Джуна. Одиночество солнца Савицкая Светлана

Неслучайные встречи с лидером решили всё

• Знаю – любил!

Джуна

Втом же самом профилактории или санатории Евгения и встретила грузина, что сделал ей предложение. Сколько лет прожила она с ним, точно и доподлинно не известно. Да и не важно. Никто и никогда не видел фото «референта Шеварднадзе», как обозначила его пресса. Нет о нем ни слова ни в Интернете, нигде. Странное такое существо с именем Виктор Ираклиевич Давиташвили.

Однако сама Джуна не раз рассказывала с глубинной внутренней обидою и вздохами, что «жила в грузинской семье, не поднимая головы, на правах прислуги».

– Света! Знаешь, что такое попасть в семью к нацменам? Невесткой? Это – постирай. Это – погладь. Вымой пол. Выбей ковры. Говори только по-грузински. Это – отработай на основной работе и еще приди домой и отработай вдвое больше! А супружеский долг! Ужас! И я лечила их всех. Вот этими вот руками, лечила! Их и всю родню. А как я готовила на всю семью! И жарила. И парила. И пекла. И свекровь очень любила, как я готовлю. Лучше меня никто не готовил, Света! У меня чистота была идеальная. Посуда блестела! Хрустело крахмальное постельное белье!

Вот эта ее фраза «не поднимая головы» меня особенно потрясла. Джуночка. Моя дорогая Джуна, обуреваемая максимализмом, половину жизни жила «не поднимая головы, на правах прислуги»…

А потом произошло то, что должно было случиться. Джуна полюбила. И не просто влюбилась. А до самой глубины своего волшебного, бездонного, космического сердца. Она встретила очень высокопоставленного чиновника. (Имя его неизвестно. Подвиг его бессмертен.) И этот таинственный генерал или полковник КГБ, судя по лицу их общего сына Вахтанга, лицо кавказской национальности, тоже полюбил Джуну. Он, по всей вероятности, уже имел семью. А при социализме и при режиме нравственности, что исторически установился в ЦК КПСС, партийные работники строго преследовались за прелюбодеяние. Их связь Джуна скрывала все эти годы.

Тогда ей казалось, любовь – главное в ее жизни. Но она ошибалась. Главным в ее жизни был дар.

Дар Джуны скрыть было невозможно. Как шило в мешке. И не было уже ни одного высокопоставленного чиновника в Грузии, которому бы не помогла Джуна в излечении от каких-нибудь невероятных болезней.

Вахо родился в 1975 году. Друзьями их семьи становятся и семья Шеварднадзе, и семья Паторидзе, и другие элитные семьи Грузии.

Чьим сыном на самом деле являлся Вахтанг, теперь можно выяснить лишь при генетическом анализе. Мне известно одно – это был плод страстной и тайной любви.

Когда Джуна заболела, именно жена Шеварднадзе оказывала ей первую помощь. Случай с клинической смертью достаточно часто описывается в прессе.

Джуну поставили на ноги. А иначе быть не могло. Все в Грузии давно понимали: Джуна – вторая Ванга, и ее ждет мировая слава.

Наступил 1980 год. Джуне тридцать один. Вахтанг совсем маленький. Ему четыре или пять лет.

И вот эту картинку несколько раз вспоминала она при мне.

– Представляешь, Света! КГБ присылает за мною черную машину. Меня ведут к ней, чтобы из Тбилиси перевезти в Москву. Страшно!!! Так страшно! Обыскивают меня. Мою сумочку… Могли меня расстрелять. Убить. Терзать. Проделывать надо мною опыты, как над другими. Стереть память. Все что угодно ждало меня! И сына… А он… ОН! Он ничего не сделал для того, чтобы меня спасти! Защитить Вахо! Он ведь знал, куда меня везут. Я могла не вернуться. Меня везли, как кролика. Как мышку. Для опытов в Кремль! Света! А он! ОН! Он не тронулся с места.

Через некоторое время Россия услышала песню на слова Джуны «Красиво», и лишь теперь понятны мне ее слова.

Сердце любой из женщин, живущих на планете Земля, – бездонный океан тайн и загадок. Психологически эти загадки легко вычисляемы. По крайней мере женщинами, по их чисто женской логике. У лжи тысячи дорог. У правды – одна. Если друг или подруга рассказали вам одну и ту же историю третий раз, не сбившись на фактах, – это чистая правда. Если версии разнятся – значит, где-то сокрыта ложь. Но есть еще один очень важный секрет. Парадокс. Женщины могут тысячи раз накручивать и навешивать вам истории из жизни, причем каждый раз по-другому, в зависимости от того, как на данную минуту они ее переосмысливают, но никогда ни одна из женщин не обманет в своих ранних любовных стихах. В минуты откровений у юных поэтесс напрочь блокируется способность фантазировать. Если, конечно, эта женщина – не профессионал и не литературный переводчик.

Благословением небес и их наказанием были для Джуны ее волшебные руки. Благословением и наказанием КРАСИВО вошла и… вышла Любовь. При сложении двух единиц, используя дар любви, действие дало результат – тройку. Родился сын. Сын – это так важно для ассирийцев. И для грузин. Сын – наследник рода.

Событие реализовалось. Дар врачевания окреп и не давал шанса на все второстепенное, в данном случае – на любовь.

И файлы чувств в ее организме, в порыве которых были написаны песни, после смерти Вахо были полностью стерты тотальной неприязнью ко всему, что напоминало о сексе. Они исчезли. Осталось единственное – материнская любовь к сыну.

Пока же был жив Вахо, и это знали лишь очень близкие друзья Джуны, родной отец Вахтанга тайно помогал им, используя все свои связи и деньги. Возможно, он помогал и после…

Не надо иметь «семь пядей во лбу», чтобы понять, почему так легко Джуна покинула грузинскую квартиру Давиташвили. Загадку, почему до сих пор некий Виктор Ираклиевич, референт Шеварднадзе, как бы стерт ластиком с биографии планеты, легко разгадать, потому что зачем ее, собственно, разгадывать? По большому счету, брак с ним явился лишь некой ступенькой для раскрытия небесного дара и реализации вселенского предназначения.

В Москве для Евгении Ювашевны Давиташвили началась совершенно другая жизнь. Она гордо подняла голову, расправила крылья, расцвела множеством бутонов яблони-трехлетки, потому что ее душа, «искусственно привитая на благородном подвое», как бы родилась заново, пройдя невероятно трудный тоннель беспросветной юности к свету зрелости.

Родилась Джуна. Просто Джуна. Без фамилии. Имени. Отчества. Как символ времени, которому мелочи игры имен вообще не интересны.

И ее стремление обрести знания, в первую очередь о себе, и передать их планете получило горячую поддержку на самом высоком уровне.

Хроники о феномене Джуны в прессе

• Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры,
• Кристалл небес мне не преграда боле,
• Рассекши их, подъемлюсь в бесконечность.
• И между тем, как все другие сферы
• Я проникаю сквозь эфира поле,
• Внизу – другим – я оставляю млечность.

Джордано Бруно

В нужное время оказавшись в нужном месте, Джуна посвящает себя лечению больных с раннего утра и до позднего вечера. Этот период времени наиболее интенсивен в любых отношениях. Освободив душу от любви и всех любовных интриг, насмехаясь над мужчинами и отодвигая их, повторюсь, «на самую последнюю очередь вне всякой очереди», она использует любой шанс для демонстрации своих паранормальных способностей.

Путь к самореализации и славе, которая цепляется в придачу к ней, а ни в коем случае не наоборот, происходит стремительно, если дана команда сверху. В смысле, с самого верху, когда тебя под руку ведут к прессе Брежнев, Ельцин и Горбачев. Когда лично председатель Госплана СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Н. К. Байбаков дает оценку твоей деятельности.

Вспомним времена социализма. Мы свято верили рекламе. Любой. Помнится, как рекламировали стиральную машинку «Вятка-автомат». Так после этого ее невозможно было найти в магазинах. Если выпускали книги или газеты, то только миллионными тиражами. Если транслировались песни – их слышала вся страна.

По негласному заказу правительства о Джуне одновременно вдруг пишет ВСЯ пресса СССР. По личному распоряжению Л. И. Брежнева «не тронуть ни единого волоса с головы Джуны» ее ревностно охраняют.

Дмитрий Чижов подробно описывает, как и где происходили встречи с официальными людьми и опыты в документальной книге «Вера: дар исцеления» (Москва, 2012, издательство «Новый ключ»).

Реплики Джуны в ней немного пафосные, на мой взгляд, в жизни она говорила немного проще, но смысл передан верно:

«Генеральный секретарь обращался к Байбакову так только в случаях исключительной важности, когда принимал какую-либо ситуацию особенно близко к сердцу:

– Николай! – говорил Леонид Ильич. – Ты лично передо мной в ответе, если только с головы Джуны упадет хоть один волосок!

На этом телефонный разговор завершился. В комнате надолго воцарилось молчание. И чем дольше оно длилось, тем явственнее чувствовал Байбаков, что она поступит по-своему. Джуна загасила сигарету изящным движением руки, словно вылепленной великим Роденом. Только ей Байбаков, не переносивший табачного дыма, разрешал курить в своем доме. Печально и проницательно посмотрела она на Байбакова. Затем тихо и проникновенно сказала:

– Да, отец! Ты правильно думаешь. Я поступлю по-своему. Не для того всю жизнь несу я свой дар – эту тяжкую и счастливую ношу! Я должна помочь людям раскрыть великую тайну, заложенную в нас Создателем! Завтра в Сербского мне нужно одолеть тех, кому этот мой дар страшен. Кого пугает правда о нашей истинной природе. А она – правда! – властно требует от каждого: живи в любви и добре! Дано ли мне будет донести эту правду до людей или нет?! Так могу ли я, отец, прятаться и хитрить с этими несчастными людьми, задумавшими меня погубить!..

Джуна замолчала. Но вдруг по ее величественному и гордому лицу скользнула какая-то неуловимая тень. И Байбаков неожиданно увидел перед собой едва ли не плачущую девочку:

– Отец! Мне страшно! Помоги мне! Вдохни в меня мужество! Укрепи мою решимость!..

Через некоторое время, немного успокоившись, она ушла, оставив Байбакова с тревожными мыслями об исходе ее завтрашнего визита».

Это была первая книга, что Джуна подарила мне. Весь ее тираж с зеленой обложкой находился в ее доме на Арбате. Нетрудно догадаться, кто оплачивал этот труд. В книге опубликовано множество фотографий, где Джуна взаимодействует со священнослужителями от патриарха Русской православной церкви до папы римского. Дан упор на то, что Джуна являлась существом глубоко верующим.

Отчасти автор был прав. Но это составляло, может быть, сотую долю истинной Джуны. Ну ни разу не видела я, чтобы она молилась! В ее желании дарить эту книгу угадывалось лишь желание доказать, подчеркнуть, обозначить, и не кому-нибудь, а именно самому Кириллу, что Джуна ждет официального признания Православной церкви.

Кроме того, ведь Кирилл, как ни крути – мужчина. То, что между ними пробежала в ранние годы искра, она мне не раз говорила. Возможно, я не смею этого утверждать, но, по аналогии с многочисленными эпизодами, она обидела его, как и всех друзей своих имела привычку обижать подозрением или резкостью, а может быть, нетрадиционным покаянием. А он не понял, что это была не обида и вовсе не недостаток, а лишь такая вот особенность ее характера. Впрочем, может быть, и понял, но, выполняя добросовестно свою работу, не имел права нарушать установленных канонов.

Целый год она просила меня похлопотать о любой награде от Православной церкви. У меня много знакомых, в том числе священников. Но ни один из них не согласился на мои просьбы даже посетить дом Джуны.

Да. И, кстати сказать, все храмы после смерти целительницы отказались ее отпевать. Согласилась лишь маленькая Ассирийская церковь, которой Джуна в свое время много помогала.

Здесь уместно было бы провести некую параллель отношений с Православной церковью между Джуной и Вангой, тоже до глубокой старости и кончины страдавшей от решительного и бескомпромиссного «отлучения» от церкви.

В утешение можно добавить лишь тот факт, что мировая история знавала моменты и более жестокие.

Так, например, 17 февраля 1600 года на площади Кампо де Фьоре в Риме был сожжен Джордано Бруно, тоже, как ни странно, философ, ученый, поэт. Его смерть – подтверждение его жизни. Его жизнь – поиск истины, голос, который доносится до нас из Вечности. Жизнь и смерть Ванги. Жизнь и смерть Джуны. Все уже было сказано Джордано Бруно 400 лет назад: «… Пусть звезды приготовят такой посев для поля и такое поле для посева, чтобы из моего труда выросли полезные и славные плоды для мира, которые раскрыли бы дух и пробудили чувства у лишенных света…»

Как Ванга и как Джуна, Джордано Бруно никогда не искал для себя иной жизни. Он никогда не завидовал тем, кто является рабами в свободе, страдальцами в наслаждении, бедными в богатстве и мертвыми в жизни.

Лишь три столетия спустя, 9 июня 1889 года, в Риме был установлен памятник, на котором высечено: «IX июня MDCLXXXIX. Джордано Бруно. От столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжен костер».

На том же самом месте… Его памятник, точно иголка, воткнутая в Землю при акупунктуре. Он победил время… А Джуна? Сколько потребуется вам времени (жизней), чтобы понять, зачем она приходила в этот мир?

А как хотелось бы на Арбате видеть ее стройную, крылатую душу… Я пишу это на всякий случай: а вдруг те люди, что делят сейчас ее наследство, тот особняк стоимостью в сто миллионов долларов, все-таки выделят средства на отлитую пусть не в золоте, а хотя бы в бронзе статую Джуны?

Ведь человек – лишь Свет. Сущность Света, обитающего временно в данной оболочке, которую сплел сам прошлой своею жизнью. Мы пришли в этот мир отдыхать? Нет. Мы пришли сюда для работы. Работы души. Мы пришли сюда для любви…

Но мы отвлеклись.

Вторая по значимости фундаментальная публицистика о Джуне принадлежит Льву Колодному. Он стоял у истоков восхождения ассирийской звезды. А в 2007 году включил несколько очерков о личных встречах с Джуной и официальных исследованиях в книгу «Москва в улицах и лицах» (издательство «Голос Пресс»).

О Джуне давали материалы популярные газеты и журналы – «Комсомольская правда», «Московская правда», «Огонек», «Техника молодежи» и так далее.

Миллионным тиражом выходили брошюрки с рекомендацией делать массажи по методике Джуны. Миллионным тиражом выходит брошюрка «Песни Джуны».

В 2014 году вышла ее книга «Джуна. Сила божественного дара» в издательстве «Эксмо». Но об этом мы поговорим позже.

Академия наук и Джуна. Восьмидесятые

• Я знаю, так все и будет, —
• Добро воцарится повсюду,
• Планетой великодушья
• Будет земля называться…

Джуна

Сейчас вообще уже неважно, Академия наук заполучила Джуну для исследований или Джуна – Академию наук. Страсть изучения ее феномена была обоюдной. Да еще генсек приказал.

Джуна часто перечисляла закрытые и открытые лаборатории и больницы, где она изучала науку медицину глубинно и самозабвенно. И изучалась сама практически во всех центральных московских институтах и клиниках. Сербского. Боткина. Бехтерева…

Сейчас желтая пресса взахлеб спорит, было у Джуны высшее образование или нет.

Было. Другое дело, может быть, оно сопровождалось больше не лекциями профессора в присутствии сотни студентов на кафедре, а практическими опытами. Посудите сами, зачем медиуму знание латыни, когда над раною проводится волшебство? Края затягиваются. Из почек выходят камни. Заживляется печень после желтухи. И полностью вылечивается простатит?! Аденома! Рак…

Какая разница больному, как это на латыни называется? У Джуны были свои способы без хирургического вмешательства и без таблеток помогать страждущим. Она мечтала лишь размножиться на десятки, сотни приборов, чтобы от ее пребывания в это время в этом деле для человечества была максимальная ПОЛЬЗА! Ни денег, ни любовных утех и ни славы – ПОЛЬЗЫ хотела она.

Я прекрасно помню те времена, как раз в 1980 году я окончила десятилетку. Шла Олимпиада.

С приходом Джуны в советскую медицину началась новая эпоха. Стало модно говорить о неограниченных возможностях человека, об экстрасенсорике и прочих загадочных вещах. «Технику молодежи» выписывали чуть ли не в каждой думающей прогрессивно семье. О мистике болтали домохозяйки в очередях, делали доклады школьники, и даже телевидение обратило свой номенклатурный взор на сверхъестественное. В продаже появились книги, разгадывающие сны. Сонники Цветкова и Меллера. Стали модны брошюры типа «Жизнь после смерти» Моуди. Диалектический материализм терял позиции, он просто поднадоел советскому человеку. С восьмидесятого по девяностый год жители СССР от развитого социализма постепенно поворачивали обратно в капитализм со всеми его «особенностями». Мистикой. Религией. Альтернативной наукой.

Нет. В восьмидесятых народ еще валом не валил ставить свечи у подножий изображений Иисуса Христа. Но, как говорится, яйца уже на всякий случай учился красить, что очень пригодится всем и каждому в девяностых, когда партийные и комсомольские вожаки, что вчера бодренько докладывали о том, что «религия – опиум для народа», вдруг показывались по телевизору возле иконостаса и крестили свои кармашки с потерявшими нужность партийными и комсомольскими билетами.

С одной стороны – дикость. С другой – знак пришествия новой эпохи.

На остром, как бритва, ребре между верой и неверием Джуна, подобно богатырю на поле среди множества множеств, вела непростую битву. Среди ученых у Джуны и ее «джунизма» моментально возникло множество врагов и оппонентов. Ей не раз и не два говорили, что на шахматной доске принятой науки «ферзь не ходит в ответ конем». Образно говоря, Джуна отвечала: «А кто вам, собственно, сказал, что играть в науке можно только шахматами?»

И она выставляла на доске новые фигуры. Новые гипотезы. Новые версии.

Само слово «чудо» учеными отвергалось. Надо было для народа заменить его на что-то более научное. И ученые находили необъяснимому явлению практические и технические названия.

Однако не чудо ли это, когда у них на глазах «склеивалась» рана? Больной неизлечимой болезнью через пару минут вставал, и розовели щеки, наполняясь здоровьем. Распускались бутоны роз. Состарившиеся щеки привилегированных дам светились молодостью.

Джуна угадывала действия ученых. Демонстрировала, играючи, видение сквозь пространство, сквозь стены. Засвечивала кинопленку. Предсказывала будущее. Говорила о том, что случалось в прошлом…

Команда, подобранная для нее, воссоздавала по излучению ее рук приборы. А Джуна сама являлась прибором. Природным. В теле человека.

А еще помимо золотого запаса страны, соболя и норки, нефти, алюминия, древесины и черной икры, которыми торговало Торгпредство, СССР получил бонус – Джуну. Целительницу, востребованную на самых высоких верхах самых развитых стран.

Джуной начали «торговать» с 1989 года. Именно тогда впервые она отправилась в заграничную правительственную командировку в Италию. Папа римский встречал ее более чем любезно. Ведь помимо своих волшебных рук, она везла в подарок картину. Девушку с большими глазами. Инопланетянка смотрела иконою на духовного отца планеты. А он смотрел на нее. Вне всякого сомнения, он отвергал любое целительство как ведьмачество. Но и не отказался от врачевания. Почему бы и нет? Джуна лечила элиту Италии. График ее пребывания в другой стране был заполнен, как у врача во время боевых действий. Она отказывалась от еды, путешествий, экскурсий, выбирая больных и работу над этими больными. И ей даже не важно было, кто находится перед нею – король или простая гувернантка, у которой вдруг из носа потекла кровь от переутомления. Джуна не изменилась до самой смерти. Она присаживалась перед детьми, чтобы быть с ними на равных. И вставала на цыпочки перед высокими баскетболистами, если у тех обнаруживала боли в затылке.

Там, в Италии, снова включился механизм цепной реакции. После папы римского о Джуне моментально узнает вся европейская и мировая пресса. Все правительства и все богатые люди Земли дают запрос в Кремль, чтобы хоть на час, хоть на пару минут заполучить целительницу для аудиенции.

Казна пополняла золотой запас СССР. Джуне доставались фиксированные командировочные, слава и личные подарки. Подарки королей и цариц, лордов и графов. Так, лорд Стэнли Кук преподнес ей два килограмма платины и ларец, наполненный изумрудами, бриллиантами, сапфирами…

Привыкшая отдавать все семье и делиться с друзьями, Джуна, не любившая лишних украшений и излишеств, воспитанная на прожиточном минимуме, щедро делится со всеми, кто воспитал ее, кто был дорог в дни, когда она жила «не поднимая головы…»

Братьям и племянникам она приобретала машины и квартиры. Дом ее, богатый и хлебосольный, наполнился случайным и неслучайным народом.

Творческая, научная и номенклатурная элита потянулась со всех сторон, чтобы пообщаться, а заодно и подлечиться рядом.

Несмотря на включенный «рукою Москвы» зеленый светофор по всему миру, для Джуны эти времена связаны с постоянным ощущением сидения на пороховой бочке. Где бы ни находилась она, чем бы ни занималась – чествованием новых и новых гостей, слушанием стихов, работою над приборами и опытами, – в любую минуту ей могли позвонить и прислать за нею черную машину. Днем, ночью, вечером, утром…

Она жила каждый день, как последний. КРАСИВО.

Что спрашивать с «помойного кота поэта»? Он расплачивался за лечение стихами. Что спрашивать с композитора? Он писал на слова Джуны песни. Художники и скульпторы давали ей уроки живописи и пластики. Хирурги и другие врачи – сжатые курсы, восполняющие пробелы в образовании. Военные вручали военные ордена. Тренеры – черные пояса карате…

Все они думали, что общаются с обыкновенным человеком, не рассматривая вероятность воплощения на земле в обличье женщины бога медицины древней Месопотамии Нингишзида. Джуна в знаках изображала его на своих полотнах в виде змеи, обвивающей жезл, а иногда ноги. А может быть, она была ассирийской богиней Бау, что исцеляла руками людей и богов.

Сейчас, когда я пишу эти строки, тоска по ней исцеляется воспоминаниями.

Джуна и космос

• Верьте сердцу
• И серость умрет,
• Путь земной – это ввысь полет!
• Ах, вы мне говорите зря,
• Что на вас не похожа я,
• Что мне космос земли родней,
• Нет,
• Как вы,
• Я живу на ней.

Джуна

Когда Джуна рассказывала о Звездном городке, она непременно приставляла палец к губам и шептала:

– Тс! Это секрет!

Все знали и не раз видели ее фотографии с космонавтами. Среди ее друзей их достаточно много.

Джуна до последнего дня утверждала, что опыты над нею были разными. Один из таких опытов – полет в космос. Она тихо это говорила, будучи уверенной, что ее прослушивают. И всегда показывала все свои длинные, скрюченные подагрой пальцы:

– Пять! Я была в космосе пять дней!

– Как там?

– Красиво! Синяя Земля! Там ничего не мешает тебе. Ты плывешь. Летишь. Пять дней свободы. Там и пан, и пропал. Там жизнь и смерть. Там Бог и Дьявол. Там на весь космос черноты – одно маленькое солнце. Но день всегда побеждает ночь. Тьму – свет. Добро побеждает зло. А правда – ложь. Так жизнь, Света, когда-нибудь победит смерть. И все приборы, что я делаю, увидишь, они даруют человечеству жизнь вечную. Человек будет жить долго-долго. Очень долго. И не стариться.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем, Джуна, человеку жить долго?

– А ты разве не хочешь жить долго?

– Нет. Мне интересно, что там между жизнью и смертью. Тибетская книга мертвых говорит, и Египетская книга мертвых говорит, что смерть – великий шанс!

– Ты глупая женщина! Жизнь – это великий шанс!

– И жизнь. И смерть. И любовь… В космосе летать понравилось?

– Я каждый день могу летать и без всего этого. Так удобнее. Ты же мне не запретишь!

– Кто же тебе запретит?! Только не летай на людях. Убьют!

Эти ее заявления о космосе можно было бы списать на выдумку, или на ее, как принято говорить в Москве, «понты». Уж кто-кто, а Джуна была самою «понтовой» в Москве персоной – после Путина, конечно. И первые несколько встреч она разбрасывала передо мною свои «понты», как козыри в какой-то полудетской игре в «казаки-разбойники».

Но каждый раз историю о космосе она начинала шепотом, прикладывая указательный палец к губам. И обязательно показывала все пять пальцев, при этом говоря:

– Пять дней! Пять я была в космосе! Меня изучали, как организм мой – сможет ли там лечить? Сможет!

Не знаю почему, но я ей верила. И когда центральное телевидение пригласило ее на какую-то скандальную передачу и против нее ополчились люди. И какой-то военный начал ее обвинять, что ее заявления смешны и преступны, что путь от лейтенанта до генерала надо пройти через звания майора и так далее, и что якобы Джуна присвоила себе звание генерала и ордена не заслуженно, и все незаслуженно. Джуна, я знаю, чувствовала себя очень плохо. И ноги ее ходили с трудом. И спина у нее болела. И она наверняка наглоталась перед съемками феназепама, чтобы казаться как можно более спокойной. Джуна просто вспыхнула от обиды. Она ведь всю жизнь отказывалась и от званий, и от наград. Люди сами высыпали на нее удостоверения, дипломы, звания, ордена, подарки…

Я, сидя у экрана, негодовала. Если бы была рядом, расцарапала бы негодяю лицо. А она вдруг совершенно спокойно произнесла:

– Подойдите ко мне, я скажу вам по секрету, это правительственная тайна!

И она прошептала ему на ухо то, что я прочла по губам:

– Я пять дней была в космосе!

Тот военный сильно смутился. И замолчал на весь остаток скандальной передачи.

Джуна и Чернобыль 26 апреля 1986 года

• … разлуки нет.
• Есть только вечность.

Джуна

А еще она рассказывала, как ее незамедлительно доставили в зону поражения.

– Народ еще не знал о масштабности беды. А нас уже через час привезли на территорию катастрофы с черепами на столбах. Чернобыль – это смерть на смерти. Ни один у реактора не выжил. Я выжила. Я спасала сотни и сотни людей с утра и до вечера. Мне помогали. Ребята помогали. Я до этого вообще не пила. Ты знаешь. Я не пью ни водку, ни шампанское. Я теперь пью только виски. Потому что там, в Чернобыле, сильную радиацию можно было нейтрализовать лишь чистым спиртом. Мне давали стакан спирта. Я пила. И шла к больным. Стакана хватало на два часа. Потом – опять! Приборы зашкаливали, Света! И я не умерла. Мы сутками, неделями не спали, спасали детей. И женщин. И стариков. И взрослых мужчин. Мы столько спасли народу! Об этом никогда и никто не напишет. Это все были правительственные тайны. Кому они нужны? Лживую статистику, которую потом опубликовали в официальных данных, давно выбросили на помойку!

– Прямо по Булгакову! «Кто же даме будет предлагать водку, только чистый спирт!» – улыбнулась я.

Джуна неожиданно рассвирепела:

– Ненавижу Булгакова! Он демонист! В его комнате зеркало было, через которое он за влюбленными парами подсматривал, извращенец. Он умер от сифилиса… Его Маргарита – трусливая ведьма! Дождалась, что стала невидимой, и пианино чужое топором изрубила, людей ни в чем не повинных затопила. А так по морде слабо дать? Слабо?

– Значит, говоришь, спирт нейтрализует радиацию? – не обращая внимания на ее очередной энергетический срыв, спросила я.

– Да! – мгновенно успокоившись, ответила Джуна и дала бесценный совет. – Ты держи всегда в холодильнике пару бутылок водки. На всякий случай. Вдруг пригодится!

«Мой грех – я сделала перестройку»

Не спасет запоздалый крик,

Не разгонит пучины тьму, —

Как «Титаник», страна-материк

Накренилась, задрав корму.

Джуна

Иногда Джуна напоминала мне белую кобру, лишенную ядовитого зуба, сидящую на своих сокровищах, накопленных за жизнь восточными ракшасами.

Душа моя не всегда сразу определяла, какую роль в своей жизни отводит она ей.

– Я же ничего плохого не делаю, Света, – порою превращалась Джуна в кающуюся грешницу, возводя меня, соответственно, в сан принимающего покаяния, – у меня есть только один грех, в котором я хочу покаяться. Я сделала перестройку…

Она рассказывала это только раз. Слуги в тот день отсутствовали. Вики прилежно посматривал то на нее, то на меня, наверное, удивляясь. Джуна пыталась мне угодить. И это было очевидно. Она сама «колдовала на кухне», немного ворча, что ее «эти негодяи снова оставили без кусочка хлеба». Однако хлеб тут же находился, нарезался и выставлялся на стол. За ним – подогретые тушеные овощи, хачапури, нарезки колбасы и мраморного мяса. Клубника не в сезон…

Джуна таинственно молчала. А я не спрашивала, заинтригованная началом разговора.

– Я знала, чем это кончится. Но у меня был маленький сын. Понимаешь, Света?

Я кивнула.

– Ешь! – сделала она глаза угрожающими, не терпящими возражения, и сразу же они стали мягкими и лукавыми. – Покушай, я тебя прошу, я сама тебе налью чаю. С лимоном?

Я терпеть не могу чай с лимоном. Но кивнула, чтобы Джуна лишний раз не тратила энергию на уговоры, как делала всегда. С нею проще было согласиться, чем полчаса объяснять, почему мне нельзя лимон…

Убедившись в том, что я жую, она тоже положила в свою тарелочку несколько кусочков овощей. Но не притронулась. Ее кофе тоже безнадежно остывал. Джуна говорила медленно и таинственно, пытаясь вспомнить что-то важное. Возможно, ей не все удавалось.

– Я почувствовала, я вовремя увидела, чем это грозит стране. Державе. Каждому человеку. Я поняла это раньше, чем Сережка Есенин, которого повесили в «Англетере». Он ведь тоже понял все тогда. За это и утюгом по лбу получил… и в гробу лежал с раной вот здесь…

Она поморщилась, чувствуя чужую боль. Я давилась овощами, осознавая, что присутствую при чем-то странном и необъяснимом – при ее вхождении в пространство.

– Я не имела шанса ослушаться. Понимаешь? У меня был маленький сын. Семья.

Джуна словно вытаскивала слова, тихие и слабые, откуда-то изнутри. Как стихи звучали они в пустом доме. Вики ревниво поднимал то одну бровь, то другую.

– Чтобы отвлечь народ, нас троих выпустили на экраны и в залы во время перестройки. Чумак «заряжал воду». Кашпировский «давал установки». А я… а я, Света…

Она закурила. Пауза показалась мне долгой. Бесконечной.

– Но Россия должна быть благодарна мне, я не дала ее развалить! Не дала!

– От тебя что-то зависело?

– Молчи! – вскричала Джуна. – Молчи! Я говорю! Зачем ты сейчас вот это сказала…

Она попыталась перевести разговор на другую тему. Но ей не удалось. И Джуна косвенно снова вернулась к нему:

– Я получила вот этот дом. На Арбате. И еще пять квартир. Я потом их подарила. Переписала на племянника и приемного сына. Друга Вахо.

Вдруг глаза ее заблестели, и заискрились, она зарумянилась и улыбнулась, наконец:

– Я купила Вахо телевизор. И себе такой же. У него был компьютер. И экран. Вот такой. И у меня. У меня стол. И у него такой же. У него ванна. И у меня такая же. Мы ходили друг к другу «в гости», – весело засмеялась Джуна. – Мой Вахо – самый талантливый ребенок на свете. Способный. Самый красивый. Мы все время были с ним вместе! Я никогда не отпускала его. Мы ездили по всему миру. Я брала его на приемы.

Вспомнив о том, что я долго молчу, она неожиданно стала нападать:

– А тебя поместили бы в барокамеру? А? Ты смогла бы… выжить?

– Джуна, чего ты хочешь? – я никогда не боялась перемен ее настроения.

– Я хочу умереть, – горько сказала она и заплакала.

Я неловко обошла стол и поцеловала ее затылок. Вики дернулся, залаял, не позволяя приближаться к хозяйке. Джуна легонько отстранила меня рукой и сама как бы вывернулась, не привыкшая к состраданию. И снова рявкнула:

– Ешь!

Ну что с нею было делать?

Сейчас, положа руку на сердце, я могу сказать: ни один человек, встреченный мною на жизненном пути, не был столь полярен и интересен мне, столь остро и нежно любим и… понятен. Я понимала Джуну, как уставшие люди понимают… сон. Я решительно ничего от нее не хотела. Я старалась ей дать то, чего она хотела от меня. И не могла.

Джуна то теребила звонками и требовала. То, добившись малейших результатов, буквально крохотных шажочков, отменяла просьбы и кричала: «Мне ничего не надо!», и не проходило недели, как вновь раздавался звонок, и как ни в чем не бывало Джуна узнавала, как по тому или другому давно замороженному проекту идут дела…

Быстро определив эти особенности, несмотря на ее метания, и далее не слушая, надо ей это или нет, я просто завершала все, что было задумано вместе. Ставила перед свершившимся фактом великую мою целительницу, как делала это с собственными детьми. Надо и всё. И никакой такой демократии.

– В прошлой жизни ты была моей матерью, – сказала однажды Джуна.

– Да ладно?! – захохотала я. – Мои дети воспитанные. А ты хулиганка!

Джуна тоже засмеялась, попыталась достать меня рукой, чтобы шутливо шмякнуть, но я увернулась. Она вообще была драчливой. Зная это, друзья приходили, театрально падали на колени и подставляли ей спину:

– Царица, ударь!

И она их шутливо так била. Иногда и посильнее. Своеобразный ритуал.

При каждой встрече она старалась «сунуть в руки» что-нибудь из своих сувениров. Я всегда отказывалась от всего, кроме книг. Иногда просила подписать для своих знакомых. Она старательно выводила: «С уважением к Вам, Джуна» И ставила дату.

Она хотела подарить большие картины.

– Мне не надо, у меня квартира совсем маленькая. Если только на потолок!

Однажды мы перефотографировали ее ранние работы, и я увидела небольшой рисунок.

– Вот! – обрадовалась я тому от Джуны, что уместится в мой дом. – Подпиши!

Глаза ее засияли. Наконец я позволила себе хоть что-то взять от нее.

И чтобы как-то выделить меня из общей массы посетителей, она решила написать что-то более значимое.

– Ты же писатель. Как ты подписываешь обычно свои книги? – спросила Джуна, замерев над листком с нарисованным черным сфинксом с ее лицом.

– Джуна, не заморачивайся. Я всегда подписываю: «От автора с любовью!»

– Всем?

– Всем!

– Ты что, любишь всех?

– Всех!

Джуна таинственно улыбнулась и вывела красивые закорючки: «Любимой Светочке с любовью. Джуна».

– На тебе! Пис-сатель! – торжественно вручила она.

– Ну, ты переплюнула… пис-сателя! – мы захохотали.

Сейчас ни за какие коврижки не расстанусь я с этим миленьким маленьким рисуночком, так много значащим для меня.

Звания и награды

• Являя вечности живую красоту,
• Но зависть и тогда была началом и вражды, и горя,
• Что разрывают мир и сеют смерть…

Джуна

У всемирно известного ученого и общественного деятеля Джуны столько званий, должностей и наград, что одно их перечисление заняло бы не одну страницу. Назовем лишь некоторые.

Она президент Международной ассоциации традиционной и альтернативной медицины, руководитель Академии альтернативных наук в России, президент отделения медицины и экологии человека Всемирной академии информатики, заместитель председателя палаты по науке, здравоохранению, культуре и образованию Политического консультативного совета СНГ, глава Регентского совета Российского дворянского общества.

Джуна удостоена высшей международной медицинской награды – ордена Альберта Швейцера, Золотой звезды «Женщины мира».

В разное время Джуна стала обладательницей более тридцати знаков отличия, среди которых врученный в апреле 1994 года указом президента РФ Бориса Ельцина орден «Дружбы народов».

Вот некоторые из полученных премий и наград:

• международная премия «Профессия – жизнь»;

• сертификат лауреата – Булла папы римского;

• орден «Мэтр науки и практики» первой степени;

• 16 февраля 2007 года – орден «Польза, честь и слава»;

• 9 мая 2006 года – нагрудный знак «Защитнику Отечества»;

• 9 мая 2006 года – орден «За честь, доблесть, созидание, милосердие»;

• медаль «Ветеран службы»;

• 20 декабря 2005 года – золотая Есенинская медаль;

• 7 сентября 2006 года – меда ль «За верность долгу и Отечеству»;

• 3 апреля 2007 года – медаль «50 лет Московской городской организации Союза писателей России»;

• 20 декабря 2005 года – медаль ордена «Великая Победа»;

• 9 мая 2007 года – памятная медаль «Победа»;

• 10 июля 2013 года – орден «Трудовая доблесть России»;

• 10 октября 2013 года – знак «Золотое перо Руси»;