Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz Сивинских Александр

– Я жить не могу…

Коленки маленького ирландца подогнулись, и он плавно опустился на косматую кабанью шкуру, расстеленную на полу гостевого помещения.

– Это был ад!

Но было заметно что, с изнеможением жалуясь своим товарищам, Стивен сильно лукавил. Притворно закатывая в пережитом ужасе масляные глазки, ирландец испытывал неимоверное блаженство.

– Жарко? Может, компотику?

Огромный лохматый лесник был милосерден ко всем, без исключения. Стивен сначала согласился на компот, но быстро передумал.

– А что это у вас такое в рюмках? Что вы тут без нас пьёте?! Я тоже такое хочу!

Делать людям искусственное дыхание капитан Глеб умел, поэтому милостиво кивнул леснику.

– Наливай, откачаем, ежели что, неразумного…

Профессор Бадди перешагивал входной порог долго.

Фирменный дубовый веник и коварный первый пар лишили учёного привычной живости характера. Поросята и зайчики на профессорском полотенце тоже, казалось, повысовывали языки, сильно притомившись в жаркой тесноте русской бани.

– По этому-то мужичку я по первому успел пройтись, для примера им всем…

С пристальным вниманием лесник подробно осмотрел своего розового пациента.

– Компот будешь?

Его ловко опередил Стивен. Подсунувшись под медленную лесникову руку, он протянул Бадди рюмку.

– Рекомендую, коллега! Вкус имбирного пива! Только не умирай так сразу…

Было поздно. Профессор рухнул на шкуру рядом с ирландским провокатором. Он тяжко дышал, глаза его были закрыты, но дрожащая рука с пустой рюмкой требовательно продолжала тянуться вверх.

– Ещё…. И закусить мне дайте, чего-нибудь солёненького….

Грандиозность гостевого подноса была очевидна. Хозяйка летала с ним по маршруту «кухня – гостиная» беспрерывно, свято соблюдая законы незнакомого ей слова «фуршет».

Ирландец вместе с толстым датчанином так и продолжали валяться в обнимку на кабанячьей шкуре в центре комнаты, изредка попискивая тонким смехом и принимая к себе, на нижний гостевой уровень, очередные наполненные рюмки.

Влажные немцы гурьбой, с фотоаппаратами и с огурцами в руках шли по стопам предшественников, подробно рассматривая рога и рыбьи челюсти на стенах. Многочисленные белоснежные простыни на мужских фигурах напоминали об их недавней банной капитуляции.

– Ну что, ты готов, командир?

Лесник вышел из спальни обнажённый по пояс и уже в смешной банной шапке. Капитан Глеб кивнул.

– Пошли тогда, что ли. Пусть ребята немного отдохнут перед ужином-то…. Кого с собой берёшь?

Глеб оглядел команду.

– Хулио, ты как?

Быстроглазый оружейник, торопливо дожевав небольшой бутерброд, показал руками, что он согласен.

– И я тоже.

Сверкнув тёмным взглядом, со стула в углу комнаты поднялся ОСалливан.

«Ого! Человек-гигиена идёт в общую баню! Прогресс, однако….».

Заодно взяли с собой и раненых. Получив персональное приглашение, Николас прекратил прихрамывать, а Макгуайер решительно сорвал со своей руки несвежую повязку.

…. После жиденького электрического света темнота всерьёз наступившего летнего вечера казалась густой, как дорогая сметана. Природная тишина, так внезапно сменившая гогот и резкий смех подвыпившего коллектива, тоже смазала в шорохи все громкие звуки вокруг. Слышно было только, как внизу, в темноте оврага, журчал по камушкам невеликий ручеёк.

Избушка к этому времени ожила, выпукло выставив к лесу три жёлтых блестящих глаза.

Сразу же за подгнившим порожком тёсаные половицы дружно и косо сбегали к дальнему углу. Банька действительно страдала от своего небывалого возраста, накренившись всем туловищем в сторону ручья.

– Да чего её ремонтировать-то… Нам с матерью и такой хватит, а дети-то наши давно уже в городе живут, в ваннах дрыбаются…. Редко когда приезжают сюда с семьями-то.

По скользкому тёмному полу от дальнего окна тянуло холодком. Поверху, от раскалённых кирпичей каменки прямо им в лица шёл сухой жар.

– Чем это пахнет так интересно?

– Дак у меня там к печке второй отсек пристроен, грибы сушатся помаленьку. Как только баньку по летнему сезону собираемся топить, так перед этим за грибками обязательно сходим, зараз чтобы со всем справиться, лишек дрова зря не расходовать.… А что, сильно грибами-то оттуда, что ли, несёт, а то ведь я не особо чую, привычный?

– Да, славно! Как в детстве, из-за бабушкиной печки, только берёзовым листом ещё немного отсюда перебивает.

– Ну, так баня это всё-таки, чего ты хочешь! Какие веники твоим господам-то подать? Они, небось, в них ничего и не понимают? Переведи им про веники, а то ведь у меня есть ещё и крапивные, и из можжухи могу с чердака достать, кто выдержит… Ладно, чего там рассуждать-то лишнего, заходите, там посмотрим. Дверь плотней прикрывай, обормот! Выстудишь ведь всё запросто!

Итальянский «обормот» вежливо улыбался, посверкивая в жарком полумраке хитрыми глазёнками. Видно было, что Хулио выдержит многое. Обводя пристальным вглядом чёрные деревянные стены парной ОСалливан требовал от капитана Глеба подробностей.

– А какая здесь сейчас температура? А влажность?

С солидностью профессионала пользуясь переводом Глеба, лесник толково отвечал на все тщательные вопросы ОСалливана.

Одежды в предбаннике скинули с себя быстро. Кожу на плечах и спине сразу же защипало от горячего грязного пота.

– Держи мёд, мажь своих, пусть попробуют…

Лесник поднял со скамьи литровую банку с прозрачным мёдом и передал её Николасу. Тот, словно мгновенно обжёгшись о стекло, перебросил колдовское снадобье в руки капитану Глебу.

И нормальный, вроде, неизбалованный мужик Макгуайер тоже брезгливо поморщился, очевидно, представив себя всего таким липким, измазанным в тягучем лакомстве. Оружейник, наоборот, с любопытством исследователя подставился под сладкую руку Глеба.

– Смелей пусть растираются! И нечего тут носами-то по воздуху водить, через пяток минут запищат все от удовольствия, спасибо ещё говорить тебе будут…

Никто не ушёл от сладкой пытки.

Глеб шлёпнул каждому на спину по пригоршне мёда, а лесник жестами показал заинтригованным иностранцам, как надо правильно растирать всё это богатство по себе.

«Восемь с половиной недель.… ОСалливан явно вспоминает эту тему!».

Итальянцы пробовали было почирикать, посмеиваясь, немного по-своему, но Глеб нахмурил брови и сказал, что у хозяина от их непонятных слов изжога. Заговорщики понимающе закивали головами. Вдогонку ещё и справедливый Николас показал Хулио свой убедительный кулак.

– Правильно, парень, нам такая разнообразная балагурия здесь ни к чему. И ты, наверняка, всех-то языков за жизнь не изучил? Непорядок это. Кто их знает, нерусских-то этих, что у них на уме…. Может, они сейчас договариваются кипятком меня насмерть ошпарить, а?

Помешивая ковшиком воду в большом деревянном чане, лесник посмеивался в бороду, тонко реагируя на лингвистические изыски своих банных товарищей.

– Ну, как медок? Потёк уже? Во, говорил же я, что сейчас приятно будет!

Действительно, дикая жара парной почти мгновенно растопила густой и неприятно липкий поначалу мед, и он растёкся жидкой плёнкой по их грязным спинам, плечам и физиономиям.

– Терпите, пропотеть нужно сейчас вам по-настоящему.

Хулио терпел, пристально глядя на каменное лицо раненого голландца, английский яхтсмен Макгуайер всё ещё продолжал болезненно морщиться, по выражению же лица ОСалливана было видно, что итальянец старается подробно запоминать эти экзотические ощущения.

Лесник занимался наладкой главного действия. Он то замачивал веники в бадье, то тщательно отряхивал их под потолком и подносил потом поочерёдно к шипящим камням, то, смахивая со лба потные капли, поднимался на верхний полок, проверяя готовность объекта.

– Теперь обмойтесь.… Там, за дверями, душик у меня есть. Вода будет сначала идти тёплая от печки, потом похолодней польётся, но вы не ждите холодной-то, быстрей бегите сюда…

Коллектив в этот заход подобрался качественный.

Лесник со значением подмигивал Глебу, когда и Хулио, и Макгуайер, и ОСалливан упрямо, из раза в раз, заходили в парную вслед за ними. В азарте преодоления ОСалливан даже ничуть не брезговал хлестаться чужим веником.

– Крепкие парни у тебя! Как они мой пар терпят, удивляюсь…. Финны, что ли?

– Южане. Но действительно, крепкие сегодня попались!

Англичанин первым запросил какой-нибудь прохладной жидкости, и хозяин притащил из предбанника приготовленную заранее банку. Это был не противный липкий мёд, и поэтому Николас буквально вырвал из рук лесника запотевшее слегка питьё.

– Компотик, грушевый. Ещё немного черноплодки моя для аромата в него добавила. В самый раз сейчас, после первых-то паров, компотика такого полезного употребить…

И лесник строго сказал в общее пространство, пресекая посторонние дурные мысли.

– А вот пива в бане никакого не люблю – баловство!

….Через минут пятьдесят, определив правильный момент, капитан Глеб шепнул леснику, чтобы тот не зверствовал, не доводил иностранных мужиков до конфуза. Смельчаки терпели пятый заход уже из последних сил, краснели и пыхтели, не покидая парилку только из-за личного бандитского форсу, и нужно было их обязательно поощрить, организовав совместный триумфальный выход на свободу.

В демонических бороде и бровях опять блеснули лукавые лесные глазки.

– Правильно говоришь! Этих твоих я уважаю! Скажи им ещё, что я сам больше уже не могу выдерживать, ну, типа, мол, что сдаюсь. И что прошу у них согласия на выход.

Иностранцы, одинаково багровея мокрыми лицами, важными кивками выразили своё «добро».

Первым бросился к тяжёлой влажной двери Хулио. Всем своим невозмутимым видом и неторопливой походкой ОСалливан показывал, что ещё часик такой приятной и лёгкой процедуры ему бы не помешал. Но всё-таки при этом покачнулся и вцепился в плечо Макгуайера. Англичанин застонал сквозь зубы, но не выругался. Не было сил. Николас шёл к спасительному выходу на автопилоте, закатывая в беспамятстве крупные честные глаза. Банными прелестями он не проникся.

….Внизу, за грядками, почти рядом с ручьём, в лунном свете блестела крупная чёрная лужа. На порожке бани абсолютно голый лесник широко и щедро развёл перед ними большими руками.

– Это мой пруд. Днём здесь красиво, рядом вот, сейчас-то вы не увидите, красные буки растут, целая роща, когда-то давно в научных целях они были посажены. Желающие могут нырнуть.

Вместе с ним в студёную чистую глубину с удовольствием плюхнулся только капитан Глеб Никитин.

– А ты чего? Собирайся.

С пренебрежением Тиади махнул рукой

– Грязно там у него…

Направив на помывку последний отряд, состоящий из слабаков и явных трусов, лесник, растираясь полотенцем, поинтересовался у них скорее уже по инерции.

– Без меня справитесь?

И пояснил.

– Напитками нужно немного заняться, пока вы там с вениками баловаться будете.

В доме за последнее время заметно повеселело, прибыли и новые люди.

Какой-то местный мужик, черный, кудлатый, в тельняшке, схватив своё бельишко и полотенце в охапку, бросился по банной тропинке догонять ушедших.

– Это у тебя ещё кто?

– Не боись, командир. Это поп наш, местный, поселковый…. По пятницам всегда у меня баньку посещает. Спокойный батюшка, не буянит особо. Да и кушает напитки не очень значительно, хоть и много глупостей иногда при этом говорит. Ладно, с попом-то…

Лесник по-хозяйски задумался.

– Спать-то вы где всей шайкой будете? На чердаке у меня места много, только спускаться неловко, лесенка узкая, шеи твои фюреры себе по нетрезвости переломают. Некурящих могу пустить на сеновал.

– Отлично. Дождя сегодня не обещают, а воздух здесь чудесный. Вставать завтра рано, так что особо нежиться сегодня ночью нам и не придётся.

– Палатки ставить будете?

– Зачем?! Кто где упадёт – так интересней. Помниться такое будет дольше.

Маленькая Люся вовсю командовала иностранными гостями.

И немцы, сменившие простыни на лёгкое исподнее (хозяйка разрешила!), и Хиггинс, и ОСалливан, подчиняясь её писклявому голосочку, расставив в гостиной длинный гостевой стол, таскали к нему из подвала деревянные скамейки и табуретки.

Лесник, весь в белом, – в старорежимной советской нательной рубахе и в солдатских кальсонах – босиком передвигался вокруг стола.

– Вот, смотри, у меня здесь лосось малосольный, сегодня только утром, до дождика, сходил сети проверил, а к вечеру он уже у меня готов! Это вот рыжики солёные, жена по осени всегда две кадушки, как минимум, в подпол прячет. А вот это.… Ни за что не угадаешь! Понюхай! Нюхай давай, попробуй капельку на язык! На спор не угадаешь, что это за напиток такой!

Капитан Глеб признался, что не угадает.

– Это мой самый главный продукт, самогон, на лепестках розы настоянный! Ну, в лесу же видал, шиповник такой крупный растёт, мы его тут все дикой розой называем. Жена с племянницами цветы эти обрывают, корзинами домой приносят, а я, вот, потом с ними экспериментирую! Ну, как? Вкуснятина?!

Действительно, из крупнокалибрной бутыли тёмного стекла вовсю несло качественным парфюмом. Пришлось поверить лесовику на слово, так как иного варианта, кроме лепестков внутри, Глеб себе даже и представлять не хотел.

За хлопотами как-то незаметно дождались из бани и своих последних. Вперемешку, розовые, распаренные, в полотенцах, простынях, и уже остывшие, степенные, граждане со смехом и гиканьем уселись за богатый стол.

Николас опять стал сильным и, совершенно случайно услышав смачный перевод Глеба, пожелал себе на вилку большой кусок копчёной кабанятины.

Ирландский ботаник Дьюар кропотливо занялся составлением для себя салата из пяти сортов квашеной капусты. Мочёным яблочком увенчав этот сугубо растительный натюрморт, маленький Стивен сразу же загордился и поднял в готовности свою рюмку. Немцы зверски терзали домашние свиные колбасы, запивая их сладкой брагой, а ОСалливан – о чудо! – отгоняя от своей тарелки горячий картофельный пар, потребовал лично для себя в качестве закуски симпатичных грибов-рыжиков, да побольше!

Обезвоженные в парилке организмы требовали жидкостей. Мощный аромат розового масла разносился по комнатам гостеприимного дома.

– Ты не отвлекайся на деликатесы-то особо, сейчас самая бдительность нам нужна. Помни, что мы всё ещё ответственны за наших пациентов. Ешь больше картошки, мажь масло…

– Зачем?

Все опасности казались смешному Бориске уже в прошедшем времени.

– Ты и сегодня мне нужен живым. Выпить немного можешь, если уж очень насядут коллеги с уважением, но только из рук Хиггинса – ему я теперь тебя доверяю.

Единогласно путешественники решили провести совместную фотосессию. Заподнимали стаканы и кружки, заобнимались, сверкая зарубежными улыбками. Капитан Глеб тоже сделал несколько кадров на свой аппарат. Выпили за хорошие ракурсы и за постоянную резкость объективов. Приятно закусили.

Энтузиазм чистых и разнежившихся в тепле мужчин сказывался на всеобщем поведении. Все прекрасно понимали, что эта волшебная ночь последняя в их настоящей походной жизни. Мелкие обиды, допущенные кем-то за эти дни, тут же, под каждый тост, прощались, исторические и национальные проблемы казались уже незначительными. Доброта укрыла изобильный лесной стол хорошим тёплым покрывалом. Тёмными точками на белоснежности идеального блаженства выделялись только трое.

Справа от капитана Глеба, через двоих немцев, съёжился на скамейке Тиади. Хмурый и бледный, бельгиец не пил вместе со всеми, только механически жевал ломоть вяленой рыбы и молчал.

Ян Усманцев не парился ни в первом заходе, ни со слабаками. Парень, хоть и сидел совсем рядом с Бадди, но на профессорские шутки и забавы реагировал вяло, уставившись тусклым взглядом в одну точку на стене. Глеб успел мельком заметить, как Ян приготовился вроде бы нервным рывком махануть стакан водки, но потом подержал его над столом, пропустил в нерешительности один тост, и… поставил не выпитый стакан перед собой.

Бориска тоже расположился на широкой деревянной скамье как-то неуверенно, теребя обеими руками бахрому толстой скатерти.

– А ты чего в помывочную не ходил?

– Я потом, дома….

Тихий голосок и даже некоторый румянец свидетельствовали, что совершеннолетний парень Бориска всё ещё стесняется посещать общественные бани.

Общий разговорный гам стал постепенно распадаться на диалоги по интересам.

Лесник оказался азартным парнем и схватился в жестоком научном споре со Стивеном, ирландским ботаником. Их обоих, оказывается, давно уже беспокоил и, иногда, в периоды осенней бессонницы, даже мучил, вопрос значения папоротников не только для данного леса, но и для всех прочих континентов нашей планеты. Увлёкшись острой дискуссией, лесник сбегал рысцой в дальнюю комнату, принёс из конторы красно-синий карандаш и кипу старых ведомостей, для черновиков. Общая тема была для обоих хмельных оппонентов ясна и прозрачна, но иногда они всё-таки просили Глеба уточнить некоторые формулировки.

Итальянцы дружной парой дорвались до телевизора в гостиной. Дети цивилизации неделю не видели говорящего ящика и страдали без привычных эмоций.

По «Евроспорту» в этот вечер давали футбол, и Хулио, пользуясь долгожданным случаем, жестоко тратился в процессе просмотра на эмоции и крепкие бранные слова. Судя по всему, ОСалливан предпочитал симпатизировать другой играющей команде и поэтому комментировал происходящее на экране тихо и рассудительно, постепенно доводя оружейника до белого каления. Футбол был спутниковый, телевизионный аппарат – древним, но худощавый итальянец орал на своего земляка как на самом настоящем стадионе.

Покушав по полной программе, богатырь Николас стал искать для себя более значимого занятия. Взгляд его блуждал по людям, населявшим большую комнату, недолго.

– Ничего личного – ты выиграл этот спор.

И с этими словами голландский здоровяк двумя пальцами поднял из-за стола и отнёс на диван Стивена Дьюара.

Лесник было нахмурился, не понимая происходящего, но тут же расплылся в добродушной улыбке, когда Николас присел рядом и предложил ему мериться руками.

– Только будем на щелбаны тягаться!

Голландец всё понял и принял эти суровые, практически убийственные для всех обыкновенных людей, условия.

К Глебу же плотно прилип кудлатый поп.

– А почему ты без креста? Где твой нательный крест, я тебя спрашиваю?! Или нехристем будешь, как и все эти твои иноверцы?

– Отстаньте, дражайший…

Спорить ни о чём и ни с кем не хотелось. Какая-то смутная тревога окутывала в эти минуты капитана Глеба, голова просила некоторого одиночества, возможности спокойно и ясно поразмышлять.

– Нет, ты мне ответь! Я требую!

Оценка лесником алкогольных способностей священнослужителя была явно занижена.

– Не хочу.

– Чего – не хочу?! Отвечать «не хочу» или крест носить «не хочу», а?!

Капитан Глеб попробовал применить старый, проверенный способ сделать нудного собеседника молчаливым.

– Предлагаю выпить! За мирное сосуществование представителей всех конфессий!

– Выпить – буду! А с тем, кто не приемлет религии, – не буду!

Раздражение Глеба, вызванное видом многочисленных пьяных рож вокруг, грозило попику неминуемой выволочкой. Но начал Глеб Никитин всё-таки смиренно.

– Вера и религия – это разное…. Во мне, думаю, веры больше, чем у любого персонажа с кадилом.

– Ты мне православную религию не трожь! Устои не ты придумал, не тебе их и обсуждать!

– Православие – не трогать, да?! А что можно с вашего благословения обсуждать? Если я, допустим, сейчас на полном серьёзе скажу, что буддизм – неправильная религия, и что там, в Тибете, они все подряд козлы, вы, уважаемый меня похвалите?

– Демагогия! Не принимаю!

Точным профессиональным движением поп метнул в рот пригоршню сочной квашеной капусты.

– Ты мне про себя давай объясняй, а не про чукчей разных! Почему без креста?! Русский?

– Да.

– Верующий?

– Да.

– Ну, вот видишь! А креста, как положено, на тебе нет! Почему, спрашиваю!?

Терпение Глеба кончилось.

В обстановке всеобщего шума и гама ему вдруг захотелось поорать и самому. Изначально вежливое обращение на «вы» к туповатому собеседнику уже казалось ему лишним. Выпивкой бородатого нейтрализовать не удалось, поэтому оставалось отвязаться от попа при помощи его же оружия. Даже младенцы засыпают от множества непонятных, но ласковых материнских слов.

– Нет, долгогривый, всё не так…. Я верующий, но верю не тебя, не в ваши блестящие побрякушки и нафталиновые завывания!

Капитан Глеб Никитин уверенно контролировал свою лёгкую и прозрачную ярость, вызванную накопившейся за все эти дни усталостью.

– Я понимаю, когда человек верит в тепло отношений, в солнце, в детскую нежность.… Но верить в каких-то придуманных идолов?! Нет, это не для меня! На каком-то краю Земли одни умные люди исходят слюной в крике, что их истукан правильный, другие, не менее просвещённые, убеждают своих ближних, что только они знают правду о высших силах и требуют у них за это денег, одновременно грозя карами небесными тем, кто крестится в молитвах, оказывается, чуть-чуть не так! Вера – оа всегда со мной, а религий мне никаких при этом и не надо…

Священник с трудом посмотрел Глебу прямо в глаза.

– Ты зачем так говоришь?

– Потому что в последнее время нет желания увлекаться фокусами, секрет которых мне известен.

– Ты, наверно, всё-таки богохульник…. Полная засада работать с такими, как ты! И в чудесные дела ты тоже вообще не веришь?!

– Чудеса? Почему бы и нет. Такие вещи в нашей жизни и могут быть, и бывают. Я сам люблю хорошие чудеса. Но какое отношение к ним имеете вы, сегодняшние кормильцы от слабостей людских?! Вы же все обыкновенные, земные! Два уха, нос, геморрой иногда бывает у вас, и почти у всех ожирение. Среди вас, священнослужителей любых религий, ровно столько же дураков и глупцов, сколько в остальном мире, среди любого народа и нации, в точно такой же пропорции; в ваших командах есть и жулики, и прохвосты, и воры, и извращенцы встречаются, и обжоры, и казнокрады. Да и ты вот, милейший, вижу, большой любитель пошалить в свободное от основной работы время!

Глеб Никитин свободно вздохнул, просияв голубыми глазами.

– И ещё, на закуску. О чудесах. Представь себе, приятель, некоторое абстрактное самовозгорание.

– Как это?

Поп уже вспотел от неожиданного натиска Глеба, но ещё не протрезвел окончательно. Оставив на время в стороне свои подносы, к ним на диванчик подсела и внимательная Люся.

– Ну, не было ничего такого опасного и вдруг – огонь! Как вы назовёте такое явление?

Провокация была явной и лохматый, насколько мог, насторожился.

– Огонь на Пасху, что ли ты ввиду имеешь, да? Так это чудо. Железно, чудо! Даже и не дёргайся, не по твоему разуму эту благость объяснять!

– Нет, что ты! Где уж мне о таком явлении собственное мнение иметь! Я тебе про пожар толкую, на чердаке в пятиэтажке в вашем городе недавно случился, вчера в местных газетах много чего о нём было понаписано. Не читал?! Вот это тайна! Даже чудо! Ни с того, ни с его полыхнуло, никаких веских причин и показаний для пожара в элитном доме и не было, а вот вдруг – бац! И возгорание! Три пожарных расчёта прибыли на место происшествия в течение семи минут! Пять тонн воды вылили, чтобы чудо загасить! Ого!

Священнослужитель сильно раскрыл рот.

– А с чего ты пожар-то сюда приплёл? Мы же о религии сейчас спорим!? А ты мне зачем-то про пожарников….

– Ты прав – разговор наш о чудесах. Вопросик возник небольшой. Ответишь – и я с тобой с превеликим удовольствием выпью на брудершафт. Ну, так вот – почему одно из таинственных возгораний, крайне необходимое для личной сытой жизни многочисленных людей, – я о том самом иерусалимском огне – все они называют чудом, а совсем ненужный для вас, попов, но такой же необъяснимый, самопроизвольный пожар на чердаке обычного дома – по вашему же мнению просто чей-то поджог, катастрофа?

Выдохнув, Глеб отвернулся.

– Думаю, что сегодня мы с тобой пить в частном порядке не будем.

Балагуря с нудным попом, капитан Глеб не забывал оглядывать и остальных забавных персонажей, веселившихся в просторной комнате.

После многочисленных подходов и трудного совместного пыхтенья лесник и Николас добились только почётной спортивной ничьей. Правой рукой был явно силён голландец, а левой, безо всяких шансов для Николаса, постоянно выигрывал отечественный богатырь. В эти же самые минуты футбольный мачт в телевизоре благополучно закончился и в угол к силачам направился жилистый ОСалливан. Подошёл, улыбнулся, лениво зевнул и за несколько мгновений «сделал» обоих.

Бородатого лесника левой рукой, растерянного Николаса – правой.

Не обращая особого внимания на обиженных им ребятишек, скучающий ОСалливан опять сел в продавленное кресло перед музыкальным на этот раз телевизором.

– Ну, милок, чего ты свою хлеборезку-то открыл?! Притомился я за день, не в форме сегодня.

Лесник попутно рявкнул на изумлённого их поражением Стивена и, тяжко вздыхая, тоже присоединился к беседе Глеба с местным священнослужителем. Лицо тяжёлого человека было хмуро, бицепсы всё ещё играли под закатанными рукавами клетчатой рубашки.

«Хотелось бы нейтрального поведения с его стороны…».

– Ну, брат, ты загнул!

Это после пяти минут напряжённых размышлений из ступора выпал поп.

– И не брат ты мне вовсе, обжора!

– Ну, не брат, ладно.… Но батюшкой-то ты меня должен по-любому называть!

– И не отец! Ты ведь младше меня по паспорту, хоть и зарос, дражайший, длинным волосом с целью напускания на граждан идеологического туману. В жизни-то я видал куда больше, чем ты, поэтому и понимаю её лучше тебя! А ты что видел и что знаешь?!

– Я по духовному закону тебе батюшка!

– Моей душе никакие придуманные родственники не нужны!

Ещё один русскоговорящий человек присоединился к их развесёлой компании. Бориска с гордостью принялся наблюдать за очередным логическим триумфом своего командира.

– Ну, и как же я тебя должен называть при совместном общении?! Ты ведь чадо моё, раб божий, как и вся моя паства….

– Раб божий?! Я – раб?! Ну, это ты явно погорячился!

В весёлом изумлении капитан Глеб Никитин ещё раз внимательно посмотрел на собеседника.

– Я – раб?

Бориска тоже подхихикнул по этому поводу, качая из стороны в сторону перед лицом попа не совсем чистым указательным пальцем.

– Из нашего капитана Глеба раба захотел сделать?! Ну, батюшка, ты даёшь!

Соперник был утомлён аргументами.

– Не буду я с тобой больше спорить.… Ни-когда! Ты меня не уважаешь, православных всех не уважаешь! Ты ведь, милок, совершенно не владеешь предметом…. Современная вера, она основана…, она ведь стоит…, понимаешь, стоит на основах…

Слова трудно и длинно путались в кучерявой поповской бороде.

Понимая, что поступает невежливо, Глеб всё же не стерпел таких издевательств над простым русским словом.

– Позвольте, кто на ком стоит?

Экзекуция закончилась сама по себе, без некрасивого бытового кровопролития. Когда Глеб Никитин в разговорной паузе в очередной раз отвлёкся на профилактический осмотр своих гвардейцев, поп устало упал на чёрный тулуп, валявшийся около него на полу. Черная лохматая борода и растрепанные длинные волосы мгновенно слились с прочей нечеловеческой шерстью.

– И тут у него открылись чакры….

Занятый собственной головной болью, Глеб пробурчал это скорее с целью логического завершения неинтересной трепотни, нежели отмечая собственный демагогический триумф. Дым старой баньки, действительно, и был причиной его дурного настроения.

– Развалинами Рейхстага удовлетворён.

Страницы: «« ... 1718192021222324 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эту книгу нельзя считать автобиографичной в полном смысле этого слова, потому как за основу взят лиш...
Неизвестно, осталось ли что живое за границами Федерации, но из Репродуктора говорят: если и осталос...
Мечта Риты осуществилась — она поменяла надоевшую ей обыденность на приключения. Сменив жизнь на Зем...
Події розгортаються у нинішньому часі з подорожами у майбутнє. Кмітливий і допитливий хлопчина Назар...
Возможно, эти чувства слишком сырые и противоречивые, однако автор не зря конфликтует с собственными...
У Михаила Курсеева много философских глубоких размышлений от любви до смерти. Его стихи проникнуты и...