Мистическая Якутия Ефремов (Брэм) Андрей

Родная мать бросила его в младенческом возрасте, скрылась в неизвестном направлении. Родному отцу пришлось через суд усыновить его. В возрасте около трех лет у Максима появилась мачеха, которую он принял всею своей чистой душой. В возрасте десяти лет на свет появился братишка Борис. И все было бы хорошо, но однажды Максим стал невольным свидетелем – мачеха изменила отцу. Отец ничего не узнал, мачеха до конца своей жизни пребывала в уверенности, что и Максим ни о чем не догадывается. Через несколько месяцев отец умер от продолжительной болезни, он был инвалидом войны. Крайнюю холодность и замкнутость Максима мачеха отнесла к смерти своего мужа, его отца. Теплые отношения с мачехой остались в прошлом, любовь и матери и Максима сосредоточилась на маленьком Борисе.

Повзрослев, братья обзавелись семьями, появились дети. Максим долго не мог простить мачеху, и все держал тайну в себе. Но, по крайней мере, по прошествии многих лет худо-бедно стал с ней общаться. Перипетии трудной и сложной жизни привели Максима к Богу. Став священником предлагал мачехе принять святое крещение, но она отказывалась.

Пришел срок, и мачеха ушла из жизни. Братья похоронили ее достойно. Примерно через неделю после похорон Максиму приснился сон: мачеха находилась будто в своей в квартире, но без окон и дверей, выглядела она потерянной и озадаченной, ей было страшно, и она в чем-то раскаивалась перед Максимом. Об этом Максим, не вдаваясь в подробности, рассказал Борису на поминках на девятый день. Сказал просто: «Мать чувствует себя „там“ некомфортно, за нее нужно молиться».

Разговор о правах на наследство произошел между братьями после положенных сорока дней траура. Максима ждало неприятное известие: выяснилось, что еще пятнадцать лет назад покойная уже оформила дарственную на квартиру – только на одного – на своего родного сына Бориса. Оформление произошло втайне от Максима, даже дальние родственники по линии мачехи скрывали от него этот факт. И сам Борис отказался делить квартиру, когда-то принадлежавшую отцу, с родным братом.

Для Максима настали черные дни. Три дня и три ночи он маялся и скорбел, молитвы не помогали обрести душевный покой. Он представлял, как откроет Борису тайну, которую он несколько десятилетий держал в себе, мысленно строил заявление в суд, обида на мачеху за отца с новой силой вспыхнула в его душе. Он уже ясно осознавал что стоит на грани многолетней судебной тяжбы с братом… В тягостных раздумьях прошла суббота, прошла ночь, и уже пора готовиться к утреннему воскресному богослужению.

По плану на предстоящее богослужение было дано слово из 1-го послания Петра 1;3: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому». Максим видел только буквы и слова, смысл прочитанного не доходил до воспаленного обидой разума. Он осознавал, что должен выйти к общине и алтарю очищенным, но ничего не мог с собой поделать – сатана активно, по-хозяйски, орудовал в его душе; скорбь о потерянном наследстве затмила даже факт смерти и траура по ушедшей в вечность. Часа за полтора до начала богослужения Максим, понимая что служение общине важнее размышлений о наследстве, нашел в себе силы прочесть дальше: «к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для вас». У Максима прояснился ум, сошла пелена с глаз; стихи 6 и 7 гласили: «О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота».

Максим облегченно, сквозь слезы раскаяния, рассмеялся: «Слава Тебе, Боже! Недолго же я скорбел, всего три дня»! Мысли о наследстве более не владели его разумом и душой. Священник раскаялся в своих страстях, богослужение прошло под крылом Господнего благословения.

Нехороший зад

Вы думаете – нечисть ментов боится? Ничего подобного: иной раз даже насмехаться над ними изволит! И, представьте себе – довольно таки самым что ни есть похабным образом.

Одно время модно было всякие «полтергейсты» с «барабашками» изучать: шумят, каверзничают, посуду в шкафах бьют, записки пишут. А как только заинтересованные люди представителей власти вызовут, так сразу в доме с шумным духом тишина образуется. Поясняю – не «шумный» а совершенно тихий дух возникает. Хозяева домов с «барабашками» лицом скучнеют, неотложные дела появляются. Хотя, вроде бы – какая разница – при ком этому самому полтергейсту шуметь: при нормальных людях, или при ментах? Что – менты не люди? Всего то и отличие – наблюдательные очень, так это от специфики работы. Отсюда вывод – чаще всего полтергейст, то есть «шумный дух» – обыкновенное мошенничество.

Но есть и редкие исключения. Давно уже имел желание описать один из ряда вон выходящий случай, видно – созрел. Если бы это произошло не со мной, ни за что бы не поверил. Но для начала нужно познакомить читателя с моей собакой: если бы не она, ни этого, ни других рассказов попросту бы не было.

Это было в далёком 1985 году. Зимой. В то время я служил в должности помощника оперативного дежурного по райотделу. Однажды вечером в дежурную часть доставили безбилетника – поддатенького мужичка. Он ехал в городском автобусе, не оплатив за проезд, и при этом с ним следовала довольно таки страшная на вид собака породы боксёр. В то время автобусов на наших зимних дорогах, было мало, пассажиров много, а страшных собак, тем более боксёров, в автобусах вообще никогда не водилось. Для них даже отдельных мест не предусматривалось.

Так вот, автобусный контролёр оставил нам этого не имевшего совести мужичка с собакой, так как у него кроме совести даже копеек не оказалось для оплаты, а сам укатил других «зайцев» ловить. Мужичок спокойный оказался, мы и решили: езжай, мол, за рублём для оплаты штрафа, а собачку привяжи к трубе отопления у окна, здесь оставь. Потом, мол, заберёшь. Мужичок тоже укатил. Как выяснилось – канул в вечность. Наверное – рубля жалко было, а может – собака ему не нужна стала.

До утра мы об этом не переживали, и без того забот хватает. Но вот подошла наша смена. Сдача дежурства, всё прочее, «до свидания, ребята, мы будем скучать»…

– А собака!? – спрашивает меня новый дежурный.

– Что «собака»?

– Собаку, говорю, забери.

– А, так это не моя собака, – отвечаю, – забыл её здесь кто-то. Возьми себе, посмотри какая она ласковая, нежная.

Надо сказать, все сотрудники эту собаку аккуратно стороной обходили, но вела она себя спокойно, вежливо. Ни на кого не бросалась, не лаяла. Но вот морда… многозначительная боксёрская морда с выпученными глазами и болтающимися губами о многом говорит, так что лучше к ней, на всякий случай, не подходить. Разве что я ей иногда кушать давал, да воду в миске перед ней поставил. Так получилось, что стрелки на мне и сошлись, все вдруг дружно решили, что я – её любимый папа. Иначе смену не примут. Пришлось взять её к себе домой, не выгонять же живую гладкошёрстную душу на лютый мороз.

Потихоньку я к ней привык. Да, именно так – не она ко мне, а я к ней. По всей видимости, этой сучке было абсолютно наплевать кто её хозяин, и где ей жить. Жила она на коврике у двери, исправно ездила со мной на работу. На жизнь не жаловалась, не роптала. Много лет уже прошло, даже не помню, какую кличку я ей дал. И не помню, чтобы она хоть раз рыкнула или облаяла кого-нибудь. Абсолютно спокойная собака. Как тумбочка с ногами: вещь нужная, красивая, безобидная. Но вот морда… в отличие от моей очень нужная морда для моей беспокойной работы была, потребная. Как же я раньше без этой морды обходился? Бандюганам только говорил:

– Вы, главное, резких движений не делайте, остальное приложится…

Как миленькие становились, шёлковыми. Хоть и не уверен, вряд ли бы эта псина за меня в случае чего заступилась. К тому времени я её характер хорошо узнал: ну до того ей на всё наплевать было. Сядет молча у ноги и сидит, бессмысленными глазами только смотрит на всё происходящее, как мне кажется совершенно безразлично, тупо как-то. Абсолютно всё по барабану. Но польза от неё вне всяких сомнений была огромная: без её присутствия иной раз туго бы приходилось на опасных вызовах. Голос её только слышал, когда её дети разбередят, разыграют: бегает, повизгивает, радуется как щенок. Любили её дети, не боялись.

Так вот, было это дело зимой, вечером. Я уже возвращался в отдел с какого-то вызова, и поступает по рации сообщение: «адрес такой-то, в доме посторонний». Как правило, чаще всего это означает обычный семейный скандал: припозднился либо законный муж, либо бывший, женщине не понравился видок нетрезвого сожителя, помада на щеке и тому подобное. Адрес находился на отшибе города, в частном секторе. Водитель разворачивается, едем туда.

Адрес нашли кое-как, пришлось изрядно поколесить: в таких районах – не секрет, нумерация домов чисто символическая. Во дворе два дома, вошли в тот, где свет в окнах горит.

– В чём дело, в чём фабула, и где состав преступления?

Семья: молодая и красивая синеглазая женщина, невзрачный, маленького росточка супруг, которого разве что красит болтающийся на шее галстук в голубой горошек, и два дитяти. У супруга глазки беспокойно бегают, видно, что волнуется, нервничает, думаю – вот он «состав преступления» на лицо, уже бумажки из папочки вытаскиваю, говорю хозяйке:

– Пишите заявление, – мужу: – одевайтесь, паспорт не забудьте! – собаке: – сидеть!

В дежурной группе не принято долго дела мусолить: вызовов очень много, и везде нужно поспеть.

Женщина:

– Не надо ему одеваться! У нас в том доме, – показала рукой в окно на соседний дом, – посторонний!

И так она это сказала, таким тоном, что не поверить просто нельзя. Теперь и у неё беспокойство в глазах заметил. Мы с водителем переглянулись, расстегнули кобуры и ломанулись в соседний дом. Зима. Поначалу мы даже не обратили внимания на то, что у дома никаких следов на снегу не было. Дверь не заперта, ворвались, включили свет, обшарили все углы – никого. Вернулись.

– Там же нет никого, мадам.

– Я вам не «мадам»!

Я искренне удивился, посмотрел на супруга:

– Невероятно! У вас же дети… К`хм… Как такое может быть!?.. – всё-таки взял себя в руки, сосредоточился, – может, за ложный вызов протокол составим?

Ну, это я так, припугнуть: составление протокола тоже драгоценное время отнимает. Так что – не знаю как другие, но я никогда таких протоколов не составлял.

Нет, говорят, там посторонний обитает! Вот уж с месяц как наша любимая и незабвенная матушка-тёща померла, с тех пор и вселился! Тон, повторю, такой, что не поверить просто нельзя.

– Там подвал есть? Покажите, пожалуйста.

– Справа от печки увидите, сами смотрите.

Ладно, обошли дом, никаких следов на снегу. Вошли, собака уселась у двери, водитель спустился в подвал. Обшарил – никого! Дом как дом, бревенчатый, кое-где от ветхости бумажные обои с тараканьими следами от стены отошли и известковую штукатурку облупленную видно. Комод старенький стоит, трюмо, стол кухонный с протёртой донельзя клеёнкой, под столом старая швейная машинка и стопка тарелок. Разнопородные стулья и табуретки. Пыль везде, надо сказать – вековая. В общем, видно – старый человек здесь долгое время жил.

Водитель стал шуметь: открывать дверки стародавнего платяного шкафа, фанерного гардероба, кровать зачем-то сдвинул в сторону… и в этот момент вроде как еле слышный шумоток в левом от печки углу послышался – «хррусть», вроде скрипнуло что-то, собака скульнула. Поначалу я даже не обратил на это абсолютно никакого внимания.

– Слышь, Серёга, поехали, ну их всех…

– Поехали…

Собака заскулила громче. Мы посмотрели на неё – такого неописуемого ужаса на её морде и в глазах, я даже на человеческом лице никогда в жизни не видел! Она буквально втёрлась в дверь, поджала хвост, в глазах нечеловеческий… несобачий… в общем – СТРАХ! И смотрела она в левый от печки угол! Серёга тоже обратил на это внимание, удивился:

– Что это с ней?

В этом углу абсолютно ничего примечательного: табуретка, над ней на стене, чуть ли не под потолком висит небольшой, с виду посудный, шкафчик с открытыми дверками. Подошли в этот угол, начали добросовестно осматривать. На пыльной табуретке – свежие следы босых ног сорок пятого размера! Смотреть на это было довольно жутковато.

– Вот ни хренас`се! – не помню кто из нас так выразился.

На всякий случай я эту табуретку трогать не стал, поставил рядом другую, встал на неё и, открыв дверки, заглянул в шкафчик. Ничего особенного. Шкафчик разделён на две равные половинки одной полкой. На нижней – моток черных ниток, старая зубная щётка, школьная чернильница образца шестидесятых годов, сломанный карандаш. Верхняя часть – совершенно пустая. Ничего. Только солидный слой пыли. Видно этим шкафчиком никто не пользовался десятилетиями.

Я уже приноровился было спуститься на пол, но тут меня шарахнуло! Осветил фонариком верхнюю часть полки, ту, которая пустая, присмотрелся: ж*па! Да, именно – ж*па! На голове шевельнулись волосы, тут уж я чуть не упал – жуть!

Собака взвыла, я уже с пониманием на неё смотрел.

– Серёга, – дал ему фонарь, – глянь.

– Вот ни хренас`се! – оказывается это он так выражается, – тоже чуть было не сверзился с табуреточки со всем своим средним образованием.

Сергей нашёл в себе силы, аккуратно спустился и, не отводя глаз от шкафчика, попятился к двери.

Надо сказать, мы с ним, как и вся сознательная молодёжь, в то время были комсомольцами, я к тому же, как человек более-менее серьёзный, был силком назначен нашим замполитом редактором отделовской стенгазеты «Прожектор перестройки», этим фактом, надо признаться, не особенно гордился, и освещал разные нехорошие дела, творящиеся в нашем отделе. А тут на тебе – ж*па на полке!

Ну не совсем и ж*па, а свежий вдавленный след от задницы на пыли. Тем не менее, чёткий, узнаваемый, разборчивый. Со всеми анатомическими подробностями присущими для этого места: размер в ширину пятьдесят шесть см., разделен, где положено посередине, пропорции соблюдены полностью. Судя по всему, сидел хозяин этой задницы на полке свесив и раздвинув ноги в стороны, и, судя по безошибочно определяемым причиндалам на переднем плане, это действительно хозяин, а не хозяйка!

Это что ж получается: сидит владелец этого зада на верхней полке посудного шкафчика, высота которого от силы сорок см., и насмехается над собакой и вооруженными табельными пистолетами представителями власти! Судя по реакции собаки, она «его» очень даже хорошо видела! Судя по нашим непередаваемым словами ощущениям, «он» нас действительно рассматривал. Представить страшно «его» похабную рожу с ухмылочкой. А уж описывать – ещё страшней. Всё, хватит.

На прощание хозяйка пообещала:

– Я буду жаловаться!

– Имеете полное право, но там никого нет, – стараясь сохранить бодрое лицо, ответил я. И шустро умотали.

После того дежурства мы с Сергеем не на шутку налакались, и больше об этом случае не вспоминали. Собаку мою через пару месяцев застрелил один бандюган, если бы первый выстрел был в меня, повторю – не было бы ни этого, ни других рассказов.

Детям я сказал, что нашёлся хозяин собаки и забрал её. Но переживали они недолго: от этой сучки у нас остались беспородные щенята. Когда она успела?..

Освобождение духа

Свидетельство Веры, духовный опыт.

Автор не является героем

этих откровений.

Страшно. Я убил человека. Просто так, ни за что, в результате банальной бытовой пьянки. Это был знаменатель моей беспечной и бездумной жизни: вино, наркотики, пустые и никчемные развлечения. Убил такого же человека, как и я сам. Суд определил девять лет лишения свободы в одной из северных колоний. Срок отсиживал, как и все: работал, где надо терпел, где надо хитрил и изворачивался. Было тяжело.

Однажды в колонию с проповедью пришёл священнослужитель. Услышанное живое слово Божие заставило меня задуматься о духовной пустоте, о бесцельности всего моего существования, я прочувствовал и осознал всю свою насквозь греховную и грязную сущность. Наверное, так было угодно Богу, чтобы только в местах лишения свободы я понял выражение – «Иисус принял смерть за наши грехи, и затем воскрес».

И чем больше я думал о Боге, тем больше убеждался в том, что и Он знает обо мне и моих потребностях: кто-то просто так отдал мне потрёпанную Библию, в которой я остро нуждался! Это было чудо! Читал запоем и днём, и ночью. Каждое слово, и каждую фразу святого писания моя душа впитывала как губка влагу, я знал, что благодаря моему глубокому раскаянию Он прощает меня!

Как-то ночью, повинуясь внутреннему зову, я упал на колени возле своей кровати и стал молиться. Я совершенно не ведал, как это правильно делается, и слова, обращённые к Иисусу Христу, просто изливались из меня, из моей иссохшейся и истосковавшейся по свету и добру души. Сквозь неудержимые слёзы я не замечал ничего вокруг; была глухая тёмная ночь, но меня со всех сторон окружало что-то светлое и яркое, неописуемое, похожее на яркую радугу. Я знал – Бог слышит меня, я ощущал Его высшую любовь!

После той ночи я полностью изменился. Выйдя утром на улицу, увидел не грязь и зло зоны, а весёлых воробьёв плещущихся в солнечной луже, зелёную траву, листву на кустах, чистые облака в голубом небе. А ведь до этого дня всю эту благодать я попросту не примечал. Изменения во мне заметили и люди: «Смотрите на него, – счастья как у дурака махорки, а он светится!»… Да, я светился от счастья, мне было так легко, будто за спиной выросли крылья: Бог принял и простил меня: только Сыну Божьему дана власть прощать и миловать!

Вечером читал Библию и при этом машинально курил сигарету. Проходящие мимо зэки отметили это: «Как же так, святую книгу читаешь и при этом куришь?». Мне стало стыдно, я затоптал окурок. Но курить не прекратил, не бросил.

Но однажды мне принесли заказанную пачку сигарет. Пачка казалась новенькой, блестела свежая обёртка, я представил как сейчас смачно закурю, но… Но когда я открыл пачку, она, как мне показалось, была до отказа набита отвратительными зелёными волосами, – это была плесень! Так я бросил курить. И ещё – заметил, что не могу разговаривать на общепринятом в зоне блатном языке, бранные слова вызывали во мне стойкую неприязнь.

До встречи с Богом моя душа была в темнице, когда же тело моё оказалось в темнице, душа, благодаря воздействию Духа освободилась: в колонии я чувствовал себя свободным…

Освободили меня досрочно.

К стыду признаюсь, – на воле я стал отходить от Бога, меня вновь стала засасывать бездумное бытие бестолковых дней. Но и здесь, как выяснилось, Бог не оставил меня: совершенно, как я тогда считал, случайно я познакомился с одной одинокой женщиной. К счастью, она была христианкой. Стоит ли говорить о том, что мы нашли общий язык, и, благодаря нашим духовным беседам, я полностью отрекся от греховного прошлого. Иисус всецело вошёл в мою жизнь; я обрёл семью, Церковь, и смысл жизни.

Импульс

«Сердце замерло»… – простые и понятные слова. Сердце «замирает» при внезапно свершившемся значимом событии, имеющем сильную эмоциональную окраску: рождение ребенка, смерть близкого, положительное или отрицательное решение суда, большое радостное событие, переживание от внезапно постигшей беды либо несправедливости, при смертельной угрозе, внезапной очень приятной либо неприятной новости, и многое другое подобное. Получается, один из главных факторов для того чтобы «сердце замерло» – это внезапность.

Раисе Алексеевне К.,71 год, у нее тахикардия – неритмично и с перебоями работает сердце, ощущаются сильные боли в груди. В жизни было все: радости и беды, потери и приобретения, волнения, переживания… В предрождественские дни врачи, из-за ухудшения состояния здоровья, направили ее на обследование в медицинский центр. После Рождества стала известна одна удивительная деталь, происшедшая во время обследования сердца Раисы Алексеевны:

Она лежала на больничной кровати, врачи прикрепили к груди датчики аппарата визуально показывающего работу сердца: на экране можно наблюдать высвечивающиеся импульсы работы сердца и при этом в такт ритму сердца звучит зуммер. Буквально – и видно, и слышно. Врачи делают свою работу, сестра Раиса смотрит на импульсы высвечивающиеся на экране аппарата.

Внезапно на экране возникла ровная полоса – это означает только одно – остановка сердца! Появился тревожный непрерывный звук зуммера.

– Что это?! – забеспокоилась Раиса.

Именно в этот момент у нее, что называется, «сердце замерло» – в прямом и переносном смысле!

– Это остановка сердца, – не стали обманывать врачи.

– Но ведь я живая!.. Я же все вижу и слышу!.. – несмотря на остановку сердца, она действительно была жива!

Что она пережила в этот момент?! Если она мертва, то почему врачи с ней разговаривают, отвечают на ее вопросы?!.. На экране стали пробиваться робкие импульсы, послышался ритмичный звук зуммера – это заработало сердце! Через некоторое время импульсы стали ровнее и работа сердца полностью восстановилась. Сердце останавливалось на полминуты, а больная ничего не почувствовала!

Медиками было принято решение на следующий же день отправить больную для операции на сердце в Хабаровск. Из Якутска в Хабаровск перелет только самолетом, долгий и для больной тяжелый, поэтому больную сопровождала ее подруга, и, кроме того, медцентр выделил своего сопровождающего.

В Хабаровске с борта самолета лежачую больную перенесли на медицинскую спецмашину, и отвезли в больницу. При обследовании в хабаровской больнице все повторилось как и в якутской: остановка сердца и объяснение врачей – плохо работает сердечная мышца, требуется неотложная операция.

Когда Раиса Алексеевна рассказала обо всем что с ней случилось своему внуку – священнику, он просто и без эмоций сказал: «Я всегда молюсь за твое здоровье»!

«Бычок-17»

– Всё, Уилли, повезло тебе, отлетался, отвоевался, – удовлетворённо потирая руки после осмотра пациента, говорит доктор Бенджамен пилоту, – можно выписываться и – домой. Сам-то ты, с какого штата?

– Коннектикут… – растерянно отвечает Уилли, – … как это домой, док? Я же здоров как бык осеменитель из ранчо моей любимой тётушки Лори.

– Знаешь, Уилл, я с тобой спорить не буду: ты совершенно здоров, – по опыту ожидая подобной ответной реакции молодого, но бывалого фронтовика, отвечает врач, – с твоей …м-м… ногой летать нельзя, а как осеменитель ты вполне сгодишься, – заверил парня Бенджамен, – ты сколько наци сбил?

– Семнадцать…

– Вот видишь, ты же у нас герой, – равнодушно восхищаясь, и механически делая быстрые записи в истории болезни бормочет, внезапно ставший таким ненавистным, доктор, – за тобой все красивые девушки Коннектикута стадами будут бегать, успевай только отбрыкиваться.

Уилли набычился, лицо старого доброго доктора стало вдруг невероятно отталкивающим, он заметил, какое же оно до отвращения дряблое, покрыто частыми оспинами, и сам он до невозможности жирный, лысый, щёки трясутся, живот колышется, выпученные глазёнки даже большие круглые очки с блестящими толстыми стёклами не красят:

– Из-за какого-то хренова сухожилия, док…

– Да, Уилли, натворила пуля дел, – протирая салфеткой золотое перо авторучки «Паркер», отвечает врач, – кусок твоего хренова сухожилия пришлось вырезать, и ты это прекрасно знаешь.

– Завтра меня здесь не будет… – невольно вырвалось у молодого человека.

– Ну почему же именно завтра, – док прищурившись, на расстоянии вытянутой руки стал рассматривать перо, – где-то с недельку-другую ещё подлечим, придёшь в себя, – налюбовавшись пером, Бенджамен вновь приступил заполнять бумаги, – придёшь в себя, комиссия утвердит, домой вылетишь позже…

Наутро Уилли в военном госпитале не нашли, потому-как тем утром он уже стоял навытяжку в офисе командира эскадрильи Дональда Хопкинса:

– …Из-за какого-то хренова сухожилия, сэр!.. Придешь, говорит в себя, сэр!.. Да я давно уже в себя пришел, сэр!..

Хопкинс конечно обнял бы своего лучшего боевого пилота, но по причине отсутствия левой руки, только ободряюще похлопал того целой правой по плечу:

– Не переживай, сынок, неразрешимых вопросов не существует…

– Да, сэр! – покладисто согласился подчинённый.

– Прошу тебя, Уилли, не кричи так, я ещё не закончил, – поморщился старый кэп.

– Да, сэр. – сбавив громкость, ответил почуявший доброе, бравый лейтенант.

Внезапно в соседнем помещении заместитель командира завёл на патефоне модную грампластинку – «серенада солнечной долины». Хопкинс раздражённо пнул ногой в дверь, – музыка прекратилась:

– Вот скажи мне, Уилли, какой такой нехороший человек придумал этот джаз?

– Да, сэр! – мгновенно среагировал парень и даже, для того чтобы усилить эффект полного согласия с авторитетным мнением шефа, нахмурил брови, – совершенно нехороший, сэр!

Ответ боссу явно понравился.

– С госпиталем мы, конечно, договоримся… – вкрадчиво продолжил командир, подчинённый тут же изобразил на своём лице улыбку счастливого человека, – как ты смотришь на ленд-лиз?

Парень изменился в лице:

– В тыл, сэр, в Россию!?

– Такие люди нужны в тылу, – попытался пошутить Хопкинс и, как бы задумчиво, продолжил, – да и не совсем уж и в тыл… ты ведь знаешь, людей катастрофически не хватает, а другого шанса летать у тебя не будет, – лишая пилота возможностей для дальнейших возражений более жёстко добавил, – и будь добр, ковбой, сделай милость, не спорь со мной.

– Да, сэр… – совсем тихо ответил Уилл, – «при чём здесь ковбой? Сейчас и этот про осеменителя начнёт»…

– Ты иди пока, парень, отдохни пару дней, оторвись где-нибудь. Маршрут – материк-Фэрбэнкс, там машины будут принимать русские. Самолёты разные придётся перегонять… да что я тебя учу, – осёкся капитан, – ты ведь у нас лучший из лучших, – кэп еще раз дружески похлопал парня по плечу, – ну, иди, иди уже…

Пилот молча развернулся, неловко переставляя левую ногу поковылял к выходу.

– Да, Уилли, поищи где-нибудь трость! – но обиженный на весь мир лейтенант даже не обернулся.

Каждый раз совершать одни и те же перелёты через океан на север до Аляски а оттуда в Якутск, перегоняя боевую технику, довольно однообразно и утомительно, даже, можно сказать, монотонно, жизнь скрашивает только то обстоятельство, что иногда летать приходилось на совершенно разных боевых самолётах: «митчел», «томагавк», «китихаук», отличная машина – «аэрокобра».

При любых погодных условиях, и в зимний туман, и в летний дождь Уилл управлял машиной мастерски. Взлёт и посадка, посадка-взлёт, небольшой отдых, взлёт-посадка… кажется, уже выработалась мышечная память на все эти чередующиеся движения рук при работе на двух знакомых, чуть ли не родных, аэродромах. Пилот не сдержал улыбку: «Я мог бы летать и с закрытыми глазами, и даже без помощи карты»: какая-либо ошибка совершенно исключалась, неоднократно пройденный маршрут он узнавал даже по мельчайшим складкам местности. Да он собственно в эскадрилии был не единственным таким асом.

Конечно, бывали и трагические случаи, самолёты терялись, неизвестно что происходило с ними, с теми, которых не удавалось найти. Либо тонули в океане, либо пропадали в безбрежной заснеженной сибирской тайге. Однажды даже самому пришлось участвовать в поисковой операции, правда, безрезультатно. Бывали и счастливые случаи, в том смысле, что пилотов находили живыми, – либо на льдине, либо, по следам самолётных останков, где-то в тайге. Поговаривают: счёт погибшим русским парням на этих перегонах перевалил за девяносто.

Но с Уилли, и в этом он был совершенно уверен на все сто процентов, никаких: ни трагических, ни «счастливых» случаев, здесь, в тылу, произойти не может. Он боевой пилот с огромным лётным опытом, и дома его ждут мама с младшей сестрёнкой, и он обязательно их увидит после войны.

Уилли выгнул затёкшую спину, пошевелил плечами и бросил взгляд на приятно фосфоресцирующую приборную панель: «O`key… нет, если бы у Хопкинса были обе руки, я бы сейчас не летал, – с теплом вспомнил своего кэпа Уилл, – всё-таки я счастливчик… а ведь и он летать ужасно хочет! – осенила парня догадка, – поэтому я и летаю…»

Навалилась усталость.

Пилот энергично тряхнул головой, отгоняя опасную дремоту, открыл термос и не спеша выпил горячий ароматный кофе.

Судя по всему, Уилли уже приближался к аэродрому. Оставалось каких-то неполных полчаса. Лейтенант вспомнил как некоторые невоевавшие молокососы, которым он передавал новенькие машины, с завистью смотрели на его награды и «доблестную» походку, а он в ответ лишь снисходительно улыбался и тщательно прятал за этой улыбкой уже свою зависть к людям, отправлявшимся на фронт. Да и было бы чем гордиться, ведь перегон – работа совершенно не героическая, обыденная, рутина.

Без всякого перехода мысли переключились на другое: тихое, мирное и спокойное. Вспомнилось далёкое безмятежное детство: старый уютный домик примыкающий к маленькой зелёной лужайке, дружный семейный ужин; как мама, после молитвы, поправляет на нём одеяло и гасит в комнате свет…

Свет… Свет… Приборная панель; компас…

Прямо по курсу светит белая луна, сзади – холодное северное солнце. Мотор привычно и вполне надёжно монотонно-успокаивающе шумит, под крылом безмятежные ватные облака покрывают гладь океана. В просвете между ними на поверхности тёмной воды мелькают рубленые льдины айсбергов. «Зрелище довольно красивое, – отметил про себя Уилл, – как это я раньше не замечал?.. Кажется, скоро идти на снижение»…

Лик луны плавно изменил свои контуры и превратился в лицо матери: «Уилли, пора вставать, сынок!..» – Уилл раскрыл глаза…

– Осеменитель хренов! – вслух выругал себя пилот, потянув на себя штурвал, – Боже мой!…

– Что тебе, сын мой? – со страшным русским акцентом раздалось в наушниках гарнитуры, – ты что вытворяешь, это «Бычок-17»?!

Оказывается, пилот уснул, и в дрёме пытался посадить машину на полосу! Но ответ дежурному радисту базы прилёта тут же нашёлся:

– Я «Бычок-17», – назвал Уилли свой позывной, – почему не отвечаете?

– Ты вызывал? – интонации явно виноватые, – может у тебя с радиостанцией неполадки?

– Всё может быть, – уже более спокойно, философски ответил Уилл, – иду на посадку, подгоняй техников!…

По разные стороны баррикад

В прошлом году, осенью, наш чеченский отряд ОМОН в горах на ваххабитскую засаду нарвался. Собаки! Они только и умеют, что из-за угла нападать, со спины!

Это было в предгорьях, наш отряд в посёлок «К» направлялся. Идём по дороге, распределись по обочинам как положено. Слева, метрах в тридцати от дороги, лес, справа скалы. В одном месте я как чувствовал, – сейчас что-то будет. И точно – из лесу по нам стрелять стали! Мы под скалу откатились, за камни залегли. Перестрелка жесткая была, двоих сразу потеряли. В самый разгар боя вроде кто-то назойливо меня за плечо дергает. Ва-алла… Оглянулся – никого. Чувствую, опять дергает, вновь обернулся… а за спиной – скала. Ну, нет никого! Все наши за соседними большими камнями залегли, их не видно, слышно только – стрельба идёт беспорядочная, и подствольники работают.

Стал оглядываться, думаю, может, в запарке не вижу чего-то. И тут заметил, как от большого камня пуля летит, прямо в голову! Да, именно пуля, моя пуля. Облачко пыли и мелких камушков от трещинки медленно так клубятся, рассеиваются, и пулю четко вижу, как в замедленной киносъемке; а трещинка эта ещё продолжает расходиться. Эта пуля рикошетом пошла от камня, видно, что она малость сплюснута и крутится-вертится штопором, и горячий воздух вокруг неё «плывёт». Если бы не обернулся, она бы мне ровненько в затылок угодила, а так рядом с виском прошла, даже не поцарапала!..

В тот момент даже испугаться не успел; а потом, после боя, когда уже успокоился, плохо было… Слава Всевышнему и Всемилостивейшему! Бесконечная хвала Всевышнему Аллаху, Господу миров! До сих пор живой только благодаря Аллаху!..

***

Во имя Аллаха, милостивого на этом свете к верующим и неверующим и милостивого на том свете только к верующим. Благословение и приветствие нашему господину, лучшему из созданий, Мухаммаду, его семье, сподвижникам и всем, кто последовал за ними… Это было в конце лета. Наш отряд – пятнадцать человек, мы скрывались в лесу. Как-то на ночь выставили троих часовых, сами уснули в блиндаже. И вот снится нашему командиру, Джавату Исмаилову, будто старик, весь белый такой, седой, к нему подошел и говорит: «Вставай, Джават, опасность! Враги на подходе!» Джават вскочил, всех на ноги поднял, круговую оборону заняли. Оказалось, не напрасно: спецназ наемников подошел. Окружили нас со всех сторон, но мы их уже ждали, заранее приготовились к теплой встрече. Чем больше врагов, тем мы, вайнахи, сильнее! Славный был бой, но неравный: спецотряд – и нас всего пятнадцать. Только и успевали магазины набивать. А они нас жарят «шмелями», «мухами» рвут, со всех сторон огонь… сколько друзей-товарищей мы потеряли, хороших парней… Нам с Джаватом только Аллах и помог… в лесу отлежались… Еще трое наших спаслись… Джават совсем тяжелый был, но я его бросить не мог. А наших раненых «собаки» добивали. Потом я его на своих плечах оттуда вынес… Как позже выяснилось, среди нас находился вражеский агент, мы его со временем нашли и казнили… Мы еще в девяносто первом участвовали в чеченской революции под командованием самого Басаева, и наш легендарный отряд был в составе войск Конфедерации народов Кавказа. Только благодаря нам всегда поддерживался справедливый порядок в нашем джамаате…

Нехорошая девица

Следующая история из разряда городских легенд. Как сейчас помню – этот случай произошёл в частном секторе городского района ГРЭС в начале восьмидесятых годов прошлого века, но адрес, конечно же, давным-давно забыл: уж сколько лет прошло. Об этом случае в то время судачили все кому не лень, возможно, кто-нибудь из читателей даже про него и вспомнит; и приведу его постольку, поскольку он перекликается со следующим случаем:

Молодая девушка, кроме неё в доме никого не было. Вдруг, ни с того, ни с сего, из примыкающей комнаты вышел хорошо одетый молодой симпатичный человек, прошёл мимо: «Здравствуйте». Девушка даже не испугалась и машинально ответила: «Здравствуйте». Парень прошёл, с лязгом откинул дверной крючок и вышел из дома. Через несколько секунд девушке поплохело: до неё дошло… Встала, прошла к двери – крючок был в закрытом состоянии.

А этот эпизод – уже не легенда, это действительный случай в цепи странных событий, о которых мне рассказали близкие родственники, живущие в районе Залога. Залог до революции – сплошные церковные кладбища, а ещё ранее «божедомка» – про это я упоминал в рассказе «Мучин крест»; вот моя теория по этому поводу: «…В старину именно на этом месте находилась «божедомка», – общая яма, могила, которую устраивали во время мора. Также здесь было место погребения убитых во время восстаний язычников-туземцев, нищих и самоубийц. «Залаживали» их в яме сверху брёвнами, и всё. «Заложные» покойники должны были хорониться за речкой, так оно и было…». Да, район Залога отделяла от основного города бывшая протока реки Лены, от которой сейчас осталась небольшая речушка с мостом. На могилах сейчас стоят жилые дома. Надо сказать – в старину в Якутске было большое количество церквей, когда по реке к городу приближались баржи, первым делом все видели белые церкви и золотые купола, а уже позже, по мере приближения – сам город. Вокруг церквей – кладбища. В советское время церкви сносили, перестраивали, кладбища засыпали. И на их месте воздвигали современные жилые дома.

Происходило это так: в начале шестидесятых годов Якутск благоустраивался ударными темпами: воздвигались предприятия, современные жилые дома, магазины. Территории для этих строек находили очень просто: ликвидировали бульдозерами древние кладбища. Часто дети могли наблюдать, как ковш бульдозера срезал пласт земли, из-под которой тут же выглядывали человеческие конечности. Был случай, когда выкопали гроб, в котором находилось полностью сохранившееся тело девушки – купеческой дочери. Даже румянец на щеках был виден, – это не чудо, так вечная мерзлота сохраняет в нетлении плоть.

Бульдозеристы при этом ругали не советскую власть, а любопытных детей, которые приходили сюда специально – «на мертвецов посмотреть». Однако и сами бульдозеристы были любителями похохмить по-чёрному: одну выкопанную мумию вставили по пояс в песчаную насыпь, воткнули в рот папиросу, и так эта мрачная фигура на потеху всему городу с неделю и простояла.

Опять же – начало восьмидесятых. Семья – молодые мама, папа, годовалая дочь, бабушка; жили они на первом этаже двухэтажного дома по улице Дежнёва. Папа в то время был молодым сотрудником милиции. Однажды, в феврале месяце, он пришёл домой во втором часу ночи, разделся, одежду аккуратно уложил армейским способом рядом с диваном – на стул, лёг спать. Дочка спала в соседней комнате с бабушкой, он соответственно с женой на диване в отдельной комнате.

Уже улёгся, пару раз повернулся с боку на бок, и вдруг в комнате послышался шумоток. Парень открыл глаза… и тут же покрылся холодным потом, по коже сыпанули мурашки: из-под дивана, на который он только что лёг, вылезала молодая женщина, да так сноровисто, будто дело это для неё вполне привычное. В окно светила лампа от придорожного фонаря, так что в помещении было более-менее светло. Видно – якутка, волосы растрёпаны, торчат во все стороны, но на лицо не страшная, как принято описывать «живых мертвецов», можно сказать – симпатичная. Несмотря на красу, испугался парень по-настоящему. На фоне окна также видно, что на голое тело надета полупрозрачная ночнушка, или что-то вроде этого, в мелкий голубенький цветочек, и больше ничего. Парень даже присел на диване. Первой мыслью было – а не ухватить ли её за эту самую ночнушку, но босоногая женщина не обращая внимания на парня, уже громко прошлёпала мимо, вышла из комнаты, и прикрыла за собой дверь. Проснулась супруга: «Что с тобой?», – «Ты видела?», – «ЧТО?!». Парень встал, включил свет, оказалось – шумоток был произведён упавшей на пол со стула одеждой и кобурой – похоже, будто эта девица задела, когда вылезала из преисподней. Проверил все комнаты, замки на двери, осторожно заглянул под низкий диван, в шкафы…

С месяц-полтора подобные проверки под смех жены происходили каждый вечер, парню же было далеко не до смеха…

К сожалению, семейная жизнь не удалась. Через четыре года молодые развелись.

Но это ещё не всё. У парня другая семья, но дружеский контакт с взрослевшей дочерью имел, и, следовательно – и с тёщей, и с первой супругой. Дальнейшее развитие этой мистической истории имело продолжение уже в этом веке. Дочь выросла, вышла замуж, родила двух детей. Вроде бы всё хорошо, но молодой зять никак не может найти контакт с тёщей и пратёщей. Дочки вечерами перед сном чего-то сильно пугаются, но объяснить не в состоянии: ещё не разговаривают. По ним видно, что они испытывают просто панический ужас, чего-то страшно боятся. Никакие целители излечить девочек не смогли. И объяснить никто толком не может – что же происходит. Самой молодой маме однажды средь бела дня тоже примерещилось нечто подобное описанному выше, то есть произошёл случай один к одному подобный произошедшему в районе ГРЭС: «Здравствуйте»!.. Разве что «гость» – женщина.

Тёща однажды призналась, что ей как-то приснился сон: под стеной этой квартиры, рядом с диваном, гроб, в гробу переломленное пластами земли тело. Зятьку после разговора с отцом супруги становится что-то понятно, и летом, под видом утепления, он затевает ремонт пола. Вскрыв половицы, он приглашает священника, который и ставит в этой истории последнюю точку: совершает в квартире молитву за когда-то погребённого. Наконец-то девочки успокоились, стали спать без криков и истерик.

Память стен

Судя по всему, на втором этаже школы закончились уроки – перемена. Всё пришло в движение: зашумели отодвигаемые стулья, раздался детский гомон, галдёж, возбуждённые голоса, топот десятков ног. На первом этаже – тишина.

– Ты это слышишь, Коля?

– Ага… – ответил обескураженный сержант. Отложил в сторону газету и посмотрел в щербатый потолок, – что это?

– Без понятия… урок закончился что-ли…

Милиционеры одновременно посмотрели на настенные часы – 00—15, – время за полночь.

Сергей встал с кресла, взял со стола фонарик:

– Ты будь здесь, схожу наверх, гляну – что там.

– Ага…

Левое крыло школы было разрушено ещё в начале лета вследствие оттайки грунта вечной мерзлоты, крыло полностью рухнуло; благо – в тот день никого в школе не было и поэтому никто не пострадал. Центральный вход и лестница на этажи находились в исправном состоянии. Здание предстояло ремонтировать, в пустующей школе была выставлена охрана.

Сергей ушёл наверх, вернулся буквально минут через пять:

– Тишина… – выражение лица – полнейшее непонимание ситуации. Ткнул пальцем в потолок, – там тишина, зато здесь, слышу – бардак.

Напрягаться и прислушиваться – в этом не было необходимости: на верхних этажах галдёж не прекращался ни на минуту: топот десятков ног, возбуждённые голоса, звуки отодвигаемых стульев, – самая что ни есть обычная школьная перемена. Разве что без людей, глухой ночью, и в школе, которая закрыта по причине аварийного состояния здания: вечная мерзлота под Якутском местами тает, конечно же – пласты земли сдвигаются, бывает – рушатся здания.

– Нет, здесь всё тихо было, – шепнул Коля, – я же…

В головах сотрудников вневедомственной охраны завертелись-завихрились совершенно не милицейские, а какие-то древние, суеверные мысли, – это явственно наблюдалось по выражению глаз. Милиционеры быстро справились с собой, поспешили изобразить во взгляде мужество.

– Ладно, я схожу, – теперь уже Коля направился на второй этаж.

Луч фонаря шарил по стенам, дверям классов и стенгазетам – ничего примечательного. Разве что было слышно – уже не на втором, а на первом этаже вовсю жила своей самостоятельной жизнью кипучая школьная перемена: топот ног, возбужденные детские голоса, гвалт.

Чтобы тени от луча фонаря не метались и не дёргали нервы, Коля крепко зафиксировал его двумя руками, – так стало несколько спокойнее. Лампочка в фонаре была особенной, мощной, какого-то нового образца, батареи свежие. Сильный остронаправленный луч высвечивал даже дальний конец коридора, за спиной – кромешная тьма. Тьма липко обволакивала влажную от внезапно выступившего холодного пота спину Николая, – это было неприятно. Древние страхи завладели сознанием; вспомнилось, как в глубоком детстве часто просил маму не выключать на ночь свет хотя бы на кухне, чтобы полоска света пробивалась в комнату, и благодаря этому было не так страшно.

Резко развернувшись, Коля осветил противоположный конец коридора – никого и ничего. Тишина. На втором этаже и выше- тишина, ничего подозрительного. Подозрительно было внизу – на первом этаже.

«Как там Серёга?!». Почему-то вспомнилась глупая надпись на значке, который Сергей носил в нерабочее время на гражданской одежде, с надписью – «Ничем не могу помочь». Сажеными прыжками милиционер в два счёта преодолел пролёт, вид уже стоящего у лестницы надёжного товарища придал уверенности.

– Слушай, это здесь шумят, – Коля показал рукой наверх, – там всё нормально было, тихо как в…

– Тихо… – Сергей приставил палец к губам.

Шум на втором этаже школы не утихал, – мягко говоря, это было странно. Звуки прекратились ближе к рассвету, перед временем, которое называется «город стал просыпаться».

Этот случай мне рассказал боец ОМОНа, ещё в 2003 году. Случилось это с ним в 90-х годах, когда он служил в ОВО, – в то время по городу ходили разные слухи. Когда собрался писать рассказ, почему-то был уверен, что найду хоть какую-нибудь информацию в инете. К моему удивлению, по поводу третьей школы ничего стоящего не нашёл. За исключением двух заметок, которые привожу ниже.

Из материалов школьного музея, созданного 1 июня 2005 года:

История развития образования заложного района начинается 15 апреля 1888 года, когда Якутское областное попечительство открыло приют для арестантских и ссыльно-поселенческих детей. Он находился в одноэтажном деревянном доме в заложной части города. В этом приюте находились и дети дошкольного возраста. (Н АРС (Я) ф. 305—4.0П. 1,д.4.)

Из материалов ИА SakhaNews

1 июня 1990 года вечером произошло обрушение крыла средней школы N3. Только по счастливой случайности не пострадало большое количество детей, которые утром этого дня сдавали в ней экзамены.

У этой истории есть своеобразное параллельное продолжение. Однажды в конце мая я на своей машине вез одну учительницу на детское школьное мероприятие, которое мы должны были проводить на природе по случаю окончания обучения. И вот, проезжая по улице Дежнева мимо третьей школы, я вспомнил байку милиционера, и рассказал ей. Она не удивилась и тут же поведала мне происшедшее с ней интересное событие пятнадцатилетней давности:

– Да, есть такое. Вот, говорят, в старом здании якутского театра, вахтеры по ночам слышали пение известной покойной певицы. В краеведческом музее тоже что-то происходит. Наверное, это явление можно назвать «память стен»: всплески сильной энергетики впитываются зданием, и в особо тихие ночи стены как бы «отдают» в пространство «запомнившиеся» звуки путем акустических колебаний – так с физической точки зрения можно объяснить это явление. Другое объяснение на ум попросту не приходит.

В то трудное время я работала педагогом в школе якутского поселка «Х», по причине постоянной нехватки денег приходилось подрабатывать в этой же школе ночным сторожем. Только в отличии от третьей школы шум по ночам почему-то всегда доносился из спортзала: будто там спортивные занятия проводятся: дети галдят, смеются, бегают, слышны стуки мяча по полу. Не по себе как-то было.

Нехорошая собака

Страх длинною в пятьдесят лет: размером с человеческую жизнь. Скажете – такого не бывает? Вам судить. Рассказывает серьёзный мужчина за пятьдесят, завотделом серьёзного госпредприятия, очень просил не называть имени, так что назовём его Николай. В детстве он жил в однокомнатной квартире, в обычном двухэтажном доме – в так называемой типичной «деревяшке», неподалёку от нынешнего магазина N18 (дело в Якутске), в доме было печное отопление: то есть в каждой квартире – печка. В то время это было само-собой разумеющимся. Дом стоял в окружении частных развалюх и курятников.

Это было время, когда ныне не существующий кинотеатр «Мир», можно было увидеть с улицы Лермонтова, никаких застроек, а по дороге иногда ездили машины и очень редко – всегда переполненные маленькие автобусы «ПАЗ». Телевизора в семье не было, и мальчик даже не знал что это такое. После одного случая Николай до сих пор ложится спать только при свете ночного освещения: включает любой ночник, свет на кухне, или настольную лампу.

Планировка квартиры – зал с двумя кроватями, столом, фанерным шкафом, и тесная кухня с печью; второй этаж. Когда это произошло, Коле было лет пять, но его память сих пор хранит то событие во всех подробностях – настолько чётко это запало в сознание.

Был зимний вечер, молодые родители уложили малыша спать в кроватку, и, не выключив свет, ушли ворковать на кухню, дверь в комнату прикрыли. Почти тут же мальчик ощутил лёгкий толчок в спину – не понял. Опять толчок, уже посильней – это снизу, под кроватью кто-то или что-то толкало сетку.

Мальчиком поначалу овладело простое любопытство: «Что бы это могло быть?», – он пригнулся, и, свесив голову, заглянул под кровать… Первое, что пришло в голову при виде этой сущности – собака! Непонятное тёмное, почти чёрное пятно, огромная клякса; формами очень напоминала большую лохматую чёрную собаку. В подкроватном сумраке ярко лучились огромные глаза, от неё так и разило нечеловеческим злом, ненавистью, и чем-то потусторонним, сатанинским; конечности постоянно находились в движении: то уменьшались, то увеличивались в размерах, то вытягивались, как щупальца осьминога, то полностью исчезали, как бы втягивались в бесформенную кляксу.

Малыш, от внезапно охватившего его ужаса, громко закричал, сущность оперлась о конечности и резко выгнула спину, Коля от мощного толчка едва не выпал из кроватки; чуть ли не мгновенно в комнату забежали не на шутку перепуганные мама с папой: «Что с тобой, Коленька?!», – «СОБАКА!!!», – «Какая собака, где?!», – Коля, показал рукой под кровать: «там… там…». Конечно же, под детской кроваткой родители никого и ничего не обнаружили; списали всё на впечатлительность или на сон ребёнка, кое-как успокоили. Но память – вещь стойкая.

Этот дом, в ряду таких же стареньких «близнецов», стоит у дороги до сих пор, отопление уже централизованное, вокруг выросли современные каменные дома. Наверное, можно представить – когда Николай проезжает мимо, он вспоминает счастливое детство, и… – что ещё?.. Так вот, когда он мне это рассказал, я, конечно же, первым делом и вспомнил – кладбище «Мучин Крест»! Именно здесь было место, где хоронили арестантов якутской тюрьмы, – она находилась неподалеку; также здесь хоронили представителей бедных слоев населения. Кроме арестантов туда свозили замерзших на улице или скончавшихся от болезней бродяг, самоубийц. Когда-то, ещё до революции, именно в этом месте был мученически убит и распят на перевёрнутом кресте припозднившийся беспечный прохожий. Отсюда и пошло название погоста. Полиция так и не смогла найти преступников.

Давайте вернёмся в наше время; магазин N18: постоянные грабежи в этом районе города – обычное явление, плотные убийства, как на улице, так и в окружающих домах, разбои, изнасилования; чрезмерная беспокойность и агрессивность жильцов; вызовы скорой помощи – чаще всего детям; чересчур частые автомобильные аварии… всё это не только на этом перекрёстке, но по всей площади бывшего кладбища. Даже – частые несчастные случаи и травмы: например – упасть в открытый канализационный люк в этом районе – обычное явление.

Излюбленное место падения на прохожих рекламных щитов… – догадайтесь с пяти раз – где это место. Про зловещее кладбище «Мучин крест» наверняка знает, или, по крайней мере, слышало большинство коренного населения Якутска. Но мало кто связывает все эти случаи с энергетикой этого места. Страшного кладбища, как такового, давно уже не существует, всё плотно застроено современными зданиями. Но Зло из прошлого преследует жителей этих кварталов до сих пор.

Я рассказал про этот исторический факт, а также травматическую и криминальную статистику Николаю, внимательно выслушав меня, жить ему стало намного легче: слава Богу, что все эти напасти с ним ни разу не случились, и живёт он в другом районе города. На мой взгляд, эта сущность под видом «собаки» с младенчества и по нынешнее время подпитывалась энергетикой Николая, рвала его душу. Само-собой – Зло питалось и питается не только им, но и всеми, кто живёт в этом районе города. Но мало кто подозревает об этом.

Чувство греха и нерожденные дети

Аборт – грех. А добровольный отказ от брака,

зачатия, и радости материнства?

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

"За оврагами, за лесом, где волчата с интересом наблюдают за луной, наслаждаясь тишиной, жил-был стр...
Книгу «Из всех морей…» можно назвать лирической прозой. Рассказы пропитаны грустью, воспоминаниями, ...
Зинаида Александровна Миркина – известный поэт, переводчик, исследователь, эссеист. Сказки Зинаиды М...
Рассматриваются технологии производства микробиологических препаратов – грибных, бактериальных и вир...
Представлены толкования основных терминов и понятий, наиболее часто употребляемых при изучении дисци...