкую часовую цепочку и глядя на вышитую скатерть на столе. Но хоть он и любил ее, врожденная осторожность его не покидала.

– Хорошо, Мэрилу, – сказал он. – Я могу убрать Ридера. Но что потом? Вы представляете, какой крик начнется? К тому же этот человек опасен. На обычных деловых мне наплевать, но этот старик работает в канцелярии государственного прокурора, и он попал туда не за красивые глаза. К тому же как раз сейчас у меня намечается одна из крупнейших сделок, к которым я когда-либо имел отношение. Может, вы сами с ним справитесь? Вы же умная женщина. Умнее мне не встречалось.

– Конечно, если вы боитесь этого Ридера… – презрительно произнесла она, и ее тонкие губы искривились в снисходительной улыбке.

– Я? Не говорите глупостей, дорогая. Поставьте его на место сами. Не справитесь – дайте мне знать… Я боюсь! Надо же было такое придумать! Если бы я захотел, вы бы не успели и слова вымолвить, как этот старый индюк лишился бы перьев и попал в кастрюлю.

В канцелярии государственного прокурора никогда не было сомнений в том, что мистер Ридер может сам за себя постоять, поэтому, когда главный инспектор Пайн вернулся из Скотленд-Ярда с известием о том, что Мэрилу встретилась с самым опасным человеком в Лондоне, помощник прокурора лишь улыбнулся.

– Нет, Ридеру не нужна защита. Если хотите, я расскажу ему об этом, но он, скорее всего, и так об этом знает. Какие ведутся действия относительно банды Лиски?

Пайн недовольно поморщился.

– Мы дважды брали его. Но у него везде свои люди. Он подкупил двух свидетелей, они и выгородили его. Теперь заместитель комиссара слышать о нем не хочет, пока мы не возьмем его на горячем, так сказать. Он опасен.

Помощник прокурора кивнул.

– Ридер тоже, – зловеще произнес он. – Этот человек напоминает мне мамбу. Знаете, что такое мамба? Это такая симпатичная черная змейка, человек умирает через две секунды после ее укуса.

Главный инспектор недоверчиво улыбнулся.

– А мне он никогда таким не представлялся. Кролик – да, но змея…

Немного позже мистера Ридера вызвали в кабинет начальника. Заглянул он к нему с тем извиняющимся и даже робким выражением лица, которое заставляло окружающих совершенно неправильно оценивать его качества. Рассказ начальника о встрече Лиски и Мэрилу он выслушал с закрытыми глазами.

– Да, сэр, – вздохнул он, когда тот закончил. – До меня дошли слухи… Лиски? Этот человек напрямую связан с преступным миром. В другие времена и при более благоприятных обстоятельствах, скажем, во Флоренции, он мог оказаться во главе какого-нибудь движения. Интересная личность. И друзья у него интересные.

– Надеюсь, ваш интерес к нему не носит личный характер, – строго произнес юрист.

Мистер Ридер снова вздохнул, открыл рот, чтобы что-то ответить, на секунду задумался и потом:

– А то, что мистер Лиски продолжает оставаться на свободе, никак не… м-м… отражается на нашем отделе, сэр? – спросил он.

Прокурор посмотрел в потолок и, должно быть, поддавшись внутреннему голосу, сказал:

– Прижмите его.

Мистер Ридер очень медленно кивнул.

– Я часто думал, что это давно пора сделать, – произнес он. Взгляд его сделался отрешенно-тоскливым. – У Лиски широкий круг знакомств. Среди его товарищей встречаются весьма любопытные субъекты, – помолчав, он продолжил: – Голландцы, русские, евреи… Есть и араб.

Прокурор вскинул глаза на подчиненного.

– Араб… Вы думаете о девяти изумрудах? Дорогой мой, в Лондоне сотни арабов, в Париже – тысячи.

– А в Марокко – миллионы, – пробормотал Ридер. – Араба я упомянул случайно, сэр. А что касается моей доброй знакомой миссис Плесси… Я надеюсь на лучшее.

И он тихо удалился.

Прошел почти месяц, прежде чем мистер Ридер проявил видимый интерес к этому делу. Он несколько раз наведался в Ламбет[24], однажды был замечен среди почетных гостей на ипподроме в Херст-парке, но там он ни с кем не разговаривал и никто не заговорил с ним.

Однажды вечером, когда мистер Ридер, возвращаясь после очередного рабочего дня, в задумчивости вошел в свой аккуратный домик на Брокли-роуд, на столе его ждала небольшая плоская коробочка. По словам экономки, ее доставили с дневной почтой. На крышке был наклеен ярлычок с машинописной надписью: «Джону Ридеру, эсквайру». Судя по почтовому штампу, послание пришло из центрального Лондона.

Он перерезал тонкую ленточку, которой была перевязана коробка, снял сначала коричневую упаковочную бумагу, потом серебристую ткань, под ней обнаружилась обтянутая атласом крышка, которую он осторожно поднял. Внутри под резаной бумагой в два слоя лежали дорогие шоколадные конфеты. Шоколад, хоть в красивой упаковке, хоть в чистом виде, был слабостью мистера Ридера. Он взял один шарик, украшенный сахарными цветочками, и с восхищением осмотрел его со всех сторон.

Тут вошла экономка с чайным подносом и поставила его на стол. Мистер Ридер посмотрел на нее поверх своего большого пенсне.

– Вы любите шоколад, миссис Керрел? – печальным голосом спросил он.

– О, конечно же, сэр, – радостно улыбнулась пожилая дама.

– Я тоже, – сказал мистер Ридер. – Я тоже! – повторил он и горько вздохнул, аккуратно опуская конфету обратно в коробку. – К сожалению, мой врач, прекраснейший человек, запретил мне есть любые кондитерские изделия, не прошедшие тщательной химической проверки.

Миссис Керрел не отличалась сообразительностью, но изучение рекламных объявлений в ежедневных газетах значительно увеличило ее познания в науке.