Огонь в крови Картленд Барбара

Глава шестая

После ланча Пандия переоделась в одно из самых хорошеньких платьев Селены. До появления лорда Сильвестера еще оставалось время, и она решила осмотреть дом. Интерьер оказался превосходным. Кое в чем убранство комнат напоминало о вкусах матери. Селена явно им подражала. Здесь было гармоничное сочетание красок, один оттенок незаметно переходил в другой, цвета были очень нежными. Такая гамма всегда нравилась маме, она стремилась к ней, отделывая их маленький дом в Литтл Барфорде. Селена тоже старалась следовать этому принципу, однако воплощала его на роскошной основе. Да, правду говорят, – отметила Пандия, – что дети почти всегда бессознательно впитывают впечатления от обстановки, в которой растут, и даже если им удается избежать упреков в подражательстве, то ранние впечатления и унаследованные вкусы все равно остаются у них на первом месте среди всех других предпочтений… Она бы с удовольствием обсудила это в беседе с отцом, зная, что у него обязательно нашлось бы немало интересных соображений на сей счет и он бы привел в доказательство много убедительных примеров. Увы, вспомнив об отце, она заново пережила горечь утраты – так же, как когда вернулась после похорон в их маленький деревенский дом на окраине…

– Что мне теперь делать с собственной жизнью? – вопрошала Пандия. Не решаясь думать о будущем, она постаралась сосредоточить все внимание на обстановке шикарного дома Селены, на картинах, висевших в гостиной, и на книгах из библиотеки старого герцога. Большая их часть представляла биографии знаменитых людей или автобиографии государственных деятелей, а еще там были скучные даже на вид оригиналы речей, звучавших в Палате Лордов или в парламентах других стран… Интересно, а сама она, будь женой такого вельможи, как покойный герцог, который, очевидно, занимался государственными делами, тоже старалась бы вникать во все важные проблемы, чтобы после с уверенностью говорить с супругом о том, что его интересует? Впрочем, Пандия знала темы, на которые ей действительно хотелось бы говорить, и знала с кем. К тому же она то и дело ловила себя на мысли, что каждые две-три минуты глядит на часы, поражаясь тому, как медленно течет время!

Наконец, уже в начале пятого, она перешла в гостиную, чтобы ожидать прихода лорда Сильвестера, и сделала это потому, что вся обстановка гостиной составляла замечательный фон для красоты Селены, а значит… и ее собственной. Стены были отделаны панелями голубого цвета, а карниз у потолка тронут позолотой. И, конечно, здесь была неизменная сверкающая хрустальная люстра и хрустальные же шаровидные газовые светильники. Они, правда, не слишком подходили к прекрасным хрустальным канделябрам, но ведь Селена не могла позволить себе отставать от модных новшеств!

Мебель в гостиной была французская, самого высшего качества, и повсюду – севрский и дрезденский фарфор. Он бы очень понравился матери! Занавеси, стулья и диваны были тоже голубого цвета, но темнее, чем стены, а подушки и цветы в вазах – розовые. На таком фоне Пандия и Селена, с их белой кожей и рыжеватым оттенком волос, должны были выглядеть невероятно красивыми.

Девушка обрадовалась, что выбрала туалет самого простого покроя. Ей пришла в голову нескромная мысль: должно быть, в таком наряде она похожа на богиню, только что сошедшую с Олимпа. Но… как медленно движется время! Наверное, часы остановились!..

Но вот большая стрелка показала половину шестого и дверь открылась.

– Лорд Сильвестер Стоун, миледи! – нараспев возгласил Бэйтс.

Когда он вошел, Пандии показалось, что вокруг нее вспыхнула тысяча звезд. Гость приблизился, и она поразилась тому, как же он красив и как до странности не похож на всех остальных мужчин.

Лорд Сильвестер был словно Аполлон, Бог Солнца, который, стоя в лучезарной колеснице, прогоняет с небес мрак ночи. Пандии чудилось, что она видит лучи, исходящие от его сверкающего венца…

Она поднялась с места, и теперь влюбленные, стоя, молча смотрели друг на друга и никаких слов им не требовалось: они разговаривали на языке вечных Богов, который называется Любовью.

Наконец, через несколько секунд (а может быть, сто лет) Пандия тихо, запинаясь, пробормотала:

– Вы… приехали!

– Вы думаете, я мог забыть о назначенной встрече? – удивился лорд Сильвестер и, немного помолчав, спросил: – Дорогая, как вам удалось стать в миллион раз красивее, чем вы были в прошлый раз? Ведь это совершенно невозможно – быть такой красавицей, но не терять при этом почвы под ногами!

Пандия улыбнулась, и в его взгляде тоже сверкнула искорка смеха.

– Уверен, теперь вы считаете меня человеком крайне эмоциональным, который ведет себя совершенно не по-английски.

– Я подумала, что вы ведете себя очень по-гречески!

Они с пониманием улыбнулись друг другу, и лорд Сильвестер протянул ей пакет, который до этого держал под мышкой.

– Как обещал, я принес свою книгу, чтобы возложить ее к вашим ногам!

– Можно распечатать?

– Я был бы крайне разочарован, если бы вы этого не сделали.

Пандия села на диван, он – рядом с ней, очень близко, и принялся наблюдать, как она развязывает бечевку и разворачивает бумагу.

Книга оказалась тонкой, но у Пандии возникло ощущение, что она держит в руках сосредоточение человеческой мудрости, овладеть которым они с отцом некогда мечтали. Прочитав название – «Огни во тьме», – она вопросительно взглянула на лорда Сильвестера.

– Эта книга очень отличается от моей предыдущей работы и совсем не похожа на ту, над которой я тружусь сейчас!

– Но, полагаю, эта гораздо глубже по содержанию! Я не ошибаюсь?

– Нет, вы правы, но… Как же вы умудряетесь читать мои мысли?

– Было бы очень интересно их прочитать!..

– Надеюсь, что вы действительно этого хотите. Я попытался рассказать в книге о всех тех, кто оказал влияние на мое видение мира. О Конфуции, Будде, Сократе, Платоне, Аристотеле, Христе, Магомете, а также о современных ученых, например таких, как Дарвин!

– Звучит вдохновляюще!

– Я был бы очень разочарован, подумай вы иначе… Как скоро вы сможете ее прочитать? – Сльвестер пояснил: – Мне бы, конечно, хотелось узнать ваше мнение, сколь бы критическим оно ни оказалось, прежде чем я покину Англию…

Пандия взглянула на книгу, лихорадочно соображая, как ему сообщить, что послезавтра она его уже не увидит, так как должна будет исчезнуть во «тьме», которую он так красноречиво описывает… Однако лорд Сильвестер, словно не в силах дождаться ответа, с волнением спросил:

– Признайтесь, прошу… Вы думали все это время обо мне?

– Было бы трудно… думать о чем-то ином!

– Я на это надеялся! Ваше лицо теперь все время передо мной, и даже когда вас нет рядом, я так живо ощущаю ваше присутствие. Будто вы всегда рядом… как, например, сейчас.

Так же и она всегда будет ощущать его незримое присутствие, когда уедет, но это, увы, будет не радость, а страдание, ведь она потеряет любимого навечно.

– Я хочу вас попросить… – начал он, но, заметив, что она явно чем-то обеспокоена, тут же потребовал: – Взгляните на меня! Я хочу видеть ваши глаза. Хочу знать, о чем вы сейчас думаете.

Его тон заставил Пандию вздрогнуть, и она почувствовала неудержимую дрожь во всем теле, а в крови снова вспыхнула искра пламени. Как же ей хотелось, чтобы он ее поцеловал, и как она боялась, что, взглянув на нее, он сразу поймет, что она только об этом и мечтает. Это желание пугало ее, однако, повинуясь голосу лорда Сильвестера, Пандия подняла на него взгляд. Посмотрев на него, она сразу попала под колдовскую власть его глаз и ощутила прилив удивительной храбрости и потянулась к возлюбленному, будучи во власти желания, противиться которому было уже невозможно. Но в этот момент дверь отворилась:

– Миледи, милорд вернулся!

Это голос Бэйтса вторгся в мир ее чувств. Сначала Пандия даже не поняла, о чем это он говорит, словно дворецкий вещал на чужом языке, и поэтому едва не вскрикнула, когда в комнату вошел пожилой, очень представительный мужчина с усами и почти седой головой.

На мгновение она словно окаменела, а вошедший быстро приблизился, и Пандия, и лорд Сильвестер встали.

– Ты удивлена, дорогая! А я сумел покончить с делами раньше, чем предполагал, и выехал домой этим утром.

Он подошел к Пандии, крепко обнял ее и поцеловал в щеку. Повинуясь некоему инстинкту, который управлял ею как марионеткой, Пандия выдавила из себя несколько слов каким-то странным, чужим голосом:

– Да… я удивилась… Хорошо… доехал?

«Как банально это звучит!» – с отчаянием подумала она.

– Ну, не очень скверно! А ты, Сильвестер, как поживаешь? Я и понятия не имел, что ты сейчас в Англии!

– Очень рад вас видеть, кузен Джордж! Я здесь, как говорится, проездом.

– И снова уезжаешь? Одному богу известно, почему тебе так нравятся все эти заморские страны! Бедняга Доринкур в нашу последнюю встречу говорил, что очень скучает по тебе. – И, не дожидаясь ответа, граф взглянул на Пандию: – Наверное, ты познакомилась с моим кузеном Сильвестером на похоронах герцога? Уверен, церемония была очень мрачной. Жаль, что тебе пришлось на ней присутствовать.

– Да, а еще… довольно трудно было добираться туда из-за ужасного снегопада, – пролепетала Пандия, но заметила, что граф не очень-то внимательно ее слушает. Он неотрывно смотрел на дверь, в которую вошли Бэйтс и лакей с подносом, на котором стоят графин с виски и сифон содовой воды.

– Вот это мне не повредит! – обрадованно воскликнул граф. – Было очень холодно, когда мы пересекали Ла-Манш, да и потом, в поезде, тоже не так уж комфортно, как нужно бы. Я обязательно напишу об этом председателю правления Южных железных дорог!

Бэйтс налил графу стакан виски и содовую, а второй лакей внес чайный столик с изящными серебряными чашками и ложечками, а также большим блюдом сладостей…

– Выпьешь со мной, Сильвестер? – спросил граф, словно только что вспомнил о вежливых манерах. – Или предпочитаешь дамскую еду?

– Думаю, на этот раз я бы предпочел чашку чая, ведь потом мне надо будет сразу же откланяться.

Пандия едва подавила вопль отчаяния… По выражению лица лорда Сильвестера, по его взгляду она поняла, что ему не нравится видеть ее в обществе мужа и что он тоже был неприятно поражен его внезапным, грубым вторжением в их волшебную страну надежд и желаний. «Единственное, в чем нам повезло, – подумала Пандия, – так это то, что граф принял меня за Селену…»

А граф тем временем уселся в кресло по другую сторону камина.

– Погода в Париже, – заметил он оживленно, – гораздо лучше, чем здесь, и могу без ложной скромности доложить, что мой визит туда был весьма успешен!

Лорд Сильвестер на это ничего не ответил, и Пандии пришлось вступить в опасный диалог:

– Очень рада, что визит… прошел удачно и ты выполнил все… что от тебя ожидали и… так… быстро!

– Да, премьер-министр будет очень обрадован тем, чего мне удалось добиться, – удовлетворенно подтвердил граф, – и у меня есть шанс сообщить ему об этом уже завтра утром, до того, как он отправится на охоту в свое поместье.

– Да, разумеется… – еле слышно подтвердила Пандия.

– А как твой брат? – осведомился граф у лорда Сильвестера. – Все еще в Египте?

Пандия налила лорду Сильвестеру чашку чая, но, даже не притронувшись к ней, он поспешно встал:

– Так как перед отъездом у меня уйма дел, а уезжаю я уже в конце недели, то вы, конечно, извините меня, если я проследую на еще одну, давно намеченную встречу.

– Рад, что ты нашел время поприсутствовать на похоронах, Сильвестер. Что же, до свиданья. Приезжай, когда снова будешь, – в Англию! Вот только когда это будет? Через пять лет, а может, через все десять? – и он засмеялся собственной шутке. Но Пандии она совсем не понравилась. У нее появилось щемящее чувство, что пришел конец всему, о чем она когда-либо мечтала. Ей казалось, что минуту назад она держала в руках Синюю птицу счастья, но та вырвалась, взлетела в небо и уже почти исчезла из вида.

– Как вам хорошо известно, – ответил графу лорд Сильвестер, – когда кто-то путешествует в дальних краях, время перестает существовать. Ленивый мул или лодка с течью могут означать для путешественника задержку и на месяц, и на год. Я, как известно, ничем не могу изменить создавшееся положение…

– А так тебе и надо, – поддразнил граф, – даже если в наших поездах плохо топят, они все равно прибывают на вокзал без опоздания!

Лорд Сильвестер протянул Пандии руку, она подала ему свою, и ей тут же захотелось броситься ему на шею с мольбой никуда не уезжать, а если это невозможно, то пусть он возьмет ее с собой и будь, что будет, лишь бы он ее не покидал. Сильвестер, тоже испытывая сильнейшее волнение, отпустил ее руку и повернулся к графу:

– Прощайте, кузен Джордж! Не вставайте. Я забыл вам сказать, как сильно кузина Анна скучала без вас вчера! Она все слабеет, и, думаю, ее жизнь близка к завершению.

– То же самое мне говорили в прошлую с ней встречу, однако все наши родственники, Сильвестер, цепляются за жизнь до последних сил, так что Анна еще вполне может прожить столько же, сколько наш бедный покойный Рудольф, а то и больше!

Лорд Сильвестер подошел к двери. Пандия, не в силах пошевелиться, стояла там, где он ее оставил, и смотрела, как он уходит. Вот он повернул дверную ручку и – оглянулся. Их взгляды встретились, и ей почудилось, что они прикоснулись друг к другу сквозь толщу Вечности. А потом он отвернулся и исчез за дверью.

– Приятный парень, этот Сильвестер, – заметил граф, – но, как большинство современных молодых людей, он постоянно в движении, никак не может осесть где-нибудь и зажить настоящей жизнью, подобающей приличному человеку…

– Но он… пишет книги, которые пользуются большим успехом, – возразила Пандия, чувствуя, что должна защитить лорда Сильвестера от несправедливых нападок.

– И я слышал, что они приносят ему большие деньги, хотя Сильвестер в этом и не нуждается. Но, говоря между нами, я не могу понять ни слова в его сочинениях! – И граф простодушно рассмеялся, а затем добавил: – Жизнь в современном мире отнимает все мои силы и способности и меня совершенно не интересует то, что болтают о событиях давно минувшего прошлого!

На это Пандия уже ничего не ответила. Она потихоньку пила горячий чай, словно в надежде, что его тепло растопит чувство одиночества, сковавшее ледяной коркой ее сердце.

Граф допил виски и встал:

– Я пойду в кабинет. До обеда надо написать несколько писем, а потом я расскажу тебе кое-что о Париже!..

– Это будет очень… интересно, – пробормотала Пандия.

Никак не отреагировав на ее скупые слова, граф вышел из комнаты.

Только теперь, оставшись в одиночестве, Пандия вздохнула свободно! Она так опасалась, что граф поймет: она – не Селена!

Это просто невероятно, что он не заподозрил подмены! Тем не менее надо срочно разыскать Иветту и посоветоваться, что делать и как вести себя в создавшемся положении. Взяв с дивана книгу, оставленную лордом Сильвестером, Пандия в панике выбежала из гостиной, и, лишь оказавшись в коридоре, сверхъестественным усилием воли взяла себя в руки и прошествовала далее неспешно и величественно, понимая, что лакеям показалось бы весьма странным, если бы она промчалась мимо них стрелой.

Пандия нисколько не удивилась, что в спальне ее поджидает Иветта. Войдя, она плотно закрыла за собой дверь и едва преодолела искушение запереть ее на ключ.

– Его Лордство вернулся! – сказала она сдавленным голосом.

– Да, m’mselle, это просто incroyable[12]. Он не догадался, что вы не мадам?

– Нет, он ничего не заподозрил, – прошептала Пандия, – но я очень и очень боюсь, Иветта, что он… догадается. Нельзя как-то связаться с миледи и сообщить, что ей надо немедленно вернуться?

– Impossible, m’mselle[13]! Мадам совершенно уверена, что милорд возвратится только завтра. Ее еще нет в Лондоне!

– Н-нет в Лондоне? – вскричала Пандия. – Вы хотите сказать, что сегодня вечером она не приедет?

– Нет, m’mselle! – подтвердила Иветта, но, увидев, как Пандия побледнела и с каким ужасом глядит на нее, Иветта поспешила ее успокоить:

– Не тревожьтесь, m’mselle. Милорд всегда ночует в собственной спальне, а кроме того, он устал в дороге. Сюда из Парижа путь неблизкий, а мосье уже не молоденький!

Пандия немного успокоилась, хотя страх и не покинул ее окончательно: одно дело – предстать в образе родственницы на похоронах, и совсем другое – исполнять роль жены милорда, который только что вернулся из поездки и наверняка соскучился по общению с любимой супругой.

Она нервно заходила по спальне, и Иветта посоветовала:

– Вы лучше прилягте, m’mselle, а то вы просто не в себе! Отдохните до обеда, вы почувствуете себя лучше!

Пандии ничего не оставалось, кроме как послушаться доброго совета. Она позволила Иветте снять с нее платье, которое с таким трепетом выбирала, чтобы предстать перед лордом Сильвестером во всей красе, облачилась в ночную рубашку и легла в постель. Иветта прибрала в комнате, увернула свет газовых лампочек и, уходя, подбодрила Пандию:

– Не беспокойтесь! Все будет в порядке, а уже завтра утром мадам вернется.

Тон, которым все это было сказано, успокаивал, но оставшись одна, Пандия все еще волновалась. Вспомнив момент, когда граф неожиданно вошел в гостиную, она опять почувствовала ужас. Тогда у нее появилось ощущение, будто она стоит на краю пропасти и вот-вот сорвется вниз. Однако, по счастью, граф не понял, что она – не Селена! Впрочем, Пандия очень похожа на Селену, обмануть графа было не так сложно. Кстати, он даже и не подозревает о существовании сестры у Селены! Главное, чтобы граф не заметил подмену во время беседы. Пока ей удалось отделаться от него незначительными репликами…

Между прочим, Пандия была совершенно уверена, что в ситуации прямо противоположной, то есть будь она сама замужем, ее муж сразу же бы догадался, что перед ним Селена, а не Пандия! Да, граф – герой не ее романа, но сейчас надо как можно правдоподобнее выдавать себя за Селену, пока та проводит время в обществе другого кавалера.

Пандии казалось, что, как бы ни был уважаем граф, каким бы ни был известным деятелем, он тем не менее слишком стар, чтобы быть мужем Селены, но при этом очень горд, вспыльчив и очень ревнив, и, защищая свою честь, может быть невероятно жесток. Пандия, с ее инстинктивным пониманием человеческой натуры, которое ей никогда не изменяло, была убеждена, что граф относится к тому типу мужчин, которые никогда не прощают супружеской измены, столь унизительной для их самолюбия.

«Нет, я должна защитить Селену, что бы со мной ни случилось», – подумала Пандия, но она была очень напугана происходящим и отчаянно молилась небесам, чтобы граф по-прежнему пребывал в заблуждении. У него не должно возникнуть ни малейшего подозрения!

Она долго лежала без сна, размышляя о своем затруднительном положении, но вдруг подумала, что все это – не самое важное. Ужас в том, что скоро, увы, она потеряет лорда Сильвестера навеки! Завтра она простится с ним навсегда, ей придется вернуться в свою тихую деревеньку. Однако она была уверена, что они не смогут никогда позабыть о счастье, которое принесло им это случайное знакомство… Ничто и никогда не сможет уничтожить радость незабываемой встречи… Увы, они так внезапно расстались! Единственное, что может служить ей некоторым утешением, так это книга, которую лорд Сильвестер ей подарил.

Пандия положила книгу рядом, а потом невольно, с дрожью в руках, и, словно опасаясь разочарования, открыла ее и, как надеялась, увидела прощальные строки:

Посвящения не было, но Пандия не сомневалась, что строки эти предназначены для нее, и только для нее, потому что она единственная из всех может понять их тайный смысл. И она, конечно, поняла! Ей показалось, что он снова обнимает и целует ее! Она перевернула страницу, но на глаза сразу навернулись слезы и строки расплылись, читать стало невозможно… Как быстро он вошел в ее жизнь, и как стремительно из нее исчез! Больше она никогда его не увидит! Даже если он попытается, что вряд ли возможно, еще раз с ней встретиться и снова придет, когда графа не будет дома, Селена не оценит этот визит, а она, Пандия, из-за своего отъезда, об этом и вовсе никогда не узнает!

«Надо обязательно предупредить Селену, что мы виделись с лордом Сильвестером на похоронах», – напомнила она себе. По ее лицу текли слезы, ее охватила невыразимая тоска.

Отбросив книгу, Пандия зарылась лицом в подушку.

– Да, Париж и в самом деле город очень приятный, – возвестил граф за обедом, вкушая изысканные, великолепно приготовленные блюда, которые одно за другим подносили слуги.

– Полагаю, – продолжал он, – что в следующую поездку я возьму и тебя, но посол Франции уже горит желанием дать для нас обед, и некоторые государственные мужи тоже сказали, что хотели бы с тобой познакомиться.

И граф улыбнулся, положив себе еще порцию отварной деликатесной рыбы.

– Принц Уэльский пользовался в Париже большим успехом и не только в высшем обществе, которое ему показалось довольно скучным, но и у представительниц полусвета и у театральных актрис, так что все они наперебой осведомлялись, когда он посетит их снова!

– А тебе удалось побывать в театрах или в Опере? – спросила Пандия, стараясь вспомнить все, что слышала о Париже. Оказалось, что общаться с графом во время обеда легче, чем она думала, и прежде всего по той причине, что он сам любил поговорить, а ей оставалось только слушать.

– Нет, в эту поездку я там побывать не смог, слишком уж коротким оказался визит!

А потом граф пустился в длинные россказни о своих былых парижских поездках, еще до свадьбы, и о тех увеселительных местах, куда его приглашали французские друзья.

Если бы не нервозное состояние, Пандия бы с удовольствием выслушала все эти повествования о жизни, которая ей была совершенно неизвестна: о приключениях ведущих французских актрис, с их перьями страуса на огромных шляпах, об экстравагантных пирушках в честь знаменитостей!..

– Но мне вряд ли следует рассказывать тебе о подобных вещах, дорогая, хотя, знаешь, мы, мужчины, иногда так глупо ведем себя с этими женщинами…

– И они все очень красивы? – поинтересовалась Пандия, но граф смешливо фыркнул:

– По сравнению с тобой – нет, красотой они не блещут, но есть в них некое обаяние, почти мальчишеская шаловливость, в очень таком французском духе, и поэтому они, конечно, весьма привлекательны!

И он говорил об этом так, словно вкушал паштет из гусиной печенки!

То внимание, с которым она его слушала, а также – вкусная еда и хорошее вино явно поощряли красноречие графа. Пандия не сомневалась, что, как большинство стариков, он любит поразглагольствовать в обществе благодарных слушателей, и в результате обед так затянулся, что Пандия начала сочувствовать слугам, с явным нетерпением ожидавшим, когда же господа, наконец, удалятся в гостиную. Она никак не могла дождаться момента, когда ей удастся отправиться к себе в комнату, оставив графа наедине с портвейном, но когда она хотела встать, он запротестовал:

– Нет, дорогая, останься. Мы не так уж часто бываем наедине! Даже не заглядывая в записную книжку, могу с уверенностью сказать, что завтра мы то ли даем званый обед, то ли сами отправляемся к кому-то в гости…

А так как у Пандии не было ни малейшего представления о том, какой именно визит могли предпочесть граф и графиня, она снова промолчала, но граф продолжил:

– Кстати, я часто подумываю, что крайне редко тебя вижу, и хотя это – своеобразная расплата за мои успехи на политическом поприще, ты ущемлена в своем праве доставлять другим удовольствие любоваться твоей красотой. Ну а я теряю возможность быть полезным премьер-министру, так как много времени провожу с принцем Уэльским!

– Надеюсь, да я просто уверена, что ты для них… незаменимый… помощник!

– Что касается принца, то я всегда могу его позабавить и развлечь, а кроме того, я ему просто полезен, так как за последние полгода с моей помощью он приобрел кругленькую сумму! Не претендую на исчерпывающие знания, которыми обладают Ротшильды и Кассели, относительно финансовых инвестиций, но очень рад тебе сообщить, что мои советы заставляют «удачу ему улыбаться».

Пандия припомнила слухи о том, что принц всегда в долгах и нуждается в помощи друзей. Но она не знала, что супруг Селены настолько богат и является ведущей фигурой в мире финансов, поэтому побоялась сказать что-то неосторожное и лишь тактично заметила:

– Ты, значит, очень умен, если действуешь успешнее тех богатых джентльменов, о которых упомянул?

– Я рад, что ты положительно оцениваешь мои способности, – вдруг довольно сухо отозвался граф, – но твои слова, Селена, заставляют меня вспомнить, что принц был чрезмерно внимателен к тебе, когда мы недавно обедали в Марлборо-хауз. Нынче всем известно, – голос графа зазвучал весьма резко, – что репутация принца, когда дело касается красивых женщин, очень уязвима, и разреши со всей ясностью тебе заявить: если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что он начал с тобой фамильярничать, я отправлю тебя в наше сельское имение, и тебе придется коротать там не один сезон!

Тон его заставил Пандию вздрогнуть, но, взяв себя в руки, она с негодованием воскликнула:

– Как ты можешь даже думать о таких вещах! Его Королевское Высочество не питает ко мне подобного интереса! У него для этого есть другие… знакомые дамы!

Все это она выкрикнула, не зная в точности, как обстоят дела в действительности, но ее ответ явно пришелся графу по вкусу.

– Да, все это верно, но, как тебе известно, я очень ревнив и не потерплю браконьеров в собственном лесу!

«Господи, как бы он взбесился, узнав, чем сейчас занимается Селена», – подумала Пандия и содрогнулась при мысли, какому жестокому наказанию он подверг бы сестру. Для Селены заточение в сельской глуши или изгнание из светского общества было бы равносильно казни. Надо обязательно предупредить Селену, что ее легкомысленное поведение может закончиться катастрофой.

– Мы можем перейти в гостиную, – сказал граф, рывком отодвигая кресло, – ты, наверное, устала, поэтому надо пораньше лечь спать, тем более мне завтра предстоит длинный трудовой день.

– Почему… длинный?

– Я ведь говорил тебе еще до отъезда в Париж, что должен вернуться пораньше для встречи с премьер-министром. А еще нужно успеть посетить прием, правда, не припомню, по какому поводу и где…

– Да, говорил, – поддакнула Пандия, надеясь, что он не станет углубляться в подробности, и действительно, направляясь в гостиную, граф заговорил совсем на другую тему:

– Наверное, наш Фрагонар уже вернулся после реставрации? Тебе он понравился? Ты же всегда говорила, что это твоя любимая картина!

– Да, я в восторге! – воскликнула Пандия. – Картина выглядит гораздо лучше, чем раньше!

Она понятия не имела, какой картина была прежде, и, опасаясь дальнейших рассуждений о Фрагонаре, поспешно спросила:

– Ты видел в Париже картины, которые хотелось бы приобрести?

Граф моментально отвлекся от Фрагонара:

– На этот раз ничего такого не приметил. Кстати, в обществе сейчас все смеются над группой художников, которые оказались еще большими шарлатанами, чем импрессионисты. Лично я бы не дал и шестипенсовика ни за одно из их «творений»!

– А что изображено на их картинах? – и тут уж граф сел на своего конька под названием «модернистское искусство», которое практиковали, по его мнению, «безумцы и молокососы без капли таланта».

Устав от этой гневной тирады, Пандия вскоре переключила его красноречие на другую тему – классическую живопись, которую он искренне любил и желал бы пополнить подобными полотнами свою обширную коллекцию, которая была размещена в сельской усадьбе.

Незаметно взглянув на каминную полку с часами, Пандия заметила, что уже почти одиннадцать вечера, и с облегчением вздохнула:

– Ты хотел сегодня лечь пораньше, но так интересно обо всем рассказывал, что я потеряла счет времени. Но сейчас уже очень поздно…

– А, ты вспомнила, наверное, о своем «сне красоты», требующем ложиться до полуночи, чтобы хорошо выглядеть назавтра! Надо признаться, я тоже устал, но, с другой стороны, твое общество доставило мне сегодня такое удовольствие, дорогая, какое я уже давно не испытывал.

Пандия, почувствовав, что граф собирается обнять ее за талию, быстро направилась к двери. Граф последовал за ней и они вошли в холл, где дежурил ночной лакей. Пандия и граф поднялись по лестнице, но довольно медленно, ведь после плотного обеда граф двигался неспешно. Когда они повернули в направлении спален, граф взял Пандию под руку:

– Я, наверное, был не слишком галантен и не сказал, как ты прекрасна в этом туалете!

– Рада это слышать.

Граф остановился у двери в ее спальню:

– Мне можно будет потом зайти к тебе и пожелать доброй ночи?

В голосе графа прозвучало желание, и Пандия растерянно залепетала:

– Нет! Я ведь… безумно устала после путешествия… в снегопад. А еще… у меня очень болит голова!

Он явно был разочарован, но тем не менее проследовал за ней в спальню, и сердце Пандии панически забилось в груди, а губы от страха совсем пересохли. В спальне, по счастью, находилась Иветта, и, словно ее французская сметка подсказала, что происходит, она легко присела в поклоне перед графом и умильно защебетала:

– Добрый вечер, милорд, очень рада, что вы вернулись в добром здравии! Ведь такая долгая поездка в Париж, да еще возвращение в такую погоду – хуже не бывает, и к тому же зимой дорога очень утомительна!

– Ты, наверное, скучаешь по родной стране? – посочувствовал граф.

– C’est vrai[14], милорд, но я счастлива, что прислуживаю madame. Вчера она очень устала и ей было trs dеsagreable[15] от такого ужасного снега. Je suis effrayее[16], что она простудилась!

– А ты мне об этом, дорогая, ничего не сказала! – граф повернулся к Пандии.

– Ну… я не очень больна, но… все-таки простудилась… горло болит…

– Я сейчас сделаю madame теплое питье, – предложила Иветта, – нельзя, милорд, чтобы madame вас заразила, ведь вам предстоит произнести на приеме важную речь!..

– Тогда спокойной ночи, дорогая, – сказал граф, обняв Пандию, легонько поцеловал в щеку, и, ыйдя, плотно притворил за собой дверь.

– Спасибо, Иветта! Без твоей помощи я бы точно попала в беду, – с облегчением прошептала Пандия и, все еще чувствуя страх, добавила: – А вдруг… предположим… он вернется, чтобы… пожелать доброй ночи?

– Он не придет, m’mselle, а если и заглянет, то увидит, что вы крепко спите и поэтому будить вас, ну просто impossible[17].

– Но… если он все-таки войдет?

– Тогда вы попросите monsieur уйти, потому что вы его очень любите и не желаете, чтобы он тоже заболел, – и служанка красноречиво, истинно французским жестом, всплеснула руками, – а потом m’mselle чихнет, с помощью un peu de poivre[18], и скажет что-нибудь хриплым голосом…

– Сейчас, наверное, уже очень поздно, однако надо все же запереть дверь… или не стоит?

– Non, non – ни в коем случае, m’mselle! Это большое оскорбление! Милорд сразу же заподозрит, что вы заинтересовались другим мужчиной!

– Да, он уже говорил мне, что очень ревнив, – тихо отозвалась Пандия.

– Еще бы! Ведь мадам такая красивая! Любой мужчина будет ревновать ее и беречь свое сокровище!

Пандия едва не рассмеялась – так уморительно Иветта ужаснулась одному лишь предположению о «неверности» со стороны мнимой madame, – но тут же вспомнила, что «вор» Айвор уже украл «сокровище» графа, Селену, но тот, к счастью, не подозревает о краже. При этом она не могла не подумать, как отвратительна вся ситуация, как противна, а для нее, Пандии, еще и унизительна. Девушка представила себе, насколько была бы шокирована поведением Селены мать, как бы она страдала при мысли об опасности, что угрожает Пандии от внимания мужа любимой сестры-близнеца… И все это могло обернуться таким несчастьем, ведь пришлось бы признаться, что она отнюдь не Селена!

– Ничего не бойтесь, m’mselle, – успокоила ее Иветта. – Милорд всегда заботится о своем здоровье… И очень боится простуды, он же такое важное лицо!

– Надеюсь, ты права, – нервно произнесла Пандия. Но лежа в постели, она уже знала, что ни на минуту не сомкнет глаза, опасаясь любого шороха, каждого скрипа половиц, а если вдруг откроется дверь, то от ужаса сердце у нее может остановиться навсегда.

Глава седьмая

Она заснула только на рассвете, а проснулась, когда в спальню вошла Иветта и раздвинула шторы на окнах. Пандии еще очень хотелось спать, но как только она вспомнила, что ночует в доме графа, сон мгновенно пропал. Вместе с Иветтой вошла молодая горничная и стала разжигать огонь в камине. Пандия уже вкусила роскоши в Замке, и теперь можно насладиться ею и в доме графа.

Мать рассказывала, что у богатых и знатных семейств всегда много слуг, и первым делом горничные утром разжигают огонь в спальнях, особенно дамских, поэтому Пандия очень пожалела, что нельзя, увы, обо всем рассказать маме, мол, вот и она теперь наслаждается комфортной жизнью.

Пандия вспомнила, что Селена вскоре вернется домой, а значит, нужно успеть предупредить ее обо всем произошедшем до того, как она встретится с мужем.

Горничная разожгла огонь и ушла, и тут Иветта, хранившая до этого молчание, с волнением заговорила:

– Если вы, m’mselle, не хотите завтракать внизу, с графом, я принесу вам все сюда, – Пандия с благодарностью кивнула: почти всю ночь она думала, как ей вести себя поутру и что сказать насчет мнимой простуды? Прошла она или нет? И еще: сегодня возвращается Селена; как она воспримет эту фантомную болезнь? Сможет ли подыграть Пандии?

Иветта открыла дверь: за ней уже стоял лакей с завтраком на подносе. Иветта взяла у него поднос и поставила его на столик возле постели. Пандия с замиранием сердца подумала, что она в последний раз видит такой элегантный серебряный сервиз: фирменные тарелки и чашечка были украшены изящным графским вензелем. Был там и маленький, тоже серебряный, чайник, и кувшин для сливок, и сахарница в стиле королевы Анны.

– Кушайте, пожалуйста, m’mselle, – нет лучше способа перестать беспокоиться, чем как следует поесть. – Пандия с пониманием улыбнулась: ведь это правда.

Она шепотом спросила Иветту:

– Как ты думаешь, когда вернется миледи?

– До вечера, m’mselle. Уже готовят парадный ланч!