Тайна ее прошлого Стил Даниэла
В сочельник, едва проснувшись, Чарли снова подошел к окну на втором этаже. Любуясь заснеженным лесом, он с легкой печалью вспоминал прошлое Рождество. И позапрошлое тоже… Все эти праздники он проводил с Кэрол, он так привык ощущать себя всегда рядом с Кэрол, что даже сейчас, по прошествии времени, удивлялся, что ее нет с ним.
Вздохнув, Чарли отвернулся от окна. Как бы там ни было, его первая ночь на новом месте прошла очень хорошо. Он заснул быстро и спал спокойно, не тревожимый ни грустными мыслями, ни тяжелыми снами. Никаких посторонних звуков он не слышал, поэтому, вспомнив рассказы Глэдис о духах и привидениях, которыми дразнил ее сын, Чарли не сдержал улыбки. Джимми утверждал, что видел Сару или ее призрак, и Чарли готов был в это поверить. История этой женщины — Сары Фергюссон — живо заинтересовала его, и он дал себе слово постараться узнать о ней как можно больше. Сразу после Рождества, решил Чарли, он съездит в Дирфилд, найдет библиотеку и местное отделение Исторического общества. Наверняка у них есть что-то, касающееся Сары и Франсуа.
При мысли о делах, которые он для себя запланировал, Чарли удовлетворенно потянулся. Шелбурн-Фоллс был тихим и спокойным городком, располагающим к сонной лени и бездействию, но Чарли был вовсе не намерен проводить время в праздности. В Дирфилде он купил альбом для эскизов, коробку пастели, и теперь ему не терпелось поскорее выйти из дома, чтобы сделать несколько набросков с натуры. Он уже сделал несколько зарисовок шале, запечатлев его с разных сторон и в разных ракурсах, чтобы проверить кое-какие свои идеи, однако пока что он получал удовольствие больше от самого процесса, чем от результатов. Впрочем, в шале он нисколько не разочаровался. Напротив, оно нравилось ему все больше и больше, и Глэдис была очень рада это услышать, когда Чарли заехал к ней, чтобы поздравить с Рождеством.
Он появился в доме Глэдис уже ближе к вечеру и неожиданно застал у нее ее соседей, которые заглянули поздравить миссис Палмер с Рождеством. Когда они наконец ушли, Чарли неожиданно поймал себя на том, что не может говорить ни о чем другом, кроме дома. Он уже обнаружил в нем несколько потайных чуланов и спрятанную в стене нишу, которую он сначала принял за посудный шкаф. До чердака Чарли пока так и не добрался, он лишь предвкушал будущие поиски.
Рассказывая обо всем этом, он был возбужден, как мальчишка, и Глэдис не могла сдержать улыбки, видя, как сверкают его глаза.
— И что ты надеешься найти на чердаке? — спросила она его. — Ее драгоценности? Или письма к Франсуа? Или ты думаешь, что Сара оставила письмо тебе? Это было бы действительно очень любопытно!
Ей нравилось так поддразнивать его. Глэдис была счастлива, что кто-то разделяет ее любовь, привязанность и интерес к старому дому. Всю жизнь — особенно в последние годы — она часто ездила туда, чтобы подумать, помечтать, просто полюбоваться природой, которая сохранилась в этом уголке леса почти что в своем первозданном великолепии. Как бы там ни было, это зачарованное место неизменно дарило ей успокоение и утешение. Когда погиб Джимми, она сразу бросилась туда и там постаралась обуздать боль и горечь потери. То же повторилось и когда умер Роланд. Старый дом всегда помогал ей в трудные минуты жизни, и она почти не сомневалась, что Чарли он поможет тоже.
В ответ на ее шутку Чарли по-мальчишески улыбнулся.
— Мне бы очень хотелось найти ее портрет, — заявил он. — Увидеть, как она выглядела. Действительно ли она была такой, какой я ее себе представляю. Ты говорила, что видела ее портрет в какой-то книге? — неожиданно вспомнил он. — Где? В здешней библиотеке или где-то еще?
Глэдис, протягивая ему вазочку с клюквенным вареньем, неожиданно задумалась. К Рождеству она приготовила индейку, а Чарли привез с собой бутылку вина. Эту ночь он снова собирался провести в шале, но она знала, что завтра утром Чарли снова приедет. Она доверила ему свой драгоценный дом и свое сердце и, похоже, не обманулась.
— Мне кажется, в местном отделении Исторического общества есть одна старая книга, посвященная Саре Фергюссон. Там я и видела ее портрет. По-моему, это копия со старинной лаковой миниатюры, которая, к сожалению, не сохранилась. — Она улыбнулась. — А может быть, она и лежит где-нибудь на чердаке. Ты обязательно должен там все разобрать, Чарли.
Чарли кивнул в ответ.
— Я обязательно этим займусь, — пообещал он. — Съезжу в музей, пороюсь в дирфилдских архивах и исследую чердак, но все это после Рождества.
— А я посмотрю старые книги, которые есть у меня, — пообещала Глэдис. — Не исключено, что я разыщу наконец один или два тома о Франсуа. Граф де Пеллерен был заметной фигурой конца восемнадцатого века; во всяком случае — для Новой Англии. Местные индейские племена считали его своим; пожалуй, в те времена он был единственным в регионе французом, которого любили и уважали одновременно и поселенцы, и краснокожие. Насколько я помню, даже англичане считались с ним, хотя, сам понимаешь, это звучит более чем невероятно.
— А почему он вообще приехал в Америку? — спросил Чарли. Нельзя сказать, чтобы его это всерьез интересовало, но ему нравилось слушать, как Глэдис оживленно рассказывает о событиях двухвековой давности. — Может быть, чтобы участвовать в Войне за независимость? Но почему тогда он остался? Почему не вернулся к себе во Францию?
— Возможно, из-за своей жены-ирокезки, а возможно — из-за Сары. Сейчас я уже и не вспомню всех подробностей… Собственно говоря, меня всегда больше интересовала Сара, хотя мне нравилось слушать и о том, как они жили вдвоем. Моя бабушка очень любила рассказывать мне о них, и мне иногда кажется, что она была немного влюблена в Франсуа. Ее дед встречался с ним, и она узнала, каким он был, от него. Я же помню только то, что он умер намного раньше Сары.
— Как жаль, — негромко сказал Чарли, но жалел он не только Сару Фергюссон, которая постепенно становилась для него все более реальной, словно обретая плоть и кровь. Он жалел и Глэдис, которая после смерти мужа осталась на белом свете совершенно одна.
Правда, в Шелбурн-Фоллс у нее было немало друзей и хороших знакомых, которые всегда готовы были прийти ей на помощь, но это общение не могло заменить тепло домашнего очага.
К счастью, судьба послала ей Чарли.
Глэдис внесла на подносе и поставила на стол яблочный пирог и мороженое собственного приготовления. Все блюда к праздничному столу она готовила сама, поскольку Чарли был занят устройством на новом месте. Когда Чарли приехал — в строгом темном костюме и галстуке, — все было уже готово. Сама Глэдис надела черное шелковое платье, которое муж купил ей в Бостоне двадцать лет назад, и жемчужное ожерелье, которое он подарил ей на свадьбу. В этом наряде она выглядела просто великолепно и очень празднично, что Чарли не преминул отметить. Еще недавно он и не надеялся, что встретит Рождество вот так — по-семейному. Глэдис заменила ему семью, которой у Чарли больше не было, и сама она уже не чувствовала себя такой одинокой и ненужной. Несмотря на разницу в возрасте, им было очень хорошо вдвоем, и Чарли подумал, что он — впервые за много-много месяцев — чувствует себя почти счастливым, словно он вернулся в родной дом, к близким людям, в свое детство.
— Скажи, Чарли, ты еще не отказался от мысли покататься на лыжах? — спросила Глэдис, стараясь не выдать своего волнения. Ей так не хотелось, чтобы Чарли покинул ее.
Чарли совершенно забыл о своем намерении покататься на лыжах в Вермонте.
— Может быть, после Нового года… — сказал он без особого энтузиазма, и Глэдис улыбнулась. Чарли выглядел гораздо более спокойным и счастливым, чем в тот день, когда он постучал к ней в дверь, и теперь он как будто помолодел на несколько лет. Тень печали исчезла с его лица и из глаз, и Чарли больше не был похож на собаку, которую бросил хозяин.
— Мне бы очень не хотелось менять сейчас что-либо в своей жизни, — огорченно добавил Чарли, которому поездка в Вермонт вдруг показалась совершенно бессмысленной затеей. Ему совсем не хотелось бросать Глэдис и свой новый дом, и он подумал, что горы и снег никуда от него не денутся. Чего-чего, а времени у него впереди достаточно.
— Почему бы тебе не съездить в Клэрмонт? — предложила Глэдис, будто читая его мысли. — Отсюда можно добраться туда минут за двадцать. Я, правда, не знаю, насколько там хуже или лучше, чем в Вермонте, но ведь попытка не пытка. Если тебе почему-то там не понравится, ты всегда можешь отправиться туда, куда собирался.
Она все поняла правильно. Чарли знал, что рано или поздно ощущение новизны от его жизни в шале поблекнет, и тогда ему будет только полезно на несколько дней сменить обстановку.
— Это прекрасная идея, — согласился он. — Может быть, на днях я действительно съезжу туда на разведку.
Про себя он подумал, что все складывается как нельзя лучше. Горнолыжный курорт оказался совсем рядом, всего в получасе езды, и, если ему надоест торчать в шале или он не захочет надоедать Глэдис, он сможет запросто отправиться в Клэрмонт. Впрочем, вряд ли ему здесь станет скучно. Он по-прежнему считал, что ему очень повезло.
Встречая Рождество, они снова засиделись допоздна. Они все говорили и говорили, и никак не могли наговориться. Для обоих праздники — особенно праздники семейные — были самым трудным временем, и ни Чарли, ни Глэдис не хотелось прощаться и идти спать, чтобы снова не остаться наедине со своими мыслями и грустными воспоминаниями. Особенно это касалось Глэдис. В ее жизни было слишком много горя, чтобы ей хотелось встречать Рождество одной. И Чарли не решился покинуть ее до тех пор, пока не убедился, что у Глэдис слипаются глаза и она готова заснуть прямо в кресле. Тогда он нежно поцеловал ее в щеку и, пожелав ей спокойной ночи, вышел из дома, провожаемый лишь отчаянно вилявшей хвостом Глинни.
На улице было морозно, и Чарли поморщился, когда ветер швырнул ему в лицо пригоршню колючих снежинок. Снега выпало уже довольно много, и даже на подъездной дорожке, которую он расчистил только вчера, Чарли проваливался в снег по щиколотку. Возле шоссе снегу намело еще больше, но это ничуть его не огорчило: стояла настоящая рождественская ночь, и подлинными ее хозяевами были, конечно, снег и мороз, а вовсе не человек. Весь мир, безмолвный и сказочный, лежал словно закутанный в вату, и занесенные снегом дома поселка походили больше на елочные игрушки, чем на жилища. На свежевыпавшем снегу отпечатались следы зайцев, которых в окрестностях было видимо-невидимо, а в долине Чарли заметил трех карибу, словно плывущих по глубокому снегу рядом с шоссе. Это было очень красиво, и Чарли невольно подумал, что стоит только немного напрячь воображение, и можно будет легко представить, будто все люди исчезли и в мире не осталось никого, кроме снега, зверей и ангелов в облаках.
Свой «Форд» Чарли оставил на обочине лесной дороги, не сразу найдя такое место, откуда можно было без труда выехать даже после самого сильного снегопада. Дальше он пошел пешком — проехать к шале было все равно нельзя, да Чарли и не хотелось въезжать на зачарованную поляну на четырехколесном бензиновом чудище. Даже необходимые припасы Чарли таскал в шале на себе, и точно так же пришлось поступить грузчикам, которых он нанял, чтобы доставить в дом отданную Глэдис мебель. Будь в их распоряжении лошадь и фургон с брезентовым верхом и полозьями вместо больших скрипучих колес, и все было бы по-другому, но те времена давно канули в небытие. Грузовик же, на котором они приехали, забуксовал в глубоком снегу, едва свернув с дороги, и лишь чудом выбрался обратно, зато поляна, на которой стояло шале, осталась нетронутой, и Чарли был очень этим доволен. Ему очень нравилось представлять, будто его шале отрезано от цивилизации, отдалено от нее на много миль и на много лет, а попробуй-ка вообразить себя в позапрошлом веке, если снег за окном взрыт колесами тяжелого грузовика!
Пробираясь по собственным следам, уже наполовину занесенным снегом, Чарли негромко напевал себе под нос. Ему было на удивление хорошо и спокойно. Он только удивлялся, что же он сделал такое хорошее, что судьба, жизнь или сам Господь Бог отнеслись к нему с такой заботой и участием. Ведь, что ни говори, ему очень и очень повезло, что он нашел такое место, где он мог успокоиться и исцелиться от горечи и тоски; место, где он мог просто жить. В том, что жизнь в лесном шале — это именно то, что ему необходимо, Чарли нисколько не сомневался. Стоило ему переступить порог своего нового дома, как его охватывало ощущение покоя, умиротворения и тихого счастья. Единственное, что ставило его в тупик, это то, откуда берется это чувство. Можно было подумать, что когда-то в этом доме было пережито столько радостных событий, изведано столько счастья, что его запасов хватило на двести лет, и теперь он черпал из того же самого источника, что и его прежние обитатели.
В этом объяснении, каким бы сверхъестественным оно ни казалось на первый взгляд, не было ничего странного или пугающего. Даже в самую темную полночь комнаты старого шале как будто были наполнены светом и любовью, и Чарли знал абсолютно точно, что дело вовсе не в удачно подобранной краске на стенах, не в размерах и пропорциях комнат и не в открывающихся из окон живописных видах. Это была живая аура, оставшаяся от прошлого, — Чарли ни секунды не сомневался в этом. Если здесь и водились привидения и духи, то это, несомненно, были очень добрые духи — так думал Чарли, медленно поднимаясь по лестнице к себе на второй этаж. А подумав об этом, он не мог не вспомнить Глэдис Палмер. Он успел привязаться к ней (слово «полюбил» Чарли еще не осмеливался произносить даже про себя), и ему очень хотелось сделать для нее что-нибудь особенное. Быть может, размышлял Чарли, он напишет для нее картину — настоящую большую картину маслом, взяв в качестве натуры панораму долины или шале на фоне заснеженных елей. Для Глэдис это могло бы быть подарком вдвойне — во-первых, потому что на полотне будет ее любимый домик в лесу, а во-вторых, потому что картина будет написана специально для нее. Написана им, Чарли…
Все еще продолжая раздумывать о том, какой ракурс он выберет и при каком освещении будет писать свою картину, Чарли вошел в спальню и повернул выключатель. За долю секунды до того, как вспыхнула лампочка под потолком, он вдруг услышал какой-то шорох и замер в напряжении. Через секунду, когда зажглась лампочка, он увидел, что в центре комнаты стояла женщина в длинном белом платье — стояла и смотрела на него. Чарли стоял, не в силах пошевелиться, а она улыбнулась и протянула ему обе руки, словно хотела что-то сказать, но Чарли так и не услышал ни звука, хотя ему показалось, что ее губы чуть шевельнулись. В следующий миг незнакомка попятилась и исчезла за занавесками.
Чарли без сил опустился на стул. Он был так потрясен, что потерял способность соображать. Он успел рассмотреть длинные и черные, как вороново крыло, волосы незнакомки, ее безупречную, светлую и гладкую, как слоновая кость, кожу и голубые глаза. Даже детали ее одежды странным образом не ускользнули от него, и он ни минуты не сомневался в том, кого он перед собой видел. Он был совершенно уверен, что это никакой не призрак — это была обычная живая женщина, которая тайком пробралась в дом, чтобы разыграть его.
Лишь только Чарли подумал об этом, как ему захотелось узнать, кто она такая, как попала в дом и куда исчезла.
И что это, черт побери, значит?
— Эй, вы!.. — позвал он, обращаясь к занавескам, которые, казалось, еще слегка колыхались после исчезновения незнакомки. Наверное, она спряталась за ними, но ответа не последовало. Сначала Чарли был несколько этим озадачен, но потом он сообразил, что девушка, должно быть, смущена и напугана. Ничего удивительного в этом не было — даже для рождественской ночи шутка была не слишком удачной.
— Эй, выходите! — снова позвал он, на этот раз громче, но ответа снова не получил. — Выходите! — встав со стула, Чарли шагнул к занавеске и отдернул ее в сторону, но там никого не оказалось. Только окно было открыто, хотя Чарли хорошо помнил, что запер его перед уходом на случай, если снова пойдет снег. Впрочем, он мог и ошибиться.
Постояв немного, он отдернул и вторую занавеску, хотя никакой необходимости в этом уже не было — он и так видел, что там никого нет. Определенно, с ним происходило что-то странное. Женщина была — в этом Чарли нисколько не сомневался, — а раз так, значит, она непременно должна быть где-то в комнате, потому что снег под окном лежал совершенно нетронутым и на нем не было никаких следов. А раз так, он ее найдет и учинит ей допрос с пристрастием. Конечно, Чарли успел заметить, что незнакомка была очень хороша собой, однако в данный момент это его нисколько не занимало. Он твердо решил, что не должен позволять никому из местных подшучивать над собой и, тем более, тайком пробираться в его дом. Даже если это будет очаровательная девушка.
Должно быть, где-то на первом этаже она каким-то образом открыла одно из французских окон, решил он, поскольку входная дверь была в полном порядке, а других способов попасть внутрь просто не существовало. Окна же, как знал Чарли, были достаточно слабыми; медные шпингалеты на них были сделаны на совесть, но за двести лет штыри и гнезда настолько разболтались, что стоило нажать посильнее, и запирающий стержень вылетал из пластины.
Собственно говоря, старыми в доме были не только запоры на окнах — все петли, щеколды, кронштейны и прочее — все было сделано еще тогда, в далеком прошлом, когда здесь жили Сара Фергюссон и Франсуа. Даже стекла в окнах были ручной работы, и кое-где на них были заметны неровности и подтеки. Единственным, что было в шале относительно новым, это водопровод, подсоединенный к артезианской скважине, да электричество, которое Глэдис провела только в начале шестидесятых. Проводка, кстати, успела состариться, и Чарли пообещал, что обязательно ее проверит, поскольку ни он, ни Глэдис не хотели, чтобы из-за короткого замыкания дом, который и она и ее предки так берегли, сгорел.
Но сейчас мысли Чарли были далеки от проводки и разболтанных шпингалетов. Единственное, что его интересовало, это неизвестная женщина, которую он только что видел в своей спальне. За занавесками Чарли уже проверил; оставалось заглянуть только в чуланы и в ванную комнату, но нигде не было даже следов таинственной незнакомки. И все же Чарли не оставляло такое чувство, что за ним наблюдают. Эта женщина была где-то здесь, рядом, вот только где? И как она ухитрилась так быстро и ловко спрятаться, что он ее не заметил? Не растаяла же она, в самом деле, в воздухе?
— Эй, вы где? — снова позвал Чарли. — Что вам здесь надо?
Последняя фраза прозвучала не особенно любезно, что, впрочем, было вполне объяснимо, ибо Чарли начинал чувствовать сильное раздражение. В этот момент у него за спиной раздался негромкий шорох, и он резко обернулся, но позади никого не было. Чарли открыл было рот, чтобы выругаться с досады, но не смог произнести ни слова. Гнев его странным образом улетучился, и он ощутил, как на него нисходят мир и покой.
Он по-прежнему не видел и не слышал ничего подозрительного, однако у него было такое чувство, будто женщина только что ему представилась, и он узнал в ней кого-то из своих старых знакомых. В следующее мгновение его осенило. Чарли со всей отчетливостью понял, кто была эта женщина и что ей могло понадобиться в его комнате.
Этой его гостье не было нужды подбирать ключи и взламывать окна. Это был ее дом, и она продолжала жить в нем несмотря ни на что.
— Сара? — проговорил Чарли вдруг севшим голосом и, оглядываясь по сторонам, провел рукой по лбу. Он чувствовал себя полным идиотом. В сознании его все еще сидела не слишком приятная мысль, что это все же, может оказаться не Сара Фергюссон, а обычная женщина из плоти и крови, которая прокралась в дом, чтобы напугать его, и теперь, кусая от смеха губы, льнет ухом к стене или к дверям, ведущим в коридор. Теперь она имела полное право рассказать своим друзьям, что ей удалось-таки напугать этого странного приезжего, который принял ее за привидение.
Привидение… Чарли снова вытер лоб, который стал влажным от выступившей на нем испарины. Он все еще чувствовал близкое присутствие кого-то постороннего, однако это ощущение не было неприятным. Глаза его забегали по комнате, но Чарли не сдвинулся с места, стараясь не производить ни малейшего шума. Но он ничего не слышал — не слышал ни шелеста шелкового платья, ни шороха крадущихся шагов в коридоре. Женщина в белом исчезла, словно она на самом деле растворилась в воздухе, как туман поутру. Но ее образ так отчетливо отпечатался в мозгу Чарли, что он видел ее как наяву. Она заглядывала ему прямо в глаза и улыбалась, словно приветствуя его в своем доме…
От Глэдис Чарли знал, что спальня, которую он выбрал для себя, была той самой комнатой, в которой когда-то жили Сара и Франсуа. Это была та самая комната, где они любили друг друга, и в этой же комнате Глэдис родила Джимми.
В последний раз оглянувшись по сторонам, Чарли вздохнул. Ему хотелось снова произнести вслух имя Сары Фергюссон, но он не посмел. Впрочем, в этом не было никакой необходимости, раз уж они вступили в контакт на неведомом уровне подсознания. Чарли понимал, что он не сошел с ума, не отравился у Глэдис клюквенным вареньем и не переусердствовал с вином. Просто его чувства странным образом обострились, и он неожиданно получил способность ощущать то, на что в обычной ситуации не обратил бы внимания. Чарли ощущал чье-то присутствие, но в нем не было ничего враждебного, и он нисколько не боялся таинственной хозяйки шале. Напротив, ему очень хотелось, чтобы Сара снова показалась ему. Но он уже определенно знал, что никогда не забудет ее лица, ее легкой улыбки.
В конце концов Чарли все-таки отправился в ванную комнату. Ночью в доме было холодновато, поэтому он купил себе в Дирфилде теплую пижаму. Теперь он надел ее и, выйдя из ванной, погасил свет и растопил камин. В доме были установлены и электрические обогреватели, но он не хотел ими пользоваться до тех пор, пока не проверит проводку. Кроме того, Чарли казалось, что если в комнате будет гореть живой огонь, то у него, возможно, будет шанс увидеть Сару, но его надеждам не суждено было сбыться. Как ни вглядывался он в колышущуюся полутьму, она больше не появилась.
Отвернувшись к окну, Чарли прикрыл глаза. Он забыл задернуть занавески, и в лицо ему бил свет яркой луны, но это нисколько его не беспокоило. Ощущение, что Сара по-прежнему где-то близко, не оставляло его. Теперь он уже не сомневался, что это именно она — Сара Фергюссон де Пеллерен. На его взгляд, это имя звучало очень красиво и изящно и, насколько Чарли мог судить, очень шло ей. Сара была настоящей красавицей даже по стандартам восемнадцатого века; что касалось века двадцатого, то Чарли, пожалуй, еще не встречал женщины, которая могла бы с ней сравниться.
Так он долго лежал, затаив дыхание и укрывшись одеялом до самого подбородка, прислушивался к тому, что происходит в доме. Потом его неожиданно разобрал смех, и Чарли засмеялся в голос. Определенно, его жизнь круто изменилась — он сам изменился, — и всего за несколько дней. Подумать только: Рождество он встречал с женщиной, которой вскоре должно было исполниться семьдесят, а теперь коротал ночь с призраком другой женщины, чья молодость пришлась на начало восемнадцатого века!
Подсчитав в уме, что Сара Фергюссон умерла что-то около ста шестидесяти лет тому назад, Чарли снова расхохотался.
Вот это была настоящая перемена! А он-то думал, что будет до конца жизни встречать рождественские праздники в Лондоне, с Кэрол! Нет, не скоро он забудет затерянное в лесу шале, ночь, снег и призрак в белом воздушном платье. Жаль только, рассказать об этом некому. Даже Глэдис, пожалуй, решит, что от переживаний он слегка двинулся рассудком. Сам-то Чарли был уверен, что это не так, но, как говорится, для жюри присяжных это не аргумент.
Постепенно Чарли успокоился и стал вспоминать лицо Сары, каким он увидел его в первое мгновение, когда вошел в спальню и включил свет. Оно вставало перед ним так отчетливо и ясно, что Чарли почти против собственной воли произнес ее имя вслух.
Но ответа он так и не дождался. Впрочем, Чарли и сам не знал, какого ответа он ожидает. Быть может, тихого слова, легкого шороха, а быть может — упавшей звезды за окном или силуэта птицы на диске полной луны. Ему еще никогда не приходилось слышать о том, чтобы духи заговаривали с людьми, и все-таки ему казалось, что Сара хотела сказать ему что-то важное. И она улыбалась ему. Это означало, что она не возражает против его вторжения.
— Счастливого Рождества… — негромко сказал Чарли, обращаясь к освещенной светом камина комнате, которая когда-то принадлежала Саре и Франсуа. — Счастливого Рождества и… спокойной ночи!
Но ответа не было — только ощущение ее доброжелательного присутствия стало еще более явственным. Через минуту Чарли уже крепко спал и не видел, как через комнату проплыла белая фигура, выхваченная из темноты серебристым лунным светом.
Глава 5
Когда на следующий день Чарли проснулся, вчерашнее явление призрака Сары Фергюссон показалось ему слишком похожим на сон, и он тут же для себя решил, что не будет никому об этом рассказывать. В лучшем случае его стали бы подозревать в неумеренных возлияниях в рождественскую ночь. У него же самого не было никаких сомнений в реальности происшедшего. Он видел Сару слишком отчетливо и ясно и был совершенно уверен, что она была с ним в комнате.
Правда, для призрака она выглядела, пожалуй, чересчур материальной, и поэтому, проснувшись на следующий день, Чарли первым делом оделся и вышел на улицу, чтобы обойти вокруг дома в поисках следов. Но на снегу не было видно никаких следов, за исключением цепочки его собственных, и Чарли окончательно уверился, что никакая озорная фермерская дочка не прокрадывалась вчера в шале, чтобы подшутить над легковерным горожанином. И если только она не прилетела на вертолете и не спустилась в каминную трубу, как Санта-Клаус, значит, никаких гостей у него вчера не было. И кого бы он ни увидел в своей спальне в ночь перед Рождеством, это определенно не мог быть человек. Живой человек.
Однако его рациональная натура решительно восставала против подобного толкования. Чарли никогда не верил в духов и теперь просто не знал, как ему быть. Одно дело мечтать о встрече с духом Сары Фергюссон поздней ночью, при свете обманщицы-луны, да еще после индейки, яблочного пирога и нескольких бокалов вина. Белым днем все это, однако, представлялось несколько иначе. Чарли даже не был уверен, сможет ли он когда-нибудь рассказать обо всем даже Глэдис. Скорее всего нет, во всяком случае — в ближайшее время. Так решил Чарли, когда во второй раз за сегодняшнее утро выходил из дома, собираясь навестить свою гостеприимную хозяйку.
Идя лесом к оставленной на дороге машине, он продолжал оглядываться по сторонам, ища чужие следы, но, кроме отпечатков собственных ног да путаных заячьих стежек, он так и не увидел ничего подозрительного. На дороге возле его машины тоже не было ни лыжни, ни следов колес, и Чарли лишний раз убедился, что никто из окрестных сорванцов не предпринимал вчера никаких попыток смутить его душу.
Да и кому он мог понадобиться? Вряд ли он был единственным развлечением в городе. Правда, Шелбурн-Фоллс можно было назвать городом только с очень большой натяжкой, но Чарли был уверен, что у местных шутников хватало занятий и без него.
Ожидая, пока прогреется мотор, Чарли нащупал в кармане крошечную коробочку, проверяя, не выпала ли она по дороге. В коробочке лежали жемчужные сережки, которые он купил для Глэдис в Дирфилде. Ему хотелось сделать ей подарок, и Рождество было для этого самым подходящим поводом, однако теперь Чарли неожиданно подумал о том, что, обрадовавшись сережкам, Глэдис, возможно, не станет расспрашивать его о том, как прошла праздничная ночь. Этих расспросов он не то чтобы боялся — просто ему не хотелось обманывать ее. Но совсем избежать этой скользкой темы ему не удалось.
Когда он добрался до ее домика в Шелбурн-Фоллс, Глэдис уже поджидала его на пороге. По-видимому, она только что вернулась из церкви. Вчера она приглашала его пойти с ней, но Чарли отшутился, сказав, что такой грешник, как он, наверняка распугает всех ангелов на десять миль вокруг.
— Я в этом сомневаюсь, — сказала ему тогда Глэдис, крепко обнимая Чарли на прощание. — Господь Бог должен был уже давно привыкнуть к грешникам. К тому же, если бы все мы были праведниками, это было бы невыносимо скучно.
— Как дела, Чарли? — спросила она его теперь, и Чарли, широко улыбаясь, преподнес ей свой подарок. Глэдис осторожно развязала ленточку, которой была перевязана завернутая в бумагу бархатная коробочка, потом аккуратно разгладила саму бумагу и отложила ее в сторону. Чарли всегда удивлялся, зачем люди так делают, вряд ли кому-то может понадобиться использованная упаковочная бумага. Его бабка, во всяком случае, всегда поступала именно так, и Чарли доподлинно знал, что никогда больше она этой бумагой не воспользовалась.
Между тем Глэдис уже открывала бархатную коробочку. Она действовала медленно, даже как будто с некоторой опаской, словно боясь, как бы оттуда не выскочила живая мышь, но вот крышечка поднялась, и Глэдис негромко ахнула, увидев на зеленой атласной подушечке пару жемчужных серег.
Они понравились ей с первого взгляда. Чарли понял это по глазам Глэдис, когда, не скрывая слез, она сердечно поблагодарила его. Она сказала, что когда-то Роланд подарил ей очень похожие серьги, но пять лет назад она их потеряла. Она очень расстроилась тогда и никак не могла себе простить, что отнеслась к его подарку так небрежно, — и вдруг Чарли дарит ей почти такие же серьги!
— Это настоящее чудо! — добавила Глэдис, целуя Чарли в щеку прямо на крыльце. — Какой же ты замечательный! Я… Мне кажется, я не заслуживаю того, чтобы ты был так ко мне внимателен. Ты — мой самый лучший рождественский подарок!
О том, как одиноко ей будет на следующий год, когда Чарли не будет рядом, Глэдис предпочитала не думать. Она знала, что не может держать своего гостя возле себя вечно, и ей оставалось только одно: радоваться тому, что он с нею сейчас — в этот самый час и в эту самую минуту. Глэдис была очень благодарна ему — не только за подарок и внимание, а скорее за то, что он просто есть на свете и что он не проехал мимо ее дома, торопясь в свой далекий Вермонт. Его появление было чудесным и неожиданным — словно Бог наконец-то внял ее горячим молитвам.
— Я буду носить их каждый день, обещаю! — сказала она.
Чарли смущенно кивнул. Серьги вряд ли были такими уж замечательными, однако он был очень доволен, что они понравились Глэдис. А она тоже приготовила для него сюрприз.
Пригласив Чарли в дом, она вручила ему томик стихов, который когда-то принадлежал ее мужу, и теплый шарф, специально купленный ею для Чарли в Дирфилде. Глэдис уже давно заметила, что у Чарли нет ни шарфа, ни перчаток, и он был тронут ее вниманием. Особенно он был рад томику стихов. На первой странице книги сохранилась дарственная надпись, адресованная Роланду и датированная Рождеством 1957 года, и Чарли мимолетно подумал о том, как давно это было. Впрочем, не так уж давно, особенно по сравнению с восемнадцатым веком, когда жили Сара и Франсуа…
Чарли неожиданно захотелось рассказать Глэдис о том, кого он видел у себя в спальне вчера поздно вечером, но он не решался, боясь напугать ее этим рассказом. Все решилось само собой, когда за чаем Глэдис оглядела его и, похоже, почувствовала что-то необычное.
— Все в порядке? — строго спросила она. — С тобой, с домом, я имею в виду… Ты ничего не хочешь мне рассказать?
У нее был такой вид, как будто Глэдис с самого начала знала, что он должен увидеть Сару, и Чарли совсем смутился. Ее глаза смотрели, казалось, прямо ему в душу, и Чарли собрался, стараясь выглядеть как можно спокойнее. Но это ему явно не удалось: руки его дрожали, и, когда Чарли ставил на стол стакан в подстаканнике, стекло противно звякнуло.
— Все в порядке, — ответил он небрежно и передернул плечами, что в его представлении должно было изображать невозмутимость и выдержку. — Там тепло и уютно, водопровод работает, электричество — тоже. Во всяком случае, сегодня утром у меня было достаточно горячей воды, чтобы умыться и принять душ. Обогреватели я пока не включал — хочу сначала проверить проводку…
Он замолчал, раздумывая о прошедшей ночи. Глэдис внимательно наблюдала за ним.
— Ты видел ее, да? — мягко спросила она, и Чарли, подняв голову, встретился глазами с ее теплым, слегка заговорщическим взглядом.
Чарли почувствовал, как по его телу прошла какая-то странная дрожь.
— Видел — кого? — переспросил Чарли, стараясь изобразить удивление. Почувствовав, что его уловки выглядят не слишком убедительно, он поспешно придвинул к себе вазочку с печеньем. Глинни, лежавшая у его ног, тут же вскочила, и Чарли протянул ей хрустящее лакомство.
— Я никого не видел, — сказал он с самым невинным видом, но Глэдис поняла, что он что-то скрывает. Улыбнувшись, она погрозила ему пальцем.
— Видел, видел! — сказала она. — Я знала, что она обязательно появится, просто не хотела тебя заранее пугать. Она очень красива, верно?
Чарли открыл было рот, чтобы в очередной раз сказать, что он не видел ничего странного, но перехватил взгляд Глэдис, и слова застряли у него в горле. Он слишком дорожил их неожиданной дружбой, а кроме того, ему не терпелось узнать о Саре как можно больше.
— Так ты тоже ее видела?
На лице Чарли медленно появилось выражение какого-то странного благоговения и трепета. Возможность поговорить с кем-то о посетившем его видении была для него настоящим облегчением. Они с Глэдис были словно два заговорщика, объединенных общей тайной, вот только в их маленьком секрете не было ничего мрачного или постыдного. Сара — если это была она — ассоциировалась у Чарли со светом, воздухом и весной.
— Я видела ее только однажды, — призналась Глэдис, откладывая чайную ложечку и откидываясь на спинку кресла. — Это было очень давно — мне тогда едва сровнялось четырнадцать, — но я никогда ее не забуду. Она была потрясающе красива — такой красивой женщины мне никогда не приходилось видеть. Она стояла в гостиной и смотрела на меня целую вечность… Во всяком случае, мне так показалось. Потом она улыбнулась и вышла на веранду через балконное окно. Я выбежала следом, чтобы еще раз увидеть ее, но ни на веранде, ни в саду уже никого не было…
Глэдис умолкла на мгновение и потом продолжила негромко:
— Я никогда и никому об этом не рассказывала — только Джимми, но он, похоже, мне не поверил. Он думал, что это просто моя выдумка, сказка, и продолжал так считать до тех пор, пока Кэтлин не увидела Сару в их спальне. Бедняжка, она так испугалась, что потом ни за что не хотела возвращаться в этот дом. Из-за этого они с девочкой больше никогда там не жили. Странно, мне-то казалось, что Сара является людям, чтобы приветствовать их в своем доме… Я видела ее совсем маленькой девочкой, но ни капли не испугалась. Больше всего мне хотелось увидеть ее снова, но, к сожалению, этого так и не случилось.
Чарли кивнул. Он прекрасно понимал, что могла чувствовать Глэдис. Теперь, когда его первоначальный шок прошел, он очень хотел, чтобы Сара снова показалась ему. Вчера он ждал долго, пока не заснул, но она так и не вернулась.
— Я сначала подумал, что это кто-то из соседей решил надо мной подшутить, — нехотя признался Чарли. — Я был настолько уверен в этом, что принялся искать в шкафах и за занавесками. В последний раз я видел ее у окна, которое оказалось открыто, хотя я точно помню, что закрыл его перед уходом… Я даже вышел на улицу, чтобы поискать следы на снегу, но ничего не увидел. Только потом я сообразил, кто это был. Наверное, я не рассказал бы тебе об этом, если бы ты не заговорила первой… — Чарли сокрушенно покачал головой. — Вообще-то я не очень верю в подобные вещи, но я не знаю, как объяснить случившееся по-другому…
— У меня было предчувствие, что она покажется тебе, — сказала Глэдис. — Ты — человек очень впечатлительный, тонкий, и потом, ты так заинтересовался ее историей… Откровенно говоря, я тоже не верю в привидения. Здесь, в провинции, можно услышать множество самых разных историй о духах, троллях, гоблинах и колдунах, но я всегда была уверена, что все это — просто сказки. Но только не Сара! Почему-то мне кажется, что это что-то совсем другое. Когда я впервые увидела ее, она показалась мне совершенно реальной, как будто она была живым человеком из плоти и крови, и я до сих пор помню во всех подробностях ее лицо и платье, словно это было только вчера…
Лицо Глэдис стало задумчивым, а глаза погрустнели.
— Мне она тоже показалась настоящей, — поспешно сказал Чарли. — Я был настолько уверен, что вижу перед собой живую женщину, что даже не испугался. Почти не испугался. Напротив, я разозлился, потому что подумал, что кто-то решил надо мной подшутить. Я действительно решил, что это какой-то розыгрыш, поэтому не сразу сообразил, кто передо мной.
Он поглядел на Глэдис Палмер с легким упреком:
— Ты должна была предупредить меня!
Но она только рассмеялась в ответ, отрицательно качая головой, отчего новые сережки в ее ушах затанцевали, взыграв неяркой зимней радугой.
— Не говори глупости, Чарли! Если я хотя бы заикнулась об этом, ты решил бы, что у меня — приступ старческого слабоумия, и, чего доброго, отправил бы меня к врачам. Встречать Рождество в больнице — нет уж, благодарю покорно! — Она улыбнулась. — Сам посуди: стал бы ты рассказывать эти небылицы, если бы оказался на моем месте?
Чарли вынужден был согласиться с ней. Он знал, что Глэдис права. Если бы она предупредила его заранее, он ни за что бы ей не поверил. И, быть может, не увидел бы Сару…
— Ты права, я вряд ли бы поверил, — согласился он. — Но что будет дальше? Как ты думаешь, она еще вернется?
Его взгляд был исполнен надежды, хотя он уже понял, что за семьдесят лет жизни сама Глэдис видела ее только однажды, и ему было очень грустно сознавать, что он, возможно, уже никогда не увидит прекрасную женщину в белом.
— Понятия не имею, — честно призналась Глэдис. — Откуда мне знать? Я же говорила тебе, что вообще-то не верю в духов. Что им нужно для материализации? Полная луна? Магические знаки, начертанные мелом на полу? Или сожженный в камине помет летучей мыши?
— Вот и я не знаю, — сказал он, не скрывая своего огорчения. Ему очень хотелось снова увидеть Сару, но он не хотел признаваться в этом даже Глэдис. То, что он вдруг пришел в такое возбуждение из-за женщины, жившей в восемнадцатом веке, вряд ли выставляло его в привлекательном свете.
После завтрака они сели у огня в гостиной, за уже знакомым Чарли вычурным столиком, и долго говорили о Саре и Франсуа. Глэдис пыталась припомнить все, что она когда-то об этом знала или слышала. Лишь в начале четвертого Чарли наконец попрощался с ней и медленно поехал обратно в шале, продолжая раздумывать о Саре. От нее его мысли незаметно перескочили на Кэрол, и Чарли вдруг захотелось услышать ее голос и поговорить с ней. Ему казалось странным, что Рождество уже прошло, а он ни разу не вспомнил о ней.
Но, остановившись у первого же платного таксофона, Чарли понял, что обманывает себя. Подспудно он думал о том, чтобы позвонить Кэрол, с самого утра. Он знал, что она может встречать Рождество где-то в компании своих новых друзей, и все же решил набрать номер Саймона. Чарли был почти уверен, что застанет Кэрол, что они не уехали на праздники за город. Он уже подсчитал, что в Лондоне в это время было около девяти вечера, и даже если Кэрол с Саймоном уходили куда-то, то они должны были уже вернуться.
В телефонной будке Чарли долго раздумывал обо всем этом и наконец, решившись, набрал номер. Послышались длинные далекие гудки; Чарли почти не сомневался, что никого нет дома, но тут — примерно на седьмом гудке — трубку неожиданно сняли. Это была Кэрол. Она слегка задыхалась, как будто для того, чтобы ответить, ей пришлось бежать вверх по лестнице, и все же он сразу узнал ее мягкий сексуальный голос.
Болезненная судорога свела его горло, и несколько мгновений Чарли стоял на холодном декабрьском ветру, не в силах произнести ни слова.
— Алло? — повторила Кэрол, и в ее голосе явственно прозвучало удивление и нетерпение.
— Привет, это я… — выдавил наконец Чарли. — Я просто хотел пожелать тебе счастливого Рождества… — «И попросить тебя вернуться ко мне, если ты еще меня любишь», — добавил он мысленно.
Чарли пришлось приложить значительные усилия, чтобы не сказать Кэрол, как он скучает и как ему плохо без нее, и неожиданно он понял, что позвонить ей было не самым умным шагом с его стороны. Он не разговаривал с нею с тех пор, как уехал из Лондона, и теперь одного звука ее голоса оказалось достаточно, чтобы Чарли почувствовал себя абсолютно выбитым из колеи.
— Как дела? — Чарли старался говорить небрежно, но у него ничего не вышло, а самое худшее заключалось в том, что Кэрол тоже услышала, как дрожит его голос.
— Неплохо. Как ты? Что Нью-Йорк, еще стоит? — Ее голос, напротив, звучал беззаботно и весело, и Чарли с новой силой захотелось вернуть себе все, что он потерял. Ни катание на лыжах в Клэрмонте, ни все призраки Новой Англии, вместе взятые, не стоили того, что у него когда-то было.
— Что с ним сделается? — Чарли беспомощно пожал плечами, хотя Кэрол не могла его видеть. После долгой паузы он неожиданно добавил: — Вообще-то я уехал из Нью-Йорка неделю назад.
— Ты решил отдохнуть? Покататься на лыжах? — в ее голосе прозвучало облегчение. Кэрол была явно рада тому, что Чарли приходит в себя.
— В конце концов мне пришлось… — сказал он. — Собственно говоря, я взял шестимесячный отпуск…
— Что? — Это было так на него не похоже, что Кэрол просто не поверила своим ушам. Она сама оставила Чарли, чтобы уйти к другому, но это не мешало ей продолжать беспокоиться за него. — Что-нибудь случилось?
— Нет… то есть да. Это настоящий кошмар — то, чем мне пришлось там заниматься. Понимаешь, они там перелопачивают проекты двадцатилетней давности и продают богатым клиентам старые чертежи, выдавая их за новые. Не понимаю, как они до сих пор держатся на плаву! Что касается самого бюро, то это просто гнездо гремучих змей. Каждый стремится тебя подставить, каждый заботится только о себе, а не о деле. Остается только удивляться, что у нас в Европе все было по-другому и что мы как-то умудрились не заметить, во что превратилась фирма. В общем, я не выдержал и сбежал. Честно говоря, для Джонса с Уиттакером я тоже был как бельмо на глазу. Я задавал слишком много неприятных вопросов, я стремился что-то изменить, а им это совершенно не нужно. В конце концов они сами предложили мне отдохнуть полгодика… Только я не знаю, вернусь ли я к ним. В апреле я, пожалуй, подумаю об этом, но, если у них все будет по-старому, я не вернусь. Я просто не смогу мириться с таким положением дел.
— Ты собираешься вернуться в Лондон? — В голосе Кэрол звучало сожаление. Она знала, как Чарли любил свою работу, как предан он был фирме, и уход оттуда, пусть даже временный, несомненно, стал для него настоящим ударом.
— Вряд ли из этого что-нибудь выйдет, — отозвался Чарли. — У меня, во всяком случае, есть проблемы более важные, чем работа. Например, я еще не решил, как я буду жить дальше и что мне делать со своей жизнью. Я тут снял в Новой Англии один очень интересный домик… Пока поживу здесь, а потом, может быть, слетаю в Лондон и попытаюсь подыскать квартиру.
— Где-где ты снял дом? — растерянно переспросила Кэрол. Она совершенно ничего не понимала, но и сам Чарли разбирался в ситуации едва ли лучше.
— В Массачусетсе, в одном местечке, называется Шелбурн-Фоллс. Это в округе Дирфилд, — объяснил Чарли, но Кэрол это ровным счетом ничего не говорило. Географию Массачусетса она представляла себе довольно смутно. Кэрол выросла на Западном побережье, в Сан-Франциско, а в Нью-Йорк переехала уже взрослой.
— Здесь очень красиво, — сказал Чарли и неожиданно добавил: — Здесь я познакомился с удивительной женщиной!
Он имел в виду, разумеется, Глэдис, а не Сару, и Кэрол заметно воспрянула духом. Она была уверена, что рано или поздно это случится, и тогда Чарли изменит свое отношение к ней и к Саймону. Для всех троих это было бы лучшим выходом.
— О, Чарли, я очень счастлива за тебя, правда! Ты просто не представляешь, как это тебе нужно! И тебе, и всем нам.
Слушая ее оживленное щебетание, Чарли криво улыбнулся.
— Да, я знаю, — вставил он. — Только это не совсем то, что ты думаешь. Глэдис семьдесят лет, и она — моя хозяйка. Она сдала мне прелестное лесное шале, построенное в восемнадцатом веке.
— Это звучит интригующе, — разочарованно протянула Кэрол.
Должно быть, у него нервный срыв, решила она. В самом деле, будь с ним все в порядке, разве бросил бы он свою работу в Нью-Йорке? Разве отправился бы бог знает куда, чтобы жить в лесу в какой-то древней развалюхе? Что, черт побери, он делает? И соображает ли он вообще, что делает?
— С тобой правда все в порядке, Чарли? — осторожно осведомилась она. — Я имею в виду…
— Не сошел ли я с ума? — помог ей Чарли. — Нет, я думаю, что со мной все о’кей, хотя иногда… я не уверен. В общем, я думаю, что это самый подходящий план. Если что-нибудь изменится, я тебе сообщу.
На этом Чарли хотел закончить, но не удержался. Он должен был знать…
— Как у тебя дела? — спросил он напряженным голосом. — Как Саймон?.. — «Ты еще не дала ему отставку? Не выгнала к чертовой матери? Не ушла? Может быть, вы оба изменяете друг другу?» — вот что значил этот вопрос. Чарли было наплевать на Саймона. Он хотел получить обратно свою жену.
— Все хорошо, Чарли. Все хорошо, — тихо ответила Кэрол. Она все прекрасно поняла.
— Печально, печально… — ответил Чарли, и Кэрол невесело рассмеялась.
Чарли вел себя как мальчишка, и она очень хорошо представляла себе, какое у него сейчас выражение лица — грустное, глаза широко распахнуты. Кэрол по-прежнему относилась к Чарли очень тепло — можно было сказать даже, что она все еще любила его, — однако ее чувства были недостаточно сильны, чтобы она захотела вернуться к нему.
Слушая ее голос, Чарли отчаянно старался не думать о ней, не вспоминать, как выглядит Кэрол, не представлять себе ее светлых волос, тонкой талии и длинных ног, при одном взгляде на которые у него начинала кружиться голова. Даже сейчас, стоило ему подумать о них…
Он не сразу пришел в себя и услышал, как Кэрол сообщила ему, что на Новый год они с Саймоном собираются в Санкт-Мориц.
— Ты все-таки сообщай мне иногда, где ты есть… — сказала Кэрол таким тоном, словно он все еще был ее мужем, и Чарли нахмурился.
— Зачем? — спросил он резким тоном. — Тебе-то какая разница?
Чарли решил ничего больше не рассказывать Кэрол о Глэдис, о лесном шале и Саре. Это была слишком длинная история, чтобы рассказывать ее, стоя в будке платного таксофона, в которой к тому же недоставало пары стекол. Холодный ветер пробирал его до костей, с затянутого тучами неба снова повалил снег.
— Просто я хочу знать, что с тобой все в порядке, только и всего, — ответила Кэрол, которая уже успела пожалеть о своих словах.
— На следующей неделе я поставлю себе телефон и факс. Когда у меня будет свой номер, я дам тебе знать.
Для Чарли это был еще один повод, чтобы снова позвонить Кэрол и услышать ее голос, но она уже давно испытывала неловкость и смущение от их нескладного разговора. В их доме были гости, и ее долгое отсутствие могло показаться странным. Саймон мог появиться в любую минуту, и тогда не избежать ненужных объяснений и обид.
— Перешли твой номер по факсу ко мне в контору, — быстро сказала Кэрол. — Мне передадут.
Чарли сразу понял, что Кэрол спешит закончить этот бессмысленный разговор, и с горечью усмехнулся. Год назад Кэрол изменяла ему с Саймоном, почти не таясь, а теперь боялась говорить с бывшим мужем даже по телефону. Вернее, не боялась, а просто не хотела, но от этого Чарли было еще больнее.
— Я как-нибудь позвоню… Береги себя! — торопливо сказал он, чувствуя, что Кэрол уплывает, отдаляется от него. И это было действительно так. Очевидно, кто-то отворил дверь в комнату, в которой уединилась Кэрол, и Чарли услышал доносящиеся откуда-то далекие голоса и взрывы смеха. Гости… У них — гости. Они веселятся и, возможно, как раз собираются пить кофе в кабинете Саймона, где стоит телефон.
— Ты тоже… — сказала Кэрол, прощаясь, и вдруг, как будто спохватившись, добавила: — Счастливого Рождества, Чарли… — Я люблю тебя, хотелось ей добавить, но она не смогла. Даже если бы она не опасалась быть услышанной, она больше не могла сказать этих слов Чарли. Он бы ни за что не понял, как она может любить двух мужчин одновременно. Как она может любить его, а жить — с Саймоном…
Повесив телефонную трубку, Чарли долго стоял неподвижно, глядя на аппарат. Залетавшие в разбитое окно снежинки медленно кружились вокруг него, а парок дыхания оседал инеем на лице, но он не замечал этого. Ему хотелось изо всей силы садануть кулаком в стену, ударить кого-то, наконец — просто разрыдаться. Он не понимал, как такое могло случиться с ними, и хотел снова позвонить Кэрол, чтобы спросить ее об этом. Почему он вообще находится здесь, далеко от их дома, далеко от нее — его жены. Почему она притворяется, будто она — жена Саймона, ведь формально они еще не разведены? Кэрол по-прежнему его жена!
Но он знал, что развод неизбежен и что в конце концов Кэрол сделает то, что хочет, — станет законной женой этого старого ублюдка. Чарли подумал об этом с бессильной злобой и… тут же выкинул эту мысль из головы. Это было больше, чем Чарли был в состоянии вынести. Уж лучше бы он и вправду сошел с ума.
Выйдя из телефонной будки, Чарли забрался в свой семиместный «Форд» и медленно двинулся к холмам. Но и по пути туда он неотступно думал о Кэрол.
Чарли думал о ней и тогда, когда, добравшись до того места, где он оставлял машину, выбрался наружу и побрел по лесной тропе к дому. Все окна шале были темны и безжизненны; даже сквозняк не колыхал легкие бязевые занавески на высоких французских окнах первого этажа, и Чарли невольно подумал о том, не ждет ли его внутри та же таинственная женщина. Сейчас для него вопрос был вовсе не в том, верит ли он в ее существование или нет. Чарли отчаянно нуждался в ком-то, кого он мог бы любить, с кем мог бы поговорить по душам, хотя про себя Чарли продолжал твердить, что никто, кроме Кэрол, ему не нужен.
В глубине души он надеялся, что в доме снова увидит хотя бы тень той призрачной красавицы. Но в шале никого не было — ни женщин, ни призраков. Дом был пуст и тих, и Чарли, не зажигая света, сел возле окна в одно из кресел Глэдис. Ему не хотелось ничего делать — просто сидеть, смотреть на снег за окном и думать, думать без конца о той, которую он потерял… И о той, которую он мельком видел накануне вечером и о которой мог только мечтать.
Глава 6
На следующий день Чарли проснулся рано, но несмотря на то, что спал он очень мало, он чувствовал прилив сил и энергии. На сегодня Чарли запланировал поездку в Дирфилд за покупками. У него уже был заготовлен солидный список всяких мелочей, которые были совершенно необходимы ему для того, чтобы натереть в шале полы, почистить мрамор ступеней и каминов, подновить позолоту, смазать петли и привести в порядок проводку. Но прежде чем отправиться в дорогу, Чарли решил осуществить свое давнее желание и побывать на чердаке.
Стремянка нашлась в одном из чуланов. Чарли без труда поднял ее на второй этаж и, установив под потолочным люком, быстро взобрался по шатким ступеням. Чердак представлял собой просторное, чисто прибранное помещение. Здесь было светло — четыре круглых слуховых окна давали достаточно света.
Чарли перевел дух и быстро осмотрелся. Вдоль стены стояло несколько окованных железом ящиков, в которых, по-видимому, хранились старая одежда да кое-какие вещи, которые Глэдис за недостатком места в своем городском доме держала здесь. Чарли заметил комплект синей летной формы в пластиковом чехле, который был подвешен прямо к потолочной балке. Это была форма Джимми, а под ней стояла картонная коробка с детскими игрушками, когда-то, очевидно, принадлежавшими его дочери Пегги. Должно быть, Глэдис специально убрала их подальше, чтобы не натыкаться на них и не бередить старые раны.
Чарли понадобилось не менее часа, чтобы заглянуть во все ящики и коробки, однако он не нашел в них ничего интересного, и уж конечно, здесь не оказалось ничего, что могло бы принадлежать Саре, поэтому, спустившись вниз, Чарли почувствовал себя разочарованным. Он и сам не знал, что он рассчитывал найти, однако тот факт, что от Сары не осталось абсолютно ничего, огорчил. Умом он понимал, что его надежды с самого начала были безосновательны — Глэдис была слишком аккуратным человеком, чтобы проглядеть что-то, что принадлежало Саре, однако вопреки здравому смыслу он все же заглянул в самые темные закоулки чердака. Что бы он делал с этими вещами, если бы нашел, — этого Чарли не знал. Почему-то ему казалось, что если бы он хотя бы увидел их, то это помогло бы ему лучше понять эту таинственную женщину.
Теперь, убирая стремянку обратно в кладовку, Чарли напомнил себе, что Сара умерла уже очень давно и что если он не поостережется, то мысль о ней может превратиться в навязчивую идею. У него в жизни хватало реальных проблем, и Чарли вовсе не хотелось прибавить к ним веру в духов и призраков, не говоря уже о том, чтобы влюбиться в давно умершую женщину. Интересно, размышлял Чарли, как бы он объяснил это Кэрол?
К счастью, он ничего любопытного не нашел, и нужда в объяснениях отпадала сама собой. Второго появления Сары он тоже не ждал — со слов Глэдис Чарли знал, что призрак вряд ли покажется ему вновь. Больше того, сегодня, на второй день после ее таинственного появления, при свете дня, Чарли и сам все чаще задумывался, не сыграло ли с ним злую шутку его собственное воображение. А может быть, виновато во всем было нервное напряжение, в котором он пребывал на протяжении последнего времени. Сначала разрыв с Кэрол и все, что ему предшествовало, потом — продажа дома, переезд в Нью-Йорк, неприятности в фирме, фактический уход с работы — для одного человека этого было, пожалуй, многовато. Может, в его спальне и не было никакой женщины? Может быть, она ему просто пригрезилась? Может быть, все это было с ним во сне?
Но когда Чарли приехал в Шелбурн-Фоллс и остановился возле магазина скобяных товаров, он все же решил отправиться в местное отделение Исторического общества, которое расположилось в соседнем доме. Глэдис говорила ему, что это невысокое здание было подарено городку каким-то состоятельным гражданином много лет назад. Несмотря на неказистый вид, здание было еще достаточно крепким и весьма просторным. В нем помещались не только Историческое общество и местный краеведческий музей, но и богатейшая библиотека с читальным залом, а также окружной архив, довольно, впрочем, скромный. В библиотеке Чарли собирался взять какие-нибудь книги, из которых он мог бы узнать подробности о жизни Сары и Франсуа де Пеллерена. Эта надежда, однако, едва не разбилась о неожиданно холодный прием, который был ему оказан.
Когда Чарли шагнул через порог библиотеки, над самой его головой звякнул дверной колокольчик, и молодая женщина, стоявшая у книжных полок спиной ко входу, повернулась на звук. В профиль ее лицо достойно было украсить собой римские камеи, но в глазах ее Чарли с удивлением увидел настоящую ярость, граничащую с ненавистью.
На его приветствие девушка ответила таким резким тоном, что Чарли на мгновение оторопел. Она разговаривала с ним так, словно он нанес ей смертельное оскорбление, хотя они оба видели друг друга впервые в жизни, и Чарли понял, что библиотекарша — по всей видимости, это была именно она — почему-то очень не хочет, чтобы ее беспокоили.
— Прошу прощения, что беспокою вас, — извинился он с самой приветливой улыбкой, на какую был способен, но ее лицо ни на каплю не смягчилось. На него смотрела самая настоящая Снежная королева из сказки. Может быть, что-то или кто-то испортил ей Рождество, предположил Чарли. Или жизнь… Как бы там ни было, его положение не становилось от этого легче.
Вместе с тем он не мог не заметить, что девушка очень хороша собой. У нее были большие зеленые глаза, пышные темно-каштановые волосы с золотой искрой и нежная, словно светящаяся, кожа персикового оттенка, которой позавидовала бы любая фотомодель. Ее фигуру до половины скрывала высокая конторка, но Чарли понял, что она довольно высока ростом и что тело у нее по-спортивному гибкое и сильное, хотя черты ее лица показались ему очень тонкими и изящными, словно сделанными из драгоценного китайского фарфора. Когда она оперлась о конторку руками, Чарли увидел длинные, музыкальные пальцы с безупречными, но слишком коротко остриженными ногтями.
И все же все в ней, казалось, говорило: «Не приближаться. Стреляю без предупреждения».
— Мне хотелось бы взять у вас кое-какие книги. Меня интересуют два человека, когда-то живших здесь — Сара Фергюссон и Франсуа де Пеллерен, — пробормотал Чарли, справившись со своим замешательством. — Если, конечно, можно. Честно говоря, я не знаю точных дат их жизни. Мне сказали, что эта леди… и этот джентльмен жили в окрестностях Шелбурн-Фоллс в конце восемнадцатого столетия. Где-то, этак, году в семьсот девяностом… Вы когда-нибудь слышали о них?
Последний вопрос он задал совершенно невинным тоном и был поражен, когда библиотекарша буквально зарычала на него:
— Эти книги вы найдете вон там! — Швырнув на конторку листок бумаги, на который она быстро выписала два названия, библиотекарша указала Чарли на стеллаж в дальнем конце комнаты. — Сейчас я очень занята, так что, будьте любезны, обслужите себя сами!
Чарли почувствовал, что ее манера вести себя начинает его раздражать. Таких нелюбезных, озлобленных людей он здесь еще не видел. Напротив, каждый, кого он встречал в Шелбурн-Фоллсе или Дирфилде, делал все, чтобы показать свое расположение приезжему. Многие уже знали, что он арендовал старое шале, и сами предлагали свою помощь. Библиотекарша оказалась неприятным исключением из общего правила. Она была точь-в-точь как те раздраженные, наэлектризованные чуть ли не до свечения дамы, которых Чарли встречал в нью-йоркской подземке в часы пик. Впрочем, они были даже приятнее, поскольку с ними он мог попросту не общаться. Сейчас же у него не было иного выхода.
— С вами что-нибудь случилось? Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил он как можно мягче. Ему казалось совершенно невероятным, что такая красивая молодая девушка может так вести себя без достаточно веской причины.
— А вам-то что за дело? — Она поглядела на него в упор, и Чарли отпрянул, словно обжегшись, хотя ее глаза были холодны как лед. Он успел, однако, разглядеть, что своим оттенком они напоминают изумруды, и попытался представить себе, как они загорятся и заиграют, если эта льдышка соизволит улыбнуться.
— Мне кажется, вы чем-то расстроены, — сказал он негромко и одарил девушку взглядом своих теплых бархатных глаз.
— Ничем я не расстроена — я просто занята! — отрезала библиотекарша и отвернулась.
Книги Чарли нашел быстро. Сначала он хотел захватить их с собой, но не утерпел и начал тут же, у полки, пролистывать их, ища портрет, о котором упоминала Глэдис. В первой книге никаких иллюстраций не оказалось вообще, зато во второй… От волнения у Чарли задрожали руки. Теперь он точно знал, кого он видел в сочельник в своей спальне. Сходство было поразительным. Неизвестный художник удивительно точно передал не только черты ее лица, но даже выражение глаз и форму губ — чуть приоткрытых, словно готовых заговорить, улыбнуться или рассмеяться. Чарли, во всяком случае, узнал свою таинственную гостью.
Это, вне всякого сомнения, была Сара Фергюссон де Пеллерен.
Внимательно глядя на Чарли, молодая женщина за конторкой, не сдержав любопытства, спросила:
— Она что, ваша родственница?
Голос ее прозвучал, однако, все так же резко, — она, как видно, не чувствовала никакой неловкости за свою грубость. Этот тип вторгся на ее территорию, как будто нарочно выбрав то время года, когда в библиотеку почти никто не приходил. Немногочисленные туристы заглядывали сюда только летом, и библиотека Исторического общества и архив служили чем-то вроде информационной службы, куда можно было просто позвонить и заказать коротенькую справку по тому или иному вопросу.
Именно это обстоятельство и послужило решающим доводом для Франчески Виронэ, когда она устраивалась сюда на должность библиотекаря и куратора. Эта работа позволяла ей спокойно трудиться над собственной диссертацией; к тому же она существенно ограничивала количество встреч с посторонними людьми, а именно их-то Франческа боялась больше всего.
Пару лет назад Франческа закончила в Париже Сорбонну по специальности «История искусств» и могла бы начать самостоятельную преподавательскую деятельность, но в последнее время она предпочитала иметь дело с книгами, а не с людьми. Своей работой в местном отделении Исторического общества она гордилась: библиотека, в которую она поступила, была весьма богатой, но запущенной, и она впервые навела в ней порядок, создав компьютерную картотеку имеющихся книг. По мере надобности Франческа ремонтировала пришедшие в ветхость фолианты и добилась установки на втором этаже современной системы кондиционирования воздуха, которая была совершенно необходима для обеспечения сохранности хранящихся там антикварных книг и раритетных изданий. При этом она успевала заниматься и музеем, хотя посетители в нем появлялись только в летний сезон.
Глядя на нее, Чарли недоумевал, почему библиотекарша выглядит такой раздраженной и недовольной.
— Нет, — медленно проговорил он, игнорируя ее неприязненный тон и перекошенное от ненависти лицо. — Она не моя родственница. Просто я слышал, что они были весьма интересной парой.
— В этих местах существует масса фантастических легенд и откровенных сказок, — заметила Франческа, стараясь ничем не выдать своего интереса к незнакомцу. Он показался ей интеллигентным и образованным человеком, к тому же в его интонации и манерах было что-то европейское, хотя он не был похож ни на француза, ни на англичанина.
Впрочем, Франческа тут же напомнила себе, что он ей совершенно безразличен и что ей незачем знакомиться с ним поближе.
Тем не менее она продолжала:
— Скорее всего абсолютное большинство легенд — просто выдумки, — заявила она самым категоричным тоном. — За прошедшие двести лет их жизни обросли такими подробностями, какие и не снились самым талантливым беллетристам. На самом же деле Сара и Франсуа были скорее всего самыми обычными людьми…
На этом Франческа хотела закончить, но стремление к справедливости все же возобладало.
— …Хотя утверждать что-либо определенное довольно трудно, — добавила она с вызовом.
Чарли в свою очередь недовольно поморщился. Мысль о том, что Сара и Франсуа могут оказаться простыми смертными, была ему неприятна. История их великой страсти, их победившей время любви, о которой поведала ему Глэдис, импонировала ему гораздо больше.
«Интересно, почему она так на меня злится?» — спросил себя Чарли, бросив на библиотекаршу еще один взгляд. Несмотря на неприступный вид и сердитое выражение лица, она показалась ему почти красавицей.
— Вам нужно что-нибудь еще? — осведомилась библиотекарша. — Я сегодня рано закрываю.
Очевидно, она никак не могла дождаться, пока этот зануда уйдет и оставит ее одну.
— У вас есть еще что-нибудь об этих людях? — спросил Чарли, не желая быть выставленным вон только потому, что эта дамочка не любит людей. — Может быть, какие-нибудь старые книги, в которых они упоминаются?..
Он угадал точно. Франческа очень любила старые книги, старинную мебель и прочие экспонаты краеведческого музея, за которые она отвечала. Эти предметы никогда бы не причинили ей столько боли, столько страданий…
— Я должна посмотреть, — сказала она холодно. — Оставьте мне телефонный номер, по которому я смогла бы с вами связаться.
Чарли с сожалением развел руками.
Читать бесплатно другие книги:
