Нелимитированная орбита Андерсон Пол

Свобода отбросил руку Вульфа со своего плеча. На его лицо набежала тень гнева.

— Лучше не затрагивай эту тему, — сказал он.

— Почему, Ян? — Вульф поднял брови. — Неужели ты нисколько не рад?

— Ну… Я рад, что мальчишка был спасен и так далее. Я даже рад, что сам пошел туда. По крайней мере, есть, что вспомнить. Но я абсолютно не нуждаюсь в этом дурацком общественном признании моих заслуг.

— Но ты уже заработал его. Волей-неволей ты его заработал, — Вульф провел пальцами вдоль носа. — Тут уж ничего не поделаешь. Все Высокогорье Америки знает о твоем деянии. Разве Джудит не говорила тебе, на какое количество звонков ей приходится отвечать? Как только ты встанешь на ноги, немедленно начнут поступать цветы и делегации.

— Слушай! — резко сказал Свобода. — Я знаю тебя, Терон. Ты хороший, умный, любезный, веселый, непосредственный сукин сын. Когда ты путем шантажа вынудил меня отправиться на поиски Дэнни, ты ничего не знал о его хромосомах. Единственное, что было тебе известно, — это то, что Джош и я обладатели ценных рабочих рук, особенно для экономики, страдающей от большой нехватки рабочей силы. А Дэнни был всего лишь мальчишкой, каких можно получить тысячи, используя экзогенный способ. Почему ты послал меня вниз?

— Ну, видишь ли, — Вульф поскреб бороду. — Обычный альтруизм.

Человеческая порядочность. Я бы и сам пошел, не будь я таким старым и жирным.

Свобода выругался.

— Черта с два бы ты пошел, — добавил он затем. — У тебя на уме было что-то совсем другое. О'кей, ты руководил колонией лучше, чем это мог бы сделать кто-нибудь другой, насколько я понимаю. Нам не нужен был на месте руководителя добрый маленький гуманист. Нам требовался как раз такой безжалостный ублюдок, как ты. Поэтому Джош и я были пешками в твоих лапах.

О'кей. Но я требую, чтобы ты объяснил, зачем тебе это было нужно.

Вульф внимательно разглядывал пепел от своей сигареты.

— Возможно, ты и в самом деле имеешь право знать, — сказал он наконец. — Но я надеюсь, что ты не станешь болтать. Вся беда в том, что причину объяснить довольно трудно. Я ее чувствую также остро и ощутимо, как лезвие ножа. Но не могу подобрать нужных слов.

Свобода откинулся на подушки.

— Я жду, — напомнил он.

Вульф усмехнулся, закинул ногу на ногу и выпустил клуб дыма.

— Ну, что ж, — сказал он. — Вспомни о том, что соседи Джошуа согласны были помогать ему в поисках только на плато, где они были в безопасности.

Однако, все, как один, отказывались спуститься в Расселину, хотя следы Дэнни явно вели туда. Предлогом отказа у всех было одно: сезон уборки. Это следовало понимать так, что их драгоценный урожай был важнее, чем жизнь мальчика.

— Но… — Свобода покраснел. — Но… Если бы дожди погубили зерно, вся колония вынуждена была бы пережить голодный год.

— Это паршивенький аргумент. Что из того? Голодать бы никому не пришлось. Просто мы чуть-чуть потуже затянули бы пояса на один растумский год — то есть на восемь или девять земных месяцев. Неужели бы ты позволил своему собственному ребенку умереть в одиночестве, может быть, в невыносимых страданиях, только для того, чтобы иметь в течение предстоящих восьми месяцев лишний кусок хлеба у себя на столе?

— Н-н-нет. Но здесь есть разница. Никто бы этого не допустил. Но я… если уж на то пошло, я стал бы спасать только своих младших детей.

— Ты думаешь, ты меня удивил? Я прекрасно знаю твою теорию о «своих» и «чужих», и, хотя многим, возможно, это показалось бы жестоким, я абсолютно с ней согласен. Однако, в данном случае мальчишка был именно «свой», и, как оказалось впоследствии, даже гораздо больше «свой», чем я предполагал. Теперь-то, я надеюсь, ты не станешь отрицать, что Дэнни относится именно к этой категории!

Ведь для чего мы прилетели на Растум? Правда, тогда я еще не знал, что все окажется именно так, и, не будь другой, гораздо более важной причины, я не позволил бы двум взрослым мужчинам рисковать своей драгоценной для общества жизнью ради ребенка — неполноценного человека, не способного еще даже произвести себе подобного. Основная же причина заключается в следующем. Теперь, когда борьба за начальное выживание позади, каждая семья все больше отделяется от остальных, замыкаясь в кругу своих собственных эгоистических интересов. Если мы не будем добровольно помогать тем, кто попал в беду, то неизбежно в будущем понадобятся законы и полиция, чтобы заставлять нас делать это. Общество не может существовать без взаимопомощи.

И я решил искоренить эту тенденцию на Растуме. Случай был как раз весьма подходящий, правда, повторяю, я очень жалел, что рисковать приходится именно из-за ребенка, потому что тогда я не знал еще, насколько он нам окажется полезен. Но за неимением другого пришлось воспользоваться этим.

Ведь не станешь же каждому в отдельности объяснять, что, чем больше будет граждан, добровольно выполняющих общественный долг, тем меньше мы будем нуждаться в правительстве и принудительных законах. И никогда мы не станем настолько ленивыми и безразличными, что позволим законам связать нас, когда наша бдительность ослабнет. Необходимо воспитывать традицию взаимопомощи. Нашими героями должны стать люди, которые не завоевали как можно больше, а наоборот, как можно больше отдали.

Вульф замолчал, раскрасневшийся и запыхавшийся.

— Прости меня, — закончил он. — Я не собирался читать тебе проповеди.

Я хочу только, чтобы ты понял, что колонии необходима действенная психодинамическая символика. Слова для этого не годятся, поскольку они слишком неопределенны. Зачастую то, что начинается как социологическое наблюдение, превращается, в конце концов, в обычную догму.

Свобода ухмыльнулся:

— Ты сам не всегда преуспеваешь в своих добрых намерениях, Терон.

Продолжай.

— Да, в общем-то, и продолжать больше нечего, — сказал Вульф. — Я давно ждал подобной ситуации. Теперь ты подал пример другим. По неизмеримо счастливой случайности твоя попытка завершилась эффектным успехом, что особенно подчеркнуло всю важность этого урока. Ручаюсь, что ты всем утер нос, и теперь колония, охваченная чувством стыда, сплотится, как никогда прежде. Я буду использовать это настроение, чтобы уговорить и других подать такие же примеры. И, может быть, через несколько лет посеянные нами семена дадут всходы.

Вульф тяжело поднялся.

— Прости, Ян, что тебе пришлось стать козлом отпущения.

— Вовсе нет, — Свобода состроил гримасу. — Разве что — да простит меня Господь! — неужели ты имеешь в виду, что я теперь должен буду принять позу какого-нибудь чертова доблестного рыцаря?

— Боюсь, что так. Тем самым ты оказал бы нам неоценимую услугу. И самую трудную из всех, — Вульф хихикнул. — Мужайся. Но что бы ни думал о тебе мир, помни, что в самых глубоких из глубочайших уголков своей души ты нечестен. Я же, считай, забыл о той ночи с Хельгой.

Свобода рассмеялся вместе с ним. Вульф попрощался и вышел, но Ян не сразу вернулся к чтению. Еще долго он лежал и смотрел за окно, где на горизонте снежные вершины Геркулеса подпирали небо.