100 волшебных сказок Коллектив авторов

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. О ТОМ, ЧТО ЗАДУМАЛ КАРАБАС, УЗНАВ, ЧТО КУКЛЫ УЛЕТЕЛИ

Карло глядел в окно. Вдруг за дверью послышались топот, бормотание, сопение. Это Карабас лез по лестнице, таща за собой тяжелый кошель. Он встал нынче спозаранку. Не терпелось ему прибрать кукол к своим рукам!

Он ввалился в каморку и бросил кошель на стол. Деньги звякнули.

– Бери! – крикнул Карабас. – Вот тебе за твоих актеров! Гей, куклы! Где вы там? Ступайте сюда!

– Напрасно вы трудились, синьор Карабас! – ответил Карло.

– Ведь я говорил вам, что не возьму денег. А моих актеров тут нет. Лучше не ищите!

– Где же они?

– Улетели! – Карло кивнул в окно. Там далеко в небе виднелся улетавший самолет.

– Куда улетели? Зачем? – заревел Карабас. И вдруг хлопнул себя по лбу. – Ах я, старый дуралей! Ведь говорили же мне пристанские крысы, что какая-то кукла уехала вчера на пароходе! Я думал, им привиделось! А это была Мальвина! Значит, мальчишки полетели за ней следом? Теперь я все понял. Я их догоню! Я их поймаю! Я их в бараний рог согну! А ты помирай!

Он схватил свой кошель и ринулся вон. Только треск пошел по лестнице.

Карло лежал и думал: «Летите, мои детки, быстро-быстро, чтобы Карабас вас не догнал! Авось я не умру. Дождусь, что вы вернетесь».

Он глядел в окно, но самолета уже не было видно. Он скрылся за облачком.

Тем временем Карабас побежал на пристань – узнать, куда ушел пароход.

– В Ленинград! – сказал матрос и отвернулся. Уж очень противно было смотреть на Карабаса, на его вытаращенные глаза и разинутый рот.

– В Ленинград так в Ленинград! – пробурчал Карабас и, переваливаясь, как утка, побежал домой.

А жил Карабас в настоящей трущобе. У него был дом – огромный, как дворец, но какой дворец! Одна стена развалилась, другая треснула, и в трещине росла крапива. Крыша скособочилась, как старое лукошко. На чердаке жили огромные пауки, в подвале гнездились змеи, а тараканы и клопы стадами ходили по всему дому, оставляя следы в густой пыли.

Только в одной комнатке не было пыли. Там на стенах сияли зеленые обои в белый горошек. На столике блестела пишущая машинка. Перед ней сидела рыженькая секретарша с пушистым хвостом – лиса Алиса. Она любила аккуратность. Да разве приучишь Карабаса к аккуратности?

Лиса печатала на машинке объявление о том, что завтра на Королевской площади откроется кукольный театр синьора Карабаса Барабаса. Уж конечно, Карабас добудет кукол! Завтра – за работу!

Вдруг Карабас ввалился в двери, выдернул из машинки объявление и скомкал его.

– Кончай работу! Мы едем в Ленинград!

– В Ленинград? Да что вы? – ужаснулась лиса и даже всплеснула лапками.

– А что такое?

– Да разве вы не знаете русской пословицы: повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову…

– Молчи! – гаркнул Карабас. – Ступай возьми билеты на самый быстрый самолет! Живо поворачивайся!

Лиса вздохнула, пожала плечиками и раскрыла свою сумочку.

– Ты пойдешь или нет? – заревел Карабас и выхватил плетку.

– Делу время, а туалету час! – сказала лиса, погляделась в зеркальце и причесала себе ушки. А потом уже пошла за билетами.

Карабас спустился в подвал, распугал спавших змей и поднял скользкую от плесени каменную плиту. Под ней лежали его сокровища. Он выгреб кучу золота, наложил полный чемодан денег и еще рассовал червонцы по всем карманам.

На ленинградский аэродром опустился самолет. Пилот заглянул в пассажирскую кабину и весело сказал:

– Вылезайте, голуби. Прилетели. Вот он, Ленинград.

Из кабины вылез толстяк с сизой бородой. Пальто на нем было старинное – с пелериной, шляпа трубой, на ногах сапожищи. А лицо заспанное, опухшее и смятое, как дорожная подушка. Он как ступил на землю, так и зашатался.

«Эх, укачало дедушку! – подумал пилот. – Ну ничего, внучка о нем позаботится. Она бойкая!»

Внучка тем временем выскочила из кабины и суетилась над чемоданами. Она была маленькая, верткая, в клетчатой кепке.

Личико розовое, кудряшки рыжие, на носу большие очки, а на шее зеленый шарф в белый горошек.

И вот дедушка с чемоданом, а внучка с саквояжиком в руках зашагали к воротам аэродрома. Это были, конечно, не дедушка с внучкой, а Карабас с лисой.

Утреннее солнце сияло в бледно-голубом небе. Крыши ангаров отливали серебром, крылья самолетов – золотом. А вдали в голубом тумане виднелись золотистые шпили городских башен.

Светло было в Ленинграде.

Светло и просторно.

Над воротами аэродрома реяли красные флаги, легкие и яркие, как лепестки гвоздики.

Вдруг Карабас остановился, выронил чемодан с червонцами и снова зашатался.

– Ну чего еще? – спросила лиса.

– Не могу идти, лиса. Просто невмоготу мне – до чего светло! Глаза так и режет! – прохныкал Карабас и вытер глаза рукавом.

– А вы нахлобучьте шляпу пониже! – сказала лиса. – Удивляюсь я вам, синьор Карабас. Кто вас просил ехать в Ленинград? А уж если приехали – терпите. То ли еще будет? Думаете, мне приятно носить на мордочке эту противную розовую маску? Я же терплю.

Она выпростала ручку в зеленой перчатке и поправила свое розовое личико. Оно было картонное. Карабас засопел и поплелся за ней следом.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. О ТОМ, КАК ДВА СТРАННЫХ ПУТЕШЕСТВЕННИКА ИСКАЛИ ПРИЮТА

Карабасу было тошно. Он привык к тесноте старых домов, к вони и грязи кривых переулков у себя на родине. Там ему было уютно. А здесь были просторные улицы, прямые, как стрела. Дома на них были светлые и стройные. Если и встречались где-нибудь на дороге мусорная куча или сломанный столб, они, казалось, говорили прохожему: «Мы здесь случайно. Мы ненадолго. Завтра нас уберут, и вы нас больше не увидите. Прощайте!»

А люди? Они шли по улице бодро и весело. Они держали головы прямо. Никто не сгибался в поклонах перед Карабасом, не бледнел от страха, не прятался в подворотни. Обидно было Карабасу смотреть на таких людей! А вот из-за угла ему навстречу вышли двое детей – мальчик и девочка – с сумками в руках. Мальчик взглянул на Карабаса и засмеялся:

– Смотри, Катя, какой бородач! Настоящий Карабас!

Сестренка дернула его за рукав:

– Да тише ты, глупый! Старичок может обидеться!

И они быстро прошли мимо.

Карабас повеселел и погладил свою косматую бороду.

– Однако здесь про меня слышали! Меня знают, меня уважают!

– Уважают? – фыркнула лиса. – Не поздоровится вам от такого уважения!

– Это почему же? – обиделся Карабас.

– Давно сказано: добрая слава лежит, а худая бежит. Полюбуйтесь-ка на тот плакат. Вон, на заборе! Кто там нарисован?

Карабас взглянул на забор и обомлел. На плакате был нарисован он сам – во весь рост! Да какой страшный, какой противный! Выкатив глаза, он злобно рвал свою бороду, а Буратино скакал перед ним и показывал ему длинный-предлинный нос! На плакате было написано:

СМОТРИТЕ ФИЛЬМ ПО СКАЗКЕ

А.Н. ТОЛСТОГО

«ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК,

ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО»

Карабас сначала попятился, потом заревел, как бык, и ринулся вперед. Он хотел сорвать обидный плакат, растоптать его ногами, изодрать в клочки! Но лиса оттащила его прочь.

– Вы в своем уме? Не подходите к плакату! Вас узнают – соберется толпа… Уйдем, уйдем отсюда поскорее!

Она потащила Карабаса в боковую улицу.

Карабас кипел от злобы. Минуту тому назад он досадовал, что о нем не слыхали в Ленинграде. А сейчас он не знал, куда деваться от своей славы. Он сжимал кулаки, кусал губы, скрежетал зубами.

– Я их найду! Я их поймаю! Я их в порошок сотру! И шельмеца Буратино, и всех его друзей! Это они выболтали Толстому всю историю с золотым ключиком! Они, негодяи, осрамили меня на весь мир!

– Ладно, успокойтесь! – сказала лиса. – Прежде всего нам нужно найти верное пристанище и скрыться от любопытных взглядов. А там уж мы расправимся со всеми шельмецами по-свойски!

Они решили уйти подальше, на край города, – искать приют у людей, которые никогда не ходят в кино и ничего не слышали о золотом ключике.

Далеко им пришлось идти. Шумные, веселые улицы протянулись на целые километры. Кончились эти улицы – начались стройки.

Тут воздвигали огромный дом, там мостили площадь, там строили мост над широкой, медленной рекой. И повсюду виднелись растворенные двери кинотеатров и пестрые плакаты: «Смотрите все фильм «Золотой ключик»!» Словом, некуда было податься нашим путешественникам.

Шли они, шли и увидели, что в одном месте ломают старый, кособокий домишко. Рабочие уже сняли с него крышу и разбирали гнилые балки. Пыль стояла кругом, едкая столетняя пыль. И вдруг из этого дома выбежал клоп с дорожной котомкой за спиной и быстро зашагал по улице.

– Эй, братец, погоди! – крикнула лиса.

Клоп оглянулся, снял свою шапочку и низко поклонился Карабасу. Он сразу узнал милых земляков из Тарабарской страны.

Они рассказали ему про свою невзгоду.

– Да, трудное пришло время! – вздохнул клоп. – Нам, клопам, вовсе житья не стало. Старые дома ломают, а в новых нам селиться не велят. Я и сам уезжаю отсюда и не знаю, где приклоню голову. А вам я вот что посоветую: ступайте вон в тот кривой переулок, постучитесь вон в тот домик. Живет там старушка Марья Ивановна. Она подслеповатая и в кино не ходит. Попроситесь к ней на квартиру. Там вам будет спокойно.

Карабас и лиса послушались клопа и пошли в тихий переулочек.

Дома в нем были маленькие, старенькие. Перед домами росли липки в деревянных загородках, мостовая поросла травой. Видно, по этому переулку никто не ездил.

У одних ворот на лавочке сидела старушка в белой косынке.

Это и была Марья Ивановна.

Лиса подсела к ней и заговорила о разных разностях – о хорошей погоде, и о вчерашнем дожде, и о том, как быстро летит время. А Карабас стоял рядом, поглаживал бороду и улыбался как можно добродушнее.

Старушка оказалась разговорчивая, и лиса у нее все выспросила. Огромная борода Карабаса очень понравилась Марье Ивановне. Такая борода, только поменьше, была у ее покойного дедушки. Бывало, ребенком Марья Ивановна заплетала эту бороду в косички, и дедушка не сердился. Он был добрый. А в кино Марья Ивановна не ходит. Ей не нравится, что там все мелькает, все бегут куда-то, спешат, суетятся… Зато уж радио она слушает с удовольствием.

А радио ей поставил внучек Миша, умный, хороший мальчик. Он теперь с матерью на даче и пишет оттуда Марье Ивановне: «Приезжай, бабушка, к нам в гости!» А бабушка и рада бы поехать, да нельзя бросить квартиру: некому будет часы заводить.

А часы у нее замечательные, старинные, с кукушкой, только уж очень дряхлые. Часовщик сказал: если они остановятся, их уже не починишь. И со стенки их нельзя снимать. Вот Марья Ивановна и живет при часах, подтягивает им гирьки каждый день, а на дачу не едет. Посидит на лавочке, подышит воздухом – и опять домой!

Тут лиса подмигнула Карабасу и сказала сладким голосом:

– А на даче-то теперь благодать! Трава зеленеет, и птички поют. Сходили бы вы, Марья Ивановна, в лесок, набрали бы ягод, сварили бы вареньица любимому внуку! Ну не досадно ли сидеть тут на лавочке!

– Что и говорить! – вздохнула старуха.

– Жаль мне вас, Марья Ивановна, очень жаль! – сказала лиса. – Поезжайте вы, с богом, на дачу. Погуляйте на воле. А мы здесь присмотрим за вашими часами. Мы люди богатые, свободные, приехали Ленинград посмотреть и себя показать. Отчего бы нам не помочь старому человеку – не пожить в вашей квартире?

Подумала Марья Ивановна, взглянула опять на сизую бороду Карабаса, вспомнила покойного дедушку, а заодно и маленького внука – и согласилась. Да еще спасибо двум пройдохам сказала.

Она отвела их по скрипучей лесенке в свою квартирку под самой крышей.

В квартирке было уютно. На окнах – горшки с геранью, на столах – вязаные салфеточки, на полу – полосатые дорожки. В простенке висели старинные часы с узорчатым домиком на макушке и громко тикали.

И вот, едва Карабас ступил на порог, порог заскрипел. Шагнул Карабас в комнату – пол затрещал. Сел он в кресло – кресло охнуло, стол застонал, а большой шкаф треснул так громко, будто выстрелил.

– Не пускай злодеев в квартиру! – говорили вещи.

Но Марья Ивановна не слушала. Она влезла на стул и показала лисе, как нужно заводить часы. Заскрипели колесики, забренчали гирьки, и вот с треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из него выскочила желтая кукушка и жалобно прокуковала:

– Беда! Беда!

Но Марья Ивановна опять ничего не поняла. Ей уже виделись дача, сосенки, медный таз с горячим вареньем и внучек Миша, слизывающий с ложки вкусные пенки!

Она собрала свои вещички в узелок, простилась с новыми знакомцами и весело заковыляла на вокзал.

Едва дверь захлопнулась, лиса заглянула в комод, отворила шкаф, выдвинула ящики в столе, а потом бросилась к старенькой швейной машинке.

– Ах, вот они где!

Возле машинки лежали большие ножницы. Лиса схватила их, подтащила Карабаса к тусклому зеркалу и сунула ему ножницы в руки.

– Обрежьте бороду.

– Что? – заорал Карабас. – Чтобы я обрезал бороду? Да ты не в своем уме!

– Подведет вас эта борода! – сказала лиса. – Здесь каждый школьник видел ваш портрет на плакате. Они вас сразу узнают, как только покажетесь!

– Не узнают! – сказал Карабас. – Я засуну бороду под воротник и застегну пальто на все пуговицы! А уж с бородой я не расстанусь! Дудки!

Лиса пожала плечами и положила ножницы на место.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. О ТОМ, КАК ПАРОХОД С ДЕТЬМИ ПРИПЛЫЛ В ЛЕНИНГРАД

Пока Карабас и лиса устраивались в квартирке Марьи Ивановны, пароход с детьми все плыл и плыл по морю на северо-восток.

Маленькая девочка не расставалась с куклой. Днем она играла с ней, а вечером укладывала спать в свою постельку. Мальвина глядела прямо перед собой синими глазками, улыбалась красным ротиком. А если девочка ставила ее ножки на пол, она пела тоненько:

Дети на пароходе подхватывали хором эту песню и говорили между собой:

– Какая замечательная куколка!

Однажды вдали над серым морем показались тонкие синеватые трубы, башни, огромные купола. Это был Ленинград. Пароход вошел в устье медленной реки. Мимо низких, серых берегов, мимо горбатых подъемных кранов, мимо барок, нагруженных золотистыми досками, приближался он к причалу.

А вот и набережная – дома с колоннами, пристань и мост.

Сколько народу столпилось у пристани! Ленинградские школьники вышли навстречу приезжим детям с красными знаменами, с серебряными трубами, с букетами цветов.

Дети стояли на палубе, смотрели на берег. Маленькая девочка подняла Мальвину над перилами – пускай и кукла посмотрит.

И вот, когда борт парохода коснулся пристани, заиграла музыка. Люди на берегу закричали, замахали шапками и букетами, приветствуя гостей. В эту минуту Мальвина выскользнула из рук девочки и стремглав бросилась вниз.

– Ах! – вскрикнула девочка и заплакала. – Куколка упала в воду!

Но Мальвина упала не в воду, а на нижнюю палубу, на чей-то дорожный мешок. И тотчас же скатилась с мешка на пол. И быстро-быстро поползла в самый темный, самый дальний уголок судна… А там забилась в щель между двумя ящиками и дрожала.

Вот с парохода спустили сходни. По ним побежали резвые ноги – много ног. Дети высаживались на берег. На нижней палубе матросы громыхали ящиками, собирали узлы и чемоданы.

А Мальвина все еще сидела в темной щели и дрожала. Что же такое с ней приключилось? А вот что: она увидела Карабаса. Он стоял на берегу и смотрел на пароход в большой бинокль. Круглые стекла бинокля блестели, как страшные черные глаза. Сейчас он наведет их на Мальвину… Тут-то она и бросилась вниз.

Видел Карабас или не видел, как она падала? Если видел, он проберется на пароход. Тогда – прощай счастье! Он посадит Мальвину в мешок и увезет ее обратно в Тарабарскую страну!

Вот уже тихо стало на пароходе.

Музыка поиграла и замолкла, удаляясь. А Мальвина все еще боялась выглянуть на свет. В щели было темно, холодно и пахло плесенью.

Вдруг Мальвина услышала шорох, скрип и чье-то бормотание.

Она в страхе подняла голову. Над ней в пыльной паутине качался старый, седой паук.

– Ах ты, глупая, глупая девочка! – пробормотал паук. – Ну зачем тебя понесло на край света из Тарабарской страны? Вот ты и напугалась. Полезай ко мне в паутину, я сплету тебе теплую колыбельку, укрою тебя мягким пыльным одеяльцем. Ты уснешь, и никакой Карабас тебя не найдет. Качаться в паутине и сладко дремать – это и есть счастье! – И паук накинул на куклу легкую шелковую паутинку.

– Нет! – крикнула Мальвина, вскочив на ноги. – Мне такого счастья не нужно! Оно не поможет папе Карло!

Она разорвала паутинку и побежала на палубу.

Солнце зашло, небо стало молочно-голубое, только вдалеке за городом еще светилась бледно-желтая заря. Кругом было тихо.

Мальвина выглянула из-за борта. А вдруг Карабас все еще стоит на набережной? Но у пристани не было ни души.

Она тихонько пошла к сходням. Но где же сходни?

Они уже убраны. Между пристанью и пароходом – темная, глубокая вода. Как же пробраться на берег?

Над водой протянут канат. Одним концом он привязан к столбику на пароходе, другим – к пристани. Он отражается в воде. Отражение извивается, как змея. А сам канат висит неподвижно. Он толстый, крепкий, надежный.

Мальвина влезла на столбик, а с него – на канат. Крепко держится за канат руками и ползет по нему на коленках.

Тихонько, тихонько, не нужно торопиться. Не нужно смотреть вниз, в воду, а то закружится голова. Канат жесткий, он царапает Мальвине коленки. Руки устали. А до пристани еще далеко. Вдруг Мальвина сорвется с каната и утонет в темной воде?

Не нужно об этом думать. Нужно помнить о папе Карло и о том, чтобы добыть ему счастье.

– Гоп! – Мальвина спрыгнула на пристань. Она посидела немножко, отдохнула, поплакала. Уж очень страшно было ползти по канату. Хорошо, что это прошло!

На набережной было тихо и пустынно. Вдалеке громыхали и позванивали трамваи, взбираясь на мост. Над рекой мелькали их красные и зеленые огоньки.

Мальвина быстро шагала по каменным плитам набережной. Слева от нее булыжная мостовая. Справа – высокий парапет из гранитных глыб. Ни травинки кругом, ни цветочка. Одни серые камни. Неужто здесь водится счастье?

Вдруг Мальвина услышала за собой легкие шаги. По набережной бежала маленькая барышня в клетчатой кепке и вертела розовым носиком во все стороны. Мальвина спряталась за чугунную тумбу. Пускай барышня пробежит мимо – тогда Мальвина пойдет дальше. Но барышня подбежала прямо к тумбе, заглянула за нее и сказала:

– Что же ты прячешься, душечка Мальвина? Разве ты меня не узнала?

Тут из-под розового личика барышни выглянула страшная оскаленная морда.

– Лиса! – вскричала Мальвина и опять отскочила за тумбу.

Но лиса подобралась к ней с другой стороны.

Мальвина побежала вокруг тумбы, а лиса – ей навстречу.

Так они вертелись возле тумбы, а лиса приговаривала:

– Не бойся, не бойся, детка! Пойдем домой, крошка! Пойдем к нашему хозяину Карабасу!

И вдруг она перепрыгнула через тумбу и схватила Мальвину поперек туловища.

– Долго мне возиться с тобой, противная девчонка? Вот я тебе нос откушу!

У Мальвины потемнело в глазах и сердце замерло. Теперь прощай, счастье! Прощай, папа Карло!

Лиса сунула куклу под мышку и быстро зашагала по набережной.

Как же это случилось, что лиса подкараулила Мальвину?

А вот как.

Ни лиса, ни Карабас не видели, как Мальвина упала на нижнюю палубу. Но они знали, что она приехала с детьми на пароходе.

Карабас глядел в бинокль на каждую девочку, проходившую по сходням, – не несет ли она Мальвину? Но девочки несли в руках только узелки и чемоданчики.

Одна маленькая девочка шла с пустыми руками и плакала. Карабас даже не посмотрел на нее – мало ли о чем плачут девчонки? А это была маленькая Анита, она плакала о своей пропавшей кукле. Когда же она сошла на берег, ей подарили большой букет пионов. И она перестала плакать.

Приезжих детей посадили в блестящие автомобили и повезли по набережной.

Школьники построились в колонну и пошли за ними с красными знаменами, с серебряными фанфарами. Тогда Карабас сказал лисе:

– Может быть, Мальвина осталась на пароходе, а может быть, дети увезли ее с собой в каком-нибудь чемоданчике. Ты останься здесь и пригляди за пароходом, а я побегу – узнаю, куда повезли детей.

Карабас спрятал бороду под пальто, застегнул пуговицы покрепче и побежал за колонной школьников. А лиса спряталась за афишный столб. Стоит, читает афиши, а сама поглядывает на пароход.

Набережная опустела.

На пароходе убрали сходни. Наступили светлые весенние сумерки.

И вдруг лиса увидела, что по канату над водой скользит что-то розовое. Как будто ветер придул к канату розовый цветок и тихонько его шевелит.

Но никакого ветра не было.

– Эге, – сказала лиса. – Знаем мы, какой это цветочек!

Она подождала, пока Мальвина сошла на берег, и тогда пустилась за ней вдогонку.

Теперь лиса гордо шла по набережной, похлопывала Мальвину лапой по голове и думала: «Ну, одно дело сделано. Мальвина в наших руках. Теперь остается только поймать мальчишек. Эх, господин Карабас, что бы вы стали делать без моей помощи?..»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. О ЗАБОТЛИВЫХ ЛЮДЯХ И О ДОГАДЛИВОЙ СОБАКЕ

Лиса подошла к трамвайной остановке. Тут было мало народу: худой мужчина с портфелем под мышкой, румяная женщина в белом беретике и курносый мальчик. Этого мальчика звали Костя. Румяная женщина приходилась ему теткой, и он провожал ее до трамвая. А худой мужчина был сам по себе.

Лиса скромно остановилась возле рельсов и стала ждать трамвая. Никто бы не подумал, что это лиса. Стоит себе маленькая барышня, держит куклу под мышкой. Верно, везет ее своей маленькой сестренке. Глазки у куклы синие, губки красные. Никто бы не догадался, что у Мальвины сердце разрывается от горя. Да никто и не смотрел на нее.

Худой мужчина задумался, уставив глаза на рельсы. А тетка с племянником глядели вдоль набережной и смеялись.

Там бегала большая серая собака.

Это была овчарка. У нее были сильные, высокие ноги, крепкая грудь и торчащие ушки над черной как уголь мордой. Видно было, что она бегает тут для своего удовольствия – то воробьев спугнет, то вскочит передними лапами на парапет и лает на проходящий пароходик, то как пустится бежать по панели большими прыжками!

Весело было на нее смотреть.

– Я знаю эту собаку! – сказал Костя. – Ее зовут Друг. Она живет в нашем доме у доктора Николая Ивановича. Она ходит с хозяином на военные занятия и учится ловить шпионов.

– Какая умная! – сказала румяная женщина и позвала: – Друг! Друг! Поди сюда!

Но Друг остановился и понюхал воздух. Потом он побежал по панели, опустив нос к земле, – сначала в одну сторону, потом в другую. Потом он завертелся вокруг тумбы и вдруг помчался прямо к трамвайной остановке. Зубы у него оскалились, глаза горели.

– Ах! – вскрикнула румяная женщина и схватила Костю за рукав.

Друг налетел на барышню с куклой и повалил ее на землю. Барышня извернулась, подпрыгнула и метнулась в сторону. Друг снова ринулся за ней, бросил на мостовую и схватил зубами за горло…

Тут все трое – худой мужчина, румяная женщина и мальчик Костя – кинулись на Друга. Мужчина выронил портфель и вцепился руками в ошейник собаки, женщина била Друга по голове своей сумочкой и кричала: «Пусти, пусти, негодный!», а Костя тащил собаку за хвост и орал: «Помогите!»

Да разве овчарка отпустит свою добычу? Друг злобно рычал, прижав уши. И крепко держал барышню за горло. А барышня еле дышала, раскинув на мостовой ручки в зеленых перчатках.

Со всех сторон сбегались люди.

Кажется, никого не было на набережной, а тут откуда набрался народ! Кто кричал, кто свистел, засунув в рот два пальца, кто помогал тузить собаку!