Адам & Адам Соколов Глеб
Вопль ужаса вырвался из груди Снежаны. Когда подруга уже была на коленях и, склоняясь лицом вперед, готова была рухнуть вниз, она поняла – страшный удар был нанесен Вике сзади – рукоять ножа торчала из спины. Сталь прошила несчастную девушку насквозь… Но это значит…
Невольно толкнув умиравшую Вику, девушка рванулась к двери. Где-то там, совсем рядом, быть может, в одном пролете ниже по лестничной клетке – убийца. Или он стоит рядом с дверью?!..
Страх парализовал Снежану. Она замерла. Надо было закрыть дверь, но железное полотно было распахнуто наружу, чтобы дотянуться до ручки – сделать шаг за порог… А там… Все же шагнула навстречу неизвестности.
Одновременно с тем, как ее рука ухватилась за шершавый пластик ручки, Снежана увидела темный силуэт… Лампочка в подъезде, как всегда, не работала, но с улицы через лестничное окно попадали лучи.
Сначала ей показалось, что это вставшая на задние лапы собака или волк – крупный, с косматой густой шерстью. Но потом, когда силуэт двинулся в ее сторону, она решила: это – человек. Просто немного ниже среднего роста и странной комплекции…
Вопль ужаса слился с ужасным ударом железной двери о косяк. Она успела подвинуть толстую щеколду, – вслед что-то тяжелое ударилось с внешней стороны в дверь…
За первым ударом последовал второй. Убийца явно намеревался сломать преграду – ему нужно в квартиру. Волосы на голове Снежаны, уложенные в праздничную прическу, уже стояли дыбом. Но теперь они еще зашевелились…
Умиравшая Вика – она распростерлась на полу маленькой прихожей в неестественной, изломанной позе, – медленно, превозмогая боль, с затуманенным взором проговорила:
– Меня убил бог людей-дьяволов!
Сотрудник охраны, стоявший на посту, заметно нервничал. Пост был возле ворот «виллы Апельсин». Так журналисты тотчас окрестили коттедж с небольшим участком земли, густо заросшим деревьями и кустарниками. Время близилось к ночи. Местность за забором «виллы Апельсин» была такой же заросшей лесом, как и сама ее территория. Асфальтированная дорога, петлявшая от ворот в сторону оживленного шоссе, смотрелась, как просека в каком-нибудь густом неразведанном лесу. Крыши других коттеджей, стоявших на большом расстоянии друг от друга, едва угадывались за деревьями. Уже заметно стемнело.
Охранник нервничал бы еще больше, стой он у этих ворот совершенно один. По счастью, здесь оставались и те, от кого он ворота охранял. Без них было бы совсем неуютно. Со вчерашнего дня на этом небольшом квадрате дорогой земли неподалеку от столицы смерть унесла уже четверых – самого хозяина виллы, двух журналистов и садовника. Высокопоставленный сотрудник САГЕН был, как передавало радио, серьезно ранен.
Была информация, что дикие звери, выпущенные из тайного зверинца, существовавшего, как сегодня выяснилось, на «вилле Апельсин», давно уже, еще с ночи, разбрелись по окрестностям. Правда, пока тигр растерзал двоих именно здесь, на вилле. Мертвый садовник был обнаружен за забором. Шел он именно на виллу, но отчего он умер, до сих пор, насколько знал охранник, было неизвестно. Следов нападения хищника на его теле не было.
Ближе к вечеру вместо названия «вилла Апельсин» во многих новостных выпусках зазвучало новое – «вилла Смерть». Среди погибших был один очень талантливый репортер, об огромной известности самого Ивана Апельсина и говорить нечего – в России он был единственным крупным политиком-индиго, и знали его все без исключения.
Религиозные организации, у которых с людьми-индиго отношения с самого начала не складывались, хранили корректное молчание. Но вот разные колдуны, прорицатели и экстрасенсы бесновались. Многие из них в этот день уже успели выступить по телевидению. В один голос утверждали то, чего охраннику хотелось бы не слышать: зло, которое пришло в этот мир вместе с людьми-индиго – людьми-дьяволами, наконец активизировалось. Долго готовилось к решительному нападению, и вот мрачный час наступил. Один колдун, как только что услышал охранник из радиоприемника, работавшего в микроавтобусе телевизионщиков, утверждал: коттедж Апельсина – центр смерти человечества, вилла Смерть! Сам Апельсин на самом деле не умер, а лишь ловким образом избавился от одного из ненужных ему тел, надел, как шкуру, другое и теперь готовится руководить откуда-то действиями людей-дьяволов по всей России, а может, и по всему миру, потому что таких, как он, крупных политиков-дьяволов в мире было немного.
Охранник бы очень удивился, если бы узнал, что об обстоятельствах самого убийства он в этот момент знает ровно столько же, сколько и следователи и эксперты, работавшие весь день на месте преступления. Всю последнюю неделю в Москве проходил конгресс, посвященный правовым и расовым проблемам, существующим вокруг людей-индиго. Одним из тех, кто руководил работой конгресса, был Иван Апельсин. Фактически конгресс проходил под эгидой НРП.
Позавчера конгресс закончился, и большинство его участников из Москвы разъехались. Несколько человек, еще остававшихся в столице, Апельсин пригласил к себе домой на ужин. Отужинав, большинство из них в тот же вечер разъехалось, некоторые вылетели из Москвы сегодня утром.
Само проведение конгресса было не случайным…
11
Оболенский продолжал вспоминать… Перемешавшиеся с людьми потомки лесных африканских индиго внешне в большинстве от них не отличались. Различие было в занятиях.
С первого дня, когда появились в большом мире, стремились только к деньгам. Чрезвычайно законопослушны, почти никогда не попадали в тюрьмы. Но все легальные способы зарабатывать как можно больше – используемы.
Не занимались наукой, не были замечены в искусствах. Упорно стремились в профессии, где заработки выше, чем в других.
К образованию относились с точки зрения пользы. Как способ развития личности – не интересовало. Стремились учиться, потому что без этого много не заработаешь. Знания – всегда однобоки. Казалось, должно мешать: распространена точка зрения – только разносторонняя личность достигает успеха. Индиго опровергли ее – не читали книг, не ходили в музеи, в выбранном деле – бизнесмена ли, адвоката – оказывались на заглавных позициях. Некоторые утверждали: просто люди-дьяволы обладают сверхъестественными потусторонними способностями…
Всегда и везде по отношению к людям – подчеркнуто дружелюбны и честны. Так же как существовало множество людей, с настороженностью, даже ненавистью относившихся к индиго, было много и тех, кто любил. С индиго проще работать: не обманывают, обещали – делают, уважают закон, культурны. Утверждение христианских миссионеров: это – люди-дьяволы – не находило подтверждений. Кроме двух: стремление к обогащению, уход от контактов с церковью. В последнем все потомки африканских индиго – непреклонны, чрезвычайно последовательны.
Церковь выдвигала цепь рассуждений… Как такое может быть? Если это – всего лишь потомки неизвестного племени охотников, почему так категорично настроены против религии. Африканцы не настроены враждебно к христианству. Наоборот – встречаются настоящие ревнители веры. То же и по отношению к исламу: весьма распространен среди чернокожих обитателей жаркого континента. Другое дело индиго…
Толком не познакомившись с католическими миссионерами, индиго бежали, как зверь бежит от огня. «Дьяволы! – возопили церковники. – Только они могут себя так вести! Дьявол боится креста. А крест есть у каждого миссионера».
Избегание религии относилось ко всем, в ком была хоть капля крови индиго… Тут еще необъяснимый момент! Распространившись по миру, смешавшись с местным населением, индиго, даже внешне утратившие признаки своих африканских предков… всегда оставались индиго!.. Была шутка: если в огромный город, не зная друг о друге, с разных концов войдут два индиго – вернее, двое, в ком есть хоть капля этой крови, – вечером следующего дня встретятся, будут тихо шептаться, стоя на центральной площади.
Сами индиго утверждали: никаких индиго нет. То, как стремились друг к другу и находили себе подобных, доказывало – есть! Являются сплоченной, замкнутой по принципу крови общностью.
Впрочем, поклонники индиго трактовали по-другому… Индиго нет, но постоянное настороженное отношение к тем, кто якобы является их потомками, заставляет этих людей держаться ближе к собратьям – вместе отстаивать во враждебном мире законные права. Мнение не лишено логики – находило много сторонников. Но и тех заводило в тупик странное отношение людей-индиго к религии.
Обстановка подогревалась тем, что индиго (или люди-дьяволы – как кому угодно!) яростно боролись с любыми попытками (большей частью вполне невинными, продиктованными чисто научным, этнографическим интересом) изучать их. «Мы – как все, изучать нечего!» – вот их лозунг. Отказывались от экспериментов, не сдавали анализов…
Всегда найдется путь узнать правду…
Индиго погибали от несчастных случаев, оказывались без сознания… Были случаи насильственных похищений. Редкие данные исследований говорили – генетически индиго отличаются от людей.
Но стоило газете или журналу опубликовать подобные данные, – начинались активные действия – акции протеста, судебные преследования… Бороться за свои интересы умели, тема отличия от людей стала табу…
Обществам, в которых жили, никаких проблем не создавали, вклад вносили немалый, – с табу окружающие мирились.
В последнее время с индиго что-то происходило… Словно бы исполнились ненависти к людям. Было несколько случаев необъяснимых убийств, совершенных ими. В одной стране арестована группировка – состояла из них. Занималась убийствами, похищением людей, наркотиками…
Факты складывались в зловещую картину.
Удивляли не преступления – то, что их совершали те, кто всегда избегал криминала.
Люди-индиго словно сходили с ума. Сумасшествие – опасное. Либо – это мнение противников – перестали скрывать истинное лицо.
Исключительную способность достигать успеха уже доказали. Численность в мире – значительна, – человечество охватил страх… Встали прежние вопросы: люди-индиго – кто они? Откуда взялись?..
Чем грозят миру?
12
Президент африканской Республики, на территории которой располагалась та самая историческая деревня, сидел на своем невысоком черном троне, сделанном из железного дерева, обильно инкрустированном золотыми пластинами и драгоценными камнями.
Рот президента Нгамбези был перепачкан в крови, но кровь была не его. Только что президент съел хранившееся до этого в холодильнике в задней комнате его дворца сердце Нкрума – лидера Прогрессивной партии – его заклятого политического противника, умерщвленного и расчлененного после того, как некоторое время назад президент Нгамбези фактически узурпировал власть, – он проиграл свободные выборы и устроил военный переворот.
Таким – перепачканным в крови – Аджио и увидел верховного правителя страны. Бобо – командующий танковыми войсками – доверенное лицо и помощник президента – втолкнул колдуна в тронный зал. Сделано было это так грубо, что Аджио чуть не растянулся на полу.
Однако он все же удержался на ногах и, чувствуя, что надо собраться с силами, так как настает его звездный час, медленно подошел к президенту…
Когда ворвавшиеся в хижину колдуна военные в больших фуражках оторвали его от супа с банановыми клецками и выволокли наружу к стоявшему там джипу с работавшим мотором, Аджио попрощался с жизнью… Только не мог понять, чем не угодил всесильным военным. Может, своей дружбой с миссионером Суаресом?.. Когда его привезли в город и машина подъехала к комплексу зданий за ослепительно-белым забором, Аджио понял: с ним хочет посоветоваться сам президент!.. Точно так же, как когда-то привозили в город его отца, сегодня привезли сюда и Аджио.
Колдун подошел к самому трону. Он хотел упасть ниц, но Нгамбези жестом остановил его. Президент, не произнося ни слова, сверлил Аджио недобрым взглядом… Молчание продолжалось. Аджио, разумеется, не смел заговорить первым. Он только таращился на окровавленный рот Нгамбези…
Президент Нгамбези давно занимался ритуальным каннибализмом, поедая внутренности своих убитых врагов. Он полагал: так их сила переходит к нему. Будучи человеком образованным, Нгамбези серьезно подходил ко всему, что делал. По его заданию помощники выписывали из-за рубежа книги, посвященные людоедству.
Нгамбези узнал: одними из самых известных каннибалов прежних эпох были индейцы Центральной и Южной Америки. Древние ацтеки и майя производили человеческие жертвоприношения. Среди толпы всегда находились «гурманы» или, как их потом иногда называли, «религиозные фанатики», с жадностью набрасывавшиеся на трупы принесенных в жертву.
Когда испанские конкистадоры вторглись в индейские государства, в редких сражениях, в которых местные жители одерживали верх, никогда не преследовали разгромленного противника: тут же начинали делить трупы убитых испанцев между собой.
На территории нынешнего Чили в древности существовало племя, которое поедало умерших членов. Правда, для поминальной трапезы брали не всего умершего, а лишь внутренности. Остальное мумифицировали и непрерывно таскали с собой (племя вело кочевой образ жизни). На ночных стоянках вместе с живыми возле костра «грелось» до двадцати мумий предков. Жаркий и исключительно сухой климат территорий, на которых обитало племя, позволял мумиям сохраняться долго. Часть из них дошла и до наших дней.
Нгамбези узнал: странное племя не было случайно возникшим сообществом умалишенных. Оно было устойчивым, живучим и просуществовало на Земле вместе со всеми своими леденящими кровь привычками пять тысяч лет!.. Многие развитые государства древности в гораздо более короткие сроки успевали исчезнуть вместе со всеми своими народами, зайдя в развитии в тупик.
Президент не очень-то стеснялся привычек. Думал: белые люди напридумывали табу, но принесло ли это им счастье?..
Наконец Нгамбези заговорил. Он рассказал Аджио, что вчера вечером в заросшем травой международном аэропорту столицы приземлился пассажирский самолет, прилетевший из одного из западноевропейских государств. Полицейский, поднявшийся на борт воздушного судна – проверить у пассажиров паспорта и въездные визы, – сразу заподозрил неладное: все прибывшие были крепкими, коротко стриженными молодыми мужчинами. Тут же вызвал подмогу…
Самолет окружили войсками. Прилетевшие задержаны и под конвоем препровождены в местную тюрьму. В ходе первых допросов все твердили одно: прибыли в Африку по контракту с местным футбольным клубом. Клуб сообщил, что по его поручению агент в Европе действительно рекрутировал белых футболистов, но, во-первых, агент недавно при загадочных обстоятельствах убит, – деятельность клуба за рубежом приостановилась. Во-вторых, даже если бы продолжалась, клуб пригласил бы лишь нескольких футболистов, никак не целый самолет.
«Футболисты» ни в чем не признавались, предъявляли контракты, – на поверку оказались фальшивыми, утверждали: друг друга не знают. Самое удивительное: среди задержанных действительно оказалось несколько настоящих футболистов, – были заочно знакомы местным любителям футбола.
Президент Нгамбези полагал: настоящие футболисты – лишь ширма. Кто-то в Европе забрасывает в его страну наемников, – в назначенный день и час должны устранить его от власти. Недавно Нгамбези приступил к национализации горнодобывающих предприятий, принадлежащих западным компаниям. Кое-каким влиятельным силам в Европе и Америке правление встало поперек горла.
Однако доставленные наемники не были вооружены и должны были где-то дожидаться условного сигнала. Значит, внутри страны должны существовать какие-то местные заговорщики, которые действуют заодно с Западом.
Поспешные и непродуманные действия полиции привели к тому, что встречавшие наемников люди успели скрыться. Правда, Бобо через своих агентов начал расследование, но надежды на успех было мало…
Президент чувствовал: грозящая опасность огромна… Недаром съел сегодня сердце Нкрума – припас, который хранил в своем холодильнике на случай чрезвычайных обстоятельств. Время настало! Теперь понадобятся силы и хитрость! Много сил! И много хитрости!.. У него еще есть в запасе печень Нкрума, его мозг – мозг Прогрессивной партии…
Колдун тоже не будет лишним… Аджио похолодел… Если не поможет президенту определить, откуда исходит опасность внутри страны, на зубах Нгамбези появится его, Аджио, кровь.
Колдун завертелся в каком-то диком ритуальном танце. «Должно быть, эти движения помогают хоть как-то отодвинуть от себя неожиданный, панический страх!» – думал про него Бобо.
Главный советник президента не верил, что духи спасут Аджио и укажут на заговорщиков. Искать внутренних врагов – дело тайной полиции, не духов. Что может знать о заговоре дремучий лесной колдун?.. Духи сильны, когда надо помочь корове отелиться, когда нужен дождь на поля, когда требуется удачная охота на антилопу. Про таинственных заговорщиков им ничего не известно. В том дремучем мире джунглей, где обитают духи, заговорщики не встречаются. Президент Нгамбези просто дуреет от чувства неведомой опасности и, влекомый своими странными инстинктами, ищет повода сожрать сердце колдуна. Как будто сердце колдуна сделает его власть, опирающуюся на коррумпированных военных, прочнее!..
Колдун прекратил танец – возможно, последний в его жизни, запрокинул голову и прикрыл глаза, словно прислушиваясь к внутренним голосам…
«Давай, давай! – думал Бобо. – Постарайся напоследок, старый плут!.. Уже сегодня твои внутренности будут разложены на полках большого иностранного холодильника в соседней комнате».
Аджио заговорил… Он знает, кто угрожает президенту Нгамбези. Заговор и вправду существует. Нити его и вправду тянутся за рубеж, а заканчиваются здесь, в джунглях… Люди-дьяволы – вот кто замыслил погубить президента Нгамбези!.. Они хотят создать в Африке собственное государство, населенное только ими!..
Мысль – неожиданная!.. Бобо подошел ближе… Заметил, что президент тоже встрепенулся и смотрит на Аджио уже не как на кусок мяса, который съест сегодня на обед…
«Да! – продолжал вещать колдун. – В джунглях тайно собирается армия. Она состоит из множества людей-дьяволов. Скорее всего, среди тех, кто прибыл вчера на самолете, тоже найдутся дьяволы… До поры враги лишь скрытно собирают силы. Время выступления близится, и оно по своей силе будет ужасно!.. Тайные лагеря спрятаны в джунглях, в самых непроходимых местах в окрестностях исторической деревни. Кое-где дьяволы уже начали убивать местных жителей… Но это только начало готовящегося ужаса!»
Нгамбези потрясенно откинулся на спинку трона: он так и знал!.. Заговор существует!.. Нет, духи все же знают больше, чем от них можно ожидать!.. Вещая устами Аджио, они спасли колдуну жизнь.
13
С того момента, когда Иван Кожедуб побывал на месте преступления – убийства депутата Ивана Апельсина, – прошло несколько дней. Коттедж убитого и окружавший его небольшой заросший деревьями участок иначе как виллой Смерть теперь никто не называл. Звери, разбежавшиеся по окрестностям, прикончили еще парочку человек. Среди прочих – одного проживавшего по соседству крупного бизнесмена. Но дело было даже не в этом.
Действительно, с убийства депутата Апельсина на вилле Смерть – будем так называть ее и мы – стартовала целая серия событий, без сомнения указывавших, что смерть действительно разбушевалась. Главными действующими лицами во всех этих событиях оказывались люди-индиго. В тот же вечер студент одного из столичных вузов, индиго, неизвестно как раздобывший автомат, зашел в помещение одной из молодежных дискотек и открыл беспорядочную стрельбу. Около двух десятков человек было убито или ранено. После своего преступления студент-индиго был схвачен милицией. Во время предварительного допроса он не смог объяснить мотивов, по которым он совершил преступление, выглядел крайне удрученно и в ту же ночь в тюремной камере покончил с собой.
Не успела информация об этом дойти до обывателей, на водозаборной станции в маленьком восточногерманском городке Нойлютерштадт таинственным образом была отравлена вода. Последствия – ужасны: сотни людей погибли, тысячи оказались в больнице. Никаких следов, которые указывали бы на того, кто сделал это, обнаружить не удалось. Тем не менее в связи с делом немедленно стали упоминать людей-индиго, которых теперь уже иначе как люди-дьяволы не называли.
В Нойлютерштадте проживало достаточно много людей-дьяволов. Ни один из них от отравленной воды не погиб. Незадолго до событий Драк – предводитель местной нойлютерштадтской группы неофашистов «Вайсштурм» – объявил: вскоре городок станет первым местом в мире, где люди-дьяволы будут крещены насильно. Заканчивая свое выступление на собраний «Вайсштурма» в местной пивной, Драк заявил: «Святой воды у нас хватит на всех!»
Полицейское дело о гибели тысяч людей в Нойлютерштадте было обозначено как «Дело Святой воды». Только теперь подразумевалось, что святой водой «крестили» не неофашисты из «Вайсштурма», а люди-дьяволы – в отместку за планы насильственного крещения. Причем полиция сразу начала расследование с предвзятых позиций и с ходу, без достаточных оснований арестовала нескольких местных людей-дьяволов. Как потом оказалось, среди полицейских многие сочувствовали «Вайсштурму».
По всему миру тут же начались многотысячные демонстрации людей-индиго. Если раньше их выступления были мирными, то теперь они громили попадавшиеся на пути магазины и рестораны, переворачивали автомобили. Во время одной из демонстраций в Лионе, Франция, кто-то бросил горящий факел в окно дома, оказавшегося детским приютом Святой Терезы. Поскольку перед демонстрацией все двери приюта были предусмотрительно наглухо закрыты, а из-за толп народа пожарные не успели подъехать быстро, он сгорел вместе со всеми обитателями. Кто именно бросил факел, оставалось неизвестным, так же как и то, был ли в действительности бросивший его человеком-дьяволом.
Некоторые газеты, телеканалы и радиостанции выдвигали версию, по которой нойлютерштадтское дело Святой воды, пансион Святой Терезы и убийство в России политика Апельсина – секретный план враждебных людям-дьяволам неофашистских организаций, стремящихся спровоцировать «окончательное решение» вопроса людей-индиго и на этой волне прийти к власти.
Список трагических происшествий, напрямую связанных с действиями людей-дьяволов, или тех, что подавались как дело их рук, увеличивался с каждым часом.
Расследование убийства Апельсина, которым занимался Кожедуб, продвигалось очень медленно. Естественно, первое подозрение пало на тех, кто присутствовал на ужине в коттедже Апельсина накануне его смерти. Медицинская экспертиза установила: Апельсин был убит приблизительно в час или в два часа ночи. Поскольку был одет в тот же костюм, в котором он был во время ужина, было ясно – в эту ночь политик-дьявол долго не ложился спать. Видимо, с кем-то беседовал, а потом был убит.
Прислуга, работавшая в тот вечер на вилле Смерть, на допросе показала: большинство гостей разъехалось сразу после ужина, но некоторые остались в коттедже и продолжали беседу, угощаясь всевозможными напитками. Поскольку ближе к ночи прислуга, перемывшая к тому времени основную часть посуды, была отпущена домой, рассказать, что же происходило в коттедже Апельсина в поздние часы, могли только остававшиеся гости.
Расследованием занималось сразу несколько бригад следователей из разных органов. Дело было непростым еще и потому, что большинство из вечерних гостей виллы Смерть были известными политиками, учеными или общественными деятелями. Работать с такими подозреваемыми для следователей непросто. Еще тяжелей Кожедубу…
В средствах массовой информации сразу утвердилось два предположения. У каждого – свои сторонники и противники. Первая версия: Апельсина убили фашисты, потому что им не нравился политик из людей-дьяволов. Против этой версии было то, что НРП не была партией людей-индиго. Вторая версия – провокация. Апельсина убили свои, дабы спровоцировать беспорядки и тем самым подтолкнуть правительства, жаждущие умиротворения, на более активные действия против нацистских организаций. Любое проявление интереса к тому или иному подозреваемому тотчас истолковывалось средствами массовой информации с точки зрения двух версий. Практически моментально власти постарались наложить запрет на любую информацию о ходе расследования. В силу особого положения подозреваемых это не очень удавалось. САГЕН было в еще худшем положении – каждая из парламентских фракций стремилась подтолкнуть агентство к тому, чтобы оно сделало основной версией расследования именно ту, которая политически ей наиболее выгодна.
Кожедуб не знал, куда деваться от атаковавших его парламентариев…
Вскоре выяснилось обстоятельство, которое могло быть простым совпадением, а могло быть и ниточкой, потянув за которую удастся распутать клубок…
Среди тех, кто не участвовал в патронируемом Апельсином конгрессе, но был в тот вечер на ужине на вилле Смерть, был человек-индиго, хозяин средней руки фирмы по производству изделий из кожи: курток в стиле Марлона Брандо, ремешков, дамских сумочек. Фирма проявляла активность и имела филиалы сразу в нескольких странах. В том числе в России, Германии… Важным обстоятельством было, во-первых, то, что Апельсин знал этого человека недавно: его познакомил с ним один из участников конгресса, во-вторых, и это было главным – германская контора фирмы находилась в Нойлютерштадте, куда наутро после вечеринки улетел первым самолетом человек с неприметным именем и фамилией Ганц Мюллер… Судя по фотографии – типичный ярко выраженный человек-дьявол.
Версия «Ганц Мюллер» была откровенно выгодна нацистам. Бухенвальд очень обрадовался, когда узнал, позвонив в очередной раз Кожедубу: тот летит в Германию. Кожедуб не чувствовал себя необъективным – так или иначе, должен был встретиться со всеми фигурантами «интернационального» дела. То, что при этом обнадеживает ту или иную сторону, для него не имело значения. Без этого не обойтись…
Ганц Мюллер из Нойлютерштадта успел уехать – как и всякий индиго, опасался мести за приписываемую индиго Святую воду. Но скрываться не собирался. Германию не покидал, жил в гостинице другого небольшого городка, в котором вел переговоры о покупке местной фабрички галантерейных изделий. Та принадлежала турку из Измира, но он с ней почему-то решил расстаться.
В городок, расположенный примерно в тридцати километрах от печально прославившегося города Святой воды – Нойлютерштадта, – Кожедуб прибыл на поезде…
14
В железнодорожном поселке
Вера Кузнецова медленно поднималась по обшарпанной лестнице со сбитыми ступенями на свой пятый этаж. Лифт почему-то не работал. Пустая кабина стояла с раскрытыми дверями на третьем этаже. Кузнецова возвращалась с работы на железной дороге. Несколько раз перекладывала из руки в руку огромную сумку с продуктами – купила в ближайшем магазине.
Как только вошла в подъезд, сразу стало не по себе. Последние дни инстинктивно чего-то боялась. Убийство депутата Апельсина, страшная история Святой воды, сгоревший пансион, стрельба на студенческой дискотеке… Соседи всегда, с того самого момента, как в их квартире поселился Мандарин, относились к ней и дочери враждебно. Теперь точно жди беды!..
Почему не работает лифт?.. Она остановилась, начала тревожно прислушиваться. В подъезде было тихо. Подозрительно тихо…
«А и черт с ним! Пусть будет что будет! Надоело жить в постоянной тревоге!» – с отчаянием подумала Кузнецова и решительно пошла вверх. – «Главное, чтобы с внуками ничего не произошло!»
До квартиры оставалось каких-нибудь пара лестничных маршей.
Вот и ее железная дверь. На площадке – никого. Из-за соседских дверей не доносится ни звука. В ее квартире тоже тихо… Что-то это подозрительно!.. Мандарин должен быть уже дома, сидеть с детьми. Дочка Танечка на работе… Нервничая, Вера Кузнецова начала нажимать на звонок. Никто не открывал. По-прежнему из-за двери не доносилось ни звука. Теперь уже не сомневаясь – что-то произошло, Кузнецова трясущимися руками полезла в сумку – искать свои ключи, лежавшие где-то на самом дне… Не сразу всунула ключ в замочную скважину. Наконец дверь подалась вперед…
С ужасом Вера Павловна вступила в собственную квартиру. В этот миг она прокляла все: и тот день, когда ее дочка Танечка познакомилась с Сергеем Мандарином, и то, что она не смогла отговорить ее от этого брака… Из ванной комнаты доносился негромкий звук льющейся воды!..
На миг в голове у Кузнецовой мелькнула надежда: «Слава богу! В ванной, не слышит!» Она подскочила к двери ванной, рванула ее на себя, чего прежде никогда бы делать не стала… Дверь резко распахнулась. В ванной никого не было, горел свет, струя воды била в раковину и исчезала в горловине. От ужаса у Кузнецовой подкосились ноги. Уронив сумку, перескакивая через покатившийся кочан капусты и картофелины, она ринулась в комнаты… «Дети!.. Где дети?!»
Ворвавшись в комнату, она в изнеможении, едва живая осела на пол: внуки мирно спали в своих кроватках… Слава богу!.. «Но где Мандарин?! И почему они спят в это время?!»
Она поднялась и прошлась по комнатам… Сергея нигде не было, квартира была пуста. «Этого не может быть! Он бы никогда не оставил детей одних!..»
И вдруг страшная догадка мелькнула в голове Кузнецовой: зачем в ванной оставлена вода?! Намек?!.. Это «Святая вода»?!.. Мол, сами не пейте! В ужасе Вера Павловна представила, как завтра, нет, почему завтра? Уже сегодня по всем телеканалам начнут показывать их городок, произносить попутно «Нойлютерштадт» и эти страшные слова «Святая вода»…
Какая-то дикая фраза всплыла в голове Веры Павловны: «Я его приютила, я себя и убью!» Она подошла к телефону, позвонила в милицию и без всяких объяснений попросила приехать к ней домой, назвала адрес. Затем сказала: «Срочно оповестите – вода отравлена!» Потом пошла в ванную и набрав под краном горсть воды, выпила ее и принялась ждать… Она знала – смерть вскоре наступит.
«Я его приютила, я себя и убью!»
Затем она выпила еще воды… К тому моменту, когда в Дверь отчаянно забарабанила милиция, а город был охвачен паникой, Вера Павловна была жива, но практически невменяема.
«Не виновата! Испугалась! Хотела предупредить!.. Где он?» – выкрикивала она сквозь рыдания. Ее увезла «скорая помощь».
Меж тем Мандарин, так странно исчезнувший из квартиры, домой так и не пришел… Вода, конечно же, отравлена не была. Железнодорожный поселок не стал Нойлютерштадтом. Во всяком случае, пока…
15
Кожедуб как-то давно уже бывал в Германии. Тогда он еще не работал в САГЕН, и это была поездка по обмену между российскими и немецкими стражами порядка. Бродя со своим новым знакомым – толстым и светловолосым немецким полицейским – по шикарным улицам большого немецкого города, Кожедуб был несколько удивлен и разочарован. Он представлял старинные немецкие города эдакими заповедниками средневековой старины с узкими живописными улочками, вросшими в землю домами горожан-бюргеров с толстенными стенами и маленькими узкими оконцами, мощными крепостными башнями… Но ничего этого не было. Была современная, казавшаяся Кожедубу совершенно безликой, архитектура, одинаковая от Гонконга до Нью-Йорка. Если бы не небольшое число старинных зданий, можно было вообще подумать, что он находится в каком-то современном, совсем недавно отстроенном на пустом месте городе… Немецкий коллега объяснил: в этом предположении Кожедуб недалек от истины… Вторая мировая война… Налеты английской и американской авиации в последний период были устрашающи. Тысячи самолетов волна за волной сбрасывали бомбы на немецкие города, сея смерть и тотальное разрушение. Знаменитый Кельнский собор – гигантский шедевр готической архитектуры, строившийся три сотни лет, – уцелел только лишь потому, что летчики получили специальный приказ не сбрасывать на него бомбы. Так что узкие средневековые улочки действительно когда-то существовали… Но в какой-то момент они превратились в широкие открытые пространства, засыпанные горами щебня. Прежняя Гроссдойчланд – Великая Германия – перестала существовать. История преподнесла немцам суровый урок и еще раз доказала, что война несет народам одно лишь зло. Однако, как по секрету рассказал Кожедубу все тот же немецкий коллега, когда в 1947-м в западной зоне оккупации планировались свободные выборы, американцы провели среди немецкого населения секретный социологический опрос…
Распространена точка зрения, что двенадцать лет правления Гитлера были для немецкого народа своеобразным «умопомрачением», от которого их «излечили» союзники. После чего «очнувшийся» немецкий народ глубоко раскаялся…
Данные социологического опроса, тут же спрятанные подальше в сейфы и железные конторские ящики, показывали не такую умильную картину: семьдесят процентов населения послевоенной, лежащей в руинах и понесшей колоссальные потери Германии вновь отдали бы свои голоса гитлеровской Национал-социалистической рабочей партии, сокращенно НСДАП (Национал-Социалистише Дойче Арбайт Партай), сохрани она к тому времени свое существование. Видимо, яд человеконенавистнических теорий разрушался не так быстро и продолжал действовать даже после того, как основные фашистские идеологи понесли заслуженное наказание. Массовое «умопомрачение» большинства немцев продолжалось, но признаваться в нем они теперь соглашались лишь на условиях полной анонимности.
Со свободными выборами освободители, они же для некоторых – оккупанты, решили повременить, дабы не смущать «очнувшихся» и «кающихся»… Еще было живо в памяти то отчаянное, умелое и совершенно неооъяснимое с точки зрения здравого смысла сопротивление, которое, жертвуя собой, оказывали немецкие солдаты, когда любому было уже совершенно очевидно, что война на все сто процентов проиграна и ни одного шанса избежать полной капитуляции нет. Что за странное безумие охватило немецкий народ? В чем корень этого ужасного зла? Почему немцы так поверили в ядовитые человеконенавистнические идеи?!..
Городок поразил Кожедуба. То, чего он не встретил в Германии в свою первую поездку – присутствовало здесь-Возможно, сказывалось еще и позднее время суток – чистенький железнодорожный состав сделал короткую остановку возле вылизанного перрона, уже когда на островерхие черепичные крыши бюргерских домов и пронзающие небо шпили кирх – протестантских церквей – опустилась какая-то особенно черная ночь. Кожедуб вдруг понял – средневековье вокруг него самое настоящее и густое из всех, что он когда-либо видел.
Он говорил по-немецки и, расспросив у знающего и точного железнодорожного служащего дорогу, направился пешком к отелю «Дрезден», в котором у него был забронирован номер. Служащий, как показалось случайно обернувшемуся Кожедубу, смотрел ему вслед недобрым взглядом, хотя и был только что в разговоре с приезжим безукоризненно вежлив.
«Не иначе как тайный нацист!.. В современном мире все всех не любят, все ко всем относятся с недоверием! – подумал Кожедуб. И хотя в карманах у многих отпечатанные на одном типографском станке единые паспорта, истинным паспортом все чаще становится тип лица, цвет волос, акцент… А ведь и такой „паспорт“, если призадуматься, можно легко подделать. Даже легче, чем бумажный…»
Кожедуб закурил. После разговора с Бухенвальдом он стеснялся своих любимых, но дешевых «рабоче-крестьянских» сигарет и в магазинчике на вокзале приобрел пачку немецких «Реемтсма». Марка эта имела давнюю историю и производилась еще в фашистской Германии. По качеству они уступали английским и американским. Табак, как известно, товар «колониальный». А к дележу колоний Германия опоздала, что и пыталась позднее наверстать…
«Ох, ох, ох, что ж я маленький не сдох!» – напевал Кожедуб свою любимую шуточную песенку. Не успев отойти хоть сколько-нибудь далеко от вокзала, он заблудился и теперь брел по узким средневековым улочкам почти наугад.
Кожедуб не знал, что в то же самое время, когда он продирался сквозь хитросплетения «штрассе» и «платцев», в кабинете у Бухенвальда произошла примечательная сцена…
Бухенвальд сидел за своим огромным полированным столом и читал проект речи, подготовленной для него одним из помощников, когда позвонила секретарь и сообщила, что его хочет видеть Герой.
Норицын велел пропустить. Время – позднее, кроме чтения проекта речи, никаких срочных дел у него не было, и он вполне мог уделить Владику какое-то время… Через несколько мгновений тот быстрым, энергичным шагом вошел в кабинет. Он был взволнован.
Проигнорировав предложение Бухенвальда занять одно из удобных кресел, подскочил к столу, опираясь руками о край, проговорил:
– Похоже, началось… Теперь многое встает на свои места!.. Только что по Си-эн-эн передали: в исторической деревне дьяволы прикончили нескольких человек.
Жора присвистнул и поднялся из-за стола.
– Быть этого не может!.. – недоверчиво проговорил он. – В исторической деревне? Зачем?!
Взволнованным голосом Владик-Герой пересказал содержание репортажа, переданного известным телеканалом…
Исторической было принято называть маленькую, затерянную в джунглях африканскую деревушку, где впервые поселились среди людей вышедшие из леса люди-индиго. У нее было какое-то неудобопроизносимое африканское название, и во всем мире повелось называть ее исторической. Так было понятней и легче.
Было время, когда историческая деревня оказалась практически на сто процентов населенной людьми-дьяволами, поскольку не смешавшихся с ними местных жителей в ней уже не осталось. Но люди-дьяволы стремительно расселялись по миру, жить в исторической деревне было для них неинтересно – примитивное существование африканских охотников или возделывание мотыгой убогих огородов на границе деревни и леса их уже не привлекало. Люди-дьяволы постепенно покидали деревню, а в ней опять стали селиться люди. Впрочем, пока их в процентном отношении было не так уж много.
В первое время, когда существование людей-индиго только-только было признано новой реальностью человечества, в историческую деревню потянулись толпы исследователей и журналистов. Этому способствовал период относительного затишья в бесконечной череде переворотов, гражданских войн и эпидемий, сотрясавших этот центральноафриканский регион, где на границе двух государств располагалась деревенька, состоявшая из хижин, крытых пальмовыми листьями.
Никаких особых открытий, проливавших свет на появление людей-индиго, ученым сделать не удалось. Сами люди-индиго делали все, чтобы ученые и журналисты как можно скорее убрались восвояси, – отказывались от контактов, взывали к солидарности проживавших бок о бок с ними негров, а по всему миру уже шли демонстрации индиго, протестовавших против взгляда на них как на новый вид, выплюнутый эволюцией из Африки. Вскоре в регионе началась очередная военная заваруха, и западным ученым и журналистам пришлось убраться.
В деревне проживал один старик, у него никогда не было ни жены, ни детей. Первых людей-дьяволов он повстречал мальчиком, живя вместе с родителями на краю деревни у леса. Мбаса Нкомо был достопримечательностью исторической деревни. Он помнил первые годы выхода людей-дьяволов в «свет», имя его, рассказы и свидетельства упоминались в каждой публикации, посвященной их истории. Зато люди-дьяволы не жаловали его – рассказы Мбаса Нкомо, как необычные люди появились из леса, не соответствовали версии людей-дьяволов, что они всегда существовали на Африканском континенте. Впрочем, взаимоотношения между дьяволами и людьми в исторической деревушке были крайне дружелюбным и.
Недавно Мбаса Нкомо был найден в своей хижине с раскроенным черепом. Деревня была затеряна в глуши лесов, а обстановка в Центральной Африке крайне неспокойной. У тамошних жителей было столько других бед, настолько легко каждый день они могли оказаться на грани между жизнью и смертью, что люди-индиго не волновали их совершенно, а информация о смерти старика пришла от христианских миссионеров с огромным опозданием одновременно с информацией, что в исторической деревне один за другим стали погибать люди. То есть те, в ком не было крови людей-дьяволов…
На самом деле Владик-Герой немного исказил переданную Си-эн-эн информацию: в смерти людей подозревали дьяволов, но никто не видел, как индиго убивал человека и доказательств не существовало. Было очевидно одно: погибали лишь люди, а среди индиго таких смертей не было…
– Как убивали? – спросил Бухенвальд.
– Ничего не понятно… Достоверной информации нет. Миссионерам стало известно: людей стали находить мертвыми кого где… Мбаса Нкомо – в своей хижине на краю деревни, кого-то в лесу неподалеку. Но дело в том, что у местных жителей есть уверенность – это дело рук людей-дьяволов, больше некому!.. Отсюда вывод: люди-дьяволы пошли в атаку. Очевидно, убийство Апельсина было провокацией… Нужен был повод. Так же, как в случае со Святой водой!..
– Что ты предлагаешь?
– Мне кажется, мы должны ехать в Африку. Причем срочно!.. С этим делом надо разобраться на месте. Мы должны быть в центре событий!
16
Мы возвращаемся к Кожедубу, который, как мы помним, шел в сторону гостиницы. В какой-то момент он понял, что окончательно заблудился. Впрочем, это не огорчило его: городок был небольшой и, куда бы он ни пошел, он бы не удалился от своей цели очень сильно, так что он даже рад был прогуляться и осмотреть окрестности. Тем более вещей у него с собой почти не было – лишь маленький чемоданчик да плащ, перекинутый через руку… Да еще пакет…
Но странно: все это множество средневековых зданий и прекрасно сохранившиеся средневековые улицы вовсе не выглядели музеем под открытым небом. Точно бы Кожедуб на машине времени на самом деле попал в самое настоящее средневековье и все на этих узких и темных улицах под стать мрачным, словно бы приготовившимся к осаде домам: то и дело навстречу Кожедубу попадались толпы грубо горланившей, агрессивного вида молодежи. Очень многие были пьяны.
Да и люди, которых Кожедуб видел в освещенных окнах пивных, располагавшихся под низкими старинными сводами средневековых построек, как-то не очень походили на добропорядочных миролюбивых бюргеров: красные лица нетрезвых мужчин были перекошены злобой, они громко что-то выкрикивали, о чем-то спорили.
Кожедуб смотрел по сторонам, несколько раз с тревогой обернулся: теперь начало казаться, что кто-то упорно идет за ним следом… Но кто может следить за ним в этом городе, в котором его никто не знает и куда он только что приехал? Человек-дьявол?..
Проходившие мимо молодые люди бросали на Кожедуба какие-то очень неспокойные, неодобрительные взгляды. Он понял: в этот поздний час его одинокая трезвая фигура, любопытные взгляды, которые он кидает по сторонам, наконец, пакет с символикой московского аэропорта – все это безошибочно выдает в нем приезжего… Но почему, почему вдруг в этом городке такая недоброжелательная атмосфера?!.. Если бы он поймал обращенные на него один, два, ну несколько косых взглядов – это, в конце концов, было бы объяснимо, но здесь, похоже, на улицах просто не встретишь иных людей, кроме тех, что яростно ненавидят чужаков. Кожедуб был не робкого десятка, но что он может сделать один против агрессивной толпы?.. К тому же он никак не может позволить себе оказаться сейчас в больнице.
Не успел он об этом подумать, как кто-то грубо окрикнул его. Он обернулся: из «биирштубе» – пивного зала – на другой стороне улицы вышло несколько человек. Они в упор разглядывали его…
– Неандерталец! – крикнул один из них, самый молодой, почти еще мальчик.
Все остальные заржали.
Продолжая идти, Кожедуб отвернулся от них.
– Эй, неандерталец, куда же ты?!.. Музей неандертальцев совсем в другой стороне!.. А может быть, ты ищешь зоопарк?!..
Слова шутника были перекрыты дружным хохотом его маленькой компании, к которому присоединился хохот еще одной группы людей, как раз за несколько мгновений до этого вышедших на маленький перекресток из кривой, уходящей куда-то вверх, к холму, средневековой улочки.