Имя нам – Легион Сивинских Александр
Игорь Игоревич, взглянув на мое исказившееся от бескрайнего ужаса лицо, доб-родушно промолвил:
– Ну-ну, Вероника, не будьте такой суровой! Думаю, можно обойтись и без это-го. Фил, познакомьтесь с Вероникой Владимировной. Она наш главный эскулап, ангел-хранитель нашего здоровья! Подчас, знаете ли, бывает весьма грозна. Но, к счастью, недолго.
– Понимаю, – проблеял я, все еще полный тревоги за свою каштановую красу и гордость. – Милосердие – главное оружие врача… – Я умоляюще посмотрел в огромные голубые глаза Вероники Владимировны. – Не так ли?..
Девушка улыбнулась:
– Конечно, так. Раздевайтесь, Филипп. Донага! – уточнила она твердо.
Насколько эстетично выглядит абсолютно голый мужчина? Если он, конечно, не античный бог и не статуя. В большинстве случаев на этот вопрос можно ответить прак-тически без слов: ха-ха-ха! Сняв одежду, я сейчас же почувствовал, как все мои безуко-ризненно пропорциональные с точки зрения классических идеалов мышцы стремитель-но дрябнут, сморщиваются и прекращают существование. Зато на передний план побе-доносно выплыл некий, обычно весьма малозаметный орган. Я стыдливо пытался при-крыть его руками, но все равно казалось, что он настойчиво пытается вынырнуть из-за преграды, как бы заявляя гордо: «Вот он я! Полюбуйтесь! Каков молодец?!»
Игорь Игоревич смущенно кашлянул и сказал:
– Думаю, я здесь больше не нужен. Буду ждать вас внизу, Фил.
И спасся бегством. Наверное, представил себя на моем месте.
Вероника поправила высокий чепец и распахнула передо мной стеклянную дверь:
– Прошу! Входите-входите, не бойтесь. Обещаю, кудри ваши останутся целы!
Как же мне хотелось в тот миг, чтобы они не только остались целы, но и момен-тально удлинились до колен!
Следующий удар подстерегал меня возле зловещего сооружения, чертовски на-поминающего дорогой гроб. Вероника Владимировна откинула его полупрозрачную, ровным глянцем отсвечивающую крышку и скомандовала:
– Полезайте внутрь! Ложитесь на спину. Руки по швам, ладонями вверх. Глаза не закрывать, рот широко открыть!
«О, поза музейного экспоната! Не забуду тебя до конца дней своих», – подумал я и, жарко покраснев, принял требуемое положение.
Крышка захлопнулась.
В глаза сверкнуло, в отверстия дунуло, в ушах зазвенело, а зубы заныли. Все те-ло нестерпимо зачесалось, правую ягодицу что-то больно кольнуло. Захотелось пук-нуть и чихнуть. Чтобы я случайно не удержался от того или другого, мышцы живота получили легкий, но действенный электрический удар, а в носу запершило…
Напоследок я обильно вспотел.
Из «гроба» вылезал, простите за каламбур, таким, что краше в гроб кладут. Я потупил глаза и дрожащим голосом спросил:
– Что дальше? Дыба?
– Можете одеваться, – смилостивилась очаровательная повергательница муж-ской гордости в прах. – Погодите-ка. – Она ловко приклеила к моей уколотой заднице кусочек пластыря.
В шортах и майке я почувствовал себя совсем другим человеком – таким, чье имя звучит более или менее гордо. При виде смеющегося лица Вероники гордости по-убавилось.
– Итак? – спросил я. – Неужели годен?
– По всем статьям, – сказала она. – Даже зубы здоровые! Вот уж редкость, так редкость!
– Могу гвозди рвать, – похвастался я. – Вам не нужно? – Я завертел головой в поисках торчащих шляпок.
– Нет! – засмеялась она. – Жалобы какие-нибудь имеете? Плохой сон? Плохой аппетит? Жидкий стул? Частые запоры?
– Есть одна, – сказал я и сделал озабоченное лицо. – Время от времени начинают по мне бегать какие-то животные. Мелкие такие, то с хоботками, то с рожками. Я и на-звание знаю, специально в медицинской энциклопедии смотрел! Насилу, правда, за-помнил: «Делириумы» какие-то, «тременс»… Не поможете ли избавиться?
– Для нашей медицины нет ничего невозможного, – заявила Вероника Владими-ровна. – Слушайте и запоминайте! Перво-наперво – ежедневная трехразовая клизма. Затем касторовое масло. Перорально, сорок миллилитров за один прием, так же трижды в день. Ну… и инъекции витаминов группы «Б» внутримышечно. Очень, знаете ли, спо-собствует! Назначаем? – Она вопросительно и строго посмотрела на меня.
– Пожалуй, не стоит. Подумаешь, чертики-слоники… Не извольте беспокоиться, сам справлюсь! – бодро пообещал я и поспешно ретировался под ее заливистый хохот.
Игорь Игоревич дымил своей чудовищной сигарой и улыбался каким-то мыс-лям. Если не ошибаюсь, я даже знал, каким именно.
– Куда теперь? – спросил я.
Он разогнал рукой голубое облачко табачного дыма.
– На склад, за обмундированием и амуницией. Вы еще не проголодались?
– Нет, а вы?
– А я бы чего-нибудь съел… Ну, да это подождет. Идемте!
«С капусты-то, пожалуй, много не набегаешь», – подумал я и зашагал за ним следом.
– Вам понравилась Вероника Владимировна? – спросил он меня вдруг.
– Очень! – сознался я. – У вас все женщины такие прелестные?
– Пожалуй… Большинство, я думаю.
– Интересно, как они относятся к нам, представителям отсталых народностей? – словно бы в пространство, задумчиво спросил я.
– С огромным интересом!
– Исследовательским?
– Не только… Между прочим, Вероника – лишь наполовину терранка. Отец у нее был русским. Но она вам не по зубам, Фил, – поспешил проявить заботливость Игорь Игоревич. – Об нее уже многие эти самые зубы сломали. Предостерегаю по-дружески.
«Ой-ей-ей! – понял я его. – Значит, и ваши обломочки, Игорь Игоревич, там ва-ляются. И пенёчки-корешки, оставшиеся в деснах, еще побаливают».
Вслух же я только промычал невразумительно. Пусть как хочет, так и понимает.
Каптерка была как каптерка. Точь-в-точь, как у нас на заставе. Везде бирочки, таблички, порядок и, вроде, даже запах гуталина. Каптенармус, тот и вовсе был родным братом всех старшин и прапорщиков, встреченных мною на жизненном пути. Как он корчился, бедняга, когда выдавал мне штатный набор! Словно со своим расставался, с последним!
И понять его было можно. Столько вещей для одного служивого, наверное, и в самой распоследней Буржуинии не полагалось.
Связка белья. Связка носков. Два комплекта зеленого трико. Первый – повсе-дневный, однотонный, второй – камуфляжной расцветки, полевой. Берет, не малино-вый, правда, такой еще заслужить надо, а пятнисто-зеленый. Ботиночки типа «хаген» или, по-простому «говнодавы» – со шнуровкой по колено и ло-мо-вой подошвой. Ра-нец. («Спальник – внутри», – буркнул каптенармус.) Ремни разные, фляжки-фонарики. Тесак в ножнах, весьма смахивающий на «Бобр». Шлем с прозрачным забралом. Ка-кая-то штуковина, похожая на крошечный микрокалькулятор с прочной крышкой и ре-мешками для крепления на руке. Комбинезон вроде бронежилета со стегаными штана-ми. А напоследок – широкий чешуйчатый браслет.
– Личный, – пояснил «старшина». – Зайдешь в санчасть, там перепишут на него все твои медицинские характеристики. Носи на правой руке, не снимая. Будет по чему опознать, если, ядрёна, башку оторвет.
Успокоил, значит. А если, ядрёна, руку тоже оторвёт?..
Я сгреб все в кучу, притянул ремнями к ранцу и забросил на плечо. Тюк полу-чился не только объемный, но и тяжеленький.
– Когда смена белья? – деловито поинтересовался я.
– Какая такая смена? Что, я тебе, ядрёна, еще и подштанники переодевать дол-жен?! – поразился каптенармус, и без того смертельно опечаленный безвозвратной раз-лукой со шмотками.
– В ванной комнате есть специальная корзина, туда и бросайте по мере загрязне-ния, – прошептал мне Игорь Игоревич, подталкивая к выходу. – Чистые вещи вам бу-дут приносить по пятницам.
На улице он вздохнул с облегчением:
– Не люблю я здесь бывать! Осуждаете?
– Да вы что? Как можно? – вполне искренне удивился я его вопросу.
– Спасибо, Фил! – так же искренне поблагодарил он. – Ничего не могу с собой поделать. Столько лет пытаюсь привыкнуть – и никак!
– Зажуём это дело? – спросил я. – Лучше способа нет, вы уж поверьте!
– Зажуём! – согласился он. – Только сперва зайдем в казарму, вам следует пере-одеться.
По пути я мял пальцами ткань трико. Толстая, словно драп, очень мягкая и глад-кая. Скорей подходящая для зимы, а не для здешних парниковых условий. Вопрос лич-ного комфорта и теплового баланса в одежде меня порядком озаботил. Я не преминул полюбопытствовать, не жарко ли солдатикам разгуливать в такой форме:
– Вы вот, гляжу, не носите, – сказал я Игорю Игоревичу.
– Я не ношу потому что не положено, – молвил он. – Я же лицо наполовину гра-жданское, административный работник, так сказать… Кроме того, большую часть вре-мени провожу на Земле. А жарко не будет, бросьте волноваться. Материал, из которого изготовлены предметы одежды и обувь, имеет самые высокие показатели по любым параметрам. Это вообще-то даже и не ткань в общепринятом, «мануфактурном» значе-нии. Скорей сложный комплекс из натуральных и синтетических волокон, с кордом из металлопластовой нити и капиллярным каркасом поддержки искусственного микро-климата. Подобное трико – весьма популярная одежда среди наших ученых-натуралистов и разнообразных любителей экстремальных видов отдыха. Альпинистов, спелеотуристов и прочих покорителей природы. Уверен, понравится и вам.
– Надеюсь, понравится, – сказал я.
Трико пришлось мне впору. Вторая кожа! Комфортно и удобно. Ботиночки были и вовсе превыше всяких похвал. Легкие, мягкие – несмотря на то, что в подошву зало-жена металлическая пластина, что я сразу разглядел опытным глазом. Спал бы в них, не снимая.
Я собрал волосы в хвост, нахлобучил берет, выдвинул нижнюю челюсть вперед, глянул на себя в зеркало… и остался доволен. «Дикий гусь!» Можно в кино сниматься. Еще бы ружжо пострашнее, да «лесной» грим на рожу.
Повертел браслет. Карманов на форме не было и я, недолго думая, застегнул его на правом запястье, как старшина велел. Он словно врос в руку. Вот и славненько! «Микрокалькулятор» я приладил на левом запястье – взамен сдохших часов.
«Теперь провожу Игоря Игоревича на кормежку, а сам в санчасть, к Верочке!» – решил я и воодушевленно запел «окрасился месяц багрянцем». Добравшись до «…давно я тебя поджидал», понял, что выдвинутая челюсть здорово мешает полноцен-ному исполнению и умолк. Все равно дальше – грустный финал, ну его к лешему!
Возле входа в столовую я предельно страдальческим голосом охнул и энергично застучал себя по лбу ладонью:
– Как же я мог забыть? Игорь Игоревич, простите вы меня, изувера, Христа ра-ди! Я же должен еще браслетик зарегистрировать. Где была моя скудоумная голова раньше? Ну да не беда, я сейчас, быстренько! – И бросился бежать.
Игорь Игоревич дернулся вдогонку. Но живо сообразил, что никуда не годится такому представительному мужчине и административному работнику носиться за хит-рым солдатиком всему гарнизону на потеху, – и махнул рукой.
Был бы на его месте я, так бы рявкнул, что хитрец в штаны бы напустил и обез-ножел в момент!
К счастью орнитологи, даже бывшие, люди сдержанные…
Вероника Владимировна меня не ждала. Это я понял сразу, стоило взбежать по пологой лестнице к ее вотчине.
«Вот тебе и неприступная крепость», – растерянно подумал я.
Она чрезвычайно нежно ворковала с Бобиком-вторым – двухметровым рыжим красавцем, с довольно, по-моему, глупым лицом. То есть у Бобика лицо было глупым, а не у Вероники. От счастья, по-видимому: девушка-то сидела у него на коленях. Спиной к входу, а значит и ко мне.
Интересно, сохранил бы, держа ее в объятиях, интеллектуальный вид я сам?
При виде нежданного гостя бравый Казанова выпучил бесцветные свои глазонь-ки и стал выглядеть еще смешнее.
– Привет, боец! – сказал я ему. – Веронику Владимировну не видел?
Бобик разинул пасть, но не нашелся, что ответить. А ведь видел ее, мерзавец, только что видел!
Зато нашлась Вероника. Она спорхнула с его коленей и удивленно, но не рас-серженно, а с милой улыбкой, спросила:
– А, кинолог! Вы на процедуры? Решились-таки?!
Я пал на одно колено и проникновенно выдохнул:
– Из ваших рук – хоть чашу с ядом! Но клизму никогда!
– Это еще кто такой? – пробасил очнувшийся верзила. – Почему не на занятиях?
По тону я понял, что Бобик имеет какое-никакое командирское звание. Очень некстати.
– Новобранец! Рядовой Капралов! – отрапортовал я и лихо щелкнул каблуками. – Знакомлюсь с расположением части и прохожу комиссии. Здесь по приказу старши-ны, чтобы заклеймить личный браслет. Разрешите выполнять?
Рыжий замялся. Хотелось ему, понятно, вздрючить меня по всем статьям. Но близость прекрасной возлюбленной сделала его мягким и великодушным.
– Разрешаю, рядовой. Только быстро!
– Ну, это уж не от меня зависит. – Я протянул браслет Веронике, галантно скло-нив голову. – Не затруднит?
– Нет. – Она вдруг совершенно очаровательно порозовела. – Я сейчас!
И скрылась за дверью, где находился «пыточный гроб».
– Откуда родом, рядовой? – без интереса спросил Бобик, равнодушно глядя сквозь меня.
– Петуховские мы, – с готовностью откликнулся я. – Слыхал небось?
Он окончательно похоронил меня среди непримечательных сереньких лично-стей, не стоящих его внимания.
– Ни разу. Дыра, наверное, жуткая?
– Для тебя – наверное, – согласился я. – Для меня нет. Кому как…
– «Для Вас», – поправил он. – Обращайтесь ко мне на «вы», рядовой!
«Физиогномика – великая наука, – подумал я. – Глупое лицо лучше штампа в медицинской карточке. Что в нем нашла Вероника? Разве что рост?»
– Простите, господин генерал, не разглядел нашивок!
– Сержант, – великодушно сообщил он. – И не господин, а мастер. К старшим по званию следует обращаться «мастер». Мастер сержант, мастер лейтенант, мастер капи-тан и так далее. Понятно, рядовой?
– Яволь, мастер сержант! – гаркнул я, тараща глаза и вытягиваясь в струнку. – Спасибо за науку, мастер сержант!
– Ничего-ничего, рядовой, это всего лишь мой долг. Кстати, если вам предложат выбор взвода, предлагаю свой. У меня как раз имеется вакансия во второй четверке. – Он хлопнул меня по плечу. – И мне нравятся простые деревенские парни. Они всегда надежны и исполнительны. Подстричься, конечно, придется обязательно. Не так ли, Вероника?
У возвратившейся Вероники были свои соображения по поводу моей простоты, и она промолчала. Протянула браслет.
– Желаю удачи, Филипп!
Я повернулся и зашагал вниз по лестнице, не спросив разрешения убыть у гроз-ного мастера сержанта. Надоело придуриваться перед откровенным дуболомом.
Он крякнул возмущенно и прокричал мне вслед:
– Запомните, рядовой: взвод сержанта Боба!
– Боба?! – Я расхохотался.
Игорь Игоревич поджидал меня у дверей столовой. Неужели успел насытиться? Или аппетит пропал от моего недвусмысленного маневра?
– Знаете, Фил, я должен срочно отбыть. К счастью, все формальности законче-ны, я со спокойным сердцем передам вас непосредственному начальнику. Я заочно внес вас в штат взвода, которым командует сержант Саркисян. Думаю, вы не будете возражать. Кажется, вы знакомы?
– Против? Конечно же, не буду! – обрадовался я. – Правда, меня еще приглашал сержант Боб…
– А, Боб, – отозвался Игорь Игоревич. – Не думаю, что вам будет интересно во взводе материально-технического снабжения.
Я согласно кивнул. «Меня в обозные? Слуга покорный!»
– Тогда идемте в спортивный зал. Самого Саркисяна сейчас нет, но его замести-тель, ефрейтор Бородач, должен быть там.
Спортзал выглядел на миллион долларов! Столько оборудования мог себе по-зволить разве что знаменитый калифорнийский «GOLD'S GYM».
А простор!
А свет!
А воздух! М-м-мм!
– Ну, что ж, до свидания, Фил! – Игорь Игоревич крепко пожал мне руку. – На-деюсь, мы еще встретимся. Ни пуха, как говорится, ни пера!
– К черту-дьяволу! – отозвался я.
Он вздохнул, зачем-то одернул свой безукоризненный пиджак и ушел, раскури-вая новую сигару. Мавр сделал свое дело…
Занимающихся в зале было не густо. Парочка взмыленных рукопашников, оди-наковых с лица, неутомимо тузила друг друга в квадрате боксерского ринга. Несколько человек деловито нагружали платформу для жима ногами совершенно потрясающим количеством «блинов». Да в дальнем углу прыгал на скакалочке жилистый паренек.
Среди «качков» своим ростом и габаритами выделялся один, заросший косма-тым волосом по самые глаза. Его, вполне, по-моему, небезосновательно, я и принял за Бородача. Пока я пробирался через бурелом тренажеров, здоровяк успел пристроиться под гору железа, нагроможденного специально для него. К моему изумлению, наверх вдобавок к «блинам» запрыгнул нехлипкий молодой человек, устроился поудобнее и скомандовал:
– Давай!
Бородатый гигант громогласно ухнул и выпрямил ноги. Платформа подпрыгну-ла! Потом еще и еще. Я насчитал двадцать повторений – и это с весом, никак не мень-шим, чем четыреста килограммов!
«Стероиды, – подумал я, – и в страшных количествах. Как поживает твоя пече-ночка, дружок?»
Человек-домкрат выполз из-под груза и заявил:
– Мало! Накинь еще полтинник!
Напарники бросились «накидывать», а я бочком-бочком подошел к нему.
– Бог в помощь!
– Пока сам справляюсь, – спокойно заверил он, искоса взглянув на меня.
«Гляди, грыжу не заработай», – подумал я и осведомился:
– Ты, наверное, Бородач?
Он хохотнул:
– Еще один обознался! Нет, братишка, ошибочка вышла.
– Что, Паха, опять тебя за Бородача приняли? – поинтересовался один из «груз-чиков». Тот, что гарцевал на платформе во время рекордных жимов.
– Ну, блин! И, главное, блин, никак не пойму из-за чего? – Здоровяк ласково по-гладил свою взлохмаченную наличную растительность. – Бородач – вон! – Паха пока-зал на жилистого малого, обосновавшегося в дальнем углу.
Я кивнул и направился к нему.
Парень был не так молод, как казалось издали. За тридцать, думаю, ему перева-лило отнюдь не вчера. Абсолютно лысый, с чисто выбритым лицом и «гитлеровскими» усиками, с множеством цветных татуировок, густо обвивших обнаженные руки и торс. Он расположился между двумя стульями в глубочайшем продольном шпагате – задни-ца его почти касалась пола. Татуировки отличались великолепным качеством исполне-ния и изображали исключительно геральдических хищных птиц. От родимой двухголо-вой до мотоциклетной «харлам-давыдовской». Присутствовал даже нацистский орел, правда, подвергнутый некоторой цензуре. Вместо свастики сжимал он своими когти-стыми лапами ухмыляющийся череп в косо нахлобученной рогатой каске.
Глаза татуированного орнитофила были закрыты, лицо дышало умиротворенно-стью, а руки чертили в воздухе красивые фигуры замысловатых «ката».
– Вы Бородач? – спросил я почтительно. Командир, как-никак.
Один глаз, опушенный длинными, девическими ресницами, приоткрылся и уста-вился на меня.
– Мы Бородач. – Глаз закрылся снова. – Но мы здесь один, можно без «вы».
Ага, нос не задирает. Уже кое-что. Спросить бы, почему бороды нет? Так ведь, наверное, об этом его любой и всякий при знакомстве спрашивает. А выступать в роли «такого-же-как-все», признаюсь, не по мне.
– А я – новенький! Рядовой Капралов. Нынешним утром зачислен в ваш взвод.
– Ясно, – сказал он, не открывая на этот раз даже одного глаза. – Добро пожало-вать, рядовой Капралов!
Бородач перестал размахивать руками и, наклонившись вперед, уперся ими в пол. Затем громко выдохнул и одним махом выбросил тело вертикально вверх. Легко прошел на руках несколько метров, обогнув стоящего столбом «рядового Капралова», и опустился на ноги где-то за моей спиной.
Я обернулся. Бородач как раз закладывал одну из ног себе за шею. Глаза его бы-ли по-прежнему закрыты.
– Готовишься к гастролям? – полюбопытствовал я.
– Готовлюсь, – с готовностью согласился он. – «Гуттаперчевый мальчик», слы-хал, небось? – Он снова приоткрыл глаз.
– Вау! Возьмешь меня коверным? – загорелся я.
– Сперва посмотреть надобно, что ты умеешь. Ну-ка, упади смешно, – скоман-довал он, меняя «заплечную» ногу.
Падать не хотелось. Тем паче, падать смешно. Бородач оценил заминку по-своему:
– Не умеешь. Посмотрим тогда, что умеешь…
Не успел я носом шмыгнуть, как он оказался рядом и нанес три быстрых удара. Прямиком в жизненно важные точки моего любимого организма. Два я отбил, а третий так и вовсе попытался перехватить с переводом на «болевой». Не скажу, правда, что это мне удалось. Бородач скользнул змеей и оказался у меня за спиной, в не очень удобной для меня позиции – с рукой, заломленной до самого затылка. Заломленная ру-ка была, увы, моей. Я громко охнул. Продолжение схватки грозило вылиться в позор-ный для меня спектакль. С ползанием по полу и слезными мольбами о пощаде.
Пора было менять экспозицию.
Я предельным усилием воли дистанцировался от болевых ощущений, сосредо-точив для этого внутренний взор на пупке, и врезал пяткой по подъему стопы Бородача.
На мне были новенькие ботинки, а он, бедняга, был босиком.
Рука ощутила прежнюю свободу, а слух утешил звук громкого вскрика, знаме-нующего точность и силу попадания. Жаль, продолжение было не столь приятным – мое правое ухо приласкал тяжелый удар, от которого я покатился кувырком. Откатив-шись на достаточное расстояние, живо вскочил. И вовремя! Бородач был тут как тут и свирепо топтал ногой участок капронового татами, на котором я только что валялся.
Начала собираться публика.
– Надери ему задницу, Бородач! – крикнул кто-то азартным и довольно тонким голосом.
Я на всякий случай голос запомнил. Пригодится.
Бородач хищно крался вокруг меня, выбирая момент, чтобы сделать что-нибудь плохое. Задницу надрать, например. Я держался настороже. Он вдруг остановился.
– Ладно, хватит! Вижу, ты парень не дурак, так что за коверного сойдешь. Беру! – Он протянул руку для дружеского пожатия.
«С такими ловкачами мы знакомы», – подумал я и осторожно подал свою.
«Предчувствия его не обманули!» Бородач крепко схватил меня за кисть и дер-нул к себе – лицом на выброшенный локоть. Если бы я этого не ожидал, нос мой стал бы в тот же миг гораздо менее красивым, чем прежде. А так, я лишь еще сильнее уско-рился и врезался крепкими костями лба в район его ключиц. Очень славно врезался! Что-то где-то хрустнуло.
Бородач от удара грохнулся навзничь, увлекая меня за собой.
Мы лежали на теплом деревянном полу, как два брата-близнеца в люльке – бок о бок – и улыбались.
«Нечасто в наше время встретишь парня, который так здорово умеет врезать по уху», – думал я.
«Да уж!» – думал, наверное, Бородач. Он спросил:
– Как звать-то тебя по-человечески, рядовой Капралов?
– Иные, – затянул я свою излюбленную песенку, – зовут меня…
– Филька! Капрал, так твою растак, ты ли это?! – взревели оглушительно, сотря-сая мироздание до самых основ, армянско-иерихонские трубы.
С полигона вернулся Генка Саркисян.
ГЛАВА 5
Что это были за люди? Только не члены
общества трезвости. Конечно, среди них
есть поджигатели, грабители и убийцы, —
да разве нужно что-нибудь лучшее для
войны? Не подлежит сомнению, что эти
люди хорошо знают свое ремесло.
Ганс Гейнц Эверс
Основная группа участников марш-броска скрылась вдали. «Надо же, как резво бегают, архаровцы наемные!» – досадливо поразился Филипп. Семипудовый Мелкий, и тот обогнал его сразу, да так припустил, что скоро совершенно пропал из виду. «Сте-роиды, – еще раз напомнил Капралов себе. – Пусть он и здоровяк, зато потенциальный инвалид. И наверняка абсолютный импотент». Увы, легче от этих мыслей не стало. Привычка к постоянному существованию в роли “самого-самого”, лучшего из лучших – скверная, оказывается, штука. Особливо в случае, когда нежданно обнаруживаешь, что тащишься в арьергарде, что вынужден глотать пыль прошедшей колонны и пачкать ноги конскими яблоками. И что женщины, бросавшие на плечи героев цветы, а к ногам – свою честь, давно уже разошлись по домам. Этак можно и нервический срыв зарабо-тать.
Выход? Выход один – догнать и перегнать мер-р-рзавцев!
Воодушевленный Филипп резко увеличил скорость. Однако через пару сотен метров выяснилось, что долго такого темпа не потянуть. Пришлось благоразумно вер-нулся к прежнему.
А ведь заявлял же капитан Пивоваров: «Ноги, Капралов! Ноги и спина, а не би-цепсы и трицепсы делают походную жизнь солдата более легкой. Насколько это воз-можно, разумеется. Бицепсы хороши для пляжа и девочек. Для гор, «броника» и пуле-мета с полным боезапасом они только во вред. Сатана явился на Землю, приняв облик «тренера чемпионов» Джо Уайдера, и ты с радостью бросился к нему в кабалу. Оду-майся, Капралов! Одумайся, пока не поздно!»
Кажется, уже поздно…
Одиночество чертовски угнетает. Особенно, если оно сопряжено с нелюбимой, монотонной и тяжелой работой. Например, с бегом «на десятку» в полном обмундиро-вании. Чтобы не упасть духом, нужно было срочно чем-то занять голову. Песенку, на-пример, спеть. Без начала и конца, взяв за образец творчество народов Севера. Или ре-чевку завести, в темпе бега. «Раз-два, три-четыре; три-четыре, раз-два! Кто бежит? Я бегу! Бойко двигаю ногу!»
Можно также прокрутить в памяти наиболее благостные события личной жизни. Скажем, вечером вчерашнего дня было немало приятных моментов. А это как раз и ре-комендуется настоятельно – повторное переживание положительных эмоций.
«Помнишь, девочка, гуляли мы в саду…»
Первым делом, после маловразумительных криков радости, Генрик потащил Филиппа в столовую. Похоже, Легион поголовно был заражен страшным вирусом об-жорства. Эпидемия булемии, не иначе!
Следом потянулась компания, занимавшаяся в спортзале.
– Знакомьтесь, – предложил спортсменам Генрик, – это мой армейский друг, Филипп Капралов. Целых полтора года, пользуясь должностным неравенством, безза-стенчиво командовал мною. Теперь сержант я, и он заранее проливает горючие слезы. Проливаешь, так? – насупился он грозно.
Филипп не без драматизма шмыгнул носом:
– Именно так! Горе мое велико, могучий горбоносый вождь.
– Отлично. Предостерегаю, друзья, у него чрезмерно раздутое самомнение, и он любит, чтобы его величали по отчеству. Верно, Капрал? – Генрик крепко хватил Фи-липпа по спине.
– А то?! – согласился Филипп. – Кто ж не любит? Вот и Карнеги писал…
– Писал, точно. Так вот. Пользуясь законным правом сюзерена, приказываю: звать вышеназванного гордеца, кому как понравится. При малейших возражениях – драть за уши! Особо чадолюбивые и милосердные могут просить об этом своего сер-жанта. Возражения?
Он грозно взглянул на Филиппа.
– Никак нет, мастер сержант! Не извольте сомневаться, буду рад любой кличке, – отчеканил Филипп и тут же попросил другим тоном: – Кончай, Генка. Вдруг люди подумают, что я и в самом деле несносный моральный урод? А ведь я хороший!