Поющие кости. Тайны Д’Эрбле (сборник) Фримен Ричард
– Чужая? – удивился капитан. – А почему вы так решили?
Встав у огромного клетчатого буя, он изумленно уставился на Торндайка.
– По тому, как выглядит мундштук. На нем глубокие отметины от зубов, по сути, он прокушен насквозь. Человек, грызущий свою трубку, обычно обладает определенными физическими качествами и прежде всего хорошими зубами. Но погибший был практически беззубым.
Немного подумав, капитан произнес:
– Не вижу, какое это имеет значение.
– Разве? А меня наводит на кое-какие мысли. Вот человек, который в последний раз набивал трубку табаком определенного сорта. Когда его находят мертвым, в трубке совершенно другой табак. Откуда он взялся? Есть только одно объяснение: погибший с кем-то встречался.
– Похоже на правду.
– Далее, его поясной нож потерян. Возможно, это ничего не значит, но все же следует иметь данный факт в виду. Есть еще одно любопытное обстоятельство: на затылке у него рана от удара о какой-то предмет, покрытый морскими желудями и известковыми червями. В открытом море нет ни свай, ни платформ. Возникает вопрос: обо что он мог удариться?
– Ну, это проще простого. Тело ведь три дня трепало приливом…
– Речь идет не о трупе. Рана была получена еще при жизни.
– Вот черт! Ну, лодка могла наткнуться в тумане на бакен, и он ударился об него головой, хотя, честно говоря, такое объяснение весьма хромает. Но ничего другого я предложить не могу.
С минуту он хмуро смотрел на свои ботинки, потом обратился к Торндайку:
– У меня идея. Дело это, видно, непростое. Так что я сегодня же поплыву на маяк и постараюсь разобраться на месте. Как вы смотрите на то, чтобы поехать со мной в качестве консультантов? Отправляемся в одиннадцать, на маяке будем около трех, так что к вечеру вы сможете вернуться в город. Что скажете?
– Почему бы и нет, – с готовностью согласился я, предвкушая возможность проплыть по живописным местам в чудесный летний день.
– Отлично, мы тоже с вами, – поддержал меня Торндайк. – Джервис жаждет совершить морское путешествие, да и я не прочь размяться.
– Но это чисто техническая поездка, – уточнил капитан.
– Ничего подобного, – возразил Торндайк. – Это приятный морской вояж в вашем несравненном обществе.
– Да я вовсе не это имел в виду, – проворчал капитан. – Но если собираетесь остаться, пошлите человека за вещами, а мы завтра вечером отвезем вас обратно.
– Не будем беспокоить Полтона, – решил мой коллега. – Мы поедем на поезде из Блэкуола и заберем свои вещи сами. В одиннадцать, вы сказали?
– Около того. Если опоздаете, не страшно.
Лондонский транспорт достиг прямо-таки пугающего совершенства. Пыхтящий поезд и позвякивающая двухколесная «гондола» помогли нам пересечь город с такой скоростью, что около одиннадцати часов мы уже стояли на пристани с общим саквояжем и зеленым чемоданчиком Торндайка. У причала стоял катер, с подъемника которого свешивался полосатый цилиндрический буй. На сходнях возвышался капитан Грампас, его добродушная красная физиономия сияла от удовольствия. Буй осторожно уложили на носу, подъемник подтянули к мачте, ванты закрепили на винтовых талрепах, и катер, издав четыре ликующих гудка, развернулся, направив острый нос навстречу приливной волне.
Следующие четыре часа мы шли по Темзе, которая становилась все шире, и перед нами разворачивалась красочная панорама речных берегов. После Вулвичского плеса дым и запахи промышленных пригородов сменились свежими ароматами сельской природы. Серое нагромождение фабрик осталось позади, уступив место зелеными лугам и долинам с пятнышками пасущихся овец. У лесистых берегов стояли почтенные учебные суда, напоминая о временах дуба и пеньки, когда высокие трехпалубные парусники, красивые и величественные, как башни из слоновой кости, еще не сдались под натиском унылых серых посудин под военно-морским флагом, опустошающих карманы британских налогоплательщиков; о временах, когда моряки были морепроходцами, а не морскими механиками.
Упорно сопротивляясь приливу, катер пробирался между бесчисленными плавательными средствами: там были баржи, каботажные парусные суда, шхуны и бриги, неуклюжие грузовые пароходы с голубыми трубами, шаткие барки с крутящимися ветряками, гигантские лайнеры, которые, казалось, чуть сплющились под собственной тяжестью. За кормой проплывали Эрит и Перфлит, Гринхит и Грайс. Трубы Нортфлита, нагромождение крыш Грейвсенда, якорные стоянки и пушки морских батарей – все осталось позади, и вскоре перед нами засветилась голубизной необъятная ширь моря.
Около половины двенадцатого нас подхватил отлив, что, судя по быстрой смене пейзажей и свежему ветерку, существенно увеличило нашу скорость передвижения.
Но на море и в небесах царило летнее спокойствие. В нежной голубизне парили кудрявые облака, суда дрейфовали с повисшими парусами, большой полосатый буй с колоколом дремал на солнце над своим неподвижным отражением в воде. Набежавшая волна от нашего катера заставила его чуть качнуться и звякнуть, после чего он опять погрузился в сон.
Вскоре впереди показался вытянутый силуэт маяка на винтовых сваях, пламенеющий в лучах послеполуденного солнца. Подплыв ближе, мы различили слово «Гедлер», написанное огромными белыми буквами, и двоих мужчин на галерее, которые разглядывали нас в подзорную трубу.
– Вы туда надолго, сэр? – спросил у капитана Грампаса шкипер. – Нам ведь надо еще установить буй и забрать с северо-восточной мели старый.
– Тогда лучше оставьте нас на маяке, а когда закончите с буями, заберете на обратном пути. Я не знаю, сколько времени мы там пробудем.
Судно подошло к маяку, с него спустили шлюпку, и пара крепких матросских рук доставила нас на место.
– Сейчас замажете свои городские костюмчики, – заметил капитан, сам одетый с иголочки. – Всю грязь оботрете боками.
Мы посмотрели на металлические конструкции. Отлив обнажил сваи и лестницу, облепленные водорослями, морскими желудями и трубочками известковых червей. Однако мы были не столь неуклюжи, как думал капитан, и без труда последовали за ним вверх по скользкой лестнице. Торндайк крепко прижимал к себе зеленый чемоданчик, с которым не желал расставаться ни на минуту.
– Мы с этими джентльменами прибыли сюда в связи с гибелью смотрителя Джеймса Брауна, – объявил капитан, когда мы добрались до галереи. – Кто из вас Джефрис?
– Я, сэр, – ответил высокий плотный мужчина с квадратной челюстью и нависшими бровями. Левая рука у него была перевязана.
– Что приключилось с вашей рукой? – спросил капитан.
– Порезался, когда чистил картошку. Так, пустяки, сэр.
– Вот что, Джефрис. Тело Брауна нашли на берегу, и я бы хотел задать вам несколько вопросов. Будете выступать в качестве свидетеля, так что рассказывайте все, что знаете.
Мы вошли в комнату и расположились за столом. Капитан раскрыл массивную записную книжку, а Торндайк пытливым взглядом окинул комнату, словно делая мысленную опись всего, что там находилось. Рассказ Джефриса не добавил ничего нового. Он видел, как к маяку приближалась лодка с сидящим в ней мужчиной. Потом опустился туман, и лодка исчезла из виду. Он включил туманный гонг и стал наблюдать за морем, но она больше не появилась. Это все, что он знал. По его предположению, лодка прошла мимо маяка и была отнесена в море отливом, который как раз набирал силу.
– В котором часу вы последний раз видели лодку? – спросил Торндайк.
– Около половины восьмого.
– Кто там сидел? – задал вопрос капитан.
– Не знаю, сэр. Он греб спиной ко мне.
– У него с собой имелись сумка или сундучок? – продолжал допытываться Торндайк.
– Да, сундучок был. Маленький такой, зеленый и с веревочными ручками.
– Перевязанный веревкой?
– Да, один раз, чтобы не открывалась крышка.
– Где он лежал?
– На корме, сэр.
– Как далеко находилась лодка, когда вы видели ее в последний раз?
– В полумиле от маяка.
– В полумиле? – воскликнул капитан. – Как же, черт побери, вы могли разглядеть какой-то там сундучок?
Смотритель покраснел и подозрительно покосился на Торндайка.
– У меня была подзорная труба, сэр, – хмуро пояснил он.
– Понятно. Достаточно, Джефрис. Вам придется прийти на допрос. Скажите Смиту, что я хочу с ним поговорить.
Мы с Торндайком подвинули стулья к окну, выходившему на море. Но не море и проплывающие суда привлекли внимание моего коллеги. На стене рядом с окном висела вырезанная из дерева полка с трубками. Торндайк увидел ее, когда мы входили в комнату, и временами с интересом рассматривал.
– Похоже, вы все тут заядлые курильщики, – заметил он, обращаясь к смотрителю Смиту, когда капитан закончил инструктировать сменщика.
– Да, сэр, что скрывать, любим побаловаться табачком. Живем затворниками, а табак здесь дешево обходится.
– Почему?
– Да нам его подвозят. Когда мимо идут какие-нибудь иностранцы, особенно голландцы, они подбрасывают нам плитку-другую. Мы же не на берегу, значит, пошлину платить не надо.
– Значит, в табачные лавки вы не ходите? И рассыпной табак не покупаете?
– Нет, сэр. Он плохо хранится. У нас здесь все твердое – и сухари, и табак.
– Я вижу, тут, как полагается, полка для трубок.
– Да, это я смастерил ее в свободное время. Чтобы трубки везде не валялись, да и на кубрик было похоже.
– Кто-то, видно, не слишком часто курит, – заметил Торндайк, указывая на одну из трубок, покрытую зеленой плесенью.
– Да, это трубка Парсонса, моего приятеля. Должно быть, он забыл ее, когда уезжал месяц назад. Здесь сыро, и трубки быстро плесневеют.
– А как скоро трубка покрывается плесенью, если ее не трогать?
– Зависит от погоды. Когда тепло и сыро, то через неделю. Вот трубка Барнета, того парня, что сломал ногу – на ней уже появились пятна, а ведь и трех дней не прошло, как он смотался отсюда.
– А другие трубки тоже ваши?
– Нет, сэр. Моя только одна. Там с краю трубка Джефриса, и та, что посередине, тоже, видно, его, только я ее раньше не видел.
– Вы прямо спец по трубкам, – заметил вошедший в комнату капитан. – Похоже, вы этим вопросом занимались всерьез.
– Всерьез я занимался только человеческой личностью, – объяснил Торндайк, когда смотритель ушел, – а также предметами, которые несут ее отпечаток. Трубка – это нечто очень личное. Посмотрите на полку. У каждой трубки свои особенности, которые в какой-то мере отражают привычки ее владельца. Возьмем, к примеру, трубку Джефриса, ту, которая с края. Мундштук у нее почти прокушен насквозь, табачная камера исцарапана и изрезана, а ее края разбиты и имеют сколы. Все это говорит о грубой силе и небрежном обращении. Он жует мундштук, когда курит, кое-как чистит трубку и слишком сильно ею стучит, когда выколачивает золу. И этот человек точно соответствует своей трубке: сильный, с квадратной челюстью и довольно буйного нрава.
– Да, Джефрис крепкий орешек, – согласился капитан.
– А вот трубка Смита. Табачная камера полна золы, края ее обгорели. Ее владелец любит поговорить и часто вынимает трубку изо рта, а потом раскуривает заново. Но меня прежде всего интересует та, которая посередине.
– Смит ведь сказал, что она тоже принадлежит Джефрису? – уточнил я.
– Да, но, должно быть, ошибся. Прежде всего на мундштуке нет отметин от зубов, хотя трубка старая и ничуть не похожа на трубку Джефриса. Края чаши не повреждены, значит, с ней обращались с осторожностью. Серебряный поясок совсем почернел, а поясок на трубке Джефриса блестит, как новенький.
– Я даже не заметил, что там есть поясок, – вставил капитан. – А почему он так почернел?
Взяв трубку с полки, Торндайк внимательно к ней присмотрелся.
– Налет сульфида серебра. Видимо, в кармане имелась какая-то сера.
– Ясно, – произнес капитан и, подавив зевок, стал следить из окна за приближающимся судном. – В ней полно табака. И какова мораль сей басни?
Торндайк внимательно посмотрел на мундштук:
– Мораль сей басни такова: прежде чем набить трубку, надо ее прочистить.
И он указал на мундштук, отверстие которого было забито какой-то трухой.
– Весьма полезный совет, – сказал капитан, поднимаясь и снова зевая. – Если не возражаете, я на минутку отлучусь и посмотрю, что там за судно. Похоже, оно направляется сюда.
Взяв подзорную трубу, он вышел на галерею.
Когда капитан ушел, Торндайк раскрыл складной нож и выгреб табак из трубки к себе на ладонь.
– Да это же махорка! – воскликнул я.
– Да, – подтвердил Торндайк, возвращая табак в трубку. – Такого вы не ожидали?
– Я об этом не думал. Меня больше занимал серебряный ободок.
– Да, тоже интересно, но давайте сначала посмотрим, чем забит мундштук.
Достав из зеленого чемоданчика препаровальную иглу, Торндайк извлек из отверстия небольшой комочек. Поместив его на предметное стекло, добавил каплю глицерина и закрыл другим стеклом.
– Положите трубку обратно на полку, – попросил он меня, помещая стекло под микроскоп.
Через некоторое время Торндайк встал из-за стола и махнул рукой в сторону микроскопа:
– Посмотрите сами, Джервис.
Прильнув к окуляру и двигая предметное стекло, я стал определять состав мягкого комочка. Там присутствовал вездесущий хлопок, несколько шерстяных волокон, но самым интересным объектом были два-три крохотных волоска зигзагообразной формы, расширяющиеся на концах, подобно веслу.
– Здесь шерсть какого-то небольшого животного, но не мыши или крысы и вообще не грызуна, а какого-то насекомоядного. Да! Конечно же! Это шерсть крота.
Потрясенный своим открытием, я молча смотрел на своего коллегу.
– Да, ее ни с чем не спутаешь, что дает ключ к разгадке, – произнес он.
– Вы считаете, это трубка утопленника?
– Слишком многое на нее указывает. Рассмотрим все факты в их последовательности. На трубке нет следов плесени, значит, она находилась здесь совсем недолго и может принадлежать Барнету, Смиту, Джефрису или Брауну. Трубка старая, но следы от зубов отсутствуют. Следовательно, ее курил беззубый человек. Но у Барнета, Смита и Джефриса зубы на месте, и мундштуки их трубок изгрызены, в то время как у Брауна зубов нет. Серебряный ободок имеет налет сульфида серы, а Браун вместе с трубкой носил в кармане серные спички без коробка. В канале трубки мы находим волоски крота, а у Брауна кисет был из кротовой кожи и носил он его в том же кармане, что и трубку. И наконец, у Брауна в кармане оказалась чужая трубка, которая по всем признакам принадлежит Джефрису, с табаком, который не курит Браун, поскольку в его кисете он совсем другого сорта. Если добавить к этим фактам другие, которыми мы располагаем, вывод очевиден.
– Какие другие?
– Во-первых, погибший сильно ударился головой о некий предмет, периодически находящийся под водой и обросший морскими желудями и известковыми червями. Опоры этого маяка полностью отвечают этому описанию, а ничего похожего поблизости нет. Бакены же слишком велики, чтобы причинить подобную рану. Далее, матросский нож погибшего потерян, а у Джефриса на руке ножевая рана. Согласитесь, что улик достаточно.
В этот момент в комнату ворвался капитан с подзорной трубой в руках.
– Наш катер тянет на буксире какую-то лодку, – сообщил он. – Похоже, это та, что пропала, так что мы сейчас узнаем что-нибудь новенькое. Собирайте свои пожитки и готовьтесь к посадке.
Мы уложили микроскоп в зеленый чемоданчик и вышли на галерею, где смотрители наблюдали за приближающимся катером: Смит с нескрываемым интересом, а побледневший Джефрис с явным беспокойством и суетливостью. Когда катер остановился у маяка, с него спустили шлюпку, и вскоре помощник капитана уже поднимался по лестнице.
– Это пропавшая лодка? – крикнул ему Грампас.
– Да, сэр, – подтвердил помощник капитана, ступая на площадку и вытирая руки о тыльную часть брюк. – Она лежала в восточной части отмели. Тут дело нечисто, сэр.
– Пахнет преступлением?
– Точно, сэр. Затычка была вынута и лежала на дне; и еще между бухтами фалиня мы нашли матросский нож – он воткнулся в кильсон, причем глубоко. Как будто упал с большой высоты.
– Странно, – проговорил капитан. – Ну, затычка могла выскочить случайно.
– Нет, сэр. Чтобы поднять нижние доски, надо сдвинуть балласт. К тому же, сэр, моряк никогда не допустит, чтобы его лодку затопило. Если что, он вставит затычку и вычерпает воду.
– Верно, – согласился капитан Грампас. – Нож очень подозрительный. Но откуда он мог свалиться, в открытом-то море? Ножи ведь не падают с небес – к счастью. Что скажете, доктор?
– Скажу, что найден нож Брауна, и он упал с этой вот площадки.
Джефрис быстро оглянулся, весь красный от возмущения.
– Что же получается? Я ведь сказал вам, что лодка сюда не приплывала.
– Да, вы это утверждали, – согласился Торндайк. – Но объясните тот факт, что в кармане погибшего была найдена ваша трубка, а его трубка в настоящий момент находится на полке у вас в комнате?
С лица Джефриса сошла краска.
– Не знаю, о чем вы тут толкуете, – чуть запнувшись, произнес он.
– Сейчас я вам объясню. Я буду рассказывать, что произошло, а вы мне скажете, прав я или нет. Браун благополучно причалил к маяку и вместе с сундучком прошел в комнату. Набив трубку, он попытался ее раскурить, но она засорилась и не тянула. Тогда вы одолжили ему свою и даже набили ее табаком. Вскоре после этого оба вышли на площадку, и между вами вспыхнула ссора. Браун, защищаясь своим ножом, выпустил его из рук, и он упал в лодку. Потом вы столкнули противника с площадки, и тот свалился в воду, ударившись головой об одну из опор. Тогда вытащили затычку и отвязали лодку, чтобы ее унесло в море и она затонула. Сундучок тоже бросили в воду. Все это случилось приблизительно в двенадцать десять. Я прав?
Джефрис с изумлением воззрился на Торндайка, но не произнес ни слова.
– Так я прав? – повторил Торндайк.
– Разрази меня гром! – пробормотал Джефрис. – Вы что, здесь были? Говорите так, будто видели все своими глазами. Похоже, все и без меня знаете. В одном только вы не правы. Не было у нас никакой ссоры. Этот парень, Браун, почему-то сразу невзлюбил меня и не захотел здесь оставаться. Он решил слинять и вернуться на берег, а я стал его удерживать. Тогда он кинулся на меня с ножом, который я выбил у него из рук. Он потерял равновесие и свалился вниз.
– А вы не делали попыток спасти Брауна? – поинтересовался капитан.
– Как я мог, когда начинался отлив, а я один на маяке? Меня бы просто утащило в море.
– А как насчет лодки, Джефрис? Зачем вы ее потопили?
– Да я просто испугался и решил от нее избавиться, чтобы меня не заподозрили. Но я его нарочно не толкал. Это был несчастный случай, сэр, клянусь вам!
– Что ж, вполне логичное объяснение, – подытожил капитан. – Что скажете, доктор?
– В высшей степени логичное. Что касается того, насколько оно правдиво, то это уже не нам решать.
– Согласен. Но я все же вынужден передать вас полиции, Джефрис. Вы поняли меня?
– Да, сэр, я понял.
– Странное все-таки это происшествие, что случилось на маяке, – заявил капитан Грампас, когда мы полгода спустя сидели вечером за столом. – Этот Джефрис дешево отделался – всего полтора года дали.
– Да, дело загадочное, – согласился Торндайк. – За этим «несчастным случаем» явно что-то стоит. Вероятно, они оба знали друг друга раньше.
– И я так думаю. Но для меня самое загадочное – ваше умение разложить все по полочкам. С тех пор я испытываю глубокое уважение к вересковым трубкам. Да, дело заметное. То, как вы заставили трубку рассказать нам историю убийства, для меня подобно волшебству.
– Да, – вмешался я. – Трубки умеют говорить, и не только они. Помните немецкую сказку о поющей кости? Крестьянин нашел кость убитого человека и сделал из нее дудочку. Но когда он попытался на ней играть, дудочка вдруг запела сама:
- Мой брат меня жизни лишил
- И косточки мои похоронил
- Под зыбучими песками,
- Под тяжелыми камнями.
– Замечательная сказка, – заключил Торндайк. – И с большим смыслом. Вещи, окружающие нас, могут многое рассказать о себе, но только если мы захотим к ним прислушаться.
Часть IV
Роман мошенника
Глава 1
Незваный гость
Долгие летние сумерки уже сменялись ночной темнотой, когда на сельской дороге появился одинокий велосипедист в вечернем костюме, кое-как прикрытом плащом. Время от времени его обгоняли экипажи, автомобили и закрытые кебы из соседнего городка, в которых сидели нарядно одетые люди. Все они ехали в одном направлении – в большой особняк на краю обширного поместья, однако обстоятельства собственного визита заставляли велосипедиста все медленнее крутить педали.
В этот вечер Уиллоудейл – так назывался этот особняк – временно переживал свою былую славу. Он пустовал уже несколько месяцев, о чем свидетельствовала доска объявлений у домика привратника. Однако в этот вечер голые стены его комнат были украшены флагами и драпировками, полы натерты или покрыты коврами, повсюду звучала музыка и раздавались веселые голоса. Здесь давали бал молодые девицы Рейнсфорда, и главной среди них была мисс Хэллиуэлл, владелица Уиллоудейла.
Это было большое событие. Особняк был роскошен, девицы многочисленны, а их кошельки весьма увесисты. Гости были людьми из общества, и среди них присутствовала сама миссис Чатер, что придавало событию особый шик, поскольку прекрасная американка считалась главной светской львицей сезона. Ее состояние исчислялось суммой, недоступной для британской арифметики, а ее бриллианты были гордостью хозяек бала, одновременно уязвляя их самолюбие.
Несмотря на все соблазны, велосипедист ехал с некоторой неохотой, а когда показались ворота поместья, слез с велосипеда и остановился в нерешительности. Предстояла весьма рискованная операция, и, хотя он был неробкого десятка, его одолевали сомнения.
Дело в том, что приглашения не было. Зачем тогда он здесь? И как рассчитывает попасть на это светское сборище? Ответ на эти вопросы был несколько болезненным.
Огастес Бейли зарабатывал на жизнь своим умом. Это банальное выражение не имеет особого смысла. Разве не все мы живем своим умом, если таковой имеется? И разве обычному жулику требуется какой-то своеобразный ум? Тем не менее Огастес Бейли жил за счет своего ума и изворотливости, хотя большого дохода они ему не приносили.
Сегодняшнюю авантюру он задумал, когда случайно подслушал разговор за соседним столом и ловко накрыл забытое приглашение картонкой меню. Огастес решил принять приглашение, которого не получал. Оно было написано на имя Джефри Харрингтона-Бейли, и сейчас его пугала перспектива разоблачения. Заметят или нет? Огастес полагался на большое количество гостей и неопытность хозяек бала. Визитные карточки предъявлять не требовалось, однако каждого пришедшего громко представляли гостям. Но, возможно, все обойдется, и он сумеет проскочить незаметно.
Огастес медленно пошел к воротам. Неуверенность его росла. К теперешней нервозности примешивались не совсем приятные воспоминания. Когда-то он служил в пехотном полку – правда, недолго, поскольку его «таланты» пришлись не по душе собратьям-офицерам – и один раз попытался пробраться без приглашения в столь же блестящее собрание. Теперь, будучи рядовым вором, он снова намеревается проскользнуть под чужим именем, рискуя, что его опять с позором выставят вон.
Пока он стоял в нерешительности, на дороге послышался топот копыт и яростный гудок автомобиля. У ворот показались тусклые огоньки экипажа, утонувшие в ярком свете неоновых фар. Вышедший из сторожки привратник открыл ворота, и мистер Бейли, собравшись с духом, решительно покатил по подъездной дороге.
На полпути мимо него со свистом промчался автомобиль – большой «Нейпир» с компанией молодых людей, которых было так много, что им пришлось сидеть на спинках сидений и чужих коленях. Бейли немедленно сообразил, что судьба дает ему шанс, и сильнее закрутил педалями. Оставив велосипед в пустом каретном сарае, он поспешил в гардероб. Молодые люди были уже там и радостно бросали на стойку снятые плащи и шинели. Бейли последовал их примеру, торопясь слиться с этой компанией, и совершенно не заметил, что гардеробщик положил его шляпу над чужим плащом и дал ему не тот номерок.
– Майор Пэдбери, капитан Бейкер-Джонс, капитан Спаркер, мистер Уотсон, мистер Голдсмит, мистер Смарт, мистер Харрингтон-Бейли!
Войдя с важным видом в зал в компании офицеров, Огастес почувствовал, как душа его уходит в пятки – хозяйки бала оглядывали всех входящих мужчин с нескрываемым интересом. К счастью, лакей уже громко объявлял следующих гостей.
– Миссис Чатер, полковник Грампьер!
Взоры присутствующих немедленно обратились на вновь прибывших, и Огастес, поклонившись, поспешил затеряться в толпе. Все сошло благополучно – маленькая хитрость удалась. Он скромно удалился в самую дальнюю часть зала, стараясь спрятаться за спинами гостей. В конце концов, хозяйки о нем забудут, если они вообще заметили его персону, и тогда можно будет подумать о деле. Огастес все еще нервничал и ждал подходящего момента, чтобы выпить, не нарушая приличий. Выглянув из-за спин толпившихся гостей, он увидел, как миссис Чатер обменивается рукопожатием с главной хозяйкой бала, и в изумлении застыл.
Огастес узнал ее с первого взгляда. У него была хорошая память на лица, а миссис Чатер было не так-то легко забыть. Он вспомнил миловидную американскую девушку, с которой танцевал на полковом балу много лет назад, когда был младшим офицером и еще не попал в ту историю с краплеными картами, которая положила конец его военной карьере. Они сразу же понравились друг другу – хорошенькая юная американка и блестящий молодой военный. Весь вечер танцевали вместе, сидели вдвоем и мололи всяческую мистическую чушь, которую по неопытности принимали за философию. С тех пор они не встречались. Она промелькнула в его жизни лишь раз, и вскоре ее имя забылось. И вот теперь эта женщина здесь, все еще привлекательная, да к тому же с положением. И какие на ней бриллианты! А он всего лишь мелкий жулик, рыскающий в толпе, чтобы незаметно прикарманить кулон или расстегнувшуюся брошку.
Возможно, она тоже его узнает. Почему бы и нет? Он же ее сразу узнал. Но сейчас это совсем ни к чему. Мистер Бейли выскользнул на лужайку, чтобы размяться и покурить. Там уже прогуливался пожилой джентльмен, задумчиво поглядывая на ярко освещенные окна. Когда они поравнялись во второй раз, незнакомец остановился и произнес:
– В такую ночь лучше места не придумаешь. Внутри уже становится жарко. Но вам, вероятно, захочется потанцевать.
– Раньше я был неплохим танцором, – ответил Бейли и, увидев, с какой завистью мужчина поглядывает на его сигарету, протянул ему портсигар.
– Спасибо вам огромное! – воскликнул незнакомец, с жадностью хватая сигарету. – Господи, ну прямо добрый самаритянин. Я оставил свой портсигар в плаще, но постеснялся у вас просить, хотя просто умираю без табака.
С наслаждением затянувшись, он выпустил облачко дыма.
– Девчонки здорово постарались. Разве скажешь, что этот дом столько времени простоял пустым?
– Я только что приехал и не успел его осмотреть, – сообщил Бейли.
– Можем побродить там внутри, когда покурим, и освежиться тоже не помешает, – предложил общительный джентльмен. – Вы тут многих знаете?
– Ни единой души. Хозяйки меня никому не представили.
– Ну, это легко поправимо. Моя дочь как раз одна из хозяек бала. А мое имя Гринби. Когда мы пропустим по рюмочке, я попрошу ее найти вам партнершу – если вы захотите чуточку развлечься.
– Да, я бы не прочь потанцевать, хотя время мое ушло. Но мы еще повоюем.
– Не сомневаюсь, – весело согласился Гринби. – Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует. Пойдемте, промочим горло, а потом отыщем мою малышку.
Выбросив окурки, мужчины отправились в буфет. Шампанское оказалось довольно слабым, но эта проблема легко решалась за счет количества. Следуя этой стратегии и подкрепившись несколькими сандвичами, мистер Бейли, который в последнее время сильно недоедал, почувствовал себя значительно лучше. Мисс Гринби оказалась простодушной блондиночкой лет семнадцати, которая с детской важностью играла роль хозяйки, и вскоре Бейли уже кружился в танце с миловидной дамой около тридцати.
В нем вдруг проснулись давно забытые ощущения, и это удивило его самого. В последние годы он вел самое убогое и постыдное существование, занимаясь мелким мошенничеством и балансируя на грани серьезного криминала. Порой плутовал, оставаясь в рамках закона, а иногда, когда здорово прижимало, опускался до прямого воровства. Водил компанию с такими же сомнительными личностями, как он сам, жуликами и прохвостами, играл в карты, занимал, попрошайничал, воровал и всегда, выходя из дома, подозрительно косился на «мужчин в синих мундирах».
А вот сейчас он попал в уже полузабытую, но прежде столь знакомую обстановку. Празднично украшенные комнаты, музыка, блеск драгоценностей, шуршание дорогих платьев, порядочные джентльмены и прекрасные дамы; позорное прошлое куда-то ушло, дав ему шанс скрепить нить своей жизни, так гибельно оборвавшуюся много лет назад. В конце концов, он ведь принадлежит к их кругу. Все эти жалкие проходимцы, с которыми приходилось якшаться в последнее время, были всего лишь случайными попутчиками на его жизненной дороге.
Когда танец закончился, он с некоторым сожалением (которое было взаимным) передал свою даму какому-то молчаливому офицеру и уже подумывал в очередной раз наведаться в буфет, вдруг кто-то легонько прикоснулся к его плечу. Бейли быстро обернулся. Подобные прикосновения всегда его настораживали. Но вместо мужчины в штатском с характерным деревянным лицом он увидел даму. Это была миссис Чатер, несколько смущенная своей смелостью.
– Вы, вероятно, меня не узнали, – извиняющимся тоном начала она, но Огастес тут же с жаром перебил ее:
– Конечно же, узнал, хотя имени вашего не вспомню. Зато не могу забыть тот бал в Портсмуте, девушку, с которой танцевал. Я так мечтал встретить вас опять, и вот наконец это случилось.
– Как мило, что вы меня помните, – обрадовалась миссис Чатер. – Я часто вспоминала неповторимый вечер и наши чудесные разговоры. Вы были таким приятным молодым человеком. Интересно, что стало сейчас с вами. Как же давно все было!
– Да, много воды с тех пор утекло, но когда я смотрю на вас, мне кажется, это было в прошлом сезоне.
– Фи, какой вы стали неискренний! Тогда вы мне не льстили, впрочем, в этом не было необходимости.
В голосе ее звучал мягкий упрек, но хорошенькое личико вспыхнуло от удовольствия, а в последней фразе мелькнула тень сожаления.
– Я и сейчас далек от лести, – искренне возразил Огастес. – Я узнал вас, как только вы вошли в зал, и с радостью убедился, что время над вами не властно. Ко мне оно не столь благосклонно.
– Полноте. Да что такое седина для мужчины? Всего лишь знак отличия, как корона на лацкане или шитье на манжетах. Вы ведь, наверное, уже полковник.
– Нет, – быстро ответил Огастес, чуть покраснев. – Я давно ушел в отставку.
– Ах, какая жалость! Вы должны мне рассказать о себе – но только не сейчас. Следующий танец занят, и мой кавалер уже, наверное, ищет меня. А потом мы с вами посидим и поболтаем всласть. Но я забыла ваше имя, хотя всегда вас узнаю. Ваше имя, сэр?
– Роланд. Капитан Роланд. Ну, как, вспомнили?
Но миссис Чатер так и не вспомнила.
– Шестой танец вас устроит? – спросила она, открывая свою программку, и, получив утвердительный ответ, вписала его имя. – Танцевать мы не будем, просто посидим и поговорим по душам. Вы мне расскажете о себе все-все. Интересно, что теперь думаете о свободе воли и персональной ответственности. Я помню, в то время у вас были высокие идеалы. Надеюсь, они сохранились такими и сейчас, хотя у многих со временем поблекли. Вы так не считаете?
– Боюсь, вы правы, – мрачно признал Огастес. – Жизненные перипетии стирают позолоту с имбирных пряников, и они становятся слегка облезлыми. Как, впрочем, и мы сами.
– Ну, не будьте таким пессимистом. Это взгляд разочарованного идеалиста, а я уверена, что вы не терзаетесь обманутыми надеждами. Но мне нужно бежать. Соберитесь с мыслями и не забудьте о номере шесть в моей программке.
И она с улыбкой удалилась, блистая великолепием, затмевавшим самого царя Соломона. Дружеская беседа знаменитой американской вдовы с никому не известным гостем наверняка не останется без внимания, и в других обстоятельствах Бейли не преминул бы понежиться в лучах чужой славы. Но сейчас он не искал сомнительной известности, и тот же изворотливый инстинкт, который подсказал ему убрать с глаз долой мистера Харрингтона-Бейли, заменив его капитаном Роландом, сейчас советовал ему ретироваться. Ведь он пришел сюда с весьма определенной целью. Уже в который раз оставшись на мели, ему срочно нужны были средства к существованию. Однако все складывалось не слишком удачно. Возможностей поживиться не представлялось, или он их просто упускал. Как бы то ни было, но потайной карман, составляющий непременный атрибут его фрака, все еще был пуст. Похоже, хороший ужин и приятный вечер – вот все, что ему светит сегодня. Даже при самом безупречном поведении он остается незваным гостем, которого в любую минуту могут вышвырнуть как самозванца, а встреча с узнавшей его вдовой лишь повышает эту вероятность.
Бейли вышел на лужайку, окружавшую дом со всех четырех сторон. Там уже прогуливались другие гости, отдыхающие между танцами; струившийся из окон свет освещал их фигуры, между которыми мелькал излишне общительный мистер Гринби.
Поспешно удалившись с освещенной территории, Огастес набрел на узкую дорожку и пошел по ней к кустам, темневшим впереди. Он вышел к арке, увитой плющом и освещенной лишь парой тусклых фонарей, и, пройдя под ней, попал на тропинку, извивавшуюся среди деревьев и кустов; там было темно, и только редкие цветные фонарики, развешенные на ветках, чуть разгоняли мрак.
Здесь никого не было, к удивлению Огастеса; только потом он понял, что парочки, ищущие уединения, вполне могли воспользоваться многочисленными пустыми комнатами заброшенного дома.
Тропинка, шедшая чуть под откос, вывела его к длинной каменной лестнице, внизу которой стояла скамейка. Тропинка перед ней выпрямлялась, вокруг все густо заросло деревьями и кустами.
Опустившись на скамью, Бейли стал обдумывать, что скажет миссис Чатер. Скамейка была встроена в ствол вяза, который частично служил ей спинкой. Прислонившись к дереву, он достал серебряный портсигар и взял сигарету. Но она так и осталась незажженной. Бейли был слишком погружен в невеселые мысли о своей неудавшейся жизни. Окунувшись в атмосферу роскоши бала с толпой холеных мужчин и утонченных женщин, невольно подумал о своей жалкой квартирке в Бермондси, затерянной среди нищеты и запустения окраин с их бесчисленными фабриками, дымящими трубами и болотным запахом реки. Контраст был ужасающим. Да, путь мошенника не усыпан розами. Эти размышления были прерваны звуком шагов и голосами, и он поднялся, желая уйти. Ему вовсе не хотелось, чтобы его застали здесь в одиночестве. Но голоса звучали уже совсем рядом: видимо, гуляющие направлялись сюда. Положив сигарету обратно в портсигар, Бейли обошел скамейку, надеясь продолжить путь, но за вязом тропинка кончалась, упираясь в заросший кустарником склон. Пока он колебался, звук приближающихся шагов на лестнице и шуршание женского платья поставили его перед выбором: либо прятаться в кустах, либо выходить навстречу. Бейли выбрал первое и спрятался за деревом, ожидая, когда пара уйдет.
Но уходить они не собирались. Женщина села на скамейку, и знакомый голос произнес:
– Я немного посижу здесь, зуб у меня болит просто адски. А вас попрошу сходить в гардероб. Вот номерок, возьмите там мою бархатную сумочку. В ней пузырек с хлороформом и немного ваты.
– Но, миссис Чатер, вы не можете остаться в одиночестве, – запротестовал ее спутник.
– Мне сейчас вовсе не требуется чье-то общество. Все, что нужно, – это хлороформ. Будьте умницей, сходите и принесите его. Вот вам номерок.
Молодой офицер торопливо ушел. Бейли, проклинавший судьбу за столь нелепый пассаж, услышал, как он поднимается по лестнице. Потом все стихло, и только временами чуть скрипела скамья под постанывающей миссис Чатер. Однако молодой человек на удивление быстро справился с заданием, и спустя несколько минут Бейли услышал, как он торопливо сбегает по ступенькам.
– Как же я вам благодарна, – приветствовала его вдова. – Вы, должно быть, бежали быстрее ветра. Откройте эту пачку и идите. Мне нужно постараться укротить свой зуб.
– Но невозможно вас здесь оставить…
– Прекрасно сможете, – перебила его миссис Чатер. – Здесь же никого не будет – следующий танец вальс. Вас, вероятно, уже ждет партнерша.
– Ну, если вы и вправду хотите побыть в одиночестве…
– Конечно, хочу, мне сейчас не до кавалеров. Идите, идите, и благодарю вас за любезность.
Пробормотав что-то невнятное, молодой офицер неохотно удалился и стал медленно подниматься по лестнице. Потом наступила тишина, нарушаемая лишь шуршанием бумаги и скрипом извлекаемой пробки. Бейли, чуть дыша, повернулся лицом к дереву, за которым стоял, и стал упрекать себя последними словами. И зачем его сюда занесло? Как теперь ретироваться незаметно? Придется ждать, пока дама уйдет.
Читать бесплатно другие книги:
