Сценарист Альманах
– И не надо, чтобы было понятно. Потом мы все объясним – и откуда машина взялась, и чьи деньги. Но сначала нам нужно вызвать интерес зрителя.
Футболист покачал головой:
– Нет, так не пойдет. Как-то у тебя все через жопу.
Андрей устало вздохнул.
– Нет такого термина в кинодраматургии. Есть термин – интрига.
– Есть такой термин. Это наш, продюсерский. Вот я – обычный зритель. Я должен понимать, что происходит на экране.
– Скажите лучше, что вы просто жметесь добыть «Бентли» для съемок.
– И это тоже! Зрители не любят, когда им показывают роскошь. У них у самих жизнь какая? Скромная и убогая. А им тут по телевизору показывают дорогие тачки, которые они сами не могут себе позволить. Да еще деньги с неба сыплются. У человека сразу – комплекс неполноценности. Зависть. Стресс. Давление поднимается. Готово дело – человека везут на «Скорой» в больницу.
Выдав эту тираду, Футболист, очевидно, остался очень доволен собой. Андрей смотрел на него неприязненно.
– Это вам кто сказал?
– Это мне здравый смысл говорит. И жизненный опыт.
– А мне мой здравый смысл и жизненный опыт говорят другое. Почему тогда люди как подорванные смотрят с утра до вечера передачи про звезд, про их замки, разводы и машины? Если следовать вашей логике, всю страну уже давно надо было бы увезти на «Скорой».
– А так и есть, разве нет?
– Слушайте, это не разговор. Я вам рассказываю кино, а вы какую-то фигню буровите.
Футболист аж подпрыгнул в своем кресле. Не привык, чтобы гладили против шерсти.
– Мне говорили, что ты колючий, но чтобы настолько.
– А мне плевать на ваши чувства, – жестко сказал Андрей, – вы мне не начальник. Я сценарист. В России сейчас, знаете, сколько сценаристов?
– Сколько?
– Пять-шесть. Ну хорошо, пятнадцать-двадцать. А таких, как вы, кошельков, возомнивших себя продюсерами, – сотни четыре. Зайдите в Интернет, посмотрите на вакансии. Я там везде требуюсь. Все днем с огнем ищут сценаристов. Будете плохо себя вести – я встаю и ухожу. У меня сегодня еще две встречи с продюсерами.
Андрей блефовал, конечно. Нигде он не требовался, никто его не ждал, и эта работа была ему нужна позарез. Нужно было платить за квартиру, а гонорар за «В гостях у сказки», который он ухитрился растянуть почти на год, иссяк давно и безнадежно.
Футболист насупился и опустил голову, разглядывая свои золотые кубки. Думал, что ответить. В конце концов решил не замечать тона Андрея.
– А вот менты твои…
– А что менты? – с вызовом спросил Андрей.
– Разве так должен вести себя милиционер?
– А как он должен себя вести?
– Он не должен прерывать преследование преступника.
– Мало ли что он не должен.
– Зрители этому не поверят.
– Послушайте. Вы видели когда-нибудь милиционера?
– Видел, конечно.
– Вспомните последнего милиционера, которого вы видели. Вспомните. Вспомните, я серьезно. Конкретного мента вспомните, которого вы последним видели. Вспомнили?
– Ну…
– А теперь скажите – вот этот мент, которого вы вспомнили, в этой ситуации будет деньги собирать или будет гнаться за преступником?
– Хрен знает.
– Неправда. Вы знаете, что он будет делать.
– Господи, да, конечно, менты все продажные сволочи. Ради денег маму родную зарежут, – оживился Футболист. – Вот у меня был случай, еду я однажды ночью по Малой Дмитровке…
– И что? – Андрей безжалостно прервал намечающийся мемуар.
– В смысле, что? – не понял Футболист. – Я тебе говорю, еду я по…
– Вот я вам показываю этих самых ваших ментов, которые вас кошмарили на Малой Дмитровке. А вы мне говорите, что они – рыцари без страха и упрека, комиссары в пыльных шлемах.
Футболист замахал руками.
– Тут совсем другое! Одно дело – кино, другое дело – жизнь.
– Вот поэтому люди и перестали кино смотреть. Потому что в жизни одно, а в кино – другое. Люди устали от бесконечного вранья. Они хотят узнаваемой правды. И при этом – интересной, увлекательной истории.
Футболист помрачнел. Он видел, что Андрей говорит логично, но при этом его логика противоречила его картине мира. Сейчас заговорит про советское кино.
– Вот мы в детстве смотрели кино…
Ну конечно.
– Были же хорошие фильмы про милиционеров. «ТАСС уполномочен заявить…», «Визит к Минотавру», «Трактир на Пятницкой», этот, как его, с Высоцким…
– «Место встречи изменить нельзя»?
– Вот-вот. Люди хотят вот такое кино смотреть.
– Ну так и давайте такое кино снимем.
Футболист смотрел на Андрея, как ребенок на карусель.
– Так давай.
– Если вы хотите снять такое кино, как «Место встречи изменить нельзя», – не лезьте в мою историю с вашими идиотскими замечаниями. Дайте работать профессионалам.
– Я же вижу, что у тебя история идет куда-то не туда…
Разговор пошел по второму кругу.
Андрей встал.
– Спасибо за то, что уделили время.
– Ты куда? – удивился Футболист.
– Не хочу я с вами кино делать.
– Это еще почему?
– Потому что вы ничего не понимаете в кино.
– Сядь.
Андрей сел.
Футболист открыл ящик стола и положил на стол пачку денег. Доллары. Сотки. С портретом Бенджамина Франклина, со своими длинными волосами похожего на пожилую рок-звезду.
– Здесь три тысячи. Это аванс. Когда напишешь сценарий, получишь еще десять. Ферштейн?
Трех тысяч долларов хватит Андрю на полгода. А десятки… он никогда не держал в руках таких денег. За «В гостях у сказки» ему заплатили тысячу. И это были сумасшедшие деньги. Просто книга очень понравилась детям директора издательства.
– Ладно.
Деньги со стола перекочевали в сумку Андрея. Как бы сами собой.
– В понедельник пришлешь заявку. Мне пятнадцатого числа нужно показать заявку на канале.
– Хорошо.
До понедельника три дня. Вечность. Он что-нибудь придумает.
– И чтобы без этих твоих… интриг.
– Хорошо, – пообещал Андрей, – интриг не будет.
Оказавшись на улице, Андрей непроизвольно придерживал рукой сумку, где лежали деньги.
Работать с Футболистом будет трудно. Но все равно это легче, чем жить вообще без денег. У него была работа. Наконец-то. Сценарная работа. Настоящая сценарная работа. Он – сценарист.
9:46
У Аси было предчувствие, что на этот раз все получится.
Сколько раз за это лето она ходила на собеседования? Наверное, двадцать раз. Или тридцать. Она сначала считала, потом сбилась и перестала считать. Каждый день она заходила на сайт job.ru и покупала каждый номер газеты «Работа». Обводила кружочком телефоны, звонила, высылала резюме.
Такое вот резюме – полстранички. ФИО. Место и дата рождения. Образование. Контакты.
– А опыт работы? – спрашивали у нее, и она в ответ смущенно улыбалась.
Она пыталась устроиться продавцом в магазин, курьером в редакцию газеты, диспетчером в метро. И везде ей улыбались, обещали перезвонить и никогда не перезванивали.
Кому нужна работница с кандидатской диссертацией и без опыта работы?
Никто не хочет иметь в штате человека, который гарантированно умнее вас и при этом совершенно ничего не умеет.
Вы бы взяли такого человека на работу? Я – точно нет.
Пока Ася училась в университете, она не думала о будущем. Оно просто где-то там сияло и было безусловно прекрасным, счастливым и радостным. В аспирантуре она осталась по инерции – все произошло как-то само собой. Даже когда дело шло к защите, она не задумывалась о том, что дальше. Были какие-то смутные мысли о том, что инерция и здесь вывезет, что в университете найдутся для нее какие-нибудь четверть ставки и спецкурс по испанской литературе.
Но в марте научный руководитель, пряча глаза, сказал, что о том, чтобы она осталась на кафедре, «речи не идет». Сказал и сказал, как-то особо не акцентируя. Ася не обратила на его слова особого внимания. Нужно было думать о защите. Об автореферате, оппонентах и черных шарах. Нужно было просыпаться по ночам в поту и понимать, что – нет, то, что ее диссертацию по Кальдерону зарубили – это сон. А ее жизнь не есть сон.
Защита прошла быстро и тоже как бы между делом. Даже обидно. Еще пара недель на всякие формальности, и Ася оказалась в пустоте. В вакууме. Ее подруги по аспирантуре разъехались по теплым местам.
Ася даже не удивилась, узнав, что на кафедре осталась Кудрявцева – дура дурой, но зато с ногами от ушей. Все знали, что дисер за нее писал сам завкафедрой и что она все это время жила у него на даче. Это было так банально и предсказуемо, что у Аси даже злиться не получалось по этому поводу.
У нее осталась только бабушка. И книги. Она всегда любила читать.
Но тут вдруг как будто она разучилась понимать язык. Брала книгу, читала и видела, что это написано не для нее. Теперь не для нее. Мертвые слова разлагались, как пчелы в улье опустелом, теряли смысл.
И еще эти поиски работы…
Она на самом деле не хотела работать. Она боялась людей. Боялась тех людей, которые проводили собеседование. Боялась тех людей, которые будут ее коллегами на будущей работе. И конечно, больше всего она боялась клиентов. Покупателей. Тех людей, с которыми ей придется общаться по работе. Понятно же было, что, если она будет работать, ей придется продавать. Что именно – неважно. Но придется продавать. Отдавать что-то людям и брать с них за это деньги.
Она ничего не знала про людей. Она видела, как изменился мир за те годы, что она просидела с головой в испанской литературе. Она ничего не знала об этом мире. И этот мир ее пугал.
И в то же время ее тянуло туда, в этот мир. Он или сломает ее, или сделает ее счастливой. Ее устраивал любой вариант. Все что угодно, только не назад. Только не в Испанию XVII века. Только не в золотой век испанской драматургии!
Espaa, maldito!
В этот раз у нее все получится.
– Бабушка, какую блузку мне надеть – голубую или белую?
Бабушка сидела на своем обычном месте на кухне – у окна, за холодильником. В руке у нее дымилась «беломорина». На запястье сквозь потемневшую кожу синела татуировка – восход солнца над морем и чайки. Бабушка много лет работала проводницей на железной дороге. Татуировка – напоминание о тех временах.
Рядом, на подоконнике, стояла консервная банка из-под оливок, битком набитая смятыми папиросными патронами. «Huesos» – некстати вспомнилась шутка из самого первого в жизни Аси урока испанского.
– Конечно, белую.
Конечно, белую. Можно было и не спрашивать. Бабушка всегда выбирала белую. Легко выбирать, если у тебя всего две блузки и одна из них белая. В любой непонятной ситуации выбирай белую блузку, не ошибешься. Даром что от постоянной носки и стирки белая ткань истончилась и того гляди порвется на самом интересном месте.
Ася вернулась в свою комнату и убрала белую блузку в шкаф. Потом достала из-за шкафа гладильную доску и утюг. Пока утюг нагревался, смотрела в окно на бесконечный поток машин.
Куда они едут? На работу? На работу!
У всех в этом городе есть работа. У всех, кроме нее.
– Ася, я же сказала, белую.
Бабушка стояла в дверях. Ася как будто не слышала ее, взяла утюг и начала гладить синюю блузку.
– Скажи еще раз, как называется эта фирма?
– Она никак не называется. Это стартап.
– Это еще что такое? Типа фабрики?
– Нет. Это новая компания. Они недавно открылись.
– И чем они занимаются?
– Продают разные товары через Интернет.
– Ну конечно. Все теперь торгуют. Только торгуют и покупают. Даже интересно, а кто тогда производит все эти товары, если все торгуют?
– Китайцы.
– Дожили. Китайцы на нас работают.
– Это еще вопрос, кто на кого работает.
Ася встряхнула блузку и повесила ее на плечики.
– А где у них контора?
– Бабушка, сейчас другое время. Все работают через Интернет и по телефону. У них нет пока офиса.
– И где вы с ним встречаетесь?
– В кафе, где же еще.
– Не нравится мне это.
– Бабушка, а мне не нравится сидеть без работы. У нас долг за квартиру за полгода. Ты хочешь, чтобы нас выселили?
– Не выселят. Не имеют права.
– Имеют, и еще как. Уже были случаи. Дадут нам комнату в общежитии.
– Не они мне эту квартиру давали, не им и забирать.
– Бабушка, сейчас другое время.
– Ася, время всегда одинаковое. Оно злое и подлое для злых и подлых. И доброе для добрых.
– Ну и посмотри, куда меня привела твоя философия. Мне двадцать пять, у меня ни подруг, ни парня, ни работы. Ничего.
– Зато ты кандидат наук.
– Кому в этом городе нужен кандидат филологических наук? Кому нужен мой Кальдерон? Проснись, бабушка, посмотри вокруг! Все делают деньги!
– Я не хочу, чтобы ты делала деньги. Я не хочу, чтобы ты становилась как все.
– Да? – Ася посмотрела на бабушку с вызовом. – А я хочу! Я хочу одеваться красиво. Я хочу отдыхать на море. Хочу ходить по клубам. Хочу танцевать и пить коктейли! Бабушка, моя молодость проходит! Я не хочу прожить жизнь так, как ты.
Ася закусила губу. Она почувствовала, что сказала лишнго. Бабушка молчала, разминая в руке папиросу.
– Значит, ты считаешь, что я прожила жизнь впустую?
Нужно обнять бабушку, извиниться, заговорить о другом, в конце концов, надеть белую блузку. Но у Аси не было на это сил.
– Да, ты прожила свою жизнь впустую.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты всю жизнь жила для других. Вы все жили для других. Вся страна. И в итоге получилось, что вы жили ни для кого.
– Мы жили ради вас. Ради нашего будущего. Ради наших детей.
– И чем вам отплатили ваши дети? Я не папу имею в виду, а…
– Я поняла. Да, сейчас модно проклинать коммунистическое прошлое, но, помяни мое слово, он вернется.
– Господи, да кто?
– Пройдет время, сами попросите его вернуться.
– Ты про Сталина, что ли?
– Я, может, не доживу, но ты еще увидишь плакаты со Сталиным по всему городу.
– Бабушка, это бред. Это невозможно. После всего того, что мы узнали про репрессии.
– А вот увидишь, – упрямо сказала бабушка, – он вернется и еще покажет вам всем.
Ася вздохнула. Она никогда не понимала, как ненависть и презрение к любым представителям власти уживались в ней с почти мистическим преклонением перед Сталиным.
– Ладно, мне надо ехать.
– Надень белую.
– Не хочу.
– Я читала исследование о том, как проходить собеседование. Белая одежда повышает вероятность успешного исхода собеседования на двадцать процентов.
– Я всегда ее надевала. И никогда не проходила. Нет, бабушка, сегодня я надену синюю блузку.
– Ты всегда все делаешь по-своему.
Вовсе нет. В этом-то и проблема. В том, что Ася всегда делала так, как хотят другие. И никогда не делала так, как хочет она. Но больше так не будет. Отныне она будет делать то, что хочет она.
И, конечно, больше никакой белой блузки.
– По крайней мере, настаивай на том, чтобы тебя оформили официально, с трудовой книжкой, чтобы стаж шел.
– Ба-буш-ка!
10:00
Двое встретились на набережной, неподалеку от здания Правительства. Один подошел пешком со стороны моста, второй вышел из большой черной машины, которая так и осталась стоять на обочине. Один был одет в джинсы и простую белую футболку, второй парился в черном костюме. Один был худощав, подтянут, спортивен. Второй явно страдал от избыточного веса, его лицо имело нездоровый сероватый оттенок, пот ручьями лился по лицу. Двое сблизились, но руки друг другу не пожимали.
– Странное место ты выбрал для встречи, – начал первый.
– Ничего странного, – буркнул второй, – у меня совещание через пятнадцать минут.
– Скажи лучше, что тебе велели привести меня сюда. На нас ведь смотрят? Откуда? Оттуда? – Первый показал на белое здание за спиной.
– Наивный ты, Курашов. Они тебя где угодно достанут. У них технические средства на уровне мировых стандартов.
– Верится с трудом. Весь мир видел их технические средства, – усмехнулся первый.
– Ну и зря. Сейчас им так хорошо профинансировали…
– Ты меня выдернул сюда для того, чтобы их технику прорекламировать? Я это не покупаю.
– Я тебя по дружбе пригласил. Это разговор неофициальный.
– То есть я мог отказаться? Тогда я пошел.
– Не хами! Разговор неофициальный, но официальный.
– Это как? – насмешливо спросил первый.
– Вот так, – отрезал второй, – ты лезешь на рожон.
– И что они мне сделают?
– Ты даже не представляешь, что они могут с тобой сделать.
– Я не отдам им завод.
– По-моему, у тебя начинается сейчас какое-то глупое, мальчишеское упрямство. Так нельзя.
– Нет, так, как они делают, нельзя. Это мой завод. Они не имеют право просто прийти и…
– Успокойся. Твой завод, говоришь? А ты его строил? По какому праву он твой?
– Они провели приватизацию. Все было сделано по закону. По их закону.
– Ты помнишь, как все тогда делалось. Тяп-ляп, на скорую руку. И законы тоже писались на скорую руку. Было много ошибок.
– И теперь я должен за ваши ошибки расплачиваться? Вам нужно было кормить бюджетников, поэтому вы распродавали последнее. А теперь хотите все забрать назад?
– Ты воспользовался ситуацией.
– Они тоже пользовались. Им нужно было выиграть выборы. Они их выиграли. Я получил мой завод. Все по-честному.
– Завод и не был никогда твоим. Тебе его дали на время. И теперь заберут обратно.
– Черта с два они его у меня заберут.
– Антон, это государство. Нельзя воевать с собственным государством.
– Это слабое государство. Это глупое, ленивое и вороватое государство. Передай тем, кто тебя послал, что я сказал – нет.
Второй покачал головой.
– Вот дурак. Знаешь, почему меня послали с тобой поговорить?
– Потому что мы давно знакомы?
– Потому что ты им нравишься. Они хотят с тобой работать.
– Я не против партнерства. Я им сказал мои условия.
– Антон, это несерьезно. Ты их послал. Они посмеялись – мол, парниша не понимает, с кем имеет дело.
– Они, похоже, тоже не понимают, с кем имеют дело.
– И что ты им сделаешь? В суд подашь? Бандитов своих нашлешь? Суды принадлежат им, бандитов твоих постреляют. Что еще ты можешь сделать?
– Есть средства, – упрямо сказал первый.
– Ты про Кришну своего?
– Откуда ты знаешь? – Кажется, в глазах у первого впервые мелькнул испуг.
– Курашов, да пойми ты, они каждый твой шаг пишут. Они все про тебя знают. И индуса твоего они давно проверили, просветили рентгеном.
– Значит, они знают, что сделка почти завершена.
Читать бесплатно другие книги:
