Последняя песня Спаркс Николас
– Я не это хотела сказать. С такими очками, как у тебя, взор действительно получается орлиным!
– Да, они очень хорошие, – промямлил он, но когда отвернулся к стене, она поежилась. Он хороший парень. Конечно, иногда доводит ее. Но это он не со зла.
Она подошла и присела на его кровать.
– Эй, прости, я не хотела. Просто у меня настроение не то.
– Знаю, – кивнул он.
– А ты побывал на других аттракционах?
– Па водил меня почти на все. Его чуть не укачало! А меня нет! И я не боялся в доме в привидениями. Сразу увидел, что они ненастоящие!
Она похлопала его по спине:
– Ты всегда был храбрецом.
– Да! Помнишь, когда в квартире погас свет? Ты испугалась, а я нет!
– Помню.
Видимо, он удовлетворился ответом. Но вдруг снова притих, а когда заговорил снова, она едва расслышала:
– Ты скучаешь по ма?
Ронни получше укрыла его.
– Да.
– Я вроде как тоже. И мне не понравилось быть здесь одному.
– Па был в соседней комнате, – напомнила она.
– Знаю. Но все равно рад, что ты вернулась.
– Я тоже.
Он улыбнулся, но тут же вновь помрачнел.
– Как по-твоему, с ма все в порядке?
– Конечно, – заверила она. – Но я точно знаю, что и она по тебе скучает.
Утром Ронни разбудило солнце, заглядывающее в окна. Она не сразу поняла, где находится. Посмотрела на часы и не поверила глазам.
Восемь утра?
Она плюхнулась обратно в постель и уставилась в потолок, прекрасно понимая, что о сне не может быть речи. При таком ярком солнце? Да и отец уже барабанит на пианино в гостиной.
Тут она вспомнила прошлый вечер, и гнев на отца разгорелся с новой силой.
Добро пожаловать в очередной день в раю!
За окном слышался отдаленный рев моторов. Ронни встала, раздвинула занавески и тут же испуганно отскочила при виде енота, сидевшего на рваном мешке с мусором. Енот уже успел разбросать мусор по всему двору, но выглядел таким симпатичным, что она постучала пальцами по стеклу, стараясь привлечь его внимание. И только сейчас заметила на окне решетки.
Решетки на окне. Как в тюрьме.
Стиснув зубы, она развернулась и промаршировала в гостиную. Джона смотрел мультики и ел хлопья из миски. Отец мельком взглянул на нее и продолжил играть.
Она подбоченилась, ожидая, пока он остановится. Он не остановился. Она заметила, что фотография, хоть и лишилась стекла, по-прежнему стоит на пианино.
– Ты не можешь держать меня взаперти все лето! Не будет этого! – выпалила она.
Отец, продолжая играть, поднял глаза:
– О чем ты?
– Ты поставил решетки на окно. Я что, заключенная?
– Говорил я, что у нее крыша едет, – прокомментировал Джона, не отводя взгляда от телевизора.
Стив покачал головой. Пальцы по-прежнему бегали по клавишам.
– Я ничего не ставил. Они уже были в доме.
– Не верю!
– Были. Чтобы произведения искусства не украли, – подтвердил Джона.
– Я не с тобой говорю! – огрызнулась она. – Давай начистоту: этим летом ты не посмеешь обращаться со мной как с ребенком! Мне уже восемнадцать.
– Восемнадцать тебе исполнится только двадцатого августа, – напомнил Джона.
– Не будешь ли так любезен не лезть в чужие дела? Это касается только меня и отца.
– Но тебе еще нет восемнадцати, – нахмурился Джона.
– Суть не в этом.
– Я думал, ты забыла.
– Не забыла! Не настолько я глупа.
– Но ты сказала…
– Может, заткнешься хоть на секунду? – прошипела она, не сумев скрыть раздражение.
Отец продолжал сосредоточенно играть.
– То, что ты сделал вчера… – начала она и осеклась, не умея облечь в слова все, что происходило, все, что уже произошло. – Я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. Неужели сам не понимаешь? После того как ты нас бросил, у тебя больше нет прав приказывать мне, что делать. И не можешь ли ты меня послушать?
Отец немедленно опустил руки.
– Мне не нравится твоя дурацкая игра.
– Какая игра? – удивился он.
– Вот эта, на пианино! Непрерывная! Плевать мне на твои усилия заставить меня тоже сесть за пианино! Я больше никогда не буду играть! Особенно для тебя!
– Договорились.
Она ждала, что он что-то добавит, но отец молчал.
– И это все?! – вскинулась она. – Все, что ты можешь сказать?
Отец, казалось, не находил подходящего ответа.
– Хочешь есть? Я поджарил бекон.
– Бекон?! Ты поджарил бекон?
– Ой-ой, – пробормотал Джона.
Отец вопросительно взглянул на него.
– Она вегетарианка, па, – объяснил он.
– Правда? – хмыкнул отец.
– Уже три года, – ответил за нее Джона. – Но она иногда бывает не в себе, так что тут нет ничего удивительного.
Ронни потрясенно воззрилась на него, гадая, почему беседа приняла какой-то странный оборот. Речь шла не о беконе, а о том, что случилось вчера вечером.
– Давай сразу договоримся, – отчеканила она. – Если ты когда-нибудь еще пошлешь копа, чтобы привести меня домой, я не просто откажусь играть на пианино. Я не просто уеду домой. Я больше в жизни не буду с тобой разговаривать. А если не веришь, попробуй проверить! Я уже прожила три года, ни единого слова тебе не сказав, и мне это далось легче легкого!
С этими словами она потопала обратно в спальню. Приняла душ, оделась и ушла из дома.
И первое, о чем подумала, шагая по песку, что зря не надела шорты. Было уже жарко, и воздух был горячим и влажным. По всему пляжу на разостланных полотенцах лежали люди; дети играли в волнах прибоя. Она заметила с полдюжины виндсерферов со своими досками, ожидавших подходящей волны.
Бродячий цирк уже уехал, аттракционы разобрали и лотки увезли. Остались только кучи мусора и остатков еды.
Вскоре Ронни добралась до небольшого делового центра. Магазины еще не открылись, но большинство были из тех, куда она ногой не ступала: туристические пляжные лавчонки, пара магазинов одежды, специализирующихся на продаже блузок и юбок, которые могла бы носить ее мать. «Бургер-кинг» и «Макдоналдс», два места, куда она из принципа отказывалась заходить. Отель и несколько модных ресторанчиков – вот почти и все. Ее заинтересовали только магазин для серферов, музыкальный и старомодная закусочная, где было бы приятно посидеть с друзьями… будь у нее друзья.
Ронни вернулась обратно на пляж и, огибая дюну, отметила, что народу прибавилось. День выдался прекрасный: солнечный, ветреный, небо было безоблачным и синим. Будь рядом Кейла, Ронни, возможно, решила бы провести весь день на солнышке, но Кейлы здесь не было, а она вовсе не собиралась надевать купальник и сидеть в одиночестве. Но что еще остается делать?
Что, если попытаться найти работу? Под этим предлогом можно целыми днями не появляться в городе. Она не видела в витринах объявлений «Требуется», но кому-то нужны люди, верно?
– Ты вчера добралась до дома? Или коп начал к тебе приставать?
Оглянувшись, Ронни увидела Блейз, сидевшую на дюне. Подумать только, Ронни так задумалась, что даже ее не заметила.
– Никто ко мне не приставал.
– О, значит, это ты к нему приставала?
– Ты закончила? – сухо спросила Ронни.
Блейз пожала плечами, лукаво подмигнула, и Ронни невольно улыбнулась.
– Так что случилось после моего ухода? Что-нибудь волнующее?
– Нет. Парни ушли, не знаю куда. Оставили меня одну.
– Ты не пошла домой?
– Нет.
Она встала и стряхнула песок с джинсов.
– Деньги есть?
– А что?
Блейз выпрямилась.
– Я ничего не ела со вчерашнего утра. Я дико голодна.
Уилл
Уилл стоял в яме под «фордом-эксплорером», следя за маслопроводом и одновременно стараясь отвязаться от Скотта: легче сказать, чем сделать. Скотт постоянно приставал к нему насчет вчерашнего вечера, с тех пор как они утром приехали на работу.
– Ты все не так понимаешь, – продолжал Скотт, пытаясь зайти с другой стороны. Он уже успел снять с полки три банки с маслом. – Есть разница между «перепихнуться» и «вновь сойтись».
– Мы с этим еще не покончили?
– Покончили бы, будь у тебя хоть капля здравого смысла. Но, судя по всему, очевидно, ты сбит с толку. Эшли не хочет возвращаться к тебе.
– Ничего подобного, – отмахнулся Уилл, вытирая руки бумажным полотенцем. – Она хотела именно этого.
– А Касси говорит иначе.
Уилл отложил полотенце и потянулся к бутылке с водой. Мастерская его отца специализировалась на ремонте тормозов, и па всегда хотел, чтобы она выглядела так, словно пол только что натерт и двери пять минут назад распахнулись для клиентов. К сожалению, кондиционер был для него далеко не так важен, и летом средняя температура чем-то напоминала пустыню Мохаве и Сахару.
Он долго пил, не торопясь осушить бутылку, в нелепой надежде, что Скотт заткнется. Более упертого человека, чем он, нет на свете. Этот парень способен кого хочешь свести с ума!
– Ты не знаешь Эшли, как знаю ее я, – вздохнул Уилл. – И кроме того, все кончено. Не знаю, почему ты постоянно об этом талдычишь.
– Но я твой друг, и ты мне небезразличен. Я хочу, чтобы ты наслаждался этим летом. И сам хочу наслаждаться. Хочу наконец заполучить Касси.
– Ну и кто тебе мешает?
– Все не так-то просто. Видишь ли, прошлой ночью я тоже так посчитал. Но Эшли ужасно расстроилась, и Касси не захотела ее оставить.
– Мне очень жаль, что ничего не вышло.
– Да, сразу видно, что жаль, – с сомнением пробормотал Скотт.
К этому времени масло успело стечь. Уилл схватил банки и стал взбираться по лестнице, пока Скотт оставался внизу, чтобы вставить сливную пробку и слить использованное масло в канистру для переработки.
Уилл открыл банку и, вставив воронку, глянул вниз, на Скотта.
– Эй, кстати, ты видел девушку, которая остановила драку? – спросил он. – Ту, что помогла малышу найти мать?
Скотт не сразу понял, о чем он.
– Ту крошку с вампирским макияжем и в майке с дурацкой рыбкой?
– Она не вампир.
– Да. Видел. Коротышка с уродливой фиолетовой прядью в волосах и черным лаком для ногтей? Ты еще вылил на нее газировку. Она посчитала, что от тебя несет потом.
– Что?!
– Я только говорю, что ты не заметил выражения ее лица, после того как с ней столкнулся. Зато я видел. Она отскочила как ошпаренная. Отсюда вывод, что от тебя, возможно, несло потом.
– Ей пришлось купить новую майку.
– И что?
Уилл опрокинул над воронкой вторую банку.
– Не знаю. Она просто меня удивила. И раньше я ее здесь не видел.
– Я повторяю: что из этого?
Дело в том, что Уилл сам не знал точно, почему думает о девушке. Особенно учитывая, как мало о ней знал. Да, она хорошенькая, он заметил это сразу, даже несмотря на фиолетовые волосы и темный макияж, но на этом пляже полно хорошеньких девушек. И дело не в решимости, с которой она остановила драку. Нет, он постоянно вспоминал, как нежно она утешала упавшего малыша. Он заметил эту нежность под напускной резкостью и теперь сгорал от любопытства.
Она совсем не похожа на Эшли. И не потому, что Эшли плохой человек, это не так. Но в Эшли чувствовалась некоторая ограниченность, даже если Скотт предпочитает в это не верить. В мире Эшли все разложено по аккуратным маленьким коробочкам: популярный или нет, дорогой или дешевый, богатый или бедный, красивый или уродливый. И он наконец устал от этих поверхностных суждений и неспособности видеть другие оттенки, кроме черного и белого.
Но девушка с фиолетовой прядью в волосах…
Он сразу понял, что она не такая. Конечно, нельзя быть абсолютно уверенным, но он побился бы об заклад, что это так. Она не расклеивает ярлыки на аккуратных коробочках, потому что и свое «я» не помещает ни в одну, и это поразило его как нечто свежее и новое, особенно по сравнению с девушками, которых он знал в школе. Не говоря об Эшли.
Хотя в гараже было полно работы, мысли возвращались к девушке чаще, чем ему хотелось бы.
Не все время. Не постоянно. Но достаточно, чтобы он понял: по какой-то причине ему хочется узнать ее получше. Недаром он гадал, когда снова ее увидит.
Ронни
Блейз направилась к закусочной, которую Ронни видела, проходя через деловой центр, и нужно признать, в этой забегаловке было некоторое очарование для тех, кто тосковал по пятидесятым годам прошлого столетия. Перед старомодной стойкой стояли табуреты, пол был вымощен черно-белыми плитами. Вдоль стен стояли кабинки, обтянутые потрескавшимся красным винилом. Меню было написано мелом на доске, и насколько могла судить Ронни, за последние тридцать лет менялись только цены.
Блейз заказала чизбургер, шоколадно-молочный коктейль и жареный картофель. Ронни не смогла решить, что выбрать, и ограничилась диетической колой. Она была голодна, но не знала, на каком масле здесь жарят. Впрочем, вряд ли это было известно кому-то из обедающих. Быть вегетарианкой не так просто, и иногда ей очень хотелось отказаться от своих принципов. Особенно когда в животе урчало. Как сейчас.
Но она не станет здесь есть. Не сможет. Не потому что одержима идеями вегетарианства – просто не хотела, чтобы ее тошнило от мяса. Плевать ей на то, что едят другие: просто каждый раз, когда она думала, откуда берется мясо, представляла корову на лугу или поросенка Бейба, и ее сразу начинало подташнивать.
Однако Блейз была вполне довольна. Сделав заказ, она откинулась на стенку кабинки.
– Как тебе здесь? – спросила она.
– Чисто. Немного необычно.
– Я прихожу сюда с детства. Па приводил меня сюда каждое воскресенье, после церкви, и покупал шоколадный коктейль. Они здесь лучшие. Мороженое привозят из какого-то крохотного местечка в Джорджии, но оно изумительное. Тебе следует попробовать.
– Я не голодна.
– Врешь! – воскликнула Блейз. – Я слышу, как урчит у тебя в желудке, но как хочешь. Тебе же хуже. Спасибо за то, что накормила.
– Не за что.
Блейз улыбнулась.
– Так что случилось вчера ночью? Ты знаменитость или что-то вроде?
– Что за вопрос?
– Коп пришел именно за тобой.
Ронни поморщилась.
– Скорее всего это отец сказал ему, где меня найти. Только и всего.
– Да уж, тебе не позавидуешь.
Когда Ронни рассмеялась, Блейз потянулась к шейкеру с коктейлем. Допив до конца, она высыпала на стол соль и стала делать горку.
– Что ты думаешь о Маркусе? – спросила она.
– Я почти с ним не разговаривала, а что?
Блейз, казалось, очень осторожно выбирала слова.
– Я никогда Маркусу не нравилась… раньше. Не могу сказать, что и он мне очень нравился. Он всегда был каким-то… подлым, что ли… Но потом, года два назад, все изменилось. И когда я действительно в ком-то нуждалась, он всегда оказывался рядом.
Ронни сосредоточенно наблюдала, как растет горка.
– И?..
– Я просто хотела, чтобы ты знала.
– Прекрасно. Да ладно. Мне все равно.
– И тебя туда же.
– О чем ты?
Блейз соскребла с указательного пальца черный лак.
– Когда-то я занималась гимнастикой, и четыре-пять лет она оставалась главной в моей жизни. Но я ушла из секции из-за тренера. Настоящая тварь: всегда тыкал в ошибки и никогда не хвалил за успехи. Как-то раз я тренировалась в низком соскоке с бревна. Он подскочил ко мне и заорал, что я не так ставлю ноги и что нужно застыть на месте, – словом, все то, что я уже сто раз слышала. Мне это чертовски надоело! Ну я ответила «да ладно», и он стиснул мне руку так сильно, что синяки остались. Стал вопить, что в моем возрасте нужно быть повежливее, и если я говорю так, все равно что посылаю кого-то подальше. Поэтому, когда мне говорят «как бы там ни было», я всегда отвечаю «и тебя туда же».
Появилась официантка с заказом. После ее ухода Ронни потянулась к стакану с кока-колой.
– Спасибо за интересную историю.
– Да ладно!
Ронни снова рассмеялась. Ей импонировало чувство юмора Блейз.
– Расскажи о самом плохом, что ты сделала в жизни, – попросила Блейз, подавшись вперед.
– Что?!
– Я серьезно. Всегда задаю людям этот вопрос. Мне вправду интересно.
– Ладно, – согласилась Ронни, – только сначала ты расскажи о самом плохом, что сделала в жизни.
– Легко. Когда я была маленькой, у нас была соседка, миссис Бандерсон. Ее нельзя было назвать добрейшей душой, но к ведьмам ее не отнесешь. И не то чтобы она закрывала двери перед ребятами на Хэллоуин или что-то в этом роде, но была помешана на своем саде и газоне. Если мы проходили по газону по пути к школьному автобусу или обратно, она вылетала из дома и орала так, что уши закладывало. В общем, как-то весной посадила она цветочки в саду. Сотни цветочков. Классно вышло. А напротив жил парень по имени Билли, и он очень не любил миссис Бандерсон, потому что когда однажды его бейсбольный мяч залетел в ее сад, она его не отдала. Однажды мы рылись в садовом сарае и нашли большую бутылку спрея «Раундап». Средство от сорняков. В общем, мы с ним как-то ночью прокрались в ее сад и полили все цветочки. Не спрашивай, зачем я это сделала. Полагаю, в то время нам это казалось ужасно смешным. Подумаешь! Пусть посадит новые, верно?
Поначалу никто ничего не заметил. Прошло несколько дней, прежде чем средство начало действовать. Миссис Бандерсон каждый день поливала и пропалывала цветы, прежде чем заметила, что они начали вянуть. Мы с Билли потихоньку смеялись, потом я увидела, что она выходит в сад перед школьными занятиями, пытаясь сообразить, что творится с цветами. И даже когда я возвращалась из школы, она по-прежнему торчала в саду. К концу недели все цветы были мертвы.
– Какой ужас! – вскричала Ронни, давясь рвотным спазмом.
– Знаю. И мне все еще стыдно из-за этого. Одна из тех вещей, с которыми я ничего не могу поделать.
– Ты ей так и не сказала? Не предложила самой посадить цветы?
– Родители убили бы меня. Но больше я никогда не ходила по ее газону.
– Вау!
– Я же сказала: ничего худшего в жизни не делала. Теперь твоя очередь.
Ронни немного подумала.
– Я три года не разговаривала с отцом.
– Это мне уже известно. И не так уж все плохо. Я же сказала, что тоже стараюсь не разговаривать с отцом. А ма представления не имеет, где я пропадаю целыми днями.
Ронни отвела глаза.
Над музыкальным ящиком висел плакат с Биллом Хейли с его «Кометами».
– Я воровала в магазинах, – едва слышно призналась она. – Часто. Ничего дорогого. Просто ради адреналина.
– Воровала?
– Но больше ни за что! Меня поймали дважды, во второй раз – по ошибке. Дошло до суда. Но приговор отложили на год. Если я больше не попаду в неприятности, обвинение будет снято.
Блейз опустила поднесенный ко рту бургер.
– И это все? Ничего хуже ты не наделала?
– Я никогда не убивала чьи-то цветы, если ты об этом. Ничего чужого не рушила и не рвала.
– Никогда не совала голову брата в унитаз? Не била машину? Не брила чужих котов?
– Нет, – улыбнулась Ронни.
– Ты, вероятно, самый занудный тинейджер в мире.
Ронни снова хихикнула, прежде чем глотнуть колы.
– Можно тебя спросить?
– Валяй!
– Почему ты не пошла домой вчера ночью?
Блейз взяла со стола щепотку соли и посолила картофель.
– Не хотела.
– А твоя ма? Она разозлилась?
– Возможно, – пожала плечами Блейз.
Дверь закусочной распахнулась, и Ронни, обернувшись, увидела, что к их кабинке шагают Маркус, Тедди и Ланс. На Маркусе была майка, украшенная изображениями черепа и цепочкой, зацепленной за петлю для ремня на джинсах.
Блейз подвинулась, но, как ни странно, с ней сел Тедди, а Маркус втиснулся рядом с Ронни. Ланс взял стул в соседней кабинке и сел задом наперед. Маркус потянулся к тарелке Блейз. Тедди и Ланс мигом расхватали жареную картошку.
– Эй, это для Блейз, – крикнула Ронни, пытаясь спасти остатки. – Купите себе и ешьте!
Маркус оглядел девушек.
– И?..
– Все в порядке, – заверила Блейз, подвигая к нему тарелку. – Я все равно столько не съем.
Маркус потянулся к кетчупу с таким видом, словно был кругом прав.