Хранители пути 2. Сердце ангела Сарсенова Карина

© Сарсенова К., 2015

Посвящается моему горячо любимому сыну Ришаду

• Любовь, как истина, свята.
• Любовь, как жизнь, драгоценна.
• Как испытанье непроста.
• Как сердца суть проникновенна.

• И безмятежна – как мечта.
• И как судьба – благословенна.
• Как небо – глубиной чиста.
• Как Бог – извечна и нетленна.

Глава 1

Смерть сатаны

Световой взрыв разнёс сатану в клочья тьмы.

Новая Вселенная родилась.

Потеряв сознание, Амадео тут же очнулся в ином качестве самовосприятия. Очевидно, мгновенное отключение явилось точкой перехода из одного состояния в другое. Если бы он был собой прежним, то непременно поразился бы до глубины души – ангелы тоже привыкают к давно, слишком давно неизменному представлению о себе.

Но здесь и сейчас он был совсем не тем, кем привык считать себя последние миллионы лет.

За почти неисчислимое количество земного времени он проходил через множество трансформаций. Его душа менялась снова и снова, поднимаясь по ступеням эволюционной лестницы, уходящей за обозримость всех возможных горизонтов. И всегда он с лёгкостью узнавал себя в новом духовном облике. Однако теперь он оказался неузнаваем даже для себя самого.

Должно быть, в своём подъёме он достиг максимальной высоты.

Мгновение отчуждения от собственной сути закончилось так же внезапно, как и ворвалось в его вроде бы давно предсказуемую жизнь. И Амадео не влетел, но был поглощён ощущением неизбывного блаженства – осознанием прежде скрытой от него жизненной мощи своей души.

И остро, как никогда ранее, он чувствовал, что эта его бессмертная суть ему чрезмерно мала и невообразимо велика одновременно. Конечно, ведь он впервые соединил всю полноту личного (ангела) и безличного (Творца) Бытия. И ровно одну секунду по земному времени он пробыл самим Богом.

Но этого мгновения сполна хватило для свершения жизненно необходимых перемен. Перемен, явившихся результатом всех его предыдущих действий. Перемен, повлёкших за собой немыслимо грандиозные метаморфозы души и Мироздания.

Да, на одно лишь мгновение ангел стал Богом.

Но…

Пребывая Творцом не дольше мига, душа ангела раскрылась беспредельной вечностью.

И в ней Амадео прожил мириады рождений и исходов, прошёл бессчётное количество циклов, порогов, явился всем и не завершился ничем в абсолютной отдельности. Он рождал бездонные океаны безвременья и превращал их в медленно и быстро текущие реки времени в мирах, заточённых в столь различных и схожих Вселенных.

Он намеренно творил немыслимо противоречивые представления о добре и зле, заставляя души метаться между предложенными вариантами судеб, делать ошибки и познавать себя. Он создавал и разрушал вновь и вновь, наполняя сердца миров пульсацией жизни и дыханием смерти. Он был Светом и Тьмой, двумя сторонами одной, сотворимой им же иллюзорной реальности.

Однако Свет неизменно значимо преобладал в основании сотворяемой им действительности – в его сердце.

Но всё же он не был Богом по-настоящему. Он только какое-то время пребывал Им. А всё временное, как известно, неизбежно заканчивается.

Мрачная сторона одновременно его и не его Бытия таяла в восприятии, уходя в глубины вечной памяти. И, притянутый силой её соблазна, вопреки своей воле он последовал за этой ускользающей тенью, подчинившись странному желанию задержать её. Возвратить на место. Восстановить баланс.

Вернуть утрачиваемую божественную целостность.

Этот импульсивный порыв нарушил показанное ему равновесие идеального Бытия. Тень, завладевшая восприятием, оставила его наедине с его личной полнотой. И, выйдя за пределы ещё не заслуженного Божественного, перестав быть оглушённым его силой и чистотой, вернувшийся в обжитость своих границ, он вспомнил всё.

Дитя, плод невозможного прежде союза ангела и демона, родилось.

Правила изменились.

И он убил сатану.

Убить Самаэля оказалось легче, чем предполагал Амадео.

То, что относилось к категории совершенно невозможного ещё пару земных минут назад, обрело все грани реальности после одного-единственного события. После рождения ребёнка. Существа, чьё появление на свет с волнением ожидало целое Мироздание. Душа, которая, по решению сатаны, не должна была воплотиться в материальном теле. Создание, вышедшее из-под контроля Тьмы, несмотря на своё половинное к ней отношение.

Ребёнок родился сто двадцать секунд назад. И Амадео мгновенно прочувствовал последовавшие за этим рождением изменения. Он не стал терять времени – столь ценного даже в океане безвременья.

Амадео вспоминал, как всё было. Он влился в поток вновь образующихся вибраций, настроил своё намерение и получил то, что хотел. Проник на территорию абсолютной тьмы.

Он опередил Самаэля на долю секунды.

Четверть мига решила судьбу вечности.

Дьявол, высшее существо мрака, конечно же, тоже ощутил изменения, развернувшиеся вслед за рождением необыкновенного ребёнка. Но, будучи косвенным порождением Света, его отражением, Самаэль опоздал. И не успел вторгнуться за границы врага, воспользоваться преимуществом внезапности. Привилегия неожиданности была столь же внезапно захвачена адептом Света. Явившийся в зону абсолютной тьмы ангел безжалостно спутал все карты дьявола и не оставил ему почти ни единого шанса. Но уж за это спасительное «почти» Самаэль успел-таки ухватиться…

Ничто и нигде отныне не будет прежним или хотя бы узнаваемым. Амадео, конечно, прекрасно Знал, что и раньше происходили схватки между Светом и Тьмой. Ангелы испокон веков боролись с демонами. Чаще всего битвы разворачивались в душах людей. Оружием обеих сторон, смертельно опасным и единственно эффективным, был человеческий выбор. Но иногда сражения переносились на гораздо более тонкий план.

И ещё Амадео не сомневался, что итоги битв бывали разными: порой побеждала Тьма, и тогда нескольким материальным мирам приходил конец. Но затем Свет восстанавливался и возводил на руинах более надёжные и усовершенствованные крепости.

Бог непрерывно создавал новые души взамен проигранным.

Амадео Знал, что эти проигрыши были не чем иным, как частью Высшей стратегии, позволяющей Мирозданию эволюционировать. Тьма нуждалась в росте. А Бытие нуждалось в Тьме. Баланс – вот основа любой жизни. Война одной части Бытия против другой… Змея, пожирающая собственный хвост. Битва, идущая по заранее установленным правилам.

Так было.

А теперь всё стало иначе.

Знания устарели. Правила были отменены. Бытие утратило прежний баланс. Требовалось создание иных основ. И написание новых правил.

Амадео вспоминал, что в ушедшие времена победа Света неоднократно знаменовалась рождением новой Вселенной. Целая совокупность миров возникала словно из ниоткуда, порождённая мощным выбросом тонких позитивных энергий. Процесс создания испокон веков был непрерывен и вечен, как сам Создатель. По сути, они ничем не отличались друг от друга.

Новой Вселенной требовалось новое сообщество сознаний, развивающихся с максимальной интенсивностью.

Собрание душ, в которых жизнь пульсировала с особенной силой.

Духовное сердце новорождённых миров.

Бытие Творца есть творение. Бытие сатаны есть смерть.

Нескончаемая жизнь и нескончаемая смерть.

Но теперь, когда правила изменены, баланс оказался нарушен слишком сильно. Итогом явилась гибель самой Смерти.

Один ангел сделал то, на что были не способны все великие воины Света.

Он, средний в иерархии светлых созданий ангел, прервал непрерывность взаимодействия важнейших сил Бытия. Убил дьявола, носившего имя Самаэль. И результатом такой победы Света могло стать рождение не Вселенной… нет, это слишком мелкое следствие его деяния.

А появление нового Мироздания. Беспредельной совокупности бессчётного множества Вселенных. Рождение нового Творца.

И теперь именно он, Амадео, поразивший сердце самой Тьмы, имел все шансы стать новым Богом. Или соединиться с нынешним и править вместе…

Наполнившись осознанием величия выпавшей ему миссии, он приготовился к погружению в собственную блаженную полноту идеального Бытия. Но Оно почему-то всё никак не принимало его в свои объятия…

Тьма была настолько беспросветной, что почти ослепила его. Но ощущение беспомощности восприятия не успело сковать волю к жизни, растворившись в неимоверной по силе вспышке ярчайшего белоснежного сияния. Любовь, накопленная ангелом за миллионы лет безупречного служения Свету, служила теперь ему самому. Выборы сотен тысяч человеческих душ, решивших идти по стезе добра, превратились в сердце ангела в тонкие вибрации любви.

Выбор всего лишь двух душ, но сделанный в правильное время, в критический для земного мира момент, добавлял этой любви особую силу. Две души, плодом любви которых явился этот необыкновенный ребёнок…

И эта обобщённая любовь придала намерению Амадео поистине сокрушительную мощь. Мощь созидательного порыва.

Да, не только намерение разрушения, но и стремление к созиданию может быть оружием.

И данное сверхмощное оружие было вложено именно в его сердце.

Сердце ангела раскрылось в эпицентре абсолютной тьмы. Безвременье Света слилось с безвременьем Мрака. И из этого океана соединённого безвременья родилось оно – мгновение нового времени, общего для всех материальных миров.

Точка нового отсчёта.

Он был уверен, что новорождённое мгновение ляжет в основу совершенно иной реальности. Реальности открывшейся в его сердце Божественности. Новой гармонии. Реальности абсолютного Света.

Но почему-то вместо этого миг, проявившийся из слившихся воедино Света и Тьмы, стал точкой отсчёта для их новой битвы. Такой степени грандиозности, какой Мироздание никогда прежде не Знало…

Свет ворвался в его сознание вспышкой безудержной боли. Казалось бы, он, источник ненависти и хаоса, ужаса и разрушения, жадно пожирающий энергию мучений своих рабов и недругов, должен был бы упиться энергией нахлынувшей в него чудовищной муки. Но страдание, бесконечной бездной раскрывшееся прямо в его тёмном сердце, почему-то не питало, а лишало сил…

Самаэль не успел осознать, что данная боль рождалась не из борьбы личностного эго и вечной души, но из самого Духа. Из небывалой прежде чистоты Света. Из сердца ангела, когда-то победившего Мрак на их общей территории – в пределах человеческих душ.

Когда-то Самаэль проиграл Амадео схватку за творческие ресурсы человека.

И этот паршивый ангел спас земной мир и вмещавшую его Вселенную от порабощения Тьмой.

Тогда они боролись за одну Вселенную.

Но сейчас ставки были невероятно выше.

Сердце ангела наполнилось в результате той победы почти неодолимой силой. Победитель получает трофеи. Трофеем Амадео случилась огромная часть энергии сатаны. И он вполне успешно трансформировал уничтожающие вибрации мрака в созидающую энергию добра.

Внезапно качественно обновлённую мощь Света в результате одной из грандиознейших битв за Вселенную.

И ребёнок, рождение которого изменило все правила…

Свет новой чистоты обладал безжалостностью абсолютного зла и сжигал Тьму слишком быстро.

Дьявол не мог сопротивляться долго.

Сила ангела была почти непреодолима…

И в последнее мгновение своего существования Самаэль железной хваткой умирающего зла вцепился в спасительное «почти». Пусть его сознание навсегда исчезнет из Мироздания. Но энергия Тьмы сохранится, переживёт это ужасающее страдание, порождённое сияющим блаженством ангельского духа, и ответит на нанесённый удар.

Погибая в Свете, который изливался из глубин ангельского сердца, Самаэль успел запечатлеть в нём своё отражение. Смутное, но постоянно присутствующее в душе ангела беспокойство – посмертную ухмылку сатаны.

Тьма навалилась на него со всех сторон и сдавила, как давит глубоководного ныряльщика многотонная масса океанской воды. Как лёгкие человека, сопротивляясь атаке подводного давления, сжимаются до размера кулака, так и Амадео, сдавливаемый Тьмой, чувствовал, как превращается в ничто. Вытесняется из собственных границ. Перестаёт быть. Уходит вглубь ненасытного зла, подчиняясь его намерению к безостановочному насыщению…

К присвоению…

К слиянию с Бытием через его разрушение…

Но он давно перерос все свои границы. Пределы, бывшие привычностью раньше, ныне существовали лишь в его вечной памяти. В памяти его бессмертной души. Души, напоенной столь ярким и чистым светом, что в нём без следа таяла реальность всех прежних форм и представлений…

Так что же ему терять, кроме отражения в чужом сознании отблика собственной памяти?

Ибо ангельская суть такого уровня, которого достиг он, практически неуничтожима.

Амадео вынырнул на поверхность своего сознания, несомый сметающей все памятные пределы световой волной. Он собирался направить её ударную силу по продолжавшей сжимать его Тьме, но вдруг осознал, что не управляет её движением. И когда он задал вопрос, кто же ведёт окрыляющую его силу, то мгновенно слился с её сияющим потоком, закрутился вместе с ним в огненно-белый вихрь, съёжился в едва различимую светящуюся точку и бесшумно погрузился в самый эпицентр своей души.

В её раскрывающееся сердце.

Амадео Знал, что уровней раскрытия духовного сердца – огромное множество. Но не ожидал перепрыгнуть сразу через полторы тысячи пролётов эволюционной лестницы и оказаться так высоко. И более того, осознать: именно здесь ему и положено находиться.

Вслед за этим пониманием пришла непреложная уверенность в своих действиях.

Здесь и сейчас он был средоточием невероятного количества высококачественной духовной энергии. А подобно всякой силе, она стремилась захватить как можно больше сопредельных с ней территорий. Он должен был превратить в самого себя всё, что его окружало, что не являлось им. И чем явственнее было отличие между его душой и перекликающейся с ней действительностью, тем более мощной становилась потребность этой силы.

Потребность в Высшем Бытии.

Полностью слившись с самим собой в чертогах своей божественной сути, он позволил ей вести себя и дальше. И хотя и пребывал в её эпицентре, был ошеломлён силой собственного потенциала.

Раскрытие духовного сердца произошло внезапно, как в условиях любой войны и подобает происходить всему действительно важному. Да, Амадео Знал, что важнейшие этапы эволюции преодолеваются в весьма жёстких условиях.

А что может быть жёстче прямой схватки с дьяволом, происходящей к тому же на его территории?

То, что наверняка стоило бы жизни любому ангелу, стало выигрышной диспозицией для Амадео. Потому что, только пребывая в сердцевине владений Тьмы, можно было нанести удар по истоку её небытийного бытия.

Зло яростно сопротивлялось, вгрызаясь чёрными щупальцами множества разрушительных импульсов в пульсирующее в нём сияние. Крохотная капля белоснежного света, душа Амадео, отвечала на эти мерзкие прикосновения нарастающим сиянием. И наконец резонанс между двумя сторонами бытия достиг апогея.

Небытие света сжималось вокруг ангела, стремясь добраться до самой его сердцевины и поглотить. Сожрать без остатка. Сделать этот надоедливый и страшно дискомфортный источник добра своей сутью. Своей территорией. Своей добычей. Превратить его в бытие Тьмы.

Амадео тоже хотел только одного – жить. Жить Светом. Быть Светом. Пребывать везде и быть всем. Быть Творцом. Его отражением и Его властью. Его силой и Его намерением. И быть собой.

И как только он, прочувствовав всю беспощадность сдавившего его беспросветного мрака, чётко и ясно осознал своё собственное намерение, тут же стал его воплощением. И Тьма вокруг тоже стала им. Ровно за тот срок, в какой укладывается один удар новорождённого человеческого сердца. Впервые за миллионы лет Амадео умер и снова родился.

В абсолютной Тьме.

Белоснежное сияние с переливами тёплого золота заполняло всё. Всё пространство, какое был способен воспринять Амадео. Неописуемый покой волнами голубоватой благодати исходил словно со всех сторон одновременно – это духовное сердце ангела пульсировало и жило.

Амадео, находясь в центре себя самого, мог с удивительной лёгкостью наблюдать себя же со стороны. Знание приходило к нему непрерывным потоком. Он Знал, что сейчас перейдёт на новую, одну из высших эволюционную ступень. Сейчас он трансформирует поглощённую энергию Тьмы в абсолютный Свет. Сейчас он действительно станет Творцом. И познает Его вечное созидающее блаженство.

И он действительно стал Им. Почти стал. Продержался в божественном состоянии одно мгновение…

Почти преодолел свою ограниченность…

Почти…

Но полноценная трансформация в Создателя, которая заполнила бы окружающую его бездну безвременья, всё не приходила. Его бытие, его раскрывшееся сердце продолжало пульсировать, откликаясь на поступающие в него вибрации Знания. Но постепенно их поток, такой широкий и полноводный вначале, стал мельчать и слабеть. Замедляющиеся вместе с ним ритмы высшего бытия угасали, растворяясь в проступающих на них тенях. А затем из них же появилось оно.

Лицо его заклятого врага.

И его смертоносная ухмылка.

Глава 2

Возврат к истокам

Рождаться в умирающем теле – задача крайне неприятная. Ощутив свою душу вновь закованной в границы человеческой плоти, Амадео всё понял.

И тут же принял.

Сколько лет прошло с момента его последнего воплощения на Земле! В общем-то не так уж много. Но отчего же тогда это новое воплощение произошло значительно позже предыдущего? Его возвращают в условия когда-то прожитой на Земле жизни? Но почему именно в те условия и в ту жизнь?

Он чувствовал упругое сопротивление земного потока реки времени. Значит, он вернулся туда, где всё можно начать сначала. А разве возможность начать сначала не олицетворяет собой истинное рождение? Пусть даже и ценой собственной физической смерти.

Проживать момент отделения души от тела он не любил никогда.

Но если надо – значит, надо.

Время вернулось назад и тут же опять двинулось вперёд.

Переживаемое вновь – оно совсем иное при своём повторе.

Итак, словно сказал кто-то со стороны, поехали.

Боль вошла в его сердце внезапно, как пробуждение от кошмара. Он всегда хотел умереть во сне. Его желание сбылось.

Он не успел открыть глаза. Но это было не нужно – смотрел он теперь совсем в другую сторону, в себя самого. Захваченный огненным вихрем невыносимой муки, он растворился в ней, слился с ней и полетел в бездонную пустоту. Но, как ни странно, соединившись с пожирающим его страданием, он не перестал существовать, а напротив, стал ещё явственнее. Ещё живее. Ещё осознаннее. И ощущение не падения, но высокоскоростного подъёма в обступившей его беспросветной мгле наполняло убитое вроде бы сердце неизъяснимой радостью. Или ему только показалось, что он умер?

Нет, он действительно умер. Но отчего же эта смерть несла не забвение себя, а прояснение, не распад, но обретение, не страх, но вдохновение?

– Потому что ты хорошо прожил свою жизнь. Ту, которая была сейчас прервана. – Голос, уверенный и умиротворённый, влился в сознание и словно стал его неотъемлемой частью. Чувство невероятной с ним близости снизошло на умершего волной гармонизирующего покоя. И когда его сознание стало таким же благостным, как и сознание вошедшего в него голоса, он полностью пришёл в себя. Память огромным морем пережитых эмоций, чувств, мыслей, решений и действий плескалась прямо в его сердце. Оказывается, оно неубиваемо, его духовное сердце. И оказывается, именно в нём и сосредотачивалась вся его вечная жизнь.

– Посмотри на себя со стороны. – Мягкий приказ подтолкнул его ожившую волю.

Море накопленного опыта слегка взволновалось, пошло сначала рябью, а затем и волнами. Одна из них, самая крупная, неожиданно ещё больше выросла и девятым валом обрушилась на его внутренний взгляд. Погрузившись в глубину нахлынувшего впечатления, он вынырнул на поверхность совершенно иного пространства.

Приглушённый свет был накинут на комнату золотистым покрывалом. Огромные свечи у камина догорали, заплетая свои янтарные отблики в красное мерцание вяло дотлевающих углей. Предутренняя прохлада просачивалась сквозь плотно занавешенные окна, надёжно отделяя королевские покои от извечно угрожающего им внешнего мира. Но и их оберегание, равно как и защита прекрасно подготовленных стражей вокруг спальни, оказалось не слишком действенным средством предотвратить грядущее…

Три чёрные фигуры проявились прямиком из подступающего к телу холода. Он крикнул, чтобы предупредить лежащего в кровати мужчину о надвигающейся опасности, но спящий не проснулся. Лишь язычки жёлтого свечного пламени взметнулись, вспугнутые его сильным, но безуспешным намерением.

Холод, породивший пришельцев, стал ещё сильнее и внезапно материализовался в равнодушный стальной блеск в руках одного из них, другого, третьего… И когда нож вошёл в грудь слишком крепко уснувшего мужчины, он закричал не вместе с ним, а вместо него. Потому что тот, кому предназначался удар, умер мгновенно. И потому что он, смотревший на убиваемое тело с высоты пятиметрового потолка, прочувствовал всю боль за него. Ведь он один мог её воспринять. Ведь он один жил в этом теле долгие, но столь быстро пролетевшие годы.

Женщина, лежавшая рядом с ним, умерла на мгновение позже. Но, в отличие от него, она проснулась на секунду раньше, чем стальной клинок пронзил её сердце. Как и он, она не издала ни звука. Но причина её молчания была иной. Если он умер, так и не осознав настигшей его участи, то она за последний отпущенный ей сознательный миг поняла и приняла свою судьбу. Она умерла, глядя ему в глаза. Потому что за мгновение до смертельного удара её душа уже летела к его душе.

Вместе они смотрели на парящее напротив удивительное существо. Огромные белоснежные крылья были неподвижны, но жили уникальной внутренней жизнью. Переливающиеся в них оттенки голубого и розового цветов излучали одновременно блаженство и непоколебимую силу.

– Вы прожили хорошую совместную жизнь. – До боли близкий голос изливался из ангельского сияния и без усилий проникал в сердца внимающих ему людей. – Но это последнее ваше единение. Отныне каждый пойдёт своей дорогой. Поблагодарите друг друга и попрощайтесь.

Её глаза, всегда наполненные тёплым светом, сейчас, после исхода души из тела, светились особенно ярко.

– Спасибо за всё, что сделал для меня! За любовь и помощь, за искренность и надежду…

– За поддержку и понимание, за верность и дружбу! – Его голос вторил её словам, умножая и разворачивая вложенное в них значение. Свет, исходящий из их глаз, волной разливался по комнате. И ничего из того, что было вокруг них, – ни оставленная роскошь, ни покинутые тела, ни утраченная власть – ничто сейчас не имело значения. Только любовь и благодарность жили в их сознаниях и позволяли чувствовать себя по-настоящему живыми.

– Прощание закончено, – изрёк ангел, и тотчас её душа влетела в его сияющие крылья и исчезла в них. Ласковый, но непреодолимый свет остановил его выработанное за земную жизнь желание последовать за ней.

– Она ушла в рай. Но тебе туда нельзя.

– Значит, мне в абсолютную тьму?

– Её больше не существует. Ты Знаешь. По крайней мере, её нет в том виде, в каком мы привыкли её воспринимать.

– Но где же мне тогда быть?

– Есть лишь одно место, где ты можешь быть, – ты сам.

– Но я больше не чувствую себя.

– Так и есть. Тебя больше нет. В том смысле, в каком ты привык себя воспринимать.

– Но тогда что я? Где я?

– Хороший вопрос. Заметь: не два вопроса, а один. Один из них – настоящий вопрос. Ответ именно на него является ключом к спасению.

– Спасению чего?

– Я рад, что вибрации Тьмы не поразили тебя целиком. Ты проиграл, Амадео. Твоё сознание снова ограничено. И оно слишком часто находит себя в рамках обычного человеческого эго.

– Что же мне делать?

– Это зависит от того, какую сторону своего нового бытия ты выберешь точкой отсчёта.

– Человеческую или ангельскую?

– Нет. Ангельскую или дьявольскую.

Свет отдалился от него так внезапно, что Амадео вскрикнул от ужаса, ощутив, что теряет самое ценное в своей жизни.

– Я готов к борьбе.

– К ней никто никогда не готов, – возразил ангел, вновь приблизившись к Амадео. – Но, невзирая на твою неготовность, ты просто обязан вступить в войну.

– Самаэль…

– Ты же Знаешь, что его больше нет. Найди того, в ком здесь и сейчас гнездится абсолютное зло.

– Шалкар…

– Он теперь вовсе не таков, каким был прежде.

– Но я не чувствую его, учитель.

– Конечно, нет, ведь никогда доселе ты не был с ним так близок.

– И что же мне делать, чтобы найти и обезвредить его?

– Для этого, Амадео, тебе необходимо отделить себя самого от затаившегося в тебе сатаны.

– Ты вернёшься в начало. В ту точку отсчёта, откуда происходит твой проигрыш. В эпицентр земной войны. В те события, которые спустя годы отразились в сражении между тобой и Самаэлем. Туда, где ты впервые потерял себя. Там, где Свет растворился во Тьме. Там ты создашь основы новой духовной структуры земной цивилизации. Или не создашь. Тогда Вселенная будет утрачена навсегда. Единственное поле битвы, доступное тебе и Шалкару, отныне – только человеческий мир. Человеческие души и те сознания, которые помогают им развиваться. И вмещающие эти души тела. И так будет до тех пор, пока ты не обретёшь себя снова или не потеряешь окончательно. До тех пор, пока судьба Света, Тьмы и Мироздания в целом не будет окончательно решена. И до тех пор, пока ты снова не вспомнишь меня. Или не забудешь навсегда.

– Да, учитель.

И образ Иеремиила исчез за плотной серой завесой, скрывшей от Амадео его же вечную память.

Духовный учитель…

Самое близкое каждой душе, а ангельской особенно, по-настоящему родное существо…

А сейчас далёкое и чужое, словно вскользь услышанный и тут же забытый, торопливо рассказанный чей-то неправдоподобный сон…

Он с трудом разлепил тяжёлые веки и бессмысленным, невидящим взором уставился на громоздкие грязно-серые тучи, квинтэссенцией угрюмости нависшие над столь не любимым им городом.

Резкий смех полоснул сонную душу обжигающим электрическим разрядом.

Он дёрнулся, переживая удар звуковой молнии, и инстинктивно зажмурился, стараясь защититься от слишком яркого, слишком пронзительного принесённого ею света. Играя в прятки с самим собой и окружающей реальностью, продолжал упорно созерцать окружавшее его голубовато-розовое сияние. Но оно постепенно уплывало из сознания, отпуская фокус его внимания.

Несколько раз сморгнув, он сосредоточился наконец на внешнем мире.

Миловидная невысокая женщина заливисто смеялась, стоя у полураспахнутого огромного окна. Сумрачные портьеры цвета свежесмолотого кофе с тяжёлой основательностью спускались с высокого потолка на бежевый деревянный пол, напоминая двух закованных в доспехи стражников, скрывающихся в тени. Тени, готовые в любое мгновение сомкнуться перед потоком льющегося в окно жизненного тепла…

Стражники между Светом и его отсутствием…

Проводники добра и зла…

Сознания, соединяющие два беспощадно противоречивых мира…

Два взгляда на одно и то же Мироздание…

Мысли влетели в его дремоту бесшумным роем мотыльков-однодневок – хрупких, недолговечных, неуловимых… И тут же рассеялись, вспугнутые новым взрывом безудержно живого веселья.

Солнечный свет струился по её пухлой ладной фигурке. Протягивая к окну руку, эта сплетённая из солнечных лучей земная фея держала что-то в раскрытой ладони.

– Посмотри. – Уловив его пробуждение, она бросила в сторону игривый взгляд. – До чего смешная белка! Не понимает, это же стекло!

Продолжая хохотать, она манила беспомощно тыкающегося в окно пушистого зверька желанным лакомством.

– Софья… – Самое важное из всех слов – человеческое имя – выплыло из пространства вне фокуса его сознания. Обернувшись, женщина с радостным возгласом подбежала к кровати. – Ты проснулся, любимый… – Покрывая горячими поцелуями его лицо, она дышала сладким ванильным ароматом.

– Ты моя драгоценность! – Поглаживая роскошные светлые локоны, рассыпавшиеся по её покатым плечам, он наслаждался разлившейся внутри сердца неизбывной нежностью. И тут же, почувствовав её чужеродность, неожиданно сильно сжал прильнувшую к нему белую руку.

– Ай! – Чуть отстранившись, женщина с изумлением вглядывалась в его глаза. – Ты что? Больно ведь!

– А… Прости… Не знаю, что на меня нашло… – Воспользовавшись образовавшейся паузой, он аккуратно вывернулся из обнимающих его рук и поднялся с постели. Пушистый ворс ласково защекотал голые ступни. Растерянно оглянувшись, он встретился взглядом с молчаливо созерцавшей его растрёпанной красавицей.

– Франц, что с тобой? Нездоровится? Я приглашу доктора!

Вскочив на ноги, женщина побежала к темнеющей в дальнем конце комнаты широкой двери.

– Не стоит. – Поймав её за руку, он осторожно привлёк незнакомую Софью к себе. Равнодушие, царствовавшее в его душе, мгновенно низвергло в глубины подсознания волну поднимающейся из них горячей страсти.

«Да что же это такое, чёрт побери?» – мысленно пробормотал он, сбитый с толку своими противоречивыми эмоциями. Чувство, что он давно и близко знаком с тревожно глядевшей на него женщиной, и одновременно полное её незнание рвали на части сознание, заводя в тупик.

Выпустив руку знакомой незнакомки, он с удовольствием прошёлся по ласкающему ноги ковровому шёлку к тускло мерцающему зеркалу на дальней стене. Что-то неудержимо его влекло к этому закованному в роскошную раму куску отражающего реальность стекла…

Через десять секунд перепуганная красавица, стоя на коленях возле распростёртого на полу мужского тела, пронзительно кричала, зовя на помощь.

– Ты думал, что всё будет так же легко, как пообещал тебе твой пернатый друг с куриными мозгами? – Голос, исходивший отовсюду из обступившей его тьмы, был невероятно, немыслимо неприятен. Словно гниющая плоть всего мира вдруг обрела способность говорить… – Ты не справился один раз и провалишь всё снова! Никто не сможет остановить меня и предотвратить неминуемое. Никто – ни твои жалкие покровители, ни тем более ты, ничтожное отродье человечества! Никчёмность, не сумевшая проявить себя нигде! Но если хочешь доставить этому миру побольше страданий и привести его к заслуженному концу – тогда действуй! Ибо ни на что другое, кроме самораспада и уничтожения окружающей действительности, ты не способен! А я буду сопровождать тебя повсюду и свидетельствовать твой заслуженный позор! И, клянусь твоей бесполезной душой, ты ещё не раз пожалеешь, что встал у меня на пути!

Тьма отпустила его столь же внезапно, как и окружила. Открыв глаза, он судорожно вздохнул. Вонь исчезла, сменившись знакомым ароматом свежих булочек. Склонившаяся над ним бледная красавица смотрела из пелены застывших в её взгляде слёз.

А в них, в этих прозрачных каплях душевной влаги, квинтэссенции человеческого страдания, он созерцал отражение улыбки, больше похожей на хищный оскал.

Ледяные иглы жгучей боли впились под враз онемевшую кожу.

Автоматически он встряхнул крыльями, чтобы сбросить адское наваждение. Но обжигающие иглы не исчезли, продолжая буравить его тело.

Бросив взгляд через плечо, он увидел лишь кусок смятой белой простыни.

Какие, к чёрту, крылья могут быть у него, обычного человека? Но откуда тогда взялась эта уверенность, пусть и секундная, однако поражающая своей несгибаемостью, в том, что крылья у него есть? Или когда-то были… А если их нет, почему же его донимает ноющая ломота над прижатыми к постели лопатками?

– Ничего страшного, жить будет. – Весёлый мужской голос ярким солнечным лучом заплясал в воскресшем сознании. Простоволосая женщина, с трудом сдерживая рвущуюся наружу боль, чуть заметно кивнула.

Он последовал за лучом нежданного света и увидел низенького полнокровного бодрячка, собирающего в увесистый чемоданчик медицинские инструменты. Почувствовав его взгляд, мужчина поднял голову и приветливо улыбнулся.

– Ваше высочество, не смею вас больше задерживать. Проблемка ваша такая мизерная, что её вовсе нет. Вам не следует слишком резко вставать с постели. Проснулись, полежите маленько. Все мы знаем, вы человек очень деятельный, но, во имя страны, коей вы скоро должны будете управлять, поберегите себя!

Закинув в чемодан последнюю железку, врач поклонился и жизнерадостным колобком выкатился из комнаты.

– Похоже, он один не боится меня и даже любит! – Закончив фразу, он тут же осознал её чужеродность.

– А почему он должен меня бояться? Меня и так все любят! – мгновенно возразил он своему внутреннему оппоненту, неведомо каким образом, но имеющему отчетливый внешний голос.

– Что я несу? – почти тотчас согласился тот, и он сразу понял, что это был обманный маневр. – И правда, я дурак. Врачишка наверняка сербский шпион.