Остров Хислоп Виктория
Когда отец вошел, Веселина читала вслух. Слушавшая чтение Забава тут же вскочила, согнулась в поклоне, но Путята лишь досадливо махнул рукой. Понятливая служанка мгновенно исчезла, а Веселина отложила книгу, чувствуя, как сумасшедшим колоколом мечется в груди сердце: неужто догадался?
– Ну что, дочь, как поживаешь? – спросил купец заботливо. – Вижу, что-то гнетет тебя.
– Да нет, все в порядке, – Веселина опустила глаза.
После смерти матери отец так и не женился вторично и уделял единственной дочери внимания больше, чем принято в купеческих семьях. Вопрос, что он задал, мог быть рожден обычной родительской заботой, но девушка ожидала худшего.
– Ты уверена? – Путята нахмурился, подошел к окну, за которым чуть слышно царапал по стене дождь.
Девушка лишь кивнула.
– Я, кажется, догадываюсь, что тебя тревожит, – купец отвернулся от окна и глянул на Веселину. – Но не стоит бояться, скоро этот нелюдь-убийца покинет наш дом.
– Как? – испуганно воскликнула девушка. Отец, к счастью, истолковал ее страх совсем по иному. Он подошел и погладил дочь по голове:
– Одно упоминание о нем вызывает в тебе ужас. И неудивительно, ведь сразу видно, как отличается он от людей. Холоден и безжалостен, словно змея. Но не бойся, раны его почти заросли, так что он уедет завтра.
– Да, – девушка сумела произнести это почти спокойно. – Я рада, отец. Этот Отдавший Душу такой странный!
– Я заметил, как тебе неуютно рядом с ним, – Путята ободряюще улыбнулся. – Но потерпи еще один день.
– Хорошо, папа, – прошептала Веселина, глядя в спину уходящему отцу.
Душная сырая полночь навалилась на город. За окнами густыми клубами плыл туман, заунывно орали жаждущие любви коты.
Веселина не спала. Она лежала, сжав кулаки и закрыв глаза и запахи родного дома, обычно успокаивающие, внушали тревогу. Сердце билось ровно, но тяжело, словно кузнечный молот.
Чувства теснились, норовя овладеть душой. Девушке одновременно хотелось плакать, кричать и смеяться. Она понимала, что отъезд Ярослава наверняка избавит ее от глупой, чего уж там говорить, любви. Но сердце не давало успокоиться, где-то в его недрах таилась уверенность, что разлука ничем не поможет.
Она пробовала молиться. Но боги молчали. Не ответила на призыв Макошь, что должна помогать в любых женских горестях. Не отозвалась и Леля, защищающая и оберегающая влюбленных. Не получив ответа, Веселина укорила себя за то, что давно не ходила в храм.
Дом спал. Посапывала в соседней комнате Забава, скрипели рассохшиеся половицы, слабо тлели угли в камине.
Решение, сколь безумное, столь и ощутимо верное, пришло неожиданно, острым горячим лезвием коснувшись сердца. Веселина резко села, ощутила, как розовеют во тьме щеки. Но сладостное томление, охватившее грудь, оказалось слишком сильно. Вспомнив о том, что Ярослав ночует у них последний раз и она может больше никогда его не увидеть, Веселина решительно встала с кровати.
Она не стала зажигать свечу. Ступеньки не скрипнули под легкими шагами, а сама девушка была столь возбуждена, что не ощутила холода. Слышала лишь шум дыхания и грохот сердца, и боялась одного – кого-нибудь разбудить.
Дверь в гостевые покои оказалась не заперта. Веселина открыла ее и замерла, остановленная проснувшейся нерешительностью. Тьма впереди казалась густой и осязаемой. Дыхания Ярослава не было слышно.
Решившись, она сделала шаг и, вопреки ожиданиям, тьма послушно раздвинулась. Шепот, донесшийся с кровати Ярослава, заставил девушку подпрыгнуть:
– Это вы, Веселина? – голос его был спокоен, точно визит молодой и красивой девушки глубокой ночью для него – обыденная вещь.
Веселина ощутила, как ноги ее ослабли. Она подавила дурацкое желание убежать и прошептала в ответ:
– Да, я. А как вы меня услышали?
– Я очень чутко сплю, – ответил Ярослав. – И если ваш визит ко мне раскроется, то и вас и меня ждут большие неприятности.
– Я знаю, но я уже не могу, – ответила девушка, и двинулась вперед. Босые ноги ее начали замерзать. – Я… я… люблю вас…
Ярослав чувствовал себя очень неуютно. Когда сквозь дрему услышал легкие, почти невесомые шаги, то решил, что они тоже часть сна. Но скрипнувшая дверь уничтожила последние сомнения, а когда Отдавший Душу разглядел во тьме девичью фигурку, то мысли его потеряли стройность.
А теперь она призналась ему в любви! Ярослав слышал о такой вещи, как «любовь», но даже не пытался понять, что это такое. О том, что это непонятное явление каким-то боком коснется его самого, он даже и не предполагал. А после простой фразы Веселины он вновь ощутил, как трещит в голове, как ломается внутри что-то, до сих пор бывшее опорой жизни.
Он понимал и принимал телесное влечение между мужчиной и женщиной, но к Веселине его влекло совсем иначе, чем к другим женщинам.
Под напором противоречивых мыслей умение здраво рассуждать куда-то делось и Отдавший Душу только и смог промямлить:
– А, э, Веселина, я не знаю, не понимаю…
– И не надо понимать, – горячий шепот пролился из темноты, упал на Ярослава, словно яд на открытую рану, разъедая плоть. Девушка вдруг оказалась совсем близко. – Надо просто любить…
Нежные ладони скользнули по его груди, и Ярослав ощутил, как пробуждается горячее, страстное желание. Он сделал ответное движение и привлек девушку к себе.
Она действовала осторожно, помня об его ранах. Ни намека не было на то, что Веселина с мужчиной первый раз, а ведь вряд ли воспитанная в строгости и под постоянным присмотром дочь купца имела возможности для тесного общения с сильным полом.
Ее прикосновения обжигали, и сама она была, словно пламя. Ярослав ощущал себя льдиной, на которой разожгли костер. Телесное наслаждение странным образом мешалось с мукой. Он осязал гладкость ее кожи, упругость грудей, рот ловил вкусные и нежные губы. Она пахла фиалками, и запах этот заслонял все, словно Ярослав попал на цветущий луг.
Покой и холод ночи отступили, сменившись жизнью и теплом. В один миг Веселина тихонько вскрикнула и в тот же миг Ярославу стало хорошо, так хорошо, как не было никогда в жизни.
Затем мир вернулся.
Она лежала рядом, теплая и спокойная, а он не мог отделаться от ощущения, что что-то сделал неправильно, но что именно – никак не мог понять. И еще – странно щемило в груди, но не так, как от ран.
Совсем не так.
– Кровь заметят, – сказал Ярослав, касаясь губами ее уха. – На простынях.
– Простыни будет менять Забава, – ответила девушка решительно. – С ней я договорюсь. Все равно мне от нее ничего не скрыть.
– Ты думаешь?
– Знаю.
Тьма так сильно пахла фиалками, что Ярослав на миг отвлекся, задремал. А когда очнулся, он вновь был один.
Проснулся Ярослав с первыми лучами рассвета. Мускулы болели, словно весь вечер упражнялся с мечом. Одежда не желала налезать на тело, которое за время лежания обросло какими-то углами и впадинами.
Вещи его лежали неопрятной грудой на лавке у стены. Ярослав засунул все в мешок, туда же отправился звякнувший кошель с золотом – плата за Иного. Белич держал слово.
Привешивать меч Ярослав не стал, ножны взял в руку. За пределами комнаты, где провел дни телесного недуга, его ждали. Приветливо улыбался Белич, настороженно – хозяин. Переминались, не зная, куда деть руки, двое громил из купеческой стражи.
– Спасибо за гостеприимство и за доброту, – сказал Ярослав громко и уверенно.
– Ну, гость, – Путята кашлянул. – Будь здоров. Да не оставят тебя великие боги.
– Спасибо за все, – кивнул Белич. – Лошадь ждет тебя за дверью, чистая и накормленная. Может, еще свидимся, – зеленоглазый купец подмигнул и еще раз улыбнулся.
Ярослав кивнул и направился к двери. Веселины не было видно и это почему-то казалось неправильным. Тяжелая дверь неохотно подалась под пальцами, и в лицо ударил мелкий холодный дождь.
Слуга, что держал лошадь, поспешно передал повод и удрал на конюшню, спасаясь то ли от сырости, то ли от соседства с Отдавшим Душу. Конь укоризненно посмотрел на хозяина и недовольно всхрапнул.
От дождя не спасал даже плащ. Ярослав, обычно нечувствительный к причудам погоды, почти сразу замерз. Глаза резал кинжально острый ветер, а одежда казалась тяжелой, словно сделанная из металла. Судя по всем признакам, яд Иного не весь вышел из тела.
Веселина смотрела в окно, закусив губу, и в глазах ее отражалось серое рыдающее небо. Он уходил, тот мужчина, ради которого она пошла против отцовской воли и заветов богов. Он уходил, ступая на удивление неуверенно, и на этот раз не ощущал направленного на него взгляда.
За плечом сопела и всхлипывала Забава. Посвященная в тайну с самого утра, она искренне переживала за госпожу, хотя столь же очевидно не одобряла ее поступка. Все следы ночного визита были уничтожены и разоблачение Веселине не грозило. Даже если Забава, с ее-то длинным языком, начнет болтать, то кто ей поверит?
– Что же делать, госпожа? – решилась спросить служанка, когда высокий мужчина, ведущий за собой лошадь, скрылся за поворотом.
– Не знаю, – Веселина отвернулась от окна, чувствуя себя мертвой и пустой, словно гусеничный кокон. – Жить, просто жить.
Постоялый двор встретил кислой улыбкой хозяина. Тот, видимо, надеялся, что Отдавший Душу сгинет где-нибудь. Не обращая внимания на скорбную мину, Ярослав отдал поводья подбежавшему мальчишке и двинулся в общий зал. Живот неприятно бурчал, требуя еды.
Хозяин благоразумно отодвинулся, пропуская посетителя. Привычное место за столом пустовало и Ярослав занял его. Слабость сидела рядом незваной гостьей, и ее мягкую руку Отдавший Душу чувствовал на плече.
Еда мало помогла, кости продолжали ныть, в мускулах поселились маленькие неприятные судороги, раны напоминали о себе при каждом движении. Ярослав поднялся в комнату и упал на холодную узкую кровать. Два одеяла не смогли его согреть и до вечера он трясся, дрожал так, что стучали зубы.
Облегчение принесла тьма. С приходом ночи Ярослав уснул и видел во сне Веселину.
Проснулся до странности посвежевшим и отдохнувшим. Из щелей у окна немилосердно дуло, но холод уже не тревожил. Ярослав встал, пошевелил руками. Тело слушалось куда лучше, чем вчера.
Деревянный меч показался неожиданно тяжелым. Ярослав едва удержал его за скользкую рукоять. Когда начал разминку, пальцы сводило, суставы скрипели, словно в них насыпали песка. Поврежденная кисть не до конца восстановила работоспособность, да и ребра отзывались при неосторожном движении.
Ярослав не обращал на жалобы тела внимания. Он упорно размахивал тяжелой деревяшкой до тех пор, пока весь не пропотел. Пот пах остро и ядовито, выдавая присутствие в теле яда.
Понимая, что силы скоро понадобятся, Ярослав поймал одного из слуг постоялого двора и велел натопить баню. Хлестал себя веником и потел до тех пор, пока не стал пахнуть так, как положено.
А вечером к Отдавшему Душу пришли.
Веселина не находила себе места, тенью слонялась по дому, ловила изумленные взгляды слуг, морщилась от сочувственных вздохов Забавы. Отец по счастью уехал по торговым делам и видеть того, что происходило с непутевой дочерью не мог.
По совету служанки Веселина, захватив голубя, отправилась в храм Лели. Безучастно смотрела, как ловкая жрица обезглавила птицу, как хлынула алая кровь, смывая серебристый блеск со стенок жертвенной чаши. Закончив обряд, жрица удовлетворенно кивнула и шепнула Веселине:
– Молись! Богиня услышит тебя.
Девушка послушно закрыла глаза, но сердце сначала молчало, а потом вдруг дернулось так резко и сильно, что Веселина едва не задохнулась. Подняла веки, чтобы увидеть ошеломление и благоговение на лице жрицы, и в тот же миг мир померк. Она ощутила себя стоящей перед исполинским бледно-розовым столбом, возносящимся в небеса. С вершины столба хлынул поток пламени, Веселина крикнула, пытаясь закрыться руками. Пламя облекло ее, обожгло неистовым жаром, и в тот же миг девушка очнулась.
Она по прежнему стояла на коленях на холодном полу храма, по лицу ее катился пот, а испуганная жрица держала девушку за руку.
С трудом, пошатываясь, Веселина встала. Жрица вывела ее на улицу и отдала под попечение Забавы, едва не упавшей в обморок при виде того, что хозяйка задыхается, как древняя старуха.
А Веселине на самом деле не хватало воздуха. Каждый вдох давался с трудом, словно туман вдруг обрел плотность киселя. Мелкий холодный дождь не приносил облегчения.
Опираясь на руку Забавы, Веселина добралась до дому, там ей стало легче. Едва дойдя до кровати, погрузилась в тяжелый сон без сновидений.
И не могла она слышать, как жрица Лели прошептала вслед:
– Страшно благословение богини…
Дорога петляла, будто небрежно брошенная веревка. Впереди на телеге ехал проводник – глуповатого вида детина. Именно он явился вчера вечером на постоялый двор и повалился в ноги к Отдавшему Душу, прося избавить родную деревню от страшного чудища. Теперь проводник постоянно оглядывался, опасаясь, видимо, что сам Ярослав обернется монстром.
Над Островом плыли низкие и мрачные тучи, цеплялись отвисшими животами за вершины самых высоких деревьев, и тогда из распоротых чрев начинало лить. До того как добрались до искомой деревни, путники успели два раза промокнуть и два раза обсохнуть на резком ветру.
Проводник забарабанил в дверь большой, красивой избы. Из-за забора слышалось коровье мычание, доносились запахи парного молока и подгоревшей каши. На стук открыл хозяин – высокий, угрюмый мужик с мозолистыми руками. Светлые волосы его были спутаны, на руки налипла стружка.
– Вот, староста, привел, значит, – осклабился проводник, махнув рукой в сторону безучастно сидящего на коне Ярослава.
Староста сделался еще угрюмее.
– Добро пожаловать, господин хороший, – сказал он, отряхивая руки. – Совсем затерзала нас тварь проклятая.
Он оглянулся, в темно-синих глазах появилась неуверенность:
– Пойдемте в святилище, там и поговорим.
Ярослав кивнул, подтолкнул коня пятками. Но в сердце неожиданно укололо, горячая волна прилила к щекам. Что-то незнакомое, колючее, похожее на обиду зашевелилось в душе.
После непродолжительной беседы Отдавший Душу выяснил, что досаждает селянам один из самых распространенных Иных – костогрыз, названный так не за особую страсть к костям, а за длинные, совершенно голые челюсти.
Договорившись о цене, Ярослав выяснил, где предположительно находится логово твари и вскочил в седло.
– К вечеру я закончу, – слова прозвучали недружелюбно, совсем по-человечески. – Жди здесь с деньгами.
Староста кивнул, в глазах светилось недоверие.
Когда отъехал от деревни, дождь усилился. Ярослав натянул капюшон и, чтобы не пропустить логово Иного, вынужден был вертеть головой. Что-то ему мешало, застилало зрение, словно дождь потерял свою обычную прозрачность, а туман осел на глазах серой пленкой.
По счастью, костогрыз не скрывался. По характерным царапинам на камнях и кислой вони, что всегда сопровождает логово чудовища, Ярослав быстро отыскал нужную расщелину.
Дно ее, довольно круто поднимающееся вверх, покрывали округлые блестящие камни. Глянув на них, Ярослав принялся выбираться из седла.
Он шел, скользя сапогами по мокрым, округлым камням, и дождь плевал в лицо холодной слюной. Стены расщелины сужались, скалы поднимались с обеих сторон, странно разноцветные, словно их раскрасили специально. Там и тут негромко клокотали водяные струи.
Закончилось ущелье круглой площадкой, от которой уходили в глубь гор три пещеры. В каждой могло прятаться не по одному костогрызу, и Ярослав ощутил что-то, похожее на беспокойство. Отдавший Душу замер, удивленный, по лицу скользнуло почти неощутимое прикосновение и тут же навалилось незнакомое, сковывающее мускулы ощущение.
Ярослав увидел, как прямо из стен тянутся к нему огромные каменные руки. Под ногами обнаружилось скопище змей. Рептилии недружелюбно шипели, тянули к человеку зубастые пасти.
Ноги затряслись, руки ослабли. Возникла мысль, что его одолел страх…
Ярослав остановился, встряхнул головой. Отдавший Душу не может испытывать страх, да и видениям, наведенным Иным, он не должен поддаваться! Змеи пропали, каменные ручищи точно втянулись в стену. Из правой пещеры донеслось негромкое шуршание.
Теперь Ярослав знал, где скрывается Иной. Скинув плащ и вытащив меч, он ступил в пахнущую камнем и протухшей кислой капустой темноту.
Глаза привыкли к полумраку и Ярослав зашагал дальше. Костоглот – тварь привычная и одолеть ее особого труда не составит. Если бы не чары, то справились бы и крестьяне, вилами и топорами.
Из глубин каменной норы донесся женский смех. Ярослав облизал пересохшие губы, руки его задрожали. Он бы поклялся чем угодно, что слышал голос Веселины. Смех прозвучал еще раз, затем долетел голос, зовущий его, и Ярослав помимо воли зашагал быстрее, сбился с привычного шага.
Голос впереди звал, чего-то требовал, но, что странно, Ярослав не мог разобрать слов. Полоса отточенной стали в руке казалась лишней; разве носят оружие на встречи с девушками?
Длинные пилообразные челюсти, высунувшиеся из-за большого камня, хищно щелкнули и этот звук заставил Ярослава прийти в себя. Он яростно затряс головой, вновь поднял меч.
Похожий на огромную неуклюжую ящерицу костогрыз ловко полз по камням. Острые зубы на челюстях без кожи и мяса почти сомкнулись на ноге человека, когда Ярослав преодолел оцепенение и отскочил.
Камни глухо зашуршали под подошвами, костогрыз заскрипел несмазанной дверью. Дыхание у Ярослава перехватило, ноги сделали попытку подогнуться, а рука – выпустить меч.
Вновь заметались перед глазами призрачные видения, в уши полезли бормочущие голоса. Но Ярослав сумел успокоиться и чародейская атака соскользнула, словно рука с обледеневшего склона.
Костогрыз метнулся вперед, Ярослав шагнул ему навстречу и чуть в сторону. Пропустил тяжелое вонючее тело совсем рядом с собой и воткнул меч точно позади пылающих глаз, туда, где под тонкой чешуей находится мозг Иного.
Вскоре стены пещеры взирали на разведенный посреди пещеры костер. За горючим составом и дровами Ярославу пришлось вернуться к лошади, но он не жаловался.
За хорошие деньги можно и потрудиться.
Костер получился на славу. Оранжевые языки сладострастно облизывали мертвую тварь и казалось, она шевелится, в последнем усилии стремясь вырваться из огненной могилы.
Глядя на черное пятно на каменном полу, Ярослав зябко передернул плечами. Отчего-то хотелось напиться, страшно, до одури, до потери сознания. Сколько помнил себя Отдавший Душу, он всегда был равнодушен к спиртному, даже пива не пил, а тут такое…
Подавив дурацкое желание, пошел к коню.
В деревню добрался к закату. Староста, все такой же хмурый, ждал под навесом святилища.
– Все исполнено, костогрыз уничтожен, – сказал Ярослав, спешившись.
– Што ж, хорошо, – староста кивнул и в его голосе появились извиняющиеся нотки. – Мы конечно знаем, что такие как вы, не обманывают, и деньги сейчас отдадим. Но только поймите и вы нас, никто вас ночевать не пустит. Ведь для столь сильного мужчины ночная прогулка ничего не стоит…
– Конечно, – кивнул Ярослав, забирая мешочек с серебром. – Я уеду.
Взобрался в седло и толкнул недовольно всхрапнувшего коня в бока. Когда выехал за околицу, тьма сгущалась, лил дождь, а странная боль в сердце росла, заставляя лицо нервно кривиться.
В этот момент Ярослав меньше всего напоминал Отдавшего Душу.
Ехал целую ночь, сквозь мрак и непогоду. Хотелось спать, спина и бедра ныли, сознание дурманилось, а под утро начали тревожить странные видения, места и лица, которых он никогда не мог видеть: сосны над высоким обрывом, город на широкой бурной реке, и люди, люди, люди…
Видения измучили Отдавшего Душу больше дороги, и до города он добрался на последнем издыхании. В робком свете сырого промозглого утра вошел в ворота, проследовал мимо зевающих стражников и двинулся к постоялому двору.
Еле хватило сил подняться по скрипучей лестнице. Отложил меч, промокшая насквозь одежда оказалась на стуле и Ярослав, едва свалившись в кровать, уснул.
Веселина проснулась к полудню. Случившееся в храме она помнила, но все казалось страшным и прекрасным сном.
Желание видеть Ярослава появилось после обеда, острое, словно жало пчелы, и противостоять ему Веселина не могла. Забава, услышав, чего хочет хозяйка, поначалу сопротивлялась, возражала, но потом согласилась, пробурчав что-то вроде: «Влюбленным даже боги не противятся, а я чем хуже?».
Отправленная на разведку служанка быстро вернулась и сообщила, что Ярослав у себя, на постоялом дворе. Приехал рано утром откуда-то издалека и до сих пор спит.
Веселина тщательно расчесалась, но платье надела скромное; совсем ни к чему, чтобы ее запомнили на постоялом дворе. Широкая накидка с капюшоном полностью скрыла ее фигуру.
Отца девушка нашла в конюшне. Путята высматривал, как перезимовали кони и само строение. Конюхи угодливо суетились, слышны были виноватые голоса.
– Папа, мне надо в храм, – лгать было неприятно, слова соскальзывали с языка склизкие, словно лягушки в болоте. – В храм Макоши.
– Ну, иди, – сказал купец чуть изумленно. – Когда я тебя не отпускал. Только Забаву возьми.
– Конечно, – Веселина быстро выскочила из конюшни.
Забава уверенно вела хозяйку по узким улицам, в ту часть города, где Веселине давно не приходилось бывать.
Перед широким двором, огороженным крепким, добротным забором, Забава остановилась.
– Нам сюда, – повернулась она. – Не передумаете?
– Нет, – Веселина решительно кивнула.
Двор покрывали грязные лужи, с забора неодобрительно пялился черный петух.
Густые, сытные запахи разве что не вышибали дверь постоялого двора. Изнутри доносился рев луженых глоток, песни. Веселина, услышав их, как-то сразу потеряла всю решимость:
– Нам точно туда? – спросила она шепотом.
– Туда, – вздохнула Забава, вступая на крыльцо. – Иного пути нет.
Они вошли. После полумрака улицы свет факелов оказался неожиданно ярким. Некоторое время Веселина ничего не видела, ощущая лишь, что ее тащит за руку Забава. Потом глаза привыкли и девушка поняла, что они идут вдоль стены, а по левую руку стоят столы, за которыми едят и пьют мужчины в кожаных одеждах ремесленников. Стучали кружки, плескало пиво, трещали хрящи на крепких зубах, но все перекрывали азартные вопли. За столом, откуда они доносились, судя по всему, играли в кости.
Хозяин сразу прилип глазами к новым посетительницам. Забава, шепнув хозяйке:
– Вам на лестницу, и в последнюю дверь по коридору. А я этого отвлеку, – направилась к стойке. Судя по заблестевшим глазам хозяина, девушка улыбалась ему более чем приветливо.
Вздрагивая от каждого взрыва хохота, Веселина пробралась в угол. И, лишь когда дверь из старых, подгнивших досок захлопнулась за спиной, смогла успокоиться.
С замирающим сердцем поднялась на второй этаж, коридор встретил сквозняками и сырым холодом. Подойдя к последней двери, девушка прислушалась. Приоткрыла дверь, та предательски заскрипела.
Боясь, что ее застанут в столь неподобающем месте, Веселина проскочила в комнату. На кровати у задней стены кто-то зашевелился. Девушка замерла в страхе, но это оказался Ярослав. Жесткие обычно черты во сне разгладились, он выглядел утомленным.
Девушка тихонько засмеялась и Ярослав мгновенно проснулся. Сел на кровати, и из серых глаз, изумленно расширившихся, почти сразу исчез туман сновидений:
– Ты? – только и смог спросить он. И лицо его в этот миг, как никогда ранее, походило на человеческое.
– Я, – ответила Веселина смело и наклонилась.
Переход из сна в явь получился столь плавным, что впору было перепутать: только что Ярослав видел Веселину во сне, видел, как она падает в пропасть и ничем не мог ей помочь, и вот она, целая и невредимая, замерла в его руках желанной добычей для любого мужчины.
На этот раз все случилось гораздо мягче, чем тогда, ночью. Он осторожно и медленно раздел ее и прикосновения девушки не причиняли боли. Зато боль была – внутри, и, лаская ее нежную кожу, скользя губами по груди, бедрам, животу, Ярослав чувствовал, что внутри него что-то растет, поднимается опаляющим вихрем. Что-то теснило горло, перехватывая дыхание.
Когда девушка затрепетала, отдаваясь его ласке, Ярослав ощутил, что умирает. Ледяной ком охватил сердце, перед глазами потемнело. Холодная волна поднялась в голове, тихую комнату наполнил шум морского прибоя.
Он пытался закричать, но из горла вырвался только жалобный хрип. Сквозь грохот услышал, как что-то спросила Веселина, но не смог понять слов. Кожа его горела, и лишь там, где тела касались маленькие женские руки, он ощущал прохладу.
На миг грохот сменился тишиной, еще более неестественной, и Ярослав ощутил, как тело его течет, оплывает. Голову наполнила звенящая пустота, и в тот же миг череп лопнул.
Ярослав замер, на миг его тело странно напряглось, словно закаменело. Мышцы, скованные напряжением, вздулись уродливыми буграми.
– Что происходит? – Веселина заглянула мужчине в глаза, но в серых зрачках была лишь пустота.
Ярослав вздрогнул, на лице проступили крупные капли пота. Затем мышцы его расслабились, Отдавший Душу со стоном осел на кровати.
В испуге Веселина выбралась из-под него, начала одеваться. Когда завязывала пояс, с кровати донесся хриплый голос, так не похожий на прежний красивый баритон Ярослава:
– Ты уходишь?
– Нет! – девушка обернулась и обомлела: он улыбался. Ярослав улыбался! Отдавший Душу улыбался!
Удивление вырвалось дурацким вопросом:
– Что случилось?
– Да так, – Ярослав сел, ладонями провел по лицу, стирая пот. – Я все вспомнил, я вновь человек…
Голос его прервался, что-то темное проступило в глазах, и Отдавший Душу, теперь уже бывший, опустил голову.
– Это невозможно! – воскликнула Веселина, чувствуя, как безумной птицей бьется сердце. – Выходцы из Храма никогда не становятся людьми!
– Да, никогда, – Ярослав вздохнул. – Никто из Отдавших Душу не смог ее вернуть.
– Может быть, это из-за меня?
– Может быть, – Ярослав пригладил волосы. – Кто знает, может быть именно любовь делает человека – человеком?
– Ты расскажешь мне о себе? О том, кем был раньше?
– Расскажу, – и вновь тень набежала на лицо, столь бесстрастное и неподвижное ранее. – Только сначала схожу вниз, возьму что-нибудь поесть.
Он вернулся с окороком и пузатым кувшином. Комната наполнилась запахами мяса, пива, а когда Ярослав зажег свечу, то стало даже уютно. Рядом с ним Веселине казалось, что из щелей не так дует, а сидит она совсем не на жестком, неудобном стуле.
Он ел жадно, словно голодал неделю. Улыбался Веселине, когда ловил ее взгляд, и девушка вздрагивала: только взгляд отца, да и то в детстве, приносил столько радости.
Поев, Ярослав аккуратно убрал со стола и уселся, приняв позу, которую Веселина у него ранее никогда не видела: ногу на ногу, левый локоть на колено и голову на ладонь.
– Я вспомнил о себе все, – сказал задумчиво. – Но боюсь, тот человек, о котором я буду рассказывать, совсем чужой для тебя. Ты полюбила Ярослава, Отдавшего Душу, а жизни его – всего год. Тот же, кем я был ранее, не имеет к Ярославу никакого отношения. И он может тебе совсем не понравиться… Ты точно хочешь слушать?
– Хочу, – твердо ответила Веселина.
– Меня, эээ, его, зовут, точнее, звали Воймир. Родился он на севере, в небольшом городе на реке Сея, – Ярослав потряс головой, словно отгоняя назойливую муху. – Семья моя… его – одна из богатейших. Отец был городовым воеводой, дед – тоже. И его, Воймира, с детства приучали к оружию…
– А что привело тебя в Храм? – спросила Веселина нетерпеливо.
Ярослав (или Воймир?) помрачнел:
– Об этом я меньше всего хочу рассказывать… было много крови и много позора. Такой позор не смоешь ничем и Воймир бежал в Храм, из которого не вернулся…
– Но теперь-то он вернулся? Или нет? Или вас двое? – девушка закусила губу.
– Нет, он не вернулся, – твердо ответил Ярослав (все же Ярослав) и глаза его угрюмо сверкнули. – Вернулась лишь его память. А душа… Ее изменило пережитое в Храме. Пройденное там невозможно отторгнуть, и именно оно отделяет Воймира от Ярослава.
– А что было в Храме?
– Не буду описывать в подробностях обряд, что надо мной сотворили, он ужасен. После него осталась пустая оболочка, которой ведуны Храма дали имя, а потом научили убивать Иных. Остальное ты знаешь…
– И что теперь будет? – Веселина ощутила, как ее охватывает страх.
– Не знаю, – понурился Ярослав. – На Острове не выживет Ярослав, Отдавший Душу, который тем не менее, способен на чувства, нет на нем места и Воймиру, изгнаннику…
Стук в дверь прервал разговор:
– Господин Ярослав, – голос за дверью звучал угодливо. – Там к вам пришли…
– Хорошо, я сейчас спущусь, – ответил Отдавший Душу и смущенно улыбнулся. – Вот, похоже, и выход…
– О чем ты говоришь? – Веселина ощутила в словах мужчины обреченность. Волной накатила тревога.
– О том, что приехали очередные крестьяне, которых заел Иной. И я не могу им отказать.
– Ну и что с того? – кровь отлила от лица девушки.
– А то, что, обретя душу, я стал столь же подвластен чарам, как и любой другой человек, – Ярослав тоскливо вздохнул.
– Нет, так не должно быть! – горячо воскликнула Веселина. – Ты же хороший боец?
– Лучший мечник сам побежит навстречу Иному, отбросив оружие.
– И что? – Веселина сжала кулаки.
– А ничего, – с деланным равнодушием ответил Ярослав. – Эта тварь меня убьет, а ты будешь жить так же, как и раньше…
– Нет, я не хочу, – слезы заструились по щекам Веселины.
Ярослав встал, осторожно обнял ее, а она рыдала, прижавшись, словно ребенок.
– Ну, мне пора, – сказал он, ласково поглаживая ее волосы. – Люди ждут. И тебя, поди, заждались. Надеюсь, ты пришла не одна?
Веселина нашла силы кивнуть.
Дождь безжалостно лупил по земле, холодный дождь ранней весны. Плащ давно промок, струйки текли по спине скользкими змейками, заставляя Ярослава дергаться в ожидании укуса. Под ногами лошади чавкала жидкая грязь, а скалы по сторонам смотрелись неприветливо.
До пещеры, где ждала работа, оставалось немного, а возвращаться было некуда и незачем. Лицо Ярослава время от времени искажала горькая усмешка и тут же пропадала, словно пузыри на лужах.
Доехал до каменной осыпи и слез с коня, хотя чары Иного еще не начали действовать. Потрепал по холке, на миг прижался к теплому боку. Жеребец недоуменно покосился на хозяина.
Ярослав улыбнулся и шлепнул животное по крупу. Подтолкнул в том направлении, откуда приехал. Когда стук подков стих, он вздохнул и скинул капюшон.