Оставшиеся в СССР (сборник) Парфенчук Игорь
В кузовах автомобилей было шумно. Курсанты рассаживались по скамьям. Друзья старались сидеть рядом, плечо к плечу или друг напротив друга. Все хотели сидеть ближе к проему кузова. Из-за этого возникла небольшая сутолока в первом автомобиле, которую, впрочем, быстро разогнал дежурный офицер, следивший за погрузкой.
Среди ребят, после бессонной ночи, чувствовался подъем. Тут и здесь слышались шутливые замечания к товарищам, короткий смех, покашливание. Все были рады на время оторваться от занятий, строевой подготовки на плацу, от пристального внимания офицеров факультета и строевой части.
Обычный день. Немного суетливый в связи с отъездом курсантов, но вполне заурядный для военного института.
Погрузка закончилась. Дежурный офицер отрапортовал начальнику факультета о готовности колонны и подал команду на отправку.
Все сразу успокоилось. Стих гомон курсантов. Заработали двигатели, офицеры отдали честь колонне, открылись ворота, и первый ЗИЛ тронулся с места. За ним и два других.
Колонна выехала из института, повернула направо и с небольшой скоростью двинулась по улице.
Остановка. Сопровождающий офицер, в головной машине, что-то, кому-то долго объяснял по мобилке. Потом ждали. Как позже выяснилось – забыли приказ на заправку машин. Неудача.
По городу ехали медленно – везде светофоры, перекрестки, пешеходы, перебегающие улицу под самым капотом машины. Тут сильно не разгонишься.
Странные люди – перебегать перед воинскими машинами. Забыли что ли анекдот про солдата за рулем?
На выезде из города стало легче. Водители добавили скорость, и долгий путь начался.
На трассе было оживленно. Сегодня суббота. Машин много, все спешат. Кто из города на дачу, кто, наоборот, из пригородных сел и городков – в Одессу. Тут уж водителю не задремать или закурить за рулем. Постоянно в напряжении.
В проеме кузовов, крытых брезентом, стелилась только дорога, была видна еще часть обочины и кабина заднего автомобиля. Замыкающим колонну повезло больше, особенно тем, кто сидел у края: они смотрели не только на дорогу, но и на проплывающие мимо поселки, дома, на редких людей у обочины, смотревших им вслед, а еще на небо, теплое осеннее солнце, которое то скрывалось за тучами, то вновь заглядывало в кузов.
Так и ехали.
Во второй машине размещался третий взвод. Курсанты сидели рядами, плечо – к плечу. Андрей – «Парфен», Серега – «Капчений», Алексей – «Рыжий», Константин, Максим, Василик, Николай и еще двенадцать чем-то похожих друг на друга ребят.
Молодые, веселые и не очень, но все с огромным желанием жить, служить отчизне, приносить пользу людям.
Время проходило монотонно. Изредка кто-то рассказывал анекдот. Вспоминали дом, школу. Отдельных командиров – о ком с теплотой и уважением, а о ком пренебрежительно.
– Слышь «Рыжий», вот приедем на Ширлан, тебя наверно на какую-нибудь стройку подпишут. Как думаешь?
– Может и так Максим. Ну а тебя ко мне подручным. В лагере компьютера нет, так что уж извини – придется попахать. Будешь красить траву на полигоне. Она сейчас рыжая.
Все добродушно засмеялись.
– Ребята, бросьте вы все о службе! Может лучше о «Правилах дорожного движения» поговорим? Кто сдал на права, как там на экзамене? Сильно валят? Или можно вообще не сдавать?
– Тихо! Слушай сюда! Экзамен в ГАИ, вопрос экзаменуемому: перекресток, на нем трамвай, автобус и легковая машина – кто раньше проедет? Не знаете? Ответ – велосипедист! Повторный вопрос: трамвай, автобус, легковая машина – кто раньше проедет? Ответ – велосипедист! Какой велосипедист, орет гаишник! Откуда он взялся! Да кто ж их знает, товарищ капитан, откуда они берутся!
Дружный хохот на время перекрыл гул двигателя.
– Хлопцы, а вот скажите, кто кем хочет стать в жизни, – негромко произнес Сергей.
– Вот я, например, хочу стать военным психологом, то бишь замполитом по старому. Люблю всякую самодеятельность, КВН. Эх, такую команду подготовлю. А ты Николай?
– Я уже давно в армии. Кем хочу стать? И так понятно, иначе, зачем было служить, а потом еще в институт поступать. Окончу институт, направят в войска, а там как бог даст.
– А ты Парфен?
– Я не очень хотел быть военным, то есть поначалу в классе 9ом хотел. А потом уже сомневался. Но уж так получилось, что я поступил. Родители советовали. Ну а раз я уже решил стать военным то постараюсь дослужиться до генерала. Или, по крайней мере, как дядька – до полковника.
– Да уж конечно. Шансы у тебя есть. Вот все экзамены на отлично поздавал.
– А я пацаны, как закончу, женюсь и построю себе двухэтажный дом. С балкончиком. Лужайку себе разобью. Фонтанчик и все такое. Детишки во дворе будут бегать. Заберу к себе маму. И будем вместе долго жить.
– Ну, ты рыжий размечтался! Ты ж военный! Кидать будут тебя всей Украине, а может и дальше.
Ну, тогда когда выйду в отставку, построю. Но дом у меня будет.
– Хлопцы, а нам наверно великое счастье подвалит. Смотри: номер нашей машины 37–54, если сложить цифры, девятнадцать получается. Нам по девятнадцать. Тебя Колян и Василия не считаем. Число сегодня какое – 28 сентября. Если сложить 2+8+9, тоже 19 получается. Во цирк!
– Да, пацаны, а я пять гривен в «Экспрессе» поставил на «Черноморец». Вот бы счет угадать. Вот это был бы цирк! Должно получиться свыше двух кусков. Шапку бы себе офицерскую купил. Сестре что-нибудь крутое подарил. Да и так по мелочам разное.
– Размечтался ты «Парфен».
– А чего размечтался. Вы что не верите в удачу? О! Коблево уже! Пора перекусить. Развязывай вещмешки, попробуем казенной жратвы. И хватит дымить мне в лицо, света белого не видно.
– Ничего Парфен проморгаешься. И как это тебя угораздило заметить Коблево? Мы ж в середине колонны! Сидит себе сбоку почти у кабины, ловит дымок, и на тебе – ребята Коблево? Почем ты знаешь?
– Я вон с батей сто раз тут был, ездил с ним в Николаев, бывало сам рулил, и то не усек твоего Коблево! Может, просто поесть захотел? Так мы ж утром поели.
– Но твоя правда: подкрепиться не помешает. Правда, Максим! Звякни бате по мобилке – он нас пустит к себе на компьютер? Не забыл что обещал?
– Да Коблево это ребята. Эх, пацаны, еду тут и вспоминаю детство: лет эдак с десяток назад, отдыхали тут со стариками и сестрой.
– Где в Коблево Андрей!
– Да нет тут рядом, в Красном. Скоро будем. Но в Коблево тоже был. Маминой сестры муж возил, ну где мы отдыхали. Остановился на каком-то пляже, где полно ракушек и воды по колено, потом повез на косу. Ловили рыбу, но почти ничего не поймали. Змеи в воде плавают. Один раз возил. Жара тогда была страшная. Духота. Пот ручьем тек. А мы все в комнате. Тогда только-только кабельное пошло. Я с сестрой целый день на постели перед телевизором торчали. Николаевский» Тонис» классные фильмы гонял. И так целыми днями. Вечером клубнику и малину в огороде ели. Персики.
– А я тут с батей ездил. Машина под сто! Окно открыто. Ветерок! На гору взлетаешь, ух! Потом вниз. Эх сейчас бы хорошую тачку – за час о Ширлана добрались бы! А может и раньше.
– Кто сказал Коблево, подписал всех на жрачку, а сам начал трепаться?
– Жрать, значит жрать! У кого нож?
– Вон у старшины возьми. Он человек семейный, у него все есть про запас.
– А, старшина? Да не будь таким серьезным! Вернемся с лана, мы в казарму а тебе и борщ с мясом и горячий кофе в постель жена принесет. Не забудь только дочке что на память привезти! Че молчишь? Не грусти, мы же все теперь «Веселые ребята»!
– Держи Максим. Я есть не буду. Дома хорошо поел. Вот возьмите, жена утром напекла.
– Юрко! Юрко! Ты шо оглох. Выйми эти чертовы наушники из ух! Бери огурец, солью мы его посыпали. Давай ешь!
– Хлопцы давайте потеснимся, а в центр накидаем вещмешки, постелим новые портянки, а на них жратву вывалим.
– Дело говоришь Серега! А ну давай. Поплотней вещмешки, видишь огурцы в щели попадали! Или давай еще пару плащ-палаток поверх мешков кинем, а буржуйками их к бортам припрем, чтоб не ссунулись и ровно было.
– Максим, огурцы режь на четыре части, не кольцами. Помидоры на две, маленькие они.
– Володька, а ты консервы открывай, только не попачкай тут все!
– Толян, режь колбасу что мы купили, все равно до завтра пропадет!
– Парфен, колись посылкой что от стариков получил. Хотя нет, сначала нормально поездим, потом твоим сладким отполируем.
– Что не съедим – не выбрасывать! Вечером все сгодится!
– Давай Андрею пару огурцов кинем! Едет один в передней машине как сирота, слюнки глотает. Вон выглядывает.
– Ага! Счас! Я те на ходу высунусь и начну кидать огурцы! А в это время старшой из кабины высунется, и ему огурцом прямо по фуражке! Во цирк будет!
– Ладно, хорош бузить! Отделение, налетай на еду!
Все дружно разобрали огурцы, помидоры, намазали паштетом и тушенкой хлеб, сверху положили кружочки колбасы и почти одновременно задвигали челюстями, проглатывая большие куски.
Поели быстро. Сложили оставшуюся еду в мешки. Стряхнули от крошек плащ – палатки. Потом снова постелили их на прежнее место.
Кто сумел-разместился на них лежа. Остальные сидели, полуразвалившись на освободившихся местах или облокотившись, друг на друга.
Потемнело. Осеннее солнце, освещавшее лица ребят, скрылось за темными осенними тучами. Начался мелкий дождик.
Дорога пошла на подьем. Водитель переключил передачу, и ЗИЛ натужно загудел.
– Андрей, а ты в бога веришь?
Придерживая в полудреме буржуйку, Парфен ответил не сразу.
– Наверно верю Максим. Я столько читал об этом. Прочел Новый завет. Книги всякие домой приносили. Дядя Миша, который живет в нашем доме, рассказывал. Есть во вселенной Высший разум. Это и есть бог.
– Верю Костик!
– А как ты думаешь, Андрей, если мы сейчас вдруг умрем, куда попадем? В рай или ад?
– Андрей, ты спишь? Ответь?
– Максим, ну ты совсем меня достал!
– Наверно в рай! Мы же никого не убили, ничего не украли, невест не отбивали. Давай поспим. Я прошлую ночь в наряде был, и эту почти не спал.
– Ну спи-спи. Вот и мама так мне ответила – бог есть. А я спать не буду, лучше послушаю музыку.
– Серега! Дай плейер и наушники. И кассету с русским сборняком.
Ты все равно куняешь. И задвинь под доску эту чертову буржуйку! Или мешок на нее кинь, что-ли? Всю дорогу сунется мне под ногу. А сейчас вот и в лицо Андрею лезет.
– Андрей, а, слышишь. Смотри, голову не разбей! Отодвинься в сторону!
– А, спит!
– Саня, а ты че все время на дорогу смотришь? Поговорил бы, что – ли? Или поспал. Не бойся – не выпадешь. Может, я с краю сяду? А ты мое место?
– Слушай музыку Костя! А мне интересно смотреть. И вовсе не на дорогу. Дома проплывают, люди мельтешат. Интересно! Дождик, правда, ветром заносит, ну да ладно, не расклеюсь.
А в проеме кузова промелькнуло какое-то село. Поле, на котором работал трактор, два человека, стоящие на обочине – мужчина и женщина с сумкой в руке. Мужчина опускал руку. Наверно махал, чтоб остановились.
Но кто ж остановит – воинская колонна.
Почти все ребята спали, за исключением некоторых с наушниками в ушах. Кто как мог. Многие побросали на пол мешки с обмундированием и устроились на них. Кто опустил голову на колени. А кто просто клевал носом, раскачиваясь со стороны в сторону.
– Хорошо, что полный комплект выдали! Есть на что лечь! – подумал Костя, а вообще странно – никогда все полностью не выдавали. Может учения с иностранцами будут? Дали что положено, чтоб не стыдно было за Сброенi сили.
Намокнет все, пока палатки натянем. Хотя нет – ребята, что уехали раньше все уже сделали. Но все равно мокро.
– О, солнышко опять проклюнулось!
– А это что! Ребята смотри, какие выкрутасы жигуленок делает! Нельзя ж в колонну вклиниваться! О, смотри, на обгон пошел. Справа! Во придурок долбанный что вытворяет!
Кто спал, удобно устроившись на полу между вещмешками или просто положив голову на колени, кто слушал музыку, слегка покачивая головой в такт, кто просто сидел, прикрыв глаза, думая о чем-то, о своем, но никто из них не знал, что пройдет всего лишь мгновение и одни ничего не поняв, так навсегда и останутся «Веселыми ребятами», не став «Господами офицерами».
Другие, несостоявшиеся офицеры, поймут все, и последнее мгновение, прежде чем они уйдут, покажется им длиннее, чем вся прожитая жизнь.
А все оставшиеся, через мгновение уже никогда не будут ВЕСЕЛЫМИ РЕБЯТАМИ, но станут «Господами офицерами»», и до конца своих дней будут помнить тех «Веселых ребят» из далекой молодости, которые еще только мгновение будут находиться тут рядом – плечом к плечу.
– Ты помнишь, Вика того маленького рыженького мишку, которого я подарил на день рождения? С такими огромными глазами? Тебе он так понравился. Ты прижимала его к щеке. Что-то тихо шептала ему.
– Мы сидели на твоей кровати в общежитии. Совсем близко. Я чувствовал твое дыхание. Ты гладила игрушку и смотрела на меня. Я так хотел сказать, что люблю тебя. И… не смог.
– Скажи мне сейчас, Андрюша! Может это не сон и ты рядом со мной! Или если сон – все равно скажи! Мы с тобой будем всегда вместе! Я так люблю тебя!
– Я люблю тебя! Вика!
– Сынок, это ты?! А я тебя ждала! Вас что, отпустили на каникулы? Или в увольнение? Садись быстренько за стол, я как раз приготовила обед.
– Нет мама. Я всего на минутку. Меня ждут ребята. Заверни мне с собой что-нибудь вкусненькое. Или нет, не нужно, мне ничего вашего брать с собой нельзя.
Я лучше тут быстро перекушу.
– Не торопись сынок! Домой только летом попадешь! Посиди еще со мной.
– Спасибо мама! Передай папе и сестре привет! Я очень тороплюсь. Хочу еще попасть в гараж. Где-то мои права потерялись. Может остались в машине. Только бы папа не закрыл ее на ключ.
– Сережка! Не уходи!
– Не плачь мама! Не плачь! Я буду часто навещать вас!
– Папа не плачь! Я так хочу поговорить с тобой, а ты все время плачешь и не видишь, что я пришел! Это я Костик! Твой сын!
– У нас тут все хорошо. Горло у меня уже не болит. Все заросло, даже шрамов нет. За меня не волнуйся. Нас все любят и уважают. Здесь светло, тепло, тихо. Здесь можно жить всегда. И мы теперь служим тут, а еще учим детей всему, чему научились у вас. Я теперь тоже учитель, как и ты, папа!
– Нам всем очень хорошо!
– Все наши ребята: Андрей, Максим, Серега, Алексей, Николай, и Вася, наш командир отделения, передают тебе привет!
– Прощай папа!
– Мама! Тебе наверно сказали: я успел попрощаться с тобой тогда, сразу, когда перевернулась машина. Мне совсем не было больно. Я лежал на спине, видел ребят. Стояла такая тишина! Тент на машине сорвало. Было светло. Светило солнце. Такое же рыжее как я. Ты помнишь, как называла меня солнышком? Не понимаю: за что мне выпало такое! Дом я не построил! Мне было так тяжело на душе! Я буду всегда помнить, и ждать тебя! Твой Леша!
– Дочурка это я – твой папа! Я приснился тебе. Мы сейчас идем вместе по аллее парка. Вокруг высокие до неба деревья, густая зеленая травка и огромные цветы – белые, красные, желтые, синие. Я веду тебя за руку. Я в военной форме, высокий, сильный, мужественный. Ты такая маленькая, в белом нарядном платьице. И такая красивая! Таких красивых я никогда не встречал!
Мы идем молча, тихо – тихо, а вокруг щебечут птички. И никого больше нет – только ты и я! И нам так хорошо вместе.
Ты уж прости папу, доченька! Я не могу долго оставаться с тобой, мне нужно уходить. Может у тебя будет другой папа, но ты помни меня – твоего первого папку, родненького! Ты сейчас совсем маленькая. Но ты вырастешь и обязательно вспомнишь, как мы гуляли вместе по аллее! Только ты и я! И никого больше! И мы так любили друг – друга!
– Папа! Я ехал вместе с ребятами. Нам было так хорошо. А потом все перевернулось. Все было как во сне. Я хотел подняться и не смог. Я не знаю почему! Мне стало очень страшно. Я закричал. Хотел, чтоб ты помог мне. Попросил ребят тут же позвонить тебе по мобильнику. Ты всегда мне помогал. Я слышал твой голос, когда ты отозвался! Но я уже не мог ответить – я уходил. Прости папа!
– Мама, это я Вася! Прости меня, что я причинил тебе столько горя, я же у тебя один! Я не хотел! Я защищался, как мог. Оттолкнул Серегу от ящика. Помог Мишке спрыгнуть, но сам не успел. Меня чем-то придавило. Прости меня мама!
Я видел тебя у своей постели все эти дни, когда ты сидела возле меня. Я хотел утешить тебя, но не мог. Я хотел остаться с тобой, но за меня все решили. Теперь я вместе с ребятами. Как и там – здесь у них я тоже командир. Без командира никак нельзя. Ребята не виноваты, что оказались тут. Они уже ждали меня. Не они забрали меня сюда, но они очень просят, чтобы ты не обвиняла их, такая уж была команда. Помни нас всех – мама!
«30.09.02 г. Приказ начальника… института сухопутных войск №…»
п.4. Курсанта 7ой роты (3его курса обучения) общевойскового факультета рядового……… Андрея…………………, который погиб 28 сентября
п.5. Курсанта 7ой роты…….рядового…….Сергея…………………
п.6. Курсанта 7ой роты…….рядового ……Константина ……….
п.7. Курсанта 7ой роты…….рядового…….Алексея…………….
п.8. Курсанта 7ой роты…….старшину……..Николая……………
п.9. Курсанта 7ой роты…….рядового……. Максима……………….
п.10.Курсанта 7ой роты……….командира отделения, младшего сержанта……… Василия………………………………………
исключить из списков особого состава института и всех видов довольствия с 29.09. 2002 года, в связи со смертью. Смерть связана с исполнением обязанностей воинской службы.
Начальник института………………………….
«Здравствуйте дорогие родители!
Ну, что ж сегодня 27 сентября – последний день в Одессе, я еще стою в наряде по роте.
Сегодня в лагерь уехал 72ой взвод. Они поехали раньше, чтобы подготовить палатки и кровати для нашего 73его взвода.
Вчера получили вещмешки и готовимся к субботнему выезду. Надавали много чего: комплект постельного белья, белуху легкую, белуху зимнюю, зимние портянки. В общем, все это заняло пол мешка. То ничего не дают, то вдруг дают все что положено, не знаю даже куда что совать.
1ый и 2ой взводы едут на Ширлан на одну неделю, а мы останемся еще на одну, будем обеспечивать быт 8ой роты.
Сейчас ночь – 3 часа утра, я в наряде по роте. Не сплю. И завтра вряд ли удастся – будем собираться.
Много писать не могу – я на посту. Буду заканчивать. Всем привет. Любящий вас сын – Андрей».
27.09.2002 г.»
В ту далекую ночь перед новым 2001 годом никто из нас не мог уснуть. Сын накануне позвонил из Киева. Сообщил что выезжает. Мы очень волновались – сына не видели пол года. В письмах, что он писал, за бравым тоном прослеживалось столько скрытой безысходности, скрытых упреков и невысказанной мольбы о помощи. Наверно все ребята писали такие – же письма своим родителям. И все матери не раз давали себе слово завтра же ехать за своими детьми. Но на следующий день, после бессонной ночи, слез в подушку и убедительных доводов мужей о том, что сын должен стать настоящим мужчиной, сдавались. Ждали следующего письма, и опять плакали в подушку.
Такая судьба выпала этим мальчикам – сразу со школьной скамьи, без каникул и вообще какого-либо отдыха – в солдатский строй. А через месяц подготовки, принятия присяги на пол года в учебную часть, где только лес, песок, казармы и колючая проволока. Ни тебе выходных, ни тебе увольнения. Да и куда идти – вокруг лес и не один километр до ближайшего населенного пункта. И так целых пол года.
Учебный полигон «Десна».
Можно только представить, что чувствовали ребята, и как им хотелось домой!
Но курсанты выдержали. Никто не ныл, не плакал, зовя маму на помощь, никто не дезертировал, не срывал зло на своих товарищах, не воровал дорогие каждому вещи. Испытания выдержали все!
Ближе к концу тон писем изменился. Чувствовалось, что сын втянулся в армейскую жизнь. В письмах появились даже простенькие шутливые солдатские стишки. И вот, наконец, долгожданная весточка от Андрея, о том, что он едет домой на каникулы.
Мы приготовили самую вкусную еду, конфеты, фрукты – все, что очень любил сын. Долго не ложились спать, гадая каким он приедет. Но сын все не приезжал. Уставшие от долгого ожидания, выбитые из колеи нервными переживаниями, легли в постель. Но сон не приходил. Мы прислушивались к каждому шороху, каждому стуку на улице.
И вот, наконец, около полуночи, хлопнула входная дверь, и по ступенькам лестничных клеток застучали немного тяжеловатые, но в тоже время быстрые шаги.
Мы не сомневались – это был Андрей!
Сын еще не позвонил в дверь, а мы уже стояли в коридоре всей семьей. Раздался звонок в дверь, и через секунду мы увидели сына.
Это был совсем не тот ребенок, которого мы пол года назад оставили в военном институте. Высокий, загорелый, возмужалый – настоящий мужчина!
Мы застыли в замешательстве, не веря, что это наш Андрей, а потом долго-долго обнимали его.
Теперь сына нет. Много воспоминаний о нем, и детские и школьные и когда он был уже курсантом 1, 2 и 3 курса, но те тяжеловатые и быстрые шаги на лестничной клетке и образ сильного мужчины, стоящего в легком смущении в коридоре нашей квартиры, навсегда остались в моем сознании как самые яркие воспоминания о сыне.
Валентин
Посвящаю своему отцу Валентину Федосеевичу!
Выпустив клубы пара, паровоз набирал скорость. Худенькая фигурка в армейской шинели, непонятно кого: девушки или парня, проваливаясь по пояс в снег, удалялась от переезда.
Идти было тяжело. Вокруг все занесено снегом. Природа поспешила в этом году. Всего лишь ноябрь, а зима разгулялась вовсю. Обычно в эту пору поздняя осень – здесь почти юг Украины. Холодный ветер переметал с места на место сухой снег, качал деревья. Редкие, не опавшие листочки отрывались от веток, подхваченные ветром кружились в воздухе, образуя хоровод.
Пол шестого вечера, а день подошел к концу. Если бы не снег, засыпавший все вокруг, было бы совсем темно.
Отряхиваясь, фигурка выбралась на дорогу. Это был паренек, вернее мужчина. Совсем молодой. Небольшого роста. Офицерская шапка с опущенными ушами, новые черные ботинки, начищенные до блеска, плохо сочетались со старенькой солдатской шинелью и голыми руками, покрасневшими от мороза.
Пряча замерзшие руки: то в карманы, то, поочередно засовывая между полами шинели на груди, мужчина быстрыми шагами шел вперед. Ему нужно было спешить – в шесть вечера собрание в правлении колхоза. Спасибо знакомому машинисту, который притормозил на переезде, иначе весь путь из города пришлось бы идти пешком. А это без малого десять километров. И в такую погоду.
1953 год. Весной умер Сталин. Берия враг народа. Сотни амнистированных, которых не пускают в Одессу, сошли с поездов, прибывших с далекого севера не доезжая областного центра, и временно осели в городе. Кучками по три – пять человек шныряют по полупустым улицам. Люди боятся выходить из дому. Участившиеся случаи воровства, грабежей. Особенно в сельской местности, где всего один участковый на два – три колхоза. До весны далеко. Холодно и голодно. Редкого пешехода встретишь на дороге.
У него ответственное задание райкома. Задание чрезвычайной важности. Страна восстанавливается после войны. Строятся новые заводы, фабрики. В Сибири перекрываются реки. Поднимается целина. Нужны средства. Миллионы и миллиарды рублей! Партия и правительство просит народ подписаться на очередной займ 1954 года!
Если бы не этот снег с пронзительным ветром навстречу, он бы успел побывать сегодня еще в одном колхозе. А так придется возвращаться. И завтра в свой единственный выходной – воскресенье идти снова в эту стужу. А дома маленький сын. Жена только из роддома. Обессиленная и больная. Мать живет с ними, но работает. Целый день до позднего вечера на дежурстве. Помочь не может. Родители жены преклонного возраста – им нужно помогать. Все на нем. Но ничего! Он справится! – А жилистый ты салага! Настоящий боец! – так отозвался о нем сержант тогда в 49 – ом, когда он – солдат – первогодок, стоя по пояс в ледяной мартовской воде вместе с двумя «стариками» восстановил опору разрушенного моста. – Дойду! Обязательно дойду! И сегодня и завтра! Что какой-то снег и ветер, по сравнению с четырьмя годами тяжелых армейских будней!
Широкая, сейчас вся белая дорога. Хорошо замощенная. Хоть тут повезло. Можно смело шагать вперед без опаски провалиться в яму, скрытую снегом. Очень холодно. От быстрой ходьбы брюки выше колен повлажнели. Теплый воздух, соприкасаясь с холодным, поступавшим снизу, превратил нижнюю часть штанов, не прикрытых шинелью, в две ледяных трубы с матерчатым каркасом. При каждом шаге голые ноги соприкасались с ними, царапая и травмируя кожу. Пальцы онемели. Но в грудь тепло. Как хорошо, что захватил с собой свой толстый шерстяной шарф, связанный матерью.
Где-то вдали залаяли собаки. А вскоре появились и слабые огоньки прямо по направлению движения. Село Красное. Колхоз имени Ильича.
В зале правления жарко натоплено. Дров не жалели, благо лес рядом. Да и на ближайшей станции полно старых шпал, снятых после ремонта пути. Железнодорожники отдают бесплатно в качестве шефской помощи. Ждали представителя райкома. Валентина Федосеевича.
В помещении накурено. Густой дым махорки уменьшал и так неяркий свет нескольких керосиновых фонарей. Электричество в колхоз еще не провели. На «камчатке» сидела молодежь. Впереди девчата, позади них хлопцы. По детски дергали девушек за косы и отпускали в их адрес разные вольные шуточки. До повестки дня и вообще предстоящего собрания, молодежи, за редким исключением, не было никакого дела. Все были рады, тому, что пораньше ушли с работы. Ребята с механических мастерских, девчата с амбара и коровника.
Ближе к трибуне расположились старики, пожилые люди, женщины средних лет и редкие, оставшиеся в живых фронтовики. Разбились на несколько групп, по сходным взглядам на жизнь после смерти вождя. Большинство все еще не могло смириться с тяжелой утратой. Дальнейшую жизнь без Иосифа Виссарионовича представляли смутно. Во всем обвиняли Берию. Курили. Мужчины зло матерились, сплевывая на земляной пол после каждой затяжки. Дым стоял коромыслом. Некоторые, взбодрившись перед собранием парой гранчаков бурячанки, сидели довольные тем, что председатель не послал их чистить силосную яму или в лес за дровами или еще бог весть куда. Скинув на пол фуфайки, томно потягивались, озираясь по сторонам, норовили встрять в разговор.
Бабы сидели в первой ряду, у самой трибуны. Все на нервах. Ругались на мужиков, чтоб бросили шмалить: – Дышать нечем! Управы на вас нет! Присматривались к ходикам на стене, пытаясь рассмотреть сквозь дым, который сейчас час. Почти шесть, а представителя из райкома нет. Безобразие! А где ж партийная дисциплина! Дома ребятишки. Сами остались. Завтра рано вставать. Да и будет ли он? На дворе снег метель, небось поберегут себя партийные работнички! К тягостям не привыкшие. Привыкшие на фронте в первых рядах полегли. А эти, оставшиеся, небось в тылу отсиживались! Наверняка в такую погоду не приедет! Поди, сидит в теплом кабинете и чаи гоняет! Вон и председатель ерзает на стуле. Тоже сомневается. Нервничает. Перекладывает бумажки с кучи на кучу. Все посматривает на часы.
– Пан голова, а пан Голова, – не выдержала Надежда – ядреная баба, вся в соку, вдова фронтовика, – и сколько нам еще ждать? Ты б хоть позвонил в райком, что – ли. А может отмена какая? Или уполномоченный по слабости не придет?
– Мы прыйшлы – тебэ нэма: пидманула пидвела, – донеслось с задних рядов. В помещении раздался хохот.
– А ну тихо! – председатель стукнул кулаком по столу, застеленному старыми газетами, – придет! Обязательно придет! Раз горком направил, значит будет вам представитель.
– И по какому поводу собрание? – не унималась Надежда.
– Да угомонись ты Надежда! Мне особо не докладывают. Сказано собрать людей к шести часам. Будет представитель из райкома. Инструктор. Валентин. А отчество я запамятовал.
Председатель – Василий Игнатович, в общем, еще молодой – 50 лет, но выглядевший стариком фронтовик без руки, у которого сын пропал без вести, слегка кривил душой. Умудренный жизненным опытом, до поры до времени скрывал причину приезда райкомовца. Знал, какой шквал эмоций вызовет обращение инструктора подписаться на очередной займ. Прошлым летом, когда подписывались на займ 53го, чего только не было! Кричали, рвали ведомости. Приходили с детьми: – Хорони их сразу гад! Все равно с голоду помрем! Хотели правление спалить. Еле угомонил сельчан. Сам подписался на пять тысяч рублей – все свои сбережения. План райкома выполнили. Обещал что это последний займ. И тогда еще вождь был жив! А сейчас?! Эх! нужно было бы участкового позвать!
– Пан голова, а пан голова, – донеслось с середины зала, а ты точно запамятовал что Валентин? А может Валентина? Валька? Девка! Ты б баньку натопил. На ночь у себя оставил? А пан голова? Поди соскучился за бабой! Восьмой год никого нет!
– Не, никакая это не Валька! – донеслось из угла, – у меня свояк в райкоме работает. Там всего две бабы пашут: – одна полы драет – молодая девка, только после школы, вторая – старая тетка на очках. В библиотеке работает. Жопа – во! Не, таких не пошлют. Мужик это. Точно! Толстый усатый мужик. Им там пайки райкомовские дают.
– А че усатый?
– Дак, свояк говорит: все молодые там. А усы для солидности. Представь себе: молодой пацан, а уже жирный! Разожрались там на пайках. А так усы отрастил и вот тебе – солидный что ни есть мужчина.
– А я предлагаю, – проснулся один из употребивших, – скинуться и послать Михайловну домой за четвертью! А че? Нема представителя, так не зря ж собрались?
– Изверг ты! Фашист недобитый! Нету у меня никакого самогону, и отродясь не было. Вот те крест!
– Бога побойся, Михайловна! Гореть тебе в аду. И за то что богом клянешься и за погубленные семьи! И за слезы жиночи! Вот соберемся всем бабским колхозом и потопим тебя в твоем самогоне!
Ходики пробили шесть. Все разом притихли, ожидая, что сейчас отворится дверь и на пороге появиться представитель. Но ничего не произошло.
– Объявляю тридцати минутную готовность, – негромко проговорил седой паренек – фронтовик танкист, в предпоследнем ряду, потом штурм. Ну, это на передовой, а у нас: нету представителя пол часа, значит в пол седьмого кому по домам а кому танцы в освободившемся помещении. Алеха: патефон взял?
– Взял Серега!
– Во, значит, на том и порешили! Так председатель?
– Не так! Заканчиваем базар! Начинаем собрание! Тихо! Вторым вопросом у нас: подготовка к сдаче государству мясопродуктов. Бригадир Остапенко: доложите о состоянии поголовья скота. Подготовиться бригадиру Семашко Люде по свиньям.
Но распахнулась дверь, и на пороге, в клубах пара появился незнакомец. Близоруко щурясь, вошедший вглядывался в зал.
– Валька! Ну, точно Валька! Я ж говорил! – утвердительно выкрикнули из зала. Игнатыч! Зови гостью к столу! Проходи, проходи, дорогая!
– А ну тихо я сказал. Глаза протри! Позаливали баньки! Здравствуйте товарищ! Вы наверно из райкома партии? Валентин…
– Федосеевич.
– Да, да Валентин Федосеевич, запамятовал. Проходите к трибуне. Хотя нет, сюда: к печи сначала. Вся шинелька у вас в снегу. Руки, рукина грубку поставьте. Так, так – погрейтесь! Может чайку?
– Спасибо! Не нужно. У меня мало времени, да и вам делами нужно заниматься.
Пришедший с улицы немного отогрелся, отошел от печки и встал за трибуну.
– Товарищи! Успокойтесь! Попрошу тишины. Я инструктор райкома партии, пришел к вам по поручению первого секретаря нашей районной партийной организации. Прошу меня выслушать и принять правильное решение. Очень надеюсь на ваш патриотизм и беззаветную любовь к нашей великой Родине!
Восемь лет прошло с тех пор как весь советский народ и вы, в том числе, победили в самой тяжелой войне за всю историю человечества. Победили ценой невероятных усилий и жертв. Сражались на передовой и в тылу. Жертвовали жизнями, бросаясь в атаку. Не доедали и не досыпали, стоя у станков. Отдавали фронту последнюю горсть зерна, отрывая ее от своих детей. Носили снаряды на передовую, за тридцать километров по колено в грязи, под бомбежкой вражеской авиации. Многие не пришли с войны. Почти у каждого из вас погибли близкие: дети, братья, сестры, родители. Всем нам очень горько. Но мы выстояли и победили. Потому что мы – Советский непобедимый народ!
Закончилась война. Но еще далеко до всеобщей победы. Перед нами предстал другой враг. Он не убивает сразу, но морит нас голодом, холодом, болезнями и отчаянием. Этот враг разруха. Фашисты, пришедшие на нашу землю, оставили после себя разрушенные заводы и фабрики, взорванные мосты, поля перепаханные взрывами. Дети остались без школ, а больные без больниц. В этих условиях партия и правительство делает все для восстановления разрушенных заводов, фабрик, подъема сельского хозяйства. Все средства государственного банка вложены в строительство и подъем экономики. Чтобы купить станки, оборудование, материалы, зерно для посевной, страна продала большую часть своего золотовалютного запаса.
Товарищи! Нам нужна ваша помощь! Я пришел к вам с большой просьбой: подписаться на Государственный займ 1954 года!
– Пошел на х…, – донеслось из темноты, самим жрать нечего. В правлении разом все стали говорить. Мужики матерились. Женщины повскакивали с мест, пытаясь прорваться к трибуне: – Нам детей нечем кормить! На улице снег, а сапог нет! В чем выйти на улицу! Зажрались там в городе! В райкоме вашем! Сами подписывайтесь! Игнатыч: ты что в прошлом году обещал! Нет больше тебе веры и партии вашей засраной!
– Председатель подскочил со стула, весь затрясся: – Молчать! Сесть всем на место! В МГБ захотели! На Колыму! Детей сиротами поставляете!
Зал шумел: матерился, плевался, голосил тонкими женскими голосами. Многие пытались прорваться к трибуне, но толпа не пропускала.
Уполномоченный казалось, не реагировал. Немного обождал. Затем расстегнул полу шинели и вытащил из кармана какие – то бумажки: – Вот свидетельство о рождении сына! Ему и месяца нет. Он и жена лежат больные. Нужны лекарства. Пенициллин. Но это ничего. Выживем! А если нет, то останутся живы другие. Вы останетесь, а мой Игорешка помрет! Живите сыто и счастливо! Пейте самогон и закусывайте салом с колбасой! Родина обойдется без вас! Председатель: подписывай меня на пять моих зарплат. Вот мой паспорт! Пусть я в вашей ведомости буду первым. У меня нет домашнего хозяйства как у вас. Жить будем втроем на зарплату жены. Не хватит на еду – добрые люди помогут. Там молодежь в Сибири, по пояс в ледяной воде ……. А вы тут….. Не хотите помочь стране – не нужно! Без вас обойдемся! инструктор покинул трибуну, развернулся и сделал пару шагов к выходу.
– Стойте! Товарищ Валентин…… Я подписываюсь! из толпы поднялась сгорбленная фигурка в старом пальтишке с облезлым меховым воротником, – я учительница. У меня был сын, он погиб в сорок первом. Он был студентом 5 – го курса мединститута. У него была бронь, но он пошел добровольцем на фронт. Я его не отговаривала. Мой мальчик поступил как настоящий советский человек, защищая свою Отчизну. А я хочу защитить свою Родину сейчас! Вы…, вы все! Как вам не стыдно! Какой пример вы подаете своим детям! Сейчас, когда мировой империализм поднимает голову, когда США понаделали десятки атомных бомб, чтобы уничтожить страну Советов, а у нас нет денег чтобы создать новую: одну – термоядерную, чтоб не напали на нас, вы отказываете своей отчизне в ее просьбе! Мне стыдно за вас! Я подписываюсь на все свои сбережения – тысячу рублей!
В зале наступила тишина. Инструктор застыл у двери, затем вернулся к трибуне: – Товарищи! Поймите! Партия и правительство никого не хочет обидеть. У вас не забирают деньги! У вас Родина просит дать ей взаймы! Займ будет возвращен. Центральный комитет партии и лично Никита Сергеевич Хрущев, дают слово. Пожалуйста, не откажите в просьбе! Я прошу вас!
И люди стыдливо, нехотя, но стали подходить к столу. Подписка затянулась допоздна. Народ отошел. Доносились приглушенные голоса: – А и вправду: раз партия просит, значит нужно! Посмотри на этого – несчастье голодное и холодное, да и только! А подписался! А ты Гришка – пайки, усатый! Ээх! Болтун твой свояк! Тьфу!
Игнатыч тоже помягчел: послал Надежду ставить самовар, а Михайловну за четвертью! Но в последний раз! Принес из заначки четыре буханки пшеничного хлеба и с пол ведра отваренного в «мундирах картофеля». Кто-то побежал домой за солеными помидорами и капустой.
– Угощайтесь! Но меру знайте! – обратился председатель к селянам, – а мы с Валентином Федосеевичем во мне в конторку пойдем.
Уполномоченный немного поупирался, но пошел с головой: – Мне уходить нужно! Скоро поезд на станцию будет!
– А мы чаек с водочкой!
– Нет, я не пью!
– Тогда с картошечкой, колбаской домашней! А к переезду на санях отвезем. Вмиг домчим. Не волнуйтесь!
– Никакой колбаски! Картошечку одну съем и пойду!
Читать бесплатно другие книги:
