Адам & Адам Соколов Глеб

1

У трупа Апельсина

Как известно, эволюция человека остановилась. Вернее, теперь следовало говорить: было известно. Потому что сотруднику Специального агентства расследований думского комитета «А» (или сокращенно САГЕН) Ивану Кожедубу, стоявшему возле окна у трупа убитого гражданина Апельсина, было очевидно, что в этом вопросе, как минимум, не существует прежней ясности. Одним из доказательств, теперь уже мертвым, служил сам гражданин Апельсин.

То, что смертью гражданина Апельсина станет заниматься в том числе и прежде всего САГЕН, наверняка и было обусловлено тем фактом, что Апельсин И. А., являясь гражданином России, не был человеком, хотя и отличался от Гомо сапиенс столь незначительно, что обнаружить это можно было лишь при внимательном исследовании. Именно для того, чтобы каждый встречный и поперечный сразу узнал правду, что в гражданине Апельсине течет нечеловеческая кровь, работники ЗАГСА записали ему в паспорт фруктовую фамилию. Встречая сограждан по фамилии Апельсин, Дыня, Яблоко, Грейпфрут или, скажем, Ананас, любой из москвичей, в том числе и сотрудник САГЕН, «на лету» понимал, с кем имеет дело…

Так было до последнего времени. Потому что метить метисов фруктовыми фамилиями было признано незаконным и безусловно нарушающим их права. Так что тысячи Дынь, Киви, Мандаринов и Кокосов уже успели сменить свои дискриминирующие их фруктовые фамилии на привычных всем Кузнецовых, Ивановых, Хабибуллиных, Хасбулатовых, Шойгу… В общем на любую фамилию из распространенных в различных регионах Российской Федерации, разнообразных по своему национальному составу… Кому какая казалась благозвучней, а главное – выгодней.

2

В железнодорожном поселке

– Я тебя прирежу!.. – сказал Вере Павловне Кузнецовой ее зять, Мандарин. – Прирежу, и ничего мне за это не будет!.. Я останусь Мандарином! И дети мои останутся Мандаринами!.. И внуки мои!..

– Не будет у тебя внуков, обезьяна ты тропическая!.. Осел и лошадь могут иметь детей, но внуков они уже не увидят!.. – стоя над кухонной раковиной, в которую из старого крана с шумом била ледяная вода, проговорила с ненавистью Вера Павловна – тетя Вера, обходчица с железной дороги, приземистая, толстая баба с обвисшими щеками, редкими волосенками на голове и красными натруженными ручищами.

Время от времени она отнимала от синяка под глазом полотенце и мочила его в воде.

– Раз на раз не приходится! – со злостью ответил Мандарин. – Все это бабские враки… Осел! Лошадь!.. – передразнил он тещу. – Откуда вы этого понабрались!.. И Танька тоже!.. Тоже мне, генетики!.. Ученые недорезанные!.. Послушать ваших ученых, так и меня на свете быть не могло. Но я есть!.. Мандарин!.. – вдруг взвизгнул он, приходя в прежнюю ярость. – И только Мандарин!.. И имя поменяю! И детям всем поменяю!..

Теща в отчаянии выронила полотенце и зарыдала:

– Ну зачем, Сережа! Зачем тебе это?!.. Ведь тебя-то, слава богу, не отличишь. Никак от человека не отличишь!..

– Я – человек! – взвизгнул Мандарин.

– И детки у вас с Танюшей хорошенькие – человечики человечиками… – продолжала теща, не обращая на него внимания. – А анализы эти… Кто их делает?!.. Да и ошибаются они! И взятку дать можно!.. Чтоб записали кем надо. А ты сам, сам на рожон лезешь!.. Зачем?!.. Пожалей детей!.. Неизвестно, как все вывернется!..

Она упала на пол и принялась целовать Мандарину потные голые человечьи ступни в последней надежде умолить его.

Мандарину стало неловко за припадок животного буйства. Он и сам в глубине души понимал: теща права. Природа дала ему преимущество в этой отчаянной борьбе за выживание. Им стоило воспользоваться, а не уничтожать в угоду каким-то там принципам. Принципы пока можно подержать и про себя…

Зря он врезал Вере Павловне!.. И без него эта простая русская тетка замордована жизнью дальше некуда. К тому же вон – ноги лезет целовать, во внуках души не чает. А ведь в них – его, Мандариновы, гены, его ДНК!.. В припадке раскаяния Сергей принялся поднимать тещу с пола…

– Ладно, ладно! Не рыдай! Будем все Кузнецовыми! Как ты!.. И я, и дети!.. Не оскудеет Кузнецовыми земля Русская!..

– Да плевать мне на нее!.. – проскулила теща, вставая; с колен. – Малышей жалко!.. Вдруг чего… Вон, слышал вчера, что в телевизоре Бухенвальд говорил… Чего предлагает!..

– Жору слушать не надо. Он – фашист!.. – мрачно проговорил Мандарин, прекрасно понимая, что слушать Бухенвальда будут вне зависимости от его, Мандарина, советов. В том числе и тетя Вера. Она-то как раз в первую очередь. Ведь это у нее зять и двое внуков – Мандарины!

3

У трупа Апельсина

– Я уверен, его прикончили свои!.. Это в их характере… Но конечно же, теперь все свалят на наших!.. – уверенно сказал Кожедубу Бухенвальд. – Ты должен найти этого паршивого индиго-убийцу!..

Прозвище Жора получил в юности: провалившиеся щеки, запавшие глаза, окруженные темными кругами, – будто долгие месяцы провел за колючей проволокой… Даже в печати его часто называли не по фамилии – Норицын, а старым партийным прозвищем – Жора Бухенвальд.

Оба по-прежнему стояли в зале, в которой на полу было распростерто тело убитого Апельсина. Кожедуб с неприязнью посмотрел по сторонам: ощущение у него было такое, будто он находится в каком-то зоологическом музее: между огромным чучелом крокодила, стоящим вдоль стены, и чучелом какой-то обезьяны у окна протянулись длинные застекленные полки. На них между разнообразных безделушек, видимо привезенных покойным хозяином из разных стран, стояли сосуды с большими высушенными пауками и ящерицами, яркие бабочки в коробках под стеклом, большущие яйца каких-то птиц. Стены были увешаны фотографическими картинками, изображавшими сцены из жизни дикой природы…

Все это животное разнообразие словно бы в какой-то момент замерло – крокодил разинув пасть, обезьяна словно бы собираясь уцепиться за ветвь дерева, паук – приближаясь к жертве, ящерица – собираясь стремительно исчезнуть под камнем, на котором она сейчас сидела. Словно бы замер и лежащий на полу хозяин всей этой коллекции. И только слипшиеся от крови волосы на его затылке говорили о том, что ему уже не подняться…

Над телом до сих пор корпел судебный медик. Кажется, разговор Кожедуба и Норицына, стоявших достаточно далеко от него – у окна в дальней стене кабинета, ужасно отвлекал его. Он пытался подслушать, о чем они говорят.

– Мое дело найти убийцу!.. – наконец спокойно проговорил Кожедуб и еще раз посмотрел на большого паука в банке, – а кем он окажется, пока судить рано.

Кожедуб в отличие от большинства сотрудников САГЕН вырос не в столице. Кряжистая фигура, массивные кулаки – пивные кружки, круглая голова с маленьким носом-пупочкой выдавали его простонародное происхождение. Он не боялся никого и ничего. Но мало было в том же САГЕН сотрудников, обладавших такой же врожденной интеллигентностью и обостренным чувством справедливости.

– Я знаю, кем он окажется!.. Он окажется индиго!.. – с раздражением произнес Жора.

– Я понимаю, что вам бы этого очень хотелось… – твердо проговорил Кожедуб. – Но я следую истине, а не собственным предвзятостям. Иначе бы я не работал в САГЕН…

– Хорошо, хорошо!.. Следуй истине… – Бухенвальд вдруг сменил тон и заговорил более мягко. – Мое дело высказать тебе свои предположения, свою уверенность в них. А там уж, конечно, определяй свою истину… Разве я против истины?! Я, наоборот, только за. И боюсь, что мешать тебе буду не я, а они – вот такие вот Апельсинчики. Только живые!.. Тут на днях приперся ко мне один… Бизнесмен из Испании. Фамилия у него соответствующая, испанская. Наранх… Да, кажется так… Хуан Наранх… И ну давай напирать!.. И то ему и се… Я, конечно, тоже заинтересован, но чувствую, что-то мне в его поведении не нравится. Что-то знакомое проскальзывает… Вечером в ресторан пригласил… Посидели, выпили… Пьет, скажу тебе, как лошадь!..

Жора хохотнул.

– Как лошадь, понимаешь, да?!.. И чувствую я – что-то в нем не то… А рожа такая компанейская, человечья. Испанская, конечно, но человечья!.. На прощанье обнялись… А утром мне один парень наш сказал – референт из инкомиссии, Наранх-то по-испански знаешь что означает? Апельсин!..

– Ну и что? – со скучающим видом произнес Кожедуб.

– А ничего!.. Мне, между прочим, наплевать!.. Я спокойно отношусь к проблеме…

«Нет, тебе не наплевать!.. – подумал Иван Кожедуб. – И к проблеме ты относишься не спокойно. К ней только мертвый спокойно относится… Разве можно к такому относиться спокойно?!.. Только неспокойствие твое – особенное. Слишком агрессивное!»

4

В ВИАГе

– Может ли такое быть в действительности?.. – задумчиво проговорил академик Шахматов, ученый, специалист по вопросам, связанным с происхождением человека, сотрудник недавно созданного ВИАГ – Всероссийского института антропогенеза.

Должность, которую занимал Шахматов в ВИАГе, была отнюдь не самой высокой – он всего лишь руководил одним из отделов института. Директорствовал же в ВИАГе совсем другой человек. Но если в умах миллионов россиян ВИАГ и ассоциировался с каким-то одним человеком, то им был, безусловно, профессор Шахматов.

Его часто приглашали на телевидение – экспертом на разные ток-шоу. Помимо этого, Шахматов вел научно-популярные передачи… Впрочем, теперешние научно-популярные передачи, по крайней мере те, в которых участвовал Шахматов, не могли не затрагивать острейших политических вопросов. И вот уже имя профессора Шахматова звучит в стенах Государственной Думы – на его мнение ссылаются, его приглашают в качестве эксперта на парламентские заседания. Партии и политические группировки стараются склонить его на свою сторону…

– Видите ли, вы сами прекрасно понимаете, что события развиваются по историческим меркам столь стремительно и столь опрокидывая все предыдущие представления, что говорить «может» или «не может»… Сейчас нужно говорить о том, что есть… – глубокомысленно изрек Александр Оболенский, – молодой тщеславный ученый, ученик Шахматова, сотрудник его отдела.

Саша попал к профессору и вообще в науку не совсем обычным путем. То есть, конечно, и ему была присуща жажда знаний, толкающая молодых людей на стезю ученого, но была Сашина жажда специфической: его интересовало все таинственное, необычное, пугающее, сенсационное. Это всех привлекает, но Оболенского привлекало только такое… Трудно сказать, состоялось бы знакомство Оболенского с профессором Шахматовым, если бы… Цепочка «если» была длинной. Если бы не попалась подростку Саше статейка в каком-то дешевом бульварном журнале про «мокелембембе» – реликтового динозавра, якобы обитавшего в одном из глухих и труднопроходимых районов центра Африки… Если бы не тема динозавров, Саша бы не подошел к тому, что хочет заниматься биологией. Почему биологией?.. Да потому, что вдобавок к динозаврам он узнал про древнюю расу богов, якобы существовавшую когда-то: древние люди девятиметрового роста, Шамбала, утерянные таинственные знания предков, Тибет… Отсюда появился интерес к происхождению человека. Естественно, вопрос, как и все остальные темы, Оболенский рассматривал исключительно через призму загадочного и щекочущего нервы. Тут Сашино воображение опять захватила Африка – впечатлительный подросток еще со времен статейки про «мокелембембе» относился к этому континенту с мистическим ужасом. «Мокелембембе», про которого никто не знал, есть он или его нет, оказал вполне реальное воздействие на мозги подростка, живущего за многие десятки тысяч километров от предполагаемого места обитания динозавра. Помимо «мокелембембе» Сашина голова к тому времени уже была забита людьми-зомбе, колдунами, похищающими мужские половые органы, вуду… Повыкапывав информацию откуда только можно – тут были и журнальчики, и Интернет, и старые книжки, Оболенский нашел историю происхождения человека весьма занимательной и исполненной пугающих смыслов…

Когда Саша прочел старые книжки, которые выкопал из пропыленного книжного шкафа, у него в голове сложилась определенная картина…

Несколько миллионов лет назад на нашей планете жили обезьяны, основное достоинство которых заключалось в том, что они очень ловко лазили по деревьям. Сами они развились из каких-то лемурообразных существ, которые тоже лазили по деревьям, правда не столь умело, и питались пойманными насекомыми. Поэтому, как с некоторым разочарованием и обидой узнал Саша, зубы человека походят не на зубы красивого и благородного хищника (к примеру, льва, тигра или, на худой конец, волка), а на зубы поедателя насекомых… Саша представил себя размалывающим зубами таракана или муху, и ему стало тошно, хотя при этом он и не мог не отметить, что размолоть таракана человечьими зубами будет не в пример удобней, чем, скажем, львиными… Но вот разрывать жертву на части львиными зубами, конечно, удобней…

– Но ведь и об этом мы, строго говоря, не можем говорить, – продолжал рассуждать Оболенский. – Ведь никто не знает, что же на самом деле есть в действительности… Сколько было за последнее время всяких сенсационных сообщений, которые на самом деле оказывались лишь попытками спекулировать на теме…

– Да, здесь я с вами полностью согласен, – проговорил профессор Шахматов.

5

Кожедуб и сам не мог понять, когда это произошло, но вдруг с каким-то болезненным чувством признался себе, что с какого-то момента начал испытывать совершенно необъяснимое, но постоянно усиливавшееся чувство тревоги.

Он по-прежнему был на месте убийства, хотя собственное пребывание здесь казалось ему если и не совершенно бесполезным, то в значительной степени испорченным непрерывной болтовней Бухенвальда, не отходившего ни на шаг. Норицын был влиятельным депутатом, руководителем фракции, и, конечно же, как сотрудник парламентского агентства расследований, Кожедуб не мог просто так взять и не обращать не него внимания. У Жоры была собственная совершенно очевидная цель: подтолкнуть САГЕН к вполне определенному направлению расследования. Кожедуб знал, что с раннего утра, с того момента, как Апельсин был найден мертвым у себя на вилле, на руководителей САГЕН оказывается серьезное давление со стороны фракции Бухенвальда.

Кожедуб не был впечатлительным человеком, повышенной эмоциональностью не отличался, и потому собственная теперешняя нервозность оказалась для него неприятным сюрпризом. И связана она была вовсе не с Жорой…

«Однако! А все-таки есть в этих Апельсинах и Мандаринах что-то эдакое: чуждое, запредельное. Когда с ним сталкиваешься, оно исподволь, но вполне ощутимо напрягает психику!» – подумал он.

Сделал еще несколько шагов прочь от подъезда и, наконец, зажег сигарету. Слава богу, Бухенвальд не курил, и Кожедубу под предлогом того, что неудобно курить в доме некурившего покойного, удалось сбежать от его назойливого общества на улицу. К тому же в доме работала следственная бригада…

Как это ни странно, но Кожедуб до сих пор близко не сталкивался с обладателями фруктовых фамилий. В САГЕН таких не было: во-первых, их бы никто туда не принял, хотя никакого закона, запрещающего делать это или, наоборот, позволявшего не делать этого, не существовало, а во-вторых, и это, пожалуй, было главным, они бы сами ни за что не пошли туда работать – будучи одним из элитных сотрудников агентства, зарплату Кожедуб получал весьма скромную…

Чувство тревоги, которую испытывал Кожедуб, усилилось. «Что за черт!» – подумал он. – «Нет, конечно, все эти фруктово-цветочные люди – явление достаточно странное, но ведь не испытываю же я никакой особой тревоги, когда хожу по городским улицам. А там их немало!.. А вот здесь их, насколько я понимаю, сейчас нет ни одного… Был один, да убили…»

Кожедуб отошел еще дальше от подъезда и принялся рассматривать просторный загородный коттедж Апельсина: ничего особенного, коттедж как коттедж! Вполне стандартный: островерхая крыша, крытая красной черепицей, белые стены, высокие стрельчатые окна, – проектировавший его архитектор был явно неравнодушен к готике… Однако такой коттедж можно представить принадлежащим современному человеку любой нации и любого цвета кожи. Никакой особой мрачности, никаких специфических черт в коттедже не было… Ничего, способного вызвать тревогу…

Кожедуб обернулся: другое дело густые заросли деревьев и кустарников, окружавшие коттедж. Кожедуб слышал как-то, что люди, подобные Апельсину, обожают природу. Может, оттого покойный и постарался окружить свое жилище таким первозданным природным хаосом. Чащоба угрюма и едва пропускает солнечные лучи, зато уж никак не скажешь, что живешь в отрыве от природы!..

«Убийца?! Неужели он все еще здесь?!» – пронеслась в голове Кожедуба неожиданная догадка. – «Но зачем ему это?!..»

Он вдруг осознал, что давно уже слышит в чаще какие-то странные шорохи.

6

Мбаса Нкомо с тревогой вглядывался в густые, непролазные джунгли, начинавшиеся сразу за окраиной этой маленькой африканской деревушки. Убогая хижина его стояла на самом краю, так что если кто и выходил из лесу и двигался к деревне, первым оказывался на его пути Мбаса Нкомо.

Мбаса Нкомо был очень и очень стар.

«Я был первым, кто увидел их… – размышлял Мбаса Нкомо. – Эта хижина, должно быть, была первой человеческой хижиной, в которую они вошли. И вот прошло уже столько лет… Повсюду, даже много дальше от этого леса – кругом они!.. А в этой хижине их до сих пор нет. Эта хижина так и осталась полностью человеческой… – с гордостью подумал Мбаса Нкомо, потер ладонью черную морщинистую кожу. – Потому что в ней живу я один!..»

«Что-то еще готовит нам этот огромный непролазный лес?.. Колдун говорит: духи в лесу дрожат от страха. Если даже духи дрожат от страха, то насколько же ужасным должно быть то, что готовится там, в самых глубоких чащобах?!..»

Мбаса Нкомо мелко задрожал. То ли от страха, то ли от того, что кровь его уже совсем не грела изношенного тела.

«А, ничего я не хочу бояться! – вдруг подумал он и, действительно, успокоился. – Что мне?.. Я одинок, жизнь прожита…»

Два дня тому назад

Поблескивающий лаком «лексус» цвета мокрого асфальта медленно подрулил к бровке. Правое переднее колесо зашуршало боковиной о камень.

Тротуар был выложен плиткой. Человек, медленно выбравшийся из машины, не смог определить ее цвет. Все фонари в маленьком переулке в самом центре Москвы были погашены. Здания возвышались темными громадами и казались покинутыми жителями.

Единственный дом, в окнах которого ярко горел свет, был посольством африканского государства.

«Оно-то мне и нужно!» – спокойно подумал человек, без всякого волнения шагнул к подъезду и нажал на кнопку звонка. Дверь мгновенно отворилась, – так, словно открывший ее секьюрити все время стоял за ней, наблюдая за подъехавшей машиной через глазок.

– Мне нужен Посланник! – проговорил визитер.

Сотрудник службы безопасности пропустил его в холл, обставленный мебелью в мавританском стиле. Пока человек разглядывал инкрустированный камнем столик на резных ножках, секьюрити набрал на телефонном аппарате двузначный внутренний номер – абонент располагался в здании – и произнес по-арабски несколько коротких фраз. Положил трубку, пристально взглянул на гостя.

Под этим взглядом тот почувствовал себя неуютно…

Они двинулись вверх, на второй этаж – в оформлении лестницы преобладали те же мавританские мотивы…

– Проходите в кабинет… – сказал с легким акцентом секьюрити и открыл дверь.

Просторная комната больше походила на гостиную, чем на рабочий кабинет.

– Итак, вы заместитель Жоры Бухенвальда, Владик-Герой? – проговорил по-русски с таким же, как и у секьюрити, акцентом хозяин кабинета-гостиной. – Присаживайтесь… Вот сюда… Прошу вас… Диванчик…

Владик-Герой пораженно рассматривал то, что стояло вдоль стен кабинета.

– Вы бывали в джунглях?..

– Нет… – наконец смог вымолвить Владик.

– Здесь я держу чучела врагов. В свое время вывез из Африки… Тогда у нас была заварушка… А это коллекция масок… Используется колдунами во время магических ритуалов. Вижу, вас не интересует. Вы потрясены обезьянами?.. Много потеряли от того, что не были в джунглях. Впрочем, это довольно мрачный опыт. На любителя.

По обеим сторонам от двери, возле окна, за спинкой диванчика, у столика и у книжных полок – всюду обезьяны.

– Это одна из самых больших частных коллекций… Здесь вы видите лишь малую часть. Остальное – в моей резиденции.

Владик-Герой наконец сел на предложенный диванчик, – он продолжал осматриваться… Усмехаясь, сотрудник посольства протянул ему визитную карточку.

Не в силах прийти в себя – перед глазами стояли оскаленные обезьяньи морды, он уставился на картонный прямоугольник, весь испещренный непонятной арабской вязью.

– По-русски – с другой стороны!.. Меня зовут… Зовите меня просто Посланник… Мое имя слишком трудное для русского уха… В посольстве занимаюсь экономическими вопросами.

– Я знаю, мне говорили… Вы – торговый посланник с северо-востока Африки… Кстати, Георгий Норицын обижается, когда его зовут Бухенвальдом. Это прозвище… Оно – только для своих.

– Но мы же свои!..

– Да. Расскажите про джунгли… Как там?..

В кабинет неслышно вошла официантка с подносом…

– Попробуйте эфиопский кофе… Великий Исследователь очень любит его…

– Великий Исследователь… Я много слышал о нем… – проговорил Владик. – Так как там, в джунглях?.. Я хочу понять, что это такое?..

– Джунгли – это чудовищные многоярусные леса. Выше – деревья-великаны. Их кроны возносятся над всем. Огромные стволы обвиты гигантскими лианами. Во втором ярусе – деревья с мягкой древесиной. В третьем, у самой земли, – папоротники, мхи и лишайники. В тех местах, где участки земли заболочены, с двадцатиметровых стволов свисают воздушные корни.

– Да, я слышал! – с нервным оживлением проговорил Владик-Герой. – Они переплетены между собой настолько густо – человеку по такому лесу не пройти!..

– Растительный хаос! С богатым животным миром. Большую часть которого составляют обезьяны. Шимпанзе, гориллы, макаки… Вы, европейцы, привыкли считать: обезьяны – забавные и невинные, достаточно небольшие по размерам создания. На самом деле среди обезьян попадаются особи двухметрового роста весом в сто пятьдесят-двести килограммов.

Поставив на блюдце чашечку с мутноватым и неаппетитным на вид, но на самом деле вкусным кофе, Герой не мигая смотрел на Посланника.

– Конечно, в джунглях водятся и леопарды, и пантеры, и огромные попугаи с красными хвостами, и большущие птицы, – продолжал тот. – Но короли – обезьяны! Их больше всего!.. Естественно! Они ловко перепрыгивают с ветки на ветку, пожирая все, что попадается под руку. Обезьяны чрезвычайно прожорливы. В траве мелькают ящерицы, гадюки и огромные ужасные питоны, но им не дотянуться до деревьев и лиан. Повсюду мельтешит огромное количество насекомых – бабочек, муравьев, мух. Одни из них относительно безобидны, укус других приводит к тяжким болезням и даже к смерти… Вот что такое джунгли!.. – с пафосом проговорил Посланник. – Мир людей отличается от мира обезьян. Создав свою цивилизацию, люди ушли из мира джунглей. Мир человека принципиально иной: ровный, плоский, цивилизованный, понятный разуму… Обезьяны не хотят сдаваться. Они сидят глубоко в ДНК человека, действуют через инстинкты, через неосознанные, подспудные влечения… Тогда возникают странные города: многоярусные, исполненные хаоса, в которых дома стоят так же близко друг к другу, как деревья в густых джунглях. Для обезьяны принципиален хаос. Только в нем она может жить, перепрыгивая с ветки на лиану, недостижимая для питонов и пантер… Города – искусственные каменные джунгли! Вылезая из человеческого ДНК, обезьяна побеждает!.. Разве можно объяснить строительство небоскребов лишь дороговизной земли?!.. Нет. Но теперь помимо людей-обезьян в этих каменных джунглях появился еще один, гораздо более страшный враг… О нем и поговорим.

7

Герой почувствовал, как холодеет от ужаса…

Как узнал в свое время юный Саша Оболенский, ставший впоследствии учеником профессора Шахматова, слезть с дерева обезьяну – предка человека – могло заставить только одно: в какой-то момент леса начали редеть. Но обезьяны совершенно неприспособлены к жизни на открытой местности. Они не могут спастись от хищника, так как медленно бегают, а шансов победить в схватке у них нет – разве могут что-либо сделать зубы, унаследованные от пожирателей насекомых, против острых, как сабли, клыков хищника?!.. Острых когтей у обезьяны тоже нет… Вот почему наблюдающие за обезьянами ученые знают: те панически боятся спускаться со своих ветвей…

Обезьяна, спустившаяся с дерева под давлением обстоятельств, тоже испытывала ужас, но выхода не было. И она нашла неожиданное решение: встав на задние лапы, освободила передние. Ими обезьяна в прежней беззаботной жизни ловко цеплялась за лианы. Поднятые с земли палка или камень компенсировали теперь отсутствие острых зубов.

Как-то на Сашу Оболенского, проходившего мимо какого-то склада, с лаем набросилась собака. Он мигом поднял с земли камень и отпугнул ее. «Как та самая обезьяна!» – подумал Саша.

Теперь он уже знал, что все это произошло примерно семь миллионов лет назад. Почти пятьсот тысяч жизней, подобных прожитым Сашей к тому времени, могли вместиться в этот срок. Подростку Саше казалось – это очень много, но теперь взрослый Оболенский понимал: эволюция проходила быстро. Можно сказать, стремительно. Даже слишком.

Читая книги и журналы, материалы Интернета, Саша заметил: статьи, написанные в разное время, содержали в себе версии эволюции, серьезно друг от друга отличающиеся.

Складывалось впечатление, что при всей мощи современной науки и при всем желании ученых разобраться в вопросе в нем не только не появлялось ясности, а все лишь запутывалось еще больше. Хотя появлялись новые фактические данные и более совершенные методики исследования, тайное не становилось явным, и даже то ясное, что было до сих пор, ставилось теперь под сомнение…

Общей оставалась лишь главная канва событий – появление в значительно удаленном от наших дней прошлом полуобезьяны-получеловека и затем, около двух миллионов лет назад, появление существа, уже достаточно родственного человеку. Опять-таки сами сроки в различных книгах и журнальных статьях сдвигались в ту или иную сторону.

Сроки-то ладно, различались и сами способы движения от обезьяны к человеку. Основных вариантов было два: постепенный, в котором естественный отбор делал предков человека все более и более походящим на его нынешний вариант, и скачкообразный, при котором человечья порода пришла к нынешнему виду за пару резких качественных скачков.

Оба варианта предполагали: первые предки человека появились в Африке. Но в постепенном варианте они разбрелись по свету, и потом каждый в своем новом месте жительства путем естественного отбора дошел до нынешнего вида. Во втором же варианте как первый прообраз человека, так и все последующие варианты рождались только в Африке и уже оттуда разбредались по свету, так сказать, в готовеньком виде.

Как следовало из более свежих источников, постепенно в науке побеждала скачкообразная версия. И конечно же, Африка!.. Появление человека происходило там и только там.

Это еще больше подогрело Сашин интерес к Черному континенту – что же это за таинственное место, где все время что-то рождается: то человек, то «мокелембембе», то СПИД?!.. Ясное дело, там, в Африке, что-то не так!

Саша заинтересовался Африкой. Тем, как живет континент. Он узнал: несмотря на то что Африка была прародиной человечества, развитое западное общество она никогда особенно не интересовала – ею пользовались, не более-Сначала из Африки вывозили рабов и экзотические породы деревьев, потом принялись копать ее недра. Где было чего копать…

Порт, в который заходят под погрузку корабли западных стран, ветка железной дороги, ведущая от порта к шахте, принадлежащей западной компании, несколько западных контор в порту, малочисленная колония западных инженеров, обслуживающих все ту же шахту, – и все!.. На этом цивилизация в Африке заканчивалась. По обеим сторонам от короткой железной дороги существовала даже не вековая, а тысячелетняя отсталость – во многих местах жили, как на заре человечества.

Эра соперничества между несостоявшимся коммунизмом и капитализмом привнесла в местную жизнь оживление. Впервые со времен работорговли негры кому-то понадобились – за них начали бороться. СССР поощрял революционные движения и помогал некоторым странам, другим помогал западный мир.

Но вот соперничество между сверхдержавами прекратилось, и на Африканский континент всем стало наплевать. Из-за убийственного для европейца солнца в Африку ехать никто не хотел. Даже инженеры, завербовавшиеся для работы на прибыльные шахты, по окончании контракта никогда не оставались, возвращались в Европу… Деспотические режимы не стремились просвещать своих граждан. Немногочисленные энтузиасты из европейских благотворительных организаций и христианские миссионеры картины не меняли. Что творилось в непролазных африканских дебрях по обе стороны железной дороги, знали только дикие местные колдуны.

Ситуация осложнялась еще тем, что из многих африканских стран европейцам вообще пришлось уехать из-за бесконечной череды войн и межэтнических конфликтов. Чего-чего, а оружия соперничающие державы поставили в Африку предостаточно. Местные царьки и князьки активно пускали его в ход… Читая о многих африканских странах, страдающих от войн, эпидемий, нищеты и хаоса, Саша нередко натыкался на фразы: «так было в девяносто третьем году, более поздние данные отсутствуют». Это означало, что в современном мире, пронизанном линями связи и транспортными артериями, Африка превратилась в жуткое, ирреальное черное пятно, терра инкогнита. О том, что происходит в центре этого покрытого мраком пятна, никто не знал, да и по большому счету не хотел знать. Если во многих развивающихся странах население, несмотря на нищету, непрестанно увеличивалось, то в Африке оно вымирало.

В какой-то момент Саша, внимательно следивший за всеми африканскими новостями, которых, как правило, было мало, начал натыкаться на сообщения о людях-дьяволах, появившихся в затерянных в джунглях африканских деревушках. Откуда они взялись и что делают – из коротких заметок неясно… Вроде появились из леса, и местное дикое население с ними активно общается. Сообщения исходили от европейских христианских миссионеров и публиковались в бульварной прессе между сообщениями о людях-вуду и заметками о колдунах, похищающих мужские половые органы. Большинство относилось к ним несерьезно.

Саша тем временем учился на биолога и интересовался происхождением человека. Ему казалась наиболее убедительной версия, по которой помимо постепенного улучшения человеческой породы и существования множества промежуточных, наследующих друг другу видов, два раза – полмиллиона и сто тысяч лет назад – Африка выплевывала из себя принципиально более совершенных, чем все остальные, существ. Второй раз это был нынешний человек в его законченном виде.

Но самым главным в этой версии было даже не это… Прежде считалось, что каждый новый вид вытеснял предыдущий, устаревший, не смешиваясь с ним. По новым данным, все было наоборот. К примеру, вышедший из Африки современный человек прибыл в Европу, уже густо к тому времени заселенную неандертальцами. Неандерталец был близок к современному человеку и отличался от него в «худшую» сторону очень незначительно. Прежде считалось, что человек попросту изгнал, уничтожил неандертальцев, благо он был умнее и хитрее их. По новым же данным генетиков, человек, «выплюнутый» Африкой, смешался со своими предшественниками так же, как те до этого смешивались со своими. И хотя результаты анализа показывали, что доля генов «неполноценных» существ в генофонде человека составляет всего лишь десятую часть (видимо, смешение было все-таки не очень активным, немногие хотели заниматься сексом с неандертальцами), новая теория по сравнению с предыдущими была совершенно революционной. И неизвестно, какая ее часть была важнее – скачкообразность эволюции или смешение новой формы с предшествующей. Прежде считалось – подобное невозможно. Хоть осел и лошадь похожи друг на друга, у них могут быть дети, но не может быть внуков. Считалось, что человек и его эволюционные предшественники перемешаться не могли…

По новой теории выходило, питекантроп мог быть женат на дочери Гомо сапиенса, а тот, в свою очередь, мог иметь своей невесткой внучку дикого неандертальца и все вместе они с удовольствием засматривались на какую-нибудь хорошенькую шимпанзе или гориллу. Хороша эволюция!.. Хорош венец творения!.. Не эволюция, а сплошное скотоложство!.. Хотя козы, по крайней мере, не имеют общего потомства со своими пастухами, скучающими на отдаленных горных пастбищах…

Прежде подобная картина могла родиться только в голове какого-нибудь нацистского идеолога, стремящегося обосновать неполноценность одних людей и особые права других. Теперь же это было сухими данными науки, свободными от идеологических предпочтений… Хороша наука!.. Не наука, а выступление какого-нибудь Гитлера или Геббельса!..

Однако как ни крути, а эволюция оставалась, тем не менее, эволюцией, а наука – наукой.

А христианские миссионеры в Африке продолжали бить тревогу: появились люди-дьяволы, и они активно расселяются всюду, где только могут, за пределами области джунглей, в которой впервые появились. Своим обликом люди-дьяволы отличались от человека совсем незначительно. И их вполне можно было принять за представителей какого-нибудь доселе неизвестного первобытного племени, спрятавшегося в джунглях от цивилизации, а теперь неожиданно решившего выйти в большой мир. Возможно, миссионеры так и не обратили бы на них внимания, если бы не одна особенность – всеми силами люди-дьяволы избегали приобщения к церкви. Отсюда, собственно, и возникло их отождествление с дьяволом…

Но Африка по-прежнему оставалась забытым всеми краем, миссионеров с их историями про дьявола никто всерьез не слушал, а люди-дьяволы… Собственно, Александр Оболенский еще в те далекие годы сразу понял, кто они такие… Дьявол тут был явно ни при чем… Эволюция человека не закончилась, и происходила она в точном соответствии с любимой Сашиной теорией: скачкообразно, в Африке и в условиях смешения нового вида с предыдущим.

По теории, те же Гомо сапиенс, к которым принадлежал и сам Саша, поначалу были лишь очень небольшой африканской популяцией, состоявшей всего-то из нескольких тысяч особей. Это уж потом они заполонили собой весь мир. Так же и появившийся в африканской глуши новый вид был очень немногочисленным. Как и когда он появился и не перемешался ли тут же с каким-нибудь диким племенем африканских охотников – на эти вопросы нет точного ответа. Историческая память аборигенов джунглей составляет всего два-три поколения, вопросы генетики и эволюции их не интересуют.

Африка в очередной раз, примерно третий по счету, выплюнула из себя новый вид человека. Люди-дьяволы стали приходить из джунглей в деревушки – пионером в этом смысле считалась одна из них, очень небольшая. Поскольку, вопреки тому, что миссионеры считали их дьяволами, были эти люди чрезвычайно миролюбивы, доброжелательны и смышлены, население деревушек с ними тут же очень подружилось. Возникли многочисленные, как говорят в учебниках, хозяйственные связи, смешанные браки, и вскоре, строго говоря, никаких людей-дьяволов в чистом виде не было, а были лишь потомки людей и людей-дьяволов. Они отличались тем, что были ужасно общительны, стремились переезжать с места на место, активно перемешивались с местными жителями, имели многочисленное потомство, были невероятно хитры, дружелюбны и чрезвычайно предприимчивы.

К тому времени, когда всем стало ясно, что в Африке появился новый вид человека, этот новый вид давно уже проживал и активно размножался по всему миру. Первоначально из Африки на другие континенты всеми правдами-неправдами стали прибывать какие-то не совсем обычные негры. Но поскольку негры всегда в глазах местного населения выглядят необычно, то необычные негры привлекали внимания не больше, чем обычные. Пристально на них посмотрели, лишь когда эти необычные негры успели стремительно перемешаться с местным населением, причем потомство их было значительно светлее обычных мулатов – потомков белых и негров. Потомство было чрезвычайно умно, хитро и опять-таки… Общительно и дружелюбно!..

Приблизительно тогда же у них появилось новое имя: люди-индиго!.. По аналогии с необычными детьми, рождающимися в последнее время у обычных людей, потомков тех первых странных негров стали называть людьми-индиго… Какой-то экстрасенс сказал, что видит вокруг них необычного цвета ауру.

Но некоторые предпочитали прежнее название: люди-дьяволы. То, что люди-дьяволы чрезвычайно дружелюбны, старательно избегают любых действий насильственного характера, хотя и любят деньги больше всего на свете, в расчет не принималось. Наоборот, противники людей-дьяволов говорили: дружелюбие – лишь временный и очень ловкий ход. Люди-дьяволы пока малочисленны и, следовательно, поведи они себя агрессивно, тотчас были бы уничтожены местным населением. Для того чтобы выжить, им необходимо продемонстрировать максимальную незлобивость. Вот когда баланс сил изменится, тут-то люди-дьяволы и покажут свое истинное лицо, которое вовсе не столь миролюбиво!..

8

Кожедуб обернулся: никого… В ту же секунду кто-то набросился на него сзади. От удара он повалился на землю, перевернулся, пытаясь сбросить со спины противника. Завязалась борьба…

В первое мгновение Кожедубу показалось: человек-индиго, дьявол!.. Но это была всего лишь большая кошка – молодой ягуар!.. Слава богу, не тигр, не лев! Однако существо прыгучее, сильное, со страшными острыми клыками. Кожедуб не чувствовал боли… Пальцы его обхватили горло рычавшего зверя, и в следующее мгновение он резким движением прикончил бы его, но тут прозвучал выстрел… Животное обмякло.

Кожедуб поднялся. Он выглядел менее возбужденным, чем Бухенвальд, стоявший рядом с пистолетом в руках. В их сторону по парковой дорожке бежали еще какие-то люди…

– Я спас вам жизнь! – проговорил Жора самодовольно. Когда он убирал пистолет в маленькую кобуру, спрятанную под пиджаком, он уже полностью овладел собой. В лице не осталось и следа волнения.

Подбежавшие сотрудники охраны из свиты Бухенвальда проводили Кожедуба в коттедж. Врач, возившийся до этого с трупом, с тем же вниманием, с которым он до этого осматривал покойника, перевязал раны. К счастью, они не были глубокими.

– Теперь вы мой должник! – Норицын упивался ролью спасителя. – Признайтесь, надоел вам со своим обществом, и вы решили побродить в одиночестве. Видите, чем для вас это закончилось!.. Если бы вы не курили ваши дрянные сигареты и я не понял, откуда доносится запах дешевого табака, оказаться вам на том свете. Надеюсь, теперь поняли: держаться рядом со мной означает жить!.. И не только для вас. Для всего нашего народа!.. Великого народа!

Делая вид, что старается перетерпеть боль, Кожедуб прикрыл глаза. Видеть и слышать Бухенвальда было уже невыносимо. К сожалению, он не мог не слышать его. Но он постарался это сделать и мысленно сосредоточился на том, для чего он сюда приехал: на расследовании убийства гражданина Апельсина, депутата Государственной Думы. Что знал к этому моменту Кожедуб?..

Убитый ударом чего-то тяжелого по затылку Иван Апельсин был председателем Национальной Рабочей партии – сокращенно НРП. Название сущности не соответствовало. Партия была не национальной, а интернациональной. Сам Иван Апельсин был первым и единственным крупным политическим деятелем России, который был индиго. Таковым считался каждый, у которого среди предков был индиго. То ли папаша, то ли мамаша Апельсина прикатили в Россию то ли из Европы, а может быть, и из Америки. Очень дружелюбные, неконфликтные, старающиеся решать любые вопросы миром люди-индиго были непримиримы в одном – своего собственного существования они не признавали. «Никаких людей-индиго на самом деле не существует! Те, кого так называют, на самом деле просто потомки одного из многочисленных африканских племен, живших в труднодоступных районах джунглей и потом, в силу истребления определенных видов животных и невозможности добычи пропитания охотой, вышедшие в большой мир. Внешние отличия ни о чем не говорят. На Земле проживает много народов, совершенно непохожих друг на друга, тем не менее все они – люди, а никакие не индиго и уж тем более не дьяволы!»

Фоном Кожедуб слышал нервные выкрики, доносившиеся в залу через открытые двери…

– Во флигеле был целый зоопарк!.. Зачем, о дьявол, понадобилось ему держать здесь всю эту свору!.. Африканское чучело тосковало по джунглям! – охранники Бухенвальда не были политкорректны. – Кто-то выпустил всех зверей… Теперь они разбрелись по парку. Предупредите милицию… Звери могли выбраться и за территорию участка… Надо предупредить окрестных жителей, звери могут напасть на них. Чертов дьявол!.. Может, его какая-нибудь собственная горилла прикончила?

Это повелось с самых первых лет, когда об индиго только начали говорить: они всячески препятствовали обсуждению темы индиго, не давали ни в какой форме изучать себя – чурались любых анализов, медицины. Люди-индиго отличались исключительным природным здоровьем и…

Очень короткой продолжительностью жизни! Практически не болея, они проживали быструю жизнь – рано созревали, рано вступали в брак, давали жизнь многочисленному потомству и так же рано умирали. Женщины-индиго (а все это были не первоначальные вышедшие из леса индиго, а метисы, образовавшиеся от смешения с местным населением) вынашивали свой плод не девять, а четыре месяца. Иероглиф «четыре» означает у японцев также «смерть», поэтому число четыре считается несчастливым, как у христиан тринадцать (Иуда, предавший Христа, был его тринадцатым учеником-апостолом). Для многих – еще один аргумент в пользу дьявольской сущности индиго.

Индиго объясняли четыре месяца разницей в питании между джунглями и современным обществом… Глупое объяснение! Кто не верил, тому говорили про естественное изменение природы человека под действием цивилизации.

Откуда-то донесся душераздирающий крик… С этого момента работа следственной группы была полностью дезорганизована. Новость об убийстве Апельсина, сохранявшаяся до сих пор в тайне, стала известна средствам массовой информации – к коттеджу подъехали телевизионщики. Внутрь их не пускали, и они попытались проникнуть через забор. Встреча с тигром закончилась для двух из них смертью.

Два дня тому назад. В посольстве североафриканского государства

– Если бы современный человек все время думал только о деньгах, это было бы полбеды! – сказал Владику-Герою Посланник. – Настоящая беда в том, что деньги человека интересуют не так сильно, как представляют многие. Тайные инстинкты обезьяны, ее страхи, ее любовь к хаосу джунглей – вот что правит всюду!..

Владик сидел, расслабленно прикрыв глаза. Только что ему показалось, что живьем он видит то, что можно увидеть только в страшных снах. То, о чем шепотом говорили между собой некоторые члены бухенвальдовской НЕРО… Но оказалось – это только чучело и причудливые тени. Слава богу, только они.

9

В Центральной Африке

Христианский миссионер Хуан Суарес хорошо знал, что с африканскими колдунами лучше дела не иметь. И не потому, что он, подобно их соплеменникам, панически боялся их убийственных заклятий. Ни в какие заклятья не верил. Просто все колдуны, с которыми приходилось хоть как-то сталкиваться, были редкостными жуликами и проходимцами. Суарес был уверен: они откровенно дурачат соплеменников, наживаясь на их глупости и приверженности диким суевериям.

Но в последнее время Суарес, хотя его духовный сан и его миссия никак не позволяли делать этого, подружился с колдунами. Вернее, дружбой в прямом смысле слова это не было. Скорее – взаимным интересом. Суарес тайно, под покровом ночи, встречался с колдунами, платил, и они сообщали некоторые сведения… Впрочем, очень путанные, отрывочные и сдобренные чудовищными порциями колдовской околесицы, без которой эта публика обойтись не могла.

Суарес выбрался из глинобитного дома, больше походившего на убогую хижину, на воздух. Но удушливая, влажная жара что в доме, что за его пределами была одинаковой. Голова у Суареса кружилась. Он знал, что болен, жить ему осталось немного, и потому не боялся идти на риск… Он был единственным европейцем, отважившимся забраться в эти смертельно жаркие дебри, и старался собрать больше информации о таинственном и пугавшем, что происходило в них…

Кругом уже царил мрак, но в руках Суареса был маленький электрический фонарик, который до времени он держал выключенным. Сделав несколько шагов по глинобитной веранде, он неожиданно споткнулся обо что-то… Это насторожило его – некоторое время назад, еще при дневном свете, он сам вымел веранду веником из пальмовых листьев…

Суарес включил фонарик и, хотя уже всякого насмотрелся и ко многому привык, с неодолимым ужасом и отвращением увидел у ног колдовские предметы: собачью голову, высушенного хамелеона и коготь вороны…

Тут же за спиной раздался торжествующий хохот:

– Ты вздрогнул!.. Значит, все время боишься! Твой бог не способен защитить тебя!.. При этом я знаю, ты говорил людям, что Аджио – проходимец и обманщик. Не надо нести ему деньги!..

Суарес поднял глаза и различил, наконец, темную фигуру, нахально развалившуюся на дереве на развилке из трех толстых ветвей у самой стены хижины. Фонарик был уже выключен.

– Опять этот твой балаган, Аджио!.. Зачем?.. Я жду тебя уже целый час, а ты сидишь на ветвях и не заходишь.

– Мне приятно, что ты ждешь, Суарес!.. Знаешь, почему ты делаешь это?.. Тебе нужны мои знания. Мне мно-огое известно. Я такой же, как мой покойный отец. А у него не гнушался консультироваться даже сам президент страны!.. Мой отец видел будущее…

У Суареса опять закружилась голова. Он сделал шаг к дереву, ухватился за ствол. Колдун бесшумно спрыгнул на землю и оказался у него за спиной. Суарес не поворачивался, он думал о том, что Африка убила его… Это была смерть в рассрочку: он слишком долго жил под убийственным солнцем и от жара в его организме случился сбой. Смерть поселилась в Суаресе.

Многие европейцы, работавшие в Африке и потом вернувшиеся домой, через некоторое время начинали ходить по врачам – у них обнаруживали рак. Не обязательно кожи. От непривычной температуры и радиации внутри организма происходил сбой, и тогда – все… Поэтому в Африку ехали так неохотно.

Нужно было ехать туда, где есть клиники и врачи, но он не хотел… Слишком поздно!.. И потом, он испытывал к этим таинственным джунглям сильнейшую привязанность. Они для него – как наркотик…

– Ты сердишься на меня, Суарес? А зря! – проговорил за спиной колдун. – Я полезен тебе… Посвети-ка своим лучиком вон туда…

Суарес почувствовал, как колдун берет его за руку и протягивает ее в определенном направлении. Миссионер зажег фонарь… Вокруг всей хижины на буро-красной земле черным порошком был очерчен круг…

– Это оградит тебя… В джунглях кто-то ходит. Вчера я встретился с ним.

Суарес вздрогнул.

– Какой он?!.. – нервно спросил миссионер.

Вдруг с ветвей дерева на Суареса что-то капнуло: липкое, противное… Включив фонарик и направив его вверх, Суарес содрогнулся от отвращения: к ветке был привязан полувыпотрошенный цыпленок с кровоточащими внутренностями. Под ним – укреплен маленький черный горшочек.

– Что это?.. – не удержался Суарес. Он чувствовал, колдун только и ждет вопроса – понести обычную околесицу.

Миссионеру была нужна информация, а не суеверия.

Но Аджио молчал…

– Позавчера за мной гнался кто-то…

– Люди-дьяволы?! – оживился Суарес.

– Нет, те, кого ты называешь людьми-дьяволами, здесь ни при чем…

– Да кто же тогда?!..

Колдун задумался.

– Мокелембембе, Суарес. Вот кто!.. – наконец сказал он.

– Тьфу ты черт! – невольно Суарес выругался. – Не такого ответа я от тебя ожидал!.. При чем тут мокелембембе?!..

Суарес надеялся, Аджио скажет «сам дьявол». Это придавало смысл жизни миссионера, делало ее подвигом.

– Ты узнал что-нибудь про ящики, оставленные учеными? – спросил он колдуна.

– Опасное дело… Джунгли умеют хранить тайну. Опасно к ней подступаться!..

Какое-то время назад, когда страна еще не была охвачена очередной гражданской войной, из интереса к людям-индиго в джунглях стали появляться группы ученых.

Одна из них собирала данные с помощью специальных «черных ящиков», – будучи размещены в труднодоступных районах, замаскированные, они снимали все, что происходило вокруг. Потом носители информации изымались и изучались. Но ученым помешала очередная вспышка насилия: покинули страну, бросив в джунглях ящики вместе с информацией. Но ведь те долго могли вести автономное наблюдение! Теперь Суарес при помощи колдуна выяснял – может, лесные охотники знают, где они лежат, за вознаграждение доставят миссионеру? Он отправит ящики в Европу. Как знать, какая информация зафиксирована на носителях…

– Что-то недоброе происходит в джунглях, Суарес!.. – колдун вплотную приблизился к миссионеру. – Охотники боятся идти в лес…

– Послушай, мне нужны ящики!.. – с раздражением проговорил миссионер. Ему было все тяжелее стоять. От слабости, не от жары, он покрылся мелкими бисеринками пота.

– Не о том думаешь, Суарес. Сейчас каждому надо беспокоиться о себе, – колдун схватил его за руку и потащил за глинобитный дом. Здесь, неподалеку от стены, к которой вплотную подступали густые лесные заросли, Аджио проговорил:

– Включи свой фонарик и посмотри!.. Вот это меня напугало больше всего!

На земле была распростерта мертвая обезьяна, приконченная ударом твердого предмета по голове.

– Кто-то был возле этого дома… Кто-то убил обезьяну… Кто-то убивает обезьян в лесу… Кстати, знаешь удивительную новость?..

Суарес уставился на своего собеседника, едва различимого в темноте.

– В джунглях видели людей-дьяволов. Но не здешних, а других… Тех, что приехали из других стран!..

– Да ну?! – Суарес поразился. До сих пор люди-индиго расселялись из Африки по другим странам и никогда не двигались в обратном направлении. Уж тем более их не интересовали глухие джунгли. – Что же ты молчал?.. Значит, люди-дьяволы убивают обезьян и охотятся за мной?..

– Нет, Суарес, нет…

– Но зачем убивать обезьян?! – в задумчивости проговорил миссионер.

10

В пригороде Санкт-Петербурга

Кровь стекла прямо на белую олимпийку. Снежана отпрянула и в ужасе посмотрела на бурое пятно: оно расползалось по хлопковой ткани… Гостья больше не обнимала ее.

Хватая ртом воздух, Вика, ее подруга еще со школьных лет, которой она только что открыла дверь, сделала шаг в глубь квартиры и начала медленно опускаться на колени. Кровь обильно стекала с острия длинного ножа, торчавшего у нее из груди. Струйка падала на половичок, постеленный перед входом.