Я – не Я Слаповский Алексей

Опять, чтоб тебя!..

Неделин быстро подгрёб бумажник ногой под скамью, не прямо под себя, а чуть в сторону. На лбу выступил пот. Как теперь наклониться, как подобрать и куда спрятать бумажник? А вдруг там только очки да какая-нибудь санаторно-курортная карта? Хоть бы несколько рублей…

Нащупав пяткой бумажник, Неделин отодвинул его в сторону двери и немного подвинулся сам. Так, незаметно перемещаясь, он оказался у самой двери. Пот на лбу высох, но руки подрагивали. Дождавшись, когда оба игрока окажутся к нему спиной, Неделин быстро нагнулся, схватил бумажник и сунул его в плавки. Посидел ещё немного, встал и, зевая, вышел из зала. Не спеша прошёл по длинному, очень длинному коридору, свернул за угол, сел в кресло возле журнального столика. Никого. Быстро выхватил бумажник, открыл, увидел какие-то документы и деньги, взял деньги, сунул их в плавки, а бумажник сунул под кипу газет.

Все. Пора сматываться из этого «Горного утёса». Тольк попить чего-нибудь. Он зашёл в сумрачный бар, присел к стойке на высокий стул, сказал бармену:

Попить чего-нибудь.

Бармен, кавказец, но прекрасно разбирающийся в тонкостях русского языка, дружелюбно переспросил:

Попит или выпит? Э?

Выпить, — сказал Неделин,

Бармен что-то сделал под стойкой, и перед Неделиным оказался гранёный стакан с коричневатой жидкостью.

— Напиток! — сказал бармен. — Пят рублей.

Неделин достал из плавок пятёрку, сунул бармену, отхлебнул напитка, сморщился: это оказался дрянной портвейн. Второй глоток дался уже легче, в голове приятно заволокло, Неделин допил стакан и хотел выйти, но в коридоре послышались смятенные голоса, топот ног. В бар вбежали паренек и владелец бумажника. Неделин посмотрел на них прямо и открыто.

Проиграли? — спросил он владельца бумажника.

Ты был сейчас в бильярдной?

Да, а что? Обворованный оглядел Неделина.

В чём дело? — улыбаясь, спросил Неделин.

А ну встань!

Прашуу без безобразий! — предупредил бармен.

Чудак какой-го… — Неделин встал. Деньги в плавках были незаметны, бумажник обязательно обнаружил бы себя.

Ты ничего не видел? — спросил обворованный.

Где?

А может, в коридоре? — подал голос паренёк. — Или в бассейне?

В бассейне? — повернулся к нему обворованный. — Ты вот что, Миша. Побудь с ним, чтобы никуда не уходил. А я пойду посмотрю.

Ладно.

Паренёк, стесняясь, сел в уголке и сделал вид, что не смотрит на Неделина. Через пару минут Неделин пошёл к выходу. Паренёк поднялся.

Вам нельзя, — сказал он.

Чего нельзя? — улыбнулся Неделин.

Подождите немного. Вы, конечно, ни при чём, но нужно подождать.

Ничего не понимаю! — сказал Неделин. — Оставь меня в покое, мальчик!

Он шёл по коридору к выходу здания, а паренек поспевал следом и говорил:

— А вы в каком номере живёте? А вы куда? Надо подождать, вы слышите?! Вы куда?

Купаться.

Вам нельзя.

Это почему же?

Вам нельзя! — Паренёк ухватил его за руку, когда Неделин уже открывал дверь. Неделин ударил его по руке, тот ойкнул.

Отстань, щенок! — сказал Неделин. Ему жалко стало безусого паренька, глаза которого наполнились слезами боли и обиды. Но паренёк не отставал, шел за ним по аллее, ведущей к морю.

Вы промокнете, — говорил он. (Опять начал накрапывать дождь )

Неделин шёл берегом. Неделин поднял камень.

Убью же дурака.

— Вы отдайте деньги и идите, — сказал паренёк. — Вас же всё равно поймают. А я скажу, что нашёл деньги в коридоре, и он успокоится. А так он заявит, и вас найдут.

Неделин кинул камень, промахнулся. Впрочем, он и не собирался попасть, он хотел лишь попугать.

Некоторое время шли молча, преследователь не отставал.

Сейчас отойдём, — не оборачиваясь, сказал Неделин, — и я тебя пришибу. Иди домой, пацан. Иди, я сказал

Отдай деньги. Стой! Стой, говорю!

Неделин обернулся и увидел в руках паренька камень. Злобно вскрикнув, он бросился на него, тот отпустил поднятую руку, но тут же опомнился, хотел. защититься и не успел. Неделин сшиб его на землю, вцепился, стал в бешенстве рвать на нём рубашку, бить кулаками по лицу. Парень обхватил его руки, они стали кататься но гальке и скоро оказались в воде, волны небольшого прибоя то и дело накрывали их с головой, был момент, когда Неделин чуть не захлебнулся, в ярости насел на паренька, подмял под себя, держал его голову под водой. Отпустил. Тело безжизненно шевелилось в воде. Неделин схватил его под мышки, вытащил на беper. Глаза паренька были закрыты, лицо посинело. Неделин бил его по щекам, разводил и сводил руки, не зная толком, как делать искусственное дыхание. Вспомнил: нажимать на грудь, и начал нажимать на грудь и вдувать воздух в рот. Изо рта наконец хлынула вода, потом паренька вырвало, он застонал и открыл глаза.

Дышишь? — спросил Неделин. Паренёк кивнул.

Жив? Паренёк кивнул.

Неделин немного посидел возле него. Тот лежал, обессиленный, но вот приподнялся, сел, покачиваясь, туманно глядя красными глазами.

Отдыхай, — похлопал его по спине Неделин. — А я пойду. До свидания, мальчик. Не сердись.

Глава 18

Под вечер, успев дважды промокнуть и высохнуть, он подошёл к обрывистому месту, которое нельзя было миновать берегом, только через территорию очередного пансионата, стоявшего в глубине старого парка, и само здание было старым, в духе пятидесятых или даже тридцатых годов — с порталом, с финтифлюшками всякими. На здании значилось: «Тюльпан». Донеслись запахи кухни. Должно быть, ужин скоро. Как есть хочется… Может, проникнуть в столовую? Народу много, легко смешаться. Но ведь столы, как это обычно бывает, все закреплены за отдыхающими… Что-нибудь придумаем…

Неделин вошёл в здание и попал как раз в ручеёк людей, собирающихся со всех этажей на ужин. Столовая была большая, из двух залов. Неделин прошёл во второй. Там он увидел несколько несервированных столов. А у входа в зал были для желающих различные закуски и хлеб — кому покажется мало того, что было на столах. Тут же и чистые запасные тарелки. Неделин взял тарелку, набрал ложкой фасоли, взял побольше хлеба, сел за свободный стол и, не думая об осторожности, жадно опустошил тарелку. После этого он ел еще квашеную капусту, морковный салат и опять фасоль — и только после четырёх полных тарелок почувствовал, что желудок набит, хотя ощущение голода, как ни странно, ещё осталось.

Оглядевшись — кажется, никто не обратил внимания? — Неделин отправился бродить по зданию. В холле на одном из этажей он включил телевизор, сел в кресло, вытянул ноги, задремал. Дремал недолго, около часа. Предстояло решить проблему ночлега. Для настоящего Виктора Запальцева этой проблемы, пожалуй, не было бы. Элементарно: соблазнить одинокую женщину, напроситься к ней в номер. И остаться на ночь. Вон где-то музыка играет, это танцы, какой пансионат или санаторий без танцев? Правда, одеяние не бальное, но тут все попросту, как дома.

Танцевальная площадка была вне здания, крытая, с деревянным полом, увитая плющом. Неделин не успел оглянуться, к нему подошла симпатичная женщина лет под сорок.

Извините, — сказала она. — Я сигареты оставила. Не угостите?

Именно то, что нужно, подумал Неделин. Вон как смотрит. Не сигарета тебе нужна, милая, другое тебе нужно!

Я тоже в номере оставил, — сказал он. — Сейчас стрельну для себя и для вас.

Стрельнул, угостил женщину, угостился сам. (Постоянно курить ему не хотелось, но иногда возникало желание.)

Я и танцевать не собирался, — сказал Неделин. — Видите, одет как. А сейчас захотелось потанцевать. Вас вот увидел и захотелось.

Тогда танцуем, — сказала женщина и потушила едва начатую сигарету. Они стали танцевать.

Не умея говорить, Неделин решил сразу действовать, время дорого! Прижал женщину к себе очень тесно и поцеловал в шею, благо освещение зыбкое, неверное, со стороны не разберёшь, то ли целует, то ли просто сомлел и склонил голову.

Женщина ничего не сказала. Неделин прямо посмотрел ей в глаза — она выдержала, смотрела спокойно, согласно. Неделин взял её за руку и повёл. Привёл к морю. Стал обнимать, целовать, женщина отзывалась послушно, с тихим смехом.

Это надо же!-сказал Неделин. — Где ты раньше была?

А ты?

Искупаемся?

Прохладно.

Пройдёмся?

Уже поздно. Мне гора.

Что значит — пора? Ты свободна?

Как ветер. Но пора. Я вчера ночь не спала.

Почему?

Не спалось.

Предчувствовала.

Что?

Что меня встретишь.

Нахал.

Ещё нет.

Мне пора.

Я умру, я тебя не отпущу.

Мне пора. Хороший мой… Мне пора!

Я провожу?

Проводи.

Танцы кончились, но где-то ещё слышалась музыка.

Где-то музыка, — сказал Неделин.

Это в баре.

Там есть что выпить?

А ты что, первый день тут?

Да.

Есть, если суметь. Ты сумеешь. Только быстренько, ладно?

В баре Неделин сказал бармену, очень похожему на бармена из «Горного утёса»:

Попить хочется чего-нибудь особенного.

Попит или выпит? — тихо переспросил бармен.

Выпит, дорогой, выпит!

Бармен поставил перед ним стакан с коричневой жижей.

Портвейн? — утвердительно спросил Неделин. — Пят рублей?

Шест,-сказал бармен.

Неделин, подняв стакан, вспомнил наконец, что нужно представиться:

Пётр.

Лена.

Да?

А что? Жену так зовут?

Я не женат. За знакомство!

Они выпили и поговорили. Лена рассказала, что муж у неё недотёпа, что работа у неё нудная, что зато теперь она пришла к мудрости: не требовать от людей больше того, что они могут дать, но не упускать того, что они могут дать на самом деле и без усилий. Неделин с ней согласился.

Ну что ж…— сказала Лена, посмотрев на часы.

Я провожу, — сказал Неделин.

Лена засмеялась. Они поднялись в лифте, прошли по слабо освещённому коридору. Лена вдруг остановилась, прижалась к Неделину, сказала глубоким волнующим шёпотом: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Глаза её сверкали неведомыми драгоценными камнями, волосы разметались по плечам, она была прекрасна, и всё неистовее возила и елозила по телу Неделина своим гибким телом. Не помня себя, Неделин стал стаскивать с неё кофточку, но она отпрыгнула и сказала:

Я пришла. Вот моя дверь.

Мы пришли, — уточнил Неделин. Лена мягко остановила его:

Завтра.

Не выдержу. Хочу к тебе.

А что муж скажет?

Какой муж?

Спит который. Нарезался и спит. Теперь часов четырнадцать будет спать, не меньше. Но чутко спит. Так что — до завтра.

—До завтра, — уныло сказал Неделин.

Глава 19

Он спустился в бар — ловить безнадёжный шанс. Но в баре никого не было, кроме лысого аккуратного гладкощёкого гражданина, который пил апельсиновый сок под холодным взглядом бармена. Неделину же бармен улыбнулся.

— Выпит? — спросил он.

Выпит!

Выпить, а там видно будет.

Сбоку что-то появилось. Отпив глоток, Неделин повернулся: гражданин со стаканом сока.

По какой причине пьём? — спросил гражданин.

Пошёл ты.

Я вас видел сегодня е столовой. Вы не из «Тюльпана». Вы бродяга? Кто вы?

Рецидивист.

Для рецидивиста у вас слишком культурная внешность.

Я валютной спекуляцией занимаюсь. Интеллигентная работа.

Сомневаюсь.

Неделин вгляделся в умное лицо собеседника — и вдруг захотел рассказать ему всё. Но удержался, рассказал лишь часть. То есть часть выдуманного приключения.

Вы угадали, я бродяга. Поссорился с друзьями. Понимаете, я приехал на их машине. Палатку разбили. И они стали относиться ко мне как к нахлебнику. Подай, принеси, порежь. Мне стало обидно. Я сказал: мне это не нравится. Они сказали: а куда ты денешься? То есть так получилось, что перед отпуском я оказался без копейки. Долги отдал. И они сами уговорили меня поехать. Мы обеспеченные люди, нам ничего не стоит! И вот… Я ушёл от них — без копейки. Уже неделю хожу по берегу. Не на что уехать. Нет, теперь есть на что, — Неделин перехватил взгляд, брошенный на пачку денег, которую он легкомысленно положил на стойку. — Это краденые. Да, украл. Можете сдать меня в милицию. (По глазам видел: не сдаст. Понимает и жалеет. Настоящий человек.)

Зачем же, — сказал настоящий человек. — Меня Евгением зовут.

А я — Пётр.

Очень приятно. Как дальше, это ваше дело, а ночь можете у меня переночевать. У меня приличный номер-постель и диван-кровать для гостей. Диван — кровать, правда, без белья, но придумаем что-нибудь.

Мне неудобно.

Пустяки какие.

Я возьму с собой вина?

А вы не пьяница? Не напиваетесь?

Нет. Я и для вас.

Я не пью.

* * *

В номере Евгения Неделин с наслаждением принял ванну, за это время Евгений соорудил небольшое застолье, у Неделина не хватило сил отказаться. Через полчаса он сидел, ублаготворённый, потягивал, смакуя, мерзкое вино, затягивался сигаретой — у Евгения нашлись сигареты, хотя сам он не курил, — и слушал тихие слова Евгения, любящего, как выяснилось, пофилософствовать.

Люди привыкли жить в одномерном мире. Ну вот вам пример. Сможете из шести спичек построить четыре равносторонних треугольника?

Он высыпал на стол спички, Неделин нехотя поковырялся и бросил.

Видите, вы даже не даёте себе труда поразмыслить. Вы пытаетесь сделать это на плоскости, исключительно на плоскости.

А-а! — догадался Неделин. Положив на стол три спички треугольником, он тремя остальными выстроил пирамиду, грани которой, включая нижнюю, и образовывали четыре равных треугольника.

Вот именно! — сказал Евгений. — А другие и после подсказки не понимают! Привыкли, понимаете, привыкли к одномерному миру! У нас всё — единое для всех. Даже партия — и та одна на всех. Даже… <Примечание автора. Далее — политические разговоры Евгения, бывшие актуальными и смелыми до 85-го года, когда происходило все здесь описанное, но теперь не имеющие никакой цены.>

Даже к духовным ценностям человека мы относимся одномерно, — продолжал Евгений. — Мы говорим о нравственных обязанностях человека, а человек ненавидит то, что он обязан делать. Надо говорить о нравственных возможностях. Они невелики? Но надо строить мир с учётом их, настоящих, а не пытаться сперва переделать человека. Надо использовать в первую очередь эгоизм человека во имя всего общего блага. И надо отвыкать от одномерности. Знаете этот избитый пример о художнике, который увидел лондонский туман розовым — и после него таковым увидели туман сами лондонцы? Но дело в том, что туман-то вовсе не розовый! Он —всякий! Предметы не обладают цветом, цвет им даёт солнечное излучение. Я хотел бы стать дальтоником. Какой это, должно быть, странный, свой мир!

Вы художник? — спросил Неделин.

Нет.

Физик?

С чего вы взяли?

А кто, извините?

Разве это важно? Ну, руководитель струнного ансамбля при Доме пионеров. Вам это что-нибудь говорит?

Конечно. Вы любите детей.

Да, дети. К ним мы тоже относимся одномерно. Вы заметили, что мальчики часто влюбляются в мальчиков? Более красивых, сильных. И это надо понимать, это естественные порывы детской души. Не надо видеть в этом ничего дурного. Дети ведь не имеют понятия о грехе, понятие греха им прививают взрослые. Они надеются, что прививают им как вакцину, как спасение от болезней, на самом же деле они заражают их, потому что никто не знает настоящей дозы! Понимаете?

Понимаю… У меня у самого в детстве был кумир. — Я думал, вы сами были кумиром. Наверное, вы были сильный и красивый мальчик.

Что вы! На физкультуре я в строю предпоследним стоял. Замурзанный такой, хлипкий, жутко вспомнить. А доставалось мне сколько!..

— Невероятно! У вас же рост метр восемьдесят пять, не меньше.

Вроде бы… Да, где-то так.

Когда же вы выросли?

Потом. Я очень хотел вырасти. Страстно хотел, вот даже как. И вырос. Уже после школы рос.

Что ж, верю. Надо очень захотеть, и всё возможно.

Евгений дружески похлопал Неделина по плечу.

Добрый, чудесный человек, подумал Неделин — и сладко зевнул.

—Да, пора спать, — сказал Евгений. — Белья вот только нет для дивана. И жёсткий он. А постель у меня вон какая, аж двухместная почти. И мягкая. Вполне уляжемся. А?

Глаза у Неделина слипались, он с аппетитом посмотрел на белизну простыни и подушки, захотел туда и кивнул.

Легли.

Господи, страшно в этом мире! — как молитву, проговорил Евгений. — Страшно! И радостно! — когда с тобой близкий человек. Который тебя поймёт. — И ткнулся в плечо Неделина.

А Неделин вдруг подумал о том, чего никогда не знал близко, о чём только слышал или читал. Неужели вот оно, это самое?

Словно подтверждая его догадку, мягкая, почти женская рука Евгения легла ему на грудь. Дыхание Евгения стало учащённым.

Ты что? — спросил Неделин.

Ты понял, — сказал Евгений.

Ну, знаешь…

Ничего не говори, только слушай. Что с тобой сделается? Ведь ничего! Ведь абсолютно ничего! Тебе будет даже хорошо, я уверяю! Что изменится? Ведь ничего! Только одно случится: ты дашь человеку счастье. Тебе жалко? Ведь ничего не изменится, ты пойми! В сущности, ничего не случится. Ты ведь не одномерный человек, я чувствую. Переступи этот фальшивый порог. Его даже и нет, этого порога, его выдумали. Всё называется одним словом: любовь. Это у всех есть, понимаешь? У всех живых существ это есть. Это любовь, всё забудь, только помни, что это любовь. Рука стала сползать, трясясь.

Неделин отпихнул от себя Евгения так сильно, что тот упал на пол. Сел возле постели и тихо зарыдал.

Ну почему нет? Почему? За что, Господи? За что эти муки? Почему нет? Ведь с тобой ничего не случится, ты пойми! Ведь ничего! А мне — счастье!

Молчи, убью паразита! — Неделин начал одеваться.

Убей! Убей! — Евгений на коленях пополз к нему, сунул тупой столовый нож, взял его руки в свои, стал тыкать закруглённым концом ножа себя в грудь:

Убей! Режь!

Нож выпал, Евгений целовал руки Неделина. Тот отшвырнул его, Евгений упал ничком и затих. Неделин выпил разом стакан вина. Сидел и смотрел на это неведомое, непонятное ему горе.

Ложись в постель, — сказал он.

Да? — поднял голову Евгений. — Да, да, сейчас. — И торопливо лёг. — Я больше не буду, — сказал он. — Только не уходи, ладно? Я буду просто на тебя смотреть. И ничего не надо. Просто буду смотреть. И он уставился на Неделина грустным любовным взглядом.

Нет, хватит, подумал Неделин. Украл одежду. Драка. Украл бумажник. Опять драка. Влип в странную историю, опять побил человека. Боек, слишком боек, видимо, был Витя Запальцев. Нет, хватит. Признаться первому встречному милиционеру.

Евгений что-то шептал.

Что? — спросил Неделин.

Стихи, — сказал Евгений. — «Когда за спиною любимый, глаза открываются шире, и суть представляется мнимой того, что есть сущее в мире. И солнце на западе всходит, и вечно пребудет в зените. „Эй, там своё место займите!“ Но места никто не находит…»

И всё плакал тихими слезами.

Перестань, — сказал Неделин. — Всё образуется. Найдёшь кого-нибудь.

А ты — нет?

Нет.

Жаль.

Извини…

Жаль.

Я пойду, — сказал Неделин.

Ночью?

Мне нужно идти.

Подожди до утра.

Не могу.