Место назначения неизвестно Кристи Агата

Глава 12

Хилари возвратилась в квартиру Беттертона, которая стала теперь и ее квартирой. Вещи, которые она выбрала, уже были принесены и лежали в спальне.

Для Хилари продолжался фантастический кошмар. Зачем она здесь, почему должна делить кров с чужим для нее человеком? Чувство неопределенности и нависшей опасности не покидало Хилари.

— Знаешь что? — обратился к ней Беттертон. — Мы должны опять привыкнуть друг к другу. Давай вести себя так, как если бы были у себя дома.

Это было мудрое предложение, и Хилари оценила его. Ощущение нереальности всего происходящего будет существовать еще некоторое время, думала она. Сейчас не время говорить с Беттертоном о причинах, заставивших его покинуть Англию, о его надеждах и разочарованиях. Сейчас они играют каждый свою роль, и им обоим угрожает опасность.

— Ты знаешь, мне пришлось выполнить кучу формальностей. Пройти медицинский осмотр и все такое прочее, — Хилари была сама естественность.

— Здесь обычно так и делается. Я полагаю, что это необходимо, — отозвался Томас.

— А тебе тоже пришлось пройти через все это?

— Более или менее, — неопределенно ответил Томас.

— Затем меня повели к этому.., ну, как его — к Заместителю Директора.

— Очень способный человек, блестящий организатор. У него чисто административные функции.

— Он, наверное, не самый главный?

— О, нет! Существует, кроме того, сам Директор.

— Я увижу его?

— Рано или поздно. Он появляется не очень часто. Время от времени выступает перед нами. Это необыкновенная личность!

Тон Беттертона был восторженным, но лицо приняло такое мрачное выражение, что Хилари сочла за лучшее переменить предмет разговора.

Через некоторое время Томас взглянул на часы.

— В двадцать часов у нас обед. Если ты готова, нам лучше спуститься вниз. — Он говорил так, как будто они жили в гостинице.

Хилари переоделась в новое платье. Серо-зеленый цвет красиво гармонировал с золотом ее волос. Нитка бус на шее дополняла туалет. Они спустились по лестнице, затем прошли по каким-то коридорам и наконец попали в большой обеденный зал. Мисс Дженнсон встала им навстречу.

— Я заказала большой стол для вас, доктор, — обратилась она к Беттертону. — С вами будут обедать попутчики миссис и, конечно, супруги Мэрчисон.

Они направились к указанному столу. Там уже сидели Эндрю Питерс и Эрикссон, которые встали, когда Томас и Хилари подошли. Хилари ничего не оставалось, как представить им своего «мужа». Вскоре к ним присоединилась еще одна пара. Беттертон представил их как доктора и миссис Мэрчисон.

— Симон и я работаем в одной лаборатории, — сообщил Беттертон.

Симону Мэрчисону, худому, анемичному мужчине, было всего около двадцати пяти. Супруга его была итальянка, ее звали Бианка.

— Если хотите, я завтра буду вашим гидом, — сказала Бианка. — Надеюсь, вы не относитесь к миру ученых?

— Боюсь, — улыбнулась Хилари, — что моего образования не хватит, чтобы быть ученым. До замужества я служила всего лишь секретарем.

— А Бианка изучала экономику и торговое право. Иногда читает лекции по этим вопросам. Но все равно у нее остается очень много свободного времени, — сказал доктор Мэрчисон.

Бианка капризно повела плечами:

— В конце концов я приехала сюда, чтобы быть с тобою, Симон. Но мне кажется, что здесь кое-что должно быть организовано лучше. Может быть, миссис Беттертон, поскольку она не будет заниматься научной работой, поможет мне?

Хилари поспешила дать свое согласие.

— У нас прекрасные условия для исследований, — обратился Симон к Питерсу, — никто не мешает и, что самое главное, новейшее оборудование.

— А вы чем занимаетесь? — полюбопытствовал Питерс. Начался специальный разговор, настолько густо пересыпаемый научными терминами, что Хилари не могла за ним следить. И она обернулась к Эрикссону, который сидел молча, с совершенно отсутствующим взглядом.

— О чем вы задумались? О доме?

Эрикссон взглянул на Хилари с холодным удивлением.

— Мне не нужен дом, — медленно и раздельно произнес он, — все эти пустяки — дом, привязанности, родители, дети — величайшая помеха. Чтобы работать плодотворно, человек должен быть абсолютно свободен от подобных пут.

— А вы считаете, что будете свободны?

— Еще трудно что-нибудь сказать, можно только надеяться.

— После обеда, — услышала Хилари обращенный к ней голос Бианки, — можно кое-чем заняться, выбор у нас огромный — специальные комнаты для игры в бридж, кинозал, три раза в неделю театральные представления и почти ежедневно танцы.

Эрикссон осуждающе нахмурил брови:

— Все это лишнее. Развлечения — удел горемык, не способных к мышлению.

— Это не касается нас, женщин. Нам все это необходимо, как воздух, — прощебетала Бианка.

Эрикссон ничего не ответил, но во взгляде, который он бросил на Бианку, читалась откровенная неприязнь.

— Вряд ли я сегодня смогу смотреть фильм или играть в бридж, — улыбнулась Хилари. — Мне хотелось бы пораньше лечь спать.

— Да, конечно, дорогая, — подхватил с готовностью Томас. — Тебе ведь необходимо отдохнуть.

Когда они выходили из столовой, Томас сказал:

— Здесь вечерами чудесный воздух. После обеда мы обычно немного гуляем на крыше, у нас там сад. Если хочешь, пойдем туда.

И они поднялись на лифте, который обслуживала очаровательная темнокожая девушка в белом одеянии.

Хилари поразила необыкновенная красота разбитого на крыше сада, на сооружение которого, видимо, были затрачены колоссальные средства. Тут было что-то от волшебных сказок «Тысячи и одной ночи»: плеск воды, высокие пальмовые и банановые деревья, разные тропические растения; дорожки, вдоль которых росли персидские цветы, были посыпаны толченым цветным кирпичом.

— Невероятно! — воскликнула пораженная Хилари. — И это в самом сердце пустыни!

Мимо них, прогуливаясь, прошла чета Мэрчисонов. Беттертон нежно взял Хилари за руку, подвел ее к перилам. Сверкали звезды, воздух пустыни был прохладным и каким-то живительным и бодрящим. Они были совсем одни.

Хилари присела, Беттертон стоял перед ней.

— Ну, а теперь… — начал он приглушенным голосом, в котором чувствовалось нервное напряжение, — кто вы такая, черт возьми?

Несколько секунд Хилари смотрела на него. Прежде чем ответить на его вопрос, она сама хотела кое-что выяснить.

— А почему вы встретили меня как свою жену? — спросила она.

Они молча смотрели друг на друга. Никому не хотелось отвечать первым. Это была как бы дуэль двух разных людей. Но Хилари, видимо, оказалась сильнее. Заговорил Томас:

— Это было… Ну, как импульс. Наверное, я круглый дурак. Я вообразил, что вас послали, чтобы вызволить меня…

— Значит, вы хотите выбраться отсюда?

— Бог мой! И вы еще спрашиваете?

— Как вы попали сюда из Парижа?

Томас невесело усмехнулся:

— Никакого похищения не было. Ничего похожего на это. Я поехал по своей собственной воле, полный энтузиазма и желания работать.

— Вы знали, куда едете?

— Мне намекали на другое. Я даже не представлял себе, что окажусь в Африке, если вы это имеете в виду. Меня поймали на обычную приманку. Мир на земле, свободное распределение секретной научной информации между лучшими учеными мира, уничтожение капиталистов и поджигателей войны — все эти знакомые фразы. Парень, который приехал с вами, Питерс, он тоже попался на этот крючок.

— А когда вы приехали сюда, разве все это оказалось неправдой?

— Сами увидите. — Томас горько усмехнулся. — Это совсем не то, что я себе представлял! Я не получил главного — свободы!.. — Томас сел рядом. — Вы знаете, что угнетало меня дома? Ощущение, что за тобой постоянно следят. Я был ограничен в своих поступках, в выборе друзей. Конечно, такие меры обеспечения безопасности ученых необходимы, но все это страшно давит… И когда предлагают на первый взгляд что-то интересное, избавляющее тебя от слежки, то… И вот чем это все кончилось.

— Значит, вы попали в те же условия, от которых бежали? За вами следят, шпионят точно так же, как и там? — Хилари медленно выговаривала слова, следя за выражением лица Беттертона.

Томас нервным жестом откинул волосы со лба.

— Честно говоря, я не уверен в этом. Может быть, это только мое воображение. Я не знаю, следят за мной или нет. А по сути зачем им это? Ведь фактически я и так в тюрьме.

— А почему же все-таки у вас возникла такая мысль?

— Все очень странно. Условия для работы здесь прекрасные, есть любая аппаратура. Можно работать днями, можно не бывать в лаборатории вообще. В сущности, здесь есть все — питание, одежда, развлечения. Но меня не оставляет сознание, что я все-таки нахожусь в тюрьме.

— Понимаю вас. Я не могу забыть ужасного ощущения, когда за нами закрылись эти огромные железные ворота. — Хилари содрогнулась.

— Ну, ладно. — Видно было, что Беттертон старается взять себя в руки. — Я ответил на вопросы. Теперь ваша очередь. Зачем вы появились здесь под именем Оливии?

— Оливия… — Хилари замолчала, подыскивая подходящие слова.

— Что с Оливией? С ней что-то случилось? Что вы хотели сказать?

Хилари с жалостью смотрела на его взволнованное нервное лицо.

— Я не осмеливаюсь сообщить вам это…

— С ней что-то случилось?

— Мне очень жаль, ужасно жаль, но.., ваша жена умерла. Она спешила к вам, но самолет разбился. Ее забрали в тяжелом состоянии в больницу, и через два дня она скончалась.

Томас смотрел куда-то в сторону. Лицо его ничего не выражало, оно как бы окаменело.

— Значит, Оливия умерла?

Наступило долгое молчание. Наконец Беттертон повернулся к Хилари.

— Ладно. Продолжим. Итак, вы заняли ее место и приехали сюда. Зачем?

Ответ у Хилари был заготовлен давно. Но обстоятельства несколько изменились — Беттертон считал, что ее послали «вызволить» его отсюда. Это следовало принять в расчет, однако было ясно и то, что нервы его напряжены до предела. В любую минуту он мог сорваться. Открыться ему в данных условиях было бы чистейшим безумием.

— Я находилась в больнице, когда умирала ваша жена. Она очень хотела вам кое-что передать, и я предложила, что займу ее место и постараюсь встретиться с вами.

Томас нахмурился.

— Но, конечно… — Хилари поспешно заговорила снова, пока Беттертон не разобрал, как слаба ее аргументация. — Это не так невероятно, как кажется с первого взгляда. Видите ли, я очень сочувствую всем этим идеям. Вы только что так хорошо говорили о них. Научные секреты, которые свободно передает одна страна другой, новый Всемирный Порядок. Это меня очень увлекает. А затем еще.., мои волосы. Поскольку здесь ждут женщину с такими же волосами, как у Оливии, и такого же возраста, я и решила попробовать добраться до вас. Я не представляла себе, что так влипну.

— Да, — взгляд Томаса скользнул по ее волосам, — у вас точно такие же волосы, какие были у Оливии.

— Ваша жена настоятельно просила передать вам…

— Передать? Что передать?

— Чтобы вы были осторожны, очень осторожны… Что вам грозит опасность со стороны, как его… Бориса.

— Бориса? Бориса Глидера?

— Да. Вы знаете его?

Томас покачал головой:

— Никогда не встречал. Знаю только по имени. Глидер — родственник моей первой жены. Я слышал о нем. — А чем он опасен?

— Что?

Мысли Томаса были где-то далеко. Хилари повторила свой вопрос.

— Ах, это! Право, не знаю, чем он может быть для меня опасен. Говорили, что он вообще опасный человек… Он относится к идеалистам такого типа, которые могут умертвить половину человечества, если по каким-то им одним известным причинам будут считать, что это для пользы дела.

— Я знаю, о каком типе людей вы говорите.

— А Оливия видела его? Что он ей говорил?

— Больше я ничего не знаю. Это все, что она просила передать. Да, еще она сказала: «Я не могу этому поверить».

— Поверить? Чему поверить?

— Не знаю. — Хилари поколебалась секунду и затем добавила: — Ведь она умирала…

— Понимаю, понимаю… Я привыкну к этому со временем. — Гримаса боли исказила лицо Томаса. — Никак не доходит до сознания… Но что же такое с Борисом? Какую опасность он может представлять для меня, если я здесь, а он в Лондоне? Я полагаю, он виделся с Оливией в Лондоне?

— Да.

— Черт знает, что все это значит! Живешь в этой проклятой Организации, окруженный роботами…

— Именно такими мне показались почти все люди…

— А выбраться отсюда невозможно. — Он сжал кулаки. — Невозможно!

— Нет! Можно! — воскликнула Хилари. Беттертон с изумлением взглянул на нее.

— Что вы такое говорите, черт возьми!

— Мы должны найти выход из положения, — спокойно и уверенно ответила Хилари.

— Моя милая девочка, — она услышала насмешливый смех Томаса, — вы не имеете ни малейшего представления, против какой силы собираетесь бороться.

— Во время войны людям удавалось бежать и не из таких мест, — в голосе Хилари слышалось упорство. Она не собиралась впадать в отчаяние. — Допустим, подземный ход или что-нибудь в этом роде.

— Как это вы сможете прорыть подземный ход в отвесной скале? И куда? Ведь кругом пустыня, вас в два счета поймают.

— Тогда остается «что-нибудь в этом роде».

— Вы необыкновенная девушка! И сколько у вас уверенности в своих силах!

— Выход всегда может быть найден. Правда, боюсь, что это займет много времени.

Лицо Беттертона опять омрачилось.

— Время, — произнес он с какой-то странной интонацией, — время. Это то, чего я не могу позволить себе.

— Почему же? — удивилась Хилари.

— Я даже не знаю, как вам объяснить. Я не могу работать, не могу думать. Моя работа требует необыкновенной сосредоточенности. Ведь это творческий процесс. А я как будто потерял здесь стимул. То, что я сейчас делаю, может делать любой грошовый инженеришка. Это далеко не то, чего от меня ожидают. Они хотят научных открытий, а я сейчас не способен на них. Чем больше я нервничаю, тем меньше у меня шансов быть производительным ученым. Теперь вы понимаете?

Теперь она понимала. Хилари вспомнила рассуждения доктора Рабека о примадоннах и ученых.

— Вы знаете, что будет, если я не начну работать как следует? Они просто уничтожат меня.

— Нет! Этого не может быть!

— Уничтожат. Тут не сентиментальничают. Временную отсрочку дала мне пластическая операция — нельзя ведь ожидать, что человек в этот период сможет результативно работать. Но теперь с этим уже покончено.

— Зачем вы вообще ее сделали?

— Операцию? В целях безопасности. Моей личной безопасности, я имею в виду. Делается это в том случае, если человека ищет полиция.

— Выходит, вас ищет полиция?

— А разве вы не знаете? Конечно, я полагаю, об этом не писали в газетах. Может быть, и Оливия ничего не знала. Да, меня ищут.

— А что вы натворили? Продали атомные секреты?

Беттертон старательно отводил глаза.

— Я ничего не продавал. Просто рассказал кое-что из того, что знал. Рассказал безвозмездно. Это, собственно говоря, одно из условий программы Организации — соединение воедино всех научных знаний. Скажите, вы понимаете меня?

Понять она могла. Энди Питерс говорил то же самое. Она видела Эрикссона с глазами одержимого, который с искренним энтузиазмом продавал свою собственную страну. И ей очень тяжело было видеть Беттертона, поступившего таким же образом.

Вдруг Беттертон нервно огляделся по сторонам и обратился к Хилари:

— Все ушли. Не лучше ли нам…

Хилари поднялась.

— Пойдемте. Ничего особенного в том, что мы здесь засиделись, нет. Вполне естественно при встрече. Так подумает каждый.

— Послушайте! — Томас выглядел очень смущенным. — Ведь нам надо продолжать с этим.., я имею в виду, что вы должны оставаться моей женой.

— Конечно. А как же иначе?

— Но ведь у нас одна квартира, одна спальня… Я хочу сказать, все будет в порядке, вы не должны беспокоиться. Я не…

«Как он красив, — подумала Хилари, — и как мало меня это трогает».

— Думаю, что все уладится. — Тон Хилари был бодрым. — Самое главное — выбраться отсюда живыми.

Глава 13

В одном из номеров отеля «Мамауниа» в Марракеше Джессеп беседовал с мисс Гезерингтон. Теперь она несколько отличалась от той мисс Гезерингтон, которая жила в Касабланке и Феце одновременно с Хилари: это была живая, умная женщина, выглядевшая гораздо моложе своих лет. Третьим собеседником был плотный черноволосый мужчина по имени Лебланк.

— …и как вы знаете, — продолжал Джессеп, — они — единственные люди, с которыми Хилари разговаривала в Феце.

— Да, — мисс Гезерингтон утвердительно кивнула. — Кэлвин Бейкер, американка, которую мы уже встречали в Касабланке. Откровенно говоря, я до сих пор не могу разобраться, что она из себя представляет. Она из кожи лезла, чтобы подружиться с «Оливией Беттертон», а заодно и со мной. Но ведь американцы вообще очень общительны и легко вступают в разговор в дороге, в гостиницах…

— Да, пожалуй, — отозвался Джессеп, — это чересчур явно, чтобы было тем, что мы ищем.

— И помимо того, — продолжала мисс Гезерингтон, — Бейкер сама летела тем же самым самолетом.

— Я полагаю, — сказал Джессеп, — что гибель самолета была запланирована заранее.

— На месте катастрофы обнаружено семь трупов, — пожал плечами Лебланк. — Обгоревших, неузнаваемых, но семь. От этого никуда не денешься.

— Хилари обменялась несколькими фразами с богатейшим нефтяным магнатом Аристидисом, — заметила мисс Гезерингтон.

— А! — воскликнул Лебланк. — Это вообще какая-то сказочная личность. Знаете, что сделал бы я, будь у меня такие деньги, как у него? Держал бы лошадей и женщин, а весь мир приглашал бы к себе в гости. А этот старик заперся в своем замке в Испании и, говорят, собирает памятники китайской поэзии какой-то там древней эпохи. Конечно, нельзя забывать, что ему по крайней мере семьдесят. Пожалуй, в его возрасте только и остается, что интересоваться подобными вещами.

— А вот китайцы считают, — усмехнулся Джессеп, — что самые насыщенные годы — это после шестидесяти и что именно тогда человек способен по-настоящему оценить красоту жизни и ее радости… А с кем Хилари ездила в Старый город?

— С одним из постоянных гидов. Скорее всего, там с ней кто-то и связался.

— Так или иначе, но она после этой поездки неожиданно решила направиться в Марракеш. — Джессеп встал и начал прохаживаться по номеру взад и вперед. — Значит, она направилась в Марракеш, и самолет разбился. Действительно ли это несчастный случай или все продумано заранее? Если кому-то хотелось избавиться от Оливии Беттертон, то для этого можно было найти более легкий способ!

— Как знать, — возразил Лебланк. — Иногда бывает проще сунуть взрывчатку в брюхо самолета, чем темной ночью из-за угла пырнуть человека ножом. А то, что погибнет еще шесть человек, это никого не беспокоит.

— Чувствую, что остаюсь в меньшинстве, — проговорил Джессеп, — но я все же думаю, что гибель самолета была инсценирована.

Лебланк поднял голову и с любопытством посмотрел на Джессепа.

— Вполне возможно, что самолет посадили и затем подожгли. Но нам никуда не уйти от факта, что найдены обгоревшие трупы, — сказал он.

— Все это я знаю. Здесь-то и лежит камень преткновения. Конечно, мои соображения несколько фантастичны, но если мы согласимся с вашей версией, то это положит конец нашему расследованию. Мы прекратим дело за неимением улик, за которые можно ухватиться. Скажите, а вы обследовали территорию в районе места происшествия?

— В течение двух дней там работали надежные ребята. Место, где разбился самолет, удалено от населенных пунктов. Самолет явно шел не по курсу.

— Это очень существенный момент, — вставил Джессеп.

— Кроме того, — продолжал Лебланк, — все ближние деревни были тщательно осмотрены, были изучены все следы прожекторов в этом районе. Франция так же, как ваша страна, мистер Джессеп, потеряла большое число лучших молодых ученых. Но мне кажется, что легче осуществлять наблюдение за какой-нибудь темпераментной опереточной певицей, чем за ученым. Одаренная молодежь неустойчива, недисциплинированна и в результате этого недопустимо доверчива. Они думают, что достаточно их собственной неиспорченности и стремления к правде — и тогда наступит золотой век. Бедные ребята! Какие разочарования их ждут!

— Давайте еще раз просмотрим список пассажиров, — предложил Джессеп.

Француз послушно вытащил листок бумаги, и оба склонились над ним.

Миссис Кэлвин Бейкер, американка-Миссис Беттертон, англичанка… Торквил Эрикссон, норвежец…

— Мне очень знакомо это имя, — задумчиво произнес Джессеп. — Кажется.., да, я абсолютно уверен, он выступал с докладом в Королевском обществе.

— Затем ехала служительница культа, — сообщил Лебланк. — Сестра Мария. Впрочем, это могло быть маскировкой. Потом Эндрю Питерс, тоже американец, химик, и доктор Баррон. Очень известное имя у нас в стране. Необычайно талантливый ученый, вирусолог. — Война бактериологическими средствами, — нахмурился Джессеп, — вот что это означает.., м-да, они отлично знают, кто им нужен, и я убежден, что катастрофы не было.

Зазвонил телефон, и Лебланк взял трубку.

— Алло! Что? Так! Срочно пришлите сюда, — закричал он в трубку. Лицо его неожиданно оживилось. — Докладывает один из моих парней. Они кое-что нашли. О дорогой коллега, кажется, ваш оптимизм имеет под собой почву!

Вскоре в номер вошли двое: француз в запыленном дорожном платье и бербер в белом национальном одеянии.

— Это наш друг. — Француз показал на бербера. — Его семья и соседи по деревне тщательнейшим образом обыскали местность. Я попросил, чтобы он принес находку вам лично.

Лебланк повернулся к берберу.

— Вы продела та колоссальную работу, — сказал он на местном наречии. — У вас, видно, глаза как у ястреба, отец. Покажите, пожалуйста, то, что вы нашли.

Старик вытащил из складок своей одежды и, сделав шаг вперед, положил перед Лебланком довольно крупную серовато-розовую жемчужину.

— Вот. Точно такая, какие показывали нам.

Джессеп протянул руку и взял жемчужину. Достал из коробочки другую и стал их сличать. Затем подошел к свету и принялся разглядывать находку через сильную лупу.

— Да! Правильно! — воскликнул он. — Здесь есть отметина! — В его голосе звучало торжество. — Умница, девочка! Молодец! Видите, ей удалось-таки это сделать!

Лебланк засыпал бербера градом вопросов.

— Эта жемчужина была найдена приблизительно в полумиле от того места, где сгорел самолет, — перевел наконец Лебланк Джессепу.

— И это говорит за то, — подхватил Джессеп, — что Хилари жива!

— Мы его наградим, как было обещано, — сказал Лебланк, отпустив своего сотрудника и бербера. — Теперь за жемчужинами будет охотиться все население района. У этих людей необыкновенное зрение, а вознаграждение — прекрасный стимул. Главное, чтобы те не догадались.

— Вряд ли, — отозвался Джессеп. — Все это вполне естественно. У Оливии неожиданно порвалась нитка бус. Такой поддельный жемчуг носят многие женщины. Часть ей удалось собрать, и она сложила их в карман платья. А в любом кармане может быть дырка…

— Итак, мой капитан! — Лебланк смотрел на Джессепа с торжествующей улыбкой. — По вашему указанию был произведен тщательный осмотр отхожих мест. В доме Абдуллы Мохаммеда нашелся кусочек жевательной резинки, к которой и была прикреплена жемчужина. Мы допросили Абдуллу и его сыновей. Они сначала утверждали, что им ничего не известно, а затем кое-что вспомнили. Они показали, что шесть человек из немецкой археологической экспедиции провели в их доме ночь. Абдуллу заставили поклясться, что он никому ни слова не скажет об экспедиции, которая якобы проводит здесь раскопки, не имея на это официального разрешения. Ему была вручена большая сумма. Дальше. Ребятишки из деревни Эль Кайф тоже принесли две жемчужины. Теперь мы знаем, в каком направлении двигалась автомашина. Это уже много, не правда ли, мистер Джессеп? Как вы и предполагали, здесь была использована «Рука Фатьмы» — арабы часто малюют этот знак светящейся краской на своих повозках и автомашинах. И делают это только глубоко набожные мусульмане.

— Все это верно, но мы должны быть очень осторожны. Если наши противники что-либо пронюхают, то пустят нас по ложному следу и предоставят в наше распоряжение несколько грузовиков с фосфоресцирующими символами на борту, — угрюмо усмехнулся Джессеп.

— Конечно, — подхватил Лебланк. — Я полностью с вами согласен. Осторожность и еще раз осторожность!

На следующее утро улыбающийся Лебланк предъявил Джессепу еще три жемчужины. На сей раз они были склеены жевательной резинкой в виде фигуры, напоминающей треугольник.

— Это, видимо, должно означать, что следующий этап путешествия был проделан самолетом, — предположил Джессеп.

— Совершенно верно! Их нашли на старом военном аэродроме, расположенном в весьма отдаленном и уединенном месте. — Лебланк пожал плечами. — Самолет неизвестного государства, — с расстановкой проговорил он, — и опять место назначения неизвестно. И мы опять в тупике…

Глава 14

— Невероятно! — говорила сама себе Хилари. — Невероятно! Я уже десять дней здесь. Самое страшное в жизни то, что человек довольно легко приспосабливается к условиям, в которых он оказывается.

Она вспомнила, как однажды видела в музее средневековое орудие пытки. Это была всего-навсего железная клетка, но человек не мог в ней ни сидеть, ни лежать. Гид рассказал, что последний заключенный провел в этой клетке ни много ни мало — восемнадцать лет. Затем его выпустили на свободу, и он прожил еще двадцать лет до своей мирной кончины.