Семнадцатый год Виноградов Сергей

Семь десятилетий до рассвета

25 октября

Красное и белое

Февраль семнадцатого года

Две дороги

Ипатьевский подвал

Золотые погоны

Время выбрало нас

Пусть не судят нас строго

Надо верить в Россию

За веру нашу

Ради чести и веры

Я оказался Родине не нужен

Красные и белые

Воевали не за тех

Последний привал

Поминальные свечи

Красно-белое кино

Русский мир

Революции апофеоз

Возвращение памяти

Такая жизнь

За прошлые грехи

Зачем и почему

Мы все из народа

Вещий сон

Заграница

ГСВГ

Партийная школа

Афганский пленник

Дантов ад

Субботник по-советски

Советские сны

Великий и святой

Наш крест

Беспредел

Предчувствие

Увидел будущее я

Эмигранты

Играют мальчики в войну

В последний раз

Брату

Ты помнишь, батюшка

Ты помнишь, батюшка, как часто мы о Боге

С тобою рассуждали тет-а-тет?

Ты был учитель добрый мой, но строгий,

Когда тебе твердил я: Бога нет!

Тебя я убеждал, что Бог лишь сказка

Сам в Боге убеждаясь каждый раз

Когда ты начинал, как мама, ласково

Издалека вести о нём рассказ.

Вникал я в суть вещей и в сущность Бога

Не зная как тебя благодарить…

…Вернулся я, чтобы опять немного

О Боге тет-а-тет поговорить.

И в Храм, куда давно не заходил я,

Спешу к тебе, спустя десятки лет…

Мерцают свечи и дымят кадила

Здесь Бог со мной. Тебя вот только нет…

Марсово поле

Где-то там

Друзьями я не дорожил

Проза жизни

Игра на выживание

Майдан

Нет людей плохих

Грешный друг

Зазеркалье

В странном городе

Не грусти, любимая

Поэт и бюрократ

Единый Бог

Себя ты не жалей

Опять великий праздник

Мы все Монтекки с Капулетти

Первый бал

Печать печали на устах

Поздно

Шестнадцать строчек

Цыганский табор

Любовь и грусть

Мужняя жена

Я не массовка для других

Сюжет любви

Здесь я буду всегда

Не скучная любовь

Список женщин моих

В девках пропадёшь

Тучка одинокая

Мне что-то придётся себе объяснять

Забытое давным давно

Рыжая любовь

А где-то там извозчики скучали

Несбывшиеся дни

Вы ошиблись

Ночной роман

Письмо туда

Один лишь раз

Петербург-Петроград-Ленинград

Тихвин

Шубка с царского плеча

Я падаю с неба

Париж, Париж…

Двадцатый век

Мой отец

Белый человек

Концовка века

Поэт имеет право

Российские дороги

В страну любви

На ярмарке в посаде

Жена атамана

Прокатимся в Париж

В Таврическом саду

Загадка жизни

Уже не осень

Белая ночь

Кошмары перестройки

Эх, память

Ревность

Выпить хочешь?

Живём мы в век великой смуты

Не учит жизнь нас ни чему

Какому богу поклоняемся?

(Опыт политического анализа)

Каждый может творить историю,

но лишь великие люди способны её писать

Оскар Уальд,ирландский философ

Введение

Данная публицистическая работа была написана в октябре-ноябре 1990 года, когда в СССР фактически полным экономическим и политическим крахом завершился горбачёвский эксперимент под названием «перестройка» и огромная страна уже начала движение к окончательному развалу союзного государства. По понятным причинам, будучи секретарём партийной организации в официальном печатном органе местного горкома КПСС, автор не мог опубликовать этот материал под своим собственным именем. И тогда был выбран другой вариант — использовать независимое от партийного влияния издание. Кстати, надо сказать, что в то время Тихвин был одним из немногих городов, где уже существовала относительно независимая пресса. Так сказать немногие положительные плоды реформ последнего генсека КПСС и первого и последнего президента СССР! И вот этот «Опыт политического анализа» увидел всё-таки свет в первом номере 1991 года литературного альманаха «Провинциал». Причём не малым для провинции тиражом — 11 тысяч экземпляров.

Часть первая

«Часы коммунизма — своё отбили…»

А.И.Солженицын

Духовное богатство всё больше подменяется «богатством» материальным. Деньги становятся кумиром в новейшей истории нашего общества, отсчёт которой вот-вот начнётся. А кумир незаметно превращается в идола. «Деньги — вещи, вещи — деньги» — эта формула бытия каждого из нас издёрганного постоянным дефицитом всего, что можно ещё только себе представить, реализуется примитивно просто — «ты — мне, я — тебе». Увы, это «гениальное» изобретение отнюдь не нашей эпохи. Сегодня, правда, как-то более пристало откровенные сделки прикрывать далеко не всем понятным словом «бартер». Вот и бартеруемся. Кто как хочет, кто, как может, если что-то ещё может.

«Деревянные» рубли, что деревянные идолы на заре становления нашей государственности — проку с них никакого — один самообман. Наши далёкие предки, поклоняясь своим деревянным богам, кроме чувства удовлетворённости, на что-то, более материальное, рассчитывать не могли. А мы и на это не рассчитываем. Наш собственный бог, упрятанный в «чулок» или на сберкнижки, не более чем призрак, потому что везёт отныне только тем, кто молится другому богу — доллару. В жертву ему готовы принести мать родную, продать не то, что Родину, но и себя самого со всеми потрохами. Как несмышлёные дети на конфетку, кидаемся на заморские тряпки и электронно-бытовые чудеса, напрочь забыв, о достоинстве русского человека. И впрямь, как папуасы, только конца ХХ века!

Возвращаемся в пещерный век? Нет, движемся к рынку. В пещерном веке, называйте его военный коммунизм или развитой социализм, как кому нравится, мы пребывали последние 73 года и до сих пор не можем вырваться из его объятий. Все эти годы нас воспитывали в духе антифетишизма. Не вещи и деньги главное в жизни, твердили нам, а идеи. Вот и идеализировали, во всеуслышание заявляя, что наше общество самое гуманное, самое справедливое и, естественно, самое счастливое. А за идеологической стеной, которую мы с помощью партийного аппарата возводили день за днём из бесконечного множества решений «исторических» съездов КПСС, откровенно смеялись над нашей пещерной глупостью. Но мы упорно не обольщались божками западного рая. Мы с любовью, близкой к фанатизму, растили и воспитывали и не божков, а богов, правда, вышло наоборот — они воспитывали нас. Сколько искренних слёз выплакали мы в дни кончины Отца народов. И когда этот человекобог оставил нас, мы друг почувствовали, что обнищали духом. И пошло — диссиденты, президенты, которые, как оказывается на деле, и умеют только — смотреть в сторону запада, очарованные его неограниченными возможностями для собственного обогащения. Не ошибёмся ли опять?

К сожалению, не многие пока, оглядываясь на холодные мартовские дни пятьдесят третьего, сознают, что нищими мы стали не тогда, а намного раньше — в момент залпа «Авроры», оповестившего мир о величайшем событии ХХ века — величайшей трагедии русского народа. Именно в те дни всеобщего народного «энтузиазма» по поводу освобождения от ненавистного царизма, нашу традиционную российскую общинность, нам подменили коллективизмом. Желание трудиться на себя ради государственного блага на обвинения в частнособственнических амбициях, разделив деревню, кормившую не только всю Россию, но и значительную часть мира, на кулаков и неимущих, а точнее говоря, тех, кто не умел и не хотел работать на земле. То же самое и в городах — где, освободив предприятия от кровопийц-капиталистов, мы поставили на их место самую преданную партии часть революционных масс. Ведь по признанию Ленина, и кухарке вполне по силам руководить государством, а не только каким-то заводом или фабрикой. Что было дальше, мы хорошо знаем. Цена всех коммунистических достижений — миллионы жизней, идеологически «подкованных» россиян и сомневающихся «врагов народа».

А почему сегодня стало возможным, что «золотой телец» всё больше и больше овладевает нашими душами? С одной стороны, жизнь в условиях тотального дефицита и почти карточной системы, приводит к всеобщей усталости и социальному инфантилизму, воспитывая желание добычи денег любым и чаще далеко не праведным способом. Когда же в душе появляется пустота, она по законам физика должна быть чем-то заполнена. И это что-то — деньги.

Деньги — порок, который сопровождает человека с момента разложения общинно-родового строя. С наступлением рынка этот порок возводится в благодетель. Все преступления, совершённые во имя денег, с позиции общечеловеческой морали — аморальны. С позиции рынка они приобретают совершенно другое содержание — всё, что делается для расширения капитала — не более чем предприимчивость. Некоторые экономисты добавляют к ней слова — капиталистическая, социалистическая. Это — чушь! Перефразируя Маркса, хотел бы напомнить, что при увеличении прибыли на триста процентов нет такого преступления, на которое бы не пошёл подобный предприниматель. А какого он цвета — белый, красный, зелёный — не играет роли.

Программы, наконец-то принятые избранниками народа в Верховных Советах, как Союза, так и большинства республик, и обещающие нам, в конце концов, эру изобилия, не выдерживают никакой критики с позиции здравого смысла. Мы ещё хорошо помним, как с тех же кремлёвских трибун обещали построить коммунизм к 1980 году. И если перечитать решения «исторического» ХХII съезда КПСС, то сегодня мы все с вами живём уже при коммунизме. На самом деле подавляющее большинство населения при наличии конституционного равноправия в нашем общенародном государстве не имеет ничего: ни денег, ни продуктов, ни товаров. Чем не коммунизм, лозунг которого: «Свобода. Равенство. Братство». Свободны от денег? Свободны! Равны перед галопирующим экономическим кризисом, который сгоняет массы людей в змееподобные очереди, превращая их в нечто безликое и обозлённое. Чем не равенство? А талоны на всё? Впрочем, стоит ли утруждать себя их перечислением — они, безусловно, уравнивают нас всех по несчастью жить при таком «коммунизме».

Но кое-кто, думаю, догадывается, что есть ещё и другой коммунизм — номенклатурный. Члены этого коммунистического общества далеко не малочисленны — от секретарей обкомов КПСС, а возможно, и ниже, до Президента СССР. Их коммунизм был построен значительно раньше официально установленных сроков и называется он — административно-командная система. Не правда, ли знакомое название? Свой коммунизм номенклатура не уступит никому. Те, кто вхож в этот клан, быстро усваивают его преимущества: здесь можно получить всё, чего не имеют другие: власть над людьми, шикарные квартиры и дефицитные автомобили, и даже такую, казалось бы мелочь, как самые необходимые, но при этом, без талонные продукты и товары, в собственных «закрытых» магазинах. Поэтому за такой коммунизм, почувствовавшие вкус номенклатурной жизни, будут драться не на жизнь, а на смерть. И уже начинают драться.

Очередная программа перехода к регулируемой рыночной экономике — её новое оружие. Партаппарат пытается твёрдо держать руку на клапане котла всенародного возмущения, периодически выпуская пар «демократическими» митингами и словесными манипуляциями. Когда же слова не помогают, разыгрываются самые настоящие политические спектакли на самом высоком уровне вплоть до Верховного Совета СССР, где оппозиционным силам дозволяется критиковать не только союзное правительство, но и самого Президента.

Действительно, есть, за что критиковать союзное правительство и его председателя. Главный грех команды Николая Рыжкова в том, что сегодня народ живёт хуже, чем вчера, а завтра, возможно, будет жить хуже, чем сегодня. Но только ли правительство в этом виновато? Да нет же! Так и хочется кричать — мы имеем правительство, то которое сами заслуживаем, и новая команда, как бы она не называлась — правительство национального согласия или национального спасения ничего не изменит. Ибо надо менять не Правительство, а Систему. Лакировкой фасада, если мы действительно желаем жить по человечески, не обойтись. Вот почему ни программа Рыжкова, ни программа Горбачёва, ни программа Шаталина и прочие «400» и «500» дней не смогут вырвать нас из трясины экономического кризиса, как бы мы не затягивали собственные пояса. Ведь все они по сути своей никоим образом не отменяют существующую Систему.

Происходящий сегодня рост цен, административный он или стихийный — всё одно и этого главное содержание предлагаемого народу пути к рынку. Словно рынок — это только цены. Никакая социальная защита, а точнее, дотация малоимущим не станет панацеей от грядущих бед. Поэтому любая из предлагаемых программ приемлема только одному, причём в количественном выражении, ничтожному слою населения — торговой, финансовой и прочей мафии. В наших советских условиях, когда государство и мафия давно уже тесно срослись, единственная жизнеспособная экономика, которая у нас осталась, и будет усиленно процветать при реализации данных программ — это теневая экономика.

Номенклатурный коммунизм кучки верховных аппаратчиков видит свою последнюю опору в борьбе за выживание только в мощной поддержке мафиозных групп. Коррупция, насквозь разъевшая партийные и государственные структуры в годы «застолья», а не застоя, как у на теперь любят говорить, сегодня подводит для обоснования своей незыблемости теоретическую базу «радетелей» регулируемой рыночной экономики. Для кого и кем регулируемой? Ответ на этот вопрос, думаю, теперь вы дадите и сами.

Часть вторая

Помню, в 60-е годы во всех кинотеатрах страны широко демонстрировался многосерийный документальный фильм «Русское чудо» — идеологический шедевр времён хрущёвской оттепели. В нём, естественно, не было никакого экономического анализа, показываемого народу «чуда», потому что иначе экономика бы противостояла идеологии, а советская идеология, вопреки всем марксистским выводам о том, что духовное начало в жизни вторично, утверждала обратное. Скатившись, таким образом, в болото самого махрового идеализма, проповедники коммунистического рая приписывали все достижения, а они, безусловно, были, мудрому руководству партии Ленина-Сталина.

Впрочем, я здесь немного ошибся. Развенчав на XX съезде КПСС культ личности Сталина, ни к то иной, как Н. С. Хрущёв в очередной раз в том самом «Русском чуде» фальсифицировал нашу историю. Конечно, не он один, помощников хватало. Сталин, с его ошибками и определённой государственной мудростью, по воле очередного «вождя», с явными зачатками волюнтаризма, был выброшен из советской истории, хотя в народе говорят: из песни слов не выбросишь.

А что нам предложили в замен? Не приукрашенную правду? Напротив. На этот раз пышным цветом расцвела хрущёвская кукуруза — на киноэкранах, в партийных газетах, а других, и не было, на северных колхозных полях, приусадебных и даже школьных участках. Но время цветения никогда не бывает долгим!

Менялись времена, менялись кремлёвские руководители, а что же народ? Ведь это на его плечах были вынесены все тяготы сталинских пятилеток, на костях и крови миллионов невинных жертв поднялись всходы наших достижений. Он опять оказался не причём. Все заслуги приписал себе партаппарат. Тогда, видимо, с полным правом мы должны приписать ему и разруху 20-х, и голод 30-х, несостоятельность экономической концепции сплошной коллективизации, которая стала плодоносить своими ядовитыми плодами только сегодня — нежеланием крестьянства вновь брать землю в личную собственность, разрушенным сельским хозяйством, обезлюдевшими деревнями, словно после монголо-татарского нашествия, пьянством и безысходностью жизни рабочего класса, который стремительно возвращается к исходной точке своего развития — в состояние абсолютной нищеты, вновь превращается в люмпен-пролетариат — что-то среднее между рабом и крепостным крестьянином. Вспомним историю — именно люмпены являются той благодатной почвой, на которой возрождаются национализм, фашизм и прочие крайне реакционные течения. Нечто похожее начинает просматриваться и в нашем современном обществе.

Но эти заслуги партия коммунистов себе не приписывает. Наоборот, она их всячески искореняла из нашей истории, замазывала чёрной краской в учебниках, а если не получалось, то ссылалась в оправдание своего экономического и политического террора на различные внутренние и внешние обстоятельства — империалистическую угрозу извне, врагов народа внутри и т. д.

Сегодня мы, как старуха из пушкинской сказки, сидим все у разбитого корыта нашей экономики и государственности. Русское «чудо» на деле оказалось всего лишь разбитым корытом и миллионами разбитых и искалеченных судеб. Семидесятилетний экономический эксперимент оказался полностью несостоятельным. И вот тут возникает вопрос: когда мы ошиблись — в октябре 1917 года во время большевистского государственного переворота, в середине 20-х годов, когда ленинский НЭП был уничтожен, набиравшей силу административно-командной системой или позже — в период массового оскотинивания народа коллективными формами ведения хозяйства? Ленинские экономические идеи, на мой взгляд, были неверны изначально. И умные люди могут ошибаться! Но чем значительнее личность в истории, тем большую цену приходится платить за её ошибки. Хотя ведь и Маркс ошибался, считая, что мировая революция произойдёт везде и сразу, но от этого он не стал менее великим мыслителем. И то, что сегодня происходит с именем Ленина, процесс в обще-то естественный. Очистив созданную им теорию от догматической шелухи, мы, думаю, восстановим личность Ленина как живого человека, а не растиражированного на тысячи железобетонных копий. Как человек, он этого, безусловно, заслуживает.

Нет сомнений, что Ленин и его ближайшие соратники хотели сделать счастливыми самую обездоленную часть тогдашнего российского общества — пролетариат. Как в коммунистическом гимне: «кто был ничем — тот станет всем»! Основываясь на экономических трудах Маркса и Энгельса о том, что причиной всех бед рабочего класса является частная собственность, он, как и они, ошибочно полагал, что уничтожив частную собственность, можно сразу решить все проблемы, а общество обретёт подлинную свободу. Кстати, эти ленинские идеи тесно переплетаются с идеями анархистов, которые, кроме того, полагали, что надо уничтожить и государство, как главного угнетателя трудового народа.

Марксизм, как известно, тоже предполагал избавление от государства, но не путём насилия, а в ходе естественного и постепенного отмирания его при переходе от социализма к коммунизму. Сегодня, спустя более чем семь десятилетий после написания Лениным его одного из главнейших трудов «Государство и революция», мы до сих пор спорим — какое общество построили и построили ли его вообще? Идеологи КПСС до недавнего времени утверждали, что наше общество — развитой социализм. Но практика, а только она может доказать истинность любого суждения, не взирая на авторитеты, подтверждает нереальность построения государственной структуры, смоделированной Марксом и Лениным. Но у ленинской гвардии есть оправдание — у нас ещё не было опыта построения подобного государства! Так что вряд ли стоит винить их огульно за совершённое. Другое дело, что начав свой путь с ошибки, верные последователи и продолжатели ленинского дела её лишь усугубили.

Экспроприация и национализация — главные рычаги, которые применяли большевики в первые месяцы своего правления. В итоге, государственная собственность переродилась, на словах, в общенародную, а на деле — в ничью. Собственность — это власть. Номинально власть оказалась в руках народа, фактически же в руках партийной и советской бюрократии. Вот почему, несмотря на принятый Закон «О собственности в СССР» и широко декларированные принципы её приватизации, передача собственности в пользование трудовых коллективов, арендаторов, а, тем более, в частное владение, встречает мощный отпор вполне определённых сил: тех, кто до недавнего времени использовал ничейную собственность как власть. И пока эта власть не будет вырвана из их рук, данный закон останется не более, чем бумажкой.

Второй жизненно важный вопрос, который решает любая социальная революция — вопрос о земле. Только обещание крестьянину собственного земельного надела смогло сделать его союзником пролетариата. Декретом «О земле» в октябре 1917 года советская власть дала крестьянину этот самый клочок собственной земли. Но, встав на смертный бой с любым частником, партия большевиков не смогла смириться с частнособственническими интересами своего главного союзника. С первых дней октябрьского переворота власть придержащие в борьбе с различного рода оппозиционными настроениями внутри собственной партии вовсе не думали о том, как накормить народ, а решали свои честолюбивые политические ребусы.

Гражданская война тоже способствовала камуфляжу откровенной войны города с деревней. Именно эта война, а не противостояние между так называемыми «белыми» и «красными» есть главная причина кровопролития 1918—1921 годов. Выдвинутая Лениным в этот период теория «военного коммунизма» также стала хорошим прикрытием начавшегося разорения российской деревни. Ещё за три года до Октябрьской революции мелкотоварная крестьянская Россия кормила не только огромную империю, но и всю Европу. Теперь же продотряды, направленные в деревни, изымали хлеб, не давая крестьянам даже шанса выжить. Голод своей костлявой рукой задушил русскую деревню.

Классовая борьба пролетариата с буржуазией переросла в борьбу с крестьянством, которому в поисках защиты не оставалось ничего другого как влиться в ряды белого движения, чтобы таким образом отстоять свои «частнособственнические» интересы. Красный террор поставил в ряды непримиримых врагов Советов многих из тех, кто сам люто ненавидел бывшие царские порядки. Одним из них был Нестор Махно, о полководческих способностях которого с похвалой отзывался Ленин. Но усилиями Троцкого и других «героев» гражданской войны крестьянское движение было окрещено «махновщиной», а трагедия в Новороссийске, где бывшие «махновцы», в основном крестьяне, были физически уничтожены тысячами, наглядно показала всё лицемерие союза пролетариата и крестьянства. В итоге оно было полностью подорвано, как класс, способный противостоять гегемонистским устремлениям большевистских лидеров. Террор и голод низвели крестьян на положение, существовавшее в России до 1861 года. Новое крепостное право в первом социалистическом государстве стало именоваться колхозами, а члены этих коллективных хозяйств долгое время не имели даже паспортов, как прочие советские граждане.

Забыв начисто в крестьянском вопросе ленинскую формулу «социализм есть строй цивилизованных кооператоров», сталинисты насадили свой административно-колхозный строй. Так деревня умерла окончательно. Реанимация её, предпринимаемая новым поколением партаппаратчиков, это фикция, ибо, говоря на словах о том, что надо дать крестьянину землю в вечное пользование с правом наследования, на деле они упрямо руководствуются лозунгом Егора Лигачёва: «Колхозный строй — лучший в мире!». И пока мы решительно не откажемся от этой догмы, деревня всё больше будет приходить в запустение. А разразившийся нынче кое-где хлебный кризис, при богатейшем урожае зерновых, лишь предвестник грядущих ещё более серьёзных проблем.

Часть третья

Теперь немного о тех, кто пришёл руководить разорённым государством на смену царским чиновникам, ведь не зря говорят в народе: каков поп, таков и приход. Типичного представителя новых слоёв «руководителей», весьма образно изобразил Михаил Булгаков в своём «Собачьем сердце». И этот типичный образец даже не Швондер, а фигура даже более страшная в своём тупом революционизме — Полиграф Полиграфович Шариков. В реальной действительности было значительнее хуже и страшнее. Вот как описывает в своих записках становление новой рабочее-крестьянской власти левый меньшевик Д. Данилин: «Откуда-то появились новые люди, многие из них с подозрительным прошлым, часто во главе „красных отрядов“, пулемёты решали всё, были случаи, когда умалишённые делались начальством. Расстрелы — редко по суду, большей частью по воле местного начальства, приобрели зловещие размеры». Можно, конечно, и не верить Данилину, который, естественно, от советской власти был не в восторге, так как сам оказался этой власти лишённым, но логика происходивших в этот период событий, почему-то подсказывает — это правда.

Вот так рождалась новая советская, а точнее партийно-советская номенклатура. Вот так закладывался фундамент существующей и по сей день административно-командной системы, рядящейся сегодня в одежды псевдодемократии, а, возможно и будущего вскоре президентского режима правления. Гражданская война двадцатых годов лишь подчеркнула всю опасность узурпации власти частью наиболее фанатичной люмпен-интеллигенции в союзе с люмпен-пролетариатом и люмпен-крестьянством. Полностью сбылись предупреждения видного теоретика анархизма М.А.Бакунина в его полемике с К. Марксом ещё в 60-х годах ХIХ века о том, что диктатура пролетариата на деле окажется властью «кучки привилегированных, избранных или даже неизбранных». Возможно, меня упрекнут, нашёл, мол, авторитета в лице какого-то анархиста. Хорошо, тогда давайте посмотрим документы РКП (б). В них тоже можно найти немало прелюбопытного. Например, на Пленуме ЦК РКП (б) весной 1921 года Л.Б.Красин, один из ближайших соратников Ленина, так охарактеризовал роль партии в государственном обустройстве: «Наша партия на десять процентов состоит из доктринёров-идеалистов и на девяносто процентов из карьеристов, мечтающих занять место «царской челяди». Годом позже другой большевик Г.Я.Сокольников говорил: «Кажется всё превратилось в бестолковую канцелярию, в которой всё происходит не для дела, а только для угождения отдельным лицам от которых зависят дальнейшие пайки, суточные, добавочные и тому подобное».

Шестой год перестройки показал, что эта канцелярия по-прежнему жива. К ней прибавилась лишь говорильня на всех уровнях новой демократической власти.

Политика — концентрированное выражение экономики. Этот постулат должен быть хорошо известен всем, кто хоть немного изучал марксистско-ленинскую теорию. Да, экономика определяет политику. Но есть и обратная связь. Политика, точнее идеология, подменяющая политику, что и происходило у нас все эти годы, заставляет экономику подстраиваться под её догмы и в результате подобной любви рождается мутант в образе той экономики, планово-социалистической, какую мы имеем сегодня. Ещё в 1918 году Ленин отмечал в работе «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата», что в России имеется пять основных укладов жизни — от патриархального до социалистического. Вся политика этого переходного периода должна быть направлена на постепенное сглаживание противоречий и различий этих укладов. На это и был направлен ленинский НЭП. Но как нельзя в историческом развитии перескочить от феодализма к коммунизму, так нельзя и административными методами привить социализм. Здесь должны были бы быть экономические методы, но появление нэпманов и новой советской буржуазии не укладывалось в сталинскую модель светлого советского будущего. Поэтому, дорвавшиеся к кормилу власти советские чиновники, являясь очень значительным меньшинством населения страны, тем не менее смогли навязать народу своё понимание и видение ленинского плана строительства социализма, хотя его, как такового, не существовало вообще. И со всей революционной решимостью поставили свою политику выше объективных экономических законов.

О политических методах привлечения крестьянства к социализму и перевоспитания возродившихся мелких «хозяйчиков», очень точно написал в журнале «Красный террор» член Коллегии ВЧК М. Лацис: «Мы не ведём войны против отдельных лиц, мы истребляем буржуазию как класс. НЕ ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны предложить — какого он сословия, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора».

И хотя это было написано 1 ноября 1918 года, но в 1923, 1937, 1947, 1953 годах и в промежутках между этими датами, а затем в 60—80-е годы, данное наставление для революционной инквизиции не стало менее актуальным. Сегодня мы хорошо помним так называемые дела Солженицына, Бродского, Буковского, Сахарова и многих других.

Однако вернёмся к самому началу нашего анализа — к духовному началу и коснёмся святая святых современного партаппарата — идеологии. Идеология для них не просто служанка, обрабатывающая умы непокорных. Она для них — Икона. Образ на этой иконе временами обновляется, исходя из личных качеств первого человека в партии и государстве, но суть всегда одна — авторитарность, переходящая, как в период 1925—1953 годов, в диктатуру одного человека. Очередной этап этой диктатуры начался в апреле 1985 года, и предсказать её окончание достаточно трудно. Хотя, похоже, свет в конце тоннеля уже проглядывает.

В то же время надо сказать, что идеология, пожалуй, единственный участок политики, в котором партократия преуспела. Искусство она превратила в социалистический реализм, литературу — в издания собственных речей и опусов, телевидение и радио — в машину для постоянного прополаскивания мозгов миллионам своих подданных. К нашему счастью, что именно здесь сегодня объективно происходят наиболее существенные изменения. И Тв, и радио, и печать вроде бы выходят постепенно из под тотального контроля начальников с партийными билетами.