Любовь вне правил Крауновер Джей
Jay Crownover
Rule
© Jennifer M. Voorhees, 2012
© Перевод. В. С. Сергеева, 2014
© Издание на русском языке AST Publishers, 2015
Глава 1
Сначала я подумал, что мозг стучится изнутри в черепную коробку после десяти порций виски, выпитых накануне, а потом понял, что кто-то быстро шагает по квартире. Она была здесь, и я с ужасом вспомнил, что уже воскресенье. Сколько бы раз я ее ни предупреждал, как бы ни грубил, в каком бы растерзанном и отталкивающем виде она ни находила меня, но все равно появлялась каждое воскресное утро, чтобы отвезти к родителям на ланч.
Тихий стон с другого края кровати напомнил мне, что вчера вечером я вернулся из бара не один. Я не помнил, как звали девушку, как она выглядела и стоило ли затраченных усилий время, проведенное в постели. Я провел рукой по лицу и спустил ноги с кровати в то самое мгновение, когда распахнулась дверь спальни. Не следовало давать этой занозе ключ. Я даже не удосужился прикрыться – Шоу уже привыкла, входя, видеть меня похмельным и голым. Так зачем напрягаться? Моя соседка по кровати перекатилась на спину и прищурилась, разглядывая неожиданное прибавление в нашей маленькой компании.
– Если не ошибаюсь, ты сказал, что у тебя нет девушки?…
От обвинительных ноток в ее голосе я тут же ощетинился. У телки, которая не прочь зайти к незнакомому парню и заняться с ним ни к чему не обязывающим сексом, нет никакого права выступать, особенно если она голая и растрепанная лежит у него в постели.
– Блин, – сказал я, глядя на стоявшую в дверях блондинку и приглаживая рукой волосы.
Та многозначительно приподняла бровь.
– Да уж.
Я бы тоже приподнял бровь, если бы голова не раскалывалась, но, в любом случае, усилия пропали бы даром – к моим шпилькам Шоу была нечувствительна.
– Сейчас сварю кофе. Я уже предложила Нэшу, но он сказал, что спешит на работу. И буду ждать в машине.
Она развернулась на каблуках и исчезла. Я с трудом поднялся на ноги и принялся искать трусы, которые вчера вечером куда-то бросил.
– Эй, что вообще тут происходит?
Я уже забыл про девушку в моей постели. Негромко выругавшись, я натянул футболку, которая казалась относительно чистой.
– Мне надо идти.
– Куда?
Я хмуро взглянул на случайную подружку, когда она приподнялась, прижав одеяло к груди. Хорошенькая, с красивым телом, насколько я мог судить. Интересно, какие уловки я пустил в ход, чтобы заманить ее домой. С такой девчонкой я бы в норме не возражал проснуться рядом.
– Надо в одно место… в общем, вставай и собирайся. Обычно дома мой сосед, но сегодня он рано убежал на работу, так что одевайся и уматывай.
Она нахмурилась.
– Ты шутишь?
Я посмотрел на нее через плечо, пока вытаскивал ботинки из-под груды нестираного белья и всовывал в них ноги.
– Нет.
– Ну ты придурок. Как насчет «спасибо, ты просто супер, давай пообедаем вместе»? Просто «одевайся и вали», блин?!
Она отбросила одеяло, и я заметил, что на боку у нее, с заходом на плечо и ключицу, красивая татуировка. Наверное, это и привлекло меня к ней в пьяном угаре.
– Ну ты и урод.
И даже хуже. Но этой телочке, одной из очень-очень многих в моей постели, необязательно было это знать. Я мысленно выругал своего соседа, Нэша. Вот кто был виноват. Мы дружили с начальной школы, и в норме я всегда мог рассчитывать на то, что поутру в воскресенье он за меня впишется, но я совсем забыл, что сегодня к нему пришел клиент. Теперь мне предстояло в одиночку выпроваживать вчерашнюю красотку и шевелиться, пока моя заноза не укатила одна, поскольку это создало бы гораздо больше проблем, чем я, в своем нынешнем состоянии, сумел бы переварить.
– Как тебя, кстати, зовут?
И тут она пришла в ярость. Натянула коротенькую черную юбку и микроскопический топик, взъерошила гриву крашеных светлых волос и устремила на меня глаза, обведенные размазавшейся тушью.
– Люси. Ты вообще ничего не помнишь?
Я выдавил себе на голову какую-то дрянь из тюбика, чтобы поставить волосы торчком, и обрызгался одеколоном, надеясь скрыть запах секса и перегара, буквально въевшийся в кожу. А потом стал терпеливо дожидаться, пока Люси прыгала по комнате, надевая туфли на шпильках, которые буквально кричали о пристрастии к грязному сексу.
– Я Рул.
Наверное, надо было пожать ей руку, но я решил, что это глупо, поэтому просто указал в сторону входной двери, а сам зашел в ванную, чтобы избавиться от вкуса виски во рту.
– На кухне есть кофе. Оставь свой телефон, как-нибудь созвонимся. Воскресенье – не самый удачный мой день.
Она даже не представляла себе насколько.
Люси гневно уставилась на меня и постучала об пол мыском туфли.
– Ты что, правда не знаешь, кто я?
На сей раз, вопреки мольбам пылающего мозга, я приподнял брови и взглянул на нее с полным ртом зубной пасты. Я стоял и смотрел, пока она не указала на свою татуировку, пронзительно крикнув:
– Ты должен, по крайней мере, помнить эту штуку!
Неудивительно, что мне так понравилась ее татушка – я сам ее делал. Я выплюнул пасту в раковину и посмотрел на себя в зеркало. Выглядел я отвратно. Глаза покраснели и слезились, кожа серая, на шее засос размером с тарелку… Я подумал: мама придет в восторг. Как и от прически. Свои густые темные волосы я выбрил с боков, словно их стригли газонокосилкой, и покрасил спереди в красивый фиолетовый цвет. Мои старики уже некогда взвились из-за татуировки, которая обвивала обе руки и переходила на шею, и новая прическа должна была поставить последнюю точку. Поскольку я ничего не мог сделать, чтобы из зеркала на меня перестал смотреть кромешный ужас, я выбрался из ванной, бесцеремонно схватил девицу за локоть и потащил к двери, решив впредь ходить в гости, а не приглашать к себе. Так будет намного проще.
– Послушай, мне кой-куда надо, и я не то чтобы очень хочу ехать, но если ты начнешь ломаться и устраивать сцены, я здорово разозлюсь, и только. Надеюсь, ты хорошо провела время ночью – если есть охота, оставь телефон, но мы оба знаем, что я вряд ли тебе позвоню. Если не хочешь, чтобы с тобой обращались как с дерьмом, не спи с незнакомыми пьяными парнями. Поверь, им всем нужно только одно, и наутро они мечтают только о том, чтобы девушка ушла без скандала. У меня болит голова, я вот-вот блевану, и вдобавок следующий час придется сидеть в машине с человеком, который в душе желает мне мучительной смерти, поэтому, ей-богу, давай обойдемся без истерики и будем двигаться поживей, ладно?
К тому моменту я уже дотолкал Люси до выхода и увидел свою мучительницу в машине, припаркованной рядом с моим пикапом. Она явно проявляла нетерпение – и наверняка нажала бы на газ, если бы я протянул еще немного. Я слабо улыбнулся Люси и пожал плечами – в конце концов, бедняга была не виновата, что переспала с придурком. Даже я понимал, что она не заслуживала такого грубого посыла.
– Слушай, не расстраивайся. Я могу быть обаятельной сволочью, когда хочу. Ты далеко не первая и не последняя, перед кем я ломаю эту комедию. Я очень рад, что татушка получилась, и, надеюсь, у тебя в памяти останется именно она, а не сегодняшнее утро.
Я рысью спустился со ступенек, не оглядываясь, и рывком распахнул дверь стильного черного БМВ. Я ненавидел эту машину, в том числе за то, что она так подходила своей хозяйке. Стильная, блестящая, дорогая – вот какими словами можно было описать мою спутницу. Как только мы выехали с парковки, Люси что-то проорала и показала мне средний палец. Моя спутница закатила глаза и вполголоса проговорила: «Классика». Она привыкла к маленьким скандалам, которые закатывали вчерашние подружки, когда поутру я их отшивал. Как-то раз даже пришлось заменить ветровое стекло: одна запустила в меня камнем и немного промахнулась.
Я отодвинул сиденье, чтобы вытянуть ноги, и прислонился головой к стеклу. Поездка всегда была долгой и проходила в мучительном молчании. Иногда – сегодня, например, – я радовался тишине, в других случаях она действовала мне на нервы. Мы со школьных лет буквально жили бок о бок, и она знала все мои изъяны и слабости. Мои родители любили Шоу, как родную дочь, и совершенно не парились из-за того, что предпочитали ее общество моему. Казалось бы, при таком количестве общих воспоминаний, хороших и плохих, мы бы несколько часов могли продолжать легкий светский разговор, не испытывая никаких трудностей…
– Ты запачкаешь мне все стекло той гадостью, которой намазал волосы.
Голос Шоу, наводивший на мысль о сигаретах и виски, контрастировал со всем остальным, ассоциировавшимся, скорее, с шелком и шампанским. Что-что, а ее голос я всегда любил и в хорошие дни часами мог слушать, как она разговаривала.
– Да ладно, расслабься.
Она фыркнула. Я закрыл глаза, скрестил руки на груди и приготовился ехать в молчании, но, видимо, у Шоу было что сказать сегодня. Как только мы выехали на шоссе, она приглушила радио и позвала:
– Рул.
Я слегка склонил голову набок и приоткрыл один глаз.
– Шоу?
Имя у нее тоже было изысканное, как и вся она – светлокожая, с белыми, как снег, волосами, с зелеными глазами, похожими на яблоки, миниатюрная, на целый фут ниже меня, и при этом с потрясающими формами. На таких девушек заглядываются парни, просто потому что ничего не могут с собой поделать. Но как только она обращала свои ледяные зеленые глаза в их сторону, они живо понимали, что шансов нет. Шоу воплощала недоступность, точно так же, как некоторые другие девушки всем своим существом буквально кричали «приди и возьми».
Шоу выдохнула, на лбу у нее затрепетала челка. Она взглянула на меня краем глаза, и я застыл, заметив, с какой силой она стискивала руль.
– Что случилось?
Она прикусила губу. Явный знак волнения.
– Ты, кажется, целую неделю не отвечал на мамины звонки?
Я был не то чтобы очень близок со своими предками. На самом деле мы просто друг друга терпели, и не более, вот почему мать каждые выходные посылала Шоу притащить меня к ним домой. Мы оба родились в маленьком городке под названием Бруксайд. Я переехал в Денвер, как только окончил школу, и через пару лет за мной последовала Шоу, которая была чуть младше. Она всегда мечтала поступить в Денверский университет. Мало того что эта девочка выглядела как сказочная принцесса – она еще и хотела стать врачом, блин. Моя мать знала, что я ни за какие коврижки не попрусь к ним на выходных (два часа в один конец), но, если за мной явится Шоу, придется поехать. Во-первых, мне делалось стыдно, что она ради этого выкраивала время в своем забитом расписании, а во-вторых, Шоу платила за бензин, ждала, пока я вылезал из постели, и каждое воскресенье тащила меня, долбаного придурка, домой. И ни разу за два года не пожаловалась.
– Я всю неделю был занят.
Я действительно был занят – и не любил разговаривать с матерью, поэтому так и не перезвонил, хотя та звонила трижды.
Шоу вздохнула и еще крепче сжала руль.
– Она хотела сказать, что Рома ранили. Ему дали отпуск на полтора месяца. Твой отец ездил за ним вчера на базу в Спрингс.
Я так резко выпрямился, что стукнулся головой о крышу машины. Выругался и потер затылок, отчего голова заболела еще сильнее.
– В каком смысле – ранен?
Ром – мой брат, на три года старше. Он служил в армии и последние шесть лет, по большей части, провел за границей. Мы довольно близко общались, и, хотя ему не нравилось, что я отдалился от родителей, я не сомневался, что сам получил бы от Рома весточку, если бы с ним что-то случилось.
– Не знаю. Марго сказала, что-то произошло с машиной, в которой они ехали. Кажется, он сильно пострадал. Сломал руку и несколько ребер. Марго страшно расстроена, я даже не сразу поняла, в чем дело, когда она позвонила.
– Ром позвонил бы мне.
– Его, во-первых, накачали лекарствами, а во-вторых, последние два дня непрерывно выясняли, что случилось. Он попросил твою маму позвонить тебе, потому что вы, Арчеры, упрямы как черти. Марго предупредила, что ты не ответишь, но он все-таки надеялся, что она дозвонится.
Мой брат вернулся домой, а я об этом не знал.
Я вновь закрыл глаза и прислонился к подголовнику.
– Черт, ну и новости. А ты не собираешься заодно навестить своих? – спросил я.
Не нужно было смотреть на Шоу, чтобы догадаться, как она разнервничалась. Я буквально чувствовал напряжение, исходившее от нее ледяными волнами.
– Нет.
Ни слова больше. Да я и не ждал. Арчеры – не самая дружная и любвеобильная семья, но до Лэндонов нам было далеко. Родители Шоу буквально мочились деньгами. А еще они изменяли и обманывали, разводились и вступали в новые браки. Судя по тому, что я наблюдал год за годом, они не особенно интересовались своей биологической дочерью, которую, похоже, зачали, чтобы получить налоговую скидку. Я знал, что Шоу нравились мои старики, потому что она, бедняжка, считала нас нормальной семьей. Я не злился на нее за это – более того, был ей благодарен, потому что она отвлекала огонь на себя. Поскольку Шоу хорошо училась, встречалась с перспективными парнями и вообще вела жизнь, о которой мои родители всегда – и тщетно – мечтали для своих сыновей, они почти не лезли ко мне. Ром находился на другом континенте, и я был единственной доступной для них мишенью, а потому бессовестно пользовался Шоу как прикрытием.
– Господи, я три месяца не общался с Ромом, будет классно повидаться. Может быть, я уломаю его приехать в Денвер и потусить со мной и с Нэшем. Уж наверное, он хочет немного развлечься.
Шоу опять вздохнула и сделала радио чуть громче.
– Тебе двадцать два, Рул. Когда ты наконец перестанешь вести себя, как подросток? Ты хоть спросил, как зовут ту девушку? И, кстати говоря, от тебя несет как от перегонного завода и стиптиз-клуба одновременно.
Я фыркнул и вновь закрыл глаза.
– Тебе девятнадцать, Шоу. Когда ты перестанешь жить по чужим стандартам? Да моя восьмидесятилетняя бабушка чаще развлекается, чем ты. Чего ты вечно напрягаешься?
Я не стал говорить, чем от нее пахнет, потому что от Шоу пахло приятно, а я не собирался делать ей комплименты.
Она сердито уставилась на меня, и я подавил улыбку.
– Мне нравится бабушка Этель, – угрюмо сообщила она.
– Она всем нравится. Она бойкая и никому спуску не даст. Ты бы могла кое-чему у нее поучиться.
– Да? Может, сразу покрасить волосы в розовый цвет, сделать татуировки на всех мыслимых частях тела, утыкать лицо железом и начать спать с кем попало? Это, по-твоему, значит жить насыщенной жизнью?
Глаза у меня немедля распахнулись, а оркестр в голове решил сыграть на бис.
– По крайней мере я делаю что хочу. Я знаю, кто я и что я, Шоу, и ни у кого не прошу извинений. А ты сейчас говоришь совсем как моя мать.
Она скривила губы.
– Давай перестанем обращать друг на друга внимание, ладно? Я просто подумала, что надо сказать тебе про Рома. Вы, Арчеры, не фанаты сюрпризов.
Шоу была права. По моему опыту, сюрпризы никогда не бывали хорошими. Обычно они заканчивались ссорой. Я любил брата, но, признаться, слегка обиделся оттого, что он, во-первых, не удосужился сам дать мне знать, что пострадал, а во-вторых, упорно заставлял меня быть повежливее с предками. Я решил, что идея Шоу – игнорировать друг друга до конца поездки – весьма неплоха, а потому развалился на сиденье, насколько позволял маленький спортивный автомобиль, и задремал. Я проспал минут двадцать, когда зазвонил мобильник. Я проморгался и потер небритое лицо. Прическа и засос, возможно, не смутили бы маму, но она непременно закатила бы истерику из-за того, что я не побрился ради ее драгоценного ланча.
– Нет, я же сказала, что поехала в Бруксайд и вернусь поздно, – сказала Шоу в телефон.
Она, видимо, почувствовала мой взгляд, потому что мельком взглянула на меня, и я увидел, как ее щеки слегка порозовели.
– Нет, Гейб, я уже предупредила, что не смогу, мне еще сдавать лабу.
Я не мог разобрать слов в трубке, но, видимо, звонивший сердился, что его отшивали. Шоу сильнее стиснула мобильник.
– Не твое дело. Мне некогда, перезвоню.
Она провела пальцем по экрану и сунула телефон в подстаканник, рядом с моей ногой.
– Гром в раю?
Меня, в общем, не особо интересовали Шоу и ее богатенький бойфренд, будущий властелин мира, но она явно расстроилась, и я решил побыть любезным. Я никогда не видел Гейба, но, судя по тому, что слышал от мамы – когда удосуживался слушать, – он идеально подходил для Шоу, мечтавшей о карьере врача. Он тоже происходил из богатой семьи, сын юриста или что-то в этом роде, подробностей я знать не желал – совершенно не сомневался, что Гейб носил брюки со складочкой, розовую рубашку и белые мокасины.
Я подумал, что Шоу не ответит, но та вдруг кашлянула и принялась барабанить наманикюренными пальчиками по рулю.
– Мы, в общем, расстались, но, кажется, Гейб этого еще не понял.
– Правда?
– Да, пару недель назад. Я уже давно собиралась. Я слишком занята учебой и работой, чтобы еще встречаться с парнем.
– Если б он тебе подходил, ты бы так не говорила. Нашла бы время, если бы любила его.
Она взглянула на меня, приподняв светлые бровки.
– Ты, мальчик по вызову, пытаешься давать мне советы?
Я закатил глаза, и голова возопила от боли в знак протеста.
– Допустим, я никогда не отдавал предпочтения одной-единственной девушке, но это не значит, что я не вижу разницы между качеством и количеством.
– В жизни не поверю. Короче, Гейб просто хотел большего, чем я могла дать. Родители страшно расстроятся, он им обоим нравился.
– Это точно. Судя по тому, что я знаю, он был просто создан для того, чтоб порадовать твоих предков. А в каком смысле – он хотел больше, чем ты могла ему дать? Предложил тебе колечко спустя всего полгода?
Шоу искоса взглянула на меня и скривила губы в презрительной усмешке.
– Ничего подобного. Он настаивал, чтоб отношения у нас стали серьезнее, чем мне бы хотелось.
Я негромко рассмеялся и потер лоб между бровей. Голова уже не болела, а тупо пульсировала – с этим можно было жить. Я подумал: надо попросить Шоу заехать в «Старбакс» за кофе, иначе я не доживу до вечера.
– Ты, недотрога, имеешь в виду, что он пытался залезть тебе в трусы, а ты ему не давала?
Шоу прищурилась. Машина свернула с шоссе на дорогу, ведущую в Бруксайд.
– Слушай, давай заедем в «Старбакс». И между прочим, ты не ответила на вопрос.
– Если будем останавливаться, то опоздаем. И между прочим, вовсе не каждый парень думает только о сексе.
– Небо не рухнет, если мы опоздаем к Марго на пять минут. И ты, наверное, шутишь – или правда полгода не давала Гейбу? Ни фига себе.
Я искренне рассмеялся. Хохотал так, что пришлось обхватить голову обеими руками, поскольку мозг, одурманенный виски, вновь запротестовал. Немного переведя дух, я слезящимися глазами уставился на Шоу.
– Если ты считаешь, что он не хотел тебя трахнуть, ты не такая умная, как я думал. Каждый мужчина моложе девяноста хочет трахнуть девушку, с которой встречается, Шоу, особенно если считает себя ее парнем. Я сам мужчина, уж я-то знаю.
Она вновь прикусила губу, словно признавая, что я прав, и остановилась на парковке у «Старбакса». Я выскочил из машины, чтобы размять ноги и немного отдохнуть от ее обычного высокомерия.
В закусочной была очередь, когда я туда вошел. Я быстро огляделся – нет ли знакомых? Бруксайд – город небольшой, и обычно, когда я приезжал на выходные, непременно встречал кого-нибудь, с кем вместе учился в школе. Я даже не стал спрашивать у Шоу, не принести ли и ей чего-нибудь: она и так злилась, что пришлось остановиться. Я уже почти дождался своей очереди, когда в кармане зазвонил мобильник. Я заказал большую порцию черного кофе, извлек телефон и занял место у стойки рядом с хорошенькой брюнеткой, которая украдкой меня разглядывала.
– В чем дело?
На заднем фоне, в салоне, ревела музыка. Нэш спросил:
– Как прошло утро?
Нэш знал мои недостатки и дурные привычки лучше, чем кто-либо. Наша дружба продолжалась так долго именно потому, что он никогда меня не осуждал.
– Ужасно. Похмелье, всех убить хочется, а придется сидеть на очередной семейной тусовке. Ну и Шоу сегодня в исключительном настроении.
– А как та вчерашняя девочка?
– Понятия не имею, я даже не помню, как мы ушли из бара. Кстати, оказывается, я ей набил здоровую татуху, и она обиделась, что я ее даже не вспомнил.
Нэш хихикнул в трубку.
– Она тебе вчера раз десять сказала про татуировку. Даже порывалась снять топик, чтобы показать. И, кстати, урод, это я вчера отвез вас домой. Пытался выставить тебя часов в двенадцать, но ты, как всегда, и слушать не стал. Пришлось вести пикап, а потом на такси возвращаться за своей машиной.
Я фыркнул и потянулся за кофе, когда парень за прилавком меня окликнул. Брюнетка уставилась на мою руку, на которой была изображена голова королевской кобры. Раздвоенный змеиный язык заменял букву «Л» в моем имени, вытатуированном на костяшках пальцев. Туловище змеи обвивалось вокруг предплечья, доходя до самого локтя. У брюнетки отвисла челюсть от удивления. Я подмигнул ей и зашагал обратно к машине.
– Прости, старик. Как вообще дела с утра?
Фил, дядя Нэша, открыл несколько лет назад тату-салон на Кэпитол-Хилл. Сначала он обслуживал в основном байкеров и парней из уличных банд. Потом, когда район населили молодые хипстеры и тому подобная публика, «Меченый» стал одним из самых популярных салонов в городе. Мы с Нэшем познакомились на уроке рисования в пятом классе и с тех пор сделались неразлучными друзьями. С двенадцати лет мы мечтали перебраться в большой город и работать у Фила. У нас обоих были несомненные способности и подходящий характер, чтобы придать салону популярности, а потому Фил без колебаний взял нас в ученики и приставил к работе, еще прежде чем нам стукнуло двадцать. Круто иметь друга, который занимается тем же, чем и ты; я носил на себе немало рисунков, от весьма посредственных до мастерских, отмечавших эволюцию Нэша в качестве татуировщика, и он мог похвастать тем же.
– Я закончил ту штуку, которую делал с июля. Получилось даже лучше, чем я думал, и мужик теперь хочет сделать еще одну на груди. Классно. Чаевых он не жалеет.
– Отлично, – я жонглировал телефоном и стаканом, пытаясь открыть дверцу машины, когда женский голос заставил меня застыть на месте.
– Эй.
Я посмотрел через плечо. Брюнетка стояла возле своей машины и улыбалась.
– Клевые у тебя татуировки.
Я улыбнулся в ответ – и отскочил, чуть не ошпарившись кипятком, потому что Шоу толкнула дверцу машины изнутри.
– Спасибо.
Будь мы ближе к дому – и если бы Шоу уже не пустила машину задним ходом, – я бы, возможно, задержался на секунду, чтобы попросить у брюнетки телефон. Шоу презрительно взглянула на меня, но я не удостоил ее вниманием и вернулся к разговору с Нэшем.
– Ром приехал. С ним что-то такое случилось. Шоу говорит, его послали домой на поправку. Мать мне всю неделю названивала.
– Вот блин. Спроси, он не хочет с нами потусить пару дней? Я скучаю по твоему грубияну братцу.
Я принялся за кофе, и голова наконец перестала болеть.
– Да, я тоже подумал. Заскочу к тебе на обратном пути и все расскажу.
Я отложил телефон и откинулся на спинку сиденья. Шоу сердито уставилась на меня, и я мог бы поклясться, что глаза у нее горели. Ей-богу. В жизни не видел такого яркого зеленого цвета. Когда она злилась, они сверкали просто неземным блеском.
– Пока ты флиртовал, звонила твоя мама. Сердится, что мы опаздываем.
Я отхлебнул еще немного божественного нектара и принялся отбивать свободной рукой ритм на коленке. Я человек довольно беспокойный, и, чем ближе мы подъезжали к родительскому дому, тем тревожней мне становилось. Воскресный ланч всегда проходил натянуто. Я решительно не понимал, отчего родители так настаивали на том, чтобы каждую неделю мучиться, а главное, зачем Шоу участвует в этом фарсе. Но все-таки ехал, пусть даже понимал, что ничего и никогда не изменится.
– Она сердится, что ты опаздываешь. Мы оба знаем, что ей все равно, приеду я или нет.
Мои пальцы задвигались еще быстрее, когда Шоу миновала ворота квартала и покатила по улочкам, тянувшимся до самых гор и застроенным одинаковыми миниатюрными особнячками.
– Ты сам знаешь, что это неправда, Рул. Я мотаюсь в Бруксайд каждые выходные и любуюсь твоей похмельной физиономией вовсе не потому, что твои родители жаждут каждое воскресенье угощать меня яичницей и блинами. Нет, они хотят видеть тебя, хотят наладить отношения с тобой, и неважно, сколько раз ты уже успел их оттолкнуть. Я в долгу перед ними, а прежде всего, перед Реми – сделать из тебя приличного человека, хотя, честное слово, на это уходят все силы.
Я втянул воздух сквозь стиснутые зубы, ощутив в груди слепящую боль, которая всегда накатывала, когда кто-нибудь упоминал брата. Пальцы, державшие стаканчик, непроизвольно разжались и вновь сомкнулись. Я резко развернулся и взглянул на Шоу.
– Реми не стоял бы у меня над душой и не заставлял бы делать то, что я не хочу. Я всегда был для родителей недостаточно хорош, и ничего не изменится. Брат понимал это лучше всех и старался стать таким, каким никогда не стал бы я.
Она вздохнула. Мы остановились на подъездной дорожке, рядом с отцовской машиной.
– Единственная разница между тобой и Реми – что он разрешает себя любить, а ты… – Шоу рывком открыла дверцу и метнула на меня сердитый взгляд через разделявшее нас пространство. – А ты заставляешь тех, кому небезразличен, доказывать это до упора. Ты всю жизнь старался, чтоб любить тебя было непросто, Рул, и, черт возьми, напоминаешь нам об этом раз за разом!
Она захлопнула дверцу с такой силой, что у меня заныли зубы, а голова вновь стала пульсировать.
Прошло три года. Три одиноких, пустых, полных скорби года с тех пор, как братьев Арчеров стало двое, а не трое. Я люблю Рома – он классный парень, образец для подражания по части всяких непотребств, но Реми был моей второй половинкой, буквально и метафорически. Мой близнец. Свет и тьма, мягкость и упорство, радость и гнев, совершенство и недостатки… без него я стал лишь частью, а не целым человеком. Минуло три года с тех пор, как я позвонил брату посреди ночи и попросил забрать меня с очередной гулянки, потому что сам был слишком пьян, чтобы сесть за руль. Три года с тех пор, как он вышел из квартиры, которую мы снимали вместе, и поехал за мной, не задав ни единого вопроса. Именно так он всегда и поступал.
Три года с тех пор, как Реми потерял контроль над машиной на скользком от дождя шоссе и врезался в грузовик, ехавший со скоростью более восьмидесяти миль. Три года с тех пор, как мы опустили в могилу моего близнеца, и, когда гроб Реми засыпали землей, мать посмотрела на меня, со слезами на глазах, и напрямик сказала: «На его месте должен был быть ты».
Прошло три года, и звука его имени по-прежнему достаточно, чтобы я вздрогнул, особенно когда оно звучит из уст единственного человека, которого Реми любил так же сильно, как меня.
Реми был всем, чем не стал я. Чистоплотный, хорошо одетый, он мечтал об образовании, о надежном будущем. Сравняться с ним в достоинствах могла лишь Шоу Лэндон. Эти двое дружили с тех пор, когда брат впервые пригласил девушку домой; ей было четырнадцать, и она пыталась вырваться из фамильной твердыни Лэндонов. Реми настаивал, что они просто друзья, что он любит Шоу как сестру, что всего лишь пытается защитить ее от ужасных бесчувственных родных. Он обращался он с ней почтительно и заботливо. Я знал, что он любил Шоу, и, поскольку любой поступок Реми считался по умолчанию правильным, Шоу быстро стала почетным членом семьи. Как бы это меня ни раздражало, она единственная по-настоящему понимала глубину моих страданий после смерти Реми.
Мне пришлось взять тайм-аут на несколько минут, чтобы успокоиться. Потом я быстро допил кофе и распахнул дверцу. И ничуть не удивился, увидев рослую фигуру, обходившую отцовский автомобиль, пока я выкарабкивался из маленькой спортивной машины. Брат был примерно на дюйм выше меня и сложен, как настоящий боец. Темно-каштановые волосы он стриг на типично военный манер, а в светло-голубых глазах, того же льдистого оттенка, что и мои, сквозила усталость. Ром неловко улыбнулся, и я присвистнул, потому что левая рука у него была в гипсе и на перевязи, нога тоже в лубке, лоб и бровь украшали безобразные черные швы. Безумный газонокосильщик, потрудившийся над моей прической, видимо, напал и на Рома.
– Ну и видок у тебя, солдат.
Он притянул меня к себе одной рукой, и я вздрогнул, когда ощутил под рубашкой повязку, наводившую на мысль о поврежденных ребрах.
– Ну да, как выгляжу, так примерно и чувствую себя. А ты прямо как цирковой клоун в этой машинке.
– Рядом с Шоу я как клоун вне зависимости от машины.
Ром отрывисто рассмеялся и провел загрубелой рукой по моим взъерошенным волосам.
– Вы по-прежнему смертельные враги?
– Скорее, недовольные соседи. Она чопорная, как обычно. Почему ты мне не позвонил и не написал, что ранен? Пришлось выслушивать новости от Шоу по дороге сюда.
Он ругнулся, когда мы медленно двинулись к дому. Я с болью наблюдал, как осторожно Ром двигался. Возможно, травмы были серьезнее, чем казалось на первый взгляд.
– Я потерял сознание, когда машина перевернулась. Мы наехали на взрывное устройство, ну и вот. Неделю пролежал в госпитале с разбитой головой, а когда очнулся, нужно было делать операцию на плече, и меня накачали лекарствами. Я позвонил маме и попросил рассказать тебе, как было дело, а потом узнал, что, как обычно, ты не ответил на ее звонки.
Я пожал плечами и протянул руку, чтобы помочь Рому, когда он запнулся на ступеньках, ведущих к двери.
– Занят был.
– Ты просто упрям.
– Да ладно. Я ведь приехал, правда? Я только сегодня утром узнал, что ты тут.
– Ты приехал потому, что малютка Шоу полна решимости удержать нашу семью от распада, пусть даже мы ей не родные. Топай в дом и веди себя хорошо, иначе я не посмотрю, что у меня рука сломана, и надеру тебе задницу.
Я вполголоса выругался и вошел в дом вслед за моим перевязанным братцем. Воскресенье никогда не было моим любимым днем.
Глава 2
Я закрыла дверь ванной и повернула защелку, а потом привалилась к раковине и провела дрожащими руками по лицу. Становилось все труднее и труднее играть для Рула роль дуэньи на еженедельных семейных сборищах. Я и так уже чувствовала, что наживаю язву. Пожалуй, если бы мне еще раз пришлось столкнуться с очередной девкой из бара, я вряд ли вышла бы из его комнаты, не совершив убийства.
Я умылась холодной водой и подняла с шеи волосы. Нужно было собраться с духом, поскольку меньше всего я хотела, чтобы Марго и Дейл или Ром заметили, будто что-то не так. Ром вообще отличался редкой наблюдательностью, и у меня возникло ощущение, что он, даже накачанный лекарствами, не упустит ни одной мелочи, если речь зайдет о младших членах семьи. Раз уж, теоретически, я играла роль сестры.
Общаться с Рулом становилось все тяжелее, и не только потому, что, глядя на него, я с болью вспоминала о том, чего лишилась. Марго и Дейл боролись что есть сил, а Рул, бесчувственная скотина, не проявлял ни малейшего сочувствия родителям. Он человек непростой – резкий, языкастый, беспечный, бездумный, зачастую капризный. В общем и целом, заноза в заднице. Но если Рул хотел, то делался милым и обаятельным, необыкновенно умным, чертовски интересным, душой компании. Я с четырнадцати лет безумно была влюблена в Рула, плохого и хорошего. Конечно, я любила и Реми – как брата, как лучшего друга, как верного защитника, которым он стал для меня, но любовь к Рулу как будто сделалась целью моей жизни. Как будто это было неизбежно, и неважно, сколько раз я убеждалась, что Рул того не стоит, что мы не подходим друг другу, что он грубиян и придурок. Я ничего не могла с собой поделать. Когда он давал мне понять, что смотрит на меня исключительно как на дармового водителя, мое бедное сердце разрывалось на части.
Моя собственная семья представляла собой плачевное зрелище, и я была бы совсем другой, если бы не Арчеры. Реми протянул мне руку помощи, когда в школе я страдала от одиночества. Он пригрозил поколотить парня, который довел меня до слез, потому что он мне нравился, а я ему нет. Марго ездила со мной по магазинам, когда я искала платье на выпускной бал, ведь моя родная мать была слишком занята новым мужем. Дейл свозил меня в Денверский университет и в Колорадо-Боулдер и помог рационально сократить список, когда речь зашла о выборе колледжа. А Рул… что ж, Рул служил вечным напоминанием, что за деньги нельзя получить всё, что хочешь; как бы я ни стремилась к совершенству, как бы ни старалась оправдать ожидания окружающих, он не ценил моих усилий.
Я наконец выдохнула – целый час, казалось, не дышала – и взяла салфетку, чтобы вытереть размазавшуюся тушь под глазами. Если сию минуту не вернусь в столовую, Марго непременно побежит на поиски. А я вряд ли сумела бы объяснить, отчего рыдала в ванной. Я достала из кармана резинку, собрала волосы в низкий хвост, намазала губы блеском и мысленно прочла себе нотацию: ведь я проделывала это уже миллион раз, и нынешнее воскресенье ничем не отличалось от предыдущих.
Как только я вышла в коридор, зазвонил мобильник, и я едва подавила стон, увидев имя Гейба. Включила автоответчик и задумалась в сотый раз за минувший месяц, отчего вообще тратила время на этого напыщенного идиота. Избалованного, жадного, мелкого, гораздо больше заинтересованного в богатстве моих родителей, чем во мне. Если честно, мне не хотелось с ним встречаться – вообще ни с кем не хотелось встречаться, – но родители настояли. Как обычно, под их давлением я сдалась и стала общаться с Гейбом. В итоге я терпела его намного дольше, чем, казалось, была способна. Гейба сильнее всего интересовал он сам. Лишь когда он начал требовать секса, доставляя массу неприятных ощущений и прикасаясь к таким частям тела, к которым я не желала его подпускать, – лишь тогда я поставила точку. К сожалению, ни до Гейба, ни до моих родителей это как будто не дошло, и последние две недели меня осаждали звонками, сообщениями и письмами. Увильнуть от Гейба было несложно, а вот от моей матери – увы.
Я как раз засовывала телефон в карман, когда услышала над собой негромкий голос.
– Ну, что с тобой, сестренка? Я полгода не был дома, а ты всего-навсего меня обняла и чмокнула, а потом убежала? Где слезы? Где бурная радость, что я вернулся целый и невредимый? Что творится в твоей умной головке? Я ведь вижу, что ты о чем-то думаешь.
Я истерически рассмеялась и уткнулась лбом в мускулистую грудь. Ром, даже израненный и ослабевший, защищал дорогих ему людей от всего, что могло причинить им боль. Он погладил меня по голове и положил широкую ладонь на затылок.
– Я скучал по тебе, Шоу. Ты даже не представляешь, как приятно вернуться домой.
Я слегка вздрогнула и осторожно обняла Рома, чтобы прижаться к нему, не причинив боли.
– Я тоже скучала, Ром. Извини, просто вымоталась. Занятий много, три-четыре вечера в неделю я работаю, и родители не дают мне покоя из-за того парня, с которым я недавно рассталась. Ты же знаешь, я люблю, когда мы собираемся вместе. Я думала, твою маму вот-вот удар хватит, когда она рассказывала, что случилось. Я так рада, что ты жив. Вряд ли твоя семья пережила бы потерю еще одного сына.
– Да уж. Даже не верится, что мама по-прежнему заставляет тебя возить моего идиота братца.
Я взяла Рома под руку, и мы зашагали к столовой.
– А как иначе? Если я пропускаю воскресенье, потому что готовлюсь к занятиям, ну или если вдруг что-нибудь случается, он никуда не едет. В половине случаев, когда я приезжаю к Рулу, он даже не помнит, какой день на дворе, и с трудом вылезает из постели, чтобы открыть дверь. Как сегодня, например. А если уж я явилась, он волей-неволей поедет со мной, и неважно, чем он занят и с кем.
Ром негромко выругался.
– Если раз в неделю он посидит со стариками, то не умрет. С какой стати тебе с ним нянчиться?
Я пожала плечами, ведь мы оба знали, что у каждого из братьев Арчеров своя функция в семье. Реми играл роль добродетельного сына, примерного ученика, будущего студента «Лиги плюща». Еще на него взвалили обязанность вытаскивать Рула из передряг и служить посредником, если близнец впутывался в неприятности, из которых не мог выбраться сам. Рул был блудным сыном, он отрывался по полной программе и не спешил извиняться перед теми, кого обидел в процессе. Старшего брата близнецы обожали и следовали за ним куда угодно, в том числе на всякие непотребства, потому что, ей-богу, все трое отличались такой внешностью, что на пути у них возникало немало соблазнов. Когда Реми не стало, никто не удивился, что Ром начал вплотную опекать оставшегося брата, а я потихоньку приняла на себя обязанность удерживать Рула на узком пути добродетели.
– Это самое малое, чем я могу помочь Марго и Дейлу. Они всегда так много делали для меня и ничего не просили взамен. Терпеть раздражение Рула раз в неделю – небольшая жертва.
Что-то сверкнуло в глазах Рома, таких же ярких, как у брата, так что иногда было больно в них смотреть. Ром отличался умом, и я не удивилась бы, если бы оказалось, что он знал гораздо больше о тех вещах, которые я таила в глубине души.
– Просто не хочу, чтобы Рул на тебе упражнялся. Маме пора поставить точку, и ему тоже. Мы уже взрослые, и жизнь слишком коротка, чтобы ты непрерывно играла роль посредника.