Сценарист Альманах

8:52

Офис компании «АВМ-тех» находится между «Преображенской площадью» и «Электрозаводской».

Ярослав работает здесь уже полгода, но так и не смог определить, от какой станции ближе ездить. Идти ближе от Преображенки. Но до нее на две станции дольше ехать. То на то и получается.

Ему больше нравится дорога от «Электрозаводской». Выходишь из метро и сразу попадаешь в толпу. Табачный дым, запах немытых тел, нерусская и русская речь.

Прямо на асфальте расстелены покрывала, и на них вывалено всякое китайское барахло – фены, массажеры, жутковато выглядящие детские игрушки. Тут же – книги и видеокассеты (что, кто-то до сих пор их смотрит?)

Задумчиво, как будто ничего не видя перед собой, идут два патрульных милиционера. Очевидно, они в доле. А что еще вероятнее – их начальник в доле, и они вынуждены закрывать глаза на все это изобилие совершенно бескорыстно.

Ярослав проходит через небольшую площадь, спускается в подземный переход. За ним – ряды киосков, потом небольшой пустынный переулок – ни окна, ни деревца, сплошные стены. Здесь всегда так тоскливо сжимается сердце.

Потом начинается жилой квартал. Ряды пятиэтажек, много зелени, детские площадки. Слева типография, в которой Ярослав заказывал буклеты к 10-летию компании. Лена решила, что он просто поленился съездить в другие типографии, и заставила его сделать еще десятка два звонков и запросить коммерческое предложение. Некоторые из них были более привлекательными, чем у этой типографии. Но Ярослав им отказал. Нечего поощрять деспотизм Елены. К тому же типография через дорогу – это действительно удобно. Учитывая то, сколько раз ему пришлось сюда сходить с макетом. Тоже благодаря Лене. Создаст же Господь такую суку! Вот же повезет какому-то мужику, который сдуру или сослепу на ней женится.

А ведь она даже не его начальница. Почему она ведет себя как его начальница? И почему его начальник, Петр Владимирович Лугов, позволяет ей им помыкать? Понятно почему. Он сам ее боится.

Вот так.

Она перед ним стелется. Он с нее пылинки сдувает. Но он знает, что она его рано или поздно выкинет с его должности и станет сама начальником отдела маркетинга. И она знает, что он знает. И он знает, что она знает, что он знает. И вот с этим знанием они оба и живут.

Ярослав сворачивает во двор, проходит мимо припаркованных машин. Подходит к железной двери и нажимает кнопку звонка. За стеной верещит звонок. Дверь щелкает. Ярослав тянет ее на себя.

Входит в предбанник.

Впереди решетка, слева – стеклянный куб, в котором сидит охранник. Маленькая голова, бесцветные глазки. Когда Ярослав входит в предбанник, он даже не поднимает головы. Сидит, уткнувшись в сканворд. Вся индустрия этой бумажной жвачки держится на охранниках. Миллионы самых бесполезных человекочасов в истории человечества.

Щелчок.

Это охранник, не глядя, нажал на кнопку, открывающую решетку. Ярослав левой рукой берется за решетку и тянет ее на себя, а правой достает из своей красной спортивной сумки пистолет.

Охранник скорее чувствует, чем видит движение, и поднимает глаза. Он успевает увидеть бездонную черноту пистолетного дула.

Выстрел отбрасывает его назад. Невесомая книжка сканвордов взлетает к потолку и пикирует в угол.

Ярослав входит в офис.

Он поднимает голову вверх и видит двух программистов, которые стоят на лестнице на втором этаже и смотрят вниз.

Они слышали выстрел.

– Чего это грохнуло? – спрашивает один из них.

– Вот это, – отвечает Ярослав, поднимает пистолет и стреляет два раза.

Слева – дверь в учебную аудиторию. Там сидят две пожилые женщины и один молодой бесполый парень. Они проводят корпоративные тренинги. Учат пользоваться продукцией компании «АВМ-тех».

Ярослав достает из своей красной спортивной сумки гранату, открывает дверь в аудиторию, бросает гранату и закрывает дверь. От взрыва содрогается все здание. В дверь изнутри как будто ударили огромным кулаком, она выдержала удар и приоткрылась внутрь. Проходя мимо, Ярослав видит сквозь клубы пыли, как кто-то ползает по полу, волоча за собой свои кишки. Можно зайти, добить, но не хочется терять время.

Ярослав поднимается по лестнице, на ходу доставая из сумки второй пистолет. Игра началась!

Он открывает одну дверь за другой и методично расстреливает всех, кого видит. Ему нравится стрелять в лицо. Только что это было лицо – бац – кровавая маска.

Он проходит отдел разработки, отдел IT-консалтинга, бухгалтерию и доходит до своего отдела.

Он входит в кабинет и видит Марину, которая сидит за компьютером рядом с дверью. Марина занимается сайтом. Вернее, это так называется. На самом деле последнее обновление на сайте было в апреле. Она сидит целыми днями и треплется в аське с друзьями, время от времени похихикивая. Но если Петр Владимирович спрашивает ее, чем она занимается, она неизменно отвечает – занимаюсь сайтом. Петра Владимировича ее ответ устраивает. Самое главное для Петра Владимировича – это то, как все выглядит. Никто из его сотрудников ничего не делает. Кроме Ярослава. Но Ярослав на самом плохом счету в отделе, потому что он терпеть не может лизать начальственные задницы.

Ах, как приятно ему теперь видеть их белые лица. Петр Владимирович встал и пытается спрятаться за компьютер.

Выстрел. Марина падает под стол. Выстрел. Петр Владимирович заслоняется руками, делает шаг в сторону и сбивает своим массивным телом монитор.

Осталась Лена.

Ярослав подходит к ней ближе. Он смотрит на нее с ненавистью. На ее очки, на ее прилизанные волосы. Она похожа на Надежду Константиновну Крупскую.

– Ты этого не сделаешь, – говорит она.

– Да? И кто мне помешает?

Она что-то говорит одними губами.

– Что? – переспрашивает он. Она снова что-то говорит. Теперь он понимает.

Она говорит «Миша».

Ярослав не сразу заметил, что в кабинете нет Миши. Его посадили к ним недавно. Он работал в Конторе. Был в командировке на югах, там ему прострелили ногу. И его списали в утиль. В «АВМ-техе» он занимался тем, что помогал программистам Конторы выкачивать личные данные из баз данных клиентов «АВМ-теха». В офисе его не то чтобы не любили, но не замечали.

– Где он? – спрашивает Ярослав. Лена показывает на шкаф. Зимой здесь хранится верхняя одежда. Сейчас шкаф пустой.

Ярослав подходит к шкафу и направляет на него пистолет.

Лена кричит:

– Миша, давай!

Дверь распахивается, и Миша вылетает из шкафа. Он сбивает Ярослава с ног и хватает за руки, так, чтобы Ярослав не мог выстрелить ему в голову. Ярослав бьет его ногой в пах. Миша воет и отпускает одну руку.

Бам!

Миша падает на пол, забрызгав своими мозгами полкабинета.

Ярослав поднимает пистолет и, почти не глядя, стреляет в Лену. И выходит из кабинета.

Дело сделано.

Дело сделано.

Ярослав бросает докуренную до фильтра сигарету вниз и идет с балкона в квартиру. Это убогая съемная однушка на улице Маршала Голованова.

Когда-то здесь были Люблинские поля аэрации. Все эти высотки, которые его окружали, – все это когда-то было заполнено дерьмом. И теперь в этом дерьме живут люди. Хотя… разве это жизнь? И разве это люди? То же самое дерьмо, только двуногое.

Ярослав садится за стол. На столе лежит ноутбук «Тошиба» со снятой крышкой. Материнская плата, ощетинившаяся микросхемами, лежит рядом. Корпус ноутбука заполнен коричневой массой, похожей на пластилин. Энергия взрывчатого превращения – 910 ккал/кг. Скорость детонации: 7000 м/сек. Бризантность: 21 мм. Фугасность: 280 куб. см.

Ярослав полночи бился с таймером. Наконец под утро техническое решение было найдено, и он подключил к взрывателю электронный будильник. Сначала он завел будильник на 19:30, но потом исправил на 19:34. Ему тридцать четыре года. Т-34 – легендарный советский танк. 1934-й – год убийства Кирова и начала Великого Террора. Он любил такие приветы самому себе.

Сегодня вечером он будет сидеть перед телевизором с пивом и ждать новостей. Интересно, сколько времени пройдет с момента взрыва до того, как это появится в телевизоре. Наверное, час, два. Они не сразу поймут, что это такое. Возможно, сначала решат, что это технический сбой или что-то в этом роде. Будут перепроверять, звонить. Только он будет знать. Только он. И еще Мирон.

Ярослав закрыл взрывчатку корпусом и закрутил шурупы. Перевернул ноутбук и поставил его на стол.

Это гораздо веселее, чем представлять в своих мечтах, как расстреливаешь своих коллег по офису.

Да, веселее, определенно.

Сегодня будет очень веселый день.

Ярослав наклонился, достал из-под стола красную спортивную сумку, открыл ее и положил ноутбук туда.

Он уже опаздывал.

9:11

Аделаида открыла глаза и посмотрела на картину, которая висела на противоположной стене. Два прямоугольника один над другим – сверху оранжевый, снизу фиолетовый. Марк Ротко. Конечно, оригинал (Аделаида улыбнулась).

Она лежала под светло-голубой простыней на большой двуспальной кровати. За окном шумела улица. Рядом, за приоткрытой дверью в ванную, лилась вода.

Тихий центр. Но гостиница не самая статусная.

Боится, что его кто-нибудь узнает? Но он же не москвич, кто вообще может его здесь знать? Или просто решил сэкономить?

Если так, то фу-фу-фу.

Вода перестала литься, Глеб вышел из ванной, вытираясь полотенцем.

– Доброе утро!

– Ты уже проснулась? – Он как будто испугался. Торопливо намотал полотенце на бедра.

– Чего ты стесняешься? Забыл, что мы тут делали всю ночь?

Мужчины очень стеснительные.

– Я – нет. Просто… Мне нужно идти. Он не любит, когда опаздывают.

– Да, мой муж не любит, когда опаздывают. Во сколько вы встречаетесь?

– В десять тридцать.

– У тебя еще куча времени. Здесь пять минут пешком. Дай мне посмотреть на тебя.

Мускулистое, крепкое тело. Кубики на животе. Мышцы бугрятся. Красивое лицо. И голая, как бильярдный шар, голова.

Он, кажется, этого тоже стеснялся.

Мужики дураки. Они думают, что их украшают волосы на голове. Или часы на руке. Или машины, на которых они ездят. Нет, вовсе нет. Есть только одно, что по-настоящему ценят женщины.

Это великодушие. Способность бесконечно понимать и прощать.

Великодушен ли Глеб?

– Глеб, ты великодушен?

– Что?

– Ничего. Иди сюда.

Он подошел.

Она откинула простынь.

– Смотри.

Он смотрел.

У нее короткая стрижка, которая, однако, не делала ее похожей на мальчика. У нее смуглая кожа. У нее маленькая грудь и плоский живот. У нее длинные ноги. Она горячая, как печка. Нормальная температура ее тела – 37 и 1. В детстве с такой температурой можно было не идти в школу.

– Нравится?

Он судорожно сглотнул слюну так, что его кадык дернулся.

– Очень.

Она медленно отодвинула колено в сторону, раздвигая ноги.

– А так?

– Еще больше нравится.

– Иди сюда.

– Аделаида, он не любит, когда…

– Иди сюда, я сказала.

Она села на кровати, протянула руку, взялась за край полотенца и одним движением сдернула его. Полотенце упало на пол.

– Иди в меня.

И он вошел.

Некоторое время спустя – не очень долгое, хотя они не смотрели на часы – они лежали на постели рядом, голые, мокрые от пота, усталые.

– Почему ты хочешь, чтобы я уничтожил твоего мужа?

– Знаешь, сколько мне лет?

– Не хочешь об этом говорить? Переводишь разговор?

– Нет. Сколько мне лет?

– Двадцать пять?

– Двадцать два.

– Ты выглядишь старше.

– Я с ним уже почти восемь лет.

Он приподнялся на локте и с изумлением посмотрел на нее.

– Что? Получается, что тебе было…

– Четырнадцать.

– Но как… как так получилось?

– Вот так.

– Ты же не из Москвы, я так понимаю.

– Да, я родилась в Твери.

– Я там был. Красивый город.

– Красивый, если смотреть на него из окна машины. Если там жить – то не очень. Мне там было скучно. Я хотела увидеть мир.

– Увидела?

– Да. Эту часть сделки он выполнил в точности. Я была почти в ста странах. В то время он очень много ездил.

– Подожди. А твои родители?

– Он им заплатил.

– Сколько же нужно заплатить, чтобы они отдали собственную дочь…

– Они понимали, что так будет лучше для меня. И это был мой собственный выбор.

– Я не понимаю. Как…

– В Твери мы жили в однокомнатной квартире на окраине. Знаешь, где мы живем сейчас?

– В центре?

– В центре… Нет. Мы живем за городом. В пионерлагере.

– Это… какой-то ваш московский сленг? Я не понимаю.

– Что ты не понимаешь? Он купил бывший пионерлагерь. С корпусами, бассейном, спортзалом, даже площадка для линеек сохранилась и флагшток, где каждое утро поднимали знамя. Мы живем в бывшем корпусе. Раньше там отдыхали пионеры, а теперь там живем мы. Конечно, там все переделано внутри… Но это пионерлагерь.

– Круто, – пожал плечами он.

– Мне надоело. Я хочу двигаться дальше.

– А деньги?

– А что деньги?

– Если у меня все получится… он потеряет все.

– Когда мы стали жить вместе, он открыл счет в банке на мое имя. Не в «Сбербанке», сам понимаешь.

– Разумеется.

– И за каждый прожитый вместе с ним год он клал на этот счет довольно крупную сумму. Я богаче тебя.

– Он не может их у тебя отнять?

– Нет. Только я могу снять эти деньги. Когда ты отнимешь его фирму, он сам меня отпустит. У него своеобразные понятия об этике. В каком-то смысле очень старомодные.

– Мне кажется, ты его до сих пор любишь.

– Нет. И никогда не любила. Но он мне нравился. И продолжает нравиться. Просто теперь он мне мешает. Ограничивает мой дальнейший рост.

– Понятно. И что ты будешь делать?

– Поеду учиться. Я же так и не окончила школу. Все эти поездки…

– Куда поедешь?

– В Барселону. Или в Лондон. Мало ли в мире мест, где можно чему-нибудь научиться.

– А что будет с нами?

Она улыбнулась.

– Ничего.

– Ничего?

Он повернулся к ней и провел большим пальцем по ее плечу. Как пианист проводит рукой по клавиатуре.

– А я думал, мы сможем быть вместе. После того как…

– Нет.

– Почему?

– После того как вы уберете Валентина, ты переедешь в Москву.

– Очевидно.

– И тебе придется перевезти семью.

Он помрачнел.

– Извини, что напомнила. Придется найти работу жене. Устроить детей в школу. Тебе придется пустить здесь корни. И то, что между нами… одно дело – небольшая интрижка в командировке, к тому же весьма полезная для бизнеса. И совсем другое – замутить серьезный роман под боком у жены. Женщины это чувствуют.

– Неправда. Моя жена ничего не знает и никогда не узнает.

– Это ты так думаешь. Все она знает. Просто терпит.

Помолчали.

– Получается, ты меня использовала?

– И ты меня тоже.

– А что, если я разведусь и женюсь на тебе?

– Мне это не нужно. Тебе тоже.

– Да. Наверное, ты права. Можно тебя поцеловать?

– Да.

Он поцеловал ее в губы.

– Ты мне очень нравишься.

– Ты мне тоже, – серьезно сказала она.

Он встал с постели и начал одеваться, собирая разбросанные по номеру вещи.

– Мы еще увидимся?

– Вряд ли.

– Да, – пробормотал он, – это правильно. Ты права. Ты очень умная.

Он не признавался сам себе в том, что его это пугало до усрачки. Он чувствовал ее власть над собой. Если бы она сказала ему сейчас – пойди и прыгни под машину, он бы пошел и прыгнул. Такая власть, данная женщине, – это ненормально.

Он больше не смотрел на нее. Оделся, взял свой дипломат с документами и вышел.

А она еще долго лежала в постели и смотрела на репродукцию Ротко на противоположной стене.

9:27

Кабинет был размером с футбольное поле, да и сам хозяин кабинета больше походил на футболиста, чем на продюсера. Красная футболка с номером, стрижка под полубокс, и если бы он привстал, Андрей наверняка увидел бы на нем синие спортивные трусы, а на ногах – футбольные бутсы.

Весь стол перед ним был заставлен золотыми кубками, повсюду висели вымпелы и медали. А за спиной во всю стену висел огромный плакат, на котором лыбился во весь рот Зубастик-Рональдо.

Андрей ненавидел футбол всей душой. С детства, когда все его одноклассники мечтали стать футболистами, а он грезил о космосе. Он никогда не понимал, как можно два часа смотреть на то, как двадцать человек гоняют по полю мяч. Ах да, извините, двадцать два человека. Черт бы вас побрал с вашим футболом.

В июне, когда он сидел без работы, проедая остаток гонорара от «В гостях у сказки», когда у него не было денег на книги и газеты, он от полного отчаяния начал смотреть футбольный чемпионат. Под конец ему это даже стало нравиться, он стал видеть какую-то свою драматургию в каждой игре. Он видел в прямом эфире бесподобный гол, забитый этим самым Зубастиком. А когда чемпионат закончился, вдруг осознал, насколько на самом деле он все это ненавидит.

Сидящего перед ним Футболиста он презирал с первого мгновения, только войдя в его кабинет и увидев, что он собой представляет.

Футболист заработал свои деньги на ликеро-водочном заводе, который находился где-то в провинции. Всю водку, которую выпускал его завод, он продавал там же, спаивая всю свою родную область. Сам он там давно не жил, перебрался в Москву, но и сюда заглядывал нечасто, предпочитая кататься по футбольным чемпионатам и отдыхая после чемпионатов по морским курортам.

Ленивый, развращенный, самовлюбленный хозяин жизни.

– Представьте, что по городу мчится машина. «Бентли» или «Ламборгини» – какая-нибудь реально крутая, статусная тачка. А за нею гонится милицейский «уазик». Машины сигналят, народ разбегается во все стороны. На перекрестке загорается красный – они мчатся на красный. Женщина с коляской едва успевает отскочить. И тут из окна «Бентли» летят деньги. Доллары. Они разлетаются по всей улицы. Люди не сразу понимают, что происходит, а когда понимают – кидаются собирать их и рассовывать по карманам. Женщина с коляской тоже кидается собирать баксы и складывает их в коляску. Менты в машине видят, что на их лобовое стекло прилипли несколько купюр. Они переглядываются, останавливают машину, выбегают из нее и тоже начинают хватать деньги. «Бентли» сворачивает в переулок, и там их ждут в засаде наши герои на неприметной серой тачке – какой-нибудь «Дэу» или «Тойоте». Они перегораживают дорогу, и «Бентли» останавливается. Володя выходит из машины, подходит к «Бентли», открывает дверцу и видит, что внутри сидит молодой парень. Весь салон засыпан деньгами. Парень сидит и смеется.

– Что он делает?

– Смеется. Ржет.

– Почему? – не понял Футболист. – Его же поймали. Чего тут смешного?

– Он под наркотой. Это мы чуть позже узнаем.

– Тогда надо показать, что он делает себе укол.

– Зачем?

– Чтобы зрители понимали, что он под наркотой.

– Тогда будет неинтересно.

– А так ничего не понятно.