Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь Дюнан Сара

Он отшутился. Бог свидетель, со своими друзьями он поступал и похуже. На следующее утро они проснулись с тяжелой головой и мало что помнили. Но Альфонсо всячески старался загладить вину. Через несколько недель, когда начались боли и появилась сыпь, он подумал на нее, хотя поимел тогда с дюжину разных женщин. Будь проклят этот Арагонский! Как же много у него причин ненавидеть своего зятька!

– Пять тысяч дукатов за увядшую кожу и изношенную дырку, – произнес Чезаре ничего не выражающим голосом.

Он думал о выпотрошенных телах, о голове восьмидесятилетнего старика, которая, катясь по булыжной мостовой, раскололась как орех, о двух мужьях, искромсанных в клочья и выброшенных, как мусор. Ради чего? Ради этой перезревшей плоти?

– Если ты все еще пылаешь желанием, то, возможно, тюремщики замка Святого Ангела помогут тебе с этим. – Чезаре повернулся к двери и накинул свой плащ. Он получил то, за чем пришел. – Если затушат свечи.

– Думаешь, ты преуспеешь больше меня? – крикнула она ему вслед. – Ты не продержишься здесь и трех месяцев! Все они предатели до мозга костей и возненавидят тебя быстрее, чем меня.

Он не ответил. Спускаясь по лестнице, он все еще слышал ее крики.

Однако два дня спустя, едва проснувшись, он призвал к себе самые знатные семьи города и объявил им об освобождении всех политических заключенных, снижении налогов и назначении субсидий из папской казны на ремонт крепости и других построек, пострадавших во время военных действий. Есть множество способов победить врага, и не всегда для этого требуется сила.

Глава 48

В последнюю неделю февраля в Риме прошел парад в честь победы герцога Валентино и его армии. Время было тщательно выбрано папой, причем на удивление удачно: ажиотаж по поводу празднования юбилейного года еще не прошел, и на улицах толкались тысячи паломников и гуляк, а также сельские жители, которые вливались в ряды армии по мере того, как она подходила к северным воротам города. Все жаждали разделить с победителями их успех. В последний раз, когда сын Борджиа возвращался с войны, зевакам бесплатно раздавали вино и еду. А он, герцог Гандийский, ведь так его звали? – люди уже едва помнили его имя – в общем-то тогда ничего и не завоевал.

Но Чезаре Борджиа – другое дело. Ах, Чезаре Борджиа показал себя великим воином. Город дрожал в предвкушении. Армия за воротами протянулась на добрые полмили, все в новых одеждах, оружие натерто до блеска. Наряду с эмблемой папства и цветами Валентинуа, солдаты несли флаги Имолы и Форли. Те же самые флаги, только большего размера, висели на недавно возведенных башнях напротив замка Святого Ангела: два великих города Эмилии-Романьи вновь стали папскими. Все знали, тут должен реять и еще один флаг – государства Пезаро, но ему еще предстояло пасть под напором герцога. Впрочем, не всегда все складывается так, как запланировано.

* * *

И в планы Чезаре вмешались самым неожиданным образом.

– Господин, проснитесь. Вы нужны.

Было раннее утро, прошла всего неделя со взятия Форли, и он спал сном человека, который только что лег в кровать.

– Святые угодники, Микелетто! – взревел он, поворачиваясь на другой бок. – Нет ничего ужасней, чем увидеть твое лицо при пробуждении. Надеюсь, ты принес что-то действительно важное.

– Так и есть. Вы вот-вот потеряете половину своей армии. Людовико Сфорца идет в поход на Милан. Он хочет отвоевать город.

Кто бы мог подумать, что старый тиран решится на такое! После того унизительного бегства, казалось, его пора списать со счетов истории. Но яд, который он влил в уши короля Германии Максимилиана, по-видимому, принес результаты. Франция вторгается в Италию при поддержке папства и с сыном папы римского во главе армии: подобный расклад нарушит всю расстановку сил в Европе. Если Испания боится воспротивиться такому развитию событий, то Германия просто обязана это сделать.

– Где они? – Чезаре встал и оделся.

– Направляются к озеру Комо.

– Тогда у нас еще есть время. Если мы сейчас же свернем лагерь, то будем в Пезаро через десять дней.

* * *

Французы, однако, придерживались другого мнения.

– Слишком сложно, – сказал Ив д’Алегре и поднял руки вверх, будто сдаваясь. – Переместить всю армию так быстро и в такую… хм… суровую погоду.

– И все же это возможно. – Чезаре привел с собой своего специалиста по артиллерии. – Вителли?

– Я бы дал три, может, четыре дня, чтобы переместить пушки. Меньше, если взяться со всей энергичностью.

Позади д’Алегре стоял герцог Байи и красноречиво жестикулировал и гримасничал. «Деньги, – подумал Чезаре. – Только ими можно взбодрить этих лентяев».

– Видите ли, тут у нас имеется небольшая проблема. Швейцарская и гасконская пехота очень устали после той великолепной работы по взятию крепости.

– Устали?

Д’Алегре пожал плечами: «А что я могу поделать?» Как такой талантливый воин может обладать столь капризным характером?

– А когда мы объявим им, что идем в поход на Милан, они будут…

– …еще более уставшими, – с показным безразличием закончил за него Чезаре. Хорошая возможность закрепить один из самых тяжелых уроков, которые преподнесла ему война: держать в узде свой гнев. – Чего они хотят?

Француз опустил глаза и принялся внимательно изучать манжеты камзола. В долгом путешествии они порядком износились. Не мешало бы вернуться ко двору, чтобы позвать портного.

– Когда дела идут хорошо, элитные войска, как правило, получают вознаграждение в виде… как это говорится… повышения оплаты. – Он театрально вздохнул. – Ах, что и говорить, войны обходятся недешево! И порой победителю дороже, чем проигравшему.

Чезаре хмыкнул.

– Так почему бы вам с Байи не поделить выкуп, полученный за находящуюся под вашей «защитой» узницу? Или мне сдать ее кому-нибудь на пару ночей за несколько сотен дукатов? Уверен, желающие найдутся.

Д’Алегре засмеялся.

– Ах, герцог, вы человек редкого ума. Неудивительно, что наш король так благоволит вам. Но, разумеется, вы не забыли, что все еще не выплатили нам причитающуюся за эту даму сумму.

* * *

– …манеры как у свиней, а мораль на уровне ростовщиков. Французские ублюдки! – Тарелки и бокалы на обеденном столе дрожали под ударами кулака Александра. – Твой брат рискует жизнью во славу святой церкви, а что они делают? Сидят в палатках и чешут яйца, требуя больше денег! Если бы они были порасторопней, то уже сейчас Пезаро был бы наш.

Роспись на стенах кисти Пинтуриккьо в Зале святых сияла тем же великолепием, что и четыре года назад. Стол папы, напротив, выглядел как стол бедняка. Взятие городов Романьи стоило церкви целого состояния, но папа, как всегда, отличался бережливостью. Кувшин скромного корсиканского вина и пара блюд – паста и жареные сардины, – чтобы соблюсти пятничный пост. Нехватку специй он компенсировал своим настроением, добавляя горечи или подслащивая трапезу в зависимости от новостей с поля битвы.

– Дорогой отец, не такая уж это трагедия. Кампания уже принесла победы. Повсюду в Риме люди говорят только об успехах Чезаре. – Лицо Лукреции хоть и потеряло свою детскую привлекательность, теперь тоже светилось, но как-то иначе. Возможно, оно светилось от счастья, да так заразительно! С тех пор как родился Родриго, папа постоянно нуждался в ее обществе. Его старший сын воевал, и ему необходимо было видеть рядом кого-то из семьи.

– Нет, нет, папа прав, они мерзавцы! – Джоффре, по обыкновению льстивый, вскочил со стула. И двух недель не прошло, как за этим столом славили французскую армию, – непростое испытание для семьи, в которую входило столько представителей Арагонского рода. – Пусть Чезаре засунет эти деньги им в задницу! Я бы так и сделал!

– В таком случае мы должны возблагодарить Бога за то, что ты держишься подальше от армии, воюющей под нашими знаменами! – взревел Александр. Недолгое пребывание Джоффре в замке Святого Ангела ничуть не улучшило отношений между ним и отцом.

– Ах, он вовсе не это имел в виду, отец, – беспечно вмешалась Санча, убирая кувшин вина из зоны досягаемости мужа. – Он просто пошутил.

Под столом Лукреция крепко сжала руку своего мужа.

– Винить надо не французов, а Сфорца. Из-за них Чезаре потерял половину армии, – тихо сказал Альфонсо.

Она знала, что где-то в глубине души он радовался решению Людовико: армия, призванная в поход на Милан, не может в то же время вторгнуться в Неаполь. Нынче ее муж-весельчак тоже ударился в политику.

– Уф! Я все это прекрасно знаю. – Джоффре уже принялся искать кувшин с вином. – Эти Сфорца! Они хуже любых мерзавцев. Сфорца… они просто гниды! – Его резкое высказывание прозвучало одновременно смешно и глупо, отчего все, даже отец, засмеялись над ним.

– Гниды! Да. Славно сказано. Сфорца – вшивая семейка. – Александр снова ударил по столу, на этот раз не из ярости, а просто ради эффекта. – Каждый раз, когда кажется, что они у тебя в руках, они удирают прежде, чем ты успеешь их прихлопнуть. Но не сейчас. Теперь у нас в темнице сидит Воительница, и очень скоро французы сотрут Людовико в порошок. Останется добить самую мелкую вошь – Джованни.

На секунду улыбка на губах Лукреции чуть дрогнула. Она мысленно увидела зал герцогского дворца, его окна с видом на море, а внизу людей, снующих по очаровательной провинциальной площади. Бедный вошка Джованни. Он всегда был скорее надоедливым, чем злонамеренным: его единственный подлинный грех заключался в том, что у него не хватало духу самому выбирать себе жен. Ну кто в здравом уме женится на дочери Борджиа?.. Она крепче сжала под столом руку Альфонсо.

– Ах, вы только посмотрите на это личико! Мое славное дитя! – восхищенно засмеялся Александр. – Моя дочь сочувствует даже вшам. Выброси его из головы, дорогая, теперь рядом с тобой куда лучший муж.

– Да, я знаю. И благодарю за это Бога и тебя в своих каждодневных молитвах.

– Хм… да. Так как поживает мой любимый внук? Уже готов взять в руки меч?

– Ты не представляешь, как быстро он растет. Каждый день прибавляет в весе, правда, Альфонсо? Его кормят две кормилицы, одной не справиться!

– Видишь! Я же говорил, он прирожденный воин. Очень скоро он впишет свое имя в историю. Второй Родриго Борджиа, ни много ни мало. И не останавливайся на достигнутом! А ну-ка, поцелуй свою дорогую жену, Альфонсо. Мужчина, чье правое плечо опущено так низко, определенно держит кого-то за руку под столом. Думаешь, я слишком стар, чтобы помнить эти игры? Что ж, ты ошибаешься! – Он широко улыбнулся.

Лукреция опустила глаза, ее муж наклонился и целомудренно поцеловал ее в щеку.

Папа удовлетворенно хмыкнул, и свечи задрожали от его дыханья. После разгрома Людовико Чезаре получит армию обратно, и тогда падут Пезаро, Римини и Фаэнца. Прошло всего два месяца тысяча пятисотого года с рождения Господа нашего Иисуса, а Борджиа уже поднялись выше, чем когда бы то ни было. Его невестка, красавица Шарлотта Наваррская, в ближайшие недели родит ему еще одного внука, папские юристы работают над созданием буллы, в соответствии с которой сын Джулии Фарнезе будет признан его ребенком, а эти влюбленные голубки за столом наверняка скоро сделают еще одного, пусть даже политические связи между их семьями в данный момент довольно натянутые. Новое поколение Борджиа. Все они получат титулы. Он уже отобрал у семьи Гаэтини их замки к югу от Рима, сославшись на то, что они поддерживают Неаполь, и продал их Лукреции за бесценок, чтобы она могла передать их сыну. Семья Колонна, славящаяся своим политическим непостоянством, будет следующей, а когда отпадет надобность в их войсках, дойдет очередь и до Орсини. Теперь за спиной у Чезаре Франция, и подобная судьба ждет всех, кто посмеет им перечить. Именно ради этого момента он работал всю свою жизнь.

Ах, теперь он новоявленный дедушка, а сын его – герой войны! Он самый счастливый человек на свете!

Лукреция улыбнулась ему через стол. «Боже, пусть все будет и дальше так же хорошо», – подумала она.

Глава 49

– Имола! Форли! Имола! Форли!

По мере того как процессия двигалась к реке, толпа увеличивалась. Люди кричали и таранили временные заграждения, завидев первую фалангу коней, которые храпели и выпускали из ноздрей струи пара в морозный зимний воздух.

Устроенное Борджиа представление, как всегда, обернулось для Иоганна Буркарда настоящим кошмаром, и в предшествующие дни он, получив очередное возмутительное распоряжение свыше, каждый раз с несвойственной ему ностальгией вспоминал свою бытность молодым священником в Эльзасе. Как Бог заботился о нем тогда, одарив удивительной памятью и дав место в школе при соборе в Нидералслаке! Никто в его семье не ожидал такого. Оказавшись в Риме, он уже через год нашел себе работу по душе. Если он и не знал чего-то о проведении религиозных церемоний, то обучался этому быстрее прочих. Он обладал не только в хорошей памятью и педантичностью, но и талантом организатора. Он очутился в нужное время в нужном месте. Ватикан богател, становясь покровителем искусств. Границы между личным и общественным становились все расплывчатей, и то, что раньше прятали, теперь все чаще выставлялось на всеобщее обозрение. Как совмещать то и другое? Как праздновать свадьбы, крестины и похороны членов папской семьи, которой, по церковным законам, вообще не должно существовать? Предоставьте это Буркарду! Как улаживать дрязги между тщеславными священниками, кардиналами, папскими легатами, дипломатами и зарубежными послами? Церемониймейстер знает как. Ни один папа без него не обойдется. И плевать, что люди смеются за его спиной.

Чего он не мог терпеть, так это небрежности, беспорядка и вносимых на ходу корректив. А поскольку папа решил приурочить чествование Чезаре к карнавалу, действо, которое требовало нескольких недель на подготовку, пришлось спешно планировать за несколько дней. В атмосфере растущего хаоса все ругались по пустякам. Чезаре и кондотьеры относились к нему, как к мальчику на побегушках, требуя, чтобы портные со всего города пошили им горы новой формы и флаги да поспели к началу парада. Затем небольшая группа гасконских наемников подняла невообразимый шум по поводу порядка выхода на парад. По протоколу иностранцы в рядах папских войск должны выходить последними, однако они категорически отказались это делать, настаивая на том, что должны шагать рядом с герцогом. Такого издевательства от людей, не имевших ни чина, ни звания, с нечесаными волосами и грязными ногтями, Буркард снести не мог. В конце концов, он сам пришел к Чезаре.

– Я бы хотел, чтобы вы сообщили им, герцог Валентинуа (данное герцогу прозвище Валентино никогда не слетело бы с его уст), что я церемониймейстер папы римского.

– А я завоевал половину Романьи, – улыбнулся Чезаре, пребывавший в тот день в несвойственном ему хорошем настроении, – и тоже не могу с ними ничего поделать. Расслабьтесь, Буркард. Оно того не стоит. Наслаждайтесь мыслью, что все мы здесь сейчас вершим историю!

Но именно это его больше всего и тревожило. И в первую очередь – сам Чезаре, который изменил свое имя, чтобы оно точно повторяло имя первого завоевателя Романьи. Слово ЦЕЗАРЬ было вышито серебряной нитью на черном бархате камзолов сотен молодых конюхов и жезлоносцев. А на случай если кто-то не поймет аллюзии, на второй день празднования были намечены представления со сценой из жизни Юлия Цезаря: переход через Рубикон. Римские легионеры, одетые в военную форму и увенчанные лавровыми венками, проскачут в колесницах за своим военачальником. В последнюю минуту герцог Валентино поскромничал и решил отдать роль Цезаря кому-то другому.

Что он, Буркард, мог сделать со столь вопиющим тщеславием? Только садиться за свой рабочий стол и каждый вечер заносить в дневник все подробности происходящего, чтобы потомки поняли, что сам он не имел к сумасбродствам этой семьи ни малейшего отношения.

* * *

– Имола! Форли! Имола! Форли!

Из окон верхнего этажа своего белого дома недалеко от берега Тибра куртизанка Фьяметта де Мичелис наблюдала за тем, как первые повозки и вымпелы двинулись от площади Пьяцца-дель-Пополо вниз, через мост Святого Ангела и далее к Ватикану. С ее балкона открывался отличный вид, и она могла бы позволить другим составить ей компанию – предложений поступило достаточно, – но сидела сейчас одна, если не считать симпатичной серой птицы, примостившейся у нее на плече – голова склонена прямо к уху, а длинный вишневый хвост идеально оттенял золотой и черный цвета ее наряда.

– Фьяметта, Фьяметта! – кричала птица ей на ухо, раскачиваясь взад-вперед и крепче цепляясь лапками за мягкие подплечники платья. Женщина рассмеялась и зажала губами орешек, предлагая птице угоститься. Та аккуратно схватила его клювом и проглотила, затем вновь склонила голову и нежно, как молодой любовник, коснулась ее уха.

– Это птица с берегов Африки, – сказал Чезаре, когда привез ей птичку за несколько дней до своей поездки во Францию. – Когда подрастет, глаза ее пожелтеют, но хвост останется таким же: африканский попугай со спинкой в цветах Валентинуа. На случай если ты вдруг станешь забывать меня.

– Но ты вернешься женатым мужчиной, – поддразнила она его.

– И что это меняет? Только не держи его в спальне. Если он несколько раз услышит чье-то имя, то может повторить его, когда к тебе придет другой.

– Фро Валтинво, Валтинво… – пронзительно закричал попугай, стоило Чезаре снять колпачок с его головы. Фьяметта радостно захлопала в ладоши. Она давно привыкла не ждать от него никаких подарков и теперь была приятно удивлена.

Прошло пятнадцать месяцев, и серый цвет перьев стал более насыщенным, глаза сверкали, будто пшеничное поле на солнце, но, как и сказал Чезаре, красный хвост совсем не изменился. Словарный запас попугая стал таким же роскошным, как и его оперенье: теперь он мог назвать по имени папу римского и короля Франции, а также пробормотать несколько слов приветствия на латыни, когда, наслышавшись историй о ее профессионализме, к ней захаживал кардинал.

Последние несколько недель Фьяметта была занята тем, что учила его двум новым важным словам.

– Имола-а! Форли-и! Имола-а! Форли-и! – скандировал теперь попугай, растягивая последнюю гласную в пронзительном вопле в унисон с ревущей на улице толпой.

* * *

На южном конце моста Святого Ангела – менее чем на расстоянии брошенного камня от белого дома – располагалась таверна, с которой открывался еще более впечатляющий вид: через мост на замок Святого Ангела. За вымпелами на верхушках башен охрана ждала возле пушек команды выпустить в небо залпы, когда процессия появится на недавно отстроенной Виа Алессандрина – подарок папы римского самому себе к новому тысяча пятисотому году. Эта улица соединяла замок с собором Святого Петра.

Владелица таверны стояла и смотрела на мост, впервые за многие месяцы пустой, готовый принять парадный марш войск. Позади нее сновали слуги, поднося еду и вино толпе гостей. Ваноцца Каттанеи, может, и мать героя-завоевателя, но также и успешная деловая женщина, а сегодня выдалась отличная возможность подзаработать, ведь каждый дюйм смотровой площадки уже сдан в аренду тем, кто в состоянии за него заплатить.

Как бы ни сильна была боль Ваноццы после гибели сына, ее заслонили показные страдания его отца и последовавший за этим политический кризис. Лишенная возможности выплескивать горе публично, Ваноцца переживала его в себе; в те темные дни она обратилась к Богу и находила утешение в работе. Ведение дел на ферме и в таверне всегда приносило ей удовольствие, а теперь и наполняло жизнь смыслом. Год спустя, поцеловав на прощание Чезаре, она вложила деньги в два новых здания в восстанавливаемом к празднику районе города, обеспечив займы своей собственностью. Это рисковое предприятие хорошо встряхнуло ее. Собственные земли снабжали таверну едой и вином, а прошлое хозяйки не представляло секрета для останавливающихся у нее богатых паломников, так что новые отели были полностью заселены задолго до начала года, и она уже отдала половину займа. Может, это и не слишком большое достижение по сравнению с подвигами ее старшего сына, но оно принесло ей колоссальное удовлетворение.

Она могла бы наблюдать за сегодняшними торжествами из комнаты в замке: папа, обычно не баловавший ее вниманием, особенно когда он был поглощен своими делами, любезно прислал ей приглашение. Но она чувствовала себя куда счастливей в мире, который создала для себя сама. Она всегда была самодостаточной женщиной, и пусть Александр видел в своих детях черты Борджиа, он не мог бы не признать, если спросить его напрямик, что они унаследовали и ее целеустремленность и самоуверенность.

Дороги к мосту были полны людей. Толпу оттесняли войска, древки флагов сплетены вместе, образуя барьер. Здесь была представлена добрая половина религиозных движений Европы: черные францисканцы, белые цистерцианцы, серые доминиканцы, старые и молодые, многие накинули капюшоны, спасаясь от зимнего ветра. Она наблюдала за тем, как молодой человек – возможно, не старше Джоффре – с простоватым лицом и непокрытой остриженной головой по-немецки выговаривал солдатам за грубость, когда они толкнули какую-то женщину и она упала на землю. Он помог ей подняться, а затем исчез в толпе, что-то ожесточенно бубня себе под нос. «Так много людей, – думала она, – и каждый со своей историей, каждый следует собственной судьбе». Вдали послышались трубы. Пора открывать лучшее вино, которое она принесла из своих личных погребов. Более подходящего момента поднять бокал не представится. Ее сын возвращался домой.

Часть седьмая

Во дворце так много дрязг, старых и новых, так много зависти, что этот скандал просто не мог не произойти.

Франческо Капелло, посол Флоренции в Риме Август 1500 г.

Глава 50

Чезаре, прирожденный солдат, скучал по походной жизни, сидя в своих комнатах на верхнем этаже апартаментов Борджиа. Он легко раздражался, а настроение у него менялось чаще, чем погода. Сон не шел: то ли в спальне слишком жарко, то ли кровать чересчур мягка. Он затушил огонь, закутался в походный плащ и бросил матрац на пол. Теперь вся его жизнь заключалась в отправлении и получении писем: детальных ежедневных отчетов из Имолы и Форли, оставленных на попечение Рамиро де Ларка – нового губернатора, или посланий от французской армии, которая сейчас производила неистовый марш-бросок по землям Ломбардии и к Милану. Людовико Сфорца готов был вернуть себе свой город. Чезаре с Микелетто до поздней ночи обсуждали планы, пытаясь предугадать ход будущих сражений.

Тем временем слуги без конца приносили ему приглашения, и игнорировать их становилось все затруднительней. Но свободного времени у герцога было так мало…

– Я готов встретиться с Венецией и Феррарой. Остальные могут подождать.

– Еще одно приглашение от вашей сестры, герцогини Бишелье.

– Только от Лукреции или еще и от ее мужа?

Микелетто пожал плечами.

– Не думаю, что вы сможете избегать его вечно.

– Почему бы и нет? – буркнул Чезаре. – Я уже жал ему руку. Чего еще он от меня хочет?

* * *

Утром в день парада Альфонсо покинул дворец Санта-Мария-ин-Портико до рассвета.

– Ах, герцог Бишелье, полагаю, вы самый привлекательный мужчина во всем Риме! – сказала Лукреция, поеживаясь от холода в своей ночной сорочке. Она настояла на том, чтобы подняться вместе с ним.

– Надеюсь, не привлекательней твоего брата? Никто не должен затмить его сегодня. Может, измазать сажей одежду и сломать пару перьев на шляпе?

– Не поможет. Тебя выдаст лицо.

– Тогда я надену маску. – Они рассмеялись, и он обнял ее. – Мне пора идти. Лучше не опаздывать.

Она не отпускала его.

– Это просто парад, Лукреция. Я вернусь.

– Знаю, знаю. – Лукреция старалась, чтобы ее голос звучал непринужденно. – Что ты ему скажешь?

– Поздравлю его с блестящим талантом воина и командира. Он поблагодарит меня. Ведь он поймет, что я говорю искренне.

Так все и произошло. Двое мужчин встретились, когда только занимался туманный рассвет. Лошади выдыхали в морозный зимний воздух клубы пара, конюхи и жезлоносцы поправляли камзолы и выпячивали вперед грудь, чтобы всем лучше было видно вышитое слово ЦЕЗАРЬ. Они обменялись твердым рукопожатием, перебросились несколькими словами и быстро обнялись, словно оба боялись чем-то заразиться друг от друга. От более близкого общения их спас приход Джоффре. Тот был возбужден и радовался, как щенок, хозяин которого только что вернулся домой.

– То, как ты взял крепость Имолы… и бомбардировка Форли, такой умный ход, а как верно выбрано количество пушек! Стратегия безупречна… – трещал он без умолку. – Что за паршивые гасконцы! Ничего, очень скоро ты возьмешь и Пезаро. И Римини. На этот раз я помогу тебе. Главное, убедить отца. Я буду твоим главным помощником. Я решил драться с тобой бок о бок. Санча подтвердит. Как она тебе? Расскажи!

– Кто? – От неожиданности Чезаре позволил себе улыбнуться.

– Воительница Сфорца, разумеется. Ты спал с ней? Да, да, конечно спал! Сколько раз? Она сильно сопротивлялась?

Чтобы заставить его замолчать, Чезаре сделал выпад рукой и притянул брата за шею в захват, совсем как раньше, когда они вместе упражнялись в рукопашном бое.

– Вот что я с ней сделал, – сказал он, и Джоффре возмущенно заорал. – А потом я сделал вот так. – Он свободной рукой схватил Джоффре за гульфик. – И угадай, что я обнаружил, брат? Яйца у нее покрупнее твоих. Мой брат, воитель! – воскликнул он через секунду, отпуская его и задрав его руку вверх, чтобы все видели. – А теперь запрыгивай на коня. Да не свались с него! Если будешь хорошо себя вести, я организую тебе встречу с ней.

* * *

Но в итоге последнее слово осталось за Катериной Сфорцей.

После нескольких недель в плену этой восхитительной наезднице, отправившей своих лучших коней в Мантую, лишь бы они не достались врагу, пришлось унизительно тащиться через Апеннины в телеге с продовольствием. Тем не менее, когда они с Чезаре, ее тюремщиком, вошли в украшенный фресками зал делла Паппагани, где на троне восседал папа римский, она изо всех сил старалась выглядеть хорошо.

Перед ними предстал святой отец всего христианского мира, он же невероятно гордый отец собственного сына. Чезаре едва успел коснуться губами ног папы, как он уже вскочил с трона, обнял его и рассмеялся, без умолку тараторя что-то на каталонском. В этот один из самых триумфальных дней его жизни как мог он отказать в милости красивой женщине, поражение которой принесло им славу?

– Я вверяю себя в ваши руки, ваше святейшество, – сказала Катерина. Ее голос был тих и дрожал от волнения. – Герцог Валентино достоин встать в один ряд с величайшими воинами прошлого. Никогда не встречала мужчину, подобного ему.

В этот момент мертвые солдаты, невыполненные обещания, угрозы и отравленные послания были забыты. Ах, что за удовольствие наблюдать, как красивая женщина с пышными, белоснежными грудями, рвущимися наружу из стягивающего их корсета, опускается в глубоком реверансе к твоим ногам!

– Вы правы. И только такой мужчина, как он, мог победить такую воительницу, как вы. Добро пожаловать в Рим, Катерина Сфорца.

Стоящий позади него Чезаре тихо буркнул что-то себе под нос.

– Вы не только наша пленница, но и гостья, и должны остановиться во дворце Бельведер, расположенном в моих садах. Для вас подготовят комнаты.

Когда под присмотром охраны она прошествовала мимо Чезаре, на губах ее играла легкая, но многозначительная улыбка.

* * *

– Не все одобряют ведение войны против женщины. Мы получим сейчас больше поддержки, проявив великодушие, а не упиваясь местью.

– Но дело еще не окончено. Она должна от имени своих детей отказаться от всех претензий, а жизнь в роскоши вовсе не способствует принятию такого решения.

В суматохе приготовления к празднествам прошло несколько дней, прежде чем отец с сыном нашли время поговорить наедине.

– Значит, пригрозим ей тюрьмой, это ее убедит. Да и в любом случае к тому времени о ней все забудут. Давай не будем спорить по пустякам. Ты сделал меня самым счастливым человеком во всем христианском мире. Скажи, что любящий отец может дать тебе взамен, тебе, герцогу половины Романьи?

– Возможность завоевать другую ее половину.

– Ах, ты жаждешь большего! – Александр расплылся в довольной улыбке. – И ты получишь это. Не пройдет и месяца, как ты станешь гонфалоньером и генерал-капитаном папской армии. Буркард уже готовит документы.

– И где я наберу армию? Нам нужно больше солдат и артиллерии.

– Знаю. Понадобится время. – Его воинствующий сын так нетерпелив! – Сперва надо разобраться с Миланом.

– Да, и в этом наша проблема, отец. Пока мы зависим от французов, мы не хозяева своей судьбы. Теперь я это понял. Говорю тебе, чтобы все сработало, как надо, нам нужна наша собственная армия, состоящая из наших собственных наемников. Можно позвать испанцев, их преданность гарантирована, остальных наберем в Романье.

– А как насчет Вителли, Орсини и остальных? Они хорошо сражались за тебя.

– Да, неплохо. Но по сути они ничем не лучше остальных. В первую очередь думают о себе. А если мы с успехом берем города и продолжим дальше в том же духе, то в конце концов позаримся и на их земли.

– Ах, что за амбиции! – Александр ждал этого момента многие месяцы, ждал возможности ощутить вкус победы и превратить ее в свой собственный триумф. – Я вижу, война изменила тебя. Даже лицо твое теперь походит на лицо солдата, а не придворного. Знаешь, когда я был молод, то выглядел в точности, как ты сейчас. Грудь и плечи гладиатора. Ах, женщины просто без ума от воинов. Пресвятая Дева Мария, теперь мы семья, которой можно гордиться. И нам есть что отпраздновать.

– Так когда мы приступим?

– К чему?

– К вербовке. Сейчас самое подходящее время. – Чезаре махнул рукой в сторону окна. – Половина Европы платит дань церкви.

– Правда? Да ты теперь папа римский и генерал-капитан в одном лице! – засмеялся Александр. – Но вынужден напомнить, что у Ватикана есть и другие… более скромные задачи. Венеция требует крестовых походов: пираты-язычники ограбили их корабли на полпути в Индию.

– В таком случае мы можем помочь им в обмен на то, что нужно нам.

– Ты думаешь, я над этим не работаю? К тому времени, как ты снова пустишься в дорогу, Венеция откажется поддержать города Романьи. Ах! Вы, молодежь, думаете, что всего можно добиться лишь с помощью меча и пушечных ядер. Битвы, которые веду здесь я, требуют куда более продуманной стратегии. Так что сделай одолжение, перестань бродить тут, как волк по лесу. Сядь. Ну же!

Чезаре сделал, как было велено. Он отыскал свое старое кресло, с размаху упал в него и вольготно развалился.

– Я слышал, что у самой красивой куртизанки Рима есть попугай, который умеет сквернословить на латыни. И что эта птица выкрикивает твое имя, пока ее хозяйка ублажает других мужчин. Интересно, кто подарил ей его?

– Папа, сейчас речь об армии, а не о женщинах.

– Мы говорим о жизни, – безнадежно вздохнул Александр. – Или, кроме войны, тебе уже ничего не интересно? Может, эта Воительница что-то в тебе изменила? Совсем тебя измучила? Боже мой, ты и не представляешь, какие сплетни до нас тут дошли.

– Сплетни не имеют отношения к истине, – сказал Чезаре без обиняков. Какое-то время он молча смотрел на свои ботинки. Его до сих пор мутило при воспоминании об их встрече, и виной тому была не только Катерина. Да, он поймал взгляд Фьяметты, когда проезжал парадным маршем мимо ее дома, но едва он пересек мост, как тут же забыл о ней. Если бы он как следует задумался, то был бы наверняка удивлен, что на пике триумфа не чувствует потребности в плотских утехах. – Как моя сестра? По-прежнему без ума от своего неаполитанца?

– Да, она счастлива. И очень рада твоему возвращению. – Папа, как обычно, лгал со вкусом.

– А этот наш зятек, предатель Арагонский?

– Ах, сын, не будь так жесток. Их имя для них ноша не легче, чем для нас наше. И прежде чем ты скажешь что-то еще, – теперь голос его стал властным, – знай, что пока Милан не взят и армия идет на Неаполь, я не хочу ни о чем слышать. Нам нужно наслаждаться гармонией в семье, а не только плодами нашей победы. Понимаешь? – Чезаре склонил голову в знак согласия. – Хорошо. Поскольку ты больше заинтересован в работе, а не в развлечениях, поговорим с кардиналами. Четверо умерли, и это означает, что в коллегии появились вакантные места, но поскольку на них претендуют по меньшей мере две дюжины кандидатов, готовых как следует раскошелиться, возможно, мы расширим ее состав. Ты сможешь начать выплаты своим солдатам. Я пришлю тебе список. А пока давай выпьем вина и поиграем в войну, только ты и я. Расскажи мне, как взял Форли. Я поставил на стол несколько дополнительных баночек со специями и набор новых французских серебряных вилок, чтобы обозначить все рода войск. Видишь, мы, отец и сын, играем совсем как много лет назад во дворце Борджиа. Ах, сколько же всего произошло за это время!

С этими словами по его круглым щекам скатились скупые слезы радости. Как же сильна отцовская любовь! Она способна растопить любое сердце. Когда мужчины склонились над горшочками с горчицей, вилками, соусными ложками и накинутой на бокал толстой салфеткой, обозначающей южную стену крепости Форли, ногу Чезаре до самого паха пронзила острая боль. Уже второй раз за неделю. «Святые угодники, – подумал он. – Только не снова! Не сейчас!»

Глава 51

– Как получается, что столь адскую боль причиняет то, что не может убить, Торелла? Даже раны, полученные во время корриды, доставляли мне куда меньше страданий.

– Еще одна из загадок этой болезни, господин. Непонятно, как она проникает в кости.

– Да еще так неожиданно! Сегодня я полностью здоров, а завтра едва могу подняться с постели! И не смей говорить мне про загадки. Ты доктор. Если бы я хотел поиграть в загадки, то нанял бы фокусника.

– Могу ли я объясниться с вами откровенно, мой господин?

– Ха! – Чезаре лежал в кровати; его ноги были согнуты под странным углом, как будто сквозь них пропустили железные пруты. Он страдал уже на протяжении двух дней, лицо посерело от боли.

– Я бы сказал, что нынешнее явление болезни не стало для меня полной неожиданностью. С тех пор, как мы вернулись в Рим, вы испытывали… – Доктор помолчал, подбирая нужные слова: – Определенные смены настроения. – Он посмотрел на Микелетто. Тот внимательно изучал напольную плитку. Когда неделю назад пришли вести о том, что Людовико вернулся в Милан, Чезаре в гневе сломал два стула, и одним из них едва не проломил голову гонца. Тогда-то Микелетто и заметил на лице хозяина первые признаки сыпи и позвал врача.

– Что, теперь мое настроение тоже признак болезни?

– Мне кажется, что между ним и болезнью есть какая-то связь, да.

На столе у Тореллы лежали письма из города Феррара, где заразилась уже, похоже, половина двора: описания пораженных недугом мужчин, впавших в глубокую депрессию либо такую ярость, что порой их приходилось связывать. Подобно сыпи и болям, эти дьявольские приступы то начинались, то проходили бесследно.

– Так сделай же что-нибудь. Что там насчет той мази, которую доктор дал старому кардиналу?

– Господин, кардинал умер от мази португальского шарлатана! И за каждую минуту облегчения он расплачивался болями в десятки раз хуже. Ручаюсь своей репутацией, тем средством лечить вас не стоит.

– Тогда чем?

Торелла вздохнул.

– Я полагаю…

– Хорошо, хорошо, попробую твою проклятую паровую бочку. Но молись, чтобы она помогла, Торелла. Мне нужно сражаться, и я не могу… А-а! – прервал он свою речь, когда его тело пронзила острая, словно меч, волна боли.

* * *

Это был очередной эксперимент Тореллы, и он намеревался хорошо на нем заработать. Во время пребывания во Франции врач усовершенствовал конструкцию и заказал ее изготовление, затем разобрал и привез домой на повозках с багажом. Это была старая винная бочка с дверью, чтобы впускать и выпускать пациента, а внутри лавка и небольшой очаг, где на раскаленных углях кипела изготовленная им особая смесь: ртуть, мирра и различные травы, перемешанные в особой пропорции, которую он держал в тайне. Пациент садился голым в бочку на два-три часа и обильно потел, отчего болезнь покидала его, а одновременно с этим в поры и через дыхательные пути проникал целебный пар. Через три или четыре сеанса, по мере того, как пациент привыкал к духоте, боль в костях утихала, и постепенно исчезала сыпь.

Чезаре, считавший, что должен быть во всем лучшим, даже в том, что касается страданий, после второго исключительно долгого сеанса в бочке вышел чуть ли не запеченным заживо, тяжело дыша и угрюмо кивая, и с помощью Тореллы опустился на стул.

– Боль стала меньше. Определенно меньше. Лечение хорошее, Торелла.

За дверью раздались громкие голоса: сначала мужской, затем голос повыше, а потом кто-то завизжал.

– Ну? – спросил Чезаре, когда Микелетто просунул голову в дверь. – Что? На что ты тут уставился?

– Ни на что. Просто радуюсь, что вам уже лучше.

На самом деле Микелетто думал совсем о другом. Он думал о свекле. Доктор сварил герцога так, что тот стал красным, будто свекла.

– Кто там? Я же сказал, что не хочу никого видеть.

– Я так и передал. Но это герцогиня Бишелье. Она уже давно здесь.

Чезаре посмотрел на Тореллу. Доктор пожал плечами.

– Если вы в состоянии…

– Как я выгляжу?

– Как человек, которого больше не мучают боли, – осторожно сказал доктор, расценивая это беспокойство о внешнем виде как признак выздоровления.

Чезаре выпрямился на стуле.

– Дайте мне полотенце.

В приемной Лукреция старалась держаться подальше от Микелетто. Сейчас, по прошествии многих лет, он по-прежнему казался ей таким же уродливым, но теперь у нее не оставалось сомнений, что он, как и она, преданно заботится о брате.

– Герцог будет рад видеть вас.

Проходя мимо, она удостоила его надменным кивком.

– Герцогиня Бишелье, если позволите?..

Она остановилась, но так и не посмотрела ему в лицо.

– Если он спросит вас, как выглядит… не говорите ему.

По крайней мере, для нее это не будет полной неожиданностью.

– Ах, мой дорогой брат! – Трудно сказать, что удивило ее больше: вид его почти освежеванного тела или деревянное устройство, стоящее посредине комнаты и испускающее клубы пара.

– Это оздоровительная машина Тореллы. Люди заходят туда больными, а выходят здоровыми. Но по пути немного поджариваются.

Она пошла прямо к нему, села рядом и положила руку ему на лоб.

– Похоже, у тебя жар…

– Это от огня, а не от лихорадки.

Она взглянула на Тореллу. Тот улыбался, наблюдая, как эта хорошенькая молодая женщина вдруг превратилась в сиделку. Она смочила губку в тазу с водой и осторожно промокнула лицо пациента.

– Вы можете идти, Торелла.

– Уверен, он остается в надежных руках, госпожа. Еще ему следует много пить.

– Да, да. – Лукреция взяла кружку с водой и поднесла к губам брата. – Давай же, – сказала она с напускной строгостью, когда дверь за доктором закрылась. – И не делай такое лицо. Сейчас же выполняй то, что тебе говорят.

Чезаре, которому странно было чувствовать себя слабым в руках женщины, сидел, откинувшись на спинку стула. Выглядел он на удивление спокойно.

– Как ты узнала, что я болен?

– Ах, в этом дворце нет секретов. Уж тебе ли не знать. Слава Богу, теперь ты в безопасности.

По мере того как кожа его приобретала более привычный цвет, на полуобнаженном теле появлялись иные следы. Стал виден шрам от дуэли – белый рубец, тянущийся через всю грудь. Заметнее выделялись мускулистые бицепсы.

– Я никогда и не был в опасности, – угрюмо сказал он. – Что? К чему слезы? Не плачь из-за меня. Я силен как бык.

– Но… но если бы что-то случилось? Так много битв, Чезаре. Что, если бы тебя ранили? Или убили?

– Ты бы сильно расстроилась?

– Как ты можешь такое спрашивать? – сердито воскликнула она. – Ты мой брат!

– Как я могу спрашивать? Да ведь ты целую вечность не выказывала ко мне никакой любви.

– И чья в этом вина? – парировала Лукреция, возможно, слишком поспешно. Она хоть и плакала о нем, но плакала также и многом другом. – Я отчаянно скучала по тебе и с тех пор, как ты вернулся, посылала кучу приглашений. Но ты игнорировал их.

– Мы, – поправил он. – Мы посылали.

Страницы: «« ... 1415161718192021 »»

Читать бесплатно другие книги:

Выгодное дело – торговать боеприпасами в затопленных, разоренных грандиозным цунами Штатах. Война с ...
Вадим Ладышев появился в жизни Кати Проскуриной очень вовремя. До этого у нее было все – крепкая сем...
Новая трилогия Катрин Панколь – о прекрасных женщинах, которые танцуют свой танец жизни в Нью-Йорке ...
Многомиллионные контракты и жестокие убийства, престижные должности и нервные срывы, роскошные виллы...
Это книга поэзии, вне зависимости от того, рифмованная она или нет.Это путь, ведущий к проникновению...
Захватывающие космические приключения капитана Вербы и его команды молодых стажеров. Время юности и ...