Стальную Крысу – в президенты! Гаррисон Гарри
– Тебе в самом деле нравятся подобные вещи? Вот не знала. – Она будто не заметила моего шутливого тона. – Как, по-твоему, юбка не слишком коротка?
– Очень коротка и очень тебе идет. – Я погладил ее по гладкой бархатистой коже между коленкой и юбкой. – Идея отвлечь экипаж, на мой взгляд, замечательная. А ты, дорогая, самая отвлекающая штучка на всей этой планете.
– Да и ты при усах и в мундире вроде на человека стал похож.
Я подкрутил кончики усов, небрежным взмахом руки позвенел медалями, полюбовался чистым отглаженным мундиром и танцующими по салону бликами от кокарды на моей фуражке.
– Каждый уважает власть. Чем больше на тебе символов власти, тем больше почета и уважения. О, да мы прибыли. Начинаем операцию под кодовым названием «Виват, медицина».
Я вылез из машины и не спеша поднялся по трапу. За мной следовала Анжелина, шествие замыкали близнецы в белоснежных халатах и с огромными саквояжами в руках. Увидев нас, вахтенный у входа вытаращил глаза, но внутрь не пропустил.
– В корабль нельзя. Через три-четыре минуты старт.
Я осмотрел его с головы до пят с таким выражением, будто он только что вылез из-под тяжелых обломков. Дождавшись появления обеспокоенности на его лице, я достал из кармана свиток и развернул. Пластик был испещрен черными и красными печатными буквами, внизу красовалась огромная золотая печать. Я заговорил, мой голос – сама суровость:
– Видел? Распоряжение о карантине от Министерства здравоохранения. Ситуация не терпит отлагательств. Быстрей веди меня к капитану.
Он скривился, но повел. Как только его спина скрылась за поворотом коридора, Боливар и Джеймс задраили люки шлюза.
Мы вошли в каюту капитана, хозяин ее одарил нас хмурым взглядом.
– Что происходит?
– Вы капитан Сего де Авила? – Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжал: – У меня предписание о проведении инспекции Министерства здравоохранения. Прежде чем корабль взлетит, осмотрю ваших людей.
– Какого черта идиоты бюрократы в Приморосо суют свои носы в мои дела?! График!.. У меня жесткий график полетов! Если не взлетим в ближайшие полчаса, то…
– Вы взлетите вовремя, это я вам обещаю. Поймите, осмотр не прихоть, а необходимость, проводится ради вашего же блага. На планету проник редкий инопланетный вирус. Откуда, пока неизвестно, ведутся поиски. Болезнь заразна, называется перротонитус.
– Впервые слышу о такой.
– Это лишний раз говорит о том, насколько редка болезнь. У зараженных этим вирусом сначала поднимается температура, затем обильно выделяется слюна, временами они рычат, как собаки. Имеется веское подозрение, что один из членов вашего экипажа заражен.
– Кто?
– Вот он. – Я ткнул пальцем в приведшего нас сюда вахтенного. Тот попятился. – Сестра, осмотри его горло.
Вахтенный неохотно открыл рот. Анжелина повернула его голову к свету и, прижав язык деревянной палочкой, заглянула в глотку.
– Гортань воспалена, – сообщила «сестра».
– Я не болен! – взвыл вахтенный. Из уголков его губ потекла слюна, и он поспешно вытер рот горячей ладонью. – Я не… – Он зарычал, затем дважды гавкнул.
– Это он! – закричал я. – Скоро хвостом завиляет. Держите же его, я его вмиг вылечу!
Боливар схватил несчастного за левую руку, Джеймс – за правую. Они уложили подвывавшего вахтенного на палубу, и я сделал ему укол. Препарат из шприца не только усыпил его, но и нейтрализовал действие растворов, которые всосались в его кровь через слизистую оболочку рта, когда Анжелина прижимала язык деревянной палочкой.
Я оглядел бесчувственное тело у ног.
– Вовремя мы его выявили. Придя в себя, он будет здоров. Капитан, постройте экипаж для проверки. Если вы поторопитесь, то взлетите по расписанию.
Команда построилась быстро. Через пять минут у большинства были выявлены симптомы опасного заболевания, и они сопели на палубе. Бодрствовать остались лишь вахтенные машинного отделения и офицеры рубки управления. И вовсе не случайно.
Я одобрительно кивнул сыновьям, достал из саквояжа большой пистолет и нацелил его на капитана.
– Мы захватили ваш корабль! Да здравствует Революция!
– Что это значит? Вы – сумасшедшие?
– Мы не сумасшедшие, просто мы не совсем в своем уме. Мы – члены революционной партии «Черная Пятница» и не колеблясь убьем любого, чтобы освободить его. Мы ничего и никого не боимся. Выполняйте наши приказы, или мы начнем одного за другим убивать людей из вашей команды, пока вы добровольно не согласитесь сотрудничать с нами.
– Вы из дурдома сбежали. Я вызову полицию…
Он потянулся к радиопередатчику, но я двигался проворнее. Схватив его за руку, повернул к себе.
– Убейте первого! – завопил я.
– Свобода и братство! – взвыл Боливар, вытаскивая из-под халата огромный мясницкий нож и усаживаясь на грудь ближайшего лежавшего в беспамятстве «больного».
Изогнувшись, Боливар одним взмахом острого ножа перерезал человеку горло. Из чудовищной раны с бульканьем хлынула кровь. Все выглядело весьма реалистично.
– Уберите тело! – заорал я, поворачиваясь к капитану.
Если даже я, зная, что кровь лилась из укрепленной на горле астронавта пластиковой емкости телесного цвета, а пронзительный звук испускало специальное устройство в ручке ножа, был потрясен увиденным, то что уж говорить о капитане.
В общем, своего мы добились, проблем с командой больше не было, капитан и оставшиеся на ногах члены экипажа лезли из кожи вон, лишь бы угодить нам.
Проверив приборы, мы благополучно взлетели, вышли на орбиту планеты. Вскоре корабль сблизился с первым спутником. Боливар вытащил из саквояжа наш блок. Я в это время внимательно изучал чертеж спутника, запоминал, куда какие провода нашего блока крепить. Все провода с цветной маркировкой, перепутает разве что законченный тупица.
– Первый установлю сам, – заявил я.
– Пусть выйдет один из мальчиков, – возразила Анжелина. – У тебя еще ребра толком не зажили.
– Для такой простенькой работенки, как установка блока, зажили достаточно. А отличиться в космосе еще каждый успеет, ведь спутников как-никак восемнадцать, но первый установлю своими руками – вдруг возникнут трудности.
– Да не трудностей ты опасаешься, а лавров жаждешь. К тому же прогуляться в космосе ты всегда не прочь.
– Ты права, без развлечений жизнь пресна.
Выход в космос оказался действительно развлечением. Голубой шар Параисо-Аки умиротворяюще парил подо мной. Полюбовавшись им немного, я включил реактивный ранец, поднырнул под растопыренные солнечные батареи и прижал магнитные подошвы к металлическому корпусу спутника связи. Открыл кожух, извлек нужный блок к заменил его нашим. На все ушло чуть больше минуты.
– Блок к тестированию готов, – доложил я по радио.
– Начинаю тест, – донесся до меня голос Джеймса. Я ничего не увидел, ведь все процессы происходили внутри спутника, да и разглядеть движение электронов невооруженным глазом вообще непросто. – Блок функционирует нормально. Конец связи.
Несколькими касаниями плазменного сварочного аппарата я запечатал свою работу и направился обратно к кораблю.
Так и пошло. Блоки на спутники устанавливали мы быстро, но много времени уходило на маневрирование. Бортовой компьютер получал с датчиков данные о положении корабля, его скорости и направлении полета, в него также вводились желаемые координаты, он пережевывал всю эту информацию и выдавал команды на ракетные двигатели.
К четвертому дню полета мы порядком вымотались. Кроме выходов в открытый космос приходилось непрерывно следить за экипажем.
– У тебя под глазами синяки, – посетовала Анжелина, протягивая мне бутылку рона. – Надо бы тебе поберечь себя.
Питался я в последнее время в основном роном, а в зеркало смотреть старался пореже. Сыновья выглядели не менее изнуренными. Только Анжелина, вкалывая наравне с любым из нас, как всегда, казалась бодрой, полной жизненных сил. Ее как будто ничего не берет. Вечная юность!
– Дело почти сделано, вернемся назад и отдохнем.
Я плеснул в стакан рона, глотнул. Недурственно.
– Как-то там проходит избирательная кампания? – Анжелина тяжело вздохнула.
– Думаю, движется помаленьку. Маркиз удерживает форт, его люди выпускают новости, которые, увы, пока никто, кроме них самих, не видит и не слышит. Как только мы приземлимся и включим нашу систему спутниковой связи, положение в корне изменится.
– Дай-то бог, чтобы так оно и было. – Анжелина налила в стакан рона и пригубила. – Плохо, что нет связи с маркизом.
– Дорогая, ты же знаешь, иначе нельзя. Пока с поверхностью идет только обычный обмен текущей информацией, никто ни о чем не подозревает, но если враги узнают, чем мы тут занимаемся, то сразу собьют наш корабль. – Я посмотрел на жену, ее взгляд блуждал по каюте. – О чем волноваться? До выборов – больше месяца, при голосовании мы получим девяносто девять процентов голосов и будем избраны.
– Ты, конечно, прав. Должно быть, вымоталась за последние дни, вот и полезли в голову всякие страхи. Уверена, немного отдохнув, снова буду в форме. Во всяком случае, надеюсь. – Анжелина нахмурилась и повернула голову ко мне. – Не смейся, Джим ди Гриз, или я тебе руки переломаю. Я в самом деле что-то недоброе чувствую.
Она смотрела на меня так, что смеяться, хихикать или перечить ей вмиг расхотелось. Да, в общем-то, такого желания у меня и не было, я тоже чувствовал неладное.
Я покачал головой и допил стакан до дна.
– Я и не собирался смеяться над тобой, дорогая. У меня тоже тяжело на душе, не пойму отчего. Наверно, оттого, что нет вестей от маркиза. Хотя, убей меня, не представляю, что может пойти не так.
– Через несколько часов узнаем. Иди в трюм, посторожи пленных, а Джеймса отправь обедать.
Вошел Боливар в скафандре, под мышкой шлем.
– Сделано! – отрапортовал он. – Последний блок установлен. Теперь, когда заговорит Харапо, его голос услышит весь мир. Напяливай, отец, свою изъеденную молью бороду. Ты снова в фокусе камеры!
– Лучшая новость за последние дни. Мы направляемся домой!
Капитан, вычислив по моему приказу посадочную орбиту, увидел под своим носом раздавленную капсулу. Бедняга все еще считал нас бандой убийц и наверняка решил, что ему конец. Что ж, тем приятней будет пробуждение, ведь в капсуле был всего лишь безвредный усыпляющий газ.
Мы отправили маркизу зашифрованное послание, и я на случай, если посадка будет трудной, уселся в кресло пилота.
– Трудная посадка! – бубнил я, скармливая компьютеру данные. – Эка невидаль!
Из черной космической ночи мы попали в золотой рассвет и, пронзив облака, увидели под собой поверхность планеты. Голую поверхность и никакого космодрома.
– Надеюсь, они последовали нашим наставлениям насчет дыры, – проговорила Анжелина, хмуро глядя на обзорный экран.
– Есть дыра, есть. На де Торреса можно положиться.
Я оказался прав: посреди поля вблизи замка де ла Роса в земле открывалось черное отверстие. К цели корабль скользил по радиолучу, но в двухстах метрах я взял управление на себя и, сконцентрировав все внимание на радаре и экране нижнего вида, точнехонько опустил корабль в темную дыру. Выдвижные опоры мягко коснулись выжженного грунта, и я выключил двигатели.
– Сели, – сообщил я. – После того, как над кораблем возведут коровник, его сам черт не сыщет. Во всяком случае, до выборов. Хотя экипажу мы и не вернем свободу: уверен, гостеприимство замка они оценят.
Мы поднялись в носовую часть корабля. Открылся верхний люк, и на нас хлынули солнечные лучи. Специальный кран установил трап, и мы с достоинством выбрались наружу. У дальнего конца трапа стоял маркиз, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
– Ужасные новости! – запричитал он, энергично жестикулируя. – Случилась трагедия! Всему конец!
Анжелина и я обменялись многозначительными взглядами. Не зря, оказывается, нам не давали покоя внутренние голоса.
– Что стряслось? – спросил я.
– Жаль, что я не мог вызвать вас раньше. Вся наша работа насмарку!
– Может, расскажете почему?
– Выборы!.. Сапилоте объявил на планете чрезвычайное положение и перенес дату выборов. Они начнутся завтра утром. За такой короткий срок мы ничего не успеем! Тиран будет переизбран!
Глава 27
У нас остался один день! Целый день, ой как долго, но для победы во всепланетных выборах один день слишком малый срок.
Признать поражение трудно. Особенно мне, не знавшему их горечь прежде.
Что-нибудь придумаю!
– Я переиграю гнилого политика!
Моя семья в недоумении уставилась на меня. После некоторого замешательства Боливар задал мучивший всех вопрос:
– Как ты его остановишь, па?
В самом деле, как? Я не имел ни малейшего представления.
– Завтра узнаете. Парни покруче, чем Сапилоте, тягались со Скользким Джимом ди Гризом. Все были биты!
Я повернулся и, прежде чем последовали провокационные вопросы, зашагал к замку.
«Что же делать?» Эта мысль безостановочно билась в моем мозгу, не находя ответа.
Я скинул одежду, влез в ароматизированную ванну, натер себе мочалкой бока до зеркального блеска. Затем побрился, почистил зубы. Ответа все не было. Не одеваясь, я плотно позавтракал, выпил бесчисленное количество чашек кофе. За кофе последовал выдержанный рон. Результат все тот же. Я уселся на балконе и уставился в пустоту.
«Смирись, Джим, – сказал я себе. – Выборы ты проиграл».
С этим признанием пришло облегчение.
Я дрался, как тигр, но проиграл. Что ж, бывает. Залижу раны и вернусь. Через четыре года следующие выборы, и тогда посмотрим, кто кого!
Выиграть во всепланетных выборах за один день невозможно. И неважно, сколько людей проголосует за Харапо, жульнический компьютер признает победу ненавистного Сапилоте.
Как только я подумал о подделанных в пользу диктатора голосах избирателей, в моей голове зародилась идея.
Почему бы и нет? В конце концов, перенос выборов не такая уж и скверная новость.
Я послонялся из угла в угол, взлохматил волосы, налил в стакан рона, выпил, потер подбородок и совершил все остальные действия, которые обычно подстегивают деятельность серого вещества. Должно быть, один из этих приемов сработал, и в моей голове внезапно сформулировалось решение проблемы. Подпрыгнув, я ударил в воздухе пяткой о пятку. Схватил телефон и набрал личный номер де Торреса. Через секунду экран ожил.
– В чем дело? – поинтересовался маркиз. Лицо на экране непрерывно дергалось, из динамика доносился цокот копыт. Маркиз скачет верхом, а аппарат, как я понял, прикреплен к передней луке седла.
– Один вопрос, если не возражаете.
– К вашим услугам.
– На планете теоретически правит демократическое правительство. Значит, есть конституция?
Голова маркиза подпрыгнула и вновь появилась на экране, он кивнул.
– Теоретически, верное слово. У нас есть конституция, по которой мы имеем все, что душа пожелает. На деле же на планете царит полное беззаконие, все, кому дадут, берут взятки, все, что плохо лежит, крадется. А на бумаге, да, у нас демократия…
– Меня сейчас интересуют только бумаги. Где мне найти текст конституции?
– Конституция есть в банке данных компьютера замка. Распечатка лежит на окне в библиотеке. А почему вы спрашиваете?
– Очень скоро узнаете. Спасибо.
Я накинул халат и поспешил в библиотеку. Анжелина и сыновья завтракали на балконе. Время для разъяснений еще не пришло, и мимо высокой открытой двери я прокрался на цыпочках.
Копию конституции я нашел там, где и сказал маркиз. Открыв пухлый том, я застонал. Девять тысяч страниц мелкого печатного текста. Одному с такой работой не справиться.
Но вовсе не обязательно просматривать страницу за страницей самому. «Не делай работу, которую за тебя сделает другой» – вот мой девиз.
Я включил компьютер, отыскал в банке данных текст конституции, составил и запустил простенькую программу. Налил рона и, ожидая, пока умная машина отыщет крупицу золота в куче навоза, принялся листать том. Конституция была написана с использованием полудюжины различных стилей; текст, полный туманных, ничего не значащих фраз, изобиловал сокращениями и аббревиатурами. Вскоре я понял почему. Сочинил конституцию Сапилоте не сам, а настриг статей из законов различных планет. Хорошая и плохая новость одновременно. Плохая, потому что компьютер потратит на анализ уйму времени. Хорошая, потому что среди этого бюрократического бреда непременно найдется то, что мне надо.
По полу библиотеки пролегли тени, прежде чем компьютер выдал результат – вторую сноску к пятому подпункту приложения сто семнадцатой статьи. Я быстро пробежал по строчкам глазами и почувствовал прилив сил. Перечитав сноску еще раз медленно, я станцевал перед мерцающим экраном джигу.
– Эврика! – не в силах удержаться, закричал я. – Эврика!
Я ввел слово «эврика» в голосовой модулятор компьютера, и по библиотеке прокатилось:
– Эврика!
Я пощелкал кнопками, и по залу понеслось, отражаясь, накладываясь друг на друга, многоголосье:
– Эврика! Эврика! Эврика!
В дверях, прижимая ладони к ушам, появилась Анжелина.
– Что значит сей хор безумцев? Ты решил проблему?
– Да, моя дорогая, решил! – Я схватил ее за руку, и мы закружились по залу. – Не говори никому, но я решил неразрешимую задачу! Молчал до последней секунды, не хотел прослыть пустомелей. Я пришел к заключению, которое не осмеливаюсь даже произнести вслух, боясь, что подслушают враги. Если они узнают, то легко избегнут моей ловушки. Но они не пронюхают, я расскажу только тебе, дорогая! Сегодняшними вечерними новостями я приведу Сапилоте в бешенство. Пошли в студию, смонтируем выпуск новостей.
Я не садист и тому, что наш выпуск новостей испортит вечернюю телепрограмму, не радовался. Но без этого не обойтись.
Программу, которую я решил заменить нашим выпуском новостей, можно с легкостью потом повторить, хотя не вижу особой причины зачем. Это был фильм из длиннющего сериала о жизни психов. Наследники помещали своих престарелых родителей в дом для умалишенных с ласковым названием «Уют», а делами там заправляло семейство садистов… Сюжет вы сами представляете. Добавлю лишь, что сериал назывался «Не возлюби отца своего» и его, как утверждала заставка, смотрели сто восемь процентов телезрителей. Видимо, некоторые смотрели его дважды, а то и трижды.
Как только мы закончили монтаж выпуска новостей, сыновья прогнали тест и подтвердили, что наши блоки на спутниках работают безукоризненно. Кодированные сигналы из гостиной замка передавались на антенну на крыше, оттуда – на спутник над нами, с этого спутника сигналы ретранслировались на остальные, с них – обратно на поверхность планеты на телерадиовышки, дальше – на телевизоры наших потенциальных избирателей. И все эти сложности ради того, чтобы сегодня вечером они увидели великолепное зрелище.
– Осталось три минуты, – сообщил Джеймс, засовывая в плейер кассету. – Отец, ты уверен, что, увидев заставку политической передачи, зрители не повыключают телевизоры?
– Повыключают? Ну нет, они прилипнут к экранам. Сейчас убедишься.
Наша семья расселась перед телевизором. Наверно, подобную мирную картину в этот час можно было наблюдать по всей планете. Отцы семейств уселись в мягкие кресла перед светящимся экраном со стаканом рона или чашкой кофе в руке. Матери рядом делали какую-нибудь нехитрую домашнюю работу, например, вязали детские башмачки или просматривали налоговые декларации. Детишки вертелись тут же. Слуги жались в своих хижинах перед устаревшими и обшарпанными телевизорами. Весь мир замер, затаив дыхание, в ожидании любимой программы.
И вот она началась. И через минуту была грубо прервана простым нажатием кнопки. Экран мигнул, на нем появилась Анжелина, на ней такая же униформа, как на дикторах центрального телевидения, на столе перед ней – микрофон, фон в точности дублировал привычную студию.
– Дорогие зрители, у меня для вас неприятная новость. – Голос Анжелины дрожал. – Совершено убийство. Нет, убили не ненавистного диктатора, это было бы слишком радостным событием. Кандидат в президенты сэр Гектор Харапо сейчас вам расскажет, что случилось. После краткого сообщения будет возобновлена обычная программа, так что не выключайте телевизоры.
На экране появилась моя бородатая физиономия, поднятый кулак того и гляди обрушится на стол.
– Убийство! – вскричал я на экране. – Хладнокровное, зверское убийство. Вы спросите, кто убит? Я скажу вам. Ваша гарантированная конституцией свободная воля, вот кто! Вы спросите, кем?! Червем Сапилоте, который вот уже годы подтачивает устои вашего свободного государства, вот кем! Видит бог, я всегда был лоялен по отношению к сопернику по выборам, но последняя его выходка переполнила чашу моего терпения. Он не раз пытался остановить меня, а теперь обнаглел вконец и передвинул дату проведения выборов, чтобы не позволить вам, честным гражданам Параисо-Аки, выразить свое мнение. – Я остановился, послышались записанные на пленку рукоплескания. Я поднял руку, шум утих. – Завтра у вас есть шанс! Голосуйте за Харапо и де Торреса, и мыльный пузырь Сапилоте лопнет. Каждый ваш голос, отданный за землевладельца Харапо, приближает планету к свободе! Голосуйте за меня, и занимающее пост генерал-президента существо с интеллектом таракана будет сметено в мусорную корзину истории! Спасибо за внимание.
Мое изображение сменилось развевавшимся знаменем, заиграл наш марш.
– По-моему, отец, теперь всякому ясно, что ты недолюбливаешь генерал-президента, – заметил Боливар.
– Да уж, па, ты хватил через край, – добавил Джеймс. – Увидев этот выпуск, Сапилоте будет в ярости, и вряд ли ты получишь хотя бы один голос.
Я снял со своей докторской формы самую большую медаль и приколол ее Джеймсу на грудь.
– Вот тебе, сынок, награда за светлый ум. Как говорится, ты попал в самое яблочко.
Анжелина и Боливар вскочили и зааплодировали.
– Спасибо, па, буду носить награду с честью. Даже в темноте, даже в ванной. Но, может, разъяснишь, как ты выиграешь проигранные выборы?
– Это пока наш с матерью секрет, но обещаю, вы все узнаете первыми. А если ты, Джеймс, раскусишь мой замысел до утра, получишь еще медаль.
Глава 28
День выборов начался со взрыва.
Взрыв выбил в замке множество окон и мгновенно вывел меня из состояния глубокого сна. Я подскочил и замер на кровати в каратистской стойке.
– Не замерзнешь нагишом, милый? – поинтересовалась из-под одеяла Анжелина.
– Да, пожалуй, прохладно.
Я поежился и снова лег. Тут же затрезвонил телефон, и я схватил трубку.
– Защитное поле остановило самолет на расстоянии пяти километров от замка, – сообщил Боливар. – Самолет сбросил огромную, как дом, бомбу и лег на обратный курс. Компьютер вычислил траекторию его полета и выпустил вдогонку ракету. Самолет сбит далеко, второго взрыва слышно не было.
– Спасибо за информацию.
Я облизнул губы, встал и накинул халат.
– А ты, дорогой, надеялся, что после твоего вчерашнего выступления и всех нелестных эпитетов Сапилоте пришлет тебе цветы?
– Нет. Но я не хотел, чтобы гибли люди.
Я посмотрел на серый рассвет за окном, на душе было так же серо.
– Новый президент навсегда покончит с убийствами. Вот как ты должен смотреть на случившееся. Прикажи принести завтрак, впереди трудный день.
Анжелина как в воду глядела. Перекусив на скорую руку, я приклеил бороду и отправился на луг за замком. Слуги маркиза, выгнав оттуда всех коров, выгружали из грузовика свернутые полотняные палатки. За работой наблюдал сам хозяин замка.
– Доброе утро, Джим.
– Доброе утро.
– Все делается, как вы распорядились. Мои рабочие спрашивают, с чего это нам вздумалось именно сегодня устраивать карнавал. Уж не победу ли на выборах мы собираемся отмечать? Вы все-таки полагаете, что мы победим?
– Дорогой Гонсалес, потерпите несколько часов и все узнаете, но пока я опасаюсь, что подслушивают враги, и не осмеливаюсь дать вслух ответы на ваши вопросы. Ведь, как известно, даже у стен есть уши. Скажите своим людям, пусть не возводят трибуны для зрителей, они нам не понадобятся.
– Пустые палатки и все?
– Именно.
На обычно невозмутимом лице маркиза появилось озабоченное выражение. С подобным выражением на меня в тот день смотрели многие. Люди в замке были слишком вежливы, чтобы высказать свои мысли, но думали они, наверно, примерно так: «Старина Харапо совсем рехнулся от обиды».
Что ж, впереди целый день, может, еще смогу их переубедить.
Прежде всего следовало проголосовать мне самому. Избирательный пункт округа, к которому был прикреплен замок де ла Роса, находился в маленьком городке Тортоса. Туда мы отправились на автомобилях, капот каждого украшал флажок нашей партии. На место мы прибыли, когда часы на городской башне показывали девять. Через центральную площадь городка выстроилась очередь.
– Наши избиратели! – воскликнул маркиз.
– Да, но и холуев Сапилоте тоже хватает. – Я кивнул в окно.
Перед входом в мэрию собрались последователи диктатора. Махая грязно-коричневыми знаменами с бледно-зеленым кругом в центре – эмблемой партии «Счастливый Канюк»,[5] – они с наглым видом расхаживали среди избирателей и прикалывали на грудь каждого значок с аналогичной символикой.
– Наш выход на сцену.
Я выбрался из автомобиля и направился к избирательному участку. За мной следовал мой верный телохранитель Родригес, за ним – Джеймс и Боливар. Все трое хоть и безоружны, но крайне опасны.
Анжелина вытаскивала из машины видеокамеру.
– Снимай все, – бросил я ей.
Мы промаршировали через площадь к избирательному участку – зданию мэрии. У дверей нас поджидали мэр и шеф местной полиции. Обоим явно не по себе, рука копа на кобуре, мэра – под пиджаком у подмышки.
– Здесь нарушается избирательный закон. – Я повернулся к камере в профиль и указал на раздававших в толпе значки прихвостней Сапилоте. – Агитировать за кандидата в день выборов согласно конституции разрешается не ближе чем в двухстах метрах от входа в избирательный участок. Прикажите тем людям удалиться на должное расстояние.
– Мэр здесь – я, и я издаю указы.
– Мэр прежде других обязан соблюдать законы.
– Капитан, арестуйте наглеца.
Шеф полиции был настолько глуп, что вытащил пистолет. Родригес шагнул вперед, его рука со свистом рассекла воздух, и шеф полиции мешком осел на асфальт. Члены партии «Счастливый Канюк» придвинулись друг к другу и глухо забормотали. Я пошел на них, Родригес и близнецы – по бокам. Горе-агитаторы переглянулись и бросились врассыпную.
– Уберите тело, портит праздничное настроение, – распорядился я, указывая на шефа полиции. – А вы, мэр, открывайте участок, я проголосую первым.
Как только мэр скрылся за дверью, избиратели зааплодировали, сорвали с одежды значки партии Сапилоте и побросали их на мостовую. Мои помощники, соблюдая дистанцию в двести метров, начали раздавать значки с символом нашей партии – Разъяренным Терьером. Маленькая бело-коричневая собачка держала в зубах дохлую жабу. Сказать, что жаба походила на Сапилоте, значит ничего не сказать. Каждому хотелось проголосовать с красивым значком на груди, и даже те, кто уже подошел к входу в мэрию, поспешили обратно на площадь.
– А теперь, – обратился я к избирателям, – выборы начинаются.
Последовали аплодисменты и крики: «Харапо – в президенты!» и «Разъяренный Терьер задаст жабе перцу!». Мы с де Торресом прошли в мэрию, за нами проследовали охранники.
Я зашел в кабинку для голосования, задернул занавеску и включил машину для подсчета голосов. На лицевой панели только две кнопки, по одной на каждую партию. Я нажал на кнопку с надписью: «ДКРП». Машина довольно загудела, и на мониторе высветилось: «Ваш голос принят». Занавеска за моей спиной сама собой поднялась, я вышел, отступил на шаг, пропуская в кабинку маркиза.
– Как работает ваша аппаратура? – спросил я мрачного чиновника у входа.
Он недовольно поднял глаза от пола. Разговаривать со мной ему страшно не хотелось: вдруг заметят, – но от ответа ему было не отвертеться.
– Аппаратура электронная. Ваш голос поступает в банк машинной памяти. Вечером, после окончания голосования, центральный компьютер в столице подсоединится к нашему и другим таким же по всей стране и считает информацию. Затем, просуммировав голоса, выдаст окончательный результат.
– Откуда известно, что центральный компьютер не врет? Может, он запрограммирован так, чтобы присудить победу одной из сторон?
От столь нелепого предположения чиновнику сделалось дурно.
– Такого просто не бывает! И законом это запрещено. Уверяю вас, выиграет партия, набравшая большее количество голосов.
– Что ж, поживем – увидим. – Я протянул ему руку. После секундного колебания он неохотно пожал ее. – Запомните этот день. Сегодня диктатор будет выметен поганой метлой из нашего свободного государства. Желаю успехов!
Под рукоплескание избирателей мы пересекли площадь, сели в машины и покатили к замку.
– Итак, – сказал я, – дело сделано, до шести вечера отдыхаем. Надеюсь, повар приготовил нам приличный обед.
– Мы что, не будем сегодня никого агитировать? – удивился Боливар.
– И не будем защищать лояльных избирателей? – добавил Джеймс. – В таком случае, если не произойдет чуда, Сапилоте победит.
– Как интересно. – Я продемонстрировал им свою таинственную улыбку. – Надеюсь, на обед будет рыба. С сухим белым вином очень вкусно.
Обед удался на славу, а после отменных ликеров, признаюсь, я удалился в спальню. Заниматься политикой, знаете ли, весьма утомительно.
Вздремнув всласть, я открыл глаза. Анжелина стояла у западного окна. Солнце уже коснулось горизонта, и от ее точеного силуэта на светящемся оранжевом фоне было не отвести глаз.
– Дорогая, ты великолепна. Который час? – Я подавил зевок.
– Самое время лежебокам просыпаться. Избирательные участки только что закрылись. Я обо всем рассказала мальчикам. Твой замысел привел их в восторг, и они отбыли в назначенное время.
– Вот и славно. – Я встал, потянулся. – Пойду узнаю предварительные результаты.
Я спустился вниз и присоединился к маркизу. Тот, прослушав сообщение о ходе выборов, расхаживал по гостиной, как разъяренный тигр по клетке, и грозил телевизионному экрану кулаком.