Паломино Стил Даниэла

38

– Сэм!.. Сэм?

Было шесть часов утра, самое начало нового года; Сэм уже оделась и впервые за три дня зашла в кухню, чтобы приготовить себе кофе. И вдруг Джош постучался в дверь. Сэм усмехнулась. Если сейчас не выйти к нему, то ее работники по очереди примутся ломать дверь. Саманта все еще страшно переживала потерю мальчика, но понимала, что распускаться нельзя. У нее есть обязательства и перед другими детьми. Она медленно подъехала к входной двери и, открыв ее, выглянула в предрассветные сумерки. Джош стоял на крыльце, на нем была теплая куртка.

– Привет, Джош. С Новым годом! – Он ничего не ответил, и Саманта забеспокоилась. Что случилось? Казалось, Джош только что плакал.

– Все в порядке? – Он покачал головой и, еле волоча ноги, вошел в дом.

– Присаживайтесь. – Сэм подумала было, что Джош пришел ее утешить, но теперь ей стало ясно, что у него какое-то горе. – Что стряслось? – Сэм тревожно нахмурилась, а Джош тяжело опустился на стул и, поглядев на Саманту, уронил голову на руки.

– С ребятами несчастье. С Джефом и Мэри Джо. Они вчера поехали на вечеринку… – Он запнулся и с трудом проглотил слюну. – В общем, они возвращались домой на машине совсем пьяные.

Сердце Сэм бешено заколотилось. Она боялась спросить, что было дальше, но Джош ответил, не дожидаясь ее вопроса. Лицо его скривилось от боли, и по щекам потекли две большие слезы.

– Они врезались в дерево и свалились в овраг… У Мэри Джо переломаны руки и ноги, лицо все изранено… а Джеф погиб.

Сэм зажмурилась и схватила Джоша за руку, думая о юноше, который только вчера обнимал ее. Если бы она, несмотря ни на что, разрешила ему остаться, наверное, все было бы по-другому. Но тут же Сэм сказала себе – как и накануне вечером, – что соблазнять двадцатичетырехлетнего парня нехорошо.

«Нехорошо? – возразил внутренний голос. – Нехорошо? А умереть лучше, да?»

– О, господи!.. – Сэм открыла глаза и обняла старика. – Джош, Мэри Джо поправится?

Он кивнул и разрыдался.

– Но ведь я и Джефа любил как сына.

Парень пробыл с ними всего год, но казалось, он жил здесь всю жизнь. Теперь Сэм понимала, почему хозяева других ранчо так тепло о нем отзывались и мечтали заполучить обратно.

– У него есть родственники? Мы можем кому-нибудь сообщить?

– Не знаю, – Джексон достал из кармана красный носовой платок, высморкался и со вздохом убрал платок в карман. – Наверное, нужно просмотреть его вещи. Мать, я знаю, умерла: Джеф пару раз упоминал про это, а вот есть ли у него сестры, братья и отец – неизвестно. Он не любил распространяться о себе, все разговоры в основном вертелись вокруг детишек и тебя. Он говорил, что для него возиться с детьми и ухаживать за лошадьми – счастье.

Сэм снова закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Да, лучше просмотреть его вещи. Где он сейчас?

– Я попросил оставить его в больнице. Обещал, что мы позвоним и скажем, что делать дальше. Если найдем родственников, то они, может быть, захотят забрать его.

– Надеюсь, нам удастся найти хоть какие-то их координаты в его бумагах. Но если нет, Джош? Что тогда?

Сэм никогда еще не сталкивалась с подобной ситуацией.

– Наверно, придется похоронить его вместе с Биллом и мисс Каро. Или в городе.

– Нет, похороним его здесь.

Джош был помощником Саманты и очень любил ранчо… Но как же дико говорить о похоронах мальчика, который всего несколько часов назад стоял на пороге ее спальни, сидел на краешке кровати и держал ее в объятиях! Сэм отогнала эти воспоминания, взяла куртку, висевшую на крючке, который был прибит у входной двери так, чтобы его можно было достать из инвалидного кресла, и медленно выехала на крыльцо.

Джош удивленно воззрился на разбитое стекло и повернулся к Сэм.

– Что тут случилось?

– Да это все Джеф. Он хотел узнать, как я себя чувствую, и зашел ко мне перед отъездом.

– Я чувствовал, что он выкинет подобный фортель, Сэм. Он эти два дня глаз с твоего дома не сводил. У него, по-моему, все мысли только о тебе были.

Сэм кивнула и, пока они добирались до домика Джефа, не произнесла ни слова. Проехать туда оказалось нелегко, потому что подъезды к домикам, в которых жили работники ранчо, не были гладко заасфальтированы, поскольку, в отличие от других дорожек, не предназначались для того, чтобы по ним ездили в инвалидных колясках. Но Джош помогал ей проехать по ухабам и рытвинам и завез кресло в уютный маленький домик. Сэм посмотрела на неубранную постель – в комнате был беспорядок, не жуткий, а, так сказать, умеренный, – и ей показалось, что если как следует поискать Джефа, то они найдут его. Может, он выйдет, пошатываясь и ухмыляясь, из ванной, или высунет голову из-под одеяла, или войдет в дом, распевая песню… Не мог же он действительно умереть… Только не Джеф… не этот юноша… Джош с болью взглянул на Саманту и, сев за маленький кленовый стол, выгреб из ящиков бумаги. Там были фотографии и письма друзей, памятные подарки с прежних мест работы, открытки с девицами, программки родео и многое другое – все, кроме того, что они искали.

Наконец Джош нашел маленький кожаный бумажник, в котором хранилась карточка с номером страхового полиса Джефа, несколько бумаг, которые дают страховые компании, лотерейные билеты и узкая бумажная полоска. На ней было написано: «Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, сообщите моему отцу, Тейту Джордану, на ранчо «Грейди». И указывался номер абонентного ящика в Монтане.

Джош уставился на листок, разинув рот, а потом вдруг припомнил… «Бар-три»… Ну, конечно! Почему он раньше не догадался спросить? Ведь сын Тейта работал там… Не веря своим глазам, он посмотрел на Сэм. Она нахмурилась.

– В чем дело?

Что он мог ей ответить? Джош молча протянул Саманте записку и медленно вышел на улицу, чтобы немного отдышаться.

39

Сэм около получаса сидела, уставившись на листок бумаги, и пыталась понять, что же теперь делать. Сердце бешено колотилось в груди. Вчера вечером она чуть было не бросилась в объятия к сыну Тейта… Какая безумная прихоть судьбы! А теперь – из-за того, что она не согласилась, – он погиб, и ей придется сообщить отцу от смерти сына. Но Сэм понимала, что, даже если бы она уступила Джефу, он все равно мог потом где-нибудь напиться и погибнуть. От судьбы не уйдешь, как ни старайся. Нет, теперь важнее всего понять, что и как сообщить Тейту Джордану. Но какая же убийственная ирония в том, что после стольких поисков, звонков и расспросов она наконец заполучила адрес Тейта: вот он, лежит на ладони! Сэм положила записку в карман куртки и выехала из домика.

Джош ждал ее у крыльца, прислонившись к дереву; на утреннем небе медленно всходило солнце.

– Что ты собираешься делать, Сэм? Ты ему сообщишь?

Узнав об их отношениях, Джош отчаянно надеялся, что Сэм позвонит Тейту.

Она мрачно кивнула.

– Придется. Иначе нельзя.

– Ты сама позвонишь?

– Нет, лучше вы. Вы же управляющий.

– Ты боишься?

– Нет, будь это кто-то другой, я бы взяла все на себя, Джош. Но с ним я разговаривать не хочу. Во всяком случае, сейчас.

Вот-вот должно было исполниться три года с тех пор, как Тейт бежал с ранчо.

– Может, стоит все-таки тебе поговорить…

– Может быть, – грустно откликнулась Сэм. – Но я не буду.

Однако, когда Джош позвонил, ему сказали, что Тейт вместе с другими работниками на неделю уехал в Вайоминг – на животноводческую ярмарку. Никто не знал, где они остановились и как с ними связаться, а следовательно, Джефа предстояло похоронить либо на ранчо, либо в городе. Ждать целую неделю они не могли.

Похороны были простыми и тягостными для всех. Но Сэм сказала детям, что смерть – это часть природы, часть жизни, и раз Джеф был их другом, значит, они тоже должны принять участие в похоронах. Местный священник немного почитал над гробом молитвы, и мужчины закопали Джефа рядом с Каро и Биллом, а дети приехали на лошадях, каждый принес букет цветов и возложил его на свежую могилу. Потом они окружили ее и запели свои любимые песни. Всем казалось, что именно так надо хоронить человека, который жил среди них и был их общим другом. Когда дети повернули лошадей к дому и поскакали по холмам, Сэм глядела им вслед – справа садилось солнце, лошадиные копыта негромко ударялись о землю, прохладный ветерок обдувал всадников – и думала, что еще ни разу в жизни она не видела такого прекрасного зрелища. На мгновение ей показалось, что Джеф едет рядом с ними, ведь, отдавая дань своему погибшему другу, товарищи Джефа надели на его коня яркое западное седло, но никто не стал на него садиться, так что конь скакал без всадника. Почему-то это напомнило Саманте историю с Тимми, и на ее глаза вновь навернулись жгучие слезы.

И когда в тот вечер Саманта, сидя за столом, писала Тейту, чувства, охватившие ее у могилы Джефа, помогали Сэм протянуть Тейту руку, позабыть то, что между ними было и чему больше не суждено было повториться. Она ведь тоже потеряла ребенка, хотя Тейт приходился Джефу родным отцом, а она не была родной матерью Тимми. Но все же Сэм знала, как мучительна боль утраты, и еще острее ощутила ее, когда принялась за письмо человеку, которого она так долго и тщетно разыскивала. Сэм очень интересовало, что именно сообщил Тейту Джеф про свою жизнь на ранчо. Единственное, о чем ей не хотелось упоминать, так это о своем увечье. Она решила слегка покривить душой, надеясь, что Джеф ничего не рассказал про это отцу.

«Три года не такой уж большой срок, – написала она с красной строки, постаравшись как можно сдержанней сообщить в начале письма страшную новость. – Но здесь у нас очень много перемен. Кэролайн и Билла уже нет, они покоятся там же, где мы похоронили сегодня Джефа: на холмах, неподалеку от их домика. Дети, которые живут вместе со мной на ранчо, принесли на могилу Джефа цветы, а ковбои привели на закате его лошадь. Это был очень тяжелый момент: день такой чудесный, а у нас – такая утрата. Дети пели любимые песни Джефа, и, когда мы возвращались домой, мне казалось, что он где-то рядом. Надеюсь, Тейт, что ты всегда будешь чувствовать его присутствие. Он был прекрасным юношей, мы все его любили, нам безумно больно и горько, даже не верится, что его жизнь так рано оборвалась… Однако я уверена, что за свою короткую жизнь он успел сделать гораздо больше, чем многие из нас, хотя мы значительно старше его. Но мы тратим свои годы впустую.

Не знаю, известно ли тебе, что Кэролайн завещала после ее смерти особым образом распорядиться этим ранчо. Она хотела превратить его в место отдыха детей-инвалидов, и мы с Джошем долго готовились к такому новшеству. Незадолго до того, как ворота ранчо распахнулись для особых детей, к нам присоединился Джеф, у которого оказался настоящий педагогический талант. Джеф так прекрасно работал – любо-дорого было посмотреть. О его работе можно рассказывать часами, ты должен им гордиться. Я поищу среди фотографий, которые мы сделали после открытия нашего центра, снимки Джефа и пришлю их тебе. Они помогут тебе понять, чем он здесь занимался, ведь теперь ранчо совсем не такое, каким ты его помнишь.

Конечно, нам с тобой даже в голову не приходило, как Кэролайн распорядится своим ранчо, а она распорядилась им самым лучшим образом, и все здесь служит самым благим целям, которым служил и твой сын. Пожалуйста, прими мои соболезнования. Я желаю тебе счастья. Вещи Джефа мы пришлем, чтобы ты мог избежать тягостного приезда сюда. Если мы еще что-нибудь можем для тебя сделать, не стесняйся, напиши нам. Джош постоянно живет на ранчо, и я уверена, что он с удовольствием тебе поможет».

В конце Саманта написала: «Сердечный привет. Саманта Тейлор».

В письме не содержалось ни намека на то, что произошло между ними, и на следующий день после похорон Сэм попросила Джоша и его парней упаковать вещи Джефа и послать их Тейту по почте. Накануне вечером она, как и обещала, просмотрела альбомы, аккуратно вынула все фотографии Джефа, нашла негативы и наутро отвезла пакет в город. А получив через неделю переснятые фотокарточки, еще раз внимательно просмотрела их, желая убедиться, что ни на одной нет ее изображения, положила их в конверт и прямо так, без сопроводительной записки, отправила бандеролью Тейту. В представлении Саманты это было последней главой романа под названием «Тейт Джордан». В конце концов она его все-таки нашла… У Сэм был выбор: она могла сделать шаг к нему навстречу, признаться, что до сих пор любит его, и даже попросить приехать. Но она предпочла поступить так же, как и с Джефом в ту роковую ночь, когда прогнала его, считая, что, сблизившись с ним, проявит эгоизм и повредит мальчику. Вот и от сближения с Тейтом она отказалась – хотя и по другим причинам. И потом порадовалась своему мудрому решению. Ей – такой, какой она стала, – больше нет места в жизни Тейта. Вечером, лежа в кровати, Сэм задумалась: а если бы с ней не случилось несчастья, как бы она себя сейчас повела? Но понять это было невозможно, ведь если бы она не стала инвалидом, то не получила бы в наследство ранчо, не познакомилась бы с Джефом, не… Сэм не заметила, как задремала… Проснулась она лишь утром от телефонного звонка.

– Сэм? – Это оказался Норман Уоррен, голос у него был возбужденный.

– Здравствуйте, – сонно ответила Саманта. – Что случилось?

Потом до нее дошло, что он, наверное, по-прежнему хочет поговорить про апелляцию. Поглощенная похоронами Джефа и тягостными раздумьями о письме, которое предстояло послать Тейту, Саманта не перезвонила адвокату после их последней встречи, однако про себя твердо решила больше не подвергать Тимми столь тяжелому испытанию. Она дважды беседовала с социальным работником, и он сказал, что Тимми привыкает к дому с трудом и хочет вернуться к ней, но поделать ничего нельзя, в чем он и попытался убедить мальчика, когда в последний раз к нему заезжал. Сэм поинтересовалась поведением матери, однако собеседник ответил уклончиво: дескать, он надеется, что она ведет себя хорошо.

– Сэм, я хочу, чтобы вы приехали в Лос-Анджелес.

– А я не хочу больше это обсуждать, Норман, – Сэм села на постели и жалобно скривила губы. – Это бессмысленно. Я на такое не пойду.

– Я понимаю. Но у нас есть и другие дела.

– Какие? – подозрительно спросила Саманта.

– Вы не подписали некоторых бумаг.

– Пришлите их мне по почте.

– Не могу.

– Тогда привезите, – раздраженно буркнула Сэм.

Она устала, а он еще звонит ни свет ни заря! И тут, сонно поморгав, Саманта сообразила, что сегодня воскресенье…

– Норм, а почему вы звоните мне в выходной?

– Да я просто не успел сделать это перед уик-эндом. Послушайте, Сэм, я понимаю, что так делать не полагается, вы тоже заняты, но… вы не могли бы оказать мне любезность? Приезжайте сегодня.

– В воскресенье? Но почему?

– Пожалуйста. Сделайте это для меня. Я вам буду очень благодарен.

Сэм испугалась.

– Что-то с Тимми, да? Он нездоров? Может, она его снова избила?

Сердце Саманты уже было готово выпрыгнуть из груди, но адвокат поспешил ее успокоить.

– Нет-нет, ничего такого! С ним все в порядке. Мне просто хотелось бы разделаться сегодня с нашими делами раз и навсегда.

– Норман, – Сэм со вздохом посмотрела на часы. – Лично я думаю, что у вас не все дома. Но вы мне так помогали, так старались, чтобы все было хорошо, и поэтому я пойду вам навстречу, но только один раз. Вы понимаете, сколько времени нам придется до вас добираться?

– Вы возьмете с собой Джоша?

– Наверное. Где мы встретимся? В вашей конторе? И какие бумаги я должна подписать?

– В них говорится, что вы отказываетесь от апелляции.

Черт побери, что все это значит?

– А почему вы не можете послать их по почте?

– Я слишком мало беру за работу, мне не на что купить марку.

Сэм засмеялась.

– Вы сумасшедший.

– Я знаю. Когда вы приедете?

– Понятия не имею, – Сэм зевнула. – Может, после полудня?

– Почему бы не покончить с делами пораньше?

– Вы хотите, чтобы я явилась к вам в ночной рубашке, Норман?

– Это было бы очень мило. Давайте встретимся в одиннадцать.

– Проклятье! – Сэм снова вздохнула. – Ладно. Но только ненадолго. У меня здесь полно дел.

– Договорились.

Сэм позвала Джоша и рассказала ему о звонке Нормана. Джош разозлился не меньше ее.

– Какого черта?! Почему он не может послать все по почте?

– Не знаю. Но раз уж нам придется этим заняться, то лучше в воскресенье. А то у меня вся неделя забита очень плотно. Придется много заниматься с детьми. – Сэм ожидала одиннадцать новых ребятишек из разных штатов.

– Хорошо. Ты сможешь выехать через полчаса?

– Давайте лучше через час.

Джош согласился, и через час Сэм села в машину; она надела джинсы и красный свитер, перехватила волосы красной лентой и обулась в свои любимые красные ковбойские сапоги.

– Ты нарядилась так, словно сегодня Валентинов день, Сэм. Как будто на свидание едешь.

– А у меня такое чувство, будто сегодня Хэллоуин и мне устроили какой-то розыгрыш. Не понимаю, какого черта нам тащиться в воскресенье в Лос-Анджелес?!

Когда же они доехали до дома Нормана, то увидели, что он страшно нервничает. Норман заявил, что нужно поехать в суд, потому что, оказывается, у него нет всех необходимых документов.

– В воскресенье? Норман, вы что, напились? – Сэм не на шутку рассердилась.

– Ну поверьте! Ради бога!

– Если бы я вам не доверяла, меня бы здесь сейчас не было, – ответила Сэм.

Джош лишь подозрительно покосился на адвоката, и они поехали на машине к зданию суда, находившемуся в противоположном конце города. Но, добравшись туда, Норман вдруг повел себя как человек, который твердо знает, что ему нужно делать. Войдя в вестибюль, он показал охраннику пропуск; тот кивнул и разрешил им войти.

– Седьмой этаж, – сказал Норман дежурному лифтеру, и, выйдя из лифта на седьмом этаже, они повернули налево, потом направо, потом снова налево и внезапно очутились в очень светлом помещении, где за письменным столом сидела матрона в униформе, с которой любезничал полицейский. И тут Сэм вдруг издала сдавленный вопль и рванулась вперед. В инвалидном кресле сидел Тимми со своим неизменным медвежонком: он снова был жутко чумазым, но зато в нарядном костюмчике, купленном Самантой. Тимми радостно улыбался.

Он обнял Сэм и долго не отпускал. Она чувствовала, что он дрожит. Мальчик не произносил ни слова, а Сэм повторяла лишь одно:

– Я люблю тебя, Тимми… Люблю, дорогой… Все хорошо.

Она не знала, как долго сможет продлиться это свидание: минуту, час или день, но сейчас это было неважно. Она отдаст ему все и будет отдавать, пока это будет можно… пока ей позволят…

– Все хорошо.

– Моя мама умерла. – Он внимательно посмотрел на Сэм и сказал это с таким видом, словно не понимал значения своих слов.

Только тут Сэм заметила, что под глазами у Тимми синие круги, а на шее – синяк.

– Что случилось? – Сэм ужаснулась увиденному не меньше, чем услышанному. – Что ты хочешь этим сказать?

Однако Норман вышел вперед и ласково взял Сэм за руку.

– Сэм, она скончалась два дня назад. Вчера вечером полицейские обнаружили Тимми дома одного.

– Она была там? – Глаза Сэм расширились, она сжала ручонку Тимми.

– Нет, где-то в другом месте. Тимми был в квартире один. – Адвокат шумно вздохнул и улыбнулся женщине, к которой успел проникнуться дружеской симпатией. – Вчера вечером полицейские позвонили судье, чтобы посоветоваться насчет Тимми. Они не знали, стоит ли его отправлять к малолетним… в приют для малолетних, – тут же пояснил он Саманте. – А судья позвонил мне. Он пообещал встретиться здесь с нами сегодня утром и пересмотреть дело Тимми. Сэм, все вот-вот будет решено!

В глазах Нормана стояли слезы.

– Прямо сейчас?

Норман кивнул.

– Неужели он может?

– Да, из-за того, что случилось, он может пересмотреть свое решение. Тимми будет избавлен от волокиты, суду не придется временно брать над ним опеку. Он ваш, Сэм! – Норман обернулся и посмотрел на маленького мальчика в инвалидном кресле, держащего Сэм за руку. – Вы получили своего сына.

Две недели назад кричащего Тимми отобрали у нее и увезли из зала суда, а теперь он снова был с ней… Сэм посадила мальчика на колени и, громко всхлипывая, смеясь сквозь слезы, принялась целовать Тимми и гладить по голове. Постепенно и до его сознания дошло, что происходит. Он обнял Сэм, поцеловал, а затем дотронулся до ее лица замызганной ручонкой и сказал:

– Я люблю тебя, мама.

Эти слова Саманта мечтала услышать всю жизнь…

Через час пришел судья; по дороге на седьмой этаж он забрал из своего кабинета дело Тимми, подписал несколько бумаг, потом попросил Саманту расписаться, матрона заверила документы, Джош заплакал, Норм заплакал, Сэм заплакала, судья улыбнулся, а Тимми, когда его везли в креслице к лифту, помахал судье плюшевым медвежонком и расплылся в улыбке до ушей.

– До свиданья! – крикнул Тимми, и, когда двери лифта закрылись, судья засмеялся, уже не сдерживая слез.

40

– А потом я покатаюсь на Маргаритке… и поиграю в поезд и в пожарную машину, и…

– Искупаешься, – усмехнувшись, вставила Сэм по дороге назад на ранчо.

Господи, какой же потрясающий подарок ей сделали! Сэм заливалась чуть ли не истерическим хохотом, она была так счастлива! И Джош смеялся, смеялся впервые с тех пор, как Джеф попал в аварию и погиб, а Мэри Джо отделалась переломами рук и ног. Когда Тимми спросил про Джефа, ему сказали правду. Тимми немного поплакал, а потом кивнул.

– Как мама…

Больше он про мать не упоминал, а Сэм не хотелось на него давить. Из того немногого, что успел рассказать ей Норм, она поняла, что Тимми пришлось худо. Но теперь это все было позади, и Сэм надеялась, что ее любовь и ласка заслонят дурные воспоминания о прошлом.

Сэм рассказала Тимми о предстоящем приезде новых детей, о том, что весной она собирается посадить сад… а потом с лукавой улыбкой посмотрела на мальчика.

– Угадай, что ты будешь делать через пару недель.

– Что? – Несмотря на темные круги под глазами от бессонных ночей, Тимми был очень оживлен.

– Ты будешь учиться в школе.

– Почему? – Он вовсе не пришел в восторг.

– Я так решила.

– Но я же раньше не учился! – Тимми захныкал, как самый обычный ребенок, и Саманта с Джошем с улыбкой переглянулись.

– Потому что раньше ты был особым ребенком, а теперь нет.

– А нельзя снова стать особым? – Тимми с надеждой поднял глаза на Саманту, она усмехнулась и сгребла его в охапку.

Они уместились втроем на широком сиденье большого пикапа, усадив Тимми посередине.

– Ты всегда будешь особым, дорогой. Но теперь мы можем жить как обычные люди. Тебе не придется волноваться из-за того, что скоро надо уезжать или что тебя заберут. Ты сможешь учиться в школе, как и все остальные дети.

– Но я хочу быть дома, с тобой.

– Ты немножко побудешь, а потом начнешь ездить в школу. Разве ты не хочешь стать таким же умным, как я или Джош? – Сэм снова захихикала, и Тимми тоже рассмеялся.

А потом запротестовал:

– Ты не умная… ты просто теперь моя мама!

– Ну спасибо!

Но было совершенно ясно, что их роман еще далек от завершения. В тот день они испекли печенье и пошли в гости к другим детям. А перед сном – Тимми лег спать в соседней комнате – Сэм согласилась почитать ему сказку, но дочитать не успела, потому что он тихонько захрапел. Он спал, а она еще долго сидела рядом, глядя на Тимми, перебирая пальцами его волосы и благодаря Бога за то, что Он вернул ей ребенка.

Это случилось две недели спустя; Тимми уже начал учиться в школе, на ранчо поступили новые дети и начали там обживаться, так что Сэм постепенно получала возможность проводить все больше и больше времени в конторе. Она просмотрела три горы писем – в основном от врачей. Некоторые врачи работали в восточных штатах. Сэм это было в новинку: до сих пор к ним обращались только из западных городов.

И вот, отложив последнее письмо, Сэм вдруг увидела его. Она случайно посмотрела в окно, и… он оказался там, такой же, как всегда: высокий, красивый, жгуче-черноволосый, широкоплечий, с резко очерченным лицом… На нем были ковбойская шляпа и сапоги… только волосы на висках слегка поседели: в смеси соли с перцем доля первой увеличилась, однако это даже красило Тейта, и Саманта, затаив дыхание, смотрела, как он остановился и заговорил с кем-то из ребят. Она внезапно припомнила, как он прекрасно играл Санта-Клауса. Но потом отпрянула от окна, опустила жалюзи и вызвала к себе секретаршу. Лицо ее пылало, она страшно нервничала и озиралась, словно ища, куда бы спрятаться.

– Разыщи Джоша! – только и смогла сказать Саманта секретарше.

Через пять минут он уже был в ее кабинете. К этому времени Сэм хотя бы внешне обрела спокойствие.

– Джош, я только что видела Тейта Джордана.

– Где? – изумился Джош. – Ты уверена?

Мало ли что, прошло три года, он мог измениться… может, ей вообще все приснилось!

– Уверена. Он стоял на главном дворе и разговаривал с детьми. Найдите его, узнайте, что ему нужно, и избавьтесь от него. Если он захочет повидаться с мной, скажите, что я в отъезде.

– Ты считаешь, что это справедливо? – с упреком посмотрел на Саманту Джош. – Да у него сын только что умер, Сэм. Еще пяти недель не прошло. И похоронен он здесь, на ранчо, – Джош взмахнул рукой, указывая на холмы. – Неужели мы не позволим ему хоть немного побыть здесь?

Сэм закрыла глаза, но тут же открыла их и посмотрела на старого друга.

– Да, вы правы. Покажите ему могилу Джефа, а потом, пожалуйста, Джош, увезите его отсюда. Здесь ему делать нечего. Вещи Джефа мы ему послали. Ему совершенно незачем здесь оставаться.

– Может, он хочет тебя увидеть, Сэм.

– А я не хочу! – Заметив неодобрение в глазах Джоша, Сэм рассвирепела и, развернув свое кресло, уставилась на старика в упор. – И нечего болтать про справедливость! Несправедливо было бросать меня три года назад. Вот что несправедливо! А сейчас я ему ничего не должна, черт побери!

Джош замер на пороге и с сожалением пробормотал:

– Ты в долгу только перед самой собой, Сэм.

Она чуть было не послала старика к дьяволу, но сдержалась. Потом Сэм сидела в кабинете и ждала… Она толком не знала, чего ждет, но все равно сидела и думала, думала… Ей хотелось, чтобы Тейт уехал с ранчо, оставил ее в покое. Теперь это только ее жизнь, он не имеет права возвращаться и преследовать ее! Хотя она понимала, что в словах Джоша есть доля правды. Тейт в полном праве требовать, чтобы ему показали, где похоронен его сын.

Джош вернулся через полчаса.

– Я дал ему коня по кличке Солнечный Танец, Тейт съездит на нем на могилу мальчика.

– Хорошо. Он уже выехал из конюшни?

Джош кивнул.

– Тогда я вернусь домой. Когда увидите Тимми, скажите, что я буду там.

Однако вернувшись из школы, Тимми с друзьями занялся верховой ездой, и Сэм сидела дома одна, гадая, уехал Тейт с ранчо или нет. До чего же странно было осознавать, что он рядом, и если ей захочется, она может выглянуть на улицу и дотронуться до него, увидеть, поговорить… Сэм и сама толком не понимала, чего она так боится. Своих собственных чувств? Или того, что он может сказать? Может, она вообще ничего не почувствует, если пообщается с ним какое-то время, а может, она так долго страдала только потому, что он покинул ее без объяснений, не позволив оказать сопротивление? Это было сродни скоропостижной смерти, раз – и все. А теперь, спустя три года, он вернулся, но им уже нечего сказать друг другу. Во всяком случае, нет ничего, что стоило бы сказать, ничего, что она смогла бы высказать.

На дворе было уже почти совсем темно, когда Джош постучался в ее дом. Сэм опасливо приоткрыла дверь.

– Он уехал, Сэм.

– Спасибо.

Они обменялись протяжным взглядом, и Джош кивнул.

– Он хороший человек, Сэм. Мы с ним долго говорили. Тейт убит горем. Он сказал, что заедет сегодня вечером в больницу к Мэри Джо и выразит ей свое сочувствие. Сэм… – Во взгляде Джоша сквозил вопрос, но Сэм покачала головой. Она знала, что он собирается спросить, и инстинктивно подняла руку, желая положить этому конец.

– Нет, – отрезала она и добавила уже мягче: – А он знает… ну, про меня? Он что-нибудь такое сказал?

Джош покачал головой.

– Не думаю. Он ни словом не обмолвился. Просто спросил, где ты, а я ответил, что уехала. Мне кажется, он все понял, Сэм. Так не делают: сначала бросил женщину, а через три года вернулся. Он попросил меня, чтобы я тебя за него поблагодарил. Его очень тронуло то, что мы похоронили Джефа рядом с Каро и Биллом. Тейт сказал: пусть там и остается. Знаешь, – Джош тихонько вздохнул и посмотрел на холмы, – мы о стольком успели поговорить… о жизни, о людях… о Кэролайн и Билле Кинге… Жизнь здорово меняется за несколько лет, правда?

Сегодня Джош что-то захандрил, встреча со старым приятелем подействовала на него ностальгически. Сэм ни о чем не расспрашивала, но он сам рассказал все, что ему стало известно.

– Уехав отсюда, Тейт отправился в Монтану. Работал на ранчо. Ему удалось скопить деньжат, потом он взял ссуду, купил небольшой участок земли и сделался владельцем ранчо. Я над ним начал посмеиваться, но он сказал, что хотел оставить что-то мальчику. Он старался для Джефа, а Джефа теперь нет. На прошлой неделе Тейт свое ранчо продал.

– И что он собирается делать? – занервничала Сэм.

Вдруг он останется здесь или устроится на работу в «Бар-три»?

– Завтра он уезжает, – сказал Джош и, заметив в глазах Саманты страх, добавил: – Если ты передумаешь, Сэм, я еще могу его сегодня найти.

– Я не передумаю.

Тут вернулся домой Тимми, Саманта еще раз поблагодарила Джоша и отправилась готовить еду. В столовой ей ужинать в тот вечер не захотелось, а Тимми и так пробыл с детьми целый день. За ужином Сэм нервничала, сидела как на иголках, а ночью, лежа в темноте, думала только о Тейте. Может, она поступила неправильно? Может, стоило с ним повидаться? Но какая разница? Она прекрасно понимала, что уже слишком поздно, однако впервые с тех пор, как вернулась на ранчо, захотела проехаться по местам, где они бывали вдвоем, – просто чтобы их увидеть… увидеть домик на краю сада, в котором жил Тейт, холмы, по которым они скакали на лошадях, тайное убежище влюбленных… За время своего пребывания на ранчо – а она жила тут уже больше года – Сэм оказалась неподалеку от домика и маленького озерца только один раз: когда они хоронили Джефа. Но с того места домик был не виден. Сэм давно обещала себе когда-нибудь съездить туда, хотя бы для того, чтобы забрать вещи Кэролайн. Она твердила, что не должна связывать все это с Тейтом, но у нее не хватало мужества даже взглянуть на тот домик. Везде, везде был Тейт… Тейт… Тейт… Его имя звучало у нее в ушах всю ночь напролет.