Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен

18

До встречи со стариками в Речном Перекрестке Сюзанна воспринимала Роланда как героя телесериалов, которые она изредка смотрела по «ящику»: «Шайенн», например, или «Человек с винтовкой», или венец творений подобного рода – «Дым от выстрела». Последнюю вещицу они частенько слушали с папой по радио до того еще, как ее экранизировали на телевидении (она подумала, что для Эдди и Джейка сама идея радиопостановки показалась бы странной по меньшей мере, и улыбнулась – не только мир Роланда сдвинулся с места). Она до сих пор еще помнила те слова, которыми начиналась каждая передача: «Это делает человека наблюдательным… и чуточку одиноким».

До того как они побывали в Речном Перекрестке, она считала, что личность Роланда вполне можно определить одной этой фразой. Роланд был не таким амбалом, как Маршал Диллон, и заметно проигрывал ему в росте, и лицо его напоминало скорее лицо утомленного жизнью поэта, а не полицейского с Дикого Запада, но все же Сюзанна воспринимала его в качестве своего рода живого воплощения вымышленного шерифа из Канзаса, чья единственная цель в жизни (не считая периодических выпивок в баре «Длинная ветка» с друзьями Доком и Китти) – очистить-город-от-этой-мрази.

Теперь же она поняла, что Роланд – не просто легавый, объезжающий вверенный ему участок, похожий на пейзажи Сальвадора Дали, где-нибудь на краю света. По крайней мере когда-то он был другим. Был дипломатом. Мыслителем. Может быть, даже наставником. Но, самое главное, он был солдатом, воином «света», как называют его эти люди. «Свет», как она догадалась, это свет цивилизации, добрые силы, которые не дают людям поубивать друг друга и поддерживают мир в стране, причем достаточно долго, чтобы за это время мог быть достигнут какой-то прогресс. В свое время Роланд был скорее странствующим рыцарем-донкихотом, нежели охотником. Но почему «в свое время»? Его время еще не прошло. Во всяком случае, старики в Речном Перекрестке в этом ни капельки не сомневались. Иначе с чего бы им плюхаться на колени в пыль и принимать его благословение?

Только теперь, в свете нового своего понимания, Сюзанна увидела, как умело и умно манипулировал ими стрелок после того кошмарного утра в говорящем кругу камней. Каждый раз, когда в разговоре, пусть даже вскользь, возникала какая-то тема, которая могла привести их к тому, чтобы начать сравнивать пережитое – и это было бы совершенно естественно, если учесть, что каждый из них на себе испытал необъяснимое, с точки зрения привычного опыта, Извлечение из того мира в этот, – Роланд тут же вступал в беседу и переводил ее на другие темы, причем так гладко и умело, что никто из троих (даже сама Сюзанна, притом что целых четыре года она принимала самое деятельное участие в Движении за гражданские права) этого не замечал.

Сюзанна, кажется, поняла, почему он так делал: Роланд хотел дать Джейку время прийти в себя. Но и теперь, понимая причины, она все равно не могла подавить своих чувств – изумления, досады и даже обиды за то, как умело и ловко он ими манипулировал. Незадолго до того, как Роланд перетащил ее в этот мир, Эндрю, ее шофер, сказал одну фразу, которую Сюзанна вспомнила теперь. Что-то насчет того, что президент Кеннеди был последним стрелком в этом западном мире. Тогда она посмеялась над ним, но теперь, кажется, постигла ее смысл. В Роланде было много от Кеннеди. Гораздо больше, чем от Матта Диллона. Вряд ли стрелок обладал таким развитым и богатым воображением, как Кеннеди, но когда дело касалось романтики… самоотверженности… обаяния…

И еще хитрости, – осадила она себя. – Не забывай про хитрость.

Неожиданно для себя самой она громко расхохоталась.

Роланд, который сидел на земле, скрестив по-турецки ноги, повернулся к ней и вопросительно поднял брови.

– Что-то смешное?

– Ужасно смешное. Слушай, ответь-ка мне на вопрос: ты много знаешь языков?

Стрелок на мгновение задумался.

– Пять, – сказал он наконец. – Когда-то я говорил еще на селлианском, но теперь я его подзабыл. Все, кроме ругательств.

Сюзанна опять рассмеялась веселым и легким смехом:

– Ах ты старый пройдоха Роланд!

Джейк проявил неожиданный интерес.

– А вы могли бы сейчас ругнуться на стреллерианском?

– На селлианском, – поправил его Роланд. Он на мгновение задумался, а потом быстро и смачно произнес непонятную фразу, как будто прополоскал горло какой-то очень густой жидкостью. Например, кофе недельной давности. Во всяком случае, Эдди воспринял это именно так.

Роланд умолк и усмехнулся.

Джейк улыбнулся тоже.

– И что вы сказали?

Роланд приобнял мальчика за плечи.

– Что нам надо о многом поговорить.

– Что да, то да, – согласился Эдди.

19

– Мы четверо – это ка-тет, – начал Роланд, – то есть группа людей, связанных общей судьбой. Философы моей страны утверждали, что разрушить ка-тет может лишь смерть и предательство. А мой великий учитель Корт говорил, что, поскольку и смерть, и предательство – тоже спицы в большом колесе ка, эти узы вообще невозможно порвать. Сейчас, по прошествии стольких лет, когда я многое понял и узнал, я постепенно склоняюсь к его точке зрения.

– Каждый участник ка-тета как отдельный кусочек в головоломке, сам по себе непонятный и даже загадочный… но если сложить их все вместе, они образуют картинку… или какую-то часть картинки. Иногда для того, чтобы ее завершить, нужно немало катетов. Так что вы не удивляйтесь, если сейчас обнаружится, что ваши жизни соприкасались уже не раз, причем вы, наверное, даже об этом и не подозревали. Одно только то, что каждый из вас троих может читать мысли другого…

– Чего?! – изумился Эдди.

– Я говорил уже: не удивляйтесь. Это все происходит у вас так естественно, что вы даже ничего не замечаете. Но тем не менее это правда. Мне виднее со стороны, потому что я не полноправный участник вашего ка-тета — может быть, это из-за того, что я из другого мира, – и мне не дано читать все ваши мысли. Но передавать я могу. Сюзанна… ты помнишь, что было в кругу камней?

– Да. Ты велел, чтобы я отпустила демона, но только когда ты мне скажешь. Однако вслух ты этого не произносил.

– Эдди… помнишь, как на медвежьей поляне на тебя налетела эта механическая штуковина в виде летучей мыши?

– Да, ты мне еще крикнул: «Ложись!»

– Он и рта не раскрыл, – заметила Сюзанна.

– А как же тогда? Ты же крикнул мне! Я тебя слышал!

– Да, я кричал тебе. Но кричал мысленно. – Стрелок повернулся к Джейку: – А ты помнишь? В том доме?

– Когда доска, за которую завалился ключ, не отрывалась, вы мне сказали, чтобы я отодрал другую. Но если вы не читаете мои мысли, Роланд, то как вы узнали, что именно у меня там стряслось?

– Я видел. Не слышал, но видел… самую малость, как через грязное стекло. – Он обвел всех троих пристальным взглядом. – Эта близость людей и их способность читать мысли друг друга называется кхеф. Слово это в исконном наречии древнего мира имеет множество значений. Вода, рождение, жизненная сила – вот только некоторые из них. Я хочу, чтобы вы знали об этом. И чтобы вы поняли. У меня пока все.

– А как понять то, во что не веришь? – спросил его Эдди.

Роланд улыбнулся.

– Просто нужно хотеть понять.

– Ну, желание-то есть.

– Роланд? – Это был Джейк. – А Ыш тоже может участвовать в нашем ка-тете?

Сюзанна улыбнулась, но Роланд оставался серьезным.

– Я пока не готов даже предположить. Но знаешь, Джейк, что я тебе скажу… я много думал об этом лохматом приятеле. Ка управляет не всем, и случайности не исключаются… но столь неожиданное появление ушастика, который все еще помнит людей, вовсе не кажется мне случайным.

Он снова обвел их внимательным взглядом.

– Я начну первым. Эдди продолжит с того места, где я остановлюсь. Потом Сюзанна. Джейк будет последним. Договорились?

Они закивали.

– Хорошо, – подытожил Роланд. – Мы с вами – ка-тет, один из многих. Итак, приступим.

20

Они говорили до темноты, прервавшись один только раз, чтобы наскоро перекусить, и когда разговор был закончен, Эдди чувствовал себя так, как будто он только что отбоксировал дюжину раундов с «милашкой» Реем Леонардом. Он уже больше не сомневался в том, что все они «делят кхеф», как выразился Роланд. А с Джейком они вообще проживали в снах жизни друг друга, как две половинки единого целого.

Роланд начал с того, что случилось в тоннеле под горной грядой, где трагически оборвалась первая жизнь Джейка в этом мире. Он рассказал им о долгом своем разговоре с человеком в черном и о туманных словах Уолтера про какого-то Зверя и еще одного человека, которого Уолтер назвал Незнакомцем вне Времени. Он описал им свой странный пугающий сон, в котором Вселенную поглотил фантастический луч небывалого белого света, а в самом конце все заслонила собой травинка. Одна-единственная травинка красного цвета.

Случайно взглянув на Джейка, Эдди был потрясен пониманием – узнаванием, – промелькнувшим в глазах мальчишки.

21

Эдди уже кое-что слышал из этого – еще на морском берегу, когда Роланд бредил, выдавая бессвязные обрывки своей истории, – но для Сюзанны все это было внове. Она слушала Роланда, затаив дыхание и широко раскрыв глаза. Когда стрелок передавал им слова Уолтера, она узнавала в них отблески своего мира, подобные отражениям в осколках разбитого зеркала: рак, автомобили, ракеты, отправленные на Луну, искусственное оплодотворение. Она даже представить себе не могла, кто такой Зверь, но догадалась, что Незнакомец вне Времени – это Мерлин, легендарный колдун, который якобы способствовал славной карьере короля Артура. «Все страньше и страньше» – как говорилось в «Алисе» у Кэрролла.

Роланд рассказал и о том, как, проснувшись от этого долгого и непонятного сна, он обнаружил, что Уолтер давно уже мертв, – время каким-то немыслимым образом перескочило вперед. Может быть, лет на сто. Может быть, на пятьсот. Джейк слушал как зачарованный. О том, как стрелок пришел к берегу Западного моря, как он потерял два пальца на правой руке, как вытащил Эдди с Сюзанной в свой мир, а потом встретился с Джеком Мортом за третьей дверью.

Стрелок сделал знак Эдди, и тот продолжил рассказ, начиная со встречи с громадным медведем.

– Шардик?! – перебил его Джейк. – Но ведь это название книжки! Книжки из нашего мира! Ее сочинил тот же автор, который про кроликов написал… ну, знаменитая его книга…

– Ричард Адамс! – воскликнул Эдди. – Я же знал это имя! Но как такое возможно, Роланд? Откуда в твоем мире знают о нашем?

– Но проходы-то есть, – отозвался Роланд. – Четыре двери мы видели сами. Или ты думаешь, раньше их не было? Или не будет потом?

– Но…

– Все мы видели, что в моем мире есть много от вашего, а когда я был у вас в Нью-Йорке, я обнаружил там кое-что от своего. Я видел стрелков. Большинство, правда, обрюзгли и обленились, но это все-таки были стрелки… собратья по их собственному древнему ка-тету.

– Роланд, это всего лишь легавые. Ты их обставил, как малых детей.

– Но последний был все же хорош. Когда мы с Джеком Мортом спустились на станцию вашей подземной железной дороги, он едва меня не прикончил. Если бы не слепая удача… огниво Морта… я бы сейчас не сидел тут с вами. Этот последний… Я видел его глаза. Он не забыл лицо своего отца. Нет, он не забыл. И потом еще… помнишь, как назывался тот балазаровский ночной клуб?

– Еще бы не помнить. – Эдди явно занервничал. – «Падающая башня». Но это могло быть простым совпадением. Ты же сам говорил: ка управляет не всем.

Роланд кивнул.

– Нет, ты ужасно похож на Катберта… Помню, как-то он высказал одну мысль. Когда мы были еще детьми. Мы собирались отправиться ночью на кладбище, но Ален не хотел идти. Говорил, что боится оскорбить тени предков. Катберт тогда посмеялся над ним и сказал, что сам он ни за что не поверит в призраков, пока не поймает какого-нибудь и не попробует его на зуб.

– Хорошо сказано! – одобрил Эдди. – Браво!

Роланд улыбнулся.

– Я так и знал, что тебе понравится. Но пока что оставим призраков в покое. Ты начал рассказывать – продолжай.

Эдди рассказал о видении, что явилось ему в огне, когда Роланд бросил в костер челюстную кость: ключ и роза. Рассказал про свой сон, в котором, шагнув через дверь лавки деликатесов, он вышел на поле роз и увидел вдали высоченную башню цвета копоти; про черноту, что излилась из окон башни и сложилась в фигуру на небе. Он говорил, обращаясь исключительно к Джейку, и Джейк слушал его затаив дыхание, ловя каждое слово с жадным вниманием и нарастающим удивлением. Эдди постарался по возможности передать настроение, которым был проникнут тот сон: странное чувство восторга, перемешанное с ужасом, – и увидел по их глазам (прежде всего по глазам Джейка), что он либо переусердствовал, несколько сгустив краски… либо друзья его видели те же сны.

Он рассказал о том, как они двинулись в обратную сторону по следу Шардика и вышли к Вратам Медведя. Как, приложив ухо к будке, он почему-то вдруг вспомнил тот день, когда они с братом ходили в Датч-Хилл смотреть на особняк. Он рассказал об игле в глиняной чашке и о том, как она оказалась ненужной, потому что путь Луча был виден и так – во всем, даже в полете птиц высоко в поднебесье.

Здесь Эдди умолк, и Сюзанна продолжила. Когда она перешла к тому, как Эдди начал работать над своим деревянным ключом, Джейк лег на спину, положил руки под голову и принялся рассматривать облака, что медленно плыли по небу белым клубящимся потоком на юго-восток. Упорядоченный их строй выдавал незримое присутствие Луча – точно так же, как дым из трубы всегда ясно показывает направление ветра.

Она закончила на том, как они наконец втащили Джейка в этот мир и положили тем самым конец раздвоению памяти Джейка и Роланда. Оно просто прошло – полностью и внезапно, когда Эдди захлопнул дверь в круге говорящих камней. Она рассказала все, умолчав об одном только факте, который, собственно, даже и не был фактом – во всяком случае, пока. По утрам ее не тошнило, а разовое отсутствие женских дел само по себе еще ничего не означало. Как сказал бы Роланд, эта история может пока подождать.

И все же, закончив рассказ, она вдруг поймала себя на мысли, что ей ужасно хотелось бы забыть те слова, которые им сказала тетушка Талита, когда Джейк заявил, что теперь его дом здесь: Тогда пусть боги смилуются над тобой, ибо здесь, в этом мире, солнце клонится к закату. И зайдет оно навсегда.

– Теперь твоя очередь, Джейк, – сказал Роланд.

Джейк сел и поглядел в сторону Лада, где свет уходящего дня, отражавшийся в окнах высоких башен с западной стороны, превращал стекла в золотые ставни.

– Бред какой-то, – пробормотал он себе под нос. – Но все вроде бы сходится. Так бывает, когда вспоминаешь сны: какой-то смысл в них явно есть, но ты не можешь его уловить.

– Может быть, мы поможем тебе найти смысл, – ободрила его Сюзанна.

– Может быть. Во всяком случае, вы мне поможете разобраться с поездом. Я не могу уже думать о нем в одиночку, о Блейне. Мозги уже заворачиваются. – Он тяжело вздохнул. – Вы сами видели, как это было, когда Роланд жил как бы двумя жизнями одновременно, так что я это пропущу. Я все равно не уверен, что смогу это все описать как следует… да и не хотелось бы, если честно. Это было ужасно. Я, наверное, лучше начну со своего сочинения на экзамене, потому что именно тогда я понял, что это само по себе не пройдет. – Он обвел их унылым взглядом. – Вот тогда я и сдался.

22

Джейк говорил дотемна.

Он рассказал все, что смог вспомнить, начиная с сочинения «Как я понимаю правду» и заканчивая чудовищным стражем-привратником, который в буквальном смысле вышел из стены и набросился на него. Его слушали очень внимательно, не перебивая.

Когда он закончил, Роланд повернулся к Эдди, и тот заметил в глазах стрелка странное выражение, в котором смешались разные чувства и которое поначалу он принял за изумление. Только потом до него дошло, что это вовсе не изумление, а предельное возбуждение… и глубоко затаенный страх. Во рту у него пересохло. Потому что если уж Роланд испуган…

– Ты все еще сомневаешься, Эдди, что наши миры как-то соприкасаются?

Эдди мотнул головой.

– Теперь уже не сомневаюсь. Я был на той улице, шел по ней… и я был одет так, как он говорит! Но… Джейк, я могу посмотреть эту книгу? «Чарли Чу-чу»?

Джейк потянулся за ранцем, но Роланд остановил его.

– Не сейчас, – сказал он. – Давай-ка вернемся к тому пустырю. Расскажи еще раз, что там было, Джейк. И попытайся припомнить детали.

– Может быть, вы меня снова загипнотизируете, – нерешительно предложил Джейк. – Как тогда, на дорожной станции.

Роланд покачал головой.

– В этом нет сейчас необходимости. То, что случилось с тобой на том пустыре, это самое важное событие в твоей жизни. В жизни всех нас. Ты можешь все вспомнить и так.

И Джейк принялся заново пересказывать то, что случилось на пустыре. Всем было ясно, что пережитое им на строительной площадке на месте лавочки деликатесов «Том и Джерри» вобрало в себя скрытую суть объединившего их ка-тета. Во сне, приснившемся Эдди, магазинчик стоял на месте, в реальности Джейка его давно снесли, но и в том, и в другом случае это было место пребывания невообразимой силы – силы, таящейся разве что в самых мощных талисманах. Роланд ни на мгновение не усомнился в том, что эта заброшенная строительная площадка с обломками битого кирпича и осколками стекол – очередное, если так можно сказать, воплощение Отстойника, о котором рассказывала Сюзанна, и того странного места, которое показалось ему в видении в самом конце его долгого пребывания на кладбище костей.

Теперь, когда он, медленно подбирая слова, пересказывал этот кусок из своей истории во второй раз, Джейк обнаружил, что стрелок оказался прав: он действительно смог вспомнить все. Причем воспоминания были такими живыми, что под конец ему стало казаться, будто он заново переживает тогдашний опыт. Он рассказал им про щит, на котором было написано, что на месте «Тома и Джерри» будет построен жилой массив «Гавань Большой Черепахи». Он даже вспомнил стишок, намалеванный на заборе, и прочел его наизусть:

– В ее мыслях – весь мир, в ее мыслях – все мы. Для любого – частичка ее доброты, – пробормотала Сюзанна. – Там так было, Роланд?

– Что? – встрепенулся Джейк. – Где было?

– В одном стишке, который я выучил в детстве, – пояснил Роланд. – Вот, пожалуйста, еще одна ниточка. И кое о чем она нам говорит… хотя я не могу сказать, нужно ли нам это… но, с другой стороны, никогда не знаешь, что тебе может понадобиться.

– Двенадцать Врат, соединенных шестью Лучами, – размышлял Эдди вслух. – Мы вышли от Врат Медведя. Идти нам до середины – до Башни, – но если бы мы пошли дальше, мы бы вышли к Вратам Черепахи, так?

– Да, – кивнул Роланд.

– Врата Черепахи, – задумчиво произнес Джейк, перекатывая слова на языке, как будто пробуя их на вкус. Он досказал им оставшуюся часть истории: про хор изумительных голосов, про то, как он понял вдруг, что его окружают лица и что в хоре звучат истории и что он, наверное, наткнулся на нечто очень похожее на средоточие всего сущего. В конце он опять рассказал им о том, как нашел ключ и увидел розу. Воспоминания об этом были настолько яркими, что Джейк неожиданно начал плакать, сам того не замечая.

– Когда роза раскрылась, – говорил он сквозь слезы, – сердцевина ее была желтого цвета. Яркая-яркая, я в жизни такого не видел. Я сначала подумал, что это пыльца и что она светится, потому что там, на пустыре, все светилось. Даже обертки от конфет и пустые пивные бутылки… все они были похожи на величайшие произведения искусства. Но потом я увидел, что это солнце. Звучит, я понимаю, по-идиотски. Но это действительно было солнце. И не одно. Это были…

– Это были все солнца Вселенной, – пробормотал Роланд. – Все, что есть настоящего в мире.

– Да! И это все было правильно… но вместе с тем и неправильно тоже. Я не могу объяснить, что именно неправильно, но я это чувствовал. Как будто там бились два сердца, и одно было внутри другого, и то, что внутри, болело. Или в него проникла инфекция. А потом я потерял сознание.

23

– Ты ведь тоже все это видел, Роланд? В том сне? – тихо спросила Сюзанна, и в ее голосе явственно слышался благоговейный трепет. – Травинка в самом конце… ты, помнишь, подумал еще, что она красная потому, что на нее пролили краску.

– Вы не понимаете, – сказал Джейк. – Она действительно была красная. Когда я видел все по-настоящему, она была красная. Я такой травы в жизни не видел. А краска – это только маскировка. Ну, как привратник у двери… он ведь тоже замаскировался, прикинувшись старым заброшенным домом.

Нижний краешек солнца уже касался горизонта. Роланд попросил Джейка сначала показать им книжку «Чарли Чу-чу», а потом прочитать ее вслух. Джейк достал книгу и передал ее по кругу. Что Сюзанна, что Эдди – оба долго разглядывали обложку.

– У меня в детстве была точно такая же, – сказал Эдди, и в его голосе слышалась спокойная уверенность, отметающая все сомнения. – А потом, когда мы переезжали из Куинса в Бруклин… мне еще четырех тогда не исполнилось… она потерялась. Но я запомнил обложку. И, знаешь, Джейк, я то же самое чувствовал, что и ты. Мне он страшно не нравился. Я ему не доверял.

Сюзанна пристально поглядела на Эдди.

– У меня тоже была эта книжка. Мне теперь удивительно даже, как я могла забыть… там девочку звали так же, как и меня… хотя тогда это было мое второе имя. И мне тоже не нравился паровоз. И я ему не доверяла. – Прежде чем передать книгу Роланду, она постучала пальцем по картонной обложке. – Уж больно фальшивая у него улыбочка.

Роланд лишь мельком взглянул на обложку и опять повернулся к Сюзанне.

– И твоя потерялась тоже?

– Угу.

– И я, кажется, знаю когда, – сказал Эдди.

Сюзанна кивнула.

– Несложно, в общем-то, догадаться: вскоре после того, как мне на голову сбросили кирпич. Помню, когда мы поехали к тете на свадьбу, книжка еще была. Я взяла ее с собой в поезд. Я хорошо это помню, потому что все спрашивала у папы, кто нас везет – может быть, Чарли Чу-чу? Мне не хотелось, чтобы это был Чарли, потому что мы ехали в Элизабет, штат Нью-Джерси, а я боялась, что Чарли нас завезет не туда. Чем там закончилось, Джейк? Чарли, кажется, начал возить отдыхающих вокруг какой-то игрушечной деревеньки?

– В парке аттракционов.

– Ну да, точно. Там в конце еще есть картинка – Чарли везет детишек. Они все улыбаются и смеются, но мне почему-то всегда казалось, что им очень страшно и что они кричат, чтобы им разрешили слезть.

– Да! – воскликнул Джейк. – Вот именно! Именно!

– Я боялась, что Чарли нас завезет к себе — где бы он там ни жил, – а не к тете на свадьбу и мы никогда не выберемся оттуда.

– И ты никогда не вернешься домой, – пробормотал Эдди себе под нос и нервным движением пригладил волосы.

– Все время, пока мы ехали в поезде, я не выпускала из рук эту книжку. Я даже помню, что тогда думала: «Если он попытается нас похитить, я начну рвать страницы и не перестану, пока он не образумится». Но, разумеется, мы приехали куда нужно, и, кстати, точно по расписанию. Папа даже провел меня вперед, чтобы я посмотрела на тепловоз. Это был дизель, а не паровоз, и я помню, как я обрадовалась. Я была на седьмом небе от счастья. А потом, после тетиной свадьбы, этот Морт сбросил мне на голову кирпич, и я долгое время лежала в коме. Но, когда я поправилась, книжка куда-то делась. Я ее больше не видела. И вот только теперь… – Она в нерешительности приумолкла, но все же добавила: – И уж если на то пошло, это запросто может быть моя книжка… или книжка Эдди.

– Да, вполне вероятно. – Эдди был бледен и очень серьезен. Он помолчал и вдруг улыбнулся совсем по-мальчишески. – Есть ЧЕРЕПАХА ля-ля ля-ля-ля! Все служит Лучу, задери его тля!

Роланд поглядел на запад.

– Солнце уже садится. Читай, Джейк, пока светло.

Джейк открыл книжку на первой странице с картинкой, где машинист Боб сидит в кабине Чарли Чу-чу, и начал:

– «Боб Брукс служил машинистом в железнодорожной компании „Срединный мир“ на перегоне Сент-Луис – Топика…»

24

– «…и иногда дети слышат, как он поет свою старую песню своим глухим хрипловатым голосом», – закончил Джейк и, показав им последнюю картинку: счастливые ребятишки, которые на самом деле, быть может, кричат от страха, – захлопнул книжку. Солнце скрылось за горизонтом. Небо окрасилось в пурпурный цвет.

– Ну, я бы сказал, что истории не совсем совпадают, – заметил Эдди. – Больше похоже на сон, в котором вода может течь снизу вверх. Однако должен признаться, что мне жутковато. Слишком много совпадений. Мы где сейчас? В Срединном мире – на территории Чарли. Только зовут его здесь не Чарли. Здесь его звать Блейн Моно.

Роланд пристально разглядывал Джейка.

– Ну и что ты думаешь? – спросил он. – Может, все-таки обойдем этот город? Подальше от этого поезда?

Джейк надолго задумался, опустив голову и машинально перебирая в пальцах густую шелковистую шерстку Ыша.

– Мне бы очень хотелось, на самом деле, – выдавил он наконец. – Но если я правильно понял насчет этого вашего ка, то нам все равно этого не избежать.

Роланд кивнул.

– Да, это ка. А если так, то наши желания здесь не имеют значения: если мы попытаемся обойти его стороной, все равно, я уверен, обстоятельства сложатся так, что нам придется вернуться. В таких случаях лучше уж сразу покориться неизбежному, чем пытаться что-то изменить. А ты как думаешь, Эдди?

Эдди тоже надолго задумался. Ему вовсе не улыбалось иметь дело с каким-то там говорящим поездом, который ездит сам по себе; и как его ни назови: Чарли Чу-чу или Блейн Моно. Из того, что прочел им Джейк, уже можно было заключить, что паровоз этот – весьма неприятный продукт инженерной мысли. Но, с другой стороны, дорога им предстояла долгая, и где-то в конце ее их ждала Башня, ради которой, собственно, это все и было затеяно. Эдди вдруг с изумлением обнаружил, что он точно знает, о чем думает и чего хочет. Он поднял голову и едва ли не в первый раз с того самого дня, когда очутился здесь, в этом мире, твердо взглянул в тускло-голубые глаза стрелка.

– Я хочу встать посреди поля роз и увидеть наконец эту Башню. Я не знаю, что будет дальше. Быть может, на наши могилы возложат букеты цветов, но мне на это наплевать. Я хочу видеть Башню. Мне уже все равно, пусть этот Блейн – хоть сам дьявол, и пусть дорога, ведущая к Башне, проходит хоть через ад. Я за то, чтобы идти в город.

Роланд кивнул и повернулся к Сюзанне.

– Ну, – нерешительно проговорила она, – мне Темная Башня не снилась… так что на этом уровне – на уровне, скажем так, желания – я, наверное, не возьмусь решать. Но я теперь верю вка. И я не настолько тупа, чтобы не чувствовать, когда мне начинают стучать по башке и вопить благим матом: «Не туда, идиотка! В другую сторону!» А как ты сам, Роланд? Ты-то что думаешь?

– Я думаю, что на сегодня мы наговорились уже достаточно и нам надо бы сделать маленький перерыв до завтра.

– А «Загадки»? – спросил вдруг Джейк. – Хотите, я вам покажу?

– У нас еще будет время, – сказал Роланд. – Давайте немного поспим.

25

Но стрелок еще долго лежал без сна, а когда вдали снова раздался ритмичный бой барабанов, он поднялся и вернулся к дороге. Там Роланд остановился, глядя на мост и город. Он действительно был дипломатом, как верно предположила Сюзанна, дипломатом до мозга костей, и поэтому Роланд знал, что поезд – это их следующая остановка на долгом пути, причем знал это с того мгновения, когда впервые услышал о нем… однако он чувствовал, что об этом не стоит пока сообщать остальным. В частности, Эдди не терпел, когда ему говорили, что нужно делать. Когда он думал, что кто-то пытается направлять его, реакция Эдди была одна: он опускал голову, широко расставлял ноги, начинал выдавать идиотские шутки и упирался, как мул. Правда, на этот раз их с Роландом желания совпадали, но Эдди еще мог взбрыкнуть – исключительно из чувства противоречия. Так что лучше и безопаснее было не торопить события и спрашивать вместо того, чтобы указывать.

Он повернулся, чтобы пойти назад в лагерь… и тут рука его непроизвольно легла на рукоять револьвера, потому что впереди, на обочине, маячил темный силуэт. Кто-то стоял там, глядя на стрелка. Роланд, правда, не вытащил револьвер, но был наготове.

– А я все думал, сможешь ли ты уснуть после этого маленького представления, – сказал Эдди. – Ответ, по-моему, отрицательный.

– Я не слышал, как ты подошел. Ты быстро учишься, Эдди… но на этот раз за свои успехи ты мог заработать и пулю в лоб.

– Ты не слышал меня, потому что тебя занимало сейчас другое. – Он присоединился к стрелку, и даже при бледном свете звезд Роланд увидел, что ему не удалось одурачить Эдди. Да, он действительно в нем не ошибся. Эдди напоминал ему Катберта, но кое в чем он уже превзошел и Катберта.

Нельзя его недооценивать, – сказал себе Роланд. – Иначе это все может закончиться очень плачевно. Если я его подведу или сделаю что-то, что он может принять за двойную игру, он скорее всего попытается меня убить.

– А что тебя занимает, Эдди?

– Ты. И все мы. Я хочу, чтобы ты кое-что знал. До сегодняшнего разговора я думал, что тебе это и так известно. Но теперь я уже не уверен.

– Ну так скажи мне.

А про себя Роланд снова подумал: Нет, он ужасно похож на Катберта!

– Мы с тобой потому, что должны быть с тобой – из-за твоего проклятого ка. Но еще мы с тобой потому, что сами того хотим. Насчет себя и Сюзанны я точно знаю. И Джейк, я думаю, тоже. У тебя неплохие мозги, мой соратник по кхефу, но ты, наверное, их хранишь в бомбоубежище, потому что иной раз убеждать тебя все равно что биться головой о стену. Я хочу ее видеть. Ты хорошо понимаешь, о чем я? Я хочу видеть Башню. – Он внимательно поглядел Роланду в лицо и, не увидев, очевидно, того, что надеялся там увидеть, в отчаянии взмахнул руками. – Я хотел только сказать, чтобы ты наконец отпустил мои уши.

– Отпустил твои уши?

– Вот именно. Меня больше не надо за них тянуть. Я иду с тобой к Башне, потому что я сам так хочу. Мы все идем, потому что мы сами хотим идти. Если сегодня ты тихо откинешь копыта во сне, мы тебя похороним и пойдем дальше. Может быть, долго мы не протянем, но мы умрем на пути Луча. Теперь ты врубился?

– Да. Теперь да.

– Ты говоришь, ты меня понимаешь, и, я думаю, ты действительно понимаешь… но вот веришь ты мне или нет?

Ну конечно, подумал стрелок. Куда ты еще пойдешь в этом мире, Эдди, который чужой для тебя и странный? И что ты еще станешь делать? Фермер, должен сказать, из тебя хреновый.

Но он не сказал этого вслух – это было бы несправедливо и очень зло. Оскорблять свободную волю свободного человека, путая оную с ка, – это хуже, чем просто кощунство: это подло и глупо.

– Да, – сказал Роланд. – Я тебе верю. Всей душой верю.

– Тогда хватит вести себя с нами так, будто мы стадо баранов, а ты наш пастух, который помахивает палкой, чтобы мы, такие все из себя беспомощные и безмозглые, не сошли, не дай Бог, с дороги и не угодили бы в яму с зыбучим песком. Ты вещь в себе. Пришло, наверное, время раскрыться. Если нам суждено умереть в этом городе или в поезде, я хочу умереть, зная, что я был не просто какой-нибудь пешкой в твоей игре.

Роланд почувствовал жар – это кровь прилила к лицу, – но он никогда себя не обманывал. Он психанул сейчас не потому, что Эдди составил о нем ложное мнение. Наоборот. Его просто взбесило, что Эдди увидел его насквозь. «Становление» Эдди происходило у Роланда на глазах: бывший Узник сумел вырваться из своей тюрьмы и оставил ее далеко позади, как и Сюзанна, ибо по-своему она тоже была пленницей, – стрелок следил за их продвижением и гордился им, но все-таки сердце его не сумело принять до конца то, о чем с очевидностью говорил разум. Сердце его воспринимало их всех как существ абсолютно другой породы – низших существ.

Роланд сделал глубокий вдох:

– Стрелок, если можешь, даруй мне прощение.

Эдди кивнул.

– Как я понимаю, у нас впереди еще целый водоворот проблем… я уже это предчувствую, и мне страшно. Но это не твои проблемы, а наши. О'кей?

– Да.

– Как ты думаешь, нам действительно туго придется в городе?

– Не знаю. Я знаю только одно: нам придется приглядывать за Джейком и защитить его, если что, потому что тетушка Талита сказала, что они все захотят его заполучить. Отчасти все зависит от того, сколько времени мы проищем поезд. Но гораздо важнее, что будет потом, когда мы его найдем. Будь у нас еще два человека, мы могли бы дать каждому по револьверу и прикрывать Джейка со всех четырех сторон. Но поскольку нас слишком мало, придется идти гуськом. Сначала я, потом Джейк с коляской Сюзанны, а ты пойдешь сзади.

– И все-таки, Роланд, что нас там может ждать? Попробуй хотя бы предположить.

– Не могу.

– А мне кажется, можешь. Ладно, города ты не знаешь, но ты зато знаешь людей в своем мире и знаешь, чего от них можно ждать – теперь, когда все здесь пошло черт-те как. Ну так как?

Роланд задумался, глядя в ту сторону, где грохотали барабаны.

– Может быть, все обойдется. Насколько я понял, у них не так много осталось бойцов, а те, что остались, стары и деморализованы. Вполне может так получиться, что ты был прав и кое-кто даже предложит нам помощь, как это сделал ка-тет Речного Перекрестка. А может быть, мы вообще никого не увидим… они нас увидят, увидят, что мы при оружии, и решат, что лучше им спрятаться от греха подальше и дать нам спокойно пройти. Но даже если такой вариант не пройдет, я очень надеюсь, что они разбегутся, как крысы, когда мы пристрелим кого-нибудь, а еще лучше – парочку.

– А если они решат драться?

Роланд мрачно усмехнулся:

– Тогда, Эдди, всем нам придется вспомнить лица своих отцов.

Глаза Эдди блеснули во тьме, и он снова напомнил Роланду Катберта – его старого друга Катберта, который однажды сказал, что он ни за что не поверит в привидений, пока не попробует одного на зуб, – Катберта, с которым однажды они разбросали под виселицей хлебные крошки.

– Я, надеюсь, ответил на все вопросы?

– Нет… но на этот раз ты, по-моему, был со мной честен.

– Тогда, Эдди, спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Эдди повернулся и пошел прочь. Роланд стоял и смотрел ему вслед. Теперь он его слышал, когда прислушивался… но все равно еле-еле. Он сам направился было в лагерь, но потом передумал и пошел в темноту – в направлении Лада.

Он, Джейк, из тех, кого старая женщина называла младами. Она сказала, что все они захотят его заполучить.

Вы мне не дадите упасть в этот раз?

Нет. Теперь никогда.

Но он знал одну вещь, о которой не знали другие. Быть может, теперь, после этого разговора с Эдди, он скажет им… обязательно скажет, но все-таки чуть попозже.

На древнем наречии, которое в мире стрелка было когда-то универсальным языком, большинство слов, в том числе ка и кхеф, имело множество значений. Но слово чар – кстати, Чарли Чу-чу начиналось с того же слога – было однозначным.

Чар означало смерть.

Глава V

Мост и город

Страницы: «« « ... 4748495051525354 » ... »»