Изгнание Паллисер Чарльз

Она сидела, безвольно опустив руки, потом печально произнесла:

– Я думала, что ты поможешь сестре встать на ноги. А теперь ей самой надо заботиться о тебе.

Она замялась, а затем сказала:

– Несколько месяцев тому назад у нее появились отношения с молодым человеком, но все кончилось очень плохо.

– О чем ты, мама? Ее скомпрометировал какой-то мужчина?

– Позволь рассказать то, что я знаю, Ричард. И не делай никаких выводов. У них возникло взаимопонимание, но потом выяснилось, что есть обстоятельства, препятствующие союзу.

Я начал что-то говорить, но она подняла руку:

– Не спрашивай меня об этом. Я сказала ровно столько, сколько должна.

Я собирался уточнить, являются ли «обстоятельства» последствием смерти отца.

У меня нет времени написать все, что хочется, потому что я слышу отдаленный стук кастрюль и сковородок и чувствую запах чего-то похожего на еду.

Несмотря на то, что утро обещало ясный день, в полдень небо потемнело, и послышался отдаленный гром, словно над болотом выстрелила пушка. Ветер налетал порывами, казалось, что это великан стучит в стены дома. В дальних комнатах хлопали двери, и трещали старые оконные рамы, было похоже, что в особняк ворвались испуганные чужаки.

Пока мы с мамой сидели и пили чай после завтрака, в окна, заливая карнизы, стучал дождь.

– Бедная девочка на обратном пути промокнет до костей! – воскликнула мать. – Будь хорошим мальчиком и отнеси ей зонтик.

Мне не оставалось ничего иного, как послушаться. Когда я открыл дверь, чтобы отважно ринуться под ливень, она попросила:

– Ричард, на обратном пути расскажи сестре новости из Кембриджа.

Я кивнул и вышел.

Пока я преодолевал порывы ветра, меня окутала светлая пелена дождя. Вдали в мареве темного тумана истекали влагой холмы. Не успел я перебраться на другую сторону Страттон Херриард, как заметил женщину, стоявшую под навесом открытого амбара. Она отчаянно вцепилась в вывернутый наизнанку зонтик со сломанной спицей. Это была дама под вуалью, которую я видел в церкви. Таинственная миссис Пейтресс.

Я показал ей свой зонт и сказал, что буду счастлив сопроводить ее в деревню.

– А вам он не нужен? – сказала она, лукаво улыбнувшись потому, что зонт был откровенно дамский.

Когда я объяснил свою миссию, сказав, что по пути мы встретим Эффи, она приняла предложение. Мы разговорились буквально обо всем на свете! О том, что невозможно жить без музыки. О наслаждении, какое дают книги.

Мы почти добрались до церкви, и вот появилась Евфимия. Я заметил, что она удивлена. Как же, ее никчемный брат сумел привлечь внимание такой замечательной соседки!

Мы сошлись, и я начал знакомить девушек. Миссис Пейтресс настояла, чтобы я держал зонт над сестрой. Так как мы дружно отказались это сделать, она заметила:

– Нелепо стоять здесь и мокнуть. Давайте войдем в дом.

Мы последовали за ней по дорожке в сторону красивого дома из красного кирпича с высокой крутой крышей в стиле Реставрации. Миссис Пейтресс позвонила в дверь. Нам немедленно открыла молоденькая служанка в аккуратном чепце.

Горничная приняла одежду, и мы последовали за миссис Пейтресс в гостиную в передней части дома. Я услышал, как дама распорядилась, чтобы служанка развела в гостиной камин. Там были диваны и элегантные стулья, картины и полки, доверху заставленные книгами.

Мы расселись у пылающего камина, и вскоре Эффи и миссис Пейтресс разговорились об ужасной погоде, о местной глухомани, невыразительности окрестных пейзажей и так далее.

Вдруг она сказала:

– Пойдемте взглянем на мое пианино. Комната, должно быть, уже согрелась.

Дама повела нас через прихожую в мастерскую – большую комнату в форме буквы «L» с видом в сад.

Даже я смог понять, каким прекрасным музыкальным инструментом она обладает.

Пока Эффи восхищалась, миссис Пейтресс пригласила ее в ближайший день, чтобы поиграть в четыре руки. Сестра выразила радость по поводу такой возможности.

Миссис Пейтресс повернулась ко мне и спросила, увлечен ли я музыкой так же, как сестра.

Я ответил, что плохо играю на флейте и что большую часть времени провожу читая, а в хорошую погоду гуляю. Мне нравится сельская местность, и я восхищаюсь историей зданий и судьбами людей.

Она спросила:

– Интересно, знакомы ли вы с пожилым джентльменом, который живет здесь и увлекается древностями. Его зовут «мистер Фордрайнер».

Я отвечал, что не знаю его и очень хотел бы познакомиться.

Они с Эффи говорили о бале и о том, что неприязнь миссис Куэнс лишила нас возможности быть там. Миссис Пейтресс рассказала, как она непреднамеренно оскорбила эту ужасную особу невинным замечанием во время званого обеда, устроенного герцогом Торчестером. Дама добавила:

– Он патронирует бал, и миссис Куэнс в комитете, потому что она и ее супруг знакомы с его светлостью. Считается, что их дочь пользуется вниманием его племянника, мистера Даневанта Боргойна.

– Знаю его, – сказал я. – Несколько лет тому назад он учился в Кембридже.

(Этот тип проиграл целое состояние, содержал стадо шлюх, чтобы забавляться с друзьями, а когда исчез, то задолжал огромные деньги мелким торговцам, от чего они просто разорились.)

Миссис Пейтресс добавила:

– Начинается бал, и все ломают голову, какую барышню мистер Боргойн пригласит на танец.

Вспомнив то, что рассказала мисс Биттлстоун, я заметил:

– Если только с ним не случится нового несчастья.

Мисс Пейтресс удивленно посмотрела на меня и ответила:

– Он теперь редко выходит по вечерам.

Теперь реплика старушки кажется мне весьма странной. Зачем Даневанту Боргойну бояться новой неприятности? И почему он избегает вечерних прогулок?

На минуту я потерял нить разговора, а потом услышал, как миссис Пейтресс говорит:

– Знаю, люди недоумевают, зачем я сюда приехала. Причина простая. У меня давнишняя связь с морем и этими болотами.

Она расспросила о нашей матушке и вдруг воскликнула:

– Приходите на чай! Приходите с матушкой в среду.

Мы приняли приглашение.

Потом произошло что-то странное. Дверь открылась, и вошла женщина средних лет, похожая на домработницу. На ней были очки с маленькими овальными стеклами. Глядя прямо на миссис Пейтресс, она сказала:

– Мэм, будьте любезны немедленно проследовать за мной.

Отрывисто бросив «простите», дама поднялась и поспешила из комнаты. Когда она уходила, послышался странный звук, похожий на стон. Но дверь быстро захлопнулась за женщинами, и все стихло. Мы с Эффи удивленно уставились друг на друга. Потом сестра встала и поспешила за угол, в другую часть комнаты, сказав:

– Стой там и начни говорить, если войдет миссис Пейтресс или еще кто-то.

– Что мне сказать?

– Что угодно, тупица. Надо, чтобы ты предупредил меня, если кто-то появится.

Она подбежала к письменному столу и стала открывать ящики. Проверив содержимое одного, сестра выдвигала следующий. Я видел, как она схватила что-то белое – лист бумаги?

– Что это? – спросил я.

Она не ответила.

Спустя минуту миссис Пейтресс вернулась с расстроенным видом. Я громко произнес:

– Надеюсь, ничего не случилось.

Эффи медленно подошла к нам, сделав вид, будто только что любовалась садом. Взглянув на картину, сестра сказала:

– Просто очаровательно. Это собор в Глосестере?

Дама ответила:

– Нет, в Солсбери. Я там жила несколько лет, однако в силу обстоятельств оказалась вынуждена заботиться о себе сама. – Вдруг она сказала: – Дорогуша, не сочтите меня непростительно грубой, но позвольте узнать, кто так отлично крахмалит ваши воротнички? Я тайком ими восхищаюсь. Не могу добиться от моей прачки достойного результата.

– Мы не сдаем в стирку, – сказала Эффи. – В доме есть человек, способный отлично выполнить эту работу.

Бетси? Может ли она вообще справиться хоть с чем-то? Кухарка из нее точно никудышная.

Спустя минуту Эффи воскликнула:

– Святые небеса, часы бьют шесть! Неужели мы отняли у вас столько времени?

Когда горничная открыла дверь, мы увидели, что дождь еще не закончился. Миссис Пейтресс настояла на том, чтобы мы взяли второй зонтик.

Помня обещание маме, на обратном пути я попытался затронуть тему Кембриджа. Однако как только я произнес это слово, Эффи остановилась и повернулась ко мне. Порывы ветра раскачивали зонтик над ее головой.

– Мама не сказала бы тебе такого, потому что не хочет ранить твои чувства, но ты должен уехать как можно скорее. Если не поедешь к дяде Томасу, то возвращайся в Кембридж. Она хочет навести в доме порядок, а твое присутствие мешает.

Остаток пути мы прошли молча.

Когда вы вошли в прихожую, стряхивая дождинки с себя и зонтиков, мама спросила, почему мы так задержались.

Мы принялись наперебой рассказывать о нашем длинном путешествии, о доброжелательности миссис Пейтресс, о том, сколько у нее прекрасных книг, о замечательном фортепьяно и так далее.

– Но ты сможешь увидеть все сама, – сказал я. – Она пригласила нас на чай в среду.

Мама нахмурилась.

– Что? Она ведь совсем не знакома со мной! Это странно. Дама ничего не рассказала о своем прошлом?

– Дала знать, что вдова, – произнесла Эффи.

– Неужели? – удивился я. – Ничего подобного не слышал.

– Не умеешь читать между слов, – сказала Эффи, бросив на меня быстрый презрительный взгляд. – Помнишь: «В силу обстоятельств оказалась вынуждена заботиться о себе сама»?

– Прямо так и сказала? – медленно спросила мама.

– Мама, я тебя не понимаю, – пробормотала Евфимия.

– Рискованно вступать в связь с теми, кто оскандалился.

Евфимия ответила:

– Если для герцога миссис Пейтресс хороша, то для нас и подавно.

Мама встревожилась.

– Что ты имеешь в виду, говоря «хороша для герцога»?

– Она в отличных отношениях с лордом Торчестером.

Мама сжала губы и сменила тему.

Бетси способна хоть на что-то. Очень интересная мысль. Возможно, она не красавица, но она девушка, и весьма молодая. Не слишком ли? У нее маленькая неоформившаяся грудь. Возможно, служанка уже начала испытывать боль неудовлетворенного желания. Как бы мне хотелось провести пальцами по ее шейке от затылка вниз под воротничок блузки.

Жаль, что упоминание герцога насторожило маму! Если бы мы подружились с миссис Пейтресс, жизнь в этой глухомани стала бы терпимой.

Когда я писал эти строки, раздался стук в дверь, вошла Бетси и сказала:

– Мне нужна ванна для молодой госпожи.

Она склонилась, чтобы поднять медную ванну, и я спросил:

– Бетси, ты трешь Эффи спину?

Служанка опустила глаза и ничего не ответила. Некоторое время я размышлял, стоит ли просить Бетси помочь мне помыться. Нельзя ее напугать, а то она сболтнет чего-нибудь маме.

Совершенно очевидно, что Эффи порвала с Мод, и, возможно, с остальными друзьями в городе. В таком случае почему сестра так хочет купить билеты на бал, где будут ее бывшие подруги? Тем более что билеты нам не по карману.

Когда мы сели обедать, в окна хлестал дождь, а ветер стучал ставнями. Я сказал Бетси:

– В такую погоду будет трудно добраться до дома.

Она уставилась на меня так, словно я заговорил на греческом.

Мама спросила:

– О чем ты? Служанка никуда не уходит, она спит здесь.

Я с удивлением взглянул на девушку. Та сказала:

– Я живу в той маленькой комнатке наверху, сэр. Разве вы об этом не знали?

Показалось, что она улыбнулась, произнося «в той маленькой комнатке», словно мне о ней известно. Знает ли Бетси, что прошлой ночью я был наверху? Склонен думать, что так и есть. Хитрая маленькая обезьянка.

Мама сообщила Эффи, что у меня печальные новости. Я был вынужден рассказать про Кембридж.

– Значит, за те два дня, пока ты здесь, тебе не хватило смелости признаться? – возмутилась Эффи.

Я смолчал, а она продолжила:

– Теперь дядя Томас не станет платить, и ты не вернешься в Кембридж к началу курса, не так ли? Ты временно исключен?

Услышав это, мать вздрогнула, испуганно уставившись на меня.

– Это всего лишь означает, что на какое-то время колледж отстраняет меня от занятий, – сказал я. – Мама, я тебе уже говорил.

– Полагаю, у тебя долги? – сказала Евфимия.

Я не ответил.

– Ричард, сколько ты должен? – спросила мама.

– Не более двадцати фунтов.

– Ах, вот как! – воскликнула Евфимия. – Может быть, «не более двадцати тысяч фунтов»?! Здесь ты остаться не можешь. Нам тебя не прокормить.

– Ну что ты, – возмутилась мама.

– Это правда. У нас с тобой каждый пенни на счету.

А сами кухарку наняли!

Я произнес:

– Мама тратится на нас в одинаковой степени.

Сестра раздраженно сказала:

– За себя я плачу сама. Пора бы и тебе начать. Так что ты собираешься делать? Все, что связано с юриспруденцией и медициной, исключено. Найди работу частного репетитора или устройся в школу.

– Там никаких достойных перспектив, – заметил я.

– А какие, по-твоему, перспективы у меня? – не унималась сестра. – Гувернантка! Ты представляешь, какие унижения мне придется терпеть?

– Дети, дети, – сказала матушка. – Мы так ни к чему не придем.

– Ты ведь знаешь Ричарда. Если его не подтолкнуть, он будет просто сидеть и бездельничать. Брат должен найти способ заработать на жизнь.

– Прежде всего я получу диплом. Надеюсь, это тебя устроит.

– Да неужели?! Воображаешь, что дядя Томас будет теперь платить за тебя?

– Перестаньте, – взмолилась матушка. – Вы скандалите, словно ирландские жестянщики на чердаке.

В этот момент вошла Бетси, и мама резко произнесла:

– Отправляйся на кухню и жди, когда позовут.

Девушка выбежала вон, а она продолжила:

– Я пытаюсь обеспечить вам достойное существование. Позаботилась, чтобы у нас была нормальная еда, приличная одежда. Так прекратите же кричать и оскорблять друг друга.

Она расплакалась.

– Это все ты, – сказала Евфимия. – Все такой же эгоист и ничего не делаешь, с тех пор как вернулся.

– Не смей так разговаривать с братом, – сквозь слезы вымолвила мама. – Ты ничуть не лучше его. Даже хуже, насколько тебе известно.

Евфимия развернулась и свирепо взглянула на нее. Сестра собиралась что-то сказать.

– Больше не желаю обсуждать это! – вскрикнула матушка и почти выбежала из комнаты.

Мы с Евфимией одновременно встали и переглянулись над остатками еды на столе.

– Видишь, что ты наделал, – сказала Эффи. – Уезжай сейчас же, если у тебя есть хоть немного достоинства.

Никогда не видел маму в таком состоянии. Раньше она всегда держала себя в руках во время семейных ссор.

Евфимия ушла, и я вдруг вспомнил бедную Бетси, которая, наверное, спряталась на кухне. Я отправился туда и нашел ее в буфетной за чисткой сковороды.

– Тебе уютно в этой маленькой комнатушке? – спросил я.

Она не ответила. Я вдруг представил, как она час за часом сидит здесь одна.

– Бетси, – повторил я, – хочу сегодня вечером принять ванну.

– Я сейчас подниму ванну наверх к вам, сэр, а потом принесу горячую воду.

– Приходи как можно позднее, – добавил я.

В этот момент пришла Евфимия и попросила вернуться с ней в гостиную. Как только мы спустились, она закрыла дверь и сказала:

– Можешь дурачить маму, но не меня. Что ты на самом деле натворил в Кембридже?

– Я не обязан оправдываться перед тобой.

К моему изумлению, опустившись на стул, она произнесла мягким и даже сочувственным тоном:

– Ричард, думаю, ты не совсем понимаешь, что пришлось пережить маме в последние несколько месяцев. Трагедия случилась в твое отсутствие. Матушка лишь хотела защитить тебя.

– От чего защитить? – спросил я. – Почему она не позволила мне быть на похоронах?

– Не хотела, чтобы ты услышал те ужасные слухи, какие пошли об отце.

– Требую подробностей!

Она раздраженно пожала плечами.

– Ты же знаешь, как завидовали ему другие священники, и можешь представить, что они говорили. Дело не в этом. Всего за две недели она потеряла все: мужа, дом, положение в обществе и так называемых друзей. Я за маму сильно беспокоюсь. Тебе не стоит доставлять ей новые неприятности.

Слова Эффи и особенно манера, в какой они были высказаны, произвели на меня сильное впечатление, и я пообещал не делать ничего, усугубляющего ситуацию. Расстались мы по-доброму.

Временно исключен. Откуда Евфимия знает это слово? Сослан в деревню. Кажусь себе ненужным, словно старый башмак.

Дорогой дядя Томас!

Пишу к вам, чтобы чистосердечно во всем признаться…

Уже за полночь. Бетси еще не пришла, хотя недавно принесла ванну. Очень скоро должна появиться.

[Один из нескольких эпизодов, описанных Ричардом по-английски, но греческими буквами. Вероятно, с той целью, чтобы никто не смог прочесть дневник в случае, если он попадет в руки матери или сестры, поскольку в то время женщины языкам обучались редко. Я просто переписал текст латинским шрифтом. Прим. ЧП.]

Видела ли она мужской орган? Интересно, можно ли предложить ей шесть пенсов, чтобы Бетси взяла его в руку? Я сяду в ванну, она будет наливать воду, а он вдруг встанет из воды, и она не сможет не заметить его, а я на нее посмотрю, и она зарумянится, и я скажу: не хочешь потрогать? Она скажет: «О, сэр, я не могу». Я скажу: «Бетси, получишь шестипенсовик. Только подержи его немного». Служанка обрадуется: «Так много, сэр». Потом протягивает свою нежную ручку и обхватывает его и…

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

К половине первого я понял, что Бетси не придет.

[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]

Не могу избавиться от мыслей, что она рядом со мной в этой маленькой комнате. Раздевается и вползает в ночную сорочку. Просвечивает ее маленькая девичья грудь.

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]