Копье Херберт Джеймс
Он обернулся на звук закрывающейся двери и встретился со взглядом все еще улыбающегося Поупа. Представитель разведки прислонился к двери, держа обе руки за спиной, обхватив ими дверную ручку и ощущая себя так, как будто его мощное тело являлось тем барьером безопасности, который явно не сможет преодолеть детектив, пожелай он выбежать назад. Но под жестким и пристальным взглядом Стедмена улыбка постепенно исчезала с его лица, как бы смываемая волной ярости, исходившей из глаз детектива. Поупу стало немного легче, когда Стедмен вновь повернулся к собравшимся.
– Итак, насколько я понимаю, он тоже участвует вместе с вами, – сказал он, обращаясь преимущественно к Ганту, не давая себе труда сделать жест в сторону толстяка, стоящего сзади.
– Да, мистер Стедмен. Мистер Поуп чрезвычайно полезен для нашего дела, так же, как и вы.
– Я? Я не пошевелю даже пальцем, чтобы помогать вам, Гант, или вашему обществу сумасшедших.
– Но вы уже помогаете.
Гант подошел к стулу с высокой спинкой и уселся на него, повернувшись лицом к Стедмену.
– У нас, в обществе «Туле», очень много людей, подобных Поупу, людей, которые занимают высокие посты, и которые видят безнадежное положение этой страны по отношению к остальному миру. Только не впадайте в ошибку, мистер Стедмен. Мы не кучка «сумасшедших», существующих обособленно в этой стране. Наше общество имеет связи, охватывающие весь мир, и даже Соединенные Штаты не остаются в стороне и тоже представлены в нашем обществе несколькими людьми, занимающими чрезвычайно высокое положение. Один из них прибывает сюда именно сегодня ночью. У нас есть деньги, влияние и, самое главное, у нас есть идеалы.
– И главный идеал состоит в завоевании мира?
– Нет, мистер Стедмен. Только в управлении им. Взгляните на людей в этой комнате, – продолжал Гант, обводя рукой присутствующих. – Я уверен, что вы узнаете многих из них. Ян Тальгольм, советник по финансам. Генри Морган и сэр Джеймс Оукс – широко известные промышленники. Здесь же присутствуют генерал Калдервуд и, наконец, лорд Ивинг.
– И это только малая часть нашего ордена, мистер Стедмен. Остальные присоединятся к нам позже в течение сегодняшнего дня. Наш особый совет включает тринадцать человек, и я сам вхожу в него тринадцатым главным членом.
– А кто же остальные, Гант?
– А вы, я вижу, действительно любопытны. Прекрасно. Вы пожалуй, один из немногих, кто имеет на это право. И, кроме того, без вас никакие предзнаменования не помогут нам. – Гант захихикал, но это было видимо его обычной привычкой, на которую никто из собравшихся не отреагировал. Стедмен обратил внимание, что многие из находившихся в комнате бросали в сторону Ганта неуверенные взгляды. Наконец один из них, это был Тальгольм, заговорил.
– Послушайте, Эдвард, разве это так необходимо? – В его голосе чувствовалось неподдельное раздражение. – Мы все прошли вместе с тобой значительную часть пути, но этот человек может быть чрезвычайно опасен для нашего проекта в целом. Почему ты хочешь рассказать ему больше, чем он уже знает?
– Потому, – Гант резко повернулся назад, – мой дорогой Ян, что он является ключевой фигурой всего. Потому что никакой опасности от него нет и никогда не было.
– Но такой риск, как это было прошлой ночью, когда его фактически отпустили на свободу...
– На самом деле не было никакого риска, все было спланировано. Он должен был прийти сюда по своей собственной инициативе. Это должен был быть его выбор!
Финансист оглянулся вокруг, ища поддержки у своих компаньонов, но они избегали его взгляда. Тогда он пожал плечами и добавил:
– Хорошо. Так или иначе, сейчас он уже ничего не сможет сделать.
– Спасибо, Ян, – холодно отреагировал Гант, а затем огласил список имен отсутствующих членов Ордена, входящих в совет, одним из которых, как понял Стедмен, являлся тот самый член парламента, которого он видел днем раньше выезжающим в машине из имения в Гилдфорде.
Все внимание Стедмена было сосредоточено на быстром подсчете числа перечисленных членов совета.
– Вы сказали, что в ваш совет входит тринадцать членов, а перечислили, включая себя, только двенадцать. Кто же является тринадцатым членом? Доктор Шеер или майор Брениган?
– Почему вы так думаете, мистер Стедмен? Нет, на самом деле вы ошибаетесь. Они всего лишь хорошие исполнители, но они не годятся на эту роль, хотя их заслуги перед Орденом достаточно высоки, особенно заслуги доктора Шеера. Он является нашим Медиумом, и именно он присоединяет к нам нашего тринадцатого члена. Он является голосом нашего Вождя.
Даже если бы Гант тут же назвал имя, Стедмен все равно уже знал, кто был тринадцатым членом Ордена, Тевтонского Ордена Святых Рыцарей. Они отвергли Гитлера, потому что он отверг их, и отдали свою преданность рейхсфюреру, основателю нацистского окультного отдела в рамках СС, тому, кто поддерживал и разделял взгляды общества «Туле».
Гант улыбался, его глаза излучали страсть, ощущаемую каждым из находившихся вместе с ним в комнате.
– Он будет с нами сегодня ночью. Доктор Шеер доставит его к нам. А у вас будет счастливый случай встретиться с ним, мистер Стедмен. Вы встретитесь с нашим фюрером, Генрихом Гиммлером, прежде, чем вам будет предоставлена возможность умереть.
Гант говорил уже больше часа, развивая свои планы по новой организации мира и обращаясь с ним как с посвященным во многие проблемы. Другие слушатели иногда делали свои короткие замечания и комментарии, сначала неохотно, но затем, увлеченные страстью бизнесмена, понимая, что теперь Стедмен не сможет причинить им никакого вреда, поскольку он фактически с этого момента для них просто труп, вступали в разговор более оживленно. Ведь, в конце концов, они нуждались в таком именно постороннем человеке, перед которым они могли гордиться своими успехами, создавать впечатление о значительности своих планов. И Стедмен слушал их, иногда с раздражением, иногда с явно видимым удивлением, заинтересованный их доскональным изучением проблемы распространения подобных фанатичных планов и их влияния на будущее страны.
Стедмен старался не просто слушать, а провоцировать их в процессе разговора, и, как ни странно, они охотно шли на это. Он получал от них информацию, создавая впечатление, что его интерес в разговоре поддерживается единственно за счет естественного интереса человека, желающего узнать причины своего близкого конца. При этом их фанатизм доходил до того, что они подробно посвящали его в свои дела, признавая его жертвенную роль в происходящем.
Из общего разговора складывалась четко очерченная программа ближайших действий этих людей, которая являла итог их деятельности на определенном этапе, который был еще одним шагом к их Четвертому Рейху.
Основной стратегический замысел предполагал, что ближайшие практические действия начнутся около двух часов ночи, а точнее в 1:55 утра следующего дня, когда Госсекретарь Соединенных Штатов прибудет в Англию для переговоров с премьер-министром и секретарем по иностранным делам перед тем как отправиться в нейтральную страну для участия в переговорах о перемирии между арабами и Израилем. Во всем мире было известно, что эти переговоры являются решающими, после всех предыдущих попыток установления мира, включая и переговоры в Египте в 1977 году. Но, как рассчитывали члены «Туле», этого вновь возрожденного Ордена фанатиков и нацистов, самолет, на котором будет находится Госсекретарь, никогда не приземлится в Англии, потому что они не могут допустить заключения мира между арабами и евреями. Этот самолет будет сбит и развалится на куски еще тогда, когда будет пересекать Атлантический океан.
А результате окажется, что все подозрения по поводу этого террористического акта в большей степени будут отнесены к арабской стороне, учитывая и то обстоятельство, что по предварительным данным этот самолет будет сбит ракетой русского производства, а как известно, русское оружие в значительных масштабах поставляется на Ближний Восток.
А тот факт, что эта ракета была произведена на заводах Эдварда Ганта и запущена с его полигона в Северной Девоне, никогда не будет открыт: противорадарные установки должны будут обеспечить полную скрытность ее полета. По иронии судьбы, Королевские Воздушные Силы имеют мощные радарные станции слежения в районе Хартландса, но они-то как раз и не в состоянии обнаружить, что ракета запущена непосредственно из района их действия.
На этом месте информация, полученная Стедменом методом психологического зондирования, прерывалась, так как общий разговор прекратился в связи с появлением новых действующих лиц: двух членов Ордена, при которых должно последовать продолжение обсуждения деталей операции. Убийство госсекретаря Соединенных Штатов было лишь одним звеном в целой серии глобальных катастроф, предполагаемых к осуществлению Гантом и о которых он сам давал пояснения детективу. Эта эскалация террористических актов должна, по мнению ее вдохновителя, создать неустойчивую обстановку в мире, что в конечном счете должно привести его к критической точке, и дальнейший исход решался бы путем манипулирования состоянием масс.
Дверь вновь открылась, на этот раз персонально для Стедмена, и на пороге появились двое агентов из МИ-5, которые утром посещали его в отеле. Никто не проронил ни слова, пока они сопровождали его по коридору, а он даже не обратил на этот факт никакого внимания, поскольку его мысли были заняты только что услышанным.
Пройдя коридор, они поднялись по ступеням и, охрана, открыв одну из дверей, втолкнула его в комнату, которая тут же была заперта.
На кровати, лицом к нему, сидела Холли. У нее был растерянный вид, а цвет лица почти не отличался от белых стен комнаты.
– Гарри? – неуверенно произнесла она, будто не надеясь на свои глаза. Потом быстро вскочила на ноги и бросилась к нему. – Что случилось, Гарри? Почему они держат меня здесь?
Она протянула руку к его раненой щеке, ее глаза при этом выражали беспокойство. Но он удержал ее на расстоянии вытянутой руки, молча глядя в ее побледневшее испуганное лицо, неуверенный, не желающий верить больше ни во что. Когда она улыбнулась ему, то ее обаяние казалось ему неподдельным. Но ее настроение изменилось, как только она взглянула в его холодные глаза, неожиданно ее губы задрожали, как будто силы покидали ее.
– Гарри, но ведь ты не с ними?..
– Ты работаешь на Институт? – жестко спросил он.
– Институт?
– Перестань, Холли, не надо лгать мне. Ведь ты связана с Моссад и просто разыгрывала меня, как и все остальные.
– Но нет же, Гарри. – Она в раздражении отошла от него, и даже сквозь слезы в ее голосе чувствовался вызов. – Они спрашивали меня о том же самом. Что, черт возьми, происходит, Гарри? Почему вы все думаете, что я работаю на Израиль?
Казалось, что ее гнев был неподдельный, и в какой-то момент детектив заколебался. Мог ли он кому-нибудь доверять? Ведь постановщики еще не достигли конца, последнее действие еще не сыграно. Была ли и она частью этого спектакля?
– Ну хорошо, – как можно мягче сказал он. – Хорошо. Только расскажи мне, пожалуйста, что произошло, подробно и спокойно. И скажи мне, кто ты на самом деле. Уверяю тебя, что это имеет для меня большое значение.
Он проводил ее к кровати, осторожно усадил и сам сел рядом.
Она смотрела на него с выражением боли и смущения. Но может быть все это была игра?
– Ты прекрасно знаешь, кто и что я есть на самом деле, Гарри. Ведь я уже говорила тебе, что я свободный журналист. Я вошла в этот круг с единственной целью: подготовить для журнала очерк об Эдварде Ганте. И для этого я использовала свои семейные связи со стороны его последней жены. Вот и все, что есть на самом деле, и почему ты считаешь, что я должна лгать тебе?
Он пропустил вопрос, прозвучавший в ее словах.
– И ты никогда нечего не слышала о таких людях, как Давид Гольдблат и Ханна Розен? А Барух Канаан? И ты не служишь в израильской разведке?
– Нет, клянусь всеми святыми, нет! Что у меня может быть общего с ними, Гарри? И что может быть общего с ними у тебя? Почему тебя пытались убить? Кто они, и кто ты на самом деле?
Тогда он рассказал ей кое-что, не потому, что поверил ей, а потому, что если она действительно связана с Моссад, то большая часть его рассказа ей должна быть известна, а если же нет... Но, в конце концов, какое это имело значение? Но, тем не менее, он все-таки не стал рассказывать ей всего. На всякий случай.
Когда он сообщил ей о планах убийства госсекретаря Соединенных Штатов в первые часы следующего дня, она сидела с застывшим лицом, но потом наконец сказала:
– Так значит вот почему они заперли меня здесь.
Он с усмешкой взглянул на нее.
– Из-за ракетной установки, – пояснила она. – Я случайно нашла ее, а они поймали меня, когда я делала ее фотографии. Тогда я подумала, что это просто еще одна испытательная площадка полигона. – Она отбросила спадающие волосы и улыбнулась.
– Где это было, Холли? Где ты нашла ее?
– О, это было на самом побережье, – она махнула рукой в сторону моря. – Это было во второй половине дня, когда я под предлогом все той же статьи о Ганте делала некоторые фотографии на этой территории, естественно, под присмотром охраны, которую он мне выделил. Тем не менее мне удалось на время скрыться от нее. И тогда же я имела возможность немного рассмотреть этот дом, Гарри. Я должна сказать, что это очень странный дом. Его фасад, там где мы находимся, совсем не похож на заднюю часть. Когда я подошла ближе к окнам, то смогла разглядеть, что внутренняя отделка комнат напоминает замок или дворец. Там кругом старинное томное дерево и масса геральдических знаков. Представляешь? Но войти туда мне не удалось, все двери в эту часть дома были закрыты. Когда же я услышала, что приближается моя охрана, от которой я просто убежала... Кстати, ты знаешь, что у него здесь есть собственная небольшая армия?.. Мне пришлось бежать от дома в направлении небольшой скалы и спрятаться там на некоторое время. Вот тогда-то я и обнаружила под скалой большое пространство, напоминающее пещеру, но когда я вошла в нее, то увидела, что это всего лишь хорошая маскировка. Стены ее были сделаны из прочного бетона, а в центре виднелась глубокая наклонная шахта, направленная в сторону залива, так как я отчетливо слышала шум моря. Внутри этой шахты можно было разглядеть пусковую установку, а в ней – ракету. Она была не очень больших размеров, но выглядела устрашающе.
– Они должны все время следить за тем, чтобы шахта была хорошо скрыта, так как часто пролетающие здесь военные самолеты могут легко ее обнаружить, – сказал Стедмен.
– Я подумала почти точно так же. И вот пока я прилаживалась там со своим аппаратом, двое сторожей обнаружили меня. Они привели меня сюда и забрали мою камеру. А затем начались допросы. Они расспрашивали меня и о тебе, Гарри. Их интересовало все, что я о тебе знаю. На кого ты работаешь? Работаем ли мы вместе? Затем они спрашивали меня про Моссад. Но я сказала им то же, что и тебе: я свободный журналист и просто зарабатываю себе на хлеб. Они не поверили мне.
Она искренне, но напряженно вглядывалась в глаза детектива.
– Разве завтрашний день ничего не значит для тебя? Разве твои предчувствия не такие же, как мои?
Он отвернулся от нее, обескураженный.
– Господи, ты совсем, как чужой, – сказала она с оттенком поднимающегося раздражения.
– Холли, – начал он, пытаясь хоть как-то прийти к разрешению своих сомнений, желая поверить ей. – За несколько дней произошло так много событий, что клянусь Богом, я не знаю, кому мне верить. Эти люди, которые находятся сейчас на верху, с Гантом, все занимают высокие государственные посты. А Поуп?! Он представляет здесь английскую разведку! Даже один из моих собственных клиентов шпионил за мной с тех пор, как я оставил службу в Моссад, как я после этого могу верить кому-то?
Она положила ему на плечи руки, стараясь хоть как-то успокоить его, и в этот момент ему хотелось поверить ей, поделиться своими мыслями, но другая его половина сказала свое жесткое «нет», останавливая этот порыв.
– Хорошо, Гарри, – сказала девушка, уже без прежнего раздражения. – Ты можешь мне верить и не верить, это твое дело. Но правда такова, что сейчас мы, или только ты, как тебе будет удобнее считать, попали в чрезвычайно тяжелое положение и должны каким-то образом выбираться из него. Скажи мне пожалуйста, кто-нибудь кроме тебя знает, где ты находишься?
Он отрицательно покачал головой, все еще не освободившись от сомнений.
– В конце концов, мы получили, что хотели. Но, тем не менее, надо думать о том, как выбираться. Прямо как в кино?!
– Замечательное кино, – сказал он, поднимаясь и направляясь к окну, на котором не было никаких занавесок.
Она продолжала наблюдать за ним, пока он смотрел на окружающее пространство внизу.
– Там все время дежурит охрана, – заметила она, – и окно не открывается, я уже проверяла это. Кроме того, ты можешь сломать ногу, если будешь прыгать с такой высоты, или охрана может подстрелить тебя, пока ты еще будешь в воздухе.
– У тебя появились какие-то идеи? – спросила она, заинтригованная его молчанием.
– Мы будем ждать, – коротко ответил он. – Гант очень хочет представить меня кому-то сегодня ночью.
Он рассмеялся без тени юмора, к ее удивлению, и неожиданно почувствовал, что ей можно сказать правду. Но сомнения тут же охватили его с новой силой, и он решил, что это может быть ошибкой.
Лицо майора Бренигана сохраняло выражение испуга, смешанного с недовольством, когда он осторожно постучал в дверь. Ему хотелось стукнуть изо всех сил кулаком по деревянной панели, но он знал, что тогда она будет еще больше смеяться внутри себя над его несдержанностью. Ему хотелось распахнуть дверь и одним ударом смахнуть с ее лица всегда присутствующую там самодовольную улыбку. Но он старался сдерживать свой гнев, поскольку, сложные чувства овладевали им: он и боялся ее и безнадежно нуждался в ней.
Наконец через закрытую дверь он услышал голос Кристины:
– Кто там?
– Это я, Эндрю, – произнес он в ответ, почти касаясь губами дерева. Его голос уже потерял всю злобу и раздражение, которые переполняли его. – Можно мне войти?
– Там открыто, Эндрю.
Он вошел и, быстро закрыв за собой дверь, остановился, раздумывая перед тем, как приблизиться к ней. Когда он ее видел, то всегда страдал от невыносимого противоречия: она всегда наполняла его естественным для мужчины желанием и стыдом за желание иметь связь с подобным существом.
Он сидела перед зеркалом, искусно укладывая пряди волос под полотенце, которым была повязана ее голова. Длинный белый халат был расстегнут, и он мог видеть ее гладкую смуглую кожу, которая только усиливала его желания.
Она знала, что он смотрит на нее, и знала, чего он хочет. И смеялась над ним.
А он смотрел на нее сверху вниз и сдерживал себя, чтобы не схватить ее элегантную шею, которую он столько раз с вожделением целовал, и сжимать до тех пор, пока жизнь не начнет покидать это тело. Его руки будут сжимать ее, пока не побелеют пальцы, пока ее глаза не станут безумными от страха, когда веселье навсегда исчезнет из них. Тогда его хватка ослабнет, руки будут опускаться, скользить по ее бархатистой коже, пока не доберутся до груди с удивительно твердыми сосками, а поднимающийся в ней страх пробудит в ней желания, такие же сильные, как и у него. Вот таким извращенным созданием была Кристина. И ее страх будет питать его собственную страсть к ней. Таким же, не менее извращенным созданием был и он сам. И лишь пройдя через все это, они оба могли познать любовь таким неестественным путем.
– Нет, Эндрю, – сказала она, читая его мысли.
Она отвернулась от него, продолжая укладывать свои волосы и наблюдая в зеркало, как у него сжимаются кулаки, и посмеиваясь над той борьбой чувств, которая происходит внутри него.
– Кристина, ну пожалуйста. Я...
Он упал на колени и прижался щекой к тому месту, где сейчас распахнулся халат, и нервно гладил ее бедро.
Она оторвала его руки и запахнула халат.
– Ты прекрасно знаешь, что должно произойти позже, – насмешливым, почти презрительным тоном заговорила она. – У нас нет времени для посторонних занятий.
– Почему? – скучным голосом спросил Брениган. – Почему для этого нужна именно ты?
Ее глаза стали наполняться гневом.
– Ты сам знаешь, почему. Он должен быть унижен.
– Так же, как был унижен я? Или как я унижаюсь сейчас?
– Это совсем не то, Эндрю. Это не имеет ничего общего с...
Она неожиданно засмеялась, но он продолжил эту фразу за нее.
– Шантажом? Нет никакого смысла шантажировать его также, как ты это делаешь в отношении меня.
– Это только в начале кажется шантажом, а на самом деле это нечто иное. Но ведь сейчас ты веришь в успех нашего дела? Ведь ты не раз говорил мне, что готов многое сделать для нас.
– Безусловно. Но почему именно Стедмен? Кристина, ради Бога...
– Ты упоминаешь Бога? Но какое отношение он имеет к всему этому?
Брениган затих.
– Доктор Шеер считает, что легенда должна быть переиграна, – нетерпеливо продолжила Кристина.
– И Гант верит в этот вздор?
– Вздор? И ты говоришь это после всего, что ты видел?
– Я... Я не понимаю этого, Кристина. Я не понимаю, как... как происходят эти вещи. – Его голос звучал вопрошающе. – Ты говорила, что любишь меня. Так значит, это было только ради дела?
Она резко положила руку на его голову, ухватив его за волосы. Ее голос стал более мягким.
– Конечно, нет. Ты знаешь, как я привязана к тебе.
К счастью, майор не мог видеть ни ее улыбки, ни ее отражения в зеркале.
– Я должна сделать это, Эндрю. Наш Парсифаль должен быть совращен.
Почти не прикладывая усилий, она отстранила Бренигана, затем повернула свою голову так, чтобы можно было заглянуть в его глаза.
– А теперь иди и проверь, все ли меры безопасности приняты для сегодняшней ночи. Наступает наш час, Эндрю, и ничто не должно помешать этому великому моменту.
Она поцеловала его в губы, по-прежнему не разрешая прикоснуться к себе.
– А теперь я должна отдохнуть, – сказала она. – Эта ночь – самая важная для всех нас.
Майор Брениган неуклюже поднялся с колен и, бросив последний проницательный взгляд на Кристину, вышел из комнаты. Он направился в правое крыло дома, и вошел в комнату, расположенную рядом с той, где находились Холли и Стедмен. Там около магнитофона сидел оператор в зеленой форме, придерживая на голове наушники. Увидев майора, он приветствовал его кивком головы.
– Есть что-нибудь? – спросил Брениган.
Оператор отрицательно покачал головой.
– Они еще не так долго находятся вместе. Он спросил ее прямо, не работает ли она на Моссад. Все выглядит так, как будто она действительно ни с кем не связана.
– Если только она не подозревает, что комната прослушивается. Что еще успел сказать ей Стедмен?
– Он рассказал ей очень немного. О мистере Ганте и об организации, о сегодняшней ночной операции, но как следует из услышанного, он не знает ее истинного смысла, и, как следствие, не понимает основной цели всего происходящего.
Брениган оживленно кивнул и направился к выходу.
– Продолжай слушать, пока его не заберут оттуда. Если услышишь что-то важное, дай мне знать немедленно.
– Хорошо, сэр.
Оператор отдал честь по всей форме, и майор покинул комнату. Теперь он должен был проверить охрану и ракетную установку. Наконец тот путь наверх, к которому Орден готовился так много лет, находясь в тени, начался. Пришло время, чтобы сильные лидеры взяли в свои руки судьбу страны. Теперь они будут управлять всем и всеми, и армия перестанет быть игрушкой в руках слабых безвольных людей, чья беспринципная политика, основанная на разрушительной свободе, будет закончена, по крайней мере в Англии. Конечно, здесь есть определенные трудности, и поэтому личность их настоящего вождя не может быть открыта, так как массы не пойдут за тем, против кого они так упорно сражались в последней войне, и кто, по их мнению, давным давно превратился в прах.
Ночь опускалась на побережье, и дом затихал, превращаясь в белый необитаемый остров, погруженный в океан мрака. Мелкий дождь прекратился, но оставшаяся влага, казалось, пропитала все, даже воздух, не оставляя ни единого сухого места для приюта живого существа. Кругом стояла тишина, которую нарушал лишь шум, доносившийся с океана. Суровые волны Атлантики бились о берег, обдавая брызгами и потоками пены его скалистое пространство, или плавно накатывались на покрытые травой пологие склоны.
Ночной мрак медленно покрывал всю усадьбу, и белый цвет дома постепенно становился серым, лишь только окна оставались черными и недоступными. Холодный сильный ветер волновал траву, образуя островки зыби, и раскачивал ветви деревьев, как бы стараясь уничтожить последние остатки жизни.
Темнота становилась плотной, и несмотря на только что закончившийся дождь какая-то неестественная тяжесть висела в воздухе. Казалось, эту ночь ожидали, а время, как всегда в таких случаях, тянулось крайне медленно.
Глава 16
Но придет день, когда мы наконец заключим союз с новым поколением людей в Англии, Франции и Америке. Мы сделаем это тогда, когда они окажутся в первых рядах тех, кто возглавит широкие процессы по переделке мира, и будут играть в ней существенную роль. К тому времени американская раса уже потеряет свое исключительное значение и растворится в новой многоязычной общности высокоразвитых людей, которые и станут новой правящей расой.
Адольф Гитлер
– Поторапливайся, Гарри. Теперь у тебя будет своя отдельная комната. Вот так-то, дорогой мой малыш, – с улыбкой произнес Поуп, когда его огромная фигура появилась в дверном проеме. В его руке Стедмен заметил пистолет. Но когда оказалось, что детектив находится от него на вполне безопасном расстоянии, великан убрал оружие в карман пиджака.
Стедмен поднялся с кровати, показывая глазами, обращенными к Холли, чтобы та не сдавалась.
– Зачем я вам понадобился? И куда вы меня ведете? – спросил он у Поупа.
– Мистер Гант считает, что вы должны содержаться отдельно от мисс Майлс, чтобы с вами чего-нибудь не случилось. – В коридоре к ним должны были присоединиться Григс и Бут, которые только что заняли свои позиции по обе стороны двери.
Когда Стедмен направился к выходу, Поуп отошел в сторону, освобождая дверь.
– Гарри, ты не должен идти с ними! – неожиданно раздался крик Холли, которая была уже на ногах и пыталась броситься к двери.
Поуп повернулся в ее сторону всей своей массой и на всякий случай протянул руку, чтобы удержать ее.
– На самом деле у него уже нет выбора, моя дорогая. Поэтому возвращайся на свое место и не нервничай.
Но Холли с блестящими от гнева глазами вызывающе смотрела на него.
– Что вы, негодяи, хотите сделать с ним?
– Ничего, моя дорогая леди, абсолютно ничего. – Неожиданно голос Поупа обрел характерную для него мягкость. – По крайней мере, до полуночи он проведет очень приятные часы.
При этом один из агентов, стоящих в коридоре, коротко и громко рассмеялся, но в глазах толстяка не было и намека на веселье.
– А теперь, быстро, пошли! – приказал он Стедмену.
Бросив последний взгляд в сторону Холли, детектив вышел в коридор и направился следом за Григсом и Бутом. Толстяк все время держался сзади.
Стедмену показалось, что лицо девушки выдавало внутренний испуг, и он подумал о том, что собственно произошло? Была ли она ни в чем не замешана, или же принимала участие в этом небольшом заговоре, целью которого было подслушать их разговор и выяснить, что же он действительно знает кроме того, что они сами сообщили ему и хотели на этом ограничить его информацию? И будет ли он действительно один на новом месте?
Они поднялись по лестнице на следующий этаж, пошли по коридору и наконец вошли в одну из комнат, которая выглядела более привлекательно, чем та, которую он только что покинул. Общее убранство ничем не выделялось, но там был камин, в котором поблескивали языки пламени, излучая тепло.
С правой стороны от камина стояла большая кушетка, а маленькая лампа создавала общую интимную атмосферу. Почти половину комнаты занимала покрытая пологом огромная кровать, поддерживаемая четырьмя деревянными опорами, общий вид которой сразу напомнил Стедмену о том, как он устал. Это уже был второй день, в течение которого напряжение не спадало ни на минуту.
Повернувшись к великану, он спросил, не скрывая выражения горечи:
– Почему, Поуп? Почему, человек подобный вам, мог связаться со всем этим?
Толстяк рассмеялся, глубоко и надрывно, затем некоторое время молчал, ожидая, пока его помощники покинут комнату, а когда они со Стедменом остались вдвоем, сказал:
– Я всегда был связан с этим, Гарри. Британская секретная служба была не на высоте перед последней войной, а после нее... она превратилась в сплошной притон мясников, кровожадных мясников.
Поуп пересек комнату и, подойдя к камину, уставился на огонь, опершись одной рукой о каминную полку.
– Ведь ты сам служил в военной разведке, – продолжил он. Пламя в камине отбрасывало красноватый отблеск на его лицо. – Поэтому ты должен осознавать ту общую некомпетентность, которая процветает в наших спецслужбах.
Стедмен кивнул в ответ на это, скорее бессознательно, припоминая то впечатление, которое в свое время производил на него идиотизм многих его начальников. И это была еще одна из причин, почему его так привлекала израильская разведка. Она была гораздо лучше организована и укомплектована лучшими кадрами, что делало ее одной из лучших разведок в мире. Ни о каком сравнении с английской здесь не могло быть и речи, но определенное чувство гордости заставило его не согласиться до конца с заявлением Поупа.
– Но времена меняются, изменилась и разведка, – заметил Стедмен. – И влияние «старой школы» уже не так велико.
– Ха! – воскликнул Поуп, поворачиваясь к нему лицом. – Я сам являюсь частью этой самой «старой школы», дорогой приятель. И я лучше других знаю, как трудно проходят, а вернее вообще не проходят реформы в нашей службе. После всех крупных уроков, полученных после предательства таких людей, как Ким Филби и Лонсдейл, репутация нашей службы упала так низко, что не могло быть и речи о сотрудничестве на равных с ЦРУ, поскольку там очень многие люди, стоящие близко к руководству, стали высказывать сомнения о нашей способности поддерживать определенный статус Государства. И ведь все это только наши официально известные провалы. Ты будешь поражен, если узнаешь всю глубину трагедии, которая скрывается под сукном, якобы в целях охраны национальных интересов. Как после этого можно упрекать американцев за отказ сотрудничать с нами?
Стедмен присел на кушетку, собираясь что-то ответить толстяку, но прежде, чем он смог заговорить, Поуп продолжил свою тираду по поводу критик им собственной организации.
– И когда наконец в этой стране произойдут перемены, я буду устанавливать свой порядок в своем собственном департаменте! Никаких поблажек в отношениях с союзниками, никаких иностранных траулеров в наших водах больше не будет! Семейные отношения и связи при назначении на службу перестанут приниматься в расчет. Все слабовольные вундеркинды и женоподобные мальчики будут выставлены за порог, а наши «серые» люди будут выдвинуты на посты, по праву соответствующие их способностям.
– Вы такой же сумасшедший, как и Гант, – спокойно заметил Стедмен.
– Сумасшедший? Разве все, что я сказал, похоже на проповедь безумца? Неужели все это похоже на бред?
Стедмен оставил этот очередной выпад без ответа. Вместо этого он заметил:
– Но то, о чем вы только что говорили, смахивает на революцию, а это вряд ли возможно в Англии.
– То, о чем мы говорим, сам предмет нашего спора, есть нечто иное, как контрреволюция. Революция как таковая уже идет. Мы же намереваемся противостоять ей.
– А что может сохранить ваши движущие силы от разложения?
– Только наша идея, Гарри. Разве ты не видишь, что мы являем собой в некотором роде религиозный Орден? Эти тринадцать человек, которые будут в конечном счете управлять этой страной – отнюдь не ординарные люди. Мы будем использовать разложение, окружающее нас, чтобы столкнуть внешние силы друг с другом, бороться с огнем с помощью огня...
– И при этом намереваетесь уцелеть?
– Наш духовный лидер уверен в этом.
– Гиммлер? Человек, который умер более тридцати лет назад? Но как вы можете рассчитывать на помощь трупа, Поуп?
Толстяк слабо улыбнулся.
– Тебе пора отдохнуть, впереди у тебя весьма нелегкая ночь.
Он подошел к большому дубовому столу на противоположном конце комнаты, где на подносе стояла бутылка, наполненная чем-то темным, и единственный стакан. От стола он вернулся с подносом и поставил его на колени детективу.
– Это бренди, – пояснил он. – Я думаю, что он тебе не повредит.
Поуп выпрямился, слегка покряхтывая от усилий, и добавил:
– Самые лучшие пожелания от мистера Ганта. Кстати, может быть ты хочешь есть, Гарри? Я уверен, что ты должен умирать от голода.
Стедмен покачал головой. Пустоту, которая образовалась внутри него, нельзя было заполнить пищей. Возможно, что скорее мог бы помочь бренди.
– Тогда я оставлю тебя отдыхать.
Когда Поуп шел к дверям, в какой-то момент у детектива мелькнула мысль, попытаться напасть на него, ударив бутылкой по голове.
– Я бы не советовал тебе делать необдуманных поступков. Тебе не удастся убежать отсюда, разве ты еще не понял? Ты должен будешь выполнить все, что от тебя требуется, так почему бы тебе не расслабиться и провести свои последние часы с относительным удовольствием?
И прежде чем совсем скрыться за дверью, он бросил в сторону Стедмена многозначительный взгляд.
– Спасибо тебе, Гарри, спасибо за твое сотрудничество, – проговорил он, и коротко рассмеявшись с глубоким гортанным звуком, вышел из комнаты.
Стедмен некоторое время смотрел на захлопнувшуюся дверь, а потом взял в руки бутылку. Открыв ее, он налил темно-коричневую жидкость в стакан, и прежде, чем поднести его к губам, подумал, не могло ли быть отравлено содержимое? Но с какой целью? Он был в комнате под многочисленной охраной, которая действительно не оставляла шансов на побег. Может быть, он нужен им в виде трупа для каких-то ночных представлений? Но и в этом у него были большие сомнения. Он сделал небольшой глоток из стакана, но задержал обжигающую жидкость во рту. Он не торопился проглотить ее, несмотря на то, что понимал определенную пользу бренди в его состоянии. Была ли у него игра воображения, или содержимое бутылки было не того качества, как обычно? Он не мог сказать этого определенно, но действие этой жидкости на вкусовые окончания были какими-то странными.
Он выплюнул жидкость в камин, и последовавшая при этом неожиданная вспышка, едва не опалила его лицо и заставила опрокинуться на спину. Весь его рот горел от остатков жидкости. Задумчиво глядя на остатки жидкости в стакане, он вновь возвращался к тому с чего начал: действительно ли они хотели отравить его? Постепенно его мысли уносились далеко, туда, где оживала легенда, та самая, мифическая, о Святом Граале, что вдохновила Вагнера на оперу «Парсифаль», которую Гитлер считал духовной идеологией арийской расы!
Хотя Стив рассказал Стедмену лишь основную ее канву, детектив уже в процессе рассказа начал понимать, почему Гант при обращении к нему использовал выражение «наш Парсифаль». Центральной темой оперы была борьба между рыцарями Грааля и их антиподами за обладание Святым Копьем – копьем римского легионера Лонгинуса, которым тот пронзил левый бок Христа.
Это Копье у них похитил Клингсор, волшебник-кастрат, служитель Преисподней, поклоняющийся языческим богам. Он же нанес этим Копьем предводителю Рыцарей, которого звали, незаживающую рану. В руках Клингсора Копье превратилось в орудие темных сил, которые мог победить только абсолютно бесхитростный и преданный рыцарь.
Во всем дьявольском плане Ганта основу составила именно эта легенда, где он хотел видеть себя Клингсором, так как он действительно верил только в силы Зла, а отнюдь не силы Добра, воплощенные в этом мифе в виде христианских ритуалов, которые он презирал, так же как и Гитлер. В воспаленном мозгу производителя оружия Стедмен виделся ему Парсифалем, тем самым «простодушным» рыцарем, который должен будет потерпеть поражение, если удастся «переиграть» легенду. Парсифаль был рыцарем печального образа. Он потерял свою мать, когда еще был ребенком. Если бы даже Стедмен всегда верил в дело, за которое боролся, и с трудом, но приписал бы себе все благородные достоинства, то все равно был бы выбран Гантом на роль романтического защитника Добра. Было ли это со стороны бизнесмена безрассудной потребностью создать искусственное предзнаменование перед началом их операции, или это было сверхманиакальное желание отыскать новые символы, определяющие его судьбу? Возможно, Гант считал, что его время уходит, что решение о воздушной атаке уже принято, и нужен только кто-то, чтобы быстро переиграть финальную сцену борьбы Добра со Злом, на этот раз с перевесом на стороне Зла. Шарада, фальшивая церемония для пользы их Нового Ордена! Стедмен, тем не менее, считал, что очень трудно смеяться над дурацкой затеей такого рода. Вот почему он и был втянут в эту тщательно спланированную игру. По стечению обстоятельств Давид Гольдблат предоставил им такого символического рыцаря, одинокого человека, который должен быть побежден, а потом уничтожен в предзнаменование их грядущего успеха. Гант должен был быть переполнен внутренним восторгом, когда Мегги под пытками подтвердила, что она была послана Моссад, но только в виде альтернативы ее второго партнера, Стедмена, бывшего солдата, бывшего агента Моссад. Почти безупречный англичанин.
Для Поупа было очень несложным делом собрать все данные на Стедмена по архивам военной разведки, и можно было себе представить злорадство всей компании, когда они увидели как подходит его прошлое к образу мифического Парсифаля. После этого им осталось лишь затянуть его в свои сети. Чудовищное убийство Мегги было совершено с единственной целью вырвать его из состояния той пассивности, в которой он пребывал несколько лет, отгоняя от себя даже малейшие воспоминания, где могли быть намеки на месть. Фактически это убийство было самой крупной провокацией по отношению к нему, за которой последовал визит Поупа, который откровенно подталкивал его к мести, и последующая встреча с Гантом на выставке оружия, где тот пытался оценить его как своего будущего противника. Следующим испытанием был танк, который пытался раздавить его, и последовавшие за этим откровения в Гилдфорде, которые должны были гарантировать его дальнейшее участие в подготовительных репетициях. Его побег после поединка с садистом Кюнером был одним из возможных вариантов развития событий, который, безусловно, был ими предусмотрен, и были все гарантии, что Поуп сумеет вернуть его на сцену без всякого риска для их планов, что в итоге и произошло: он сам появился в имении Ганта, в его «Вевельсбурге».
И вот теперь приближается финальная сцена, и остается еще одно, последнее испытание. Но они хотят, чтобы он был унижен в конце этой сцены, чтобы его падение послужило опровержением, переворотом конца старинной легенды. В древней поэме миннезингеров, которую Вагнер использовал для своей оперы, среди действующих лиц присутствовала женщина по имени Кандра, которая пыталась совратить Парсифаля и, унизив его таким образом, предопределила его гибель, как и многих других рыцарей. Стедмен терялся в догадках, как эти древние понятия чести и целомудрия могут сочетаться с сегодняшним днем? Угадать было трудно, так как ничего, поддающегося здравому смыслу во всем этом странном заговоре против истории не было. Гант и его окружение видимо придают какой-то свой смысл его «сексуальному падению». Гнев закипал в нем, и он выплеснул остатки жидкости из стакана в камин, заставляя огонь вспыхнуть с новой силой, как будто это было продолжение вспышки его собственной ярости. Но, однако, они сделали одну маленькую ошибку в своем столь тщательно отработанном плане: Кюнер почему-то знал об израильском агенте по имени Смит и сам сказал Стедмену, что этот человек умер. Как он мог узнать об этом, как не от агентов МИ-5 Григса и Бута? А это уже впутывало в историю и Поупа. Эти, незначительные на первый взгляд штрихи, портили всю картину и давали Стедмену возможность хоть как-то подготовиться, прежде чем окончательно и безвозвратно дать поглотить себя паутине, расставленной хищным пауком. Но было ли этой подготовки достаточно? Он взглянул на часы и выругался. Но где же они? Какого черта они тянут? Были ли они тоже участниками этой игры?
Он встал и подошел к окну. Оно было заперто, как и дверь, и он долго всматривался в окружающую ночь, не видя ничего, кроме собственного отражения в темном стекле, и почти забыл о времени, когда звук поворачивающегося в замке ключа заставил его взглянуть на дверь. Ручка повернулась и дверь начала медленно открываться.
Он почти с облегчением вздохнул, когда она проскользнула в комнату, и его облегчение стало полным, когда он убедился, что это не Холли.
Глава 17
Я буду широко использовать анормальных людей, всех этих искателей приключений на рынке любви, которые со всех сторон окружают нас. Их много, они совершенно бесполезны для нормальной порядочной жизни, но столь же полезны и бесценны для нашей работы.
Адольф Гитлер
Наконец Холли решила, что пришло время попытаться хоть что-то предпринять. Она понимала, что ее люди с большой неохотой пошли бы на прямой контакт, но ее отсутствие должно их побудить к этому, хотя может быть они и упустили время.
Она была искренне удивлена, когда «оступилась» на скрытом местоположении ракеты. Она была уверена, что Гант и его маниакальные сподвижники имеют какие-то серьезные планы, но она не могла представить, что их реализация может быть связана с такими явно неприкрытыми агрессивными действиями. Даже если и было известно о том, что Гант повсеместно поощряет и поддерживает терроризм, продавал оружие отдельным группировкам, то это могло быть отнесено на счет его подрыва равновесия в мире. Она не считала себя дурой, и не собиралась делать снимки с этого «тайника», но они все еще не верили ей. Ведь, в конце концов, она была свободным журналистом, так по крайней мере она заявляла о себе, и в этой ситуации желание сделать подобный снимок было бы вполне естественным. Многие журналисты не отказались бы написать очерк под броским заголовком: «Эдвард Гант – олицетворение военной промышленности ХХ века», поэтому не было ничего удивительного в ее упорстве, с которым она собирала материалы для статьи. Сам факт, что Гант в последнее время проявлял личный интерес к средствам массовой информации, и то, что ее история о дальних родственных связях с его последней женой не вызывала сомнений, давало ей право на некоторые привилегии. Но, к сожалению, это, казалось, привилегированное положение, было всего лишь отражением действительности в кривом зеркале.
Гант действительно еще вчера пригласил ее в свое наиболее оберегаемое от посторонних глаз имение, пообещав ей «эксклюзивное» интервью, которое несомненно было бы предметом зависти всего журналистского мира. Присланная за ней машина появилась у дверей ее дома ранним утром, и одновременно ей была передана записка от Ганта. В итоге, у нее просто не было времени, чтобы предупредить своих людей о предстоящем путешествии, хотя она и была уверена, что они постоянно наблюдают за ней.
Когда же она узнала из разговора с Гарри истинное назначение скрытой ракетной установки, она была изумлена ужасающим коварством планов бизнесмена. На самом деле, если нельзя было последить, кто именно осуществил запуск этой ракеты, то подозрение падет в равной мере как на арабов, так и на Израиль. При этом создавалась парадоксальная ситуация, что каждая из сторон имела стопроцентную уверенность в виновности своего противника, так как на самом деле ни одна из них не была причастна к этому. В конечном счете, это разрушило бы все попытки установить мир между двумя нациями и привело бы к дальнейшей эскалации войны, в которой, по всей видимости, победа Израиля была бы весьма сомнительной.
Холли понимала, что комната прослушивается, иначе зачем они временно поместили бы туда Гарри? Это была одна из причин, по которой она должна была отрицать то, что действительно была знакома с некоторым секретами Ганта, касающимися его организации. Тем не менее, ей не пришлось врать и изворачиваться по поводу Моссад. Она хотела как-то поддержать его, объяснить ему, что есть еще и другие, кто знает о Ганте и о его тайной организации. Она хотела рассказать ему о подозрениях правительства ее страны по поводу этой про-Гитлеровской организации, которая является самой крупной и мощной за все послевоенные годы, и которая даже смогла проникнуть во многие государственные структуры и даже в английскую разведку. Но их целью не являлось подчинение себе лишь одной Англии, им был нужен весь мир.
Неожиданное появление на сцене детектива буквально мистифицировало их всех, и Холли все еще не могла понять, почему этот человек представлял для Ганта такой интерес. Ее короткое знакомство с ним не принесло сколько-нибудь существенной информации, за исключением может быть того факта, что он когда-то служил в Моссад. Тогда почему Гант проявляет к нему такой неподдельный интерес, почему он так важен для него? Почему Гант подпускает его так близко к себе? И еще она хотела бы знать, почему он занял такое важное место в ее собственной жизни?
Холли поднялась с единственного в комнате легкого стула и направилась к двери. Приложив ухо к деревянной панели, она долго слушала тишину в коридоре, но эта тишина не успокаивала ее: она сомневалась, что они оставят ее без присмотра, даже если будут уверены в ее непричастности ко всему, что происходило вокруг. Она потрогала ручку двери и покрутила ее в обе стороны.
– Не делайте этого, леди, – раздался резкий голос из коридора, – вы никогда не выйдете отсюда. – Тогда она в отчаянии оглядела комнату, инстинктивно рассчитывая на то, что у нее появится хоть какая-то спасительная мысль. Но совершенно неожиданно именно на такую мысль ее натолкнул предмет, на который едва ли не в первую очередь упал ее взгляд.
Кристина закрыла за собой дверь и, улыбаясь, взглянула на Стедмена.
Безусловна она была красива. Этот факт он и не пытался отрицать. Ее красота усиливалась костюмом, который состоял из юбки, сшитой из темно-коричневого тонкого вельвета, и коричневой, на два тона светлее, блузки с глубоким вырезом, который подчеркивал ее соблазнительные формы и придавал вид агрессивной сексуальности. Весь ее облик должен был вызывать в нем внезапный приступ неодолимого желания. Он поймал ее короткий взгляд в сторону бутылки, стоявшей на подносе, и его страсть мгновенно испарилась.
– Я хотела увидеть тебя, Гарри, – сказала Кристина, прежде чем приблизится к нему.
– Зачем? – грубовато спросил он.
Читать бесплатно другие книги:
