Вечный мент, или Светоч справедливости Егоров Андрей

Адские пределы

7519 год от Сотворения Мира

– А мне сдается, ничего у него не выйдет! – демон-управитель первого круга ада, отвратительный Гаармиит, чья физиономия напоминала кучу куриного помета, с хрустом почесал в затылке. – Сомневаюсь я. Ясно? – Когда он говорил, из пасти извергались целые водопады желтой слюны.

– А ты не сомневайся! – с вызовом ответил бес-искуситель Кухериал, стараясь не замечать, что оплеван с головы до ног. – Сколько земных лет с ним вместе. Я за него могу любую гарантию взять. Мой человек – самый надежный.

– Все так говорят. Мой – самый надежный. Мой – самый плохой. Мой – самый мерзкий ублюдок на земле. А на деле по-другому выходит! – Гаармиит зевнул во всю морду, обнажив крупные желтые клыки: – Все вы одинаковые! Приходят, просят – просят, а толку! – Очередной зевок прервал поток зловонных словоизлияний.

Леность, уныние и скука пронизывали первый круг от самого основания в нижней точке конусообразной адской действительности до массивного каменного свода, замыкающего пределы вселенского зла.

Герцог Велиал с унылым видом слушал, как пререкаются подвластный ему демон-управитель и мелкий бес, обитатель онтологической иллюзии [1]. Вот уже пять темных веков Велиал выглядел воплощением порочной красоты, красавец-мужчина, сошедший с плаката в девичьей спаленке – прямые черные волосы ниспадают на плечи, на гладком белом лице выделяются неестественно синие глаза, на крупном породистом подбородке – глубокая ямочка. Самому Велиалу человеческое воплощение радости не доставляло. И даже напротив – раздражало до зубовного скрежета.

Герцог поднялся с трона, распрямился во весь гигантский рост – почти два с половиной метра, подошел к забранному ажурной решеткой окну и выглянул, обозревая обширные адские территории взором истинного владыки.

Вблизи герцогского дворца обилия происшествий не наблюдалось.

Бес-палач низшего сословия вяло охаживал хлыстом аппетитную грешницу. Трудился без энтузиазма, все больше пялился на упругие прелести, сглатывая слюну. Слюны было много, она текла по подбородку и падала на горячую растрескавшуюся землю.

Несколько сонных демонов рангом повыше, вооруженные кривыми трезубцами, едва перебирая ногами, гнали толпу на утреннее погружение в крутой кипяток. Сопровождал шествие рогатый архидьявол [2] в черной мантии, недавно назначенный на эту ответственную работу, важничал, задирая к кроваво-красным небесам острый подбородок с бородкой клинышком.

Грешники причитали, падали на колени, молили о пощаде. Но порождения тьмы жалости не знают. Мольбы о снисхождении действуют на адских существ однообразно – радуют черную душу, вызывая в ней счастливый трепет, пробуждают аппетит и страсть к размножению.

Велиал зевнул, прикрыл рот усеянной перстнями ладонью. Все как обычно. И продолжается так уже пять веков, с тех пор как он попал в опалу. Ску-учно! Как и всем на первом круге. Хорошо демонам и дьяволам из высших пределов, куда он сам когда-то входил. Они могут плести интриги, строить козни против святых – пресветлых ангелов и самого бога, даже вступать с ними в баталии на границе Света и Тьмы. А он сиди на самом затрапезном из семи кругов, куда души умерших попадают за безобидные прегрешения – лень и уныние, и день ото дня наблюдай пытки грешников. А иногда, как сегодня, занимайся совершеннейшей ерундой, слушая, к примеру, как переругиваются между собой два полудурка – мелкий бес-искуситель, одержимый идеей привести своего человека к высшей ступени грехопадения, и бездарный демон-управитель Гаармиит, неспособный самостоятельно принять самое простое решение. А кругом – тоска, леность и скудоумие… Все в пределах первого круга подчинено греху уныния. Скука! Жуткая скука! Вот уж воистину, грех предаваться унынию, когда кругом столько замечательных пороков. Взять хотя бы прелюбодеяние. Разве сложно было Сатане в тот злосчастный час, когда он впал в немилось, низвергнуть его на четвертый круг – в Предел похоти, где правит бал оголтелый разврат? Компания там подобралась самая веселая, и грешницы, готовые на все, чтобы облегчить себе посмертное существование, вылетают через огненные врата в адские пределы одна за другой…

– Нет-нет-нет, пшел прочь, прочь, – услышал Велиал и медленно повернулся. Гаармиит подталкивая беса в спину, теснил к выходу из тронной залы. – Ничего тебе тут не светит. Так и знай!

– Кончай базар! – рокочущим басом провозгласил Велиал, и уже тише добавил: – Подпишу.

Бес Кухериал, пройдоха, мигом оказался рядом, протянул договор.

– Вот здесь подмахните, ваше мракобесие. Чудесно. Какая у вас восхитительная подпись. Мрачнейшая подпись. Подпись настоящего властителя тьмы, я бы сказал. И вот здесь. Спасибо преогромнейшее, ваше мракобесие… Знаете, я всегда считал, что с вами несправедливо обошлись…

Говорил он с заискивающей интонацией, но при этом отчаянно тараторил, маленькие глазки быстро бегали, стараясь не встречаться с суровым взглядом герцога первого круга. Всем известно, смотреть высшему демону в глаза – значит подвергать себя смертельной опасности.

– Не будем об этом, – проворчал Велиал, крайне недовольный упоминанием о своем нынешнем положении изгоя. – Человечка не забудь ко мне привести, бес.

– О чём речь, ваше мракобесие?! К вам в первую очередь. Я правила знаю. Все сделаем, как полагается.

– В первую очередь! – подчеркнул герцог. На его памяти бесы нарушали заведенный порядок трижды, и каждый раз потенциальный убийца Светоча завершал свои дни на кругу уныния, а забывчивые бесы в Пыточных чертогах, истязаемые умелыми палачами Зарах Ваал Тарага [3]. сатана каждый раз оказывался недоволен быстрой расправой, но порядок есть порядок, даже Лучезарный не в силах его отменить.

Бес свернул важную бумагу в трубочку, склонил рогатую голову, демонстрируя признательность, метнулся к черным створкам магических дверей, и растворился за ними, будто его и не было.

– А если человечек не справится?.. – начал Гаармиит.

Велиал смерил подчиненного презрительным взглядом.

– Если не справится, я сам за все отвечу. Ты, наверное, плохо рассмотрел документ? На пергаменте герцогские подписи из всех Пределов. Даже Адрамелех [4] поставил свою. И сам Люцифуг Рокофал…

Последний не имел высокого герцогского титула, но пользовался всеобщим страхом и ненавистью, являясь своего рода премьер-министром ада, главным доверенным лицом Сатаны в делах политических. Рокофал заведовал переговорами с райскими посланниками и тщательнейшим образом следил за тем, чтобы неустойчивое равновесие не нарушалось.

Между тем, провокации со стороны святых случались регулярно. Взять хотя бы заключенное по инициативе бога семьсот семьдесят шесть земных лет назад пари с Люцифером. Со стороны Князя Тьмы было чистейшим безумием согласиться на столь опасный спор…

Впрочем, говорить об опрометчивости данного поступка в адских кругах не решался никто. Прогневив Сатану, можно подвергнуться телесной метаморфозе, пыткам, низвержению, а то и чему похуже – фантазия Лучезарного почти безгранична, не зря же он покровитель всех земных искусств, включая живопись, скульптуру и главенствующую над другими родами искусства литературу.

– Вы абсолютно правы, герцог. Почему, собственно, не подписать? – пошел на попятную Гаармиит. – Сделает этот человечек дело или не сделает, разницы для нас нет. Все равно ниже уже не сошлют. – И распахнул громадную пасть, зевая. Им снова начинали овладевать лень, скука и уныние.

– Ты понимаешь, что мелешь, червь?! – Велиал побелел от гнева. – Мне оказана честь этим назначением!

– Ну да – ну да, это конечно, – отозвался Гаармиит и многозначительно покрутил пальцами в слуховых отверстиях – ушами мясистые отростки, торчащие из неровного черепа, не осмелился бы назвать даже художник-абстракционист.

– И потом, – продолжал Велиал, – если пари будет проиграно, святые получат преимущество, которым непременно воспользуются… Этого нельзя допустить.

– Какое преимущество, ваше мракобесие? – немедленно заинтересовался управитель.

– Не твоего ума дела, – проворчал герцог. – Я и сам не знаю, что им толк в таком преимуществе, но какой-то определенно имеется. Советники у пресветлого бога семи пядей во лбу. Что есть, того не отнять. К сожалению…

– Не думаю я, ох, не думаю, – Гаармиит мелко захихикал, – уж Его темнейшество найдет, как их обхитрить. Как их вот так вот вокруг пальчика обвести, а затем в рот положить, прожевать и проглотить.

Велиал скривился – что может понимать этот болтливый недоумок. И решил больше в диспуты с подчиненным не вступать. Вернулся на трон и занялся самосозерцанием. В этом занятии он находил успокоение. Почти такое же благоприятное воздействие на него оказывало массовое сожжение грешников под музыку Бетховена.

Композитор, к несчастью, достался Адрамелеху.

– Вечно ему все самое лучшее, – пробормотал уязвленный Велиал, вспомнив застарелую обиду. За Бетховена он в свое время предлагал Адрамелеху сотню мелких бесовок, фигуристых и весьма искушенных в плотских утехах, правда, иногда засыпающих очень некстати – что взять с несовершенных созданий Предела уныния. Но герцог седьмого круга, погруженного в гордыню по самый свод, решительно отверг это выгодное предложение. Многочисленные попытки договориться с Адрамелехом так ни к чему не привели. Ему, видите ли, доставляло искреннее удовольствие беседовать с великим Бетховеном о музыке, а затем лично заставлять гения переживать кошмары последних лет жизни – немощь и глухоту.

Проворный бес Кухериал вскоре влетел в приемную Лучезарного. Секретарша Сатаны, бесовка Исиола, одарила земного беса-искусителя безразличным взглядом – к тем, кто обретался среди людей, многие обитатели адских пределов относились с пренебрежением. В следующее мгновение бесовка заметила бумагу, всю в росчерках когтей герцогов адских кругов, и переменилась в лице. Губки ее дрогнули, верхняя поползла вверх, обнажив мелкие, подпиленные на манер племенных людоедов зубки, по последнему слову адской моды.

– Сам на месте?! – рявкнул Кухериал. Несмотря на старательную улыбку, первоначальное настроение секретарши от внимательного беса не укрылось. Недостаточное почтение со стороны населяющих ад существ вызывало у него острые приступы раздражения, граничащего с желанием кого-нибудь замучить до смерти.

– Сейчас доложу.

«Вот ведь лярва, – подумал Кухериал, – они мне все тут пятки лизать должны за то, что я из своего человека сделал закоренелого грешника, достойного внимания адской канцелярии. А она на меня смотрит, как на шваль бесовскую, что в аду испокон веков без дела ошивается, по игорным домам и пыточным чертогам. Попробовала бы, как мы, – на передовой! Среди людей! Где в любое мгновение, неровен час, перекрестить могут, а то и святой водой окропить»…

К удивлению беса, Люцифер принял его уже через час. Что само по себе было удивительно. сатана любил, чтобы посетитель как следует промариновался в приемной – пару– тройку адских суток, а то и недель. А уже затем, утомленного и подавленного, гостя приглашали в тронную залу.

Лучезарный выказал мне расположение, понял бес, и чуть не прослезился от счастья. Подумать только, ему, простому бесу-искусителю, и вдруг такая честь. Сам властитель ада принимает его без проволочек. В то время как гений [5] тьмы Гарфанкул, поговаривают, так и не дождался аудиенции – скончался прямо в приемной, к искреннему удовольствию зловредной секретарши.

сатана поднялся с высокого трона, взял Кухериала за тощие, покрытые черным волосом плечики, приподнял, прижал к широкой груди, совсем как родного сына Антихриста, и проговорил рокочущим басом:

– На тебя вся надежда, бес. Земных часов осталось совсем мало. А святые все торопят и торопят время, вращая земную ось. Как будто не знают, что этим исполненным суетности действом приближают Апокалипсис. – сатана замолчал. Стал, загибая длинные пальцы, подсчитывать что-то про себя. Всякий раз, когда речь заходила о Последней битве, Князь тьмы впадал в математическую задумчивость. – Не подведешь? – проговорил он, наконец. Прошло не меньше получаса. К этому времени бес уверился в мысли, что о нем окончательно забыли, и помышлял только о том, как бы незаметно покинуть кабинет Лучезарного, чтобы не навлечь на себя сатанинский гнев. Неожиданный вопрос заставил парнокопытного искусителя вздрогнуть.

– Не сомневайтесь, Ваше темнейшество! – выпалил он. – Я в своем человеке уверен! – Несмотря на патетику заявления, голос беса заметно дрожал. Имея дело с сильными мира сего, обитающими за пределами онтологической иллюзии, как здесь называли мир людей, созданный богом, он начинал утрачивать врожденный артистизм. Общаться с самим Сатаной – это вам не заносчивых бесовок осаживать. – Великий грешник! Великий! Без всяких преувеличений. Видели бы вы, как он людей убивает из винтореза. Бах – и готов. Бах – и еще один улетел на тот свет. У меня каждый раз от гордости челюсти сводит. Чуть не плачу, глядя на моего родимого душегуба. – Скороговоркой поведал Кухериал и уронил скупую слезу. Она сползла по покрытой жесткой щетиной щеке и затерялась в густой козлиной бородке.

– Молодец, – одобрил Люцифер. – Всем бы твое рвение, бес, мы бы святым давно шеи посворачивали, как… – сатана замялся. – Как…

– Как умелый сантехник вентиль, – подсказал сравнение бес.

– Где бумага? – Лучезарный посуровел, тон его сделался деловым и Кухериал понял, что со сравнением оплошал.

– Вот, – он поспешно передал в когтистые лапы свернутый в трубочку пергамент.

Князь тьмы развернул документ и углубился в изучение, покусывая тонкие губы. Бес понял, что «его темнейшество» вновь охватили черные мысли, потому что кроме росчерков герцогских когтей в документе ничего не было – ни единой буквы официально принятой в аду латинской письменности. К тому же, всякий раз, когда сатана делался мрачен, обуреваемый параноидальными идеями и математическими подсчетами, атмосфера рядом с ним густела и делалась настолько тягостной, что скрадывала дыхание.

– А вот скажи мне, бес, – пророкотал Люцифер, когда Кухериал стал понемногу задыхаться, – все ли подписали бумагу с охотой?

– Сомнения были… у всех, – ответил бес с готовностью, жадно сглатывая воздух, – наверное, боятся ответственности.

– Ну, это уже я буду судить, ответственности они боятся или что-то замышляют. А что Мамон?!

– Думал дольше всех.

– Так я и знал! – Черные глаза Люцифера полыхнули алым. – Никакого уважения к высшей власти. Прибрал к рукам все золото ада. И думает, всё у него под контролем, всё ему можно. На мое место метит, паразит.

– На место Князя Тьмы?! – ужаснулся Кухериал. – Да разве такое возможно?!

Он вращался в высших кругах адской аристократии впервые, и от всего услышанного у него голова шла кругом. Могущественным высшим демонам ничего не стоило раздавить его, словно букашку. В бесовском мозгу роились стремительные и страшные мысли. Не сболтнул ли он чего-нибудь лишнего в разговоре с Сатаной? Не хотелось прогневить могущественного Мамона. С виду герцог Предела алчности прост и жизнелюбив, но характер имеет сложный, с подвывертом, и известен в аду не только своей непомерной жадностью, но и лютым нравом. А ну как Мамону донесут, что бес Кухериал в общении с Лучезарным отзывался о нем нехорошо? Говорят, у властителя Предела алчности соглядатаи всюду. Как известно, даже у стен есть уши. Впрочем, в Пыточном пределе Зарах Ваал Тарага Кухериалу доводилось видеть и не такое: не только уши на стенах, но и носы на потолке, и даже растущие из пола целые рогатые головы обреченных на муки за мелкие провинности низших бесов и чертей. Тела их в это время продолжали работать на благо ада, добывая с толпой грешников золото в Пределе алчности, на созданных герцогом Мамоном рудниках.

– Нет, это совершенно невозможно! – Кухериал затряс козлиной бородкой, застучал копытами, сильно волнуясь за целостность своего организма.

– Возможно, бес. В аду все возможно, – проговорил Лучезарный. – Я откровенен с тобой, потому что вижу, ты едва ли не единственный, кто без страха идет на такое дело. Все остальные уже отказались от этой идеи, отягощенные знанием о множестве наказаний, что измыслили для них коварные герцоги ада в случае неудачи. А ты, бес, знаешь ли, что с тобой будет, если дело завершится провалом?

– Знаю, – Кухериал быстро закивал. – Но очень надеюсь, что у меня все получится… Очень хочется демоном стать, – сообщил он доверительно.

– Тех искусителей, что до тебя были, видел?!

– Показывали, – внутренне содрогнувшись, пробормотал бес.

– Мамон показывал? – заинтересовался Лучезарный.

– Абаддон [6]. Освежеванных. Шкурки отдельно. Тушки отдельно. И прочих…

– И это только начало долгих мук, бес. Только начало. А все потому, что гордыня должна быть наказуема. И стремление на самый верх у низших тоже. Ладно, пугать мне тебя ни к чему. Одно дело делаем. Я наверху. Ты внизу.

– Именно так, ваше темнейшество. Именно так…

– А ты храбр. Хоть и выглядишь трусливым мерзавцем. Я, признаться, думал, уже никто не решится. Но раз ты один такой смелый и глупый остался, прямо тебе говорю: на тебя возлагаю последнюю надежду, бес. И награжу, как никого ранее, если дело будет сделано, и пари у бога выиграю. И возвышу до ранга демона. Обещаю.

– А можно с маленькой просьбой обратиться заранее? – решился Кухериал. Момент, вроде бы, был подходящий.

Люцифер вскинул вопросительно бровь. Свирепое лицо отразило неудовольствие. Опасаясь, что владыка ада разгневается, – а такое с ним частенько случалось, порой без всякого повода, – Кухериал поспешно забормотал:

– Нельзя ли мне ту бесовочку, что в вашей приемной сидит, того…

– В каком смысле «того»?! – рыкнул сатана.

– Получить в пользование. На одну ночь. Очень она мне понравилась.

сатана смерил беса внимательным взглядом. Поинтересовался с пониманием:

– Зазнается?

Кухериал кивнул, потупил взор.

– Смотрела на меня, словно на шваль бесовскую. А я ведь для дела все… Я же самый верный слуга тьмы.

Люцифер щелкнул пальцами. Из-за двери послышался душераздирающий, но быстро угасший вопль…

– Это все? – поинтересовался Князь тьмы.

Кухериал в ответ собирался было кинуться целовать копыта Лучезарного, но тот жестом остановил беса.

– Пшел вон! – уставшим голосом проговорил он. – И поторопись. Мое терпение не безгранично…

Копыта Сатаны за многие века были исцелованы до зеркального блеска.

Кухериал поспешно покинул кабинет Лучезарного, пятясь задом, вывалился через двери в приемную. Выяснилось, что здесь теперь пусто – только в полу зияет дымящийся пролом. Зарвавшуюся бесовку вместе с мебелью низвергли на один из кругов, в услужение кому-то из суровых герцогов.

– Потрудись теперь, чтобы заслужить расположение нового хозяина, – пробормотал мстительный бес, крайне довольный суровым наказанием. Низвергнутым в аду приходилось несладко. На них по обыкновению проверяли все новые пытки. Изобретательный ум хранителя пыточного чертога Зарах Ваал Тарага измышлял самые ужасные наказания. Мысль о том, как будет корчиться и молить о прощении подвергнутая многолетней муке бесовка, заставила Кухериала злорадно расхохотаться.

Он ударил копытами в пол, обернулся вокруг себя… и оказался возле огненных врат. Отсюда уже рукой было подать до онтологической иллюзии – реального мира, где обитали божественные образы – люди.

Несколько злых духов, испуганных неожиданным появлением Кухериала, разлетелись с недовольным шипением. Лишенные телесной оболочки, они представляли низшую ступень иерархии падших. К их помощи бесы прибегали, когда нужно было нагнать на кого-то страх или внушить черные мысли. Духи тьмы умели вызывать зависть, гнев, делать человека ленивым и слабым. Но по своей воле действовали неохотно – боялись, слишком многие из них рассеялись под сияющими мечами ангелов-хранителей и сильно пострадали от наложенной на человека благодатной молитвы.

Служители бога действовали, не утруждая себя лишними терзаниями: клинок из ножен, короткий выпад, и создание тьмы исчезает навсегда, а вместе с ним нехорошие мысли и чувства в душе человека.

«Еще бы им не демонстрировать такую решимость, – думал Кухериал, материализуясь – этот процесс по причине отсутствия подлинной демонической силы занимал у беса довольно много времени, – с такой крышей и я был бы спокоен. Всепрощающий боженька всегда прикроет, даже в случае злоупотребления служебным положением. А у нас чуть что – сразу к Зараху Ваал Тарагу или на плаху, и ходи потом пару веков, таская повсюду голову, словно кочан капусты. Если, конечно, ее не определят в пыточный чертог. А тебя, лишенного головы, на рудники».

Бес-искуситель заспешил через кладбище – традиционное место материализации детей ада. Концентрация зла здесь была такой сильной, что люди ощущали ее физически, опасаясь забредать на погост по ночам и не испытывая охоты приходить на кладбище днем. Из-под земли до Кухериала доносились стоны и причитания. Мертвецы ворочались в могилах, скребли крышки гробов длинными ногтями, грызли обивку обломками зубов. Все эти звуки очень веселили беса. После посещения Люцифера и низвержения секретутки Исиолы настроение у Кухериала установилось самое замечательное.

«Только бы какая-нибудь сволочь не спутала планы», – подумал он и спохватился: надо контролировать себя – высшие святые умеют слышать мысли на значительном расстоянии. Что касается падших, то никому из них этот дар недоступен. Даже высшим демонам и архидьяволам. Поэтому и одерживают ангелы победу за победой. Зато на стороне слуг Сатаны изощренное коварство и отсутствие необходимости следовать заповедям. У детей ада только одна заповедь – брось в грешника камень потяжелее.

Онтологическая иллюзия

2010 год от Рождества Христова

Все дела обычно начинаются одинаково. На сотовый звонит неизвестный и, старательно коверкая голос, предлагает встретиться, чтобы «обсудить детали».

Знаем мы эти детали. Карданный вал от автомобиля «Мерседес» – вот это деталь. Или шасси сверхзвукового истребителя – тоже деталь. А тут не детали, а сплошные убийственные подробности. От которых у простого обывателя волосы шевелятся, и хочется немедленно оформить выезд за рубеж, чтобы никогда больше не возвращаться в эту страшную злую страну.

Еще бывает, приходит сообщение по электронной почте, где написано что-нибудь вроде этого: «Здравствуйте, уважаемый администратор сети, возникла проблема, необходимы ваши услуги по очистке системы от вируса. Слейте координаты для встречи на почтовый ящик».

Всем этим людям нужен именно я – просто потому, что я реальный профи. И на сегодняшний день один из самых востребованных специалистов «по очистке системы от вирусов» в стране. Заказы я получаю намного чаще, чем мои коллеги по опасному бизнесу. Вовсе не потому, что я какой-нибудь особенный, и даже не в той связи, что репутация у меня безупречная, а по той простой причине, что берусь за дела самые невыполнимые и грязные с точки зрения личного риска. И потом я не только крупный специалист по отстрелу больших шишек, я еще и крупный специалист по отстрелу крупных специалистов.

Любой нормальный киллер, узнав какого динозавра придется валить, непременно откажется лезть в такую серьезную заваруху. Я единственный, кто берется за заказы любой сложности. Мне гигантских ящеров и их подручных стрелять дюже интересно.

Люди меня знают – и друг другу советуют. Позвонит, к примеру, некий депутат Пупкин своему помощнику и спросит: «Кто у нас главный специалист по динозаврам?» А тот ему и ответит: «Конечно, Вася… Вася… Вася… Ну, кто его не знает?». Песня такая была. Почти про меня написана. И даже если заказчик оказался настолько туп, что поручил крупный заказ какому-то другому Васе, это непростое дельце покружит по стране и все равно найдет меня.

Учитывая мою весовую категорию, работать чаще всего приходится по контингенту внушительному: банкиры, директора крупных фирм, преступные авторитеты разных мастей, главари бандформирований и прочие богатые господа. Ну да, есть у меня на совести парочка известных на всю страну журналистов и несколько общественных деятелей, но они сами напросились: вели себя нагло, задвигали вредные речи, копали под солидных людей. Вот и погорели за излишнюю инициативность и принципиальность.

Меня работа с людьми социально значимыми устраивает: чем выше объект летает, тем серьезнее сумма вознаграждения, когда я сбиваю его с небес и отправляю под землю.

У меня зазвонил телефон.

«Кто говорит? Слон», – всплыло из памяти. Я к стихам равнодушен. Но пара стихотворений запомнилась с детства, и по сию пору строчки из них крутятся на языке: «Я рассердился, да как заору: Нет, это чужая квартира. – А где Мойдодыр? – Не могу вам сказать. Позвоните по номеру сто двадцать пять». Хорошие стихи. Смешные. Сейчас такие не пишут. Я, правда, детские стихи редко читаю.

Когда послышалось треньканье телефона, я по обыкновению слушал речи любимого телевизионного психолога и чистил винтовку. Настоящий профессионал оружие всегда держит в боевой готовности. Поэтому комплект для чистки винтовки у меня не застаивается. Ершики, удлинители шомпола, разнообразные западные и отечественные протирки приобретаю регулярно. Я нажал кнопку, поднес трубку к уху.

– Кто говорит?..

Оказалось, вовсе не слон. А человек весьма влиятельный и серьезный. Мне приходилось несколько раз вести с ним дела, и я доверял ему в плане чистоты интриги. Как впоследствии выяснилось, напрасно.

– Надо бы встретиться, – коверкая голос, прохрипел заказчик.

– За «Пушкинским», – сказал я, – в сквере, в десять вечера.

– Договорились. – Он отключился.

Если спокойствие напускное, тревожное настроение рано или поздно прорвется наружу, и тогда жди беды. Нервничать в моем деле нельзя. Настоящий профессионал никогда не теряет лица, сохраняя внутреннюю гармонию и внешний лоск.

Я мирно сидел на лавочке и ждал. Место за кинотеатром «Пушкинский» удивительно тихое для центра Москвы. Никаких тебе волнений по поводу милиции. Никакого беспокойства из-за граждан, способных помешать беседе двух серьезных людей.

В руках я держал газету, но текст не видел. Во мне царило безмолвие тишины. В голове плавно перетекали тягучие мысли. Я был незаметен даже самому себе, не то, что окружающим.

Я никогда не привлекал лишнего внимания. Внешность у меня самая что ни на есть неприметная. «Среднего роста. Плечистый и крепкий. Знак ГТО на груди у него. В кожаной куртке. И кожаной кепке. Больше не знаю о нем ничего». Это про меня написано. Второе стихотворение, которое вечно вертится на языке. Только кепку я не ношу. Слишком заметный аксессуар. Никаких головных уборов. Предпочитаю аккуратный полубокс. Да и вместо куртки на мне неприметный кожаный пиджак, больше подходящий для теплого августа.

Черная Волга, автомобиль чиновников, демонстрирующих, насколько они близки к народу, остановилась неподалеку. Заказчик выбрался из машины, склонился к водителю, дал указание ждать и вальяжной походкой уверенного в себе мужчины средних лет и далеко не среднего достатка направился через парк. Я давно заметил, у «хозяев жизни» походка похожая. Наверное, потому, что все они принадлежат к одной человеческой разновидности – шишка с ветки, некто сверху. Заказчик опустил министерский зад на скамейку. И начал без предисловий излагать «убийственные подробности».

Слив информацию, мой старый знакомец коротко на меня глянул. Я сидел, не оборачиваясь, будто все сказанное меня не касалось. Позу эту можно описать следующим образом – я отдыхаю после тяжелого рабочего дня, читаю газету, и мне невдомек, с чего это какой-то тип вздумал сам с собой поговорить.

– Справишься? – спросил он тихо.

Вопрос явно лишний. Я коротко кивнул. Принял из его рук плотный пакет с наличными, сунул в карман пиджака. Поднялся и быстрым шагом направился к выходу из сквера.

У выхода из сквера толпились темные личности . Такое у меня о них сложилось странное впечатление. Около десяти человек. Все в черном. Топчутся на одном месте, перешептываются тихо. Лиц не видно, словно специально прячут. Я проследовал мимо. На какой-то миг мне показалось, темные личности пристально смотрят в спину, замышляя что-то недоброе. Звериное чутье меня никогда не подводило. Я обернулся. Но, к своему удивлению, никого не увидел. Только освещенную фонарем с улицы дорожку и силуэт дворницкой будки в обрамлении низкого кустарника.

Незнакомцы исчезли в мгновение ока. Испарились подобно миражу. Я мог бы поклясться, что пару секунд назад наблюдал их сутулые спины и размытые в тусклом освещении лица. Не спрятались же они всем скопом за дворницкой будкой?!

Я поежился, возникло желание пойти проверить, не толпятся ли там действительно подозрительные шутники. Но заказчик продолжал сидеть на скамейке, мое поведение вызовет у него лишние вопросы, поэтому я поспешил убраться из чертового сквера.

Казалось бы, этому происшествию не стоило придавать лишнего значения. Мало ли подвыпивших студентов и любителей разыгрышей бродит по московским улицам. Но меня вдруг охватило ощущение, что я ввязался в очень нехорошую историю… Смешно, если вдуматься. Вот уже несколько лет я только и делал, что ввязывался в нехорошие истории, но настоящую тревогу почувствовал впервые.

Гавриил Натанович Северцев, помощник депутата и учредитель нескольких серьезных фирм по продаже российского леса Китаю буравил спину наемника недовольным взглядом. Гавриилу Натановичу было не по себе. Когда в прошлый раз понадобилось убрать одного не в меру ретивого журналиста, он не испытывал и тени сомнений. Надо – значит надо. Журналюга накопал компромат, способный похоронить весь бизнес разом. Дело в том, что в фирме Гавриила Натановича имелось несколько специалистов узкого профиля – по поджогам. Согласно российскому законодательству, горелый лес подлежит вырубке. Китайцы скупали его с удовольствием, платили без запинки. Тогда все было просто. Теперь же бизнесмена посетило несколько иное чувство – что-то здесь не так. Он и сам не знал, с чего это вдруг испытал столь острое желание, во что бы то ни стало осуществить этот заказ. Ведь с потенциальной жертвой он даже не знаком.

– Гаврила?!

Гавриил Натанович вздрогнул всем телом, его напугал пронзительный и злой голос – такие модуляции, раз услышав, уже не забудешь. Помощник депутата перевел взгляд на темноволосую красотку в черном кожаном плаще. Девица появилась перед ним словно из ниоткуда. Бросался в глаза ослепительно яркий рот, обведенный красным, и не менее яркие ногти.

– Ты кто?.. – успел поинтересоваться Гавриил Натанович, когда эти самые ноготки вонзились ему под подбородок, оказавшись острее и тверже японских ножей для суши.

Мужчина задергался всем телом, захрипел придушенно. Боль была такой сильной, что если бы не железная хватка, он зашелся бы пронзительным криком. Но позвать на помощь и просто оповестить окрестности о своих невыносимых страданиях Северцеву не дали. Зрение заволокло черным, помощник депутата понял, что зрит изнанку собственного черепа. Но прежде чем его глаза закатились, он успел увидеть, как девицу обступают со всех сторон какие-то типы, одетые, как и она, во все черное. Мерзавцы глумливо скалились, демонстрируя головешки гнилых зубов – не иначе, радовались происходящему в сквере смертоубийству. На бледных лицах синели пятна. А у одного, самого высокого, вместо правого глаза темнел провал. Эти нелепые рожи стали последним, что увидел умирающий Северцев.

Покидая привычную реальность, Гавриил Натанович отрывисто мыслил: «Боже, как глупо… И как невовремя». Карьерные дела в последнее время шли в гору. Молодая любовница разгоняла кровь по венам. И припрятанные до времени в дачном домике пачки евровалюты внушали самые радужные надежды на будущее. К тому же, маячила перспектива переезда в теплую богатую страну.

Мысли окончательно смешались, стали похожи на размазанный по плоскости фруктовый кисель, и помощник депутата умер окончательно…

Гадкие рожи тут же возникли снова. Правда, черные незнакомцы прибавили в размерах и отрастили кожистые крылья и клювы. А вот жестокая убийца с кровавым ртом таинственным образом растворилась.

Гавриил Натанович внезапно понял, что его сознание снова при нем. Он осознает себя личностью, мыслит, следовательно, существует. Конечно, с ним происходит необъяснимое. Но сойти с ума может каждый. Есть специальные врачи. Они приведут его в чувство.

– Пошли, – рыкнуло одно из страшилищ.

– Куда?! – голос Гавриила Натановича сорвался. Он тут же вспомнил, с ним только что сотворили чудовищное злодеяние, схватился за горло, но рана таинственным образом исчезла.

– На судилище!

– Шутите?! – с надеждой поинтересовался усопший. Но, глянув в ничего не выражающие лица, пустые глаза существ, понял, что шутки для него закончились, возможно, навсегда, и за все содеянное придется расплачиваться. Он кинулся в сторону, еще на что-то надеясь, но его тут же схватил за одежду десяток цепких рук… да и не рук вовсе – лапищ, на каждой по три пальца с закорючкой острых когтей. Грешника подбросили вверх, раскрутили, словно детскую игрушку – при этом Гавриил Натанович наконец-то зашёлся в истошном крике – и зашвырнули в обнаружившийся в земле разлом.

Следом за усопшим в недра скользнули двое: один – рогатый, покрытый клоками рыжей шерсти, другой – чистый лицом, в белоснежной хламиде, с сияющим нимбом над золотыми кудрями…

Главную ценность для любого профессионала представляют навыки и интеллект. И если первое можно наработать, то точность и логичность мышления – ценность врожденная, ее невозможно приобрести с опытом. Зато можно утратить. Конечно, хватает профессий, где для успешной деятельности важны одни только навыки. Но для убийцы-профессионала моего уровня ясность ума представляет главную ценность. Именно поэтому я не мог позволить себе многие простые удовольствия, доступные людям иного рода занятий. Под запретом был, к примеру, алкоголь. Я строго дозировал спиртное, осознавая, как важно быть постоянно в форме. Я не мог позволить себе утрату самоконтроля даже на краткое время. Поэтому я отлично запомнил этот страшный день. День, когда я сошел с ума.

Встреча с темными личностями сильно меня покоробила. Прежде я не испытывал проблем с восприятием действительности. Обуреваемый мрачными предчувствиями, я внезапно заметил, что у стены лежит нечто притягательное – потерянная кем-то крохотная вещица, посверкивала, словно специально сигнализировала: «найди меня». Я поднял блестящий предмет. В ладони лежал золотой кулон в виде глаза с красным камнем зрачка. Украшение поражало изяществом исполнения, тонкие линии сочетались с приятной тяжестью золота. Я сунул находку в карман.

Впоследствии я неоднократно прокручивал в памяти этот момент и всякий раз убеждался, что именно тогда, с обретением золотого ока, я почувствовал, что с головой творится неладное.

Я начал видеть то, чего нет. Просто потому что этого не могло быть. Поначалу все было в порядке, я даже успокоился немного. Затем физиономии пассажиров со встречного эскалатора вдруг стали отливать мертвенной синевой. Они напоминали делегацию оживших трупов, чей конечной целью является кладбище, а пока они решили посетить центр города. Дежурная у экскалатора с лицом, будто вываренном в кипятке, – чудовищная старуха, – подмигнула, когда я встретился с ней взглядом, и облизала морщинистый рот. А затем мне навстречу вывалилась со станции Чеховская толпа очень странных граждан – карлики в широкополых шляпах, гиганты с руками ниже колен, гримасничающие клоуны со злыми лицами. И много-много хохочущих пожилых женщин. Они мельтешили вокруг меня, словно я стоял в центре гигантской карусели.

Вжав голову в плечи – мне казалось, все они смотрят на меня – я поспешно скрылся в одном из вагонов. В этот час в поезде было многолюдно. Почему-то всеобщее внимание привлекал именно я. Люди оборачивались, смотрели на меня с недоумением, открывали рты и молчали, будто хотели что-то поведать, но никак не могут вспомнить, что именно. Во взглядах читался неподдельный интерес, словно все они ждали, когда я, наконец, перестану прятать лицо и достану из кармана белого кролика. Или начну распиливать женщину…

В темных стеклах вагона метро прыгало неясное отражение. Очертания моей фигуры время от времени исчезали, сменяясь парой едва различимых существ. Иногда мне казалось, они сцепились между собой в беззвучном поединке. А после очередного перегона существа начинали пританцовывать, строить рожицы. Затем я вдруг обнаруживал, что они исчезли, и стекло снова отражает мою перекошенную от страха физиономию.

Я выбежал на перрон, расталкивая людей, кинулся вниз по лестнице. Это он. Заказчик. Каким-то образом он отравил меня. Но как? Сверток с деньгами. Он передал его мне. Яд попал на кожу. А через кожу просочился в организм. Надо как-то избавиться от яда. Но где найти противоядие?

В переходе несколько музыкантов создавали чудовищную какофонию. Непомерно толстый тромбонист, раздувая щеки, терзал инструмент – извлекал из его медных недр отвратительные звуки. Флейта вгрызалась в слух пронзительным дискантом. Ее держал в руках тощий субъект в зеленом цилиндре, похожий на стручок фасоли. Секцию духовых дополняли два слепых гитариста. Оба с бельмами вместо глаз, рвали струны и ревели в исступлении парой белуг.

Самое странное, что никто из пассажиров метрополитена не обращал на чудовищный оркестр никакого внимания. Лишь один нетрезвый мужик попробовал отплясывать под лишенные гармонии звуки. Но потом упал и растекся радужной бензиновой лужей. Мне стало страшно, что со мной может произойти нечто подобное. Внезапно я понял, что уже довольно продолжительное время стою посреди перехода, пораженный удивительной картиной. Люди натыкались на меня, но я их попросту не замечал.

Происходящее все больше напоминало сон. Или кошмарные видения торчка, наглотавшегося галлюциногенов.

Нет, заказчик не мог меня отравить. Он заинтересован в выполнении заказа. Или все же мог? А заказ был просто предлогом. А если предположить, что это не он? Тогда кто? Кто мог желать… нет, не убить меня, а свести меня с ума? Да и какой в этом прок?

Я попробовал вспомнить, когда последний раз ел. Выходило, что с утра, дома. С тех пор я не принимал пищу. А может, наркотики ни при чем? Вдруг я просто устал, ведь, если вдуматься, то я постоянно испытываю стресс – вот организм и отозвался таким образом. Очень хотелось надеяться, что всему виной переутомление.

Я прислонился к стене, еще раз глянул на оркестр – и похолодел от ужаса. Диковинный квартет исчез, на его месте стоял тощий бородатый музыкант с гитарой и горланил: «На ковре из желтых листьев в платьице простом…»

Галлюцинации наполнили мир новыми нереальными образами. Я больше не мог доверять органам чувств – они обманывают меня. Я понял, что начинаю утрачивать связь с реальностью. И если сейчас же что-нибудь не предприму, то окажусь в желтом доме. Это в лучшем случае. А в худшем, меня просто убьют. Мало ли у меня врагов, которые только и ждут, чтобы я утратил контроль и проявился. Только в Москве две группировки, приговорившие меня к смерти.

– Необходимо избавиться от этой заразы, – бормотал я под нос, направляясь к дому…

По дороге происходило много странного. Я постарался не обращать внимания на диковинные происшествия: летающие собаки с рогами, торчащая из канализационного люка голова в дамском чулке, гигантский пучеглазый таракан на кнопках лифта, марширующие в лифте новогодние елки, висящие по всей лестничной площадке портреты известных политических деятелей и отползающие от меня домашние тапочки… И это далеко не полный список того, с чем мне пришлось столкнуться.

Окончательно я утвердился в мысли, что я схожу с ума, когда в комнату через форточку, прорвав капроновую сетку, с громким жужжанием ворвалась стая комаров и расположилась на потолке причудливым узором, напоминающим неровную пятиконечную звезду. Я решил, что насекомые за мной наблюдают, и стал лупить их свернутой в трубу газетой, издавая нечленораздельные крики. Совсем обезумел от увиденного. Успокоился я только тогда, когда на потолке от их сплющенных крупных тел осталась уже совершенно отчетливая пятиконечная звезда. Зато теперь я был уверен, что ночью эти твари не нападут на меня и не загрызут до смерти.

Я схватил трубку, набрал номер своего помощника и заорал:

– Владик, найди мне врача, срочно!

– Пулевое? – откликнулся деловитый голос. – Куда?

– В голову. Не пулевое. – Я вскрикнул от ужаса, потому что из зеркала шагнула темная фигура и, упав на пол, принялась перекатываться волнами по ковру. – Похоже, меня чем-то накачали. Пусть врач возьмет все что нужно, чтобы очистить кровь. В общем, сделайте все, что надо, чтобы я быстро оклемался. Сам знаешь, чем это грозит.

– Будет сделано! – сказал Владик. За что я его ценил, так это за понятливость.

С расторопностью дела обстояли хуже. «Скорая» помощь прибыла только через час. К этому моменту я из цельной личности, морально устойчивой и нордически характерной, превратился во взлохмаченного субъекта, старадающего параноидальным синдромом. Я держал дверь на цепочке и долго допрашивал Владика, дабы удостовериться, что он – это он.

Когда мой помощник, наконец, попал в квартиру, вид у него был действительно обеспокоенный.

– Что, действительно в голову ранили? – выпалил он.

Доктор сделал все, что мог – поставил капельницу, посоветовал больше отдыхать и отбыл. Владик внял моей настойчивой просьбе остаться на некоторое время.

– Но только на час, – сказал он. – У меня потом свидание, с девушкой.

– Имей совесть, – возмутился я. – За что я тебе деньги плачу? Насчет девушки мог бы и не уточнять. Я в курсе, что ты не из этих…

– Деньги ни при чем, останусь из дружеских побуждений. Но ненадолго.

Владик присел на стул, глядя на меня с сочувствием. И тут же вскочил, переполошившись, когда я заорал во все горло:

– Ты это видишь?!

На дверце шкафа проступали явственные очертания лица. Размером оно было метр на метр. На месте рта и глаз чернели темные провалы.

Владик, пребывая в недоумении, осмотрел шкаф, но не нашел в нем ничего необычного. Я понял, что медикаментозное лечение не помогло – видения не желали покидать мой отягощенный нервной работой разум.

Вскоре мой помощник ушел, нервно посмеиваясь, а я остался один на один со своей паранойей. Разумеется, я мог бы задержать Владика, но мне хотелось разобраться в себе. Если в моем нынешнем состоянии виноват не наркотик, и я действительно свихнулся, надо понять, как дальше жить с мозгами набекрень.

«Некоторые живут, и ничего, – размышлял я, – взять хотя бы большинство художников и писателей. Особенно – фантастов. Среди них процент сумасшедших очень велик. И ничего, малюют что-то, пишут всякую ерунду».

– Черт бы вас побрал! – заорал я, глядя, как по потолку стелятся клубы воображаемого дыма, а занавеска сама собой заворачивается, обрисовывая четкие очертания женской фигуры.

Тут я сел на кровати, взял себя за нижнюю челюсть, зафиксировал – она тряслась так, что стучали зубы, и сказал себе: «Сей же час ты возьмешься за это дело. А что касается галлюцинаций, придется с ними свыкнуться. Помнишь, Вася Кулаков, как выглядела реальность раньше? Вот так и будем ее воспринимать. А весь этот бред пусть себе существует вокруг. Лечением бреда займемся позже. Когда дело будет сделано, и объект упокоен».

Я включил телевизор и под бормотания телевизионного психолога через некоторое время заснул. Что и говорить, даже в самых необычных обстоятельствах я умел проявить характер.

Чистилище

7519 год от Сотворения Мира

– По вопросу пари… Остался год, – архангел Михаил поправил нимб, так и норовящий съехать на левое ухо.

Люцифуг Рокофал скривился. Разговор доставлял ему почти физические страдания. Вот уже несколько веков он ведет переговоры со святыми в Чистилище, но хотя бы смягчить условия пари так и не удалось. А ведь он еще в самом начале знал, что спор, затеянный семьсот семьдесят шесть лет назад Люцифером и богом, ничем хорошим для падших не закончится. Но увещевать Князя тьмы не совершать стратегическую ошибку, занятие неблагодарное. Не дай вершитель, Его темнейшество разгневается и низвергнет на один из кругов. Страшное дело! И как он с таким вспыльчивым характером умудрился на протяжении стольких веков управлять Адскими пределами?!

Однажды Люцифугу Рокофалу, премьер-министру ада, заведующему переговорами с ангелами и богом, уже довелось испытать на себе сатанинский гнев. До низвержения, да восславится Тьма, не дошло, но теперь он был вынужден пребывать в жалком облике горбуна с квадратной головой, без возможности сменить личину. Святые порядком потешались поначалу над кубической формой демонического черепа, то и дело норовили поставить сверху кружку с амброзией и портвейном «777», но потом попривыкли. Люцифуг сносил насмешки стойко, знал, что когда-нибудь заслужит прощение, и Люцифер вернет ему способность перекидываться. В лучшие времена Рокофал предпочитал облик пятиметрового урода, с толстыми лапищами и широкой пастью, наполненной тонкими, острыми, как иглы, зубами. В этом образе он внушал ужас и содрогание всякому, кто его видел. А бесовки и дьяволицы из Предела похоти сотнями падали перед его совершенной демонической красотой и поспешно раздвигали колени. Было у премьер-министра до опалы и еще несколько излюбленных личин. Одна страшнее другой.

Хотя с Люцифером ему, конечно, было не тягаться. Владыка ада мог принимать тысячи образов. Кроме того, он слышал и видел все, что происходит в Царстве зла. От его темной воли можно было укрыться разве что в раю или в созданном богом мире, привычно называемом в аду онтологической иллюзией. Да и то далеко не везде. Были такие места, где власть Люцифера становилась безграничной…

– Что вам даст обычная справедливость? – проговорил премьер-министр ада вкрадчиво. – Может, все же, пересмотрим условия договора?! Ведь это же сущий грабеж, если подумать. А я бы тебе такую бесовочку подогнал, Михаил… Буфера – во, – Рокофал вытянул руки и продемонстрировал размеры. – Бедра вот такие… вот такие вот. Сама стройненькая, гладенькая, любо-дорого поглядеть. Ну, чистый ангелочек. Если пожелаешь, можно ее и в блондиночку перекрасить. И в рыжий цвет. Или предпочитаешь брюнеток?

– Похоть – грех! – ответил Михаил. Он давно привык к тому, что адский премьер-министр пытается его искушать. Это качество было частью демонической природы, и Люцифуг Рокофал попросту не мог с собой ничего поделать.

– Золото? – одними губами шепнул он.

– Еще одна попытка подкупа?! – архангелу, наконец, надоел этот балаган, и он свел брови над переносицей, от чего его лик сделался грозен.

– Да ты что?! – Рокофал всплеснул руками. – Я ж так, просто из врожденной щедрости. Ну и чтобы переговорный процесс разнообразить. Ну, скажи на милость, на кой ляд вам справедливость в мире? Неужели не понятно, что справедливость – понятие абстрактное? Argumentari [7]?

Речь адского премьер-министра отличалась изрядным разнообразием. Высокопарные фразы сменялись нецензурной бранью. А благородная латынь, появляясь в том или ином обороте, вдруг в следующее мгновение обращалась языком уголовной среды. Так изъяснялись почти все падшие создания, обнаруживая даже в речи лукавство и лживость натуры. Разумеется, только те из них, кто умел говорить. Ведь некоторые даже языка не имели. Их примитивный речевой аппарат состоял из одной утыканной иглами гортани, способной, правда, извергать пламя.

– Сократ сказал: справедливый человек счастлив.

– Вы верите этому безумцу? Я понятия не имею, как он оказался в раю. За ним числится множество прегрешений. Он – настоящий сумасшедший. И сексуальный извращенец, к тому же.

– Мы верим не безумцу. Мы и сами полагаем, воцарение справедливости даст людям укрепление веры в бога, позволит очиститься, – голос Михаила звучал торжественно, святые питали склонность к вычурной патетике. – Ведь если каждому воздастся по делам его еще при жизни, человек станет верить, что бог есть.

– И перестанет верить в существование загробного мира.

– Это обстоятельство абсолютно не важно. Ведь после смерти все невинные души окажутся в раю. Там они прозреют. Поймут, что бог есмь, и загробный мир тоже есмь. И тогда наступит царство добра и всеобщей благости во веки веков, аминь.

– Да это же просто блядословие какое-то! – вскричал выведенный из себя Люцифуг Рокофал.

– Не сметь сквернословить в моем присутствии! – возмутился Михаил.