Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен

2

Фургончик из пиццерии снаружи выглядел так себе, но под слоем дорожной грязи и краски была такая сверхсовременная электроника, что ей позавидовали бы и ребята из ОБН. Как любил повторять Балазар, одолеть этих ублюдков можно только в том случае, если ты сумеешь составить им достойную конкуренцию, в том числе и в экипировке. Экипировка стоила больших денег, но у Балазара было одно неоспоримое преимущество: то, что его люди могли своровать, сотрудникам ОБН приходилось покупать по ценам, безбожно взвинченным. Даже представить себе невозможно, сколько служащих электронных компаний на всем Восточном побережье так и рвутся продать тебе совершенно секретное оборудование по смехотворно низкой цене. Эти catzzaroni (Джек Андолини называл их еще долбогребами из Силиконовой долины) буквально тебя донимали, чтобы ты только взял самое новейшее оборудование.

Под приборной доской фургончика располагались: портативная станция радиолокационных помех, глушитель полицейского радара, работающего на ультравысоких частотах, детектор высокочастотных радиопередач, глушитель радиосигналов, импульсный повторитель с усилителем, с помощью которого можно ввести в заблуждение всякого, кто захочет отследить фургончик обычными методами триангуляции, – приборы его покажут, что в данный момент фургончик находится в Коннектикуте, Гарлеме или в Монток-Саунде. Еще там был радиотелефон… и одна маленькая красная кнопочка, которую Джек Андолини нажал, как только Эдди Дин вышел из фургончика.

Телефон внутренней связи в офисе Балазара издал короткое жужжание.

– Это они, – сказал он. – Клаудио, проводи их сюда. Чими, скажи им там, чтобы они заткнулись. Чтобы Эдди Дин думал, что, кроме меня и вас с Клаудио, здесь никого нет. Бери всех джентльменов и побудьте пока в кладовой.

Они вышли. Чими повернул налево, Клаудио Андолини – направо.

Балазар невозмутимо принялся за следующий уровень карточной башни.

3

Предоставь все мне, – повторил Эдди, когда Клаудио открыл дверь.

Да, – еще раз согласился стрелок, но остался настороже, готовый перешагнуть «порог» в ту же секунду, когда в том возникнет необходимость.

Звякнули ключи. Стрелок остро чувствовал запахи: справа – застарелого пота от Кола Винсента, слева – резкий, чуть кисловатый запах одеколона от Джека Андолини, а когда они вошли в полумрак помещения, еще и кислый запах пива.

Из всех странных запахов он узнал только запах пива. Это был отнюдь не развалюха-салун с дощатым полом, посыпанным опилками, и доской на козлах для пилки дров вместо стойки. (Совсем не похоже на заведение Шеба в Талле, изумился стрелок.) Повсюду мягко поблескивало стекло: в одной комнате было столько стекла, сколько Роланд не видел за всю свою жизнь, разве что в раннем детстве, когда уже начали рваться нити, связующие их мир воедино, частично из-за набегов повстанческих сил из Фарсона, частично из-за происков Уважаемого человека, но большей частью просто из-за того, что мир сдвинулся с места. Фарсон был лишь следствием этого сдвига, а не его причиной.

Повсюду стрелок видел их отражения: в стекле стен, в застекленной стойке, в большом зеркале позади нее, даже – на изгибах бокалов для вина в форме изящных колокольчиков, что висели за стойкой донышком вверх… бокалах таких же великолепных и хрупких, как пиршественная утварь.

В углу стояло какое-то сооружение, как будто слепленное из света. Оно вспыхивало и менялось, вспыхивало и менялось. Вот оно золотое, вот зеленое, вот желтое, вот ярко-алое, вот золотое опять. Поперек него буквами Высокого Слога было начертано слово, которое Роланд сумел прочесть, но оно ни о чем ему не говорило: ROCKOLA.

Ладно, не важно. Надо делать дело. Он тут не праздный зевака и не может позволить себе эту роскошь: разинув рот, глазеть по сторонам, пусть даже тут все так изумительно и загадочно.

Человек, который открыл им дверь, был, вне всяких сомнений, братом того, кто вел этот фургончик, как назвал эту машину Эдди (похож на охранника, предположил Роланд). Только этот – повыше ростом и лет на пять моложе, а на плечевом ремне у него – револьвер.

– Где Генри? – спросил Эдди с ходу. – Я хочу видеть Генри. – Тут он повысил голос: – Генри! Эй, Генри, ты где?

Никакого ответа – лишь тишина, в которой бокалы над стойкой, казалось, звенят, но звон этот так слаб, что недоступен человеческому уху.

– Мистер Балазар хотел бы сперва с тобой поговорить.

– Вы, что ли, его связали, а в рот ему сунули кляп? – спросил Эдди и вдруг рассмеялся, не дав Клаудио даже рта открыть. – Нет, что это я… да вы просто его накачали. Зачем возиться с кляпами и веревками, если можно вколоть ему дозу и он сразу уймется. Ладно. Пошли к Балазару. Раньше начнем – раньше кончим.

4

Стрелок смотрел на карточную башню на столе у Балазара и думал: еще один знак.

Балазар не поднял головы – он и так уже задирал ее к верхушке карточной башни, которая возвышалась высоко над столом, – а лишь поглядел на них поверх нее. Лицо его так и светилось дружелюбием и теплотой.

– Эдди, – сказал он. – Я рад тебя видеть, сынок, а то я слышал, у тебя были какие-то неприятности в аэропорту.

– Никакой я вам не сынок, – спокойно проговорил Эдди.

Балазар сделал жест, который мог бы означать одновременно печаль, иронию и недоверие: Ты меня обижаешь, Эдди, говорил этот жест. Ты очень меня обижаешь, когда говоришь такое.

– Давайте начистоту, – сказал Эдди. – Вы сами знаете, что все это могло завершиться одним из двух: либо они меня перекупили, либо меня отпустили с миром. Вы хорошо знаете, что они не могли уломать меня за какие-то два часа. И что, если б они этого добивались, им пришлось бы отвезти меня на 43-ю улицу, где меня бы допрашивали беспрерывно, давая только короткие передышки, чтобы я мог сблевать в раковину.

– Так они тебя перекупили? – мягко спросил Балазар.

– Нет. Им пришлось меня выпустить. Они следили за мной, но я их не вел.

– Значит, товар ты заныкал, – подытожил Балазар. – Невероятно. Ты непременно должен мне рассказать, как надо прятать два фунта кокса на борту пассажирского самолета. Это очень полезная информация. Как в том рассказе про тайну запертой комнаты.

– Я не прятал его, – сказал Эдди. – Но у меня его больше нет.

– А у кого же он? – спросил Клаудио и тут же вспыхнул, когда брат прожег его свирепым взглядом.

– У него, – улыбнулся Эдди, указав поверх карточной башни на Энрико Балазара. – Товар доставлен по назначению.

В первый раз после того, как Эдди ввели в кабинет, на лице Балазара промелькнуло искреннее чувство: неподдельное изумление. Мелькнуло и тут же исчезло. Балазар вежливо улыбнулся.

– Да. В одно место, о котором ты нам скажешь потом. После того, как ты получишь обратно брательника и свой товар и вы вместе отбудете в неизвестном направлении. Скорее всего в Исландию. Я правильно излагаю?

– Нет, – отозвался Эдди. – Вы не понимаете. Товар здесь. Доставка на дом. Как мы и договаривались. Потому что даже в наш век обмана есть еще люди, которые выполняют свои обязательства. Трудно поверить, я понимаю. Но это так.

Все уставились на него.

Ну как я справляюсь, Роланд? – спросил Эдди.

По-моему, отлично. Только не давай этому Балазару опомниться, Эдди. Мне кажется, он человек опасный.

Ты так думаешь? Тут я с тобой согласен, дружище. Я знаю, что он человек опасный. Очень, мать его, опасный.

Он опять взглянул на Балазара и легонько ему подмигнул.

– Так что теперь это вам нужно побеспокоиться о федеральных агентах, не мне. Если они сейчас явятся сюда с ордером, то может так получиться, что вас оттрахают, даже не раздвигая ног, мистер Балазар.

Балазар взял еще две карты. Руки его вдруг затряслись, и он положил их на место. Это длилось всего лишь мгновение, но Роланд заметил, и Эдди тоже: выражение неуверенности – может быть, даже страха – промелькнуло и тут же исчезло.

– Когда ты со мной говоришь, последи за своими словами, Эдди. Последи за собой и, пожалуйста, не забывай, что у меня мало времени, равно как и терпения, на выслушивание такой бредятины.

Джек Андолини вдруг насторожился.

– Они сговорились с ним, мистер Балазар! Этот кусок дерьма отдал им кокаин, а они подбросили его нам, пока делали вид, что ведут допрос!

– Никого здесь не было, – сказал Балазар. – И никто сюда не подберется, Джек, как тебе хорошо известно. Даже когда голубь садится на крышу, уже срабатывает сигнализация.

– Но…

– Даже если они исхитрились нас как-то подставить, наши люди в их лавочке нам бы уже сообщили. У них там столько наших, что мы могли бы в три дня насверлить дырок в их ящике. Мы бы знали, кто, когда и как.

Балазар поглядел на Эдди:

– Эдди, у тебя есть пятнадцать секунд на то, чтобы прекратить пороть эту чушь. Ровно через пятнадцать секунд сюда придет Чими Дретто и станет тебя обижать. А потом, когда он немного пообижает тебя, он пойдет в соседнюю комнату и ты услышишь, как он обижает твоего братца.

Эдди весь напрягся.

Спокойнее, пробормотал стрелок, а про себя подумал: Легко же тебе управлять им: назвать имя брата – и все. Как ткнуть острой палкой в открытую рану.

– Сейчас я зайду в вашу уборную. – Эдди указал на дверь в дальнем левом углу, дверь, настолько незаметную, что ее можно бы было принять за панель на стене. – Зайду один, а потом выйду оттуда и отдам вам фунт вашего кокаина. Половину всего товара. Вы его проверите. Потом приведете сюда Генри, чтобы я на него посмотрел. Когда я увижу его, увижу, что с ним все в порядке, вы отдадите ему наш товар и он уедет домой с кем-нибудь из ваших джентльменов. Когда он уедет, мы с… – он едва не сказал «с Роландом», – со всеми вашими ребятами посмотрим, как вы строите эту штуку. Когда Генри будет дома и в безопасности – то есть никто не будет стоять над ним и держать у его уха пушку, – он позвонит сюда и скажет мне одно слово. Мы договорились с ним перед моим отъездом. На всякий случай.

Стрелок проверил в мозгу у Эдди, это правда или он просто блефует. Оказалось, что правда. По крайней мере так думал Эдди. Роланд увидел, что Эдди действительно верит в то, что его брат Генри скорее умрет, чем выдаст этот пароль. Но сам стрелок был отнюдь не уверен в этом.

– Ты, наверное, думаешь, что я до сих пор еще верю в Санта-Клауса, – сказал Балазар.

– Я знаю, что вы не верите.

– Клаудио, обыщи его. Джек, иди в уборную и проверь там. Все.

– Есть там такое место, о котором мне неизвестно? – спросил Андолини.

Балазар призадумался, внимательно глядя на Андолини.

– На задней стенке аптечки есть небольшая панель, – наконец сказал он. – Я там держу кое-какие личные вещи. Она не такая большая, чтобы запрятать там фунт порошка, но ты все равно проверь.

Джек пошел, и, когда он открыл дверь в небольшой нужник, стрелок увидел вспышку такого же холодного белого света, который освещал отхожее место в воздушной карете. Дверь быстро закрылась.

Балазар вновь поглядел на Эдди.

– Ну и зачем тебе эти дурацкие бредни? Эта идиотская ложь? – спросил он почти с искренней грустью. – Я думал, ты умный парень.

– Посмотрите мне в глаза, – сказал Эдди, – и скажите, лгу я или нет.

Балазар так и сделал. Смотрел он долго. Потом отвернулся и засунул руки в карманы своих крестьянских штанов так глубоко, что они обтянули его широкий крестьянский зад. Вся поза его выражала печаль – печаль по любимому сыну, упорствующему в заблуждении, – но прежде чем он отвернулся, Роланд заметил, что лицо его выражает отнюдь не печаль. То, что Балазар увидел в глазах у Эдди, пробудило в нем не печаль, а сильное беспокойство.

– Раздевайся, – теперь Клаудио наставил свой револьвер на Эдди.

Эдди принялся снимать одежду.

5

Не нравится мне это, думал Балазар, дожидаясь, когда Джек Андолини вернется из туалета. Он был напуган. Внезапно пот выступил не только под мышками и в паху, где Балазар потел всегда, даже самой холодной зимой, но и по всему телу. Эдди уже не выглядел как наркоман – пусть и смышленый, но все-таки наркоман, которого можно поддеть за яйца и вести за собою куда угодно, – он теперь выглядел как… а как? Как будто он вырос, как-то изменился.

Как будто в него вкачали две кварты свежей крови.

Да. Именно так. И еще порошок. Этот гребаный порошок. Джек проверял туалет, а Клаудио обыскивал Эдди с нарочитой свирепостью тюремного надзирателя-садиста; даже когда Клаудио, поплевав себе на левую руку и растерев слюну по правой, засунул ее Эдди в задний проход по самое запястье и еще дюйма на два глубже, Эдди выдержал это с флегматичным спокойствием, которого Балазар даже и предположить бы не мог ни в нем, ни в каком другом закоренелом наркомане.

Порошка не было ни в туалете, ни на Эдди, ни внутри Эдди. Ни в карманах, ни в куртке, ни в сумке. Значит, он блефовал.

Посмотрите мне в глаза и скажите, лгу я или нет.

Он посмотрел. То, что он там увидел, его встревожило. Он увидел, что Эдди Дин совершенно уверен в себе: он войдет в уборную и выйдет оттуда с половиной Балазарова товара.

Балазар и сам едва не поверил, что так и будет.

Клаудио Андолини вытащил руку. Пальцы его вышли из задницы Эдди Дина с каким-то хлюпающим звуком. Губы Клаудио искривились.

– Быстрее, Джек, а то у меня вся рука в дерьме этого урода! – сердито выкрикнул он.

– Если б я знал, что ты будешь там лазить, Клаудио, я бы, когда в последний раз срал, вытер зад хотя бы ножкой от стула, – этак ласково проговорил Эдди. – У тебя руки были бы чище, да и я бы сейчас не стоял как дурак с чувством, как будто меня трахнул в задницу бык Фердинанд.

– Джек!

– Иди на кухню и вымой руки, – спокойно проговорил Балазар. – У нас с Эдди нет никаких причин задевать друг друга. Правда, Эдди?

– Никаких.

– Все равно он чист, – сказал Клаудио. – Впрочем, «чист» – не то слово. Я имею в виду, у него ничего нет. Уж в этом будьте уверены. – Он ушел, держа перед собой грязную руку, как дохлую рыбу.

Эдди спокойно поглядел на Балазара, который опять размышлял о Гарри Гудини, Блакстоне, Дуге Хеннинге и Дэвиде Копперфилде. Говорят, что магия тихо сдохла, как и варьете, но Хеннинг был суперзвездой в своем деле, а малыш Копперфилд, когда Балазар был на его представлении в Атлантик-Сити, ошеломил целую толпу народу. Балазар любил фокусников. Полюбил с самого первого раза, когда увидел на улице дяденьку, который показывал фокусы с картами за небольшое вознаграждение. А с чего начинается фокус, прежде чем что-то появится из ничего и зрители сначала вздохнут изумленно, а потом бешено зааплодируют? Первым делом фокусник предлагает кому-то из зрителей убедиться, что место, откуда появится кролик, или голубь, или шлюшка с голыми грудками, сейчас совершенно пусто. И более того – убедиться, что ничего нельзя достать изнутри.

Может быть, он так и сделал. Не знаю уж как, да мне и плевать. Единственное, что я знаю, так это то, что мне это все не нравится. Очень не нравится.

6

Джорджу Бьонди тоже кое-что не понравилось. И он сомневался, что и Эдди Дин придет от этого в восторг.

Джордж был уверен, что к тому времени, когда Чими вошел в бухгалтерию и погасил свет, Генри уже умер. Умер тихо: никакого скандала, никаких беспокойств. Просто отлетел, как семена одуванчика, уносимые ветерком. Джордж думал, что это случилось как раз в тот момент, когда Клаудио пошел на кухню мыть руки.

– Генри? – шепнул Джордж ему в ухо. Он приложил губы так близко, словно хотел поцеловать его в ушко, будто девушку, как это показывают в фильмах, и ощущение было омерзительным, к тому же когда ты уверен, что парень мертв. Как наркофобия, или как там, мать ее, называют. Но он должен был знать, а стена между этой комнатой и офисом Балазара очень тонкая.

– Что там случилось, Джордж? – спросил Трикс Постино.

– Заткнитесь. – Голос Чими был низким, как гул двигателя, работающего на холостых оборотах.

Они заткнулись.

Джордж сунул руку Генри под рубашку. Да, дела шли все хуже и хуже. Образ свидания с девушкой из кинофильма никак его не оставлял. Вот он щупает ее грудь, только это не она, а он, и это уже не наркофобия, а гребаная гомико-наркофобия, и тощая грудь наркомана Генри не поднимается и не опускается, и внутри не слышится тук-тук. Для Генри Дина все уже закончилось, игра его завершилась на седьмой инъекции. Все в нем умолкло, тикали только часы на руке.

Он двинулся в сторону тяжкого запаха Старого Света, оливкового масла и чеснока, что окружал Чими Дретто.

– У нас, кажется, будут проблемы, – прошептал Джордж.

7

Джек вышел из туалета.

– Ничего там нет. – Взгляд его безжалостных глаз вперился в Эдди. – И если ты думал смыться через окно, можешь об этом забыть. Там крепкая стальная решетка.

– Я и не думал смываться, – спокойно ответил Эдди. – И товар там, ты просто не знаешь, куда смотреть.

– Прошу прощения, мистер Балазар, – сказал Андолини, – но с меня уже хватит этой брехни.

Балазар глядел на Эдди, как будто не расслышав слов Андолини. Он думал. Он размышлял.

Размышлял о том, как фокусники достают из шляп кроликов.

Зовешь кого-нибудь из зрителей, чтобы он убедился, что в шляпе ничего нет. А что еще? Что бывает всегда? Что больше никто не заглядывает в эту шляпу, кроме самого фокусника. А что сказал этот малыш? Сейчас я зайду в вашу уборную. Зайду один.

Обычно Балазар не хотел знать, в чем заключается фокус. Знание портит удовольствие.

Обычно.

Но на этот раз ему не терпелось узнать.

– Хорошо, – сказал он Эдди. – Если он там, то пойди и возьми его. Прямо вот так, как есть. С голой задницей.

– Хорошо. – Эдди направился к двери в уборную.

– Но не один, – добавил Балазар. Эдди резко остановился. Все тело его напряглось, как будто в него попали невидимым гарпуном, и Балазару это понравилось. Впервые что-то пошло вразрез с планами малыша. – С тобой пойдет Джек.

– Нет, – быстро сказал Эдди. – Так мы не…

– Эдди, – мягко перебил его Балазар, – никогда не говори мне «нет». Никогда так не делай.

8

Все в порядке, – сказал стрелок. – Пусть идет.

Но… но…

Эдди едва не сорвался, едва удержал себя в руках. И не только из-за финта, который неожиданно выкинул Балазар, а из-за своего беспокойства за Генри и – потребность в этом росла, затмевая все остальное, – желания уколоться.

Пусть идет. Все будет в порядке. Послушай.

Эдди прислушался.

9

Балазар наблюдал за ним: худым, обнаженным молодым человеком, грудь которого только-только еще начала приобретать характерную для наркомана впалость. Тот чуть склонил голову в сторону, и, глядя на него, Балазар почувствовал, как его самоуверенность потихоньку испаряется. Малыш как будто прислушивался к какому-то голосу, который был слышен только ему одному.

То же самое подумал и Андолини, но другими словами: Это что еще? Он похож на собаку с обложек старых пластинок RCA Victor!

Кол хотел что-то сказать ему о глазах Эдди. Теперь Андолини жалел, что тогда отмахнулся.

Поделом тебе, копайся теперь в дерьме, сказал он себе.

Если Эдди и прислушивался к внутренним голосам, то либо они умолкли, либо он перестал обращать на них внимание.

– О'кей, – сказал он. – Пойдем, Джек. Я тебе покажу восьмое чудо света. – Он одарил их всех лучезарной улыбкой, которая не понравилась ни Джеку Андолини, ни Энрико Балазару.

– Неужели? – Андолини вытащил револьвер из потайной кобуры, укрепленной на поясе сзади. – Я что, должен буду удивиться?

Улыбка Эдди стала еще лучезарнее.

– О да. Я думаю, ты вообще офигеешь.

10

Андолини, немного психуя, вошел в туалет следом за Эдди, держа револьвер наготове.

– Закрой дверь, – сказал Эдди.

– А пошел ты, – огрызнулся Андолини.

– Закрой дверь, иначе ты ни фига не получишь, – повторил Эдди.

– Пошел ты, – снова послал его Андолини. Сейчас, немного испуганный, не понимающий, что происходит, он выглядел не таким тупым, как в фургончике.

– Он не хочет закрывать дверь, – крикнул Эдди Балазару. – Я уже начинаю о вас плохо думать, мистер Балазар. У вас здесь, наверное, человек шесть бугаев, и у каждого – по четыре пушки, а вы двое подняли такую бучу из-за голого парня. Да еще наркомана.

– Закрой эту гребаную дверь, Джек! – заорал Балазар.

– Вот и славненько, – сказал Эдди, когда Андолини пинком закрыл дверь. – А то ты мужик или…

– О Боже, с меня довольно, – простонал Андолини, ни к кому конкретно не обращаясь. Он поднял револьвер рукояткой вперед и собрался уже врезать Эдди по зубам.

И вдруг застыл с поднятым пистолетом, челюсть его отвисла от изумления: он увидел то, что Кол Винсент видел в фургончике.

Глаза Эдди поменяли цвет. Были карими, стали голубыми.

– Хватай его! – раздался низкий повелительный голос, и пусть он исходил изо рта Эдди, это был не его голос.

Шизик, подумал Джек Андолини. У него крыша поехала, мать его…

Но мысль оборвалась, как только руки Эдди схватили его за плечи, потому что в этот момент Андолини увидел дыру в реальности, что внезапно открылась футах в трех за спиной у Эдди.

Нет, не дыру. Слишком правильные у нее очертания…

Это дверь.

– Дева Мария, помилуй нас, – хрипло выдохнул Джек. Через эту дверь, что зависла в футе от пола перед душем в Балазаровом туалете, он разглядел темный берег и волны, бьющиеся о него. По берегу расползались какие-то твари. Твари.

Он замахнулся револьвером, но удар, который должен был выбить Эдди все передние зубы, лишь немного рассек ему губы. Крови почти и не было. Силы его покидали. Джек буквально физически ощущал, как это происходит.

– Я же тебе говорил, Джек, что ты офигеешь, – сказал Эдди и резко дернул его на себя. Только в последний момент Джек понял, что собирается сделать Эдди, и начал бешено отбиваться, как дикий кот, но он спохватился поздно: они уже падали через «порог» этой жуткой двери, и приглушенный гул ночного Нью-Йорка, к которому так привыкаешь, что в конце концов перестаешь его слышать и замечаешь только тогда, когда его больше нет, сменился скрежетом волн о песок и вопросительными голосами страшилищ, смутно различимых в темноте на берегу.

11

Нам надо действовать быстро, иначе мы погорим, сказал Роланд, и Эдди тоже ни на мгновение не усомнился в том, что, если они сейчас не поторопятся, им будет большой абзац. В этом он был уверен. Если уж речь зашла о крепких парнях, Джек Андолини – он как Дуайт Гуден: да, его можно свалить, его можно и вырубить, но если дать ему время опомниться, он размажет тебя по стенке.

Левая рука! – сказал себе Роланд, когда они прошли через дверь и он отделился от Эдди. Не забывай! Рука левая! Левая!

Он видел, как Эдди и Джек, пошатнувшись, упали и покатились по каменистому склону, обрамлявшему песчаный пляж, сражаясь за револьвер в руке Андолини.

У Роланда еще было время подумать о том, что вот будет весело, если вернешься в свой мир и обнаружишь, что, пока тебя не было, твое тело умерло… но время вышло. Уже поздно о чем-либо думать, поздно поворачивать назад.

12

Андолини так и не понял, что произошло. В его сознании все смешалось: и уверенность в том, что он сошел с ума, и мысль, что Эдди вколол в него что-то или пустил в лицо газ, и вера в то, что мстительный Бог его детства наконец-то устал от его злодеяний и, вырвав его из знакомого мира, поместил в это жуткое чистилище.

А потом он увидел открытую дверь, из которой на каменистую землю лился белый свет – свет из Балазарова сортира, – и понял, что можно вернуться обратно. Прежде всего Андолини был человеком практичным. Позже он подумает обо всем, что с ним случилось. А сейчас он собирался прикончить этого засранца и вернуться через дверь.

Силы, которые покинули Джека в момент потрясения, теперь вернулись. Он сообразил, что Эдди пытается вырвать у него маленький, но весьма действенный кольт «кобра» и ему это почти удалось. Грязно выругавшись, Джек потянул его обратно, попытался прицелиться, но Эдди опять мертвой хваткой вцепился ему в руку.

Андолини надавил коленом на правое бедро Эдди, прямо на большую мышцу (брюки Джека, дорогие, габардиновые, были все в грязно-сером песке), и Эдди вскрикнул от боли.

– Роланд! – позвал он. – Помоги мне! Помоги, ради Бога!

Андолини рывком повернул голову, и то, что он увидел, снова выбило его из равновесия. Там стоял парень… только больше похожий на призрак, чем на человека. Но отнюдь не на Каспера, доброе привидение из мультика. Парень еле стоял на ногах. Его белое, изможденное лицо заросло щетиной. Клочья изодранной рубахи пошевеливались на ветру, обнажая выступившие ребра. На правой руке торчала окровавленная повязка. Парень явно был болен и умирал, но даже в таком состоянии он выглядел достаточно грозным, чтобы Андолини почувствовал себя сваренным всмятку яйцом.

И у него была парочка револьверов.

Таких древних, что они казались старше, чем горы, как будто он взял их из музея Дикого Запада… но это были револьверы, и они могли быть в рабочем состоянии, и Андолини вдруг понял, что сейчас ему нужно переключиться на этого бледного человека… если только это действительно человек, а не призрак, потому что, если это призрак, тогда не стоит и переживать.

Андолини отпустил Эдди и резко перекатился вправо, даже не почувствовав острого выступа камня, о который он разорвал свою куртку, стоившую пятьсот зеленых. В тот же миг стрелок выхватил револьвер левой рукой – не важно, болен он или здоров, бодрствует или еще как следует не проснулся, движение это было таким, как всегда: быстрым, как вспышка летней молнии.

Мне конец, подумал Андолини с каким-то болезненным изумлением. Боже, я в жизни не видел, чтобы кто-то так быстро… Я пропал, пресвятая Дева Мария, сейчас он меня прикончит, сейчас он меня…

Человек в разорванной рубахе нажал на спусковой крючок, и Джек Андолини подумал – действительно подумал, – что он уже отошел в мир иной, и лишь потом сообразил, что вместо выстрела услышал только глухой щелчок.

Осечка.

Улыбаясь, Андолини встал на колени и поднял свой кольт.

– Не знаю, кто ты, но на прощание можешь поцеловать себя в задницу, гребаный призрак, – сказал он.

13

Эдди сел. Его била дрожь. Обнаженное тело покрылось гусиной кожей. Он видел, как Роланд вытащил револьвер. Услышал глухой щелчок вместо выстрела. Увидел, как Андолини поднялся на колени, как что-то сказал, и прежде чем сам осознал, что он делает, Эдди нащупал рукой камень с острыми краями. Вырвав камень из песка, Эдди швырнул его что есть силы.

Камень попал Андолини в затылок. Из дырки в черепе Джека Андолини брызнула кровь. Андолини выстрелил, но пуля, которая наверняка бы убила стрелка, ушла в сторону.

14

Не совсем чтобы в сторону, сказал бы стрелок. Когда пуля свистит у твоей щеки, вряд ли ты скажешь, что она ушла в сторону.

Немного оправившись после выстрела Андолини, большим пальцем он взвел курок револьвера и еще раз нажал на спусковой крючок. На этот раз револьвер выстрелил – сухой властный звук разнесся эхом по пляжу. Чайки, спавшие на камнях, взвились в воздух вопящей испуганной стаей.

Пуля стрелка должна была бы прикончить Андолини, но тот как раз пошатнулся и повалился набок, оглушенный ударом в голову. Грохот выстрела казался далеким, ненастоящим, но дымящаяся дыра в левом рукаве у локтя была очень даже настоящей. Боль привела его в чувство, Андолини поднялся. Одна рука бесполезно болталась, в другой дрожал пистолет, выискивая цель.

Первым он увидел Эдди. Эдди-наркомана. Эдди, который каким-то непостижимым образом затащил его в это безумное место. Эдди стоял совсем голый, в чем мать родила, и дрожал на студеном ветру, обхватив себя руками. Ладно, пусть он здесь умрет, но он не откажет себе в удовольствии прихватить Эдди Дина с собой.

Андолини поднял пистолет. Маленькая «кобра», казалось, весила фунтов двадцать, но он все же с ней справился.

15

Только бы не осечка, угрюмо подумал Роланд и взвел курок. Сквозь крики чаек он различил мягкий масляный щелчок: патрон встал на место.

16

Осечки не было.

17

Стрелок целился не в голову Андолини, а в пистолет у него в руке. Он не знал, понадобится им еще этот человек или нет. Ну а вдруг понадобится?! Он нужен Балазару, а поскольку предположения стрелка подтвердились и Балазар проявил себя человеком страшным, то с ним лучше выбрать линию поведения наиболее безопасную.

Выстрел его был хорош, и это неудивительно. Но то, что случилось с Андолини, удивления было достойно. Роланд знал, что такое бывает, но только дважды за всю свою жизнь он видел, как люди стреляют друг в друга одновременно.

Тебе, парень, сегодня не повезло, подумал стрелок, когда Андолини, шатаясь, двинулся с дикими воплями к воде. По рубахе и брюкам стекала кровь. На руке, в которой он держал свой кольт, отсутствовало пол-ладони. Сам пистолет валялся на песке бесполезным куском искореженного металла.