Хижина в горах Браун Сандра
– Ваша жена – активная женщина.
– Очень.
– Вы уверены, что она не уехала куда-то по делам благотворительности?
Джеф глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– Она приехала сюда в пятницу днем, чтобы утром в субботу пробежать дистанцию в горах для тренировки.
– Вы знаете маршрут или название горы?
– Эмори показывала мне карту. Если я ее увижу, то смогу вспомнить.
– Вы знаете, в каком парке?
– А разве здесь не один парк?
Найт просто смотрел на него несколько секунд, потом сказал:
– Только в этой части Северной Каролины у нас четыре национальных лесных парка. Они соединяются с заповедниками в Теннесси. А если направиться на юг, в Джорджию…
– Я начинаю понимать, – Джеф решился прервать этот урок географии. – Я не знаю, какой именно парк или какая гора. Но ночевала она здесь в Дрейкленде, поэтому логично было бы начать поиски с ближайшего туристического района.
На лице Найта появилось пессимистическое выражение.
– Все равно нам придется осмотреть много квадратных миль.
– Мне жаль, что я не знаю большего о ее маршруте. Но одно я знаю наверняка: жена никогда бы не уехала «по делам благотворительности», не предупредив меня.
Абсолютно не тронутый его нетерпением Найт сказал:
– Вероятно, это так. А как насчет членов семьи?
– Кроме меня у нее никого нет.
– Никого, кого она решила бы навестить и у кого могла задержаться?
– Нет.
– Друзья?
– Я обзвонил всех, кого только смог вспомнить. Никто не видел ее и не разговаривал с ней. И это значит… что с ней что-то случилось.
Детектив наклонился вперед и вцепился пальцами в край стола.
– Вы боитесь худшего, мистер Сюррей. Не вините себя. Я бы, вероятно, тоже так себя вел на вашем месте. Скажу вам только одно: за двадцать с лишним лет, которые я проработал в этом офисе шерифа, я нашел всех, кого считали пропавшими. Девяносто девять и девять десятых процента людей находились. Всего лишь одна десятая процента пропавших становились сюжетом для вечерних новостей и поводом для наших ночных кошмаров. Так что сохраняйте позитив, договорились?
Джеф кивнул.
– Я постараюсь.
– Прежде всего мы начнем искать ее машину.
Он вызвал помощника шерифа, которую он называл Мэриджо, и сообщил ей марку, модель и номерной знак машины Эмори, полученные от Джефа. Он предупредил, что это срочно. Мэриджо пообещала сразу же заняться поисками, но предупредила, что главным препятствием станет погода.
– Всюду машины съезжают в кюветы с обледеневших трасс. Вчера закрыли почти все горные дороги, по которым редко ездят. Но я попрошу поискать машину полицию штата. Разумеется, мы говорим о трех штатах, если вы не хотите, чтобы мы искали еще и в Южной Каролине, тогда их будет четыре.
На Джефа это произвело впечатление. Она умела сложить три и один…
Когда женщина ушла, Найт вызвал другого помощника шерифа и представил его как Бадди Грейнджа. Тот обменялся с Джефом рукопожатием и подвинул стул, чтобы сесть с ними рядом.
– Я получил электронное сообщение от Сэма об исчезновении вашей жены. Я готов действовать.
– Замечательно, – отозвался Джеф, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучала издевка. – Когда же мы действительно начнем искать ее?
– Сначала несколько вопросов, – сказал Найт. – Могло ли у Эмори быть оружие?
– Оружие?
– Люди, отправляющиеся в горы, как правило, берут с собой какое-то средство для защиты. Перцовый баллончик. Отпугиватель для медведей. По-моему, это все ерунда, но люди чувствуют себя спокойнее…
– Сейчас зима. Разве медведи не ложатся спать?
– В теории это так, – Найт улыбнулся. – У вашей жены есть пистолет?
– Боже, нет. И ничего из того, что вы перечислили. Во всяком случае, я об этом не знаю.
– А у вас есть оружие?
– Да. И у меня есть разрешение на него, – Джеф достал бумажник из бокового кармана и показал им документ, выданный штатом Джорджия. – Я готов показать вам пистолет. Он лежит в машине, в отделении для перчаток.
– Хорошо, с этим позже, – Найт посмотрел на Грейнджа, потом снова на Джефа. – Вы сказали, что ваша жена уехала в пятницу, но вы приехали к нам только вчера вечером. То есть прошло около сорока восьми часов, верно?
– Это было ошибкой с моей стороны, ужасной ошибкой. Теперь я это понимаю.
– Почему вы ждали? – спросил Грейндж. Имя «Бадди» ему не подходило. Он был моложе, стройнее, внимательнее Найта. В нем не было ничего простецкого.
– Эмори упоминала о том, насколько непросто будет бежать по выбранному ею маршруту. Все дело в высоте. К тому же в прошлом году у нее был маршевый перелом правой ступни. Ее это беспокоило.
Все эти причины заставили Эмори предполагать, что пробежка будет изнурительной. Она сказала мне, что, возможно, не захочет ехать домой в субботу и останется еще на ночь, чтобы отдохнуть. Когда она мне не позвонила, я решил, что она так и поступила.
Грейндж задал следующий вопрос:
– Вы бы могли назвать вашу жену сознательной?
– Он назвал ее ответственной, – вставил Найт.
– Эмори именно такая, – не растерялся Джеф, – очень сознательная и ответственная.
Грейндж нахмурился.
– Тогда, как мне кажется, вам следовало бы встревожиться, когда она не позвонила вам, чтобы предупредить о том, что не вернется домой в субботу вечером.
– Я беспокоился.
– Но вы ждали еще двадцать четыре часа, прежде чем приехать сюда и начать ее искать.
– Я уже признал, что это было ошибкой с моей стороны. Но я говорил ему, – Джеф указал на Найта, – вчера вечером, что я боюсь, как бы с Эмори чего-нибудь не случилось. Он сказал, что тревожиться не о чем. Если вы и это… – он огляделся по сторонам, его взгляд остановился на леди с рухнувшей конюшней, которая теперь оплакивала погибшую лошадь. – Если это плохо организованное отделение ничего не предпринимало по поводу необъяснимого исчезновения моей жены еще двенадцать часов, то это ваша вина, а не моя.
С выводящей из себя сдержанностью Найт парировал:
– Вас никто не обвиняет, мистер Сюррей.
– Мне так не показалось. Слова вашего коллеги я воспринимаю как инсинуацию.
Грейндж невозмутимо спросил:
– В чем же инсинуация?
– Вы говорили о пренебрежении с моей стороны. О безразличии. Ни то, ни другое не является правдой.
Найт снова подался вперед и улыбнулся своей простецкой улыбкой.
– Детектива Грейнджа нельзя обвинить в инсинуации, мистер Сюррей.
Джеф холодно посмотрел на них обоих, но не произнес ни слова.
– Вот только… есть одна вещь, – Найт поерзал в своем кресле и поморщился так, словно страдал от геморроя. – Помните ту одну десятую процента пропавших людей, о которой я уже упоминал? Обычно тот человек, который заявляет об их исчезновении, как раз и знает, где они находятся.
Глава 10
Все доверие, которое он сумел завоевать, исчезло в ту секунду, когда она увидела проклятый камень и сделала логический вывод.
Женщина бесновалась несколько минут, отбиваясь словно дикая кошка. Он пытался усмирить ее, не причинив боли, но она продолжала царапаться, кусаться и бить его. Один из ее кулаков попал по царапине на его щеке, нанесенной накануне. Рана открылась и снова начала кровоточить. Но Эмори не прекратила драться с ним, пока не выбилась из сил. Иначе она не была бы такой покорной, какой была теперь.
Покорной – да, но при этом натянутой как струна арфы. Он отнес ее на диван, и она сидела там, обхватив себя за локти, в буквальном смысле сдерживая себя. Он подошел к ней и протянул стакан с виски.
– Держи. Выпей это.
– Черта с два, – женщина оттолкнула стакан, выплеснув бурбон на него.
– Даром пропадает хороший напиток, – он слизнул его с тыльной стороны руки.
– Тебе бы хотелось напоить меня, верно? Чтобы со мной было легче справиться?
– Я налил слишком мало для того, чтобы ты опьянела. Виски просто помогло бы снять напряжение.
– Я не хочу снимать напряжение, благодарю, – Эмори вскинула голову и свирепо посмотрела на него. – Почему камень не сработал?
– Он сработал. Ты потеряла сознание.
– И тогда ты принес меня сюда.
– На самом деле я донес тебя до моего пикапа. Ты приехала сюда, полулежа на пассажирском сиденье. Ремень безопасности не позволял тебе сползти на пол кабины.
– Зачем ты привез меня сюда? – Она смотрела на него не только со страхом, но и с недоумением. – Если ты хотел убить меня, почему ты просто не придушил меня, пока я была без сознания?
– Это неинтересно.
Эмори жестом указала на потолок.
– Стоит ли мне ждать того, что ты подвесишь меня на эту перекладину и выпотрошишь словно оленя?
Мужчина посмотрел вверх и нахмурился.
– Слишком сложно. Сначала втаскивай наверх, потом отмывай всю эту кровищу. Почему бы нам просто не выпить виски, приправленного ядом? – Он снова протянул ей стакан, а когда она не шевельнулась, спросил: – Нет? Ну ладно.
Он выпил виски сам. Пусть она не хочет снять напряжение, но он чертовски в этом нуждался. Поставив стакан на придиванный столик, он произнес:
– Видишь ли, я просто шутил.
Эмори шутить не хотелось, она продолжала обнимать себя, раскачиваясь взад и вперед, явно пребывая в смятении.
– Я только поверила…
– Во что?
– Что ты не хотел причинить мне вред.
– Я не хочу.
Эмори коротко хохотнула и посмотрела на коричневый пакет, лежавший на обеденном столе.
– Хотя все свидетельствует об обратном.
Сжавшаяся в комок на краю кровати, она казалась маленькой, беспомощной, испуганной. Он восхищался силой ее воли, которая не позволяла ей расплакаться, хотя в ее глазах блестели слезы. Очевидный страх Эмори подействовал на него куда сильнее, чем ее вопли и удары.
Он присел на корточки возле нее, не обращая внимания на то, что она сжалась еще сильнее, только бы их плечи не соприкоснулись.
– Я не хотел, чтобы ты увидела камень.
– Тогда тебе следовало лучше его спрятать.
– Я положил камень в ящик для дров на время. Мне просто не пришло в голову, что ты станешь в нем копаться.
– Любой бы не ожидал увидеть в нем такое.
– Да, я понимаю. Камень с твоими волосами и кровью на нем. Я знал, что ты расстроишься, когда это увидишь.
– Ты чертовски прав, – с жаром ответила Эмори. – Я ведь поверила тебе, когда ты сказал, что я упала.
– Я этого не говорил, ты сама так подумала. Я сказал, что нашел тебя лежащей без сознания.
– Потому что ты огрел меня по голове вот этим камнем!
– Нет, Док. Я этого не делал.
– Ты сохранил его как трофей?
Мужчина не удостоил эту реплику ответом.
Эмори застонала.
– Я бы предпочла, чтобы ты с этим наконец покончил.
– С чем это?
– С тем, что намерен со мной сделать. Мне незачем было бы и дальше бояться этого. Ожидание убивает меня. Или это часть мучений?
Ее руки легли на колени и сжались в кулаки с такой силой, что пальцы побелели. Они были бледными и холодными на ощупь, когда он накрыл их своей рукой.
Эмори попыталась вырваться из-под его ладони, но он ей не позволил.
– Посмотри на меня.
Она повернула голову и взглянула прямо ему в глаза. Ее глаза были ореховыми, скорее зелеными, чем карими. Оранжевые искорки в них, которые он принимал за игру света, оказались реальными. На таком расстоянии он мог сосчитать их.
– Я ничего тебе не сделал. И не сделаю. Сколько еще раз я должен это повторить, чтобы ты мне поверила?
– Я поверю, как только ты позволишь мне поговорить с…
– Не сейчас.
– Когда?
– Когда я смогу доставить тебя, не подвергая опасности.
– Но люди волнуются обо мне.
– Не сомневаюсь. Но им незачем волноваться. И тебе незачем бояться меня. Есть ли у тебя причины бояться меня?
– И это спрашиваешь ты, который не назвал мне своего имени и ничего не рассказал о себе?
– Хорошо. Если я расскажу тебе кое-что о себе, ты перестанешь драться со мной и пытаться сбежать?
Эмори кивнула.
Он знал, что это ложное обещание, но возможно, женщина успокоится, если он расскажет ей то, что никак не затронет его тайну.
– Я тоже потерял обоих родителей.
– Ты любил их?
– Да.
– Они умерли до или после… того, что ты совершил?
– До. И я этому рад.
– А что ты сделал?
– Не спрашивай меня снова, Док. Я тебе не скажу, – он посмотрел вниз на свою руку, прикрывавшую ее пальцы, и понял, что его большой палец инстинктивно поглаживает их. В его мозгу закружились эротические картинки других мест на ее теле, которые он хотел бы ласкать.
– Если я тебе скажу, ты по-настоящему станешь бояться меня.
Двигаясь быстро, не давая себе возможности нарушить любое из данных им обещаний, он убрал свою руку и встал. Стоя к ней спиной, он взял пакет со стола и сунул себе под мышку. Потом он подошел к двери, взял с вешалки куртку, шарф и шапку.
– Пока ты со мной дралась, у тебя открылась рана на голове. Волосы испачканы свежей кровью. Возможно, тебе следует изменить свое мнение по поводу душа.
Он бесшумно закрыл за собой дверь и остановился на крыльце, чтобы надеть верхнюю одежду. Сильный ветер гнул верхушки деревьев, швыряя ему в глаза снег и ледяную пыль, пока мужчина шел через двор к сараю.
Он положил пакет на верхнюю полку и загородил его мотком проволоки. Потом он вытащил деревянную паллету из сарая, бросил ее возле колоды, на которой рубил дрова. Складывать недавно наколотые дрова на паллету это бездумная работа, поэтому он мог делать ее не думая.
И это позволяло ему сосредоточиться на Эмори Шарбонно.
Его тревожило то, что ее инстинктивное недоверие было настолько сильным.
И это волновало его еще сильнее, потому что это недоверие было оправданным.
Никто и ничто еще ни разу не отвлекало его от принятого решения. Ей это удалось. Он искренне заботился о ней, и в этом была потенциальная опасность. Все могло рухнуть. Он с этим боролся, но чувствовал, как у него уходит земля из-под ног всякий раз, когда он на нее смотрит… и каждый раз, когда она смотрит на него.
Он сделал три ходки от кучи дров до поленницы, сложенной вдоль южной стены хижины, где поленья были хотя бы наполовину укрыты от непогоды. Закончив с этим, он вернул паллету обратно в сарай.
Задержавшись там, укрытый от снега и ветра, он стащил перчатки и вытащил из кармана джинсов серебряный брелок. Изо рта мужчины вырывался пар.
Эмори не заметила, что его не хватает, и он надеялся, что она о нем не вспомнит и не попросит вернуть. Потерев его между большим и указательным пальцами, он признался самому себе, что повел себя как юнец, до глупости сентиментально, тайком взяв вещь, принадлежавшую ей. Никогда в своей жизни он не хранил ничего, что напоминало бы ему о какой-нибудь женщине, даже если она сама дарила ему сувениры. Особенно если она дарила ему что-то на память о себе.
Он не романтик и никогда им не был. Когда он не заказал цветы для своей девушки, с которой встречался в выпускном классе, Ребекка вышла из себя.
– Кто обращает внимание на такую ерунду? – проворчал он тогда.
Она в сердцах сказала:
– Я! Мне не все равно, что мой брат полный и абсолютный олух!
И сестра сама заказала цветы для его девушки.
Ребекка ни за что не поверила бы, узнай она об Эмори…
Но она никогда о ней не узнает. Никто не узнает. Время, которое она проведет с ним, будет тайной, которую он унесет с собой в могилу. Он должен ее отпустить. И он ее отпустит. Во всяком случае, на память о ней ему останется этот серебряный брелок.
Он убрал его обратно в карман и снова надел перчатки. Прежде чем выйти из сарая, он посмотрел на полку, на которой спрятал пакет, чтобы убедиться, что на этот раз он хорошо его спрятал. Потом мужчина вышел и закрыл за собой дверь на защелку. На пороге хижины он потопал ногами, чтобы стряхнуть с сапог мокрый снег, потом толкнул дверь.
Когда он вошел внутрь, то почувствовал знакомый аромат своего мыла и шампуня. Эмори стояла перед камином и развешивала мокрые вещи на стульях, которые она расставила поближе к огню. Волосы у нее были влажными. Вместо костюма для бега на ней была одна из его фланелевых рубашке и его носки.
И, судя по всему, больше на ней не было ничего.
Между краем рубашки, доходившей ей до середины бедер, и носками, собранными на щиколотках, были только гладкие ноги. Это были ноги бегуньи, длинные и мускулистые, с хорошо развитыми мышцами икр.
Эмори закончила развешивать легинсы для бега на спинке стула, расправила их, подвинула стул чуть ближе к огню и повернулась к хозяину дома.
– Я поймала тебя на слове и воспользовалась душем, – она жестом указала на носки и провела рукой по рубашке, на которой были застегнуты всего лишь несколько пуговиц. – Надеюсь, ты не возражаешь, что я позаимствовала это.
Он с трудом оторвал взгляд от края рубашки спереди. В ответ на ее последнюю реплику он только покачал головой.
– Так приятно чувствовать себя чистой.
Он кивнул.
– Я еще и одежду постирала.
Он перевел взгляд на мокрую одежду, но ничего не сказал.
– Кровь из ссадины на голове перестала идти.
Он хрипло пробормотал:
– Хорошо.
Мужчина снял куртку, шапку и шарф, цепляясь за них словно за соломинку, потому что вся его кровь, казалось, сосредоточилась в одном месте, и крови оказалось так много, что ему было больно.
Он подошел к кухонному шкафчику, достал бутылку виски и налил себе выпить. Не донеся напиток до рта, он остановился и посмотрел на Эмори через плечо.
– По поводу виски не передумала?
– Нет. Спасибо.
Он выпил виски. Напиток обжег ему пищевод и взорвался в желудке словно бомба. После этого у него появился повод подумать о чем-то другом кроме ее чистой гладкой кожи и того, насколько мягкой и теплой она будет под старой фланелью. И под ним. Двигаясь под ним.
– Ты говорил, что наблюдал за мной в бинокль.
– Что?
– В то утро, когда ты… Когда я упала. Ты сказал, что наблюдал за мной.
– Когда ты…
Выполняла упражнения на растяжку, нагибалась, поворачивалась.
– Когда ты была возле своей машины перед тем, как начала пробежку.
– И что ты там делал?
– Гулял.
– И больше ничего?
– Нет.
Он вцепился в край кухонного стола и продолжал смотреть в окно над раковиной. Он не настолько доверял себе, чтобы взглянуть ей в лицо.
– Почему ты обратил на меня внимание?
Твои ноги в черных легинсах. Твоя задница. Боже, эта твоя задница.
– Видишь ли, я просто рассматривал местность в бинокль, любуясь видами. Думаю, я заметил движение.
– Почему ты не поздоровался со мной?
– Слишком далеко. Но мне стало любопытно.
– Почему? Разве я не выглядела как любой человек, отправившийся на пробежку?
– Ну да, только я гадал, почему ты одна. Большинство людей, если они бегают по пересеченной местности, делают это в компании.
– Но ты же был один.
– Я к этому привык.
Из крана капало. Какое-то время шорох падающих с интервалом в пятнадцать секунд капель был единственным звуком в комнате. И во всем мире.
Потом Эмори сказала:
– Есть одна вещь, о которой мы не говорили.
Мужчина повернул кран, пытаясь определить, сможет ли это остановиться течь.
– Прошу прощения?
– Этим утром я спросила тебя, как ты выносишь тишину, скуку и одиночество. Мы поговорили о тишине и скуке, но не об одиночестве.
Вода перестала капать, но он крепко вцепился в оба крана, как будто хотел сорвать их с крепежа.
– Разве тебе не бывает одиноко?
Ему это показалось, или она действительно понизила голос?
– Иногда.