По следу Сезанна Мейл Питер

17

В вокзальном кафе ему подали как раз такой круассан, какие он любил: золотистый посередке с хрустящими поджаренными кончиками. Он макнул его в кофе и осторожно откусил. Круассан оказался на удивление вкусным и восхитительно свежим. И кофе был отличным: горячий, крепкий, бодрящий. Теперь Францен чувствовал себя гораздо лучше. Зато внешний вид, решил он, взглянув на мятую рубашку и галстук с пятнами вчерашнего соуса, оставлял желать лучшего. Бритва, душ, чистая рубашка — и он будет готов встретить новый день. Сразу же после завтрака надо будет найти приличный отель.

Подумав об отеле, он тотчас же вспомнил о «Ритце» и о том, что сегодня придется увидеться с Рудольфом Хольцем. Эти встречи и раньше не доставляли ему особого удовольствия, а уж после того, как Францена выселили из собственной квартиры, от одной мысли о Хольце у него начиналась изжога. Этот коротышка говорил с ним вчера по телефону будто с лакеем. И, честно говоря, если оглянуться назад, примерно так и складывались их отношения. У Хольца была работа, у Хольца были деньги, и Хольц любил, когда по его команде люди, как бобики, прыгали через палочку. Такой уж он человек.

Францен тщательно стряхнул крошки с усов и сам удивился, обнаружив, что улыбается. На этот раз все будет по-другому. Он нежно взглянул на алюминиевый чемоданчик под столом. Пока картины у него, он имеет преимущество. Несмотря на свое сомнительное занятие, Францен был человеком порядочным и даже не думал о том, чтобы выманить у Хольца сумму больше заранее оговоренной. Но некоторые уступки можно потребовать. Он не принадлежит Хольцу и имеет право честно зарабатывать себе на жизнь изготовлением подделок и для других заказчиков, если таковые появляются. И как раз сейчас ему предоставилась такая возможность: уже через несколько часов Пайн с друзьями будет у него в мастерской.

Францен достал из кармана карточку Пайна и взглянул на часы. Нет, еще слишком рано, чтобы звонить приличному человеку. Ничего, сейчас он найдет себе хороший отель и позвонит уже оттуда. Приняв решение, Францен бодро подхватил свой багаж и пошел навстречу солнечному свету и новому хорошему дню.

Бруно Параду из машины наблюдал, как просыпается улица Святых Отцов. В доме Францена открылась дверь, и из нее показался немолодой мужчина в очках — пессимист, захвативший зонтик, хотя в утренней синеве не видно было ни облачка. Мужчина взглянул на небо, потом на часы и торопливо зашагал в сторону бульвара. Этот спешит на метро и не представляет для Бруно никакого интереса.

Только через полчаса он увидел ту, кого ждал. Женщина перешла неширокую улицу и открыла машину, припаркованную прямо напротив нужного дома. Параду тронулся с места и подъехал поближе, перегородив дорогу и доступ к желанному месту. Женщина села на водительское сиденье и принялась неторопливо изучать свое лицо в зеркале, потом достала из сумочки щетку и поправила и без того безупречно уложенные волосы. Сзади уже сигналил нетерпеливый водитель. Параду выставил руку в окно, изобразил пальцами освященный веками жест и сам посигналил. Женщина оглянулась и обдала его презрением. С нарочитой неторопливостью она достала темные очки, нацепила их на нос и медленно тронулась с заветного пятачка.

Bon. Параду припарковался, выключил двигатель и разложил на рулевом колесе «Солдата удачи», любимый журнал наемников. По-английски он знал всего несколько подхваченных в барах слов, но читать было и не обязательно. Он покупал журнал ради картинок. Подобно прилежному инвестору, штудирующему «Уолл-стрит джорнал», он изучал рекламу новых и усовершенствованных средств уничтожения. Сегодня Параду, как зачарованный, любовался на фотографию пистолета «Глок 26», лежащего на широкой мужской ладони. Калибр девять миллиметров, магазин на десять патронов, вес — пятьсот шестьдесят граммов. Такой пистолет запросто можно носить, засунув в швейцарский армейский носок. Параду стал листать дальше и нашел рекламу ножа, которым можно рассечь свободно висящий трехдюймовый канат, объявление о льготной подписке на «Новинки автоматического оружия», фотографию замшевых перчаток со свинцовыми накладками на костяшках, объявления о распродаже приборов ночного видения всех возможных модификаций и о наборе на курсы снайперов и изображение пуленепробиваемого жилета в разрезе. Какая прекрасная страна Америка, думал он, разглядывая фотографию красотки, одетой только в патронную ленту. Время от времени Параду отрывался от журнала и поглядывал на улицу, но пока делать ему было нечего. Он отложил журнал и стал мечтать о том, как истратит свой гонорар. С семьюдесятью пятью тысячами долларов можно будет подумать и об «Узи».

Как это часто бывает, смена часовых поясов оказалась надежнее всякого будильника. А кроме того, Люси так не терпелось поближе познакомиться с Парижем, что уже в семь часов они сидели за завтраком в баре отеля «Монталамбер». Как ни странно, Сайрес оказался там еще раньше их, и они обнаружили его, розовощекого и благоухающего лосьоном для волос, за чтением «Геральд трибюн».

— Доброе утро, мои дорогие. Не ожидал увидеть вас в такую рань, — удивился он. — А как же завтрак в постели? Романтическое яйцо всмятку с видом на крыши Парижа? Немного шампанского в апельсиновом соке?

Люси наклонилась и чмокнула его в щеку.

— По-моему, пора найти вам подружку.

— Да, пожалуйста, — оживился Сайрес и, сняв очки, обвел взглядом комнату. — Вы видите здесь кого-нибудь подходящего? Мне нужна состоятельная вдова с кротким нравом, большим упругим бюстом и квартирой на острове Сен-Луи. Умение готовить желательно, но не обязательно. Непременно с чувством юмора.

— Кого-нибудь подыщем, — пообещала Люси, а Андре засмеялся.

Скоро бар начал наполняться людьми, официанты принесли кофейники, а трое путешественников занялись обсуждением одной из самых приятных в мире проблем — чем заняться в весенний солнечный день в Париже? Если не считать десятичасового свидания и, возможно, последующего ланча с Франценом, весь день принадлежал им, и Андре с Сайресом буквально засыпали Люси множеством соблазнительных и взаимоисключающих предложений: музей Орсе, вид на город с верхушки Триумфальной арки, от базилики Сакре-Кёр, прогулка на bateaumouche [44], кафе «Ля Палетт», где Андре провел большую часть студенческих лет, пирамида во дворе Лувра, могила Оскара Уайльда, винный бар Вилли и так далее, и так далее. Наконец они замолчали, дав и Люси возможность высказаться.

А она, немного стесняясь, сообщила им, что, может, это провинциально и глупо, но она, как все нормальные туристы, хочет увидеть Елисейские Поля, Эйфелеву башню и Сену. А если Андре еще и сфотографирует ее на фоне всех этик достопримечательностей, она вообще будет самым счастливым человеком в Париже, а фотографии пошлет на Барбадос бабушке Уолкот, которая за всю жизнь не была нигде, кроме Тринидада, куда ездила двадцать лет назад на свадьбу своего племянника. И что в этом такого ужасного?

— Лично я просто мечтаю еще раз увидеть Эйфелеву башню, — тут же согласился Сайрес. — А вы, милый юноша?

Андре не ответил, потому что любовался Люси, а та в свою очередь смотрела на Сайреса серьезно и немного умоляюще.

— Вы ведь не шутите? — с надеждой спросила она.

— Я никогда не шучу до восьми утра. Итак, куда мы пойдем до визита к Францену? На реку или к башне?

Победила река. Около восьми они вышли из бара, а всего несколько минут спустя в отель позвонил Францен и попросил соединить его с месье Пайном. Посыльный даже выскочил на бульвар, надеясь догнать их, но так и не увидел Пайна среди спешащих на работу парижан.

Случилось это оттого, что они сразу же свернули в узкий переулок, ведущий к рынку на улице Бюси. На таком маршруте настоял Андре, который особенно любил этот уголок Парижа.

Здесь царила атмосфера не мировой столицы, а маленького провинциального города в рыночный день. Прилавки были расставлены и на тротуарах, и на проезжей части. Местные собаки громко ссорились из-за упавших на землю лакомых кусочков. Торговцы и их постоянные клиенты обменивались шумными приветствиями и шутками, заботливо справлялись о здоровье друг друга в общем и о состоянии печени в частности. Аппетит пробуждался от одного только вида прилавков, заваленных сырами, хлебом, колбасами и овощами всех цветов и размеров: от банального картофеля до свежайшей зеленой фасоли, тоненькой, как спичка. За временными прилавками тянулся ряд магазинов и лавок, торгующих собственными галантинами, теринами, пирожными и крошечными, вкуснейшими птичками, разложенными в витрине как произведения искусства, которыми они по сути и являлись. На одном углу в сезон стояли бочки с устрицами, и человек в высоких кожаных перчатках вылавливал их, чистил и выкладывал на колотый лед. А еще в любое время года здесь поражало изобилие цветов, и между рядами всегда витал аромат роз, фрезий и свежей, влажной зелени.

Люси остановилась у одного из прилавков и сделала свою первую парижскую покупку: две крошечные темно-красные розочки, boutonnires, бутоньерки. Она воткнула их в петлицы мужчин и, отступив, полюбовалась на дело своих рук:

— Ну вот, теперь с вами не стыдно фотографироваться.

По улице Дофина они спустились к реке и самому старому парижскому мосту, который, как известно, называется Новым, и потом целый час веселились, фотографируясь для бабушки Уолкот. Фон для снимка выбирала Люси, а мужчины по очереди щелкали камерой. Тот из них, кто был свободен, играл роль статиста: Андре стоял перед девушкой, опустившись на одно колено, а Сайрес подглядывал за ней из-за фонарного столба. Потом Андре уговорил жандарма сфотографировать их втроем на фоне острова Сите, а уж когда этот самый жандарм согласился вместе с Люси позировать перед камерой, она уже не сомневалось, что весь Барбадос только о ней и будет говорить.

— Смешно, — сказала Люси, когда они двинулись в сторону улицы Святых Отцов. — А еще говорят, что все парижане — надутые и высокомерные. Вы можете себе представить, чтобы коп в Нью-Йорке согласился бы с кем-нибудь сфотографироваться?

— Не забывай, что он сначала француз, а уж потом полицейский, — напомнил Андре. — А настоящий француз всегда готов постараться ради красивой женщины.

— И это правильно, — одобрил Сайрес и, взглянув на часы, ускорил шаг. — Нам еще далеко? Мне не хотелось бы опаздывать.

Они сворачивали с набережной на улицу Святых Отцов, когда Параду выкинул в окно машины окурок последней сигареты, отложил журнал, предварительно завернув уголки нескольких наиболее интересных страниц, и стал внимательно наблюдать за улицей, надеясь вот-вот увидеть троицу, описанную Хольцем: высокий, седой, хорошо одетый мужчина, черноволосый мужчина помоложе, возможно, с фотокамерой, и стройная темнокожая красотка. Таких не трудно будет заметить. Параду достал из сумки пульт взрывателя и положил его на соседнее пассажирское сиденье. Без пяти десять. Клиенты могут появиться в любую минуту.

А вот и они! Торопливо идут со стороны бульвара Сен-Жермен, оживленно разговаривают, лица веселые, девушке приходится чуть ли не бежать, чтобы поспеть за двумя мужчинами. Параду не испытывал никаких эмоций, глядя на них, — он видел не людей, а семьдесят пять тысяч долларов, а в уме быстро прикидывал, сколько времени им понадобится, чтобы добраться до квартиры. Скорее всего, пять минут, после того как они зайдут во двор, может, чуть больше, если пожилой мужчина будет медленно подниматься по лестнице. А потом — ба-бах!

У двери, ведущей во дворик, они задержались, Сайрес достал из кармана бумажку с записанным кодом, набрал цифры на панели и отступил в сторону, чтобы пропустить своих спутников. Перед тем как войти, он поправил галстук-бабочку. На лице у него играла легкая улыбка. Параду убедился, что все трое внутри, и взглянул на часы. Он решил дать им семь минут.

В тот самый момент, когда Андре собирался нажать на звонок, дверь подъезда распахнулась и из нее показался человек с велосипедом, прижимающий к уху мобильный телефон. Он прошел мимо, едва взглянув на незнакомцев, а они зашли в дом. Сайрес еще раз посмотрел в свою бумажку: последний этаж, правая дверь. Они двинулись вверх по лестнице, а внизу в машине Параду, глядя на часы, считал минуты и нетерпеливо стучал пальцами по рулю.

— Уф, — вздохнул Сайрес, когда они поднялись. — С такой лестницей не растолстеешь.

Андре пару раз стукнул старинным медным молотком по двери, и звук эхом разнесся по площадке. Потом он нажал на ручку, и дверь неожиданно приоткрылась. В нерешительности они стояли на пороге.

— Наверное, он открыл ее для нас, — предположил Андре. — Пойдемте. — Он широко распахнул дверь. — Нико! Доброе утро. Мы пришли.

Из квартиры на площадку потянуло сильным запахом газа. Пока они раздумывали, что им делать, сзади послышалось шарканье шлепанцев.

— Il est parti [45], — сообщил высокий немолодой голос.

Они оглянулись и увидели, что из соседней квартиры вышла пожилая женщина. Она вытерла руки о выцветший фартук и блестящими глазками подозрительно оглядела Сайреса, Люси и Андре.

— Parti, — повторила она.

— Но мы же договорились, — растерянно сказал Андре.

Старуха пожала плечами. Вполне возможно, сказала она. Все знают, что художники люди ненадежные и полагаться на них нельзя. И всю ночь по площадке кто-то топал. Не подумайте, что она специально подслушивала — нет, она совсем не любопытна, хотя, конечно, каждый обязан думать о безопасности соседей, — просто у нее очень чуткий сон. Так вот, кто-то пришел, а потом ушел. Женщина пошевелила носом. И еще этот кто-то, похоже, не выключил газ. Она покачала головой, поражаясь столь безответственному поведению.

— Ils sont comme a, les artistes. Unpeudingues. [46]

Стрелка на часах Параду отмерила последнюю секунду из отпущенных семи минут, и он нажал на кнопку.

Двойной взрыв, усиленный скопившимся в квартире газом, полностью разрушил кухню и половину мастерской, все окна и даже часть крыши. Входную дверь сорвало с петель, а всех стоящих на площадке отбросило к противоположной стене. В наступившей после оглушительного грохота тишине было слышно, как падают на пол куски штукатурки с потолка.

Пожилая леди опомнилась первой и для начала осыпала потоком ругательств Сайреса, лежащего у нее на груди. Андре потряс головой, чтобы избавиться от звона в ушах, и почувствовал у себя на плече руку Люси.

— Ты как? — спросили они хором, и оба облегченно перевели дух.

— Сайрес, а вы?

— Кажется, все в порядке. — Он попытался шевельнуть рукой, чем опять сильно рассердил старуху. — Мадам, прошу меня простить. Андре, скажите ей, ради бога, что я не нарочно.

Они медленно поднялись на ноги, и Андре помог соседке.

— Надо вызвать pompiers [47], — сказал он. — Можно воспользоваться вашим телефоном?

Старуха кивнула, отряхивая пыль с передника:

— Только вытрите ноги.

Взрыв, даже приглушенный стенами и расстоянием, показался Параду обнадеживающе громким. Интересно, как быстро доберутся сюда пожарные и полиция? И «скорая помощь». Он должен увидеть трупы. Несколько прохожих уже остановились перед запертой дверью во двор и сообщали друг другу, что там, похоже, случилось что-то серьезное. Скоро всю улицу перегородят, и отсюда невозможно будет выбраться. Параду, решив наплевать на штраф, отогнал машину на бульвар Сен-Жермен, вернулся назад пешком и присоединился к кучке зевак.

Скоро послышался звук сирены, через минуту из-за угла показалась пожарная машина и остановилась напротив дома. Сразу за ней прибыла и полиция. Люди с хрипящими рациями в руках быстро заполонили улицу, перекрыли движение, растолкали любопытствующих и распахнули дверь, ведущую во двор. Параду надел темные очки и перешел на другую сторону улицы.

На верхней площадке люди вформе разделились: пожарные осторожно двинулись внутрь полуразрушенной квартиры Францена, а двое полицейских вошли в квартиру напротив, чтобы поговорить с четырьмя уцелевшими свидетелями. Старая дама уже вполне оправилась от шока и сразу же набросилась на старшего офицера — усталого мужчину, у которого были красные от недосыпания глаза и черная утренняя щетина на подбородке, — с жалобами на преступную безответственность соседа. В доме до сих пор пахнет газом. Они все могли погибнуть под обломками, а она женщина нервная и совершенно одинокая, если не считать кошки!

Полицейский вздыхал и сочувственно кивал. Один из пожарных просунул в дверь голову и сообщил, что тел в развалинах не найдено. Потом младший полицейский долго записывал их имена, адреса и показания. Снаружи, с каждой минутой теряя надежду, Параду все еще ждал прибытия «скорой помощи». Любопытные, поняв, что новых взрывов, кровопролития и трупов не будет, начали расходиться, и оставаться незаметным стало трудно. Он огляделся, обнаружил маленькую букинистическую лавку, зашел в нее и устроился у окна, прикрывшись большим, переплетенным в кожу томом Расина.

Полицейский просмотрел записи в своем блокноте и устало потер глаза.

— Вы можете быть свободны, — сказал он Андре. — Наш водитель довезет вас до отеля. Сожалею, что с гостями нашего города произошел такой прискорбный случай. — Он повернулся к хозяйке: — Мадам, благодарю вас за помощь.

— Вы, вероятно, потребуете, чтобы я пришла в участок, и еще раз допросите меня? — вздохнула она с видом человека, сознающего свой гражданский долг.

— Нет, мадам, в этом нет необходимости.

Когда она закрывала за ними дверь, на ее лице было написано явное разочарование.

Параду увидел в окно, как три его несостоявшиеся жертвы, запыленные, но совершенно невредимые, направляются к полицейской машине. Один из пожарных отогнал перегораживающий дорогу автомобиль.

— Merde!

Швырнув книгу на стол, Параду выскочил из магазина и помчался на бульвар. Продавец с изумлением смотрел ему вслед. Конечно, Расин далеко не всем нравится, но все-таки такую яростную реакцию на творчество великого драматурга он наблюдал впервые.

Полицейская машина неслась по бульвару Сен-Жермен, и Параду едва поспевал за ней. Putain [48] полиция! Носятся как угорелые. Он на ощупь нашел сигареты. Как могли эти трое выжить после такого взрыва? Он хорошо видел их всех на заднем сиденье. Пожилой мужчина, повернувшись, говорил что-то девушке. Вот они — семьдесят пять тысяч долларов, меньше чем в десяти метрах от него! В довершение всех своих бед мочевой пузырь очень настойчиво напомнил о себе. Куда они, черт побери, едут?

Взвизгнув шинами, полицейская машина свернула на улицу Бак, потом еще на одну маленькую улочку и затормозила у входа в отель «Монталамбер». Теперь, вместо того чтобы искать туалет, Параду придется искать место для парковки.

— Не знаю, как вы, — сказал Сайрес, — а я бы с удовольствием чего-нибудь выпил.

Они уже свернули в бар, когда их окликнула девушка из-за стойки.

— Месье Пайн? Вам звонили и оставили сообщение. Мы даже пытались догнать вас. — она очень мило пожала плечами, — но не успели.

Сайрес поблагодарил девушку и вслух прочитал записку: «Планы, к сожалению, меняются. Пожалуйста, позвоните мне в отель „Релэ Кристин“: 43-26-71-80. Францен».

— Вот бы чуть пораньше, — вздохнул Андре. — Как вы думаете, он знал?

— Сейчас выясним. Закажите мне водку, самую большую порцию. Я скоро вернусь.

Люси и Андре сели за столик, не обратив никакого внимания на крепкого мужчину, который влетел в бар прямо перед ними, заказал рюмку пастиса и, не переводя дыхания, спросил, где тут мужской туалет. Андре заботливо стер пыльное пятнышко со щеки Люси.

— Лулу, мне ужасно жаль, что так получилось. С тобой правда все в порядке?

Она кивнула.

— Нам здорово повезло. Если бы эта соседка не вышла на площадку…

Андре сжал ладонями ее холодную, все еще дрожащую руку.

— Что будешь пить? Ром?

— Двойной, — улыбнулась она. — Льда не надо.

Параду вернулся в бар и нашел место как можно дальше от Андре и Люси. Спрятавшись за газетой, он наконец-то смог оценить всю глубину постигшей его неудачи. Единственное утешение — это то, что он знает, где они остановились. Но надолго ли? И, кроме того, в отеле к ним не подберешься. Хольц сказал, что к вечеру прилетит в Париж. Может, у него будут какие-нибудь идеи? А до тех пор главное — не терять их из виду. Он заказал еще порцию пастиса и поверх газеты увидел, что к парочке присоединился пожилой мужчина.

Сайрес глотнул водки и наклонился поближе к Люси и Андре. Лицо у него было очень серьезным.

— К сожалению, все по-прежнему непонятно, — понизив голос, сказал он. — Францен пришел в ужас, когда услышал о взрыве, по-моему, вполне искренне. Спрашивал о вашем здоровье. Он по-прежнему хочет встретиться с нами, но только не в Париже.

— Почему?

— Говорит, тут слишком опасно. Видимо, он что-то подозревает. Или кого-то. Но не говорит, кого или что. Сказал только, что Париж вреден для всех нас.

Андре почувствовал, как Люси под столом сжала его руку.

— Похоже, так и есть, судя по сегодняшнему дню. Где он хочет встретиться?

Сайрес покачал головой, не отрывая глаз от стакана.

— Он сказал, что уезжает из Парижа немедленно и сам свяжется с нами. Нам надо только дождаться его звонка. Да, и еще — Францен считает, что за нами могут следить.

Все трое невольно огляделись и не заметили ничего подозрительного. За несколькими столиками сидели пары и более многочисленные компании: люди улыбались, разговаривали, заказывали ланч. Худая бледная девушка ждала кого-то за столиком на двоих и часто поглядывала на часы. В дальнем углу мужчина читал газету. В этой приятной обстановке, среди беззаботных, обычных людей как-то нелепо было думать об опасности.

— Скажите, Сайрес, вы ему верите? — спросил Андре. — С какой стати кому-то надо за нами следить?

— Я думаю вот что. — Сайрес одним глотком допил водку. — Во-первых, мне кажется, он говорил вполне искренне. И был очень напуган. Во-вторых, не надо большого ума, чтобы понять — все это как-то связано с картиной. А в-третьих, — он повернулся к Люси, — я думаю, что вам надо вернуться в Нью-Йорк. И вам тоже, Андре. Это я хочу провести эту сделку, а вам совершенно незачем рисковать.

Несколько минут они молча смотрели друг на друга, и в наступившей тишине гул голосов стал громче и разборчивее. «…а я ему сказала, — возмущался резкий голос с американским акцентом, — что если он в следующем месяце не получит развод, то я уезжаю, и плевать мне на его обещания и на это любовное гнездышко. Ну и гады французы! Как тебе кажется, лососина вроде ничего?»

Люси рассмеялась.

— Да бросьте вы, Сайрес, расслабьтесь. Это был просто несчастный случай. Вы же чувствовали запах газа. А может, кто-то имеет зуб против Францена. В любом случае я остаюсь. — Она оглянулась на Андре. — Мы оба остаемся, да?

Она так упрямо выставила вперед подбородок, что Андре тоже улыбнулся.

— Я думаю, Люси права. Мы останемся с вами, Сайрес.

— Не стану скрывать, я очень рад, — признался тот, и, действительно, лицо у него посветлело, а глаза опять заблестели. — Кстати, насколько я помню, тут неподалеку на улице Шерш-Миди есть одно очень симпатичное местечко, а ничто так не способствует аппетиту, как хороший взрыв. Как вы на это смотрите?

Параду дал им выйти на улицу и только потом пошел следом. После выпитого пастиса очень хотелось есть, а когда он увидел, как они заходят в небольшой ресторанчик, аппетит и вовсе разыгрался. Убедившись, что они сели за столик, он пошел покупать себе сандвич.

18

Францен влился в поток транспорта на priphrique [49], радуясь, что с каждой минутой все больше удаляется от Парижа, Хольца ипсихов с бомбами. Он был почти уверен, что этот гнусный карлик организовал взрыв, а самого его предупредил, только чтобы спасти картины. Какое счастье, что они у него, лучшей страховки и быть не может. Сейчас ему требуется только удобное и безопасное убежище, а также время, чтобы подумать и принять решение. И сделать выбор: Хольц или Пайн. Один или другой.

Францен даже не сразу заметил, что бессознательно сворачивает в сторону трассы А6, идущей на юг через Бургундию и Лион. С югом его связывали несколько чрезвычайно приятных воспоминаний, а одно из них — при смешении верных доз лести, извинений, изобретательности, искреннего раскаяния и неотразимого обаяния — могло бы стать отличным решением части из его проблем. Францен углубился в воспоминания о Ле-Кроттен, крошечном городке неподалеку от Экса, и о стареньком домике, из окон которого открывался вид на гору Сен-Виктуар. И об Анук.

Они с Анук были близки — иногда более, иногда менее, поскольку она не отличалась уравновешенным темпераментом, — в течение шести лет. Это была во всех отношениях импозантная женщина: ее голос, рост, грива волос, мировоззрение, осанка и внушительная фигура производили одинаково сильное впечатление. Критик, возможно, назвал бы ее чересчур пышной. Но Рубенс с ним не согласился бы. И Францен тоже. В целом воспоминания о годах, проведенных с Анук, были приятными и со временем становились еще приятнее, как это обычно и происходит с воспоминаниями такого рода.

Они расстались полтора года назад из-за пустякового недоразумения творческого характера. Как-то раз Анук неожиданно явилась домой именно в тот момент, когда Францен пытался придать правильную позу деревенской девушке, согласившейся ему позировать. Все бы, наверное, обошлось, если бы поза оказалась чуть более скромной, или если бы на девушке было надето хоть что-нибудь, кроме венка из цветов (картина намечалась в духе романтизма), или хотя бы сам Францен не снял штанов. Анук, разумеется, тут же сделала поспешные выводы и выгнала обоих из дома. Попытки объяснить недоразумение оказались неудачными, и Францен поджав хвост вернулся в Париж.

Но время — лучший лекарь, говорил он себе, катясь среди зеленеющих полей, а Анук, несмотря на свой взрывной характер, женщина добрая. Сегодня вечером он позвонит ей и вручит свою судьбу в ее руки. Она должна пожалеть бездомного беглеца. Посчитав вопрос с примирением решенным, Францен задумался над менее романтичной, но тоже насущной проблемой: его вместительный желудок, пустой с раннего утра, уже весьма громко напоминал о себе.

Францен рассудил, что после пропущенного ланча и всех прочих обрушившихся на него невзгод человек имеет право на хороший обед и чистую постель, а мелькающие на дорожных щитах названия «Лион» и «Макон» навели его на удачную мысль. Где-то между двумя городами находится небольшое местечко Роан, а в нем — прославленный ресторан «Дом Труагро». Как-то еще в первый год знакомства они с Анук побывали в нем, и сейчас Францен ясно вспомнил запотевшие оловянные кувшины с местным «Флери» и изысканнейший ланч из семи блюд, после которого они едва добрели до маленького отеля, расположенного через дорогу от ресторана. О чем еще может мечтать бездомный художник? Словно поддерживая это мудрое решение, нога Францена сама вдавила в пол педаль газа.

День у Параду выдался такой же паршивый, как утро. Воспользовавшись тем, что клиенты заняты ланчем, он успел сбегать за машиной и битых два часа сидел в ней у ресторана на Шерш-Миди. Наконец они вышли, взяли такси, он поехал за ними к Эйфелевой башне и там снова ждал. Теперь они застряли на верху Триумфальной арки, а у него кончились сигареты. С мобильного телефона Параду позвонил жене, чтобы узнать, нет ли для него сообщений, а она спросила, ждать ли его к обеду. Откуда ему знать? Обидно, что в таких людных местах у него нет ни малейшего шанса сделать свою работу, но по крайней мере он сможет доложить Хольцу, чем они занимались. Уже почти пять часов. Ну сколько, черт подери, можно пялиться на эти putain Елисейские Поля?

— Сегодня я хочу показать вам еще кое-что, — обратился Сайрес к Люси, когда они втроем спустились с Триумфальной арки и стояли у подножия, в точке, из которой лучами расходились широкие проспекты. — Каждая девушка, в первый раз приехавшая в Париж, непременно должна выпить что-нибудь в баре «Ритца». Увидите традиционное cinq sept [50].

— Вы просто змей-искуситель, Сайрес, — усмехнулся Андре.

— Если уж искушать, так в «Ритце», — быстро сказала Люси. — А что это такое?

— Старый парижский обычай. Два часа, между пятью и семью вечера, когда местные джентльмены выводят в свет своих любовниц, прежде чем вернуться домой к женам. Все очень прилично и очень романтично.

— Романтично? — моментально ощетинилась Люси. — Но это же просто ужас! Шовинизм в чистом виде.

— Разумеется, — широко улыбнулся Сайрес. — Но ведь Никола Шовен и был французом, хотя прославился патриотизмом, а не сексизмом.

— Ну вы и штучка, Сайрес, — покачала головой Люси. — Это такой «счастливый час» по-французски, да? А как мне там себя вести?

— Шикарно выглядеть, сидеть нога на ногу и пить шампанское.

Люси немного подумала и кивнула:

— Мне это нравится.

А у Андре были другие планы.

— У меня тут есть одно небольшое дельце, — сказал он, а кроме того, я не одет для «Ритца». Лулу, если поднимешь юбку чуть повыше, тебе дадут бесплатные орешки.

Она показала ему язык и взяла Сайреса под руку.

— Я даже не спрашиваю, куда ты идешь.

— Это сюрприз. Встретимся в отеле.

Параду даже зарычал от досады, увидев, что они расходятся в разные стороны: пожилой мужчина и девушка стали ловить такси, а молодой человек направился к станции метро «Авеню Клебер». Это решило дело. Машину здесь не оставишь, и в метро на ней не спустишься. Значит, надо следить за оставшимися двумя.

Сайрес с Люси еще стояли в вечерней пробке на Елисейских Полях, когда Андре вышел из метро в Сен-Жермен и направился к небольшому антикварному магазинчику на улице Жакоб. Его неброская с виду витрина на деле была хитрой ловушкой, поставленной на проходящих мимо туристов. В ней беспорядочно лежали вроде бы случайные, по большей части пыльные предметы, ни на одном из которых не было цены: фаянсовые супницы, скрепленные бечевкой связки столовых приборов, бронзовые вешалки для шляп, потускневшие от старости зеркала, серебряные крючки для шнуровки, старинные штопоры со специальной кисточкой в ручке, бокалы и кубки, низенькие подставочки для ног, табакерки, коробочки для пилюль, хрустальные чернильницы. Все это создавало у доверчивого туриста впечатление, что он случайно набрел на единственную сохранившуюся в Париже дешевую лавку старьевщика. Но Андре, друживший с хозяином еще со студенческих лет, хорошо знал, что цены в магазинчике просто грабительские, а лучший товар всегда спрятан в самой глубине.

Он толкнул дверь и перешагнул через чучело спящего кота, лежащее здесь специально, чтобы об него спотыкались незадачливые покупатели.

— Юбер! Просыпайся! Пришел твой первый клиент.

Из-за лакированной ширмочки послышалось бурчание, а вслед за ним появился сам хозяин — неожиданно высокий для француза человек с каштановыми кудрями и зажатой в зубах сигарой. На нем была белая сорочка без воротника и древние полосатые брюки, подвязанные не менее древним шелковым галстуком с эмблемой Марилебонского крикетного клуба.

Он достал изо рта сигару, склонил голову набок и прищурился:

— Это тот, о ком я подумал? Лартиг наших дней? Будущий Картье-Брессон [51]? Андре, это ты, saulad [52]? Откуда ты взялся?

Он обнял Андре, обдав его ароматом «Гаваны», а потом, отстранившись, придирчиво осмотрел.

— Очень уж ты худ. Ну да, я забыл, ты ведь теперь в Нью-Йорке. Приличному человеку там поест нечего. Как жизнь?

— Хорошо, Юбер. А как ты?

— Как всегда, добываю гроши в поте лица. Едва хватает на хлеб и воду. — А скаковую лошадь еще держишь?

— Трех, — подмигнул Юбер, — только не проболтайся Карине.

Полчаса они с удовольствием болтали, рассказывали друг другу о своих новостях, делились сплетнями об общих знакомых и их женах, обменивались добродушными оскорблениями, воспоминаниями и привычными шутками, и только потом Андре вспомнил, зачем пришел.

Он объяснил Юберу, что ему нужно, а тот внимательно выслушал и кивнул.

— У меня есть как раз то, что ты ищешь. — Он подвел Андре к столу, достал из широкого среднего ящика большой поднос и жестом фокусника, достающего из шляпы кролика, сдернул с него старый, выцветший бархат. — Voil. Смотри. Во всем Париже нет такого выбора, можешь поверить мне на слово.

Андре посмотрел вниз через облако сигарного дыма и присвистнул:

— Где ты такое наворовал?

Юбер пожал плечами.

— Нравится что-нибудь?

Андре внимательно разглядывал два ряда серебряных рамок для фотографий в стиле ар-нуво, все состоящие из прихотливых, текучих линий и завитков. В каждую из них Юбер вставил старую черно-белую фотографию: Дитрих, Гарбо, Пиаф, Жанна Моро, Бардо. На почетном месте в центре Андре увидел именно то, что ему надо: рамка чуть больше остальных, на которой была в точности воспроизведена знаменитая вывеска парижского метро с изящно вплетенным в нее словом «ПАРИЖ». С нее задорно улыбалась Жозефина Бейкер с небезызвестным завитком волос на лбу. Андре взял рамку в руку, ощутил приятную тяжесть серебра и шелковистую поверхность отполированного металла.

— Эта мне нравится.

В одно мгновение Юбер превратился из задушевного приятеля в профессионального антиквара, который, перед тем как назвать цену, бережно подготавливает покупателя к неминуемому шоку.

— О да, у тебя хороший глаз, Андре. Их было сделано совсем немного: я за последние пять лет видел всего две, а в таком превосходном состоянии сохранилась и вовсе одна. Здесь все подлинное, даже стекло. — Он обнял Андре за плечи и слегка сжал. — И только ради тебя фотографию я отдам бесплатно.

Цену Юбер называл с таким скорбным вздохом, точно какие-то высшие силы установили ее против его воли. Она оказалась ничуть не меньше, чем ожидал Андре, и ему пришлось отдать все свои наличные. Хозяин элегантно упаковал рамку в страницу, вырванную из сегодняшнего номера «Ле Монд», а Андре занял у него сотню франков, чтобы отпраздновать покупку бокалом вина в кафе «Флор».

Он посидел за столиком, любуясь на спешащую мимо публику и представляя себе, какое лицо будет у Люси, когда он подарит ей рамку. Подумав об этом, он вдруг почувствовал себя до смешного счастливым. До чего же приятно было следить за тем, как она влюбляется в Париж.

— Здесь всегда такие пробки?

Люси и Сайрес едва тащились по Сент-Оноре под аккомпанемент непрерывных проклятий таксиста в адрес других водителей, глупости жандармов, которые, вместо того чтобы регулировать движение, все еще больше запутывают, и невозможности зарабатывать себе на жизнь в таких условиях. Они понимали все без перевода: во всех больших городах мира таксисты проклинают одно и то же.

На углу улицы Ройяль они вышли из такси и решили дальше идти пешком. В ста метрах сзади Параду, застрявший в той же пробке, в отчаянии выскочил из машины и увидел, что они сворачивают к Вандомской площади. Вернувшись на место, он с досадой ударил кулаком по рулю.

Сайрес и Люси тем временем подходили к огромной колонне, увековечившей победы Наполеона.

— Так вот, моя дорогая, — говорил Сайрес, — к бутику Армани я вас даже близко не пущу ради вашей же пользы. Видите его? Настоящее кладбище кредитных карточек. Меня всегда поражало, как…

— Сайрес, постойте!

Люси схватила его за руку и увлекла в темный дверной проем. Она смотрела на вход в «Ритц» и на остановившийся перед ним черный «мерседес». Мужчина и женщина в темных очках наблюдали за тем, как из багажника достают их вещи. Женщина была гораздо выше своего спутника.

— Кажется, я ее знаю, — озадаченно сказала Люси. — Это Камилла, главный редактор журнала.

Сайрес внимательно посмотрел на пару.

— Черт возьми, а я знаю мужчину. Это Рудольф Хольц. — Он потер челюсть и нахмурился, наблюдая, как мужчина и женщина заходят в отель. — Вы будете очень разочарованы, если мы не пойдем в «Ритц», дорогая? По-моему, нам надо вернуться в отель и поскорее найти Андре. Пойдемте, а по дороге я расскажу вам о Хольце.

Параду два раза объехал площадь кругом, потом нашел место для машины и обошел ее пешком и только тогда смирился с тем, что упустил их. Он остановился у «Ритца» и посмотрел на часы. Если рейс не задержался, Хольц должен быть уже здесь. И Хольц, и его семьдесят пять тысяч. Merde, ну и денек! Он решительно расправил плечи и, кляня свой мочевой пузырь, бегом припустился в отель.

Первым делом Камилла по привычке заказала шампанское в номер и попросила, чтобы какая-нибудь опытная горничная позаботилась о ее нарядах, измявшихся после перелета. Она уже вполне пришла в себя после недавних неприятностей. В самолете настроение Хольца заметно улучшилось, что бывало всегда, когда дела шли согласно его плану. Подробностей Камилла не знала, но видела, что он ждет хороших новостей. Он даже дал носильщику чаевые, вместо того чтобы сделать вид, будто не заметил его. Пока Хольц разговаривал с кем-то по телефону, бегло, как самый настоящий француз, в номер принесли шампанское. Камилла поставила перед ним бокал и подошла к окну полюбоваться одним из своих любимых видов. Вон и чудный бутик Армани на углу, он всегда приносит ей столько радости. Завтра она непременно забежит туда, пока Руди будут делать массаж.

Хольц повесил трубку, Но телефон тут же зазвонил снова.

— Да, — ответил он, — пусть пройдет.

— Ну что, дорогуша, где будем обедать сегодня?

Он поднес к носу бокал и подозрительно понюхал.

— Где-нибудь попроще. В «Тайеван» или в «Ле Гран Вефур». Решай сама. Скажи консьержу, он закажет столик.

Он сделал глоток, и тут в дверь постучали. Камилла открыла, и в номер, как стреноженный краб, ворвался Параду. Едва кивнув, он попросил разрешения воспользоваться туалетной комнатой.

— О боже, кто это? — ужаснулась Камилла, когда за ним закрылась дверь. — Он всегда так ходит?

— Он выполнял для меня небольшое задание, — объяснил Хольц, не собиравшийся посвящать Камиллу в подробности. Чем меньше народу будет знать об этом, тем лучше. — К сожалению, он не говорит по-английски, дорогая, поэтому, боюсь, тебе будет скучно, — добавил он, виновато улыбнувшись.

— Намек поняла, дорогуша. Я сбегаю вниз и поговорю с портье.

Дверь ванной открылась, Камилла неодобрительно покосилась на Параду, на ходу застегивавшего ширинку, и осторожно прикрыла за собой дверь.

— Ну, Параду, — Хольц откинулся на спинку кресла, — налейте себе шампанского и поскорее сообщите мне хорошие новости.

Для начала Параду осушил целый бокал и только потом рассказал обо всем произошедшем сухо и коротко, как было принято в Легионе, вне зависимости от того, докладываешь о победе или о поражении. Точное время, события, обстоятельства — все в хронологическом порядке, никаких оценок, только факты. По мере его рассказа благодушное выражение сползало с лица Хольца. Когда Параду замолчал, в комнате повисло тяжелое молчание.

— Итак, — сказал наконец Хольц, — мы знаем, где они остановились. Можно что-нибудь организовать прямо там?

Параду покачал головой:

— Невозможно.

— Невозможно, — вздохнув, повторил его собеседник. — а сто тысяч долларов не помогут преодолеть трудности?

— Месье Хольц, убить людей очень просто, если вы не против того, чтобы вас потом задержали. Фанатики постоянно это делают. Да, конечно, я могу застрелить их всех, когда они будут выходить из отеля. Убить легко. Скрыться после этого гораздо труднее. А эти алжирцы так распустились, что теперь весь Париж кишит полицейкими. — Он сложил руки на животе, давая понять, что все сказал.